Текст книги "Не на ту напали!"

Автор книги: Марина Серова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

К этому моменту я уже наполовину свесилась наружу. Прикрытая дверцей, я не спеша прицелилась и от самого асфальта влепила пару пуль в их бензобак. Получайте, голуби.

Фейерверк вышел знатный.

Я подъезжала к Садовому кольцу, когда навстречу мне пронеслись две патрульные машины с мигалками и включенными сиренами, а немного погодя – еще и «Скорая». Вряд ли она там понадобится.

Все эти погони со стрельбой отняли у меня массу времени. Нужно предупредить Катьку, чтобы собирала вещи. По моей милости подруга оказалась в большой опасности: с их методами воздействия узнать, кто мог пронести в зал мое самодельное устройство, не так уж сложно. Достаточно просто спросить.

И бежать к чертовой матери из этого города!

Выбрав безлюдную улочку, я оставила машину у обочины, взяла «дипломат» и не спеша пошла прочь. Соваться на меченом автомобиле в Центр не стоило. «Беретту» тоже придется бросить – свою службу она мне уже сослужила. Я разрядила оружие и на ходу спустила обойму в водосток. Туда же последовала вторая. Кварталом дальше мне попалась телефонная будка – идеальное место для пистолета. Забросив пушку на крышу будки, я сняла трубку и набрала Катькин номер.

Горячая ванна и рюмка коньяку – большего мне не требовалось. А потом мы исчезнем из столицы на пару недель, чтобы в спокойной обстановке подумать, как быть дальше.

Но кто-то, кто нажимал на кнопки в этой игре, рассудил иначе.

К телефону долго никто не подходил, потом Катерина все же сняла трубку и, не дослушав меня, выпалила:

– Тань, погоди. Мне нужно уехать. Прямо сейчас. Я должна, должна, а то произойдет большое несчастье…

Голос ее мне очень не понравился. Уж не с мировой ли гармонией должно было случиться это несчастье? Похоже, они ее все-таки достали. Ну, козлы, я до вас доберусь.

– Как ты едешь?

– Поездом. Я не одна, нас пятеро, и с нами один Учитель.

Где-то открылась дверь. Я торопливо прокричала:

– Не клади трубку! Во сколько поезд?

– В двенадцать, с Казанского. Мы…

Короткие гудки. События последних суток начинают выбивать меня из колеи. Ситуация все усложняется, и управляю ею, увы, не я.

Я взглянула на часы. До отхода поезда оставалось сорок минут.

Что ж, убраться на время из города входило и в мои планы. То, что и Катерина уезжает, хоть и не по своей воле, – тоже неплохо. Инициативу пока перехватили новые Катькины друзья, но, раз наши планы совпадают, отдадимся течению событий, а там посмотрим.

Осталось узнать, куда это течение нас несет и зачем.

В такси я достала из внутреннего кармана свой мешочек с костями и уже привычно выбросила их на крышку «дипломата».

36+20+1

То есть: «В делах можно ожидать перемен к лучшему, но приготовьтесь к долгому и утомительному путешествию».

Ну-ну.

Глава 6 Мы едем, едем, едем…

Когда следишь за кем-то в поезде, самое удобное – слиться с местностью, стать незаметной. А на что меньше всего обращают внимание? Правильно, на обслуживающий персонал. Разносчики из вагона-ресторана, поездная бригада, сцепщики на станциях и прочий рабочий люд настолько сами лезут в глаза, что ускользают от внимания.

Униформа, как я заметила, полностью обезличивает человека. Встречный прохожий может оказаться Васей или Петей, быть алкашом или примерным семьянином. А милиционер или швейцар в гостинице – это просто милиционер или швейцар, человек без лица.

Познакомиться с проводником поезда дальнего следования за минуту до отправления обычно дело несложное. При некотором навыке, конечно. Представительная дама лет сорока, с крашеными волосами и в новой, с иголочки, форме, представилась Наташей.

Неизвестно, что больше ее убедило – мое удостоверение частного детектива или вложенная в него сотенная купюра. Так или иначе, проезд в купе проводников был мне обеспечен.

Напарница моей проводницы тут же исчезла. «К хахалю в девятый», – пояснила разговорившаяся Наташа. И мы поехали. А поехали мы, как выяснилось вскоре из билетов моих подопечных, аж до города Абакана. Интересно, что мы будем делать в такой глуши?

Дорога предстояла дальняя, было время наконец-то все как следует обдумать и связать концы с концами. Пока что мне казалось, что мной управляет чья-то недобрая воля. Словно какой-то кукловод злобно дергал за ниточки, заставляя меня совершать беспорядочные кульбиты.

Интересно, знает ли он сам, чего хочет от меня. Я в этом сильно сомневалась. Однако должно же быть объяснение всем громоздившимся вокруг меня событиям.

Забравшись с ногами на полку служебного купе, я попыталась вспомнить все, что со мной сегодня произошло. И не смогла. Я просто чертовски устала. Такого длинного дня у меня в жизни не было.

Поэтому, когда Наташа вернулась откуда-то с аппетитно пахнувшим свертком и бутылкой водки, я смогла только с благодарностью кивнуть на ее приглашение к столу. За все это время мы едва ли обменялись с ней десятком фраз.

В качестве своего взноса в общий котел я достала из «дипломата» початую палку ивлевской колбасы и остатки батона. Честно говоря, я так отупела, что не смогла вспомнить, откуда у меня взялся батон.

После стакана водки и еды на меня навалилось чувство такой чудовищной усталости, что я просто молча повалилась на полку.

– Да ты поспи, поспи. Что еще делать в дороге-то, – эти слова сердобольной проводницы были последними, что я услышала.

От самой дороги в моей памяти осталось немного. Большую часть пути я проспала. Сон и явь поменялись местами. Короткие периоды бодрствования проходили в каком-то тумане и почти сливались со сном. Зато сны были необычайно яркие и очень странные.

Мне кажется, я помню долгую стоянку в каком-то большом городе. Новокузнецк или что-то вроде того. Я как раз сидела в вагоне-ресторане и доедала четвертую порцию шницеля с вермишелью – почему-то страшно хотелось есть.

Еще помню, как однажды днем – мы уже третий час мчались по ровной, как тарелка, степи – мимо нас долго тянулся нескончаемый встречный поезд с углем. Угольная пыль проникала всюду и скрипела на зубах.

Все остальное слилось для меня в калейдоскоп причудливых картин.

Где-то рядом бухал во тьме огромный молот, грозивший меня расплющить. Потом молот исчез, зато пришла здоровенная тетка, почему-то с восемью руками и гипертрофированными половыми признаками. Гремя ожерельем из человеческих черепов, она исполнила дикий танец и поцеловала меня туда, куда обычно незнакомые женщины друг друга не целуют.

Тетку сменил гигантский плод. Он плавал в неизреченном покое, привязанный пуповиной к звездам. Были еще какие-то геометрические фигуры и цветы.

Мне казалось, что между этими странными картинами я слышу откуда-то сверху характерное пыхтение и женские стоны.

Однажды мне приснилось, что перед моим лицом висят в воздухе две волосатых ноги. Это уже ни в какие ворота не лезло. Чей-то бодрый голос спросил:

– А твоя подыружка пачэму нэ хочыт, а?

Кто-то очень знакомый, почти родной, ответил:

– Да спит она, не видишь? Иди скорей ко мне!

В другой раз мне приснилось нечто совсем несуразное – в белом халате надо мной склонился Айболит из детской книжки. Он щупал мне пульс. Потом Айболит превратился в крокодила Гену, но с большими мягкими ушами.

Такого безобразия я никогда в жизни не видела. Захотелось проснуться. Я сделала усилие, чудовище в белом халате пропало, и я увидела себя сидящей на корточках у реки и ковыряющей прутиком чью-то еще теплую какашку. Вокруг меня ползали козявки, и было мне года полтора. Никак не больше двух, потому что с двух лет я себя отлично помню. Этого эпизода я за собой до сих пор не знала.

Мне стало стыдно, и маленькая девочка убежала. Потом все закрутилось по новой – молотки, похотливая бабища, цветы и шестимесячные зародыши.

Весь кошмар кончился как-то разом. Меня будила гостеприимная проводница.

– Вставай, соня, проспишь свой Абакан.

Мы въезжали в пригород. Ну и дела! Последняя неделя била все рекорды. Пожалуй, это было самое загадочное дело в моей богатой практике.

Три дня пути просто выпали из моей памяти. Да еще эти видения: сначала тем вечером в Москве, теперь в поезде… Я чувствовала, что разгадка близка. Части мозаики складывались в цельную картину, но никак не могли сложиться окончательно. Чего-то не хватало, какого-то объединяющего элемента.

И тут меня осенило. Ну конечно! Эта чертова колбаса!

И в Доме культуры, и в поезде мой бред начинался после того, как я съедала немного колбасы из кейса моего незадачливого попутчика.

Так вот о каких образцах говорили эти типы!.. Значит, это не моя крыша сделала мне ручкой – всему виной какой-то психотропный препарат, подмешанный в колбаску.

Додумать эту мысль до конца я не успела. Поезд остановился, и началась давка в проходе. Я схватила кейс и нырнула в самую кучу.

Глава 7 Мечта о крыльях

Город Абакан, как известно, расположен на великой сибирской реке Енисей. Я никогда раньше здесь не бывала. Но ознакомиться с памятными местами мне не удалось. Прямо с поезда вся компания на двух такси отправилась в аэропорт. Я, понятное дело, – следом, на третьем.

В здании аэровокзала я чуть не потеряла их из виду в толпе бородатых геологов, или кто они там были. Когда я вновь их увидела, с ними уже был какой-то толстяк в кителе и форменных штанах – летчик, штурман, или кто там еще может быть. Надо бы выучить знаки различия у летунов.

Толстяк оказался местным начальником, потому что вся группа с ним во главе миновала очередь на досмотр и прошла прямо на поле.

Вся эта авантюра начинала мне надоедать, но делать было нечего. Обежав какое-то здание, я рысью промчалась вдоль ограждения метров двадцать, пока не нашла то, что искала, – дыру в сетке забора.

Протиснувшись сквозь нее вместе с чертовым «дипломатом», я поискала глазами свою группу и обнаружила ее далеко впереди. Путешественники подходили к концу длинного ряда самолетов, который тянулся вдоль всей левой кромки летного поля.

С максимально деловым видом я миновала единственный освещенный участок и побежала, держась в тени «Анов», «Яков» и прочих воздушных судов. Пару раз я чуть не налетела на какие-то веревки. Никогда не думала, что самолеты на стоянке привязывают к земле. Чтобы ветром не сдуло, что ли?

«Интересно, куда это мы идем?» – не успела я задать себе этот вопрос, как поняла, что худшие мои опасения оправдываются. Метрах в тридцати от меня, на краю поля, ждал вертолет, и вся компания собралась у него.

Я остановилась у последнего прикованного к земле летательного аппарата, присела за какую-то тележку и стала наблюдать. В вертолет загружали ящики или мешки – с моего наблюдательного пункта мне были видны только тени в лунном свете. Очень нехорошее предчувствие закралось мне в душу.

Бывали в моей жизни безрассудные поступки, и глупости я не раз совершала, но такого я от себя не ожидала. Когда загудел двигатель и лопасти вертолета начали вращаться, я прижала к себе «дипломат» и, борясь с ветром, ринулась вперед. Глаза и нос мне сразу же забила сухая трава и какой-то острый мусор. Прическа безнадежно растрепалась.

«Черт бы побрал эту мечту о крыльях! Черт бы ее побрал!..»

Никакого плана у меня не было. Меньше всего я собиралась сделать то, что сделала, добежав до вертолета. Я просто мчалась изо всех сил к Катьке, к разгадке всех последних событий и… Да чего там, я бежала от собственного желания плюнуть на все и вернуться домой.

Так или иначе, я оказалась рядом с проклятой «вертушкой».

– !..

Малодушная надежда, что я ничего не смогу сделать, медленно во мне умерла. Предпоследней. Последней умирала я на протяжении всех последующих часов. Или лет. Или веков.

Как оно всегда и бывает, выход нашелся. Но какой!

Вы когда-нибудь видели дырявые вертолеты? Этот был именно такой. Сейчас объясню. Дело в том, что у этого стального урода не было кормы. То есть… Короче, того, что бывает у них под хвостом. Вместо всей задней стенки была натянута сетка из толстого каната. С ячейками в мою голову.

Или я чего-то не понимаю, или такая техника летать не должна. Она должна мирно ржаветь на свалке, а еще лучше – стоять в музее. Как камера пыток.

До сих пор не пойму, как мне удалось отцепить сеть в одном месте и снова закрепить за собой. Того, как я вскарабкалась в темное загроможденное нутро, я вообще не помню. Просто я обнаружила себя сидящей на полу у самого края, слева на меня навалился огромный мягкий тюк, а ногами я упиралась в какой-то ящик. Вот и все.

Последней моей мыслью в этом мире было безумное: «Так вот он какой, вертолетный багажник!» Земля плавно провалилась вниз и назад. Меня незамедлительно вырвало.

Не раз мне приходилось смотреть в глаза смерти. Скажу, не хвастаясь: я не боялась. В самой безвыходной ситуации я не теряла надежды. Но этой бесконечной ночью я вдруг поняла, как мало нужно человеку для счастья: просто стоять обеими ногами на земле, а еще лучше – стоять на ней на четвереньках.

Клянусь: когда долетим, куда бы мы там ни летели, привяжу себя тросом к самым тяжелым камням и простою так остаток жизни.

Полет оказался страшнее всего, что мне довелось испытать прежде. Даже тот случай, когда я в четырнадцать лет проснулась на даче и увидела у себя на груди мышь, – ничто по сравнению с ним.

Сказать, что винтокрылая машина вытрясла из меня все печенки, – значит, ничего не сказать. Мелко тряслось и дребезжало все вокруг: стенка, к которой я оказалась прижатой, заклепки в этой стенке, какие-то железяки в ящике, норовившем раздавить мне ноги… Временами я боялась, что моя дрожь совпадет с этой вибрацией и от резонанса я просто распадусь на мелкие части.

Вдобавок справа от меня была ревущая ледяная бездна и где-то далеко внизу жутко блестела в лунном свете узкая полоска воды. Смотреть туда я себе запретила. Пожалуй, с таким ужасом я еще не сталкивалась. Надеюсь, больше такого со мной никогда не произойдет. Очень надеюсь.

* * *

Когда ко мне более или менее вернулась способность соображать, уже светало и мы явно снижались. Где-то далеко позади виднелись заснеженные горы, а под нами было что-то пестрое. Кое-где мелькала вода.

Я не знала, плакать мне или смеяться. Подозреваю, что во время полета душа моя летела где-то рядом и чуть позади, освещаемая дурацкой мигалкой на хвосте вертолета. Внутренности мои перемешались и прилипли к диафрагме. В голове был полный сумбур.

Желто-зеленый газон внизу вдруг стал очень близким и превратился в настоящий лес. Мы летели над тайгой. Позади, насколько я могла видеть, была она же. Лес, лес и еще раз лес. Никаких городов на горизонте, никаких дорог. Тайга.

Устроив мне напоследок десять минут невесомости, чертова железка наконец ткнулась колесами в планету. Мы сели на какой-то заросшей кустарником поляне с торчащими из травы булыжниками. Окружающие поляну сосны оказались неожиданно высокими. Здравствуй, Земля.

Я очень удивилась, обнаружив, что все это время рядом со мной был мой, а вернее, ивлевский, «дипломат». Прямо привет из прошлой жизни. Тут я вспомнила, почему я здесь.

Самое время сматываться. Пока мне фантастически везет, но когда-то эта лафа должна кончиться. Лопасти еще свистели и крутились вовсю, когда я отцепила наконец сеть, отделявшую меня от вечности (пришлось пожертвовать ногтем).

На ватных ногах, низко пригнувшись, я – от куста к валуну, от валуна к кусту – поспешила к недалекой опушке. И вовремя. Не успела я залечь под разлапистой елкой, как из вертолета стали вылезать люди. С другого края поляны, закрытые от меня вертолетом, им что-то кричали. Видимо, местные жители.

Только теперь я поняла, что наступила тишина. Во время полета я перестала воспринимать гул двигателя как звук. Сейчас мои барабанные перепонки пришли в норму, и я стала различать звуки. Голоса, так сказать, леса: посвистывала какая-то пичужка, кто-то щелкал, кто-то шел по лесу…

Шел по лесу, направляясь ко мне! Вот мое везение и закончилось. Я успела только выкатиться из-под ветвей ели, оставив там «дипломат», когда мужской голос за спиной произнес:

– Ага! Вот она где. А ну, вставай!

Я поднялась и повернулась к говорившему – заросшему до глаз «бармалею» в чем-то брезентовом, сапогах по пояс и с карабином под мышкой. У пояса висели две дохлые птицы. Конечно, у меня самой видок был тот еще: мокрые от росы джинсы, всклокоченная, с безумным взглядом. Однако это еще не давало ему права так себя вести.

Этот хам просто ткнул меня стволом в живот и молча кивнул по направлению к вертолету. Только не это!

Однако меня явно не собирались отправлять домой. По проложенному мной в росистой траве следу (выходит, я себя сама выдала!) мы дошли до вертолета, рядом с которым росла гора выгруженных вещей. Занимавшиеся разгрузкой даже не оглянулись. Я попыталась остановиться и что-то сказать, но конвоир все так же молча ткнул меня в спину, и мы прошли мимо.

Никогда, никогда, никогда я не буду больше очертя голову бросаться куда попало.

От противоположного края поляны в нашу сторону шли несколько человек с лошадями в поводу. Перебросившись парой слов с «бармалеем», они коротко и зло ругнулись. Я расслышала только: «…там разберутся». И мы пошли ТУДА.

ТАМ оказалось в часе ходьбы от места моего приземления. По дороге ничего интересного не случилось. Каждая моя попытка остановиться или оглянуться решительно пресекалась ощутимым тычком под ребра. Я гадала, куда меня ведут.

Вскоре едва заметная поначалу тропинка превратилась в тропу, несколько раз ее пересекали другие тропки. Наконец мы вышли на что-то вроде края большого оврага, и внизу открылась живописная картина – в распадке располагалось небольшое поселение. Десятка два деревянных домов были разбросаны под вековыми соснами. По дну распадка за домами протекал ручей, а за ним до самого противоположного склона тянулись огороды. Лаяли собаки, над крышами кое-где поднимался дымок.

Мы начали спускаться.

Глава 8 Бой в Крыму, все в дыму

Первое, что встретилось нам в деревеньке, – огромная стая свирепых волкодавов, каждый – ростом с теленка. Если бы не мой провожатый, они разорвали бы меня на куски. Лай стоял такой, что в ушах звенело.

Кое-где у домов копошились женские фигуры в новеньких армейских бушлатах и кирзовых сапогах. У каждой голова низко повязана сиротским платком. Одна такая попалась нам навстречу. Крайне сосредоточенно она тащила огромное бревно. В нашу сторону даже не взглянула. Катьки нигде видно не было.

На фоне ушедших в землю бревенчатых избушек, крытых рубероидом, выделялся новым срубом только один дом. Стоящий несколько на отшибе, он один имел большие застекленные окна и… Да, я не ошиблась – тарелку спутниковой антенны на шиферной крыше. Мы шли в сторону этого дома, который я сразу же про себя окрестила «правлением».

Рядом с домом была коновязь, у нее стояли, окруженные тучей слепней, две оседланные лошади.

У высокого крыльца меня остановили, и бармалей крикнул в открытое окно:

– Илларион здесь?

Чей-то хриплый голос ответил изнутри:

– Да не, он с мужиками на охоту ушел.

– Выйди-ка, дело есть.

Кто-то закряхтел, и в дверях появился заспанный краснорожий коротышка в застиранной майке и сатиновых трусах.

– Ну что тут у тебя? – спросил он, почесываясь и зевая.

– Да вот, кажись, шпиенку словил. – Мой конвоир длинно сплюнул. – На поляне была. Я смотрю, только вертолет сел, она шмыг наружу – и бяжать.

– Дак, может, она из этих?

– Сказал! Эти не бегают. Она, видать, в грузе пряталась – сзади выскочила.

– Е-о-о… Так она ж, значит, не готовая еще. Дела…

Коротышка поскреб щетину на подбородке.

– Ну, чо, я сейчас один. Химик только завтра вернется, хорошо, если к вечеру. Они на Волчью Гриву поперли. Мокрогубовы все на разгрузке.

– Да я их встретил…

– Ну. Как все привезут, собирались на плантацию – у Химика черемша кончилась. Это тоже пара дней. Короче, так. Бери Чалую, эту свяжи на всякий пожарный и дуй с ней в Крым. А то как бы чего не увидела лишнего. Покувыркаешься там с ней ночку, а завтра привезешь, и пусть Химик сам думает, что с ней делать. Он на то и прохфессор, чтоб думать.

Говоривший сам засмеялся своей шутке и исчез в доме. На меня они никакого внимания не обращали, словно говорили рядом с каким-то чурбаком. Ну погодите, я вам еще покажу!

«Бармалей» закинул оружие за спину, грубо схватил меня за руку и получил в глаз. Грязно выругавшись, он ударом кулака свалил меня на землю и заломил мне руки за спину. Черт, как обидно, – не смогла уйти от элементарного хука! Надо же было так ослабнуть! Если бы проклятый геликоптер не вытряс из меня всю душу, я бы легко вырубила «бармалея» вместе с его краснорожим дружком. А теперь я вынуждена лежать мордой в пыли, придавленная превосходящей массой противника, и чувствовать, что меня вяжут, как сопливую девчонку!

Скрутив мне запястья валявшейся тут же проволокой, «бармалей» молча поднял меня, подтащил к коновязи и забросил поперек седла. Ведя лошадь за собой, он направился между домами к ручью.

Бежать было бесполезно. Я решила на время притихнуть и посмотреть, что будет дальше. Интересно, сколько лет мне придется трястись вверх ногами на вонючем животном, прежде чем мы доберемся до Крыма.

Крым оказался ближе, чем я думала. Перейдя вброд быстрый ручей, мы миновали огороды и по тропинке углубились в лес. Через пару часов пути, прошедших в полном молчании, мы прибыли к одинокой избушке. По дороге я чуть не упала с седла башкой вниз, и меня постоянно кусали какие-то мухи. Поэтому, когда меня волоком стащили вниз и поставили на ноги, я была порядком зла. Но виду не подавала. Я решила ничего пока не предпринимать и посмотреть, что будет дальше.

Привязав лошадь под деревом, «бармалей» вернулся ко мне и все так же молча толкнул меня по направлению к избушке. Я рассмотрела ее подробнее. Низкое строение, сложенное из толстенных бревен, напоминало скорее какой-то сарай, чем крымский дом отдыха. Отвалив в сторону полено, подпиравшее основательно сколоченную дверь, молчаливый незнакомец знаком велел мне входить внутрь. Я подчинилась.

Внутри избушка понравилась мне еще меньше, чем снаружи. Тусклый свет сочился из дыры в стене – окном это затянутое пленкой отверстие, в которое не пролезла бы и моя голова, назвать было трудно. Воняло кислятиной.

Обстановку составляли двухэтажные нары вдоль стены, покрытые каким-то тряпьем, и сложенный из камней очаг. Бородач, не выпуская меня из виду, присел у очага и чиркнул спичкой. Лежавшие между закопченных валунов дрова разгорелись. Стало чуть светлее.

Я попыталась завязать разговор.

– Слушай, а почему это место называется Крымом? – стараясь казаться дружелюбной, спросила я.

– А хрен его знает, – буркнул «бармалей». – Нечего болтать, давай раздевайся.

По-моему, этот тупица забыл, что сам же скрутил меня! Раздеться со связанными руками непросто даже при большом желании. У меня такого желания не было, о чем я и сообщила в нескольких простых выражениях.

Оскорбленный моей холодностью, «бармалей» отошел от очага и взмахнул рукой. Уклониться я не успела, и его кулак, словно молот, въехал мне в скулу. У меня просто искры из глаз посыпались, а в голове загудел огромный пустой колокол. Падая, я больно треснулась спиной о край нар.

– Ты у меня еще поговори! Крыма захотелось? Будет тебе Крым.

С этими словами он снял с верхних нар покрытый копотью чайник и с ним в руках вышел за дверь, закрыв ее за собой. Дым от разгоравшегося костра медленно наполнял избушку.

Я бросилась к двери и стала пинать ее.

– Эй, стой! Я же тут задохнусь!

Дверь не поддавалась. Я кинулась затаптывать костер, но разгоревшиеся поленья гаснуть не хотели. Те же, с которых удавалось сбить пламя, наполняли избушку едким сизым дымом. Я уже не видела своих ног, а огонь в очаге пробивался сквозь клубы дыма бледным розовым пятном. Споткнувшись, я упала.

Внизу дышать было немного легче. Дым надо мной напоминал свалявшийся грязный войлок. Казалось, его можно резать ножом. В горле страшно першило, с каждым вдохом у меня все сильнее звенело в голове. Сквозь пелену слез я заметила в серой мгле над головой какое-то движение. Точно – от двери тянуло сквозняком.

Зажмурившись и задержав дыхание, я кое-как поднялась на колени, в последнем рывке упала головой к порогу и приникла лицом к косяку.

Через пару томительных минут послышался шорох, и сильный удар потряс стену. На меня свалился какой-то чурбан, чудом не проломивший мне череп, и я услышала звук удаляющихся шагов. Стало чуть светлей. Я подняла голову. Над дверью обнаружилась еще одна дыра, служившая, видимо, вытяжкой – дыма стало поменьше, но глаза все равно ело так, что слезы катились градом.

Я уселась на земляной пол. Под правым глазом наливался огромный синяк, ссадина на голове кровоточила.

Ситуация повторяется – опять меня бьют по голове, у меня связаны руки, и против меня опять чудовище. Правда, на этот раз одно. И, кажется, меня собираются насиловать.

Многожильный алюминиевый провод невозможно разорвать и очень сложно перерезать. Даже если есть чем. Зато его можно постепенно, жилку за жилкой, переломить. Для этого его нужно просто несколько раз согнуть туда-сюда. Задача не из легких, если этот провод стягивает вам за спиной запястья. Но делать было нечего.

Я уже почти освободилась от проволоки, стягивавшей мне руки, когда за дверью раздался шум упавшего бревна и дверь открылась. От хлынувшего внутрь свежего воздуха закружилась голова.

«Бармалей» прошел мимо меня, собрал валявшиеся по всей избушке дымящие поленья и снова раздул огонь. Потом он поставил на камни наполненный чайник и повернулся ко мне, расстегивая штаны.

По-моему, он очень удивился, увидев, что я еще одета. Матюгнувшись, он схватил меня под мышки и швырнул на нары. Ну и дикарь!

Однако этот темный абориген оказался не так прост, как могло показаться на первый взгляд. По крайней мере, он что-то слышал про французскую любовь. А может быть, ему просто не хотелось возиться и стягивать с меня узкие джинсы. Достав наконец свое орудие любви, он сунул его мне под нос со словами:

– А ну-ка, покури, лярва.

Если я когда-нибудь отсюда выберусь, запишусь в феминистки. При мысли о том, сколько месяцев не мылся мой Казанова, мне стало дурно. Преодолевая тошноту, я попросила, как могла, ласковее:

– Закрой сначала дверь, мон амур.

– Чего-о?

– Я так не могу. Лошадь смотрит, мне стыдно.

Поистине женское кокетство погубило не одного мужчину. Предвкушавший простые радости секса, «бармалей» слегка опешил от такой наглости. Но, поскольку прямого сопротивления я не оказывала, он решил в дискуссию не вступать и исполнить мой каприз. Он повернулся ко мне спиной и сделал шаг к двери.

Это мне и требовалось. Последняя жила наконец подалась, и я нащупала в тряпье чурку, которая на меня свалилась.

В основании черепа у человека есть одна точка, надавив на которую, можно сделать ему очень больно. А когда по этому месту бьет небольшое полено килограмма эдак в три, для него наступает просто конец света.

Я метнулась вперед, целясь своим оружием в затылок моего ухажера. От удара он влетел лбом в закрытую было им дверь и вновь ее распахнул. Что ты будешь делать, опять все нараспашку, никакого интима!

Я втянула тяжелую тушу внутрь и не без труда затащила ее на ложе любви. Ремня от карабина хватило как раз на то, чтобы хорошенько связать ему руки и ноги. Обеспечив таким образом свою безопасность на случай всяческих сюрпризов, я обшарила карманы злодея. Ничего интересного: пачка патронов, кисет с табаком, спички, какие-то железки. А вот охотничий нож на поясе был знатный. Отлично сведенный клинок острый, как бритва. Резная из кости рукоятка изображала сцены слияния инь и ян. Я покачала нож на руке. Хороший баланс. Признаться, мне стоило большого усилия отвести взгляд от «бармалеевой» шеи. Чтобы не испытывать соблазна, пришлось выкинуть нож вместе с карабином за дверь.

Я отошла к страшно дымящему очагу, столкнула с камней чайник и набросала целую охапку лежавших тут же дров.

– Ну, ты у меня покуришь!

Подобрав чурку, затыкавшую вытяжную дыру, я вбила ее на место и вернулась к связанному.

– Когда ласкаешь даму, принято снимать сапоги, козел! – Я пнула напоследок своего несостоявшегося партнера и выскочила из вместилища порока.

Хорошенько приперев дверь, я с опаской подошла к лошади. Она безропотно дала себя отвязать, и после нескольких попыток я оказалась сидящей в седле. Чертовски неудобная поза!

Отпустив поводья, я пустила лошадь шагом. Как я и ожидала, смирное животное направилось в ту же сторону, откуда мы недавно появились. Умная все-таки скотина, не то что некоторые.

Почувствовав через какое-то время запах свежеиспеченного хлеба, я, как могла, попыталась затормозить. Никакого эффекта. Являться в деревню на белом коне пока не входило в мои планы. Пришлось падать, причем лошадь сразу же сама остановилась. Я подтянула ее за поводья к ближайшему дереву и привязала к сухому суку – пока сильно не захочет, не уйдет, а если рванет посильнее, сук сломается, и она освободится.

Начиналось самое интересное – мне нужно было разобраться в том, зачем понадобилось везти сюда Катерину через всю страну. Да и саму ее было бы неплохо увидеть. Что мы будем делать дальше, я пока не представляла.

Из разговора «бармалея» и коротышки я поняла, что здесь творится что-то, чего посторонние видеть не должны. Следовательно, мне нужно это увидеть. А еще лучше – не просто увидеть, а зафиксировать на пленке. У меня будет лишний козырь в борьбе с Хамбургом. Придется делать крюк, обойти деревню и забрать свою камеру. Да и проникать в лагерь противника лучше всего в темноте. Легче затеряться. До захода солнца оставалось еще несколько часов, и я отправилась на место своего приземления.

Обойдя поселение по широкой дуге, я преодолела песчаный откос и по тропинке пошла в ту сторону, откуда еще сегодня утром меня вели под дулом винтовки.

По пути мне попалось несколько полян, очень похожих на утреннюю. Те же валуны в высокой траве, те же кусты, те же молодые елки вокруг. Нужное место я узнала только по прибитой между двух сосен палке. Судя по кучам навоза, здесь привязывали лошадей.

Мой, а вернее, ивлевский, «дипломат» смирно лежал на прежнем месте. Его облепили мелкие лесные муравьи. Уж не знак ли это? Я решила проверить. Замшевый мешочек с волшебными костями был извлечен из внутреннего кармана куртки, кости брошены, и я узнала вот что:

«Вы займетесь благородной работой, даже если она будет незаметна для окружающих».

Очень хотелось бы надеяться.

Уже смеркалось, когда я вышла к склону над деревней. В некоторых домах горели тусклые огни, и только окна дома с шиферной крышей ярко светились. И в эту глушь пришла лампочка Ильича. Значит, со спутниковой антенной я не ошиблась.

Спустившись по тропинке, я, с чемоданчиком в одной руке и суковатой палкой – в другой, стояла у первого дома. Уже собравшись с духом подойти к двери, постучаться и просто спросить, не здесь ли живут новенькие, я услышала, что в мою сторону кто-то идет.