Текст книги "Покой и не снится"
Автор книги: Марина Серова
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
Глава 4
Всю дорогу до решетниковского особняка нас сопровождало гробовое молчание. Я следила за дорогой и поглядывала в зеркальце заднего обзора. В общем, полностью включилась в рутинную работу. Никаких хвостов за нами не наблюдалось, видимых опасностей или попыток покушения тоже, а что касается старых знакомых на «жигуленке», так те и подавно носа не казали. Обмозговывают новую стратегию, не иначе. Ну что ж. Я тоже буду готова к встрече с вами, дорогие мои друзья.
О чем в это время думал Александр Михайлович, сказать не могу, но он упорно молчал, а я с разговорами не навязывалась. Обсудить все интересующие меня моменты и навязать ему кое-какие условия я решила по приезде. В спокойной домашней обстановке.
Лишь когда мы подкатили к черному ходу в его обитель, я спросила:
– Вы живете только вдвоем с супругой?
– Да, – ответил он и хотел было выйти из машины, но я остановила его.
– Сидите пока.
Я покинула «Фольксваген» первой. Приблизилась к особняку и проверила вероятность засад. Здесь они исключались. Парадный вход и его окрестности решила осмотреть позже. Каких-либо подозрительных предметов на земле, которые могли бы содержать взрывчатые вещества, я не обнаружила. Вернулась к машине и сказала Решетникову:
– Выходите.
Он вылез из машины. Волосы всклокочены, взгляд напуганный.
– Ну что там?
– Ничего, – успокоила я его. – Но запомните, Александр Михайлович, подобную процедуру я собираюсь проделывать каждый раз, когда мы будем входить в дом и выходить из него. И попрошу вас не выскакивать раньше, чем я закончу. Если, конечно, хотите остаться в живых, – многозначительно завершила я.
– Я все понял, – вид у Решетникова был такой, что, прикажи я ему сейчас сигануть с крыши, он проделал бы это не задумываясь.
Что ж. Такое добросовестное отношение к делу со стороны клиента уже какой-то определенный залог успеха.
– Ну и прекрасно, – улыбнулась я. – Ну что же вы встали? Принимайте гостью.
– Ах да, – спохватился он. – Пойдемте.
Следуя за Александром Михайловичем, вскоре я оказалась внутри дома. Честно говоря, черный ход мало чем отличался от парадного. Во всяком случае, войдя в него, мы сразу же очутились в гостиной. Обставлена она была со вкусом. Дорогой интерьер, предметы антиквариата, хрустальная люстра под высоким потолком – все говорило о том, что супруги Решетниковы к бедному сословию нашего российского населения не относились.
Огромная лестница, ведущая на второй этаж, была сделана из самого лучшего дерева, какое только можно найти, и покрыта красивой ковровой дорожкой веселенькой расцветочки.
– Добро пожаловать, – Александр Михайлович обвел все это рукой и, галантно взяв мою сумку, добавил: – Прошу располагаться. Это гостиная. Для сна я выделю вам одну из комнат на втором этаже. Хотите подняться прямо сейчас?
– Нет, пока не стоит, – я забрала обратно свою сумку. – Спать я пока не собираюсь, а расположить вещи успею всегда.
– Как знаете.
Дома Решетников стал совсем другим. В нем появилась некоторая вальяжность с едва заметной ленцой. Хотя он мог расслабиться и потому, что теперь находится под охраной.
Я не спеша прошлась по всему периметру гостиной. Шикарно. Другого слова не подберешь.
Невольно задержалась у телевизора с внушительной диагональю. Заинтересовал меня, правда, не он. По соседству с телегигантом на полочках располагалась разнообразная коллекция видеокассет. Меня это порадовало. Видео всегда было одной из моих слабостей. Значит, в часы досуга, находясь на охране Александра Михайловича, скучать мне не придется. Опытным взглядом киноманки я моментально разглядела несколько названий фильмов, которые с удовольствием посмотрела бы прямо сейчас.
Решетников тем временем приблизился к бару и извлек оттуда бутылку сухого мартини.
– Не желаете? – спросил он меня.
Я обернулась.
– Нет, спасибо. Если можно, кофе.
Александр Михайлович понятливо кивнул, откупорил мартини, налил себе фужер и залпом осушил его.
– А я выпью, – сообщил он запоздало.
– Пожалуйста, пожалуйста, не стесняйтесь. От того, что я здесь, вам необязательно менять свои привычки. Живите обычной жизнью, Александр Михайлович.
– Вообще-то я не пью, – попытался оправдаться он. – Просто это стресс. Сами понимаете.
– Понимаю, – вежливо ответила я. – Так как насчет кофе? Вас не затруднит?
– Один момент.
Александр Михайлович повторил проделанную ранее процедуру с мартини и удалился в боковую дверь. Я предположила, что там, видимо, находится кухня.
Помимо коллекции видеофильмов, на стенах в гостиной у Решетникова все же преобладала живопись. Признаться, я не страстный поклонник этого вида искусства, однако некоторые из картин меня заинтересовали. Я подошла к одной, висевшей рядом с диваном. Странно. Никогда не видела таких. Я приблизилась к полотну, желая разглядеть автограф мастера, кисти которого принадлежало произведение, но в этот момент за моей спиной раздался голос:
– Интересуетесь живописью?
Я резко обернулась. У основания огромной лестницы стояла женщина в домашнем шелковом халате синего цвета и тапочках на босу ногу. Она была сравнительно молода. На вид от силы лет тридцать. Хороша собой, идеально сложена, и, главное, в ней было что-то притягательное. Пока, с первого взгляда, я не могла сказать, что именно, но что-то, бесспорно, было. Какая-то изюминка.
– Не то чтобы очень, – ответила я и пошла ей навстречу. – Если не ошибаюсь, госпожа Решетникова?
– Не ошибаетесь, – женщина протянула мне руку. – Анна Леонидовна, можно просто Аня.
– Очень приятно. Женя, – я пожала ее ладонь, заметив при этом, что кожа у жены Александра Михайловича очень мягкая, напоминающая вату.
– Вы телохранительница Саши, насколько я понимаю? – Ее огромные, широко распахнутые глаза смотрели мне в переносицу.
– Да, Александр Михайлович нанял меня. Дело в том…
Но ей это было неинтересно. Она прошла мимо и встала возле той картины, у которой застала меня.
– Вам понравилось? – спросила Анна.
– Простите, что именно?
– Картина.
– В общем-то да, – ответила я, но не потому, что испытывала какие-то чувства к картине, а только для поддержания беседы. Похоже, Решетникова была женщиной со странностями.
– А по-моему, это не очень удачная работа, – изрекла она и, оторвавшись наконец от произведения искусства, уселась на диван.
Чертовщина какая-то! Еще одна загадочная личность возле моего клиента. Неужели возле него нет ни одного нормального человека? Все с какими-нибудь странностями.
В этот момент в гостиную вернулся доктор. В руках он нес две чашки с кофе.
– Добрый день, дорогая! – поприветствовал он свою супругу.
– Здравствуй, Саша, – не поворачиваясь к нему, откликнулась она. – Что так рано?
Вместо Решетникова ответить решила я.
– Это была моя идея уехать так рано из клиники.
– Зачем? – поинтересовалась она.
– Нам необходимо кое-что обсудить, – пояснила я. – К вам, кстати, это тоже относится.
– Ко мне? – удивилась Анна. – А ко мне-то почему?
– Кое-какие ваши действия мне придется тоже ограничить. Но только по минимуму, – сразу успокоила я ее.
– Я вас слушаю, – Анна откинулась на спинку дивана и закатила глаза.
Точно чокнутая.
Я не спеша придвинула кресло к маленькому журнальному столику, на который Решетников уже успел поставить кофе, села и взяла в руки чашку. Сделала маленький глоток. Александр Михайлович последовал моему примеру.
– Отличный кофе, – резюмировала я. – Спасибо, доктор.
Сделав еще несколько глотков, я приступила к разговору.
– Значит, так. Сначала о том, что относится к вам обоим. Вы меня слышите, Аня? – окликнула я госпожу Решетникову, видя, что та так и не размежила век.
– Она слышит, – уверил меня Александр Михайлович.
– Вы не открываете никому дверь до тех пор, пока я не удостоверюсь, кто за ней. О любых телефонных звонках, когда будут спрашивать Александра Михайловича, ставить меня в известность. И наконец, как бы это ни было обидно для вас, Анна, я буду пробовать все, что вы приготовите, прежде чем Александр Михайлович сядет за стол. Процедура эта необходима по той причине, что я как непосредственный телохранитель доктора, не исключаю из-под подозрения никого. Даже вас. Надеюсь, вы не обиделись?
Она опять никак не отреагировала.
– Готовлю я сам, – тихо произнес Решетников, то ли извиняясь передо мной, то ли стесняясь этого факта. Во всяком случае, таким был его тон.
– Ах, вот оно что! – подивилась я. – Понятно.
На этом моменте разговора Анна наконец открыла глаза и спросила:
– Это все?
– Для вас да, – ответила я.
– В таком случае я пойду наверх. Меня ждет работа. – С этими словами она поднялась.
– Конечно, дорогая, – Решетников тоже оторвался от кресла и проводил ее до лестницы.
Ступив на первую ступеньку, она обернулась.
– Надеюсь, еще увидимся, Женя, – сказала она вполголоса. – Приятно было с вами познакомиться.
– Взаимно, – заверила я и вновь вернула свое внимание к кофе.
Александр Михайлович внимательно проследил за тем, как его благоверная поднялась по лестнице, и лишь после того, как она скрылась из виду, вернулся в мое общество.
– Что за работа ее ждет? – бестактно поинтересовалась я.
– Она художница.
– Кто?
– Художница.
Я молча перевела взгляд на картину, о которой недавно мы беседовали с Анной.
– А это случайно не ее творение? – спросила у Решетникова, хотя заранее знала ответ.
Александр Михайлович проследил за моим взглядом и подтвердил:
– Ее. Впрочем, как и большинство других.
Он сделал широкий жест рукой.
А, ну теперь понятно, почему некоторые полотна показались мне странными и незнакомыми.
– У вас довольно экстравагантная жена, Александр Михайлович, – заметила я.
– Многие считают ее странной, – кивнул он.
– А вы?
– Я – нет. Понимаете, она – человек искусства. Такие личности всегда находятся в творческом полете. Им не до наших мирских забот.
– Может, в чем-то вы и правы, – почти согласилась я. До того он был убедителен в этот момент.
– Конечно, прав, – Решетников даже повеселел. Наверное, раньше никто не соглашался с его мнением.
– Ну хорошо, – я отставила в сторону пустую чашку. – Оставим в покое вашу жену и вернемся к нашим баранам.
– К чему, простите? – переспросил он.
– Ну, к возникшей проблеме. У меня есть указания и для вас лично.
– Какие?
– Во-первых, не подходите близко к окнам ни здесь, ни в клинике. Во-вторых, то, что я уже говорила ранее. Никакой самодеятельности. Сперва все хорошенько проверяю я, затем уж выходите вы.
– Это я уже усвоил, – улыбнулся он.
– Увидим. В-третьих, – продолжила я, – мы будем ездить в клинику вместе и, если того потребуют обстоятельства, возвращаться домой тогда, когда я сочту нужным.
– Так я могу лишиться работы, – тактично напомнил Решетников.
– А иначе вы можете лишиться головы, – парировала я. Может, несколько жестоко, но ничего, для его же пользы.
– Хорошо, – потупился он.
– Вопросы будете решать по телефону, – я попыталась слегка утешить его. – В-четвертых, вы должны пообещать слушаться меня во всем, что касается вашей безопасности.
– Это я готов.
– Прекрасно. И, в-пятых, мне скорее всего изредка придется оставлять вас для пользы дела. Разумеется, если буду полностью уверена в вашей недосягаемости для бандитов на тот момент.
– А для какого дела? – отважился он на вопрос.
– Ну вы же хотите, чтобы я выяснила, откуда ветер дует? Или нет?
– Хочу, – сразу ответил он.
– Вот видите. Только, предупреждаю, это потребует дополнительной оплаты.
– Конечно. Я заплачу, сколько захотите.
– Сколько захочу не надо, – улыбнулась я. – Это слишком много. Давайте только по тарифу.
Не знаю, понял ли он в этот раз мою шутку или как обычно. Мне это выяснить не удалось. Во входную дверь пронзительно позвонили.
Александр Михайлович тут же собрался вскочить и кинуться к двери, но я остановила его.
– Вы, кажется, забыли, о чем мы с вами договаривались, доктор.
– Да-да, конечно. Но это, наверное, Костя. Он должен был приехать ко мне в клинику сегодня. А ему сказали, что я поехал домой.
– А вот это мы сейчас и проверим.
Я поднялась с кресла и подошла к двери.
– Кто там? – спросила осторожно, нащупав рукой в кармане револьвер.
– Наполеон Бонапарт. Император Франции. А вы кто?
Странно, но я даже не удивилась. Окружение Александра Михайловича, как я уже говорила выше, оставляло желать лучшего.
Я обернулась к нему.
– Это он. – Решетников встал.
– Костя?
– Ага.
Я открыла дверь. С порога на меня смотрел очаровательный молодой человек. Единственное, что его портило, так это то, что он был под хмельком. Это чувствовалось сразу.
Все правильно. Только пьяных и не хватало нам для полной картины.
– Ого! – изумился Костя при виде меня. – Кого я вижу. Очаровательное создание в берлоге старого медведя. Прямо-таки сюрприз. Позвольте представиться: Жемчужный Константин Эдуардович. Но для вас просто Костя.
– Очень приятно, – я отошла в сторону, пропуская его. – Женя.
– Евгения, – произнес он со смаком. – В жизни не встречал имени более красивого. Вы, надеюсь, не замужем?
– А это имеет какое-нибудь значение? – Я сделала строгое лицо, но, как оказалось, Константин Эдуардович был не из тех людей, на которых это могло произвести впечатление.
– Для меня да, – просто ответил он. – Я сам холостяк. Но, спешу заметить, временный. Как только на горизонте появится идеал моей мечты, я брошу все к его ногам, в том числе и свою непорочную свободу. Верите?
– Нет, – честно ответила я.
– Напрасно, – Жемчужный рассмеялся. – Могу продемонстрировать это прямо сейчас.
– А разве вы уже встретили? – поинтересовалась я.
– Кого?
– Свой идеал.
– Сдается мне, что это вы, – он склонил голову в театральном поклоне.
– Боюсь, вы ошиблись, – я попыталась слегка охладить его пыл.
– Не думаю. Жемчужный редко ошибается. Это не в его стиле.
За все время нашей беседы Константин ни разу не взглянул на Решетникова. Хотя пришел он именно к нему.
– Вы любите театр? – неожиданно спросил он, продолжая разглядывать меня.
– А это-то здесь при чем?
Редко кому удавалось загнать меня в тупик. Я, как правило, за словом в карман не лезла. Но Константин Жемчужный чем-то напоминал мне неиссякаемый фонтан. Говорить с ним серьезно не представлялось возможным.
– Я актер, – он снова поклонился. – Актер свободного жанра. Я и комик, и трагик, и герой-любовник, но только не статист. Вы когда-нибудь слышали о разноплановых актерах?
– Приходилось.
– Так вот это я. Театр обожаю с детства. Практически с пеленок решил стать актером. И стал. Можете себе представить?
– Могу, – честно ответила я.
Глядя на него, можно было представить все, что угодно.
– В таком случае, приглашаю вас завтра вечером на премьеру, – Жемчужный, как фокусник, взмахнул рукой, и между его пальцев появился пригласительный билет. – Этот для вас.
Я взяла в руки белый бумажный квадратик. На нем было отпечатано синим шрифтом:
«Премьера! Эрдман. „Самоубийца“. Начало спектакля в 18.00».
Я перевернула билет. На оборотной стороне размашисто подписано: «С уважением, Константин Жемчужный».
– Спасибо, – ответила я.
– Обязательно приходите, – нагнулся и, взяв мою руку, запечатлел на ней поцелуй.
Только после этого он повернулся к Решетникову.
– Ну что же ты стоишь, Саша? Или не рад видеть друга? Почему, кстати, не на работе? Я, понимаешь ли, несусь к нему в клинику, как договаривались вчера, спешу заключить в объятия, а мне говорят, он только что уехал домой. Это же непорядок! Согласись.
– Да вот племянница сегодня приехала, – виновато ответил Александр Михайлович, направляясь навстречу гостю.
– Племянница? – обрадовался Жемчужный. – И ты молчал? Почему я раньше ни разу не слышал о том, что у тебя есть такая красивая племянница?
Решетников в ответ лишь пожал плечами.
– Хорошие друзья так не поступают, Саша, – Костя погрозил ему пальцем. – Ну да ладно, что бог ни делает, все к лучшему. Узнай я о Женечке гораздо раньше, не было бы сюрприза. Правильно?
– Да. Правильно, – сказал Решетников и тут же спросил: – А ты чего так срочно хотел меня видеть?
– То есть как чего? – громко возмутился Жемчужный. – Соскучился. Неужели непонятно? Ты на премьеру ко мне собираешься или нет?
Не успел Решетников опомниться, как у него в руке оказалось точно такое же приглашение.
– Извини, Кость, – замялся он. – Я, наверное, не смогу. Да ты знаешь ведь, не жалую я особо театр.
– Вот и зря. – Константин ничуть не расстроился и не смутился. – А почему не сможешь?
– Аня не пойдет, а один я…
– Почему один? – перебил его шумный визитер. – Вот с Женечкой и приходи. Да, Женечка?
Я ничего не ответила.
– Ну не знаю, – Александр Михайлович по-прежнему вертел в руке контрамарку. – Посмотрим.
– Ну смотри, смотри. Только я тебе слово даю. Спектакль – блеск! Другого такого в жизни не увидишь. Это же Эрдман! Уловил?
– Уловил, – кивнул Решетников.
– Молодец! – Костя весь просиял. – А теперь, если вы не возражаете, Женечка, я украду вашего дядю буквально на пару слов.
– Пожалуйста, – ответила я.
Это не значит, что я безгранично доверяла Константину Эдуардовичу, но, полагаю, у него не было немедленного намерения убить доктора.
Они вышли из гостиной, а я вернулась к креслу и села в него. Мужчины отсутствовали совсем недолго. Они вернулись уже через минуту, и лицо Жемчужного при этом сияло еще больше, нежели до прихода.
– Вот и все, – объявил он. – Женечка, вы не успели затосковать?
– Не успела. – Не знаю почему, но он начинал мне нравиться. Наверное, из-за своей неуемной энергии.
– Тогда спешу откланяться, дабы не отвлекать вас от дел насущных, но очень и очень надеюсь завтра лицезреть вас на своей премьере. Договорились?
– Я тоже подумаю, – впервые я улыбнулась ему в ответ.
– Хорошо. Только не очень долго. Не стоит напрягать такую очаровательную головку чрезмерными раздумьями.
Выдавая фразу за фразой, Жемчужный пятился назад и оказался уже у самого порога.
– Пока, Костя, – сказал Решетников.
– Будь здоров, Саня. Не кашляй. Был очень рад, Женечка!
С этими словами он испарился. Одно слово – актер.
– Это друг детства, – произнес Александр Михайлович, как бы оправдываясь передо мной.
– Говорливый, – вынесла я свою оценку.
– Он всегда такой.
– Зачем он вас отзывал?
– Да так, пустяки, – отмахнулся Решетников.
– Александр Михайлович, – напомнила я, – я ваш телохранитель и должна знать все.
– Денег занимал, – неохотно признался он.
– Дали?
– Дал.
На этом разговор о Жемчужном был исчерпан. Поинтересоваться этой личностью поподробнее я еще успею.
Мы с Александром Михайловичем посидели еще с часок, попили кофе, за которым он любезно сходил еще раз, поболтали о жизни насущной, и надо заметить, что за время этого разговора мое мнение о докторе несколько улучшилось. Во всяком случае, он уже не вызывал такой резкой антипатии, как в первые минуты нашего знакомства.
Аня больше к нам так и не присоединилась, да и меня, честно говоря, не очень-то интересовало, чем она там занимается.
Затем мы вдвоем пообедали. Надо заметить, готовил Александр Михайлович очень даже вкусно. Особенно мне понравился суп, в который Решетников бросил кубик «Галлина Бланка». Лишь ненадолго он оставил меня одну, и то лишь для того, чтобы отнести обед жене.
Когда же наконец мы поднялись с ним наверх, времени было половина третьего. Для начала Решетников показал мне мою комнату, которую, как оказалось, он приготовил еще вчера с вечера, и я осталась довольна своим временным местом проживания.
Однако, когда Александр Михайлович предложил располагаться и отдохнуть с дороги, я сказала:
– Давайте сперва осмотрим вашу комнату.
– Зачем? – удивился он.
– В целях безопасности, – лаконично ответила я.
Мы прошли по коридору, и, открыв одну из дверей, он пропустил меня внутрь.
– Так не пойдет, – заявила я прямо с порога.
– Что такое?
– Ваша кровать стоит у окна, доктор.
– Да, и что?
– Каждый раз, когда вы встаете и ложитесь, вы идеальная мишень.
– Но эти окна выходят в сад. В мой сад.
Но я была непреклонна.
– Не имеет значения. Будет лучше, если кровать вы передвинете вот сюда, в закуток. Абсолютно недосягаемое место при стрельбе через окно.
– Как скажете, – сдался Решетников и тут же бросился двигать свое ложе.
В меру своих сил я помогла ему. Когда кровать встала на нужное место, я огляделась еще раз. Подошла к окну, выглянула в сад, осмотрела стены, еще раз вышла за дверь и снова вернулась.
– Потайных выходов нет? – спросила деловито.
– Нет, – он замотал головой.
– Тогда все в порядке. В этой комнате вы недосягаемы для врага. Теоретически, разумеется, – поправила сама себя.
– Я рад и этому, – улыбнулся Решетников.
– У меня к вам еще один вопрос, Александр Михайлович.
– Какой? Говорите.
– Вы не будете возражать, если я посмотрю видео в гостиной?
– Ну что вы! Конечно, нет! Вы можете пользоваться в доме любыми вещами, – любезно разрешил он.
– Спасибо. Ну, отдыхайте.
На этом мы распрощались, и я пошла в свою комнату. Разборка моего скудного багажа, который я захватила с собой и большую часть которого составляли различные приспособления для работы, не заняла много времени. Затем я осмотрела и свою обитель, правда, с меньшей тщательностью, нежели докторскую. И лишь после этого спустилась в сад.
Да, владения у Решетникова были не маленькие. Тут не то что киллер, тут целая рота могла спрятаться. И, между прочим, мест для предполагаемых засад было более чем достаточно. Я потратила минут тридцать на осмотр сада. Делала это исключительно для освоения местности на случай каких-либо непредвиденных ситуаций. То бишь провела рекогносцировку.
Вот теперь с чистой совестью могла и отдохнуть. Удобно расположившись на диване перед телевизором, взяла в руки пульт и включила видеомагнитофон. Просмотром всевозможных шедевров кинематографа, как старых, так и современных, я могла заниматься часами. Да что там часами – целую вечность.
И тем не менее все это время меня не отпускала одна мысль: ехать мне сегодня на встречу с Шубиным или не ехать? Этот вопрос стал для меня чуть ли не гамлетовским. И чем больше время клонилось к вечеру, тем актуальнее он становился. Я даже не могла уже сосредоточить свое внимание на экране.
Наконец, в половине восьмого решила: поеду! Будь что будет, но Шубин, как ни крути, по-прежнему подозреваемый номер один.
Я выключила телевизор, слезла с дивана и пошла на второй этаж.
– Войдите, – откликнулся на мой стук Решетников.
Я вошла. Он разговаривал по телефону.
– Одну секундочку, – сказал он мне и снова переключился на оппонента: – Так сделайте ему рентген. Тогда все встанет на свои места и не надо будет гадать. Неужели это так трудно?
Выслушав собеседника, Александр Михайлович тяжело вздохнул и произнес раздраженно:
– Я осматривал его вчера утром. Никаких причин для паники нет, поверьте мне. Что? Загноение? Какое загноение? Так я вам уже сказал, сделайте рентген и не морочьте мне голову, – взорвался он. – Все. Сделаете, перезвоните.
Он с силой швырнул трубку на рычаг.
– Остолопы, – сообщил мне, взяв себя в руки, улыбнулся и добавил: – Видите, Женя, как необходимо мне быть на работе.
– Завтра утром поедем. Обещаю вам.
– Серьезно? – обрадовался он.
– А почему бы и нет? – я пожала плечами.
– Это хорошо.
Решетников довольно потер руки. О том, что ему угрожает смертельная опасность, он напрочь забыл.
– Я собираюсь уехать ненадолго, – сообщила я.
– Куда? – насторожился он.
– Выяснять, кто же вас так не любит, что дело доходит до стрельбы.
– А, понятно, – протянул он. – Когда вернетесь?
– Через часок.
– А что должен делать я? – поинтересовался Александр Михайлович.
– Не выходите из этой комнаты и не приближайтесь к окну.
– Хорошо, – он снова сделался напуганным и, чтобы скрыть это, спросил: – А ужинать вы не будете?
– Приеду, поужинаю.
– Тогда счастливого пути, – попрощался он.
– Спасибо, – поблагодарила я и вышла из комнаты.
Мне следовало поторопиться. Конечно, мож-но слегка и опоздать, но не на полчаса же.
«Фольксваген», уже успевший застояться за полдня, радостно заурчал, и я не стала томить его. Сразу тронула с места и поехала в сторону «Виты-С».
У клиники уже красовался белоснежный «Мерседес» Шубина. Ага, значит, дожидается. Я подрулила к стоянке и остановилась рядом с его «красавцем». В салоне «Мерседеса» никого не было. Либо Шубин приехал один, что маловероятно, либо Енот прохлаждался где-то неподалеку.
Все необходимые для изменения внешности приспособления я захватила с собой. Пользуясь зеркальцем заднего обзора не по назначению, по-быстрому нанесла грим, надела рыжий паричок, добавила вульгарных элементов в одежде и сунула в рот неизменную жвачку. Женька Охотникова исчезла. В ее «Фольксвагене» сидела отпетая пэтэушница, жаждавшая от жизни только развлечений.
Подумав немного, я нацепила еще и плейер. Потрясный видок. Пора двигать на рандеву.
Я распахнула дверцу и покинула салон автомобиля.
Вот в этот момент и грохнул выстрел. Пуля просвистела в двух сантиметрах от моего виска и чиркнула по крыше «Фольксвагена».
Ничего себе номер! Я резко бросилась на асфальт и откатилась в сторону. Револьвер сам прыгнул мне в правую руку.