Текст книги "Черные псы"

Автор книги: Марина Серова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

– Ты что, Пургеныч, совсем с рельс соскочил? – едва не завизжала она и с силой ухватила Аметистова за плечо. – Куда это ты собрался, да еще с пушкой?

Она посмотрела на остальных, и скованные ужасом лица, видимо, не на шутку испугали ее.

– Э-э, ребята, бросьте так хохмить, – произнесла она очень тихо, но обострившийся слух каждого из нас подхватил эти слова в нависшей тишине. – Не сходите с ума... Я, конечно, понимаю, я тоже человек нервный, но такие массовые психозы...

– Ты слышала это?.. – Пальцы Аметистова рванули воздух и тяжело скрючились на плече девушки. – Хочешь, пойдем с нами, если ты такая...

– Погоди, Глеб Сергеевич, – проговорил Соловьев, вставая из-за стола и направляясь к Аметистову. Держал он себя на удивление выдержанно и даже не выпустил из пальцев бокал вина. – Ее-то зачем тащить? Если уж ты так раззадорился, то...

– Ты, умник, – тяжело набычившись, глянул исподлобья президент «Парфенона», – ты это что же, значит... понимаешь ли... – Он злобно схватил Соловьева за плечо и вместо логического довершения фразы высыпал целую россыпь нецензурных эпитетов, а завершил ее богатырским замахом кулака.

Соловьев легко увернулся от неуклюжего выпада «нового русского» и, гневно сцепив губы, с силой выплеснул содержимое бокала в лицо и на горло Аметистову.

– Освежитесь, господин Аметистов! – холодно вымолвил он и, пройдя мимо остолбеневшего толстяка, уселся на свое место. – Конечно, я прошу извинения, Глеб Сергеевич, но признайте, что и вы изрядно погорячились.

Глеб Сергеевич некоторое время смотрел на психоаналитика, раздувая тонкие ноздри, неожиданно изящные для этого рыхлого небритого лица, потом буркнул нечто вроде: «Кхе!» – и вышел из комнаты, увлекая за собой Баскера и Воронкову. Через минуту звучно хлопнула дверь парадного входа, и Соловьев, глянув в окно, коротко заметил:

– Нет, Виля, он все-таки не читал Конан Дойла. Иначе бы он знал: «Остерегайтесь выходить на болото в ночное время, когда силы зла властвуют безраздельно...»

Голос этого железного человека дрогнул, и я невольно сжалась от ужаса, потому что в этих на грани надрыва словах я услышала приговор тем, ушедшим...

* * *

Больше я не могла находиться в этой комнате и потому, налив себе в большой фужер водки, проглотила ее одним махом. Почувствовав, как нервное напряжение чуть отпустило, я спустилась на первый этаж и зашла в сауну. За мной, волоча онемевшие ноги, вяло двигался Бельмов. По пути он натыкался на все, что могло послужить препятствием, – мебель, лестничные перила, двери, – а на самом входе в банный комплекс на первом этаже не вписался в дверной проем и ударился головой об косяк.

В лицо плеснул горячий воздух, веселый смех и плеск водяных струй. В предбаннике за деревянным отлакированным столом сидели четверо: двое молодых людей из охраны Аметистова и две девушки из офиса тимофеевского «Атланта». Они пили пиво, играли в карты и хохотали. Вся четверка была закутана лишь в белые простыни. Здоровенный парень по имени Дима встал, чтобы достать из стоящего неподалеку ящика очередную порцию пива, в тот момент, когда я и Бельмов заходили в предбанник. По неосторожности бравый телохранитель не охранил собственного тела, упустил простынку, и та, под хохот окружающих, свалилась к его ногам.

В этот миг они увидели нас.

– Эге, – сказал второй охранник, – откуда такие угрюмые, ваша мрачность? Шеф, что ли, задолбал?

– Можно и так сказать, – пролепетал Бельмов и сел на второй столик, откинулся назад, опершись на руки, а ноги бросил на спинку стоящего рядом стула. – Уф, как у вас тут здорово!

– Ну да, не жалуемся, – ответил потерявший простынку.

– Да тебе грех жаловаться, – приободрившимся голосом произнесла я, оценивающе глядя на его атлетическую фигуру.

Тот ухмыльнулся, но простынку таки поднял и обмотался ею.

– Ну их всех к черту! – громко объявила я. – Бельмов, возьми-ка пару-тройку пива и пошли плавать в бассейне.

– Кого к черту – нас? – внезапно ощетинился Дима.

– В какой бассейн, на улицу, что ли? – озадачился Бельмов.

– Прошу в порядке очереди. – Последние остатки того непередаваемого кошмара, неприятно цепляясь и садня, окончательно покидали меня. – Во-первых, к черту я рекомендовала идти той компании наверху, которая нас с Бельмовым чуть в гроб не вогнала. Причем некоторые уже последовали моему совету загодя.

– Это кто же?

– А это Глеб Сергеевич, Андрей Карлович и Аня. Они вооружились до зубов и пошли на болото отстреливать назойливо воющих собачек.

Охранники ухмыльнулись, девушки недоуменно глянули на меня.

– Воют там всякие, а Глеб Сергеевич и рассерчали, – подобострастно пропела я, паясничая. Чем больше отступали мои недавние страхи, тем циничнее мне хотелось высмеять их. – Схватили, понимаешь ли, левольверт и убежали с Андреем Карловичем. Зылы-ы-ые!! – прогнусавила я в нос.

Все рассмеялись, даже Бельмов, которому всего пару минут назад и в голову бы не пришло не только смеяться над странным поведением руководителя фирмы «Парфенон», но и смеяться вообще.

– Теперь по второму вопросу. Знаете ли вы, господин Бельмов, что каждый уважающий себя «новый русский» оборудует на своей даче два бассейна: один большой – на улице, перед или за домом и второй – малый – при сауне. Вот в этот последний я и хочу идти. Не знаю, как вы, а я пошла.

...Бассейн оказался на диво современным. Помимо джакузи, при нем имелись каскадные водопады, как в моем любимом водном комплексе в Тарасове «Русалка». Правда, под одним из этих замечательных устройств находился не менее замечательный архитектор Филипп Владимирович Солодков, а под вторым нежилась его несравненная супруга. Оба в костюмах Адама и Евы соответственно.

Впрочем, я никогда не страдала чрезмерной скромностью – при моей профессии она просто опасна для жизни. А потому я без раздумья освободилась от одежды и с нескрываемым наслаждением погрузилась в прохладные воды, Бельмов некоторое время таращился на меня – и Лену, вероятно, тоже, – потом решительно влил в себя бутылочку пива, содрал с себя одежду и, взметнув снопы брызг, свалился в бассейн, взвыл и поплыл на глубину. На том месте, куда он столь опрометчиво прыгнул, вода едва ли дошла бы ему до середины бедер...

* * *

Впрочем, мы не успели насладиться всеми прелестями бассейна и сауны, потому что дверь, ведущая в предбанник, распахнулась, и оттуда пулей вылетел Кузнецов. За ним в дверном проеме показались любопытствующие охранники и тимофеевские дивы.

Кузнецов?!!

– Простите, где здесь Иванова? – подслеповато щурясь, сказал он и, оступившись, упал в бассейн.

– Кузнецов, ты сошел с ума? – спросила я, подплывая к нему.

– Я-то нет, а вот пассия вашего толстопуза Аметистова – кажется, да.

– Ты что несешь?..

– Танечка, быстро одевайся и наверх, тебя зовет доктор Соловьев, – выпалил он на одном дыхании, – только не задавай вопросов!

Бельмов, Солодков и Лена с интересом прислушивались к его словам, и неприкрытая тревога проступала на их лицах.

– Ну хорошо, хорошо. – Я вылезла из бассейна, наскоро вытерлась и оделась. Все это в авральном режиме, без жеманных отворачиваний и закрываний. – Я готова.

– Идем, идем. – Он схватил меня за руку и поволок за собой. За нами, не попадая руками в рукава рубашки, бежал Бельмов, ругаясь на ходу.

...Первое, что я увидела, влетев в гостиную, – это лицо Эвелины. Оно было совершенно белым и безжизненным, и на этой мертво застывшей маске, скованной каким-то страшным душевным недугом, с чудовищным усилием шевелились губы. Слишком алые и чувственные для этих помертвевших и как-то сразу истончившихся черт.

Я сразу подумала, что с ней что-то случилось, но, оторвав взгляд от ее безжизненного лица и окаменевшей фигуры, поняла, что самое худшее случилось не с ней.

На диване распростерлось массивное тело Баскера, над которым хлопотал Соловьев. Подойдя ближе, я увидела, что голова Андрея перевязана и бинт весь пропитался кровью, хотя повязка была наложена, по всей вероятности, только что. Из другого угла послышался короткий, сдавленный смешок, потом мерзкое хихиканье, сорвавшееся на хрип... Я повернулась и увидела Воронкову: ее удерживали в кресле двое молодых людей, один из которых был Казаков, а во втором я признала – в основном по очкам и кудрям – того самого Суворика, что рассказал нам историю о трех черных псах у столбов.

Я не обмолвилась, именно удерживали. Потому что Аня пыталась вырваться, вскочить, ее лицо странно кривилось, она то хихикала, то строила страшные гримасы, то что-то бормотала, всхлипывая и разбрасывая слюну... Я помертвела.

В этот момент Соловьев обернулся и, увидев меня, покачал головой, и на лице этого выдержанного, хоть и сильно чудаковатого молодого мужчины я увидела отчаяние.

– Что произошло? – сдавленно произнесла я, хватая его за плечо.

Он махнул рукой, потом, собравшись с духом, произнес:

– Это я и хочу выяснить.

– Что с ними?!

– Их принесли вот эти молодые люди. – Он кивнул на Казакова и Суворика, которые с явными усилиями удерживали девушку. – И он.

Кузнецов, в чью сторону был обращен взгляд Соловьева, с шумом выдохнул и выговорил:

– Он лежал с пробитой головой и не двигался. Она же бегала вокруг него на четвереньках с перекошенным лицом и бормотала что-то под нос, иногда выла... смеялась и лаяла.

– Она успокаивается. – Суворик ослабил хватку на воронковской руке и плече.

– Да, я ввел большую дозу успокоительного, так что... – кивнул Олег Платоныч.

– Но где Аметистов? – вскричала я. – Только не говорите, что он...

– Он валяется у столбов на болоте с перегрызенным горлом и лицом... – Кузнецов осекся и провел рукой по собственному лицу, словно желая удостовериться в его сохранности. – Лицо у него все вырвано...

– То есть как? – Я села на подлокотник дивана, на котором лежал Баскер, и ошеломленно уставилась на Кузнецова. – Как – вырвано?

– Зубами, – мрачно произнес стоящий в дверях Бельмов, – я прав, Костя?

Кузнецов кивнул.

– Пасть, наверно, у этой твари огромная, – пробормотал он.

– О господи, спаси нас и помилуй! – прошептала я и посмотрела на Соловьева. – Но что вы хотели от меня, Олег Платонович?

– Налицо убийство, – сухо ответил он. – А вы еще спрашиваете? Ведь вы детектив.

– Но... – я не находила слов, – я ищу преступников, а тут... дьявольщина какая-то, мистика... Откуда там взялась эта собака?

– Псы, Танечка, – перебил Кузнецов, – чудовищные черные псы. И откуда они, кто натравил их на Аметистова – вот это и нужно выяснить, – вымолвил Кузнецов.

– Андрей Карлович заплатит вам любые деньги, я уверен, – прозвучал голос Соловьева. – Я могу сделать это за него, пока он не в состоянии.

Я тяжело вздохнула:

– Вот тебе и проклятие рода Баскеров, черт побери...

– Мы с Казаковым, Сувориком, Пидерманом и еще двумя девчонками ходили на пляж, – начал рассказывать Кузнецов, – дело было уже затемно. Ну, мы искупались и пошли домой, да, видно, сослепу с дороги сбились... да и бухие мы были изрядно. А у нас еще с собой было, будь оно неладно!... Ну, сели мы на поваленное дерево и стали квасить дальше. Где мы, как назад дорогу найдем – без понятия, да и побоку нам было, как говорится. И вдруг слышим – дикий вопль, как будто режут кого... Страшно кричали, но тут же оборвалось. Мы думаем – спьяну померещилось, «беляк» пристегнул, что ли... Да только вопль снова и будто ближе, или просто орали громче... Мы уж на что пьяные были, да и то до печенок жуть пробрала. Пидерман с девками деру дали, и Суворик за ними, да пьяный был, ноги запутались ли, зацепился ли за что, да только – бряк и лежит, значит. Мы с Казаковым его подымать, а вопли не утихают, и мы думаем: может, кому помочь надо... И вдруг слышим визг бабий, пронзительный, и еще страшней, чем мужик, орет. А тот, первый, затих...

Кузнецов замолчал, переводя дыхание, и видно было, с каким усилием дается ему этот рассказ.

– Ну, дальше, – властно сказал Соловьев.

– А дальше... дальше мы побежали туда с Казаковым... и вдруг слышим... рычание такое хриплое, жуткое и дыхание... тяжелое дыхание. Мы хоть и в говно пьяные были, все равно так и рухнули... И потом голос человеческий... странный он нам показался, что-то вроде: «А-авяв ид-ды-ы...» И с таким подвыванием. Ох, какая жуть!

– Человеческий? – непослушными губами выговорила я. – Значит, там был человек?.. Я имею в виду, что с этими...

Кузнецов затряс головой, бледный как полотно.

– Я не знаю, – сказал он, комкая ворот рубашки, словно тот душил его, – я сейчас ничего не скажу точно... Я даже поверю, что это говорил один из псов... Мало ли сейчас какие мутации бывают. Чернобыли там всякие...

– Ну да, – перебил Соловьев, – конечно. И вы пошли туда?..

– Минут через двадцать. Там еще были выстрелы, вопли, рычание... даже смех был. Мы лежали в траве и боялись сдвинуться с места. Хорошо, все утихло, мы допили... у нас осталось еще грамм триста водки. Она пошла как вода, но не так страшно стало...

– Дальше, дальше! – подгонял его Соловьев. – Вы видели что-нибудь?

– Вы имеете в виду этих исчадий ада? – переспросил Кузнецов. – Да вы и сами можете увидеть... сейчас же.

– То есть как? – встревоженно произнес Соловьев.

– Когда мы подошли к столбам, первое, что мы увидели, – это он... вот этот толстый. Мы подошли, Казаков его повернул, а у него... – Кузнецов обессиленно схватился за виски. Договорил Казаков, молчаливо стоящий с Сувориком у кресла уже спящей Воронковой:

– Я его повернул, а у него голова набок свешивается... Шея, похоже, сломана, горло разорвано... что-то оттуда торчит, на трахею похоже. А лица просто нет.

– Лоб остался, – сумрачно выговорил Кузнецов, – а нос, рот, подбородок – все начисто. И глаз один вытек.

– Господи!.. – пробормотала я.

– Вот этот, – Кузнецов кивнул на Баскера, – лежал чуть в стороне, на склоне холма. Он стонал, вот мы его и нашли.

– Он тихо стонал, мы его бы не услышали, если бы не она, – вставил молчавший до этого момента Суворик. – Она там ползала, ну и...

– Мы подошли к нему, а она начала целиться в нас из пистолета... – заговорил было Кузнецов, но Соловьев резко прервал его:

– Пистолет?!

– Ну да.

– «Магнум»?

– Нет...

– Значит, «ТТ»?

– Нет, «беретта». Итальянский ствол. Я в пушках кое-что смыслю, – добавил Кузнецов, – еще когда с Новаченко знакомство водил...

– Откуда «беретта»? У Аметистова был «магнум», а у Баскера – «ТТ», это я совершенно точно видел.

– Правильно, – вдруг раздался с дивана слабый голос Андрея, – а у этой шалавы был свой... Действительно «беретта». И из него она хотела застрелить меня и Аметистова.

Глава 4
Когда уходят мертвые

Это заявление – «хотела застрелить!» – произвело на Соловьева совершенно необыкновенное впечатление. Он вскинулся, глаза его заблестели, и он, наклонившись к Баскеру, воскликнул:

– Да не может быть!

– Сегодня ночью может быть все, – вдруг прозвучал мрачный голос Эвелины, все так же неподвижно сидевшей в кресле.

– Подложите мне под голову подушку, – попросил Баскер.

Я быстро исполнила его просьбу и спросила Кузнецова:

– Последний вопрос тебе. Что ты имел в виду, когда сказал, что мы сами можем увидеть одно из этих исчадий ада?

Кузнецов как-то странно посмотрел на меня:

– Потому что там на склоне... холма... под столбами, метрах в пятидесяти, может, семидесяти от них... валяется труп пса. Его застрелил кто-то из них.

– Труп пса? – воскликнул Соловьев. – Но как же вы разглядели его в темноте?

Кузнецов смешался, явно не в силах ответить; ответил Суворик.

– Простите, – сказал он размеренно и серьезно, – вы читали книгу Конан Дойла «Собака Баскервилей»?

Соловьев побледнел, я, признаться, почувствовала, как немеют мои руки и ноги и весь мир резко устремился к голове, чтобы потом отхлынуть и оставить только зияющую пустоту потрясения.

– Вы хотите сказать... – начал доктор.

– Я хочу сказать, что ее труп светится. Бледным, тусклым светом, и я не уверен, что это фосфор, как в книге.

– Почему вы не уверены?

– Потому что я не уверен ни в чем. Я даже не уверен, был ли этот труп вообще. Хотя я определенно видел его.

– А вы? – Я повернулась к Кузнецову и Казакову.

– Я вижу плохо, – ответил первый, – и линз на дачу не взял. Да и Казаков не кондор с Кордильер, дальше чем на три метра даже бутылку водки не разглядит. Особенно если она на двести пятьдесят граммов.

– Шутники, – пробормотала я.

– Значит, вы видели труп собаки, – продолжал Соловьев шерлок-холмсовским тоном, – вы подходили к нему? Впрочем, что я спрашиваю, это очевидно из слов Кузнецова... Я правильно запомнил вашу фамилию, молодой человек?

– Да, верно. А то, что мы не стали подходить... Посмотрел бы я на вас, – пробурчал Кузнецов, и мне только в этот момент стало ясно, что вся троица просто мертвецки пьяна и только беспрецедентный стресс разорвал пелену хмеля, а наступившая нервная разрядка неудержимо смыкает ее вновь.

Я присела на диван у самого изголовья Баскера:

– Андрюша, доктор Соловьев от твоего имени порекомендовал мне взяться за расследование этого дела. Ты поддерживаешь его инициативу?

Баскер застонал.

– Ты хочешь, чтобы я расследовала это жуткое дело? – повторила я.

– Нет, ни в коем случае! – вырвалось у него. – То есть да... хорошо, я согласен с Соловьевым.

– Тогда расскажи мне все, что произошло на болотах.

Баскер, приподнявшись на локте, оглядел собравшихся, его взгляд остановился на белом лице красавицы жены.

– Так это как же, Виля? – пробормотал он. – Ведь не может...

Он резко оборвал фразу, и мне показалось, что сомнение было заронено в эту всегда доверчивую и открытую душу. Все это, естественно, только в отношении жены...

– Я не знаю, как тебе рассказывать, как вообще понимать... – произнес он уже более спокойным голосом. Наконец-то начала действовать знаменитая баскеровская выдержка. – Впрочем, все по порядку...

– Сначала рассказывать, потом понимать, – подал голос скорчившийся в углу дивана и неудержимо засыпающий Кузнецов.

– Если вы помните, – начал Баскер, – Глеб Сергеевич вел себя как сумасшедший, а когда мы вышли из дома, он заявил: «Я знаю, что меня хотят убить, но не знаю, кто именно. Но я это выясню, а эту тварь, которая там так жутко воет, убью».

Я не знаю, отчего у шефа так переклинило мозги. Конечно, выпить он любил, но не белая же горячка у него началась, в самом деле!

Мне стало жутко. Не знаю почему, но эти тьма и мерзкий вой несколькими минутами раньше, перекошенное лицо Аметистова и бешеные глаза Воронковой... у нее уже тогда глаза стали бешеные... Вой шел с болот, и Аметистов тащил нас туда.

Я пытался его отговорить, приводил разумные доводы, но он все отвергал и мерзко сквернословил. Я не выдержал и ответил ему тем же... к тому времени мы подошли к столбам на болоте. Он увидел на них собаку... там вырезан огромный силуэт пса... и стал кричать, что я заранее готовил преступление, что я заманил его сюда, чтобы убить... Потом он выхватил пистолет и сказал, что пристрелит меня как бешеную собаку... Я схватил свой пистолет и прицелился в него...

В этот момент Воронкова, она крутилась где-то сбоку, подскочила ко мне и ударила рукоятью пистолета по темени. Боль жуткая... кровь сразу залила мне голову, я повернулся к этой сучке, чтобы разделаться с ней... Она стояла между столбами... И вдруг в десяти метрах от нее, за ее спиной, увидал это исчадие тьмы... Это был громаднейший пес... даже не пес, а существо, напоминающее пса, но выше и крупнее... с кошмарной оскаленной мордой и громадными клыками... Глаза его горели, а по шерсти пробегало пламя... Она светилась, спаси меня господи!

В это время Анька еще раз ударила меня, я потерял равновесие и упал, причем очень неудачно, головой об столб, и скатился по склону холма. Сквозь багровую пелену я увидел, как Воронкова подняла пистолет и выстрелила в своего патрона, тот страшно закричал, то ли от пули, то ли от привидения, выскочившего на него из тьмы. Воронкова завизжала, когда черная туша, фосфоресцирующая изжелто-зеленым отсветом ада, пролетела над ней и в два прыжка настигла Аметистова...

– То есть собака не тронула Воронкову? – спросила я.

– Пес бросился к Аметистову и повалил его... тот страшно завыл и нажал курок... пуля попала в пса, он зарычал и отскочил от Аметистова. Воронкова также выстрелила... Она разрядила в него всю обойму... и тут второе светящееся... Оно сшибло Аньку с ног, она завизжала и прижалась к столбу... Пес вцепился в горло Аметистову... И тут я потерял сознание. По крайней мере, ничего не помню...

– Похоже на страшную сказку средневековой Англии, – резюмировала я. – Огромные призрачные псы... черт-те что! Если бы хотели убить Аметистова, наняли бы киллера... Все-таки конец XX века.

– Киллер был нанят, – холодно заявил Соловьев.

– Вы имеете в виду Воронкову?

– А кого же еще?

– Но те, кто придумал использовать в качестве орудий убийства этих... гм... существ, они же не знали об этом.

– А почему вы полагаете, что это непременно убийство? – осведомился Соловьев. – Возможно, это несчастный случай.

– Замечательно, – отреагировал Бельмов, нервно пьющий из горлышка дорогущий скотч, – поистине исключительный несчастный случай, который по своим особенностям может быть приравнен к десяти убийствам с участием киллера. – Он поболтал бутылкой, меланхолично слил остатки в глотку рядом сидящего Солодкова и произнес: – Я предлагаю немедленно выйти на болото, чтобы осмотреть место преступления... или несчастного случая, если хотите.

– Что, сенсация катит?.. – насмешливо спросила я, хотя, признаться, ледяная дрожь пробежала по моей спине. – Журналистский азарт покоя не дает?..

– Может, и так...

В этот момент голова Эвелины глухо стукнулась о поверхность стола – красавица Баскер потеряла сознание.

– Я позабочусь о ней, – успокоил Андрея Соловьев, – слишком много стрессов, а вы знаете ее нервную систему...

– Олег, – Андрей Карлович схватился рукой за шею Соловьева со стороны затылка, притягивая к себе, – ты можешь мне объяснить?..

– Да, я слушаю, Андрей.

– Эвелина... Она говорила о псах. Она говорила, что смерть... она предрекала Аметистову смерть, это так. Она... знала?

– Успокойся, – произнес Соловьев, – у меня есть одна гипотеза... Я поговорю с Эвелиной и завтра все расскажу тебе.

– Хорошо... Олег. Помоги ей... И мне. Я никогда не забуду...

* * *

Несмотря на значительную степень опьянения, Бельмов развил феерическую деятельность. Во-первых, он мобилизовал в поход разомлевших охранников, нежившихся в сауне в объятиях «атлант-россовских» девчонок. Пока оторопелые парни натягивали одежду на свою могучую мускулатуру, он раздобыл где-то пистолет (вероятно, просто стянул у кого-нибудь из них) и тщательно зарядил. После этого он вступил в препирательства с четой Солодковых. Фил хотел принять участие в походе на болото, Лена ни в коем разе не желала его отпускать. Кончилось тем, что в свару вступила я и наотрез отказала архитектору в участии в этом мероприятии.

Тем временем очнулся задремавший Кузнецов, пинками растолкал безнадежно заснувших сотоварищей и потребовал, чтобы и его тоже взяли с собой.

Бельмов заявил, что никому из кузнецовской братии нечего делать на болоте, и посоветовал Косте ложиться спать.

Компромисс нашла я, сказав, что Кузнецова мы возьмем с собой, как наиболее дееспособного, а прочих отправим на машине домой. Шофер Аметистова немедленно усадил их в «мерс» шефа и повез по объездной асфальтовой дороге.

...Было уже около двух ночи, когда мы пятеро – я, Кузнецов, Бельмов, два амбала аметистовской секьюрити, теперь уже ненужной за неимением объекта охраны, – двинулись на болота. Один из охранников шел впереди с фонарем, держа в другой руке заряженный «узи», так что даже свора черных светящихся чудовищ получила бы достойный отпор. За ним следовала я, с небольшим пистолетом, затем Бельмов с каким-то допотопным револьвером (возможно, коллекционным, пришло мне в голову – у Баскера была на даче коллекция оружия). Замыкал процессию второй «бодигард» с огромным стволом 45-го калибра, который мог разбросать мозги любой самой злобной твари в радиусе десяти метров одним выстрелом.

Так что мы были вооружены до зубов, один Кузнецов, идущий за Бельмовым, располагал только холодным оружием – да и то холодным лишь оттого, что это была только что извлеченная из холодильника бутылка пива.

Перед выходом я подумала, что в этом мистическом деле неплохо было бы заручиться советом магических костей. Насмешливый журналист посмотрел искоса, но от обычных комментариев воздержался.

Граненые кости запрыгали по столу и выдали цифры 32, 3 и 18.

– Что это значит? – спросил Костя.

– А это значит, что не стоит придавать слишком большого значения простым, в сущности, вещам.

– А домашний адрес владельца веселых собачек-мутантов они подсказать, случаем, не могут? – не утерпел Бельмов.

...Впервые я почувствовала себя не Татьяной Ивановой, частным детективом из провинциального российского города конца XX века, а кем-то сродни великому британцу с Бейкер-стрит, 221 «б», идущему по следу опаснейшего в мире преступника. Мистический окрас этого дела, явные параллели с «Собакой Баскервилей» придавали дополнительную пикантность этому уникальному в моей практике случаю. Я чувствовала себя уверенно и была готова к любой неожиданности. Безусловно, я не ожидала встретить на болоте посланцев тьмы... Как бы там ни было, но человек, осуществивший этот кошмарный замысел, не должен оставлять своих чудовищ всю ночь... Или...

– Дима, тебе не страшно? – спросила я охранника, идущего первым.

– Вот с этим? – Дима придержал дулом «узи» качнувшийся фонарь. – Да ну, скажешь тоже...

– Костя, – я повернулась к Кузнецову, мирно пьющему пиво за долговязой фигурой Бельмова, – если вы шли на болото с той стороны, значит, псов привели к столбам тем путем, которым сейчас идем мы?

– Да, вероятно, – отвечал тот, – но меня больше интересует другое. Можно вывести гулять ночью огромную скотину, от которой среди бела дня – даже среди бела дня! – будут шарахаться все встречные, потому выгуливают их, скажем, только ночью. Допустим, что нашелся такой идиот. Хотя надо быть идиотом уже только для того, чтобы вообще завести этих орясин. Она показалась мне размером... ну, с корову! Что за порода? Ну это ладно, вывели новую. Но вот не могу я понять, чего они светятся? И что же – каждый раз наугад выгуливать, чтобы они нужного человека довели до святого Кондратия?

– А если они от природы светятся? – вдруг произнес Бельмов.

– Да ты че, сдурел?

– Может, и сдурел, может, и нет. Вдруг это какая-то мутация? Ты же сам говорил, что размером они с корову?

– Может, и говорил, – нехотя буркнул Кузнецов, – там что-то в низинке светилось... скатился он туда. А про корову это Суворик говорил.

– Ладно, уточним потом у Баскера.

– Слушай, брат, ты же говорил, что эта тварь там валяется, – бесстрастно произнес Дима, – вот сейчас и проверим, с корову ли она там или с теленка.

Я коротко усмехнулась:

– Не думаю, что труп собаки еще там.

– Забрали?

– Зачем? Камень на шею – и в одну из местных луж. А там его засосет, и поминай как звали.

– Честно говоря, я думаю так же, – признался Бельмов, – мне интересно другое: кто нанял Воронкову? Если ее кто-то нанимал, разумеется, а не по своему почину она...

– Да ну, это вряд ли, – покачала головой я, – ей и так неплохо жилось.

В этот момент мы достигли вершины холма, с которого начиналась гряда, где в километре от нас высились два столба. Болото простиралось перед нами – кажущееся громадным пространством мрака, в которой по непримятой траве ступают лапы черных порождений тьмы... Я далека от мистики, но события последних часов изменили мое мнение об этих спорных вопросах бытия... Мы шли тихо, все время ожидая зловещего воя или дробного топота, нарастающего за нашими спинами, но нет... И одно имя, одно имя непрестанно крутилось в моем мозгу: Эвелина, Эвелина, Эвелина.

* * *

– Опа! – сказал Дима, поднимая фонарь высоко над головой. – Ну и где ж, братан, твои трупы?

На лужайке возле столбов было пусто.

– Вот здесь... – пролепетал Кузнецов, подходя к маленькому пригорку в пяти метрах от столбов. – Здесь он лежал.

– И где он? – Охранник грозно приблизился к Кузнецову вплотную. – Где, я тебя спрашиваю?

– Дык не я ж его загрыз! – растерянно ответил тот. – Не знаю...

– А может, его и не было? – рявкнул бугай, резко ткнул дулом «узи» в подбородок Кузнецова. – Может, ты да Баскер твой придумали – про псов?

Он нажал сильнее, и Кузнецов от боли задрал голову.

Я подошла ближе и тронула Диму за локоть.

– Если бы это было так, я не думаю... что этот молодой человек... привел нас к месту, где они убили... якобы убили вашего шефа.

– Может, они убили его не здесь, – тупо сказал другой охранник.

– Да, а здесь почему-то вся трава в кровище, будто быка разделывали, – резко сказала я.

Дима опустил фонарь, освещая пространство вокруг себя.

– М-да, – процедил он, – верно, его отсюда уже... м-м-м. Ну, прости, коли так, братан! – обратился он к Кузнецову.

– Да и-и-и... ничего! – пробурчал тот, растирая подбородок, пострадавший от тесных контактов с «узи».

– Марик! – резко окликнул напарника Дима. – Посвети-ка вон там... Где, ты говоришь, псина лежала? Ну-ка, пойдем посмотрим. Марик, свети, идиот, а то я по склону... Что-то не светится там никакого черного пса...

Пока троица спускалась, мы с Бельмовым, боязливо ежась, осматривались вокруг и, не заметив ни единого просвета в тьме болот – просвета, несущегося на нас фосфоресцирующим пятном гибели, – быстро осмотрели место происшествия.

– Конечно, я не Шерлок Холмс, – наконец сказала я, – но могу сказать, что псы существуют на самом деле, а не только в бреднях Суворика, Кузнецова и Баскера. Погляди! – Я ткнула пальцем в отпечаток громадной собачьей лапы. – Может, они и не с корову, но не хуже конандойлевского пугала.

– Ага, – процедил Бельмов, – я думаю, что более детальный осмотр надо перенести на утро.

– Следов человеческих ног не видно, – продолжала я, – но человек наверняка был на этом месте. Ведь не собаки же унесли Аметистова?..

– Ага, – замогильным тоном пробормотал Бельмов, – если они не оборотни... – И он скорчил жуткую морду, отчего мне едва не стало смешно – здесь, на месте страшного и таинственного преступления!

– Эй, сыскари! – окликнула я троицу у подножия холма. Те шарили в ивовой рощице и, судя по доносившимся ругательствам, изрядно промочили ноги. – Что там у вас?

– Кроме болота, ничего! – буркнул Дима. – Вылезаем, мужики, – скомандовал он, и Кузнецов с Мариком полезли вслед за ним. – Не знаю, что вам там по пьяни пометилось...

Замерзшие и усталые, мы поплелись домой, Дима злобно клацал зубами и едва не пристрелил какого-то мужичонку со спиннингом, кормушкой и прочими атрибутами рыбалки, который, вероятно, боялся опоздать на утренний клев. Мужичок попался нам на самом выходе из низины, в которой и было, собственно, болото. Вероятно, он вспомнил всех своих ангелов-хранителей, когда прямо из тьмы на него вышли вооруженные люди и, приставив к голове какой-то жуткий автомат, спросили, не разводит ли он, случаем, собак.