Текст книги "Под горячую руку"

Автор книги: Марина Серова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

– Думаю, что вы человек, имеющий решительных и на многое способных врагов.

– Браво! – Он даже в ладоши хлопнул. – Вы хорошо уходите от ответа. Еще одно свидетельство того, что в этой очаровательной головке присутствует ум.

– Не нравится? – Я почувствовала, что краснею, как студентка от нескромного комплимента преподавателя, и это оказалось кстати.

– Что вы! – возразил он. – Разве может не нравиться ум в человеке? Вы были снайпером. Скажите, почему они промазали?

– Вы о выстреле? Николай Михайлови-ич! – пропела я жалостно. – Нет мне до этого дела, ну сколько повторять можно! Все, что в связи с этим меня как-то задевало, я обдумала, выяснила для себя и уже рассказала вам. А в остальном…

– А об остальном я прошу у вас консультации, – перебил он. – Как у специалиста-практика. Видите ли, этот выстрел, он ведь, на наше счастье, неточным оказался, не так ли?

– Вот вы о чем. – Надоел он мне вдруг своей настойчивостью, и решила я рубануть его правдой. – Ошибаетесь. Выстрелили мастерски. Я бы так не сумела. По крайней мере из того аппарата, что в моих руках в Чечне был. Так что эти ребята, кем бы они ни были, сделали именно то, что хотели.

– Вот и я думаю: если б хотели убить – убили бы. А поступив так – попугали, но всерьез.

– Вас предупредили, – ответила я.

– Угу.

Он замедлил шаг и остановился.

– Очень может быть.

Мы повернулись и так же неторопливо направились обратно. Сашка пропустил нас мимо, прижавшись спиной к парковой ограде. Я глянула на него, когда поравнялась – неподвижное бесстрастное лицо и стеклянные, ничего не выражающие, устремленные в окружающее пространство глаза. Серж, в дополнение к своей серой куртке, выудил откуда-то такую же серую кепку и, надвинув ее на глаза, полировал тряпкой и без того сияющие стекла машины.

– Юленька! Ничего, что я так к вам обращаюсь? Как вы отнесетесь к возможности подработать?

Я опешила и не ответила сразу. Он понял мое молчание по-своему и поторопился пояснить:

– Нет, стрелять ни в кого не придется. Я пока и сам не определил, на каком месте вы были бы для меня полезнее всего. Только не удивляйтесь так!

Очаровательно улыбается Николай Михайлович, и я чувствую, что подыгрывать ему становится совсем просто, настолько я уже поддалась его обаянию. Он это видит, и ему приятно. Тут главное не переборщить, не переиграть.

– Деньги не помешали бы, – поспешила я согласиться, потому что он, похоже, собрался обидеться на мое молчание. – Денег всегда не хватает. Но смотря за что их получать, вы уж извините мою осторожность.

– Подумаем, подумаем, как вас облагодетельствовать. Умные люди не встречаются на каждом шагу, их ценить надо. И использовать.

Николай Михайлович достал из внутреннего кармана узкий конверт из плотной глянцевой бумаги, вложил его в мою руку и избавил от выражения благодарности, обратившись к шоферу:

– Сергей! – окликнул он своего работника. – Отвези Юлию Сергеевну домой. После этого приедешь ко мне.

– Понял! – бодро подтвердил Серж свою готовность.

– И не возражайте! – прикрикнул Серов, обращаясь уже ко мне. – Поезжайте, а то на работу опоздаете.

– Спасибо, – поблагодарила я его за все сразу.

Глава 3

Серж быстро доставил меня к дому. Сев за руль, он оказался в своей стихии, пришел в доброе расположение духа и всю недолгую дорогу говорил без умолку. Оставалось только направлять его болтовню в нужное русло, задавая невинные вопросы. Мне так не хватало информации о людях, с которыми меня свела судьба по милости Грома.

Оказалось, действительно работает он водителем, возит шефа, Николая Михайловича, на этой самой машине. А Сашка, тот у Серова вроде ординарца – мальчишка на побегушках, но считает себя, и не без оснований, правой рукой хозяина во всем, что не слишком касается большого бизнеса. Предан Сашка хозяину, как пес. Да и сам Серж не в обиде на шефа. При зарплате в две-три тысячи управляться с одной машиной необременительно.

– Ты-то сколько имеешь? – поинтересовался Серега после того, как сообщил размер своего жалованья.

Я ответила, что как юрисконсульт стою полторы в месяц и загружена полный рабочий день.

– Вот видишь! – посочувствовал он. – Так что мы на Серова не обижаемся.

Рассказал он в двух словах и о бизнесе своего начальника. Николай Михайлович – владелец солидной процветающей фирмы «Литер», занимающейся экспортом-импортом стройматериалов, элитной сантехники и каких-то железок строительного назначения.

– За бугор катается чуть ли не каждый месяц. – Теперь в голосе Сержа явственно прозвучала зависть. – И на днях отбыть собирался, а теперь в растерянности – ехать все-таки или отложить? Еще и поэтому бесится.

– Я думаю, что поводов для расстройства ему и здесь предостаточно.

– О-о! Это так! – весело воскликнул Серж. – Вчера шеф раз пять по междугородке звонил. Крику было! И сегодня с утра уже успел уши прочистить самарским.

Он осекся, как человек сболтнувший лишнего, и уставился на дорогу, но усмешка осталась в уголках его губ. Очень хотелось развить тему, спросить Сержа о начавшейся вчера войне, о противниках, причинах и подробностях их противостояния. Язык чесался. Пришлось, и очень строго, напомнить себе об осторожности. Здоровье пострадавшей – вот единственное, о чем я могла поинтересоваться, не проявляя излишнего любопытства.

– Нормально! – ответил на это Серж. – Женька – славная девчушка. Представляешь, у нее рукав в крови и глаза на мокром месте, а она уже отца успокаивает, ничего, мол, страшного! А с полдороги повернуть заставила – вспомнила о собаке. Что ж, говорит, мы его там оставили? Бросили, как бездомного. Любила она его, – сказал Сергей, как о человеке, проникновенно. – Да, погоди, – повернулся он ко мне. – Она у отца сегодня твой телефон вытребовала. Так что жди, позвонит.

Остановив машину, Сергей всем телом повернулся ко мне и спросил негромко, со здоровым мужским превосходством:

– Ты-то чего боишься, чего дергаешься? А? Юлия! Вроде не при делах совсем, а трепещешь, как виноватая?

– Боюсь, – согласилась я вполне серьезно. – Виноватая, конечно. В том, что влезла не в свое дело.

– Ты Женьке помогла. – Он не понял или сделал вид, что не понимает. – Поддержала ее, из истерики вывела. Ты знаешь – но только строго между нами, ясно? – твой страх Сашку навел на мысль о том, что ты как-то причастна к выстрелу. И они с Серовым это дело обговаривали.

Кивнув Сергею через темное стекло, я мысленно поцеловала его в благодарность за все выболтанное и еще раз – за последнее, прозвучавшее предупреждением.

Необходимости в экстренной связи не было, и для вызова начальства я воспользовалась обычным каналом, что и вчера, – через Ирину Аполлинарьевну.

– Мне снова нужен Андрей! – заявила я капризно, услышав в трубке ее манерное «Ал-ло?».

– Зачем? – пробасила она равнодушно.

– В кассете с Маугли, которую он наконец-то вчера мне вернул, затерт эпизод с Багирой.

– И что? – Это было спрошено с таким произношением, что прекрасно можно было представить, как она прикуривает, прижимая трубку к уху плечом.

– Как – что? – возмутилась я. – Пусть поменяет или исправит как-то!

– Передам! – презрительно снизошла к моей просьбе Ирина Аполлинарьевна и повесила трубку.

Эта старуха наверняка не знает, с какими играми имеет дело. Суров нанял ее скорее всего специально для связи со мной, платит немного, чтобы не вызвать ненужных восторгов, и обязанности Аполлинарьевны элементарные – принять просьбу и передать ее по назначению, когда тот, кому она предназначена, удосужится позвонить.

Теперь главное не опоздать на работу, чтобы Сурову опять не пришлось звонить дважды.

Есть мне не хотелось, только пить. Хотелось чая с молоком из большого фарфорового бокала. Есть у меня такой, с синей каемкой по краю и плоской ручкой в виде широкого, изогнутого золотого лепестка. Красивая и емкая посудина.

Горячий сладкий чай с молоком и бисквит, получившийся образцово, привели меня в доброе и бодрое, особо ценное с утра расположение духа, при котором нетрудно преуменьшить неприятности вчерашнего дня, уверить себя в сегодняшних удачах и предстать перед своим отражением в зеркале во всех отношениях симпатичной оптимисткой.

Гром мне так и не позвонил. Прибыв на работу, я до полудня ни на шаг не отходила от телефона, хватала трубку с первого звонка, но это все были люди, занятые своими заботами, которым я требовалась только в качестве юриста или сочувствующей собеседницы. А когда наши конторские барышни дружным табунком застучали каблуками по коридору, отправляясь к местам полуденной кормежки, улетучились мои последние надежды и стало понятно, что Гром по каким-то своим соображениям счел целесообразным сменить способ связи. Оставалось только ждать, терпеливо и безынициативно. Такое ожидание всегда немного унизительно.

Я уже застегивала куртку, как телефон, молчавший уже не менее двадцати минут, зазвонил опять. Но теперь я не кинулась к нему сломя голову. И правильно сделала. Опять не те. Хотя как сказать.

– Юлия? – пискнула трубка радостным, почти детским голоском. – Здравствуйте! Вы меня узнаете? Я Женя Серова.

Вот уж воистину сильна действительность сюрпризами!

– Здравствуйте! – опомнилась я от короткого замешательства. – Извините, Женечка, за молчание, уж очень неожиданно для меня вы позвонили. Как себя чувствуете?

– Отлично! – Судя по ее восклицанию, в этом можно было не сомневаться. – На руке, по коже, борозда и ожог. И все. Отделалась, как говорится, испугом. Зато теперь имею приблизительное представление, что такое огнестрельная рана. Опыт, Юлия, правда?

– Опыт, – согласилась я без особой радости. – Опыт, которого лучше не иметь.

– Юль… – Она замолчала, посапывая в трубку. Звонила, видно, по мобильному. – Я слышала, папа с вами не очень хорошо говорил сегодня?

– С чего вы взяли, Женечка?

– Он сам сказал.

– Ну, если сам, то возражать не буду. Хотя мне так не показалось. Николай Михайлович был отменно вежлив.

– Мы с папой приглашаем вас в ресторан. Пойдете?

– Н-не знаю, – задумалась я. – Удобно ли?

Женька рассыпалась в уверениях и уговорах, уточнила, что приглашает меня не только она, но и Николай Михайлович, и что он таким образом намеревается исправить впечатление, оставшееся у меня от утренней встречи, и хочет в неформальной обстановке подробно обсудить возможность дополнительного для меня заработка, поскольку действительно считает себя обязанным мне за вчерашнее.

– Подумаешь, деньги в конвертике сунул! – прочирикала возмущенно Женька. – Как барин прислуге за работу. Да-да, я так ему и сказала. Я всегда ему правду в глаза говорю, какая бы она ни была. Ну, пойдете?

Как же я могла отказаться?

– Отлично! – обрадовалась она. – А знаете куда? В «Медведицу»! Вы там уже были? Нет? Я тоже. В половине восьмого за вами, к вам домой, заедет Серж…

От Сержа и машины я отказалась наотрез. Нехорошо получится, если он, явившись, не застанет меня дома. Потому что жива еще во мне надежда на встречу с Громом. Женька не настаивала.

– Тогда Саша привезет вам билет. Туда ведь по билетам пускают. А вы не знали?

– Не знала, – подтвердила я. – Откуда? Такие места мне не по карману.

– Ничего, если билет он вам привезет прямо на работу?

– Ничего, – согласилась я. – Пусть привозит.

– Отлично! – обрадовалась Женька. – А Серж утверждал, что с вами договориться нельзя. До встречи!

В кулинарии у высоких круглых столов свободное место отыскать было непросто. Стояли за ними в основном женщины, заскочившие сюда для того, чтобы купить для дома, на вечер, какую-нибудь приятную съестную мелочь и попутно заморить червячка недорогим пирожным.

Пристроив стакан и пластиковую тарелку с выпечкой на край стола, я, помешивая ложечкой кипяток, быстро приобретающий насыщенный коричневый цвет от болтающегося в нем пакетика с чаем, оглядела товарищей по трапезе.

Две полные женщины с одинаковыми водянистыми глазами за одинаковыми очками странной формы сосредоточенно ели желто-коричневые пирожные, аккуратно вытирая каждый раз губы носовыми платками. Мальчишка в летней пластмассовой кепке с аршинным козырьком и буквами USA на лбу быстро грыз печенье, почему-то называемое «суворовским». Поверхность стола приходилась ему на уровне подбородка, и было забавно наблюдать, как он, для того чтобы достать очередное печенье, сует в лежащий перед ним пакет свой острый, шевелящийся в такт быстро жующим челюстям нос.

Высокий мужчина в старом кожаном плаще, стоявший спиной к нам за соседним столиком, неосторожно двинулся, и пирожное, бывшее в пальцах одной из одинаковых женщин, не найдя дороги к ее рту, полетело под стол.

– Да что ж вы ворочаетесь, как слон в посудной лавке!

– Вас что, блоха укусила? Чего дергаетесь-то? – дружно возмутились одинаковые подруги, ухитрившиеся, несмотря на тесноту, повернуться лицами к обидчику.

Я с улыбкой смотрела, как Гром, спасаясь от общего внимания, протискивается к выходу, поправляя сползшую на глаза кепку. Бывало, называли его по-всякому, но чтобы слоном – такое я услышала впервые.

Уложив в полиэтиленовый мешочек выпечку и с сомнением глянув на бурду в стакане, я поспешила за ним. Суров дожидался меня неподалеку, топтался у столба со светофором, засунув руки в карманы и нахохлившись, как воробей под дождем.

– Мелочь, Юль, а неприятно, – пожаловался он в ответ на мое приветствие. – Вот ведь как нарисовался!

– Мелочь! – успокоила я его. – С кем не бывает.

– Досада! – покрутил он головой. – Чтоб я еще сунулся под руку к толстой бабе!.. Вот крик-то подняли.

– Тощие бывают хуже, – встала я на защиту толстых, все еще посмеиваясь.

Мы не спеша двигались к офису материнского комитета, жмурились от не по-октябрьски пригревающего солнышка и мирно беседовали.

Я изложила ему все по порядку, как и полагалось, припомнила чуть ли не каждое слово, услышанное от Серова и его близких. Необычное дело – в конце доклада Гром поинтересовался моими соображениями, каковых было немного, больше предположений. Я высказала их, стараясь понадежней скрыть досаду, испытываемую каждый раз, как на ум приходила мысль о недостаточности моей информированности. Черт бы побрал эту естественность поведения!

– На обычную мафиозную разборку это мало похоже.

В этом я была убеждена, и Суров кивнул, соглашаясь.

– Самара и Тарасов. Скорее всего крупные деловые разногласия, несомненно, затрагивающие и финансовые планы. Возможно, переделка или уточнение партнерских приоритетов. По характеру покушения на дочь Серова можно предположить, что угроза о чем-то подобном звучала ранее, а по его тону в телефонных переговорах естественно сделать вывод, что страха Серов не испытывает, наоборот, возмущен до предела. Теперь он грозит в ответ. Или уже готовит удар.

Я подумала, что, если бы мой начальник догадался прилепить к стеклу окна кабинета Серова элементарный жучок и поставить неподалеку машину с аппаратурой и оператором, все было бы намного проще и понятней. Хотя откуда мне знать, что он не сделал этого?

– Это очень важно, Юленька, и ценно.

Андрей погладил щетинистый подбородок.

– Николаю Михайловичу не позавидуешь, – проговорила я задумчиво. – Кажется, его неприятности на этом не кончатся.

– Они только начинаются. – Гром сморщился, будто хлебнул горького. – Ты что, Багира, сочувствуешь ему?

Да, пожалуй, Серову я сочувствую. И жалею Женьку. Несладко ей придется в самом недалеком будущем, потому что уж очень плохо будет ее обаятельному папочке. Это – наверняка. Иначе зачем же мы им занимаемся?

Как человек честный, на вопрос Грома я ответила утвердительно. Некоторое время он шел рядом молча и с окаменевшим лицом, а потом неожиданно разулыбался.

– Эх и влетело бы тебе, Юлька, скажи ты мне такое в те времена, когда я был для тебя майором Суровым. А сейчас что с тебя взять? Кто ты сейчас для меня? Гражданское лицо, по старой памяти и добровольно продолжающее сотрудничать с «компетентными органами».

– Я тебе совершенно серьезно говорю, сочувствовать ему нечего. Не стоит он сочувствия. Не по моей прихоти готовим мы ему крупные неприятности. Можно сказать, что он их заработал, добился, даже выстрадал. Мы ему их обеспечим с лихвой. А по-другому никак нельзя.

До каких объяснений снизошел мой начальник!

– Все понятно, Андрей Леонидович. – Я, извиняясь, коснулась его руки. – Не убеждайте. И не сомневайтесь, все будет сделано как надо.

– Не сомневаюсь, – ответил он, отвернувшись. – Иначе уже сейчас без разговоров отправил бы тебя домой. Отдыхать!

Давай разберемся в ситуации, – предложил он после короткого молчания, и я поняла, что прощена полностью. – Серов не исключает возможность твоей причастности к покушению на дочь. Какие у него могут быть основания и какую роль в этом деле он может тебе приписывать?

– Роль наблюдателя за результатами, – ответила я.

– Не только. В разговоре с ним ты довольно тонко рассудила, что злоумышленниками достигнуты именно те результаты, на какие они рассчитывали. Серов мог воспринять это объяснение как угрозу довести дело до конца в случае невыполнения им известных условий. Угрозу, исходящую от организаторов покушения. Здесь ты выступила в роли посла его врагов. Реально?

– Вполне, – согласилась я. – Хоть и изощренно. Качество выстрела я объяснила с точки зрения бывшего снайпера. Ну опыт у меня в таких делах, и все тут. Реально?

– Конечно! – кивнул Суров. – Надежно, как бетонная стена. Только вот ведь какое совпадение получается: на месте работы снайпера оказывается невольный свидетель со снайперским опытом и авторитетно объясняет результаты. Ну пусть совпадение. Бывает. А как ты объяснишь свое появление в парке за несколько дней до события? Серов вполне мог узнать об этом, выспросить у дочери.

– Совпадение, – согласилась я и подумала, как мастерски все было подстроено. Будто специально для того, чтобы я попала под подозрение. Хотя почему – будто? Возможно, подставить меня таким образом входит в планы Сурова.

Я глянула – на губах Андрея появилась еле заметная улыбка.

– Третье совпадение – то, что в момент выстрела ты оказалась рядом с Женей. Три совпадения, Юля. Не многовато ли? Теперь скажи, как Серов может расценить твой контакт с ним? Незапланированная случайность?

– Не-ет!

Я включила мозги на полную мощность. На этот вопрос готового ответа у меня не было, а выдать его следовало без задержки.

– Если исходить из того, что я действительно связана со злоумышленниками…

– Именно из этого и давай исходить. Скажем о Серове поговоркой: рассчитывай на худшее, тогда лучшее будет приятней. – Суров улыбнулся. – Тем более что это мнение нашего подопечного полностью соответствует истине.

Удивилась я настолько, что впору было рукою попридержать отвисающую челюсть. То, что настоящим организатором покушения является мой уважаемый начальник, а не какие-то самарские отморозки, не было для меня тайной, но теперь он прямо признавался в этом. Чрезмерной болтливостью майор Суров не грешил никогда, значит, его признание можно расценивать как высшую степень доверия.

А прощена я, однако, за сочувствие к Николаю Михайловичу!

– Будучи связанной с врагами Николая Михайловича и действуя в их интересах, от дружественного контакта с ним я получаю много ценной информации. Верно? – принялась я рассуждать в надежде докопаться до ответа на вопрос Сурова. – Я вижу его реакцию на происшедшее и по ней могу предположить его поведение. То есть догадаться, какие меры он скорее всего предпримет в ответ.

– То есть отслеживание «вживую» его реакции на происшедшее дает возможность прогнозировать его действия с высокой степенью вероятности, – сжал Гром мои рассуждения в одну фразу. – Верно!

Я попробовала «на вкус» наши выводы и в сомнении покачала головой.

– Не слишком ли изощренно? Не во всяком отделении ФСБ найдутся люди, способные спланировать и гладко провернуть такую операцию. Можно подумать, что там, в Самаре, засели люди со спецподготовкой. И сам Серов может все представлять себе намного проще. Откуда мы знаем – как? Конкретных обвинений против меня он пока не выдвигал.

– И вряд ли выдвинет. Он предложил тебе поработать у него. Зачем? Чтобы иметь все время на глазах – раз. Чтобы иметь возможность через тебя запустить к врагу выгодную, с точки зрения Серова, информацию – два. И в-третьих, чем черт не шутит, попробовать наладить с ними связь через живого человека, не рискуя при этом своими людьми. Дело-то приняло такой оборот, что обычные средства связи сейчас малопригодны.

– Получается так, что противники Николая Михайловича, обставив все таким образом, чтобы он заподозрил во мне их человека, создали условия, при которых ему выгоднее использовать меня, чем просто гнать прочь. И он, и они, черт возьми, умные люди, если способны разыгрывать такие комбинации.

– Снимаю шляпу, – Андрей сдернул с головы кепку, – перед их умом. Как будешь себя вести? Что выберешь, Багира?

– Постараюсь вести себя умно.

– А с умными людьми по-иному нельзя. Иначе рискуешь отправиться в плавание по осенней Волге с ногами, залитыми цементом в банной шаечке. Действуй по обстановке, Юленька.

– Серов предложил мне подработать, посулив щедро заплатить, из благодарности за помощь Женьке.

– Очень благородно с его стороны, – усмехнулся Суров. – Ты должна быть ему признательна за такую заботливость.

– Обязательно!

Мы хорошо поняли друг друга.

Истекали последние минуты обеденного перерыва. В коридоре, возле кабинета, дожидалась меня матушка Славы Рыбакова, уроженца Тарасова, солдата-первогодка, страдающего от дедовщины где-то на территории Уссурийского края, а через час предстояла встреча с военкомом Пролетарского района, и это не все на сегодня. Дел было невпроворот, и, как всегда, навалились они в самое неподходящее время.

Суров проводил меня до дверей офиса, пожал на прощание руку, легонько хлопнул по плечу.

– Юлия…

Мне показалось, что он хочет погладить меня по щеке, но нет – медленным движением Андрей поправил шарфик, выбившийся из-под воротника моей куртки.

– В один поганый момент все это может стать опасным, Юлия. Здесь крутятся большие деньги, а вокруг них всегда топочут большие люди. Поэтому законным порядком деятельность Серова с партнерами не остановить. Никто не сможет сказать, даже я, когда ситуация обострится настолько, что станет угрожающей. Будь внимательна, Багира.

Из-за моей спины со стороны ступеней крыльца ко входу в офис прошел молодой мужчина в расстегнутом плаще и белом шарфе. Открыв высокую стеклянную дверь, он повернул голову и глянул на нас злыми глазами.

– Кто это? – спросил Гром.

– Сашка. Правая рука Серова во всем, что не относится к крупному бизнесу. Он привез мне билет в «Медведицу».

– Слушай последнее. – Гром глянул на закрывшуюся за Сашкой дверь и заговорил, понизив голос почти до шепота: – Через Аполлинарьевну меня больше не вызывай. Прихворнула она. Вот тебе другой номер и адрес квартиры, где этот телефон стоит. Живет там твой старый знакомый. Можешь съездить к нему, выбрать то, что тебе нужно из электроники. Вооружись, если сочтешь необходимым. Но не перебарщивай. Этой ночью я позвоню тебе сам, но если возникнет нужда в срочной связи, звони по этому номеру. Все. Иди, Юлия. Удачи тебе.

Гром пошел от меня не оборачиваясь. Сбежал по ступеням крыльца и остановился у дорожного бордюра. К нему сразу же подкатил обшарпанный «жигуленок», сама собой открылась дверца.

Сашка дожидался меня в вестибюле, тенью маяча между колоннами, облицованными серым мрамором. Но стоило мне появиться, как он, не подавая виду, что узнал, заметил меня, набычившись зацокал каблуками вверх по лестнице. Не поняла я его маневра. Когда не понимаешь поведения человека, явившегося на встречу, самое правильное – перестать его замечать, сдержать недоумение и вести себя как ни в чем не бывало. Я поступила наоборот.

– Александр!

Он поднимался по соседнему лестничному маршу, слышал мой голос прекрасно, но даже головы не повернул на оклик.

«Щенок закрученный!» – так обозвав его про себя, я ускорила шаг, чтобы догнать перед входом на этаж, занимаемый Комитетом солдатских матерей. Вместе с билетом в ресторан он мог привезти что-нибудь на словах от своего господина. Возможно, именно этим объясняются странности его поведения. Приглашать Сашку в кабинет не хотелось – на ходу отвязаться быстрее. А спроваживать в коридоре, на слуху у наших любопытных кумушек, хотелось еще меньше.

Сашка помог мне – замедлил шаг, а дойдя до площадки, и вовсе остановился.

– Вы ко мне? – спросила я, постаравшись придать лицу приветливое и безмятежное выражение.

Он медленно, как злодей из фильма ужасов, повернулся и вперил в меня горящие неприязнью глаза. У него даже верхняя губа дрогнула, будто едва сдерживался, чтобы не зашипеть или не плюнуть в меня ругательством.

– В чем дело? – встревожилась я. – Вы от Жени? С билетом в ресторан?

Гипнотизируя меня по-прежнему, Сашка достал из внутреннего кармана узкий конверт из плотной бумаги, такой же в точности, как и полученный мною утром от Николая Михайловича.

– Спасибо.

Я, демонстрируя интерес, заглянула вовнутрь и шагнула к коридору.

– Подождите, – подал он наконец голос. – С кем вы только что разговаривали там, внизу?

– С приятелем, – пожала я плечами и возмутилась: – А какое вам, собственно, дело?

– Ваш приятель случайно не самарский?

– Он тарасовский. А что?

– А к стрелковому спорту ваш приятель отношения не имеет? – В его голосе зазвучал сарказм, почти издевка. – Вот вы, например, бывший снайпер. А он?

Сашка поднял руки на уровень груди и взвесил в них воображаемое оружие.

– Что за допрос? – возмутилась я. – Почему вы меня спрашиваете?

– Тихо, тихо! – В успокаивающем жесте он обратил ко мне раскрытые ладони, нехорошо усмехнулся и запрыгал со ступеньки на ступеньку вниз. Поднял на ходу лицо и, все так же усмехаясь, ответил: – Интересно мне, вот и спрашивал. Понятно?

– Дурак! – проворчала я в надежде, что он расслышит.

Извинившись и попросив еще несколько минут у матушки Славы Рыбакова, маявшейся в ожидании у окна в конце коридора, я вошла в кабинет, скинула куртку и положила на стол два одинаковых конверта. В одном из них – билет в ресторан, в другом должны быть деньги. Забыла я о них. Опустилась в кресло, закрыла ладонями глаза и затаила дыхание – подарила себе мгновение тишины и неподвижности.

Дураком назвала я серовского опричника. Но дураком он, правая-то рука хозяина, быть не может в принципе. Поэтому его несдержанность – не пустая ли рисовка? Не сам ли Николай Михайлович через него только что, почти в открытую, объявил о своих подозрениях в отношении меня? Зачем? Напугать хочет? Рассчитывает, что запаникую? И все это – перед рестораном. Что предложит мне Серов сегодняшним вечером? И что потребует? Оч-чень интересно!

Я загадала: если первым попадется в руки конверт с деньгами, все сложится наилучшим образом и Николай Михайлович будет в моих руках послушнее воспитанного ребенка.

В дверь заглянула матушка Рыбакова.

– Юлия Сергеевна!

– Да, заходите, пожалуйста. Извините меня за ваше ожидание.

Я с любезной улыбкой указала ей на стул рядом со столом. Она прошла и села, достала из сумки тонкую, прозрачную папку с документами, подала ее мне и заговорила, рассказывая, с какими трудностями ей пришлось столкнуться, чтобы узнать имя и фамилию подполковника – командира части, в которой служит ее Славик.

Я открыла конверт и неосторожно достала из него три стодолларовые купюры. У солдатской матушки пресекся от изумления голос.