Текст книги "Призрак в опере"

Автор книги: Марина Серова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

На этот раз я решила не выпендриваться – очаровывать мне сегодня никого не нужно. А вот расположения и откровенности окружающих добиться необходимо. Элегантные классические брючки и миленькая блузочка будут в самый раз. Выходя из квартиры, я взглянула в зеркало, и увиденное – высокая симпатичная, даже обаятельная зеленоглазая блондинка – меня порадовало. Такой девушке хотелось довериться, рассказать о наболевшем. Ну, в путь.

Глава 4

Уже через полчаса я открывала парадную дверь, ведущую в фойе театра. На вечер были приглашены журналисты, даже парочка столичных, актеры из местных тарасовских театров, какие-то люди, похожие то ли на чиновников мэрии, то ли на дельцов средней руки. В общем, народу оказалось довольно много.

– Здравствуйте, Танечка, – раздался за моей спиной приятный баритон Кочеряна. – Я уж думал, вы не придете сегодня.

– Отчего же, Арарат Багдасарович? Это моя работа.

Арарат проводил меня в небольшой зал, где были расставлены несколько длинных столов, заставленных закусками, бутылками, вазами с фруктами. Я успела как раз к началу, все рассаживались согласно своим интересам. С одной стороны разместились актеры, с другой – все остальные приглашенные. Сразу же образовалось несколько кружков. Я выбрала местечко поближе к актерам – в надежде, что услышу что-нибудь интересное.

После того как за столом воцарилось молчание, с места вскочил маленький лысенький толстячок, как выяснилось – заведующий литературной частью, и начал быстро, выплевывая слова, говорить. О Лилиане и ее роли в искусстве, затем переключился на Арарата Багдасаровича, стал зачем-то его благодарить, потом снова заговорил о Лилиане. И так до тех пор, пока народ, сидевший за столом, не начал проявлять нетерпение, постукивать вилками по тарелкам, украдкой жевать, чавкать.

Следующим поднялся какой-то довольно представительный мужчина, сказавший пару стандартных фраз соболезнования, его сменила длинная, коротко стриженная дама в пенсне (критикесса, как шепнул мне сосед справа). Что-то говорил Кочерян, пару слов тихим интеллигентным голосом сказал директор театра. Дальше каждый следовал своему собственному регламенту: кому нужно было – чокался, кому нужно – пил или курил.

Ну а я воспользовалась ситуацией и начала разведку боем. Для начала принялась расспрашивать соседа справа о том, кто есть кто. Сосед оказался довольно информированным человеком и живенько ввел меня в курс дела: кто из Москвы приехал, кто местный, даже кое-что рассказал о них самих. На мой вопрос, откуда такая полнота информации, сосед скромно ответил, что он репортер колонки культуры в одной из тарасовских газет. Я такой не знала, да мне, собственно, это было и неважно. Главное, чтобы костюмчик сидел, а откуда сведения – детали.

Мое намерение поговорить с господами актерами потерпело фиаско, так как уже через полчаса после начала мероприятия началось нечто невообразимое. Кое-где за столом уже рассказывали анекдоты, кое-где запевали – сначала тихонечко, а затем громче и громче. Как водится в русском менталитете, через пару-другую выпитых бутылок пошел до боли знакомый разговор типа: «Ты меня уважаешь?» С маленьким отличием: актеры начали выяснять отношения, кто талантливее, кто удачливее.

Оглянувшись, я увидела, что чиновники важно и чинно затопали к выходу в сопровождении мелко семенящего директора театра и критикессы, а оставшиеся предались чревоугодию и откровенному пьянству. Куда делся Кочерян, я не заметила.

Смотреть на это чавкающее краснолицее сборище становилось все неприятнее и неприятнее. Но работа есть работа. Я попыталась подсесть к одному актеру, другому. Вышла покурить, выпила с кем-то на брудершафт, кому-то подпела… Однако результатов – ноль. О Лилиане говорили много, охотно, но все не то. Никто не упомянул о молодом приятеле. Его на этих импровизированных поминках тоже не было. Хотя я до самого конца надеялась на удачу: придет. Судя по тому, как он и Лилиана вели себя в ложе, они были хорошо знакомы. А раз так, он должен был, просто обязан был появиться. Вероятно, он считал иначе. Показывать фоторобот присутствующим в данный момент не было смысла, актеры все равно не могли сосредоточиться на том, что мне было нужно. А уж тем более дать трезвый ответ.

Мои размышления прервал прилипала Весловский:

– Здрасте-здрасте, чаровница, – потирая потные ручонки, пьяно подхихикивая, двинулся ко мне этот маленький гигант большого секса. – Что ж вы обманули меня? А ведь я так ждал, надеялся и верил. Вы должны искупить свою вину, с вас поцелуйчик.

С этими словами пьяный придурок, плотоядно улыбаясь, потянулся к моему лицу своими жирными губами. О господи, за что мне это наказание?! Чем я заслужила это? Пытаясь отделаться от урода помрежа, я нечаянно толкнула рукой бутылку какого-то темного вина. Огромная лужа со скоростью света двинулась к краю скатерти и ручьем пролилась на светло-розовый костюм сидящей напротив меня девушки. Я поспешно вскочила, оттолкнув от себя Весловского, и кинулась на помощь – появился достаточно уважительный повод, чтобы избавиться от настойчивых ухаживаний облезлого Казановы.

– Простите, ради бога. Это нужно быстренько замыть, у меня есть прекрасное средство от пятен.

Девушка расстроенно разглядывала, как на ее юбке расплывается фиолетовое, похожее на чернильное, пятно.

– Мой самый любимый костюм… – чуть не плача сказала она. – Эта гадость, наверное, не отстирается.

– Давайте попробуем, вы мне покажите, где здесь туалет, а я что-нибудь попытаюсь сделать. Не переживайте, у меня с пятнами разговор короткий. Только действовать надо быстро, пока оно не слишком впиталось.

Мы прошли в дамскую комнату, и девушка скинула юбку. Я достала из сумочки маленький пузырек, который давно-давно получила в подарок от своей бывшей одноклассницы – доктора химических наук, между прочим. Это была экспериментальная жидкость, которую использовали в оборонной промышленности. Ира пыталась объяснить, для чего именно, но я так и не поняла. То ли ею что-то протирают, то ли заливают, то ли куда-то добавляют. В общем, неважно, главное, что эта жидкость классно выводила пятна. А так как моя профессия связана с риском не только для жизни, но и для одежды, то для меня сей пузырек – палочка-выручалочка.

Я смочила платок жидкостью и накрыла им пятно. Оставалось ждать. Девушка, наблюдавшая за моими манипуляциями с удивлением, спросила:

– Вы что, в химчистке работаете?

– Нет, с чего это вы решили? Я частный детектив.

– Да, а я берлинский летчик, – рассмеявшись, ответила девушка, – здесь пролетом.

– Напрасно вы иронизируете, я действительно частный детектив. Меня зовут Татьяна Иванова. И тут я, между прочим, по делу.

Девушка продолжала улыбаться, не веря моим словам.

– Я расследую убийство Лилианы Жиндаревой. Так что я здесь на работе.

– Ой, здорово! Настоящий детектив? Какая у вас работа интересная…

– Ну это как посмотреть, – сказала я, оттирая пятно. – Вот, готово, сейчас сполоснем водой, подсохнет, и юбка будет как новая.

Я включила электрическую сушилку и подставила теплым струям воздуха пятно.

– Спасибо большое.

– Что вы, это вам спасибо. Вы в некотором роде мою девичью честь спасли, еще минута, и Весловский завалил бы меня прямо на столе.

– Этот – может. Он у нас секс-террорист. Я когда в театр пришла после института, всегда вдвоем с кем-нибудь ходила, от него бегала. То он меня у гримерки подкараулит, то при выходе на сцену, то после спектакля предлагает подвезти. А во время репетиции хоть караул кричи. Хорошо, что он только помощник режиссера, иначе и вовсе житья бы не было. Распределение ролей, слава богу, не в его компетенции. А то у нас не театр был бы, а гарем господина Весловского.

– Значит, вы актриса?

– Да, я в театре уже третий год. Меня, кстати, Анжела зовут.

– Очень приятно.

Девушка была действительно приятной во всех отношениях. Я и сама ничего, но Анжела была настоящей красавицей, как с картинки. Брюнетка с синими глазами, окруженными пушистыми ресницами, с чуть припухшими чувственными губами и маленькой ямочкой на подбородке. На точеной фигурке прекрасно смотрелась облегающая кофточка костюма, а ноги наверняка свели с ума не одного представителя сильной половины. И при всей своей красоте, при правильности черт лица Анжела вовсе не походила на куколку.

– Ну а теперь как? Оставил он вас в покое? – спросила я.

– Давай на «ты», не возражаешь? – предложила вдруг Анжела, а потом ответила на мой вопрос: – Оставил. Ко мне как-то брат пришел, а он у меня борец, самбист-каратист – все в одном флаконе. Косая сажень в плечах, двухметровый шкаф. С Сашкиным лицом в Голливуде – нос поломан, через всю щеку шрам – только злодеев играть. Я с ним полдня за ручку прогуливалась по театру, пока нас Весловский не увидел. Я и сказала, что Саша – мой жених из солнцевских братков. Все, после этого Весловский меня за версту обходит. За свою шкуру боится.

Через пару минут юбка высохла, противного пятна как и не было. Анжела быстренько оделась, и мы пошли в зал, продолжая разговор. И хотя все намеченное я выполнила, уходить было рано. Девушка оказалась превосходной рассказчицей, посвященной в закулисную жизнь. От нее я узнала много забавного и смешного из будней их гастрольной труппы.

– Анжел, ты бы не могла мне помочь? Я уже у всех спрашивала про Лилиану, так, может быть, ты слышала: у Лилианы был любовник, кроме Кочеряна?

Анжела наморщила лоб, несколько минут помолчала.

– Да нет. Она, конечно же, была неравнодушна к красивым мужчинам, но… Я не так хорошо ее знала. Если хочешь, я спрошу у ребят. Может, кто слышал. Возле Лилианы всегда крутились молодые актеры. Тань, ты сказала, что была в тот день в театре. Ну и как тебе спектакль?

– Если честно, никак. Мне его просто не удалось посмотреть.

– Тогда я тебя приглашаю завтра на репетицию. Понимаешь, я дублерша Лилианы. Репетировать-то мы репетировали, но я даже не думала, что выйду так скоро на сцену. Жутко боюсь, после Лилианы играть очень тяжело. Это такая ответственность… Дело даже не во мне, а во всем спектакле. Если у меня все получится, мюзикл будет жить. И гастроли продолжатся. А если нет…

Я хотела вежливо отказаться, два посещения оперы подряд в мои планы не входили, но Анжела не дала мне слова вымолвить:

– Есть примета: во время первого спектакля в зале должен сидеть знакомый актеру человек. Зритель. Сама понимаешь, к завтрашнему дню я в Тарасове родственниками или знакомыми не обзаведусь. Остаешься только ты. – Анжела умоляюще посмотрела на меня, жалобно наморщив свой хорошенький носик. – Это моя первая большая роль. Она может быть и последней, если я провалюсь.

Что тут прикажешь делать… Пришлось из женской солидарности согласиться. Кто знает, а вдруг во время просмотра мне в голову придут какие-нибудь новые мысли…

– Ты приходи немного пораньше, зайди за кулисы, чтобы я тебя увидела и успокоилась. Хорошо?

Мы договорились. Теперь надо найти Нефедова или Кочеряна, публично попрощаться и где-нибудь затаиться. Мне предстояло дождаться, когда все разойдутся, и пробраться в гримерку Лилианы. Надеюсь, этот пир во время чумы скоро завершится. Нефедов, уже довольно пьяный, с задумчивым видом обрывал листья какого-то растения, стоящего в огромной кадке. Не то пальмы, не то фикуса. Я попыталась обратить его внимание на себя, но безуспешно – Нефедов не реагировал. А, черт с ним. Я громко, чтобы меня услышали все, попрощалась и направилась к выходу.

Ну надо же, времени уже одиннадцатый час, а веселье в самом разгаре. Вряд ли они угомонятся до полуночи. Я нашла вход в кладовку, расположенную под лестницей, и толкнула дверь – закрыто. Ладно, тут церемониться нечего: поковыряла отмычкой. «Сим-сим, откройся…» Дверь, скрипнув – в театре почему-то все скрипело, – отворилась.

Я попала в маленькую, тесную и пыльную каморку. Достала из сумки карманный фонарик, предусмотрительно положенный туда заранее, и осветила стены своего временного прибежища. Тут и там на вбитых в бетон крюках висели какие-то лохмотья, на полу валялись рулоны, куски картона, обломки мечей, проеденная ржавчиной солдатская каска. В углу стояло кресло с сильно объеденной молью плюшевой обивкой. Из развороченной спинки торчали металлические прутья, свешивались клочки ваты. Видимо, сюда сносили весь ненужный хлам, старые декорации, бутафорию. И, судя по толстому-толстому слою пыли, в эту каморку давно не заглядывали. Ох-ох, не миновать мне аллергии на пыль…

Остается самая малость – поудобнее устроиться и переждать. Я стукнула кресло рукой и пожалела об этом необдуманном действии: пыль поднялась, будто песчаный смерч в пустыне Сахара. Но не садиться же на пол, в конце концов? Я сняла со стены лохмотья, которые при ближайшем рассмотрении оказались королевской мантией, вернее – тем, что от нее осталось, накинула сию рванину на кресло, села и закурила. Часа два точно придется сидеть в этом склепе. А раз так – надо чем-нибудь себя занять. Вопрос только чем?

В темноте сидеть не очень-то приятно, хорошо хоть фонарик у меня мощный. Специально, между прочим, покупала для таких ситуаций, в Лос-Анджелесе, в магазине спецтехники. Там я и мини-камеру приобрела, и парочку других хитрых приборчиков, которыми все спецслужбы мира пользуются. Ну а мне тем более сам бог велел.

Раз есть свободное время, надо бросить «кости». Я положила фонарик на пол, достала из сумочки замшевый мешочек, хорошенько потрясла магические двенадцатигранники, сосредоточилась и бросила.

Вот это да! 35+5+22 – «Смотрите в оба – тот, в ком вы были уверены, может подвести вас».

Интересное кино, вернее, спектакль получается. Если бы «кости» могли говорить по-настоящему… Кого касается это предупреждение? В ком я ошибаюсь? В Кочеряне? В Нефедове? Может, Лилиану убил Весловский? Например, это похотливое животное получило отказ от красавицы-примадонны, его мужское самолюбие взыграло и… «Не доставайся ж ты никому», как у Островского. Опять же Нефедов… Невооруженным ведь взглядом видно, что он был влюблен в Жиндареву. Может, он на этой почве двинулся, от комплекса неполноценности, и решил себя проверить. Как там у Достоевского: «Тварь ли я дрожащая или право имею?»

Тут я поймала себя на мысли, что подряд цитирую классиков, так на меня подействовала театральная атмосфера. Правду говорят: театр – вещь заразная. Все они здесь ненормальные, и я с ними такой стану. Я этих самых классиков последний раз на выпускном сочинении в школе вспоминала. Нет, не то чтобы я не читаю вообще – у меня просто времени не хватает на это дело. Кое-что в отпуске я, конечно, почитываю, но не Достоевского точно.

Я прислушалась к тому, что происходит за стенами моей каморки, – вроде стало тише. Взглянула на часы – я тут уже целый час, и через пятнадцать минут в силу вступит время привидений. Я непроизвольно поежилась. Конечно, во всю эту чушь я не верю, но, как любая женщина, не люблю темноту. Нормальный психический процесс, ничего не боятся только клинические дауны.

Ну теперь, надеюсь, уже все разошлись. Я постаралась как можно тише открыть дверь и проскользнула в темный коридор. Свет везде был погашен. Ни звука, ни шороха. Так, два поворота коридора налево, теперь вниз по лестнице, и я у цели. Прислушалась еще раз – все в порядке. Комната сторожа в другом крыле здания, сегодня я поинтересовалась, как он сторожит, обход здания и в том числе его подвалов производит.

– А че по ним бродить, кому тут что нужно? Здесь любой днем запутается, а уж ночью тем более никто не выберется, – вот такой ответ получила.

Надеюсь, я все же удачно выберусь из этого лабиринта. Пробиралась я осторожно, не включая фонарика, чтобы луч света не выдал моего присутствия. На всякий случай. Мало ли кто из гостей остался переночевать. Или сторож вдруг именно сегодня решил добросовестно нести вахту. Хотя вряд ли. Я предусмотрительно еще днем занесла в его каптерку бутылку водки, как бы случайно. Береженого бог бережет, а небереженого конвой стережет.

Ночной театр был не таким уж безмолвным, как мне показалось вначале. Что-то поскрипывало, что-то шуршало. Высоко у самого потолка завывал ветер, у самого пола что-то скреблось. Все эти шумы сливались в какой – то причудливый шепот. Мне казалось, что не одна я блуждаю по этим темным коридорам. Казалось, сейчас из-за поворота кто-нибудь вывернет и спросит: «Что это вы тут делаете, а? Кино-то давно кончилось…» Воздух был наполнен какой-то мрачной тайной. Напряжение достигло наивысшей точки. У меня было такое чувство, что еще минута – и выскочит какой-нибудь Каспер. И Каспер не замедлил появиться. На уровне моего лица в воздухе из ниоткуда возникли два светящихся глаза, затем это что-то метнулось вниз, и моей ноги коснулось что-то мягкое. У меня волосы на голове зашевелились. Еще секунда, и я готова была огласить темноту ужасным воплем. Мне повезло (а еще больше сторожу, вот уж кто перепугался бы): это что-то заурчало и мяукнуло.

– Твою мать, – выругалась я придушенно, – кошка. Господи, хорошо-то как: всего-навсего кошка. Кис-кис, иди ко мне, хорошая, иди сюда, – шепотом позвала я животное.

Но кошка и дальше хотела гулять сама по себе, я снова осталась одна, только теперь собралась и настроилась на победу. Через пару минут я уже стояла перед гримеркой Лилианы и открывала дверь. Дядя Вася оказался, как всегда, на высоте, ключик повернулся, и дверь открылась.

Посмотрим-посмотрим, как же выглядит святая святых. Зеркало, столики, заставленные баночками с театральным гримом, расческа, какой-то веер. Я исследовала содержимое гримерного столика, открывая ящик за ящиком, не зная, что ищу. В ящичках было что угодно, начиная от плитки шоколада, кончая упаковкой презервативов. Любопытно, это вещица Жиндаревой или тех, кто гримируется здесь обычно? Вполне возможно, что все здесь находящееся не имеет никакого отношения к Лилиане Эдуардовне. Ведь, как сказал директор театра, гастролерам предоставили гримерки местных актеров, находящихся в отпуске.

Так, а что в шкафу? Какие-то сценические костюмы, шляпки, туфли. Ага, в самом углу, под ворохом платьев, небольшой чемоданчик. Я прибавила мощности фонарику. Так, кожа хорошая, дорогая. Вещичка фирменная, стоит недешево, вряд ли такая по карману бюджетному тарасовскому артисту. Я довольно легко справилась с замком. В чемоданчике аккуратно были сложены папки с нотами, текстами пьес. Наверное, роли? Точно. Аккуратно распечатанные листочки были снабжены инициалами Жиндаревой, красной ручкой то там, то здесь на полях были сделаны различные пометки. Еще здесь были какие-то программки, фотографии. Чемодан Лилианы Эдуардовны, это не вызывало сомнений. Я аккуратно выложила содержимое на пол и стала внимательно рассматривать все бумаги. На самом дне чемодана оказался плотный коричневый конверт. Сердце бешено заколотилось, в висках застучало. Неужели повезло?

Лихорадочно вскрывая пакет, я молилась: «Пусть это будет то, что нужно». И мои молитвы были услышаны. В конверте оказались фотографии. Вот это эротик-шоу, ни фига себе! На фотографиях была запечатлена сладкая парочка: Лилиана и тот парень из ложи, с которым она ругалась незадолго до гибели. Крутое порно. Снимал мастер экстра-класса, с близкого расстояния. Сюжеты не оставляли сомнений: эти двое – страстные любовники. Их засняли в довольно фривольных позах, в процессе, так сказать, любви. Они не подозревали, что за ними кто-то наблюдает, слишком уж естественно выглядели. У меня сразу же возникла мысль, что снимки отнюдь не любительские. Тут попахивало шантажом. У меня глаз на такие вещи наметанный, шантаж у моих клиентов – проблема довольно распространенная.

Возможно, ссора произошла как раз из-за этого? Но кому понадобилось делать эти снимки? Кого в первую очередь хотели шантажировать? Лилиану или ее любовника? Интересно, где это они?

Вопросы, вопросы. Правда, я теперь твердо уверена, что у Лилианы был любовник. И даже знаю, кто он. Теперь остается узнать, где он и он ли убийца? Начать и кончить, пустяк. Надо будет завтра отдать эти фотографии Кире. Работа явно профессиональная, скорее всего кто-то заказал следить за парочкой. Найти бы того, кто делал снимки, а через него можно выйти и на заказчика. Кто он, интересно? Вряд ли Кочерян, ему о любовнике, кажется, ничего не известно.

Я так углубилась в свои размышления, что забыла о действительности. Никогда не поворачивайся спиной к двери, на этом построены все криминальные фильмы. А я была уверена в удаче, слишком самонадеянна и потеряла бдительность. За это и была наказана. Слишком поздно я заметила тень, мелькнувшую на стене. Попыталась развернуться, фонарик выпал из рук и погас. Вот гады, а говорили, что он противоударный. Никому нельзя верить.

В полной темноте я попыталась нащупать противника и получила удар ногой в бок. Такого хамства я не ожидала. Я рванула на дыхание, на лету сделав выпад ногой. Судя по стону, удар попал куда нужно. Но дальше мне повезло меньше, я споткнулась о чемодан, про который совершенно забыла в темноте. Нападавший навалился на меня и принялся душить. Эх, говорила мне мама, не гуляй по вечерам. Я перевернулась через голову, перекинув своего врага (по его сопению я поняла, что нападавший – мужчина) через себя. Мужик вывернулся, мы разом вскочили, но он начал теснить меня к шкафу. До меня слишком поздно дошло, что я в ловушке. Через секунду я оказалась внутри шкафа. Нападавший запер дверцу и придвинул к ней тумбочку. Так, убивать меня не собираются. Во всяком случае, пока.

Что он там делает? Однако я услышала только звук удаляющихся шагов. И это все? Для чего тогда демонстрация грубой силы? Попугать меня? И вообще – кто это был? Ладно, поразмыслю об этом на досуге, а сейчас главное – выбраться из деревянного саркофага. А то утром придет народ, а я в шкафу: здрасте, пожалуйста…

Я надавила на дверь, но она не поддавалась. Еще раз, еще раз. Безрезультатно. В шкафу было темно, пахло нафталином, мышами и… духами. И еще чем-то неуловимо знакомым и важным. Мне казалось, что, если я вспомню этот запах, все прояснится. Бывает иногда такое чувство, будто ты не можешь что-то вспомнить, но знаешь, что это очень и очень важно. Мучаешься, думаешь, психуешь. А потом раз, в голове щелкает, и все проясняется. Но как я сейчас ни старалась, в моей голове ничего не щелкало. Просто очень хотелось выбраться наружу.

Однако без шума, видно, не получится. Я со всего маху навалилась плечом – ох, завтра обязательно будет огромный синяк, – дверь хрустнула, треснула и проломилась. Дальше дело техники. Через десять минут я уже ползала по полу в поисках фонарика и фотографий. Фонарик закатился под гримерный столик, я потрясла его, и он заработал. А вот фотографий не было. Не было и чемоданчика. Вот невезуха! Впрочем, у меня есть фоторобот и полное основание подавать парня в розыск. Пусть он даже не убийца, но, возможно, свидетель. Хорошо, что я успела рассмотреть фотографии до нападения. Тем более что положила их обратно в конверт. Вероятно, тот, кто только что был здесь, подумал, что я не доставала фотографии. Тем лучше.

Я выскользнула за дверь и помчалась по спящему театру, готовая отразить нападение в любую минуту, прислушиваясь и всматриваясь до боли в глазах в темноту. Но на сегодня, кажется, приключения были закончены. Я осторожно пробралась мимо сторожа и толкнула дверь. Она оказалась открытой, значит, тот, кто напал на меня, зашел и вышел через нее. Интересно, с помощью отмычки или ключа? Или после вечеринки просто забыли закрыть дверь? Возможно и то, и другое, и третье. Выясню все завтра. Сейчас же мне хотелось только одного – поскорее попасть домой и смыть с себя всю пыль и вонь.

Спустя полчаса я уже нежилась в горячей ванне, полной ароматной пены. Как приятно лежать, постепенно погружаясь в дремоту. Кажется, что все случившееся со мной сегодня – дурной сон, кошмар, не более. Не хочу ни о чем думать! Сейчас надо успокоиться и отдохнуть. Думать я буду завтра. Если смогу. А теперь спать. Вылезать из пушистой пены совершенно не хотелось, но остывшая вода не оставляла выбора.

Я достала из бара бутылку с коньяком, налила себе полную рюмку и залпом выпила. «Для дома, для семьи – врачи рекомендуют», так, кажется, говорил герой Никулина. Приятное тепло волной разлилось по телу, и я улеглась в постель. Надеюсь, во сне я увижу только приятное.