Текст книги "Кто кого"

Автор книги: Марина Серова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Глава 6
ТРУП НЕ ИГРАЕТ В ХОККЕЙ

В номере Воронина прозвучал звонок. Он снял трубку и рявкнул недовольным резким голосом, так непохожим на его обычный бархатный баритон:

– Да!

– Воронин? – раскатывая букву "р", спросили из трубки. – Что там у тебя?

– Все в порядке, Иван Всеволодович, – почтительно ответил Воронин, машинально вытягиваясь. – Завтра хотим отправить его в Задольск.

– Что он говорит?

– На все согласился. Одно условие – он хочет остаться в России до конца серии, а если «Кристалл» выиграет, в чем он мало сомневается, – то до конца розыгрыша кубка.

– Пусть будет так. Его мать приехала?

– Ждем к вечеру.

– Возможно, я приеду к вам лично. Так что смотри, Ворон, чтобы без фокусов.

Воронин тревожно покачал головой.

– Мне только что сообщили, что Смолинцев пришел в себя. Что делать?

– Очень жаль, – ответил неизвестный, – придется его убрать. Полежал бы он в коме с месяц, был бы жив. А так…

– Ясно. Но его охраняют.

– Я же сказал – убрать. Нагиева после выполнения ликвидировать. Это из-за него заварилась каша со Смолинцевым.

– Понял, – ответил Воронин, и в трубке послышались короткие гудки: его собеседник дал отбой.

– Вот такие дела, Сережа, – сказала я, – бедный Савичев действительно угодил под задольских.

– Как обидно, – сказал Суворов, неистово вруливаясь в очередной поворот, – из-за этого чурки ты едва не влипла. А если бы я въехал в бок его джипу!..

– Игра стоила свеч, – сказала я, – мы почти выяснили, кто исполнитель этого похищения, отягощенного двойным убийством.

– Или тройным, – поправил Сергей, – не забывай про Костичкина. Вот ты сказала – понятно, кто исполнитель. Но это тоже, как говорится, час от часу не легче – кто-то из задольских!

– Ну скорее всего это и делали Нагиев, Башков и их подручные, а заказывал Воронин.

– Но что же они хотят сделать с Савичевым? Уж верно, не убить, коль везут его в Подмосковье.

Искомый дом оказался внушительным двухподъездным десятиэтажным строением не меньше чем на восемьдесят-сто квартир, и определить, в которой из них находится Савичев, не представлялось возможным. По крайней мере, в светлое время суток.

– Они должны подъехать сегодня, чтобы забрать его и увезти в Задольск, – сказала я, – в любом случае нам имеет смысл постоять здесь и подождать.

– Они узнают мою машину, – заметил Суворов.

– Да уж, ее трудно не узнать, – согласилась я и открыла дверь «копейки», отчего у нее отвалилась пепельница и перекосилась ручка для манипулирования стеклом.

– Ты куда? – спросил Суворов.

– Позвонить твоему отцу. Думаю, он без труда сумеет нам помочь.

– А, ну да.

Я позвонила из телефона-автомата.

– Я слушаю, – прозвучал в трубке спокойный голос Суворова-старшего.

– Александр Иванович, с вами говорит Иванова. Я примерно обнаружила местонахождение Савичева. Мне нужна ваша помощь.

– Да-да, говорите! – взволнованно откликнулся он.

– Пришлите к дому номер 16 по улице Пушкина машину, желательно с тонированными стеклами и обязательно с телефоном. Мы с Сергеем сидим в его «ноль первой», но она известна похитителям и очень неудобна для ведения наблюдения.

– С Сергеем? С моим сыном, что ли?

– Ну да. Побыстрее, прошу вас.

– Хорошо, хорошо. Пушкина, 16, вы говорите?

– Да. И неплохо было бы выяснить, какие квартиры в нем уже заселены.

– Мой человек привезет вам готовый список, – немедленно ответил он. – Узнать это не так сложно. Я думаю, и перечень потенциальных жильцов, купивших квартиры, не помешает?

– Что вы!

– А откуда такая информация? – спросил он, и я уловила в его голосе нотку недоверия.

– Мне сообщила это подруга Савичева, Наталья. Я видела ее – или скорее всего ее – в номере «Братиславы», в котором поселился Воронин.

– Вы и там успели побывать?

– Должна же я отрабатывать деньги, которые вы мне платите. И еще – мне нужна фотография Натальи Башковой, чтобы я могла удостовериться, что она и та девушка в гостиничном номере – одно и то же лицо.

– Да, кстати… – Суворов-старший кашлянул и как-то нехотя сообщил:

– Только что звонили из больницы и сказали, что Смолинцев пришел в сознание…

Они шли втроем. Первым по коридору осторожно выступал Олег Башков, вторым двигался Нагиев, втянув голову в широченные плечи и хищно раздувая ноздри. Замыкал шествие здоровенный парень по кличке Есип.

– Вы к кому, молодые люди? – спросила женщина в белом халате на входе в реанимационное отделение.

– Мы хотели бы повидать Максима Смолинцева, – ответил Олег, поглаживая наклеенные для маскировки усы. – Мы из «Кристалла», его товарищи по команде.

– Нельзя, – ответила санитарка, – он только что пришел в себя и готовится давать показания следователю.

– Ты че, мамаша? – грубо влез Есип. – У нас времени в обрез, завтра матч, а ты тут кипеж разводишь. Так не годится.

– Ах, вот как!

Из-за поворота показались двое одетых в бронежилеты омоновцев с автоматами Калашникова на шее.

– Что нужно? – спросил один из них.

– Мы хотим повидать нашего друга, а эта женщина не хочет нас пускать. Я, конечно, понимаю, что нельзя нарушать режим, но и вы поймите нас… У нас завтра важная игра, а повидать перед ней нашего капитана…

– Вы игроки «Кристалла»? – довольно бесцеремонно перебил его омоновец.

– Я же сказал, – ответил Олег.

– И этот тоже? – произнес омоновец, указывая на Нагиева, хмуро косящегося на стражей порядка из-под насупленных густых бровей. – Что-то не припомню я хоккеистов кавказской национальности. Да и рожа бандитская.

– Я массажист, слющь, – ответил Тахир, – магу паказат дакумэнт.

– Ну-ну, валяй.

Нагиев полез в карман, омоновец настороженно положил руку на автомат. В ту же секунду глухо хлопнул выстрел, и охранник упал на одно колено, а потом ничком повалился на пол: пуля разнесла ему коленную чашечку.

Нагиев стрелял через одежду.

Есип выхватил пистолет и выстрелил во второго омоновца, но попал в бронежилет, а очередь прошила грудь воронинского бандита.

В тот же миг упал и второй омоновец: пуля, пущенная Башковым, размозжила ему голову.

– А-ат каззли! – проревел Нагиев и выстрелил сначала в конвульсивно дергающегося от нестерпимой боли в ноге омоновца, а затем в Есипа, который бился в агонии. Тахир милосердно прекратил его мучения.

– Где Смолинцев? – рявкнул на санитарку Олег. – Веди, старрая блядь, пока не пришил.

Та затряслась от ужаса, жуя посеревшие губы, и засеменила на полусогнутых ногах по коридору.

– Стой здесь, – приказал Тахиру Башков и широко зашагал вслед за бегущей санитаркой.

Надвинув до глаз черную вязаную шапочку, он влетел в палату и тут же увидел Смолинцева.

Возле него хлопотала молоденькая медсестра.

– Не бойтесь… – почему-то пролепетала женщина, которая привела сюда Олега.

На него уставились большие синие глаза на совсем белом юном лице.

Олег два раза выстрелил в Смолинцева, натолкнулся взглядом на безумные прекрасные глаза молоденькой девочки в белом халате – и, повернувшись на каблуках, вышел из палаты.

– Всэх порэшил? – спросил у него Тахир, весело сверкая белозубой улыбкой. Башков хмуро посмотрел на него, переложил пистолет в левую руку и произнес:

– Нет, еще не всех.

– А кто астался, слющь?

– Ты, – холодно ответил Олег и выстрелил прямо в улыбающееся лицо кавказца, не успевшего даже испугаться.

…Он прошел пустынным коридором и наконец достиг вестибюля.

– Ну вот и все, – пробормотал он, – труп не играет в хоккей…

Он вышел на улицу, сел в машину, где отклеил усы, снял парик и смыл грим. После этого набрал номер.

– Вадим Николаевич? Да, это Башков. Все сделано.

Через пятнадцать минут после того, как я позвонила Суворову-старшему, к дому подъехал серебристый «трехсотый» «Мерседес». Из него вышли Климов и с ним маленький толстый человечек в очках.

– Мякшев! – воскликнула я вне себя от изумления.

– А меня пгислал к вам Алекфандг Иваныч!

– Валера, откуда взялся этот недобитый папарацци-самоучка? – спросила я у Климова, нервно отводя протянутые ко мне ручонки бравого щелкопера и отмахиваясь от атмосферного фронта перегара, который принес с собой этот циклон в лице господина Мякшева.

– Просто он работает в пресс-центре нашего клуба, – виновато ответил Климов. – Впрочем, скоро ты от него избавишься. Александр Иваныч велел ему получить в мэрии списки жильцов этого дома… или где там нужно было их… Одним словом, сейчас эта парочка садится в драндулет Серого и уезжает восвояси. Так сказал Александр Иваныч.

– Ах, вот как? – заорал Мякшев, размахивая верхними конечностями. – Не фоглафен!

– Милый, не вынуждай меня применять силу, – злобно сказал Климов. Что и говорить, обращение было сомнительным, зато выдержано в надлежащем – угрожающем и агрессивном – тоне.

Тот вздохнул и покорно поплелся к автоэкипажу Суворова-младшего. Чудо техники задребезжало, зачавкало и, гремя бампером, уехало.

– Где фотография Наташи? – с живостью спросила я.

– Вот.

Он подал мне фотографию, на которой я увидела Климова и Савичева с очень красивой стройной девушкой. Она не была похожа на ту, что я видела в гостиничном номере.

Но тем не менее это была она.

Я рассматривала фотографию минуты три, крутя ее так и этак. В этот момент зазвонил телефон.

– Я слушаю, – сказал Климов.

По мере того как он слушал, лицо его все более темнело. Наконец он бросил трубку и повернулся ко мне:

– Только что в больнице убит Макс Смолинцев.

Глава 7
СОГЛАШЕНИЕ

Савичев проснулся от резкой боли в запястье и понял, что совершенно не ощущает правой руки. Он открыл глаза и увидел себя словно со стороны скорчившимся в совершенно невероятной позе, с дико вывернутой даже для его тренированных гибких мышц и сухожилий рукой. Она была снова прикована к батарее.

– Чертовщина какая-то, – пробормотал Савичев, – неужели все это было лишь сном?

Сквозь жалюзи пробивались какие-то вязкие сгустки хрупкого серого света. Утренний противоестественный кошмар, поймал себя на мысли Алексей… как это может быть хрупким и вязким одновременно?

– Такие красивые сны, – сказал он громким неестественным голосом совершенно без выражения.

– Че, хоккеист, переквалифицируешься в клоуны? – спросил вчерашний охранник из прихожей, входя в комнату.

– А что такое?

– Да ты лучше взгляни на себя, – сказал амбал, отсоединяя наручники от батареи, – только смотри у меня, без фокусов чтобы. А то не хотелось бы тебя портить, тебе и так, видно, не слабо досталось.

Савичев подошел к зеркалу и так и застыл вне себя от изумления.

Все его лицо было размалевано в различные цвета спектра – губы накрашены черной помадой и обведены серым полутоном, лоб в ярко-оранжевых разводах, кончик носа закрашен темно-красным и усеян черными точками, а ноздри обведены зеленым. На шее, сплошь в кровоподтеках и синяках – очевидно, от укусов или поцелуев высшей степени интенсивности, – был искусно вырисован косой шрам, как от бритвы. Щеки и подбородок были густо набелены, а грудь и плечи испещрены черными полосами до самого низа живота вперемежку с глубокими царапинами, некоторые из коих до сих пор кровоточили.

– О господи!

Савичев развернулся к зеркалу спиной и с трудом повернул затекшую шею, чтобы увидеть себя со спины.

Так и есть: спина представляла собой некое подобие танкодрома во время дождя.

– Ты, похоже, ей понравился, – деликатно ухмыльнулся охранник.

– Хорошенькие сны, – проворчал Савичев, в полушоковом состоянии разглядывая себя сначала в зеркале, а потом и непосредственно. – Мне хоть можно ванну принять, или так и ходить, как ирокез на тропе войны?

– Да отчего ж нельзя, можно, – ответил тот, – только сначала поешь, а то мне влетит, что ты у меня тут некормленый сидишь.

Савичев вспомнил вчерашнее видение в аду, совершенно бессмысленное и лишнее в его размеренной, напряженной и прагматичной жизни. И вздрогнул, подумав, что вот оно – прежнее его существование уходит за взмахом ресниц той…

– У нее не все дома, что ли? – резко оборвал собственные мысли Алексей. Зачем ему эти неврастенические загоны?

– У Юльки-то? – откликнулся амбал, тыча пальцем в принесенный им поднос с едой. – А чего у нее все дома будут, сам подумай: отец умер от передозняка, мать шизофреничка, в психушке сидит. Так что ей вовсе не с чего быть в норме.

– А что же она у Воронина делает? – спросил Савичев, пережевывая пищу.

– Он ее дядя. Ее мать – это его сестра, – охотно откликнулся охранник. – И вообще, Леха, я не знаю, что ты ерепенишься. С тобою хотят заключить взаимовыгодный контракт, а ты встаешь в позу и выдаешь что-то типа «в гробу я видал ваш миллион долларов».

– Тебе-то откуда знать? – довольно нелюбезно проворчал Савичев.

– Я тебе дело говорю, – разглагольствовал охранник, – нечего тебе делать в этом задрипанном «Кристалле». Он же без тебя ничего не стоит, а какой смысл тянуть в гору воз в одиночку, тем более что ни к чему хорошему это не приведет.

– Что-то вы разоткровенничались, братцы, – прозвучал знакомый бархатный голос, и в комнату неслышными кошачьими шагами вошел Воронин.

– Ну и разукрасился же ты, голубь, – продолжал Воронин, обращаясь уже конкретно к Савичеву. – Прямо Гойко Митич в фильме «След Сокола», знаешь ли!

– А, любезнейший господин Воронин! – насмешливо приветствовал его Савичев. – Ну как, будете завтра выигрывать у «Кристалла», или он вам без Гойко Митича, как вы выразились, не по зубам?

– Ну конечно! – развел руками Воронин, усаживаясь в кресло возле поглощающего завтрак Алексея. – Разумеется, это моя племянница Юлия научила вас такой непочтительности к старшим, узнаю!..

– И не только этому, – отпарировал хоккеист, швыряя тарелку в угол.

– Оно, конечно, Юля девушка красивая, но зачем же посуду бить, Алексей Иваныч? – покачал головой Вадим Николаевич. – Впрочем, это не суть важно. Я надеюсь, у вас было время подумать над моим предложением. А то господин Барнетт вот-вот подъедет сюда подписать контракт.

Савичев молчал.

– Если вы не идете навстречу моим настоятельным просьбам, то, быть может, мнение другого человека не оставит вас равнодушным?

Самсонов, принеси кассету.

Воронин вставил видеокассету в ВМ и нажал кнопку. Руки Савичева, лежащие на закусочном столике с колесиками, дрогнули, и тот упал с грохотом и звоном, усеяв пол осколками тарелок и бокалов.

На экране телевизора Алексей увидел хрупкую миловидную женщину лет сорока трех, которую деликатно, но очень крепко и надежно держали под руки Нагиев и Башков.

Эта женщина была его мать.

– Алеша, мне велели обратиться к тебе, – сказала она почти спокойно, лишь дрожащие губы выдавали то смятение и страх, что владели ею безраздельно, – так вот… Я сегодня приехала в ваш город… меня привезли из Питера люди господина Воронина… очень любезные господа. А встретили меня тут господа еще более любезные и предупредительные. Алеша, я прошу тебя, выполни все их требования… пойми, не на этом плюгавом негодяе Воронине и его шайке тактичных головорезов сошелся клином свет белый… за ними стоит еще кто-то… большие деньги, большая кровь. Я понимаю, что это нехорошо перед командой, особенно после того, что сегодня услышала по телевизору про Смолинцева… он ранен, бедный. Если на тебе хотят нажить деньги, родной… прости, что я тебе так говорю… ну, не стоят эти деньги крови твоей и моей, как пролили они уже кровь Макса.

– Достаточно, – сказал за кадром голос Воронина, – выключайте камеру. Благодарю вас, Анна Сергеевна. Я думаю, в самом скором времени вы увидите вашего сына.

На этих словах президент ХК «Сатурн» отключил запись.

– Какая же ты сука, Воронин, – бесцветным, совершенно без выражения, голосом проговорил Савичев. – Хорошо, я не стану играть за «Кристалл». Обо всем остальном мы поговорим, когда я увижу вот здесь мою мать.

– Я здесь, Алеша, – сказала Анна Сергеевна и вошла в комнату.

– Мама! – изумленно воскликнул он.

– Что это с тобой такое? – спросила она, осторожно обнимая сына.

– А это..; – начал было Воронин, но Савичев вскочил и буквально рявкнул на него:

– Воронин, дай поговорить с ней наедине, а? И этого своего, – Алексей махнул на охранника, собирающего осколки переколоченной посуды, – забирай!

Вадим Николаевич как-то странно посмотрел на Анну Сергеевну, и она ответила ему коротким взмахом густых и длинных ресниц.

– Хорошо, я вернусь через полчаса, – произнес он и вышел вместе с охранником.

– Где они нашли тебя, мама? – спросил Савичев, тщетно пытаясь стереть с лица Юлину нательную живопись.

Анна Сергеевна присела на краешек кресла и осторожно глянула на сына.

– В Петербургском аэропорту, прямо с трапа сняли, вежливо так, под ручки.

– Что говорили?

– Сказали, что, дескать, у вас замечательный сын, Анна Сергеевна, даже чересчур, но свои таланты он тратит не там, где надо. Потому посодействуйте наставить его на путь истинный. Ну и проехались до Тарасова.

– А тебе известно, что тут творится?

– Воронин все детально рассказывал, – брезгливо проговорила Анна Сергеевна, – очень сожалел, паразит, что все так вышло со Смолинцевым.

– Это все Наташка, – с горечью сказал Савичев, – я не знаю, что и думать. Не скажу, виновата она или нет, но что у нас с ней все кончено… это точно. Это из-за нее Макса…

– Ты несправедлив, Леша, – мягко сказала мать, – она хотела как лучше. Ведь Воронин рассчитывал, что она позовет только тебя… когда вы были на базе. А она вызвала Смолинцева вместе с тобой, потому что думала, что вдвоем…

– А ничего лучшего она придумать не могла? – отрезал Савичев. – Подставлять Макса…

Я не знаю, ну…

– Что ну? – произнесла Анна Сергеевна. – Вот видишь, ты и сейчас затрудняешься подобрать альтернативу ее действиям, а теперь представь, в каком состоянии была тогда она!

– Может быть, может быть… – пробормотал Савичев. – Но что же мне делать?

– Я не вижу ничего страшного для тебя, – сказала Анна Сергеевна, – ну, устроят тебе побег за океан, а там уже объявишься и подпишешь контракт.

– То есть контракт стоит подписывать лишь на месте, уже в Чикаго? – медленно процедил Савичев.

Она смутилась.

– Не знаю, я не юрист… Но ты и без того собираешься после окончания этого сезона в НХЛ, так что месяцем раньше, месяцем позже…

– Да нет, все не так, – вымученно улыбнулся он. – Я закончил бы сезон, заключил контракт, и клуб получил бы за меня немалые деньги, да и я сам внакладе бы не остался. А так…

Барнетт, конечно, заплатит, если он действительно полномочный представитель «Чикаго блэк хоукс», но «зеленые» прикарманит Воронин с компанией или еще кто там.

– Они схватили нас за горло, – коротко произнесла Анна Сергеевна, – они очень опасны, и я не поручусь за нашу жизнь, если ты будешь упрямиться.

– Если ты так говоришь, я выполню их условия, – сдержанно проговорил Савичев, не глядя на мать.

– Ну вот, – выдохнула она с облегчением, усилившим стальной блеск в глазах Алексея.

– Но только после окончания полуфинальной серии, – резко добавил он.

Она взглянула на сына в упор.

– Это твое дело, – наконец промолвила Анна Сергеевна, сцепляя и расцепляя пальцы. – А кто это тебя так разукрасил?

– А, это Юля, племянница Воронина! – экспансивно откликнулся Савичев.

– Племянница? – подозрительно спросила она. – Что-то не помню я у Воронина племянниц. Помнится, была у него единственная сестра, да и та, соответственно…

– В психушке, – докончил Савичев.

– Вот именно. Да и этой, судя по всему, пора бы…

– Мама! – резко перебил ее Алексей.

В этот момент дверь отворилась и вошли Воронин, Юля с кофейником и чашками и Барнетт, отягощенный внушительной кожаной папкой, которой он обмахивался словно веером, пыхтя и отдуваясь, хотя жарко не было.

При виде девушки Анна Сергеевна вздрогнула и побледнела.

– О господи! – прошептала она. – Ведь Иван говорил, что она умерла!..

– Ну что, договорились до чего-нибудь? – участливо спросил Воронин, а американец изумленно посмотрел на разукрашенного хоккеиста и сконфуженно хмыкнул.

– Все в порядке, господин Воронин, – холодно ответила Анна Сергеевна.

– В общем, так, – сказал Савичев. – Я остаюсь в городе до конца полуфинальной серии.

Моя мать находится при мне. После третьего апреля я вылетаю в Чикаго вместе с господином Райаном Барнеттом и только в США подписываю контракт. Кому пойдут деньги, меня не интересует, потому что я вынужден проявлять в этом вопросе минимум интереса. Если «Кристалл» все-таки обыграет без меня и Смолинцева ваш несчастный «Сатурн», прошу меня не увечить и не убивать. Я все сказал.

Этот внушительный монолог был произнесен тоном настолько властным, уверенным и в то же время сдержанно-насмешливым, что Воронин взглянул на молодого человека с невольным уважением и симпатией.

– А засим, – уж откровенно издеваясь, проговорил Алексей, – я изволю принять ванну.