Текст книги "Коварная приманка"

Автор книги: Марина Серова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

– Что в этом удивительного? – не поняла я поначалу.

– А то, что мы с Ириной практически не общались тринадцать лет, доктором и профессором я стал лет восемь назад, когда она была с Кудриным в ГДР.

– Господи, но вы же ученый, ваши книги, труды могли попасться на глаза Ирине, только и всего! – наивно предположила я.

Полежаев, затормозивший у светофора, посмотрел на меня так, словно подумал: «Ну и дуру же я нанял!»

– Таня, я не профессор Кредер Александр Александрович с истфака классического университета, чьи учебники по новой и новейшей истории изданы тиражом уже около двух миллионов экземпляров. По ним, что вполне вероятно, занимается и Оксана. Я не историк, не филолог и даже не физик. Я – доктор технических наук, и мои труды в открытую продажу не поступают, – явно горячился ученый.

– Ясно. А вторая деталь?

– О второй вы в принципе говорили еще вчера: за квартирой установлено наблюдение. Вы слышали, дружки Игоря заходят, следят, чтоб не своровали чего-нибудь. Следовательно, мы с вами уже засветились… Не сегодня завтра ваш приход будет известен родственничкам! – В его голосе прозвучала плохо скрытая ирония. – Кстати, наверное, пора с ними познакомиться. Вон слева какой-то райотдел милиции, узнаем, где тут у них адресное бюро, должны успеть до закрытия.

Глава 5 Не смешивайте деловую и личную стороны вашей жизни

До закрытия адресного бюро мы успели. Справки, выданные нам смазливой куколкой, на которую пялил глаза стойкий профессор, ничего не говорили нам, оказавшимся первый раз в своей жизни в Зареченске.

Мы вышли из адресного бюро. Надо было поужинать и решить проблему с ночлегом. Сносное кафе мы нашли на местной набережной, у Волги. Поглотив довольно прилично приготовленный суп-харчо (мой клиент по-отечески рекомендовал нам обоим горячее блюдо, дабы желудок работал нормально), бефстроганов с картофелем фри, массу салатов и запивая, к удивлению официантки, это великолепие всего лишь минеральной водой, а десерт – мороженое – не белым вином, а банальным кофе, мы вполголоса обсуждали дальнейший план действий. Играла медленная музыка; профессор, увидев нетерпеливый блеск моих глаз, пригласил меня на танец.

Каюсь, я прижималась к нему чуточку сильнее необходимого, дабы у него больше не было повода смотреть на всяких там статисточек из адресного бюро. Одеты мы, правда, были по-дорожному, оба в джинсовых костюмах, только я в черной водолазке, а профессор в светло-серой. После второго танца захотелось пить, и мы опять сели за свой столик. Утолили жажду и намеревались уже расплатиться, как к нам развязной походкой подошел некий местный кадр неопределенного возраста – где-то после тридцати – и уже изрядно навеселе.

– Па-па-ша, раз-зре-ши приг-глас-сить твою т-тел-ку! – еле выговорил он.

Зная идиосинкразию Полежаева даже на вполне нейтральный жаргонизм типа «ксива», я поняла, что сейчас разразится буря. Профессор побагровел, посмотрев на шпану так, словно хотел убить его взглядом:

– Ты, мудак, извинись перед дамой и проваливай отсюда!

«Мудак» несколько секунд осмысливал сказанное, потом грозно пошел на профессора:

– Ах ты, к-ко-зел ста-ста-рый, в-вот т-ты к-как, з-зазнаа-шь…

Я не успела вмешаться – Полежаев справился сам. Неуловимым движением руки он дернул «мудака» на себя, а потом перевернул лицом вниз. Но за соседними столиками повскакали несколько его собутыльников. С ними мы как-то совладали бы, только вот попадать в ментовку вовсе не хотелось. И вновь я подивилась реакции Полежаева. Нет, он не стал мочить всех направо и налево, видимо, также понимая бесперспективность силовой акции. То, что он сделал, мгновенно остановило собутыльников «мудака».

– Стоять! – Зычный бас профессора перекрыл даже музыку.

Намеревавшиеся нападать на секунду опешили. Этого было достаточно, чтобы левой рукой Полежаев вытащил из кармана стодолларовую бумажку, а правую, наоборот, засунул поглубже.

– Пьете за наше здоровье, или я всех вас на хрен перестреляю!

Его решительный вид, а самое главное, правая рука, державшая нечто в куртке, и моя, открывшая на всякий случай сумочку, где лежал верный «макаров», убедили местных горилл, что пить на халяву приятней, чем лежать с продырявленными черепами. Они остановились окончательно. Один из них, подняв руки – дескать, смотри, нет ничего, – подошел к нам, взял долларовую бумажку:

– Извини, дед, не знали, что вы крутые. И вы, барышня, извините. Витьку мы сейчас уберем.

Расплатившись, мы поспешили отъехать от злополучного кафе. Вечерело. Остановились на полупустынной улочке.

– Хорошо бы мы с вами смотрелись в ментовке! – рассмеялась я нервно. – А вы молодец, док! Находчивый…

Он поморщился. Вероятно, опять от моего лексикона.

– Ладно, ладно, не буду. Но как мне вас называть? Папашей? Вульгарно. По имени-отчеству? Официально. Профессор? Мы не на симпозиуме. Инной, как жена? – Он вздрогнул, не ожидал, видно, что я запомнила нечто интимное. – Не люблю повторяться. Кешей? Попугайское!..

– Согласен на Михалыча. Так меня старые друзья называют.

– Понятно, Михалыч. И чем бы вы отстреливались, коль они все-таки полезли?

Полежаев, сидевший за рулем, включил свет в салоне, распахнул полу куртки. С левого бока висела кобура, а в ней нечто объемное, скорее всего «стечкин». А я уже, честное слово, ничего не соображала.

– Кто вы, доктор Полежаев? – прошептала я ошарашенно.

– Много будете знать, Танюша, скоро состаритесь. А мне не хочется, чтобы вы так быстро старились.

– Почему? – еле слышно прошептала я.

Профессор не ответил. Он молча прижал меня к себе и поцеловал. От прикосновения его губ по всему телу прошел какой-то смерч, и я мгновенно забыла про задание, которое надо было выполнять. Видимо, Полежаев чувствовал нечто похожее, но нашел в себе силы отпустить меня.

– Простите, Танюша… Я не хотел вас обидеть.

Я посмотрела на него с укоризной, вслух прошептала:

– Спасибо, дурачок…

На ночь глядя мы решили вновь подъехать к дому, где еще недавно жила Ирина. «Жучок» можно было ловить метров за 300, но мы подъехали ближе, чтобы был виден и подъезд. Включили приемник. Поначалу – ничего интересного. Еле слышен был работающий телевизор. Баба Катя смотрела программу «Время». Но вдруг совсем явственно раздался звонок – «жучок» ведь был посажен возле входной двери. Потом шум открывающейся двери.

– Здорово, бабуля!

– Вечер добрый, Петюня.

– Как вахта?

– Полный порядок.

– Кто навещал?

– Верка, мастер из жэка, велела родственникам передать, коль заявятся, чтоб с оформлением документов на Оксанку не тянули, иначе квартиру опечатает.

– Хер ей моржовый, опечатает. Ладно. Все?

– После обеда еще родственница Иркина приезжала, племяшка, то ли двоюрна, то ли троюрна, я так и не поняла.

– Какая еще родственница?

– Иркина, говорю, родня. Не знала, что тетку убили, плакала даже, вот тут, на кухне-то у меня.

– Как звать сказала?

– Татьяной вроде кличут.

– Вроде, вроде!.. Сама ты Мавроди! Мы тебе, бабка, за какой хер такие деньги платим, чтоб ты всех секла, кто Иркиной квартирой интересуется, а ты что, ведьма старая, расспросить потолковее не могла?

– Антихрист ты, Петюня! Зачем поганые слова говоришь? Расспросила я, а то как же. Из Туркестану она, город, говорит, такой есть. Проездом. Посидела, поохала полчаса со мной и дальше на вокзал пошла. В Москву едет. У нас проездом, погостевать у тетки хотела… Как не расспросить, все расспросила.

– А как выглядела Танька эта?

– Молодая, однако…

– Тебе все, бабка, кому пятьдесят еще нет, молодыми кажутся…

– Бог с тобой, Петюня, скажешь тоже, пятьдесят… Лет двадцать – двадцать пять от силу Таньке той.

– Во что одета?

– По-дорожному. Брюки эти, как вы их кличете, джинсы, да куртка такая же точь-в-точь.

– Куртка что, на титьки прямо надета?

– Тьфу, богохульник! Свитер был у нее, черный.

– Говоришь, не знала, что Ирка померла? Свитер вот черный напялила.

– Дуб ты, Петюня, да какой же свитер в поезд надевают, белый, что ли?

– Ладно, бабка, получай свои часовые и смотри, чтоб в следующий раз фамилию гостей непрошеных узнавала.

Послышался шелест бумажек. Видимо, бабка смотрела их на просвет, потому что тот же голос хмыкнул:

– Чего проверяешь, полчаса как отпечатал.

Хлопнула входная дверь.

Я остановила запись: дальше ничего интересного не ожидалось.

– Ваши соображения, Татьяна? – поинтересовался у меня профессор.

– Полагаю, вас сильно ждут в сорок восьмой квартире, профессор. Придется уважить их ожидания.

– Вы что-то задумали?

– Посетить «малину», которую организовала ваша бывшая половина, – спокойно отвечала я.

– А если там ночует этот Петюня?

– Тем лучше, познакомимся поближе.

– Я вас не пущу, – возразил профессор. – Это опасно.

Я не знала, как мне реагировать на его последние слова. Смеяться прямо в лицо? Но побоялась обидеть этого еще вчера совершенно незнакомого мне человека.

– У меня работа такая, Михалыч, опасности преодолевать. Тем более что ты сам попросил меня решить твои проблемы.

– Вот именно. Я не хочу, чтобы из-за моих проблем ты получила пулю в лоб.

– Ничего страшного. Довези только тело до Тарасова и похорони там. Надеюсь, на могилку будешь приходить? – съязвила я.

– Ну у тебя и шуточки… Давай лучше подумаем, как тебя подстраховать.

Вот так незаметно мы перешли на «ты». И к лучшему, как оказалось. Для меня, по крайней мере.

Рассуждали мы так. Если Петя по ночам сторожит квартиру, то он наверняка получил приказ всех впускать, но никого не выпускать. Я позвоню в дверь, если он подойдет, скажу, телеграмма. Он волей-неволей откроет. Я его отключаю. Вхожу сама. За мной – стоящий на страховке профессор. Если на звонок никто не ответит, будем вскрывать дверь. Первой опять же пойду я. Петюня слышал рассказ старухи, ему будет интересно познакомиться с «родственницей», поэтому, надеюсь, убивать меня с ходу он не станет. Единственная неувязочка была в том, что Петя там может оказаться не один…

Как же быть? И тут до нас дошло, вернее, дошло до профессора. Вот что значит человек науки! Он вспомнил, что у нас есть направленный микрофон, который записывает все звуки в нужной квартире, надо только нацелить его на окно. Мы поднялись в подъезд дома, стоящего напротив. На лестничной площадке четвертого этажа, к счастью, оказалось темно. Договорились изображать влюбленную парочку, если кто-то будет проходить мимо. Аппаратура много места не занимала.

Раму открыли без труда, направили микрофон на нужные окна: хорошо, что все окна квартиры выходили на одну сторону. План мы нарисовали еще днем, ориентируясь по квартирам первого этажа. На кухне стояла тишина. Тихо было и в гостиной. Зато в спальне…

– Не спеши! Петька, куда ты спешишь?.. Вся ночь впереди. Фу, какой ты грубый… Возьму и не дам!

– Во, сука, не даст! Да за такие бабки ты у меня сейчас, падла, во все дырки возьмешь…

– По-моему, – заявил профессор, смеясь, – там сейчас явно не до нас.

Наши планы изменились. Пошли вдвоем. Открыли по-тихому, да и Петюне, занятому своей пассией, было не до шорохов в прихожей. Петли на входной двери не скрипели.

Даму я отключила с ходу. Петюню – со второго удара. Потом вдвоем оттащили их в гостиную и привязали к креслу. Осмотр квартиры и поиск необходимой нам фотографии взрослой Оксаны занял минут десять.

– Неплохо было бы узнать, кто посадил Петюню сторожить? – вслух задалась я вопросом.

Профессор кивнул в ответ, поколдовал над своим кейсом. Достал из него ампулу, одноразовый шприц. Сделал укол находившемуся без сознания Петюне. На мой вопросительный взгляд ответил:

– Сейчас будет говорить только правду, а когда очухается – про все забудет.

С Петюней пришлось повозиться. Правду этот здоровяк сказал только после второго укола. Часовым он был поставлен у ворот по распоряжению Кудрина. Ждать какого-то профессора. При появлении – захватить и по мобильному сообщить шефу. Все остальное решал Кудрин. Номер телефона мы запомнили. На всякий случай.

Покидая квартиру, мы оттащили голого Петюню в спальню, предварительно сделав аналогичный укол его даме. Поставленные «жучки» должны были утром зафиксировать результаты нашего опыта.

Светиться в гостиницах нам было ни к чему. Не исключено, что за квартирой наблюдали не только люди Кудрина, но и менты, к примеру. Далеко не случайной могла быть и попытка втянуть нас в драку в кафе на набережной. Пусть пока гадают, кто вторгся в их владения. Покрутившись по уже засыпающему Зареченску и убедившись в отсутствии «хвоста», мы облюбовали рощицу на окраине, куда под крону деревьев и укрылись вместе с «Москвичом». Опустили передние сиденья, достали из багажника надувной матрас, одеяла. Получилось неплохое гнездышко.

Что было ждать мне от той ночи? Я имею немалый опыт… Но только теперь, пробыв столько времени с Полежаевым наедине, стала понимать, чего я жду от настоящего мужчины.

Устроив постель, мы молча посмотрели друг на друга. Я достала мешочек с костями.

3+18+27.

«Жизнь живет надеждой одной, эта надежда – любовь».

Магические кости чувствовали мое настроение. Почувствовал это и Иннокентий. Мы закрылись в «москвичонке»…

Однажды я читала воспоминания любовницы американского боксера-профессионала Майкла Тайсона и не могла поверить, что она приходила в экстаз лишь от его губ, целующих ступни ее ног. Теперь я убедилась в этом на практике.

Утром решили сменить имидж путешественников на респектабельных деловых людей. Иннокентий брился, глядя в зеркальце дальнего вида «Москвича». За завтраком я обнаружила еле заметную царапину на правой стороне его шеи.

– Ты порезался?

Он провел пальцами по шее, кивнул:

– Зеркальце маленькое, неудобно.

Пододвинувшись к нему, я притянула его голову к себе и стала зализывать ранку. Оторвавшись, не смея поднять на Полежаева глаза, я прошептала:

– Мне страшно. Я привязываюсь к тебе все больше и больше, как собачонка. И даже готова зализывать все твои раны.

Он прижал меня к себе, поцеловал куда-то в ухо и прошептал в ответ:

– Поехали работать…

Глава 6 Неприятные деловые поездки

С утра мы решили посетить официальные учреждения – школу, где училась Оксана, и прокуратуру, которая вела дело об убийстве Ирины Полежаевой. Школа располагалась неподалеку от дома, поэтому по дороге мы слили на свой диктофон информацию с «жучков», установленных в квартире Ирины. Как и предполагал профессор, наши клиенты ночные события приняли за кошмарный сон:

– Манька, мы что с тобой ночью делали?

– Забыл уже? Трахались.

– А кто мне по шее дал?

– Во чудик, дед Пихто, вот кто.

Слышен скрип кровати. Петюня, видимо, встал, прошелся по квартире.

– Странно, двери заперты. И в доме все цело…

– Да что с тобой, Петька?

– Сон дурной приснился. Триллером называется. Будто входят двое, вырубают тебя и меня. Потом меня начинают пытать. «На кого работаешь, на кого работаешь?» – орут. Больше ничего не помню.

– А меня они не трахали?

– У тебя, дуры, одно на уме – лишь бы переспать с кем.

– Ладно, Петюня, я все равно ни с кем, кроме тебя…

Слышен звук смачного поцелуя. Монотонный скрип кровати свидетельствовал о характере их утренней зарядки.

В школу мы отправились вдвоем. Оглядевшись по сторонам вестибюля, увидели охранника в камуфляже, и Полежаев тоном, не терпящим возражения, обратился к нему:

– Здравствуйте! Проводите нас к директору!

Омоновец молча повел нас за собой на второй этаж. В приемной передал с рук на руки секретарю:

– К Капитолине Васильевне.

Директором оказалась дама средних лет в черном брючном костюме, неплохо сочетающемся со светло-розовой блузкой. Мне понравился и фасон жилета, не встречавшийся на других женщинах. Вытащив блокнот, постаралась его зарисовать. А Михалыч в это время «качал права».

– Добрый день! Вы – директор?

– Да, Савельева Капитолина Васильевна. С кем имею честь?

– Полежаев Иннокентий Михайлович, отец Оксаны Полежаевой из девятого класса. Моя племянница и адвокат – Иванова Татьяна Александровна.

Директор, не скрывая удивления, откровенно разглядывала Полежаева. Но сегодня внешний вид профессора вполне соответствовал его ученому званию. На нем был тот самый темно-серый костюм, в котором я впервые увидела доктора на набережной Тарасова, ослепительно белая рубашка, модный красный галстук. Все это дополнялось ароматом широко разрекламированных духов «Сикрет сервис». Под стать своему «дяде» оделась и я – строгая зеленая двойка, белая водолазка, деловой макияж и французский парфюм оттеняли имидж преуспевающего «адвоката».

– Можно посмотреть ваши документы? – тихо произнесла директор.

Полежаев протянул ей свой паспорт. Я потянулась к сумочке за своим, но директор лишь махнула рукой:

– Ваш мне не нужен.

Я удивилась:

– Что-нибудь не так?

– Нет, все в порядке, но… – Она сделала паузу. – Мне рассказывали про отца Оксаны… – Она явно старалась подобрать слова помягче, дабы не обидеть собеседников. – Говорили, что он алкоголик и бомж. Скатился до такого состояния после развода с матерью Оксаны…

– Этот бомж и алкоголик перед вами, Капитолина Васильевна! – улыбнулся Полежаев. – Теперь давайте разберемся, кто, когда и зачем сочинял обо мне такие сказки.

Савельева рассказала, что Оксана появилась в их школе шесть лет назад, когда заканчивала третий класс. Семья переехала из Германии. Получили квартиру. Материально хорошо обеспечены. Отец… Простите, отчим, тут же поправилась директор, занялся бизнесом, и весьма успешно. Мать не работала. Но последние два года с девочкой стало твориться что-то неладное.

У нее изменился адрес. Классный руководитель выяснила, что родители разошлись. Мать, не имевшая высшего образования, вынуждена была устроиться продавцом на лоток. Стала пить. Работала сменами – три дня работает, три – дома. Дни отдыха превращались в пьяные оргии. Оксана очень страдала. Она одна еле сдерживала мать: приходя из школы, разбивала бутылки с вином и водкой, выпроваживала непрошеных собутыльников.

– Представляете, пошла даже заниматься карате, чтобы справляться с матерью и ее случайными знакомыми! – доверительно сообщила директор.

– Девочка страдала, а школа безучастно смотрела на все происходящее? – строго спросил Полежаев.

– А что мы могли? – попыталась оправдаться директор.

– Элементарно! Вы поставили ее семью на учет как неблагополучную? Ходатайствовали перед комиссией по делам несовершеннолетних о лишении матери родительских прав и поиске родного отца? – наседала уже я.

– Последние два года Оксана все чаще проводила время у тетки со стороны матери, Ветровой Галины Анатольевны. Она мне и рассказала про вас эту нелепость. Об алкоголизме и прочем, – директор смутилась. – Зачем же мы станем искать родного отца, коль он еще хуже, чем мать? Тем более тетка обещала позаботиться о племяннице в случае чего… – Директриса пожала плечами, будто хотела сказать: «Ну что я еще могла сделать?»

– В случае чего? – уточнила я.

– Тетка прекрасно понимала, что ее сестра добром не кончит.

– И давно она вам об этом заявила?

– В этом году, после зимних каникул, – вспомнила Капитолина Васильевна.

– Чувствовала трагический конец и палец о палец не ударила для спасения собственной сестры? Как-то не укладывается в голове, – засомневалась я.

– Мы можем сейчас поговорить с дочерью? – спросил профессор.

– Безусловно, – подтвердила директор. – Я попрошу секретаря пригласить девочку.

Мы с Полежаевым удивленно переглянулись: неужели Оксана в школе и не случилось никакого похищения?

– Что-нибудь не так? – спросила теперь уже нас Капитолина Васильевна, заметив нашу реакцию.

– Посмотрим… – неопределенно ответила я.

Через несколько минут секретарь вернулась:

– Капитолина Васильевна, Оксаны Полежаевой в школе не было со дня гибели матери.

Директор посмотрела на нас:

– Сегодня пятый день пошел, ведь так?

Полежаев кивнул в знак согласия.

– Вероятно, она с теткой, – высказала предположение Савельева. – Мы в подобных случаях не беспокоим ребят раньше девяти дней, пока не кончится хотя бы этот траур.

– Вы уверены, что с девочкой все в порядке? – спросил ее Полежаев.

Директриса смущенно молчала. Тогда я задала предельно прямой вопрос:

– Капитолина Васильевна, к вам в эти дни никто не приходил из правоохранительных органов по поводу розыска Оксаны Полежаевой?

– Нет, – растерянно прошептала Савельева и замолчала в раздумье.

Молчали и мы, переваривая полученную от нее информацию.

– Что же нам теперь делать? – после затянувшейся паузы спросила окончательно сбитая с толку директор.

– Нам нужно побеседовать с классным руководителем Оксаны, ее друзьями, если таковые найдутся; желательно обнаружить хоть одну тетрадку с образцом ее почерка, – уточнила я план дальнейших действий.

Тетрадка с сочинениями нашлась на удивление быстро – Капитолина Васильевна оказалась и учителем литературы, ведущим уроки в 9-м «А», где училась Оксана. Классный руководитель, довольно молодая еще географичка Ольга Петровна, не менее директора была ошарашена внешним видом Полежаева-старшего. Беседа с ней и двумя подругами Оксаны мало что прибавили к рассказу директора. Но одна из девочек, Лариса, поделилась страшной тайной Оксаны – та дружила с Антоном, юношей из одиннадцатого класса. Разыскали Антона. Тот тоже долго не мог поверить, что сидящий перед ним благообразного вида седой интеллигент и есть отец его симпатии. Пришлось показывать документы. И тогда Антон «раскололся».

– Когда тетя Ира начала пить, Оксанка злющая стала, мать ругала последними словами. Собутыльников ее могла пинать до бесчувствия. Это ведь я ее за собой в секцию карате утянул. Про вас вспоминала. Сначала говорила, что вы… – Он смутился. – Ну, словом, такой, как мать. С год назад тетя Ира стала почему-то утверждать, будто вы профессор. Это правда? – Он выжидательно посмотрел на нас.

Полежаев кивнул:

– Правда, Антон, правда.

– Видите, а Оксана не верила. Говорила, тетка и отчим вас сначала бомжем, а потом профессором называть стали. Оксанка думала, что профессор – это кличка такая, воровская, что ли. Помните, как в кино у Гайдая, Доцент?

– Помню. Вот перед тобой вор в законе и сидит. А дальше-то что было?

– Оксана все равно мечтала вас разыскать и с матерью соединить. Говорила, пусть батька – бомж, но у нас есть где жить, я их обоих на ноги поставлю, по струночке ходить будут. Она ко мне до этого, когда в шестом, седьмом классе училась, часто домой приходила. У нас семья хорошая, дружная, мама, папа, я, сестренка младшая. Оксана видела, как мы живем. А потом тетя Ира с мужем развелась, пить начала, гулять. – Антон покраснел, посмотрев почему-то в мою сторону. – И Оксана перестала к нам приходить. Мы чаще всего бродили по улицам.

– Понимаю, Антон. Твои родители… запретили тебе встречаться с Оксаной? – высказала я предположение.

– Вы моих родителей совершенно не знаете. Мать с отцом очень Оксанку жалели. Они даже предлагали… Нет, вы не подумайте ничего плохого, я люблю Оксану! – выпалил отчаянно Антон.

– Мы не думаем плохо о тебе, – подтвердил Иннокентий Михайлович, потрепав парня по плечу. – Рассказывай.

– Предки, родители то есть, предлагали, уже давно, пусть Оксанка к нам переходит жить. Я бы ее до свадьбы пальцем не тронул. – Антон покраснел еще сильнее, чем в первый раз. – А она ни в какую! Плакала только сильно всякий раз, как к нам приходила.

– Понимаю. А давно вы с ней виделись последний раз? – поинтересовался Полежаев-старший.

– В день похорон. Оксана мне адреса тетки оставила, сказала, что пока поживет у нее. Тетка у Оксаны деловая баба… ой, извините, – Антон опять посмотрел на меня, – женщина деловая. У нее фирма своя, «Спаниель» называется.

– «Спаниель»? Выходит, Ветрова Галина Анатольевна – владелец или президент этой фирмы? – переспросила я.

– Да. Своих детей у нее нет, вот она в Оксанке и души не чает, одевает ее с ног до головы, обувает. Оксана думала, ей у тетки хорошо будет. Впрочем, теперь же вы нашлись, уж и не знаю… – Антон помолчал.

– Вы сказали, адреса оставила. Почему во множественном числе? – уточнила я.

– Так у тетки городская квартира, на улице Мичурина, и дача за городом, в поселке Лучистом. Оксанка рассказывала, на даче там клево… Хорошо то есть. – Антон поправился, памятуя о том, что он разговаривает с настоящим, а не липовым профессором и его адвокатом. – Там рядом озеро, пионерский лагерь, так и называется «Лучистый». Теперь, конечно, не пионерский, по-другому как-то звучит… – Юноша пытался вспомнить современное название бывших пионерских лагерей.

– Спортивно-оздоровительный? – подсказала я.

– Да, да, спортивно-оздоровительный! Лагерь и дача рядом с лесом сосновым, вы представляете, красота какая?

– А ты адрес на память помнишь?

– Помню. И номер телефона теткин помню, обычный, домашний, и мобильный. Я же в школу милиции хочу поступать, вот и тренирую память! – И он продиктовал нам все эти поистине бесценные сведения.

– У нас к вам просьба, Антон, – обратился к юноше Иннокентий Михайлович. – Мы видим, вы человек правильный и к Оксане хорошо относитесь. У вас есть домашний телефон?

– Конечно. А что нужно?

– Оксана знает ваш номер?

Антон усмехнулся: мол, взрослые, а глупые вопросы задают.

– Так вот, если она вдруг вам позвонит, скажет о чем-то, попросит помочь, вы сами ничего без нас не предпринимайте, а немедленно свяжитесь с нами. Вот номера наших мобильников. Один из них обязательно ответит. – Полежаев протянул Антону листочек со своим и моим номерами.

Антон мгновенно стал очень серьезным:

– С Оксаной что-нибудь случилось?

Мы переглянулись.

– Пока не можем сказать ничего определенного. Но не исключено, что Оксане угрожает опасность. Вот почему мы вас просим сейчас на всякий случай подежурить у вашего домашнего телефона. Вполне вероятно, что вы для нее в данный момент можете оказаться единственной надеждой и опорой, – озадачила я поклонника Оксаны.

– Можно, я с вами поеду? Я их всех поубиваю! – Кулаки Антона сжались.

– Куда поедем? И кого ты собираешься убивать? – пыталась я успокоить Антона.

– Вы же к тетке поедете, за Оксаной? Ведь вы ее не бросите, правда?! А поубиваю я всех, кто ее хоть пальцем тронет, на меня можно положиться, я карате уже четыре года занимаюсь и стрельбой из пистолета… Возьмите меня с собой, пожалуйста!.. – Юноша умоляюще смотрел на нас обоих.

– Антон, пойми, мы еще сами толком ничего не знаем, что с Оксаной, она просто не ответила на наш звонок. Вот и все. Пока все. А ты – ее друг. О том, что мы хотим с ней встретиться, она просто еще не знает. И считает тебя своим единственным спасителем. Это ведь здорово?! Поэтому у тебя ответственное задание, – продолжал убеждать Антона Полежаев.

– Как же, ответственное! Диспетчером на телефоне сидеть! – начал канючить Антон.

– Порой от одного телефонного звонка зависит жизнь человека, – очень серьезно произнесла я. – И ты сможешь ее спасти, если вовремя свяжешься с нами. Только про задание с телефоном – никому ни слова.

– А Оксане про вас рассказать можно, если позвонит?

– Можно! – хором выпалили мы оба.