Текст книги "Дьявольский вкус смерти"

Автор книги: Марина Серова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Глава 4

Дома мой мягкий диван оказался первым, кто «поддержал» меня в трудный момент, и я забылась крепким сном, едва приняв горизонтальное положение.

Проснулась от того, что над ухом мое маленькое домашнее животное исполняло голодную жалобную песню. За окном было уже темно, и я включила на кухне свет, отправившись за едой для малыша. Свет неприятно резал глаза, хотя после сна мне как будто стало получше.

«Надо бы пристроить его куда-нибудь, – размышляла я, отрезая котенку кусок колбасы, – а то помрет с голоду с такой хозяйкой». Я потрепала кота по загривку, и тут в комнате заверещал телефон. Именно заверещал, потому что звуки мне тоже казались чересчур резкими. К счастью, известие оказалось приятным. Дима Тимошенко сообщил, что я могу забрать свою машину.

– Стекло лобовое поменял, рулевую выправил, клапана отрегулировал… – отчитался он. – Весь день возился!

Если бы я не знала Диму, подумала бы, что он набивает себе цену. Но Тимошенко просто очень ответственно подходил к любой работе.

– Родина тебя не забудет, – пообещала ему я. – Завтра с утра подъеду.

– Знаешь, тебе крупно повезло, что осталась жива, – еще раз подчеркнул Дима и напоследок посоветовал: – Придумай наконец какой-нибудь способ так построить свою жизнь, чтоб иметь меньше врагов.

– А ты не в курсе, что мозговые пролежни мешают думать? – самым серьезным тоном спросила я и услышала в ответ здоровый мужской смех.

Теперь нужно было отзвониться Самохваловой.

– Как самочувствие, Катерина? – поинтересовалась я, когда услышала голос бывшей одноклассницы.

– Нормально, – вяло ответила она. Затем поведала о звонке из больницы и о том, как она полдня выясняла отношения со своим морально неустойчивым Рудухиным. Меня, честно сказать, мало интересовали эти «животрепещущие» подробности, и я повернула разговор в другое русло.

– Ты знала о деньгах, которые Маштаков давал в долг твоему отцу?

– Знала. На эти деньги отец сделал операцию в Москве. А что, это как-нибудь относится к делу?

– Все в этой жизни куда-нибудь относится, – на манер Тимошенко уклонилась я от ответа. Потом сразу, во избежание новых вопросов, торопливо пожелала Катьке спокойной ночи и повесила трубку.

Остался последний звонок. Трубку долго не хотели брать, наконец мой слух порадовал знакомый раскатистый бас.

– Ужель та самая Татьяна? – Гришкиному удивлению не было предела. – Как дела, старушка?

Мы обстоятельно поговорили о делах, об общих знакомых.

– У меня к тебе просьба, – под занавес беседы заявила я.

– Так и знал! – в его голосе послышались нотки досады. – Нет чтоб просто так позвонить…

– Ну не обижайся, Гришуня! – открыто подлизывалась я. – Ты же знаешь, как я занята…

– Слабая отговорка. Ладно, чего уж там. Выкладывай, пока я добрый!

– Мне нужна плавиковая кислота.

Мои «скромные» запросы его удивили:

– Ого! Меня под суд за это не отдадут?

– Ты же знаешь, я чисто работаю.

Гриша вздохнул.

– Не спрашиваю зачем – все равно не скажешь. Будет тебе по слову твоему, – глубокомысленно изрек он.

– Я твоя должница.

Своеобразный книжный стиль общения Гриши-геофизика смешил меня.

– Моя бескорыстность меня погубит, – вынес он себе вердикт.

Мы договорились, что как только Гриша достанет просимое, тут же даст мне знать.

* * *

Утром в сопровождении Димы Тимошенко я осматривала свою машину. Помытая, блестя новым лобовым стеклом, выглядела она безупречно. Мне предстояло сегодня исполнить второй дубль – доехать туда, куда не смогла в прошлый раз. Расплатившись с Тимошенко, который на прощанье пожелал мне дожить до старости (исполнения чего я лично сильно сомневаюсь), выехала со станции, с ослиным упрямством намереваясь достичь поставленной цели.

Но на этот раз поездка прошла безмятежно. Я скользнула взглядом по тому месту, где в сугробе отпечаталась «морда» моей «лошадки». А ведь это поле могло стать моим последним пристанищем.

Деревня с разнокалиберными домишками и петушиными криками отдавала размеренностью, которой не было места в моей жизни. Я не стала искать в записях адрес, а просто догнала мужичонку в шапке-ушанке, который трусил на своей кляче, тащившей воз сена, и спросила, где живут Ветлугины. Он мне тут же указал направление, и уже через пять минут я притормозила у большого кирпичного дома.

Калитка была снабжена звонком, что было немаловажно, так как из-за забора на меня щерилась кавказская овчарка немыслимых размеров. Навстречу мне вышла приятная, рубенсовских форм женщина и недоуменно на меня уставилась. Я предварила ее вопрос.

– Галина Ивановна, я от вашей племянницы Кати.

Лицо женщины сразу подобрело.

– А я уж думаю, шмыгают тут городские, все вынюхивают, высматривают…

Она загнала собаку в конуру и пригласила меня в дом. Уже в сенях мне в нос ударил запах свежего коровьего молока, подстегнув мой неуемный аппетит.

На этот раз я не стала конспирироваться и сразу сказала, кто я и зачем здесь. При тех специфичных вопросах, которые я собиралась задать, – это имело больше смысла, чем любая ложь, какую я могла бы придумать. Как только женщина услышала мое утверждение, что Василий Иванович ушел из жизни с чьей-то помощью, тут же по-деревенски запричитала и закудахтала.

– Мне ведь тоже показалось это странным! Вася был таким отменным грибником! Мы родились с ним в деревне, он эти грибы с самых соплей собирал! Да и в этот раз я сама помогала ему на нитки их сажать, все белые грибы – один к одному.

– Но ведь ложные белые грибы бывают? И они очень похожи на съедобные? – поинтересовалась я, как первоклашка, совершенно не разбирающаяся в этом виде растительности.

– Разумеется, есть. В народе его называют дьяволов гриб, и отличается он от белого только легкой желтизной у основания ножки. Этот гриб гораздо ядовитее обычной поганки.

– Скажите, Галина Ивановна, как вы с братом собирались делить квартиру матери? – переключилась я на другую тему, боясь услышать длинную лекцию о съедобных и несъедобных грибах.

Она махнула рукой.

– Да как делить! Никак! Когда мать померла, мы с Васей договорились, что квартира отойдет ему, а мне он отдаст деньги, которые выручит за коммуналку. Я сама на это пошла, – уточнила женщина. – Регина пыталась меня отговорить – все же по деньгам я в проигрыше оставалась. А Вася, тот сразу согласился. Да ты подумай сама: дом у меня здоровый, в нем только я и муж. Детей у меня нет, заботиться не о ком. А Вася и так всю жизнь в коммуналке промыкался, хоть на старости лет пожил бы по-челове – чески…

Глаза у Галины Ивановны оказались на мокром месте, она вынула из рукава платок и начала промокать катившиеся слезинки. Но продолжала рассказывать, не останавливаясь на переживаниях:

– На эти деньги я бы скотину купила… Да муж вон пасекой хотел заняться. А что нам еще нужно-то?

– А завещание ваша мама не писала случайно? – осторожно поинтересовалась я.

– Да нет, какой там! – На минутку Галина Ивановна замолкла и сама переключилась на новую тему: – Теперь квартиру продавать нужно. У матери долги скопились за квартплату. Вася временно квартирантов пустил.

В доме повисло тяжелое молчание. Женщина теребила концы платка и вдруг с горечью воскликнула:

– Зачем мне столько денег?! Ни матери, ни брата, никого не осталось…

Непритязательность быта Ветлугиных подтверждала слова Галины Ивановны. Было видно, что к изыскам здесь не стремились. Сама хозяйка была одета очень просто: ситцевое платье, вязаная кофта. Наверняка так же просто одет ее муж.

– Молочка деревенского хотите? – предложила хозяйка.

Я не отказалась, и она привычно захлопотала по дому.

– Кому же нужна была Васина смерть? – задала женщина почти риторический вопрос, наливая душистого молока в большую кружку. – Все это так странно…

Не спеша, делая один глоток за другим и жуя бублики, я производила в уме расклад.

Значит, Регина к отравлению не причастна. Какой смысл убивать мужа до вступления во владение полученного им в наследство имущества, да еще предварительно выпросив денег на его лечение у друга детства? Сестра же хоть и могла запросто подвесить брату ядовитый «сюрприз» на нитку, но причин для этого не имела. Или я о них мало знаю?

– Ты слышала, что у Васи был еще сын? – обратилась ко мне Галина Ивановна.

– Да, я знаю.

– Хороший мальчик. Спокойный такой, вежливый.

– Вы с ним на похоронах виделись? – уточнила я машинально, следуя скорее профессиональной привычке, чем желая что-то узнать. Тем удивительнее прозвучал ответ.

– На похоронах – это потом. Вначале он ко мне сюда, в деревню, приезжал.

Я подавилась бубликом.

– Когда это было?

– Да летом же. Вася у меня с месяц погостил, а следом за ним и Антон объявился. Я ведь о его существовании тогда ничего не знала. И вдруг он откуда ни возьмись: «Я ваш племянник», – повествовала сестра Самохвалова.

– И что дальше-то? – поторопила я размеренную речь Ветлугиной. Мое нетерпение нарастало.

– Сначала я его даже на порог не пустила. А он мне говорит: если не верите, спросите у Кати. Я не утерпела и пошла на почту – Катюше звонить. Она-то мне все и подтвердила. Прихожу домой, а Антон не спеша так ходит взад-вперед по улице. Пустила я его в дом, мы и погово – рили.

– О чем?

– Он рассказал, как они жили вдвоем с матерью, сказал, что на отца зла совсем не держит, потому что Вася совсем не знал о его существовании. Мать Антона родила ребенка для себя, ей под сорок уже было, когда они с Васей встретились. Говорил еще, что хоть отец и не очень хорошо к нему относится, он все же постарается завоевать его доверие. Антон просил меня поговорить с ним. Я обещала, но не довелось с Васенькой больше увидеться…

– Вспомните еще что-нибудь, – попросила я ее. – Это может оказаться важным.

– Да вроде все сказала. Попил он вот так же молока и уехал.

– Вы видели, как Антон садился в автобус?

– Нет, не видела. Он пошел в другую сторону от станции, сказал, что хочет прогуляться.

– С собой у Антона была какая-нибудь поклажа?

– Рюкзачок за спиной. Знаешь, молодежь такие носит.

– Еще вопрос: он не говорил, кто рассказал ему о том, что он сын Василия Ивановича?

– Да мать его и рассказала.

– Почему она только сейчас, спустя столько лет решила ему об этом поведать?

Галина Ивановна задумалась.

– Нет, об этом он не говорил. А мне почему-то и в голову не пришло спросить…

Я поблагодарила хозяйку за приятную беседу и заявила, что мне срочно нужно в город.

Провожая меня до калитки, Галина Ивановна наказала передать привет Катюше с мужем и Регине. Я пообещала и тронула машину, как заправский гонщик.

«Давно нужно было дернуть за эту ниточку», – ругала я себя, несясь по трассе. Теперь наслаждаться быстрой ездой мне мешало лихорадочное возбуждение: я чувствовала себя как охотник, напавший на след добычи.

Уже колеся по улицам города, я набрала на «сотовом» Катькин номер. Но эта барышня опять меня разочаровала. Как выяснилось, она не знала, где искать Антона, и даже не знала его фамилии. И никаких подробностей его таинственной жизни, за которые можно было бы зацепиться. Таким родственным узам можно было просто позавидовать. Если Антон подозревает, чем я занимаюсь, то у сестры он больше не появится. Вот теперь думай – где и как его искать?..

Остановив машину на тихой улочке, я откинулась на сиденье и попыталась расслабиться.

Нужно за что-то зацепиться, но за что… Где-то в уголках подсознания бродила отгадка этого ребуса. А интересно, сколько нужно ждать, чтобы она всплыла на поверхность? Стоп. Катька упоминала, что Василий Иванович называл Антона тупицей и бездарем. Предположим, вывод о том, туп или умен его сын, словесник мог сделать быстро. Но чтобы заявить о бездарности… Для этого нужны веские основания и более долгое и тесное знакомство. Да и в чем, собственно, бездарен? Внезапно мелькнувшая в голове мысль была пока единственным выходом из тупика. Правда, неизвестно, насколько результативным.

* * *

Через пятнадцать минут я припарковала машину перед серым зданием родной школы. Шагая по знакомому коридору, слегка видоизмененному ремонтом со времен моего последнего посещения альма-матер, почувствовала легкую тоску по прошлому. Отправилась я прямо в учительскую.

Покозыряв издалека удостоверением сотрудника милиции, я спросила, вел ли покойный Василий Иванович уроки в старших классах. Мне ответила пожилая женщина с пучком волос на затылке, заполнявшая за столом журнал:

– В этом году из старших у него были только «восьмые» параллели, – она придирчиво смотрела на меня поверх очков.

Антон для восьмиклассника был явно староват.

– А в прошлом году, вы не припомните?

– В прошлом он выпускал два одиннадцатых класса.

Это, пожалуй, подходило больше.

– Подскажите, пожалуйста, кто был классным руководителем одного и второго выпускных классов?

Женщина не стала выходить из-за стола и только взглядом обратилась к расписанию, висевшему на стене довольно далеко от нее.

– У Татьяны Михайловны сейчас урок в 43-м кабинете. Она вела 11 «А». А Клавдия Григорьевна будет только завтра.

Какая отменная память у старушки! Мне бы так сохраниться!

Я поблагодарила ее и стартовала в указанный кабинет. Если мне не изменяла память, а я на нее вообще-то пока не жалуюсь, должен был быть кабинет биологии. Так и оказалось. Татьяна Михайловна, которая вела этот предмет так же, как и у меня когда-то, объясняла детишкам про одноклеточных. Чтобы не мешать детям обогащаться такой полезной информацией, решила подождать звонка и со скучающим видом уставилась в окно.

На перемене я зашла в класс.

Сомневаясь, что она меня помнит – все-таки десять лет прошло, к тому же выдающимися знаниями по биологии я никогда не отличалась, – я представила недоуменному взору Татьяны Михайловны «корочку» с моим неотразимым фейсом. Как я и рассчитывала, учительница спокойно скользнула взглядом по удостоверению, затем по моей персоне и спросила, что меня интересует конкретно.

– Вы в прошлом году выпускали 11 «А». Не было ли в вашем классе юноши по имени Антон?

Мне повезло: таковой числился – учительница склонила голову в знак подтверждения. Оставалось выяснить тот ли, который мне нужен.

– Антон Демин. Вас интересует его моральный облик? – неожиданно спросила Татьяна Михайловна.

– Все, что вы о нем знаете. И это в том числе.

– Учился на одни пятерки. Шел за золотую медаль. Характер тихий, спокойный, довольно скрытный.

Сразу чувствовалось по этим словам учительницы – она имела большой опыт в составлении характеристик выпускникам. Правда, сейчас это уже никому не нужно.

– Вы сказали: «шел на золотую медаль». Почему «шел»?

– Когда мои дети перешли в одиннадцатый класс, уволилась учительница литературы, которая вела их пять лет. Нового педагога не приняли, а нагрузку передали как дополнительную другому словеснику, с которым у Антона не заладились отношения. А ведь мальчик хотел поступать в литературный институт! Это была его заветная мечта. И он действительно был очень способным. Однако Василий Иванович так не считал.

Вот оно! «Лед тронулся, господа присяжные заседатели!»

– В итоге за год Василий Иванович вывел Антону «тройку» по литературе и на госэкзамене за сочинение поставил ту же отметку. С ним и директор школы разговаривал, и мать Антона, и я, конечно. Все было бесполезно. Словесник имел очень специфичный характер. Говорю в прошедшем времени, потому что его похоронили буквально на прошлой неделе, – уточнила биологичка.

– Вы не знаете, чем Антон сейчас занимается?

– Видела его мать, она сказала, что Антон нигде не учится и не работает. В общем, мальчик тихо киснет в депрессии.

– Мне нужен адрес Демина, – заявила я.

Татьяна Михайловна недовольно сложила губы бантиком. Звонок на урок уже прозвенел, и отроки, жаждущие знаний, расселись по своим местам.

– Для начала нужно найти журнал…

– Это очень важно, – поспешила вставить я.

– Ну хорошо. Если вы последите за классом…

– Без проблем.

Биологичка удалилась, а мне представилась беспрецедентная возможность пообщаться с подрастающим поколением. Чтобы предотвратить галдеж в классе, я стала действовать с места в карьер. Взяла мел и большими буквами на доске написала: «Тишина!» Неординарность моего метода произвела впечатление. Гул постепенно сошел на «нет».

– Кто смотрит передачу «Звездный час»?

Поднялся лес рук.

– Пишу на доске исходное слово. Тот, кто вычленит из него наибольшее количество других слов, – победитель. Того, кто выиграет, ждет приз.

– Какой приз? – решил с задней парты поинтересоваться один из лидеров класса.

Я молча достала из кармана дубленки пачку жевательной резинки «Орбит» и положила на учительский стол. Послышалось шуршание бумагой и обмен впечатлениями. Через некоторое время дети пыхтели над словом «отце – убийство», написанным мною на доске.

Когда Татьяна Михайловна вернулась в класс, мы уже подводили итоги. Девочки, как всегда, оказались смышленей мальчиков, и приз заработала белокурая прелестница с длинными ресницами. Удовлетворенная своими педагогическими способностями, я забрала листок с адресом и уже направилась к выходу, как все тот же задиристый мальчонка с последней парты вдруг спросил:

– Почему вы выбрали именно это слово?

– Меня, как и Тургенева, волнует проблема отцов и детей, – улыбнулась я любознательному школьнику.

Неплотно прикрыв за собой дверь, слышала шквал вопросов, обрушенных на Татьяну Михайловну относительно моей личности. Что отвечала биологичка, я уже не слышала.

Прежде чем захлопнуть мышеловку, я должна была найти улики. Но как ни вертела известные мне данные, ничего не получалось. Был Антоша у тетушки в гостях – хороший мальчик. А то, что в лесу насобирал дьявольских грибочков, так никто же не видел! Если кто и был свидетелем того, как он приходил незадолго до смерти отца к нему домой, – так мало ли зачем приходил! А то, что папаша сынку аттестат запоганил, – это хоть и неприятно, но в жизни и похлеще бывает!

Оставалось одно – чистосердечное признание. Спровоцировать юношу на добровольно-принудительное покаяние представлялось мне несложным. Мальчик хоть и был «показной нравственности», но мне давала надежду его юношеская незрелость и, как я думала, отсутствие опыта в подобных делах.

Заехала домой только затем, чтобы взять подслушивающее устройство – «жучки» не раз выручали меня. Зайдя в уютный бар-ресторан, переговорила со знакомым барменом, заказав на вечер уединенный столик. Подойдя к нему, я прикрепила под столешницей «жучок». На это мне понадобилось полсекунды.

Если все получится, то уже сегодня я смогу «закрыть» эту душещипательную историю о том, как сынок накормил папу «неправильными» грибами. Припарковав машину с торца дома, я уже вывернула из-за угла, как увидела выходящего из подъезда Антона.

Первым желанием было окликнуть его, но, повинуясь внезапному импульсу, я передумала. До вечера еще было время, а проследить за байстрюком может оказаться полезным. Я добежала до машины и, держась от преследуемого на пионерском расстоянии, копировала траекторию его движения. Антон постоял пять минут на остановке и запрыгнул в троллейбус, который, судя по номеру, двигался на вокзал. Мне повезло, что Демин не встал на задней площадке, и я, не боясь быть узнанной, спокойно тащилась за общественным транспортом.

На такой «бешеной» скорости я двигалась до самого вокзала. Дальше пришлось идти пешком.

Я нацепила кепи, которое валялось у меня в салоне на случай ударных морозов, сдвинула козырек чуть ли не на нос и продолжала преследование. Хорошо, хоть Антон не видел меня в верхней одежде!

Парнишка прошел по подземному переходу, вышел на улицу и не спеша отправился дальше. А его «хвост» в моем лице петлял, периодически скрываясь за прохожими. Когда мы подошли к месту, называемому кладбищем, и мой подопечный скрылся за оградой, я испытала легкий шок. Но вспомнила тут же, что на территории кладбища живут люди, так что мне оставалось проверить, был ли целью его визита чей-либо дом. Но Антон благополучно миновал все дома, подошел к одной из могилок и уставился на надгробный памятник.

Я не могла приблизиться, так как местность была открытая, и притулилась за внушительных размеров монументом. Уже смеркалось. Еще чуть-чуть, и станет совсем темно. Неподходящее время для посещения кладбищ, что и говорить, учитывая к тому же полное отсутствие фонарей на этой территории.

Я рассчитывала, что Антон пробудет здесь недолго и вскоре я смогу удовлетворить свое любопытство, прочитав фамилию того, к кому он пришел сюда в столь поздний час.

Каково же было мое изумление, когда легкий ветерок донес до меня обрывки слов.

Я осторожно выглянула из-за монумента, надеясь увидеть кого-нибудь еще из посетителей кладбища, но на обозреваемом пространстве людей больше не наблюдалось, зато Антон, размахивая руками, разговаривал с памятником! Тут одно из двух: либо у мальчика голова «бо-бо», либо мой биопроцессор подсел и я совершенно ничего не смыслю в том, как обычные люди ведут себя на кладбище.

Мне было досадно, что я не могла слышать, на какую тему толкал речь оратор, но на это завораживающее зрелище стоило посмотреть. Плюнув на конспирацию, я сдвинула козырек на затылок, и моя голова сделалась боковым дополнением к монументу. Меня так раздирало любопытство, что я решила через несколько минут, как только темнота станет погуще, подобраться поближе.

Когда же вдруг, почти над самым моим ухом, проскрипел старческий голос, по моему телу забегали мурашки.

– Интересный молодой человек, не правда ли?

Я нервно оглянулась.

Сухонькая старушка в платочке и наспех накинутой фуфайке кивнула в сторону Антона. Мистика какая-то! Так я подумала сначала, но сразу сообразила, что старушка подошла из церквушки, которая находилась на территории кладбища, наискосок от моего местоположения.

– Он часто сюда ходит, – продолжала между тем она, явно не заметив моего испуга, вызванного ее неожиданным появлением. – И все говорит, говорит… Не все, видать, успел при жизни покойника сказать.

Бабушка сокрушенно покачала головой и скрылась в церквушке.

Я посмотрела на Антона, но он, увлеченный своим монологом, ничего не видел и не слышал вокруг. И все же попытку придвинуться поближе пришлось оставить – так предательски захрустел снег под моими ногами, едва я сделала шаг из-за монумента. Оказаться сейчас рассекреченной мне совсем не хотелось.

Прошло не меньше получаса, мои ноги настойчиво требовали тепла, а воображение рисовало картину, как я погружаюсь в горячую ванну.

Наконец, Антон прошел невдалеке от меня по тропинке к выходу, а я ринулась удовлетворять свое любопытство. Вынув из кармана предусмотрительно захваченный фонарик, посветила на памятник. Строгие глаза с фотографии смотрели на меня осуждающе. «Самохвалов Василий Иванович» было написано на надгробии.

* * *

Когда Демин подходил к подъезду, я его уже встречала. Он не мог меня не узнать – фонарь достаточно освещал мое лицо.

– Вы меня ждете? – спросил он – легкая паника в глазах буквально на секунду, и опять безмятежный ровный взгляд. Самообладание его не подводило.

– Да, ты не ошибся.

– Что-то с Катей?

– С ней все в порядке. Нам просто нужно поговорить. Я тут собиралась поужинать, не хочешь составить мне компанию?

Антон неопределенно пожал плечами.

– Вообще-то меня мать дома ждет…

– Ну сходи, предупреди ее, и поехали.

Моя просительно-повелительная форма общения не оставила ему выбора. Через пять минут он вернулся, устроился рядом со мной на переднем сиденье и спросил:

– О чем будет разговор?

– Да о ерунде всякой, – равнодушно ответила я и включила магнитолу, дабы пресечь последующие расспросы. Антон угадал мое желание, потому что не проронил больше ни слова.

– Приехали, – сообщила я ему, затормозив у бара-ресторана.

Для себя заказала фрикасе по-парижски из курицы, салат по-милански и бутылку сухого белого вина. Антон тоже проявил живой интерес к еде и назвал официанту свиные отбивные, крабы под майонезом и шампиньоны, фаршированные сыром. Какое поразительное постоянство в пристрастии к грибам!

После этого он сложил руки на столе и выжидающе устремил на меня взгляд своих невинных глаз. Но я предпочла подождать, пока официант не выполнит заказ, и непринужденно болтала, рассказывая Антону про здешнюю кухню. В какой-то момент мне показалось, что он смотрит на меня как на дурочку, что давно уже понял, зачем я его пригласила, а молчал, пропуская мимо ушей описания блюд, в ожидании главного.

После того как официант выставил на стол аппетитные дымящиеся яства, я разлила вино по бокалам и провозгласила тост.

– За то, чтоб мы поняли друг друга.

Антон скептически улыбнулся и осушил бокал. Началась игра в кошки-мышки.

Не спеша отправляя кусок за куском в рот, я буднично спросила:

– Грибочками не боишься отравиться?

Вцепившись в него взглядом, я наблюдала за каждым движением мускулов на лице.

– После вашего описания здешней кухни сомневаюсь, что такое возможно, – как ни в чем не бывало ответил Антон.

– И что, папу совсем не жалко? – продолжала я задавать вопросы, смысл которых должен был быть очевидным для моего собеседника.

– Жалко, конечно, – вздохнул Антон, – не успели познакомиться, а тут такое…

В этот момент я осознала, что мальчик все сообразил, понял правила игры и приготовился обороняться. Застать его врасплох, как я рассчитывала, мне не удалось. Раз так, то обойдемся без лишних предисловий.

– А сейчас, дружок, я расскажу тебе одну занимательную историю. Жил один очень способный юноша, у которого была заветная мечта в жизни. Стремился он к этой мечте всем своим существом. Но тут вдруг появился нехороший дяденька и стал все рушить. Мало того, этот злыдень на поверку оказался близким родственником, таким, что ближе некуда. Трудно вести себя адекватно, когда твой родной отец ни в грош тебя не ставит, да еще рушит собственноручно твои мечты. Юноша справедливо решил, что виновный должен быть наказан. Прознав, что папа собирал грибы в деревне, явился туда за тем же самым. Вся разница только в том, что папа собирал грибы полезные для здоровья, а сынок – совершенно обратного действия. Ждать жаждущему возмездия пришлось долго. Но наконец выпал удобный случай: жена злодея уехала далеко – ведь юноша не хотел безвинных жертв, а заменить съедобные грибы на несъедобные не составило большого труда. Только зря этот юноша не убрал оставшиеся грибочки с окошка. Непредусмотрительно это.

Антон слушал меня спокойно, не переставая работать челюстями. Мной постепенно овладевало раздражение, и я решила «добить» этого самонадеянного выскочку.

– К счастью, нашелся свидетель, который видел, как сынок подменял папины грибные гирлянды на свои.

При этих словах Антон на какое-то время прекратил жевательный процесс, и по напряжению его лица можно было догадаться – он интенсивно что-то вычисляет. Но этот период длился недолго, и наконец парень совершенно бесцветным тоном среагировал на мои слова:

– Хорошая быль. Для высокохудожественного произведения сюжет слабоват, но для расхожей бульварщины сойдет.

– Мое предложение простое, – продолжила я. – Ты делаешь чистосердечное признание, а я постараюсь максимально облегчить твою участь.

Антон не отвечал мне. Он тщательно подобрал все куски с тарелки, отправил их в рот, прожевал, проглотил, а затем посмотрел на меня снисходительно, как смотрят на детей дошкольного возраста, и улыбнулся. Внезапно перешел со мной на «ты» и буквально на глазах превратился из пай-мальчика в наглого переростка, которого давно не ставили на место.

– Лучше скажи, в каком месте у тебя диктофон, – перегнувшись ко мне через стол, с издевкой сказал Антон, – я сестренке туда привет нашепчу. Или, может быть, камера? Да! Ты ж у нас такая крутая, по мелочам не размениваешься! Так скажи, в какую сторону ручкой помахать, я все сделаю наилучшим образом! – Антон громко расхохотался, откинувшись на спинку стула.

Было что-то в нем отчаянно-безумное, отчего мне стало не по себе.

Встав из-за стола, парень подошел ко мне вплотную и, четко разделяя слова, тихо произнес:

– Не нужно считать других глупее себя.

После этого уверенным шагом направился к выходу. Оставалось признать, что я потерпела фиаско. Честно говоря, не рассчитывала я увидеть под личиной вежливого и рассудительного мальчика такого расчетливо-холодного циника. Но тут же сама себе возразила: «Вспомни, о чем говорили тебе гадальные кости».

Я подозвала официанта и расплатилась за ужин. Затем положила «жучок» в сумку и напоследок набрала с сотового свой домашний номер. Гриша в очередной раз соригинальничал: вместо того, чтобы брякнуть мне на сотовый, оставил сообщение на автоответчике. Это сообщение и определило направление моего дальнейшего передви – жения.

* * *

Встретив меня в длинном шелковом халате-кимоно, он сокрушенно покачал головой.

– Неважно выглядишь, старушка. Но я тебе очень рад.

Заботливый Гриша помог мне раздеться и усадил в мягкое кресло. Мой расстроенный вид навеял ему некоторые вопросы.

– Ловишь очередного нарушителя общественного спокойствия?

– Что, так заметно? – вздохнула я.

– А может, угнетает неустроенность личного характера? – ответил он вопросом на вопрос.

– Если ты думаешь, что я буду плакаться тебе в жилетку, то ошибаешься, – отчеканила я, глядя насмешливо на свою бывшую студенческую любовь в лице Гриши-геофизика. Он по-прежнему жил один, хотя в квартире был почти идеальный порядок, нехарактерный для жилища холостяка.

– Я и забыл, ты же у нас сильная, – улыбнулся он той обаятельной улыбкой, которая притягивала к нему всех студенток в институте, и не только. – Есть будешь?

Хоть я и строила из себя независимую леди – нельзя было портить имидж, – все же приятно, когда о тебе есть кому позаботиться…

– Нет, Гришунь, я поела, честное слово, – заверила я его.

– Ну тогда иди сюда, я сделаю тебе массаж. Иногда женщине просто необходимо почувствовать на себе сильные мужские руки, – балагурил Гриша.

Я с охотой подчинилась и улеглась на диван. Тут же моя спина подверглась яростной Гришиной атаке, а мне оставалось только изредка издавать удовлетворенные восклицания. Теплые волны побежали по телу, приятная истома овладела всем моим существом, и, когда Гришины руки начали как-то незаметно перемещаться со спины в другом направлении, я не очень протестовала…

* * *

Когда часы пробили пол-одиннадцатого, я засобиралась домой. Как Григорий ни просил меня остаться, свобода была дороже. Привычка быть независимой, ни к кому не привязываться и самой никого не приручать была составной частью моей профессии. К тому же оставленный в полном одиночестве дома котик, появление которого в моей жизни было вопиющим нарушением названного правила, уже, наверное, готовился к голодной смерти.

– Не хочу тебе навязываться, но пообещай, что приедешь еще как-нибудь в гости, – разочарованно сказал Гриша.