Текст книги "На двух тронах"

Автор книги: Марина Серова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

– А что случилось? – В этот момент я уже знала, что ответит Максим.

– Она мертва… – упавшим голосом выдавил Платов.

– Как это случилось?

– Она покончила с собой, на экране ее компьютера осталась надпись: «Я не могу так больше жить, я люблю его…» – Платов судорожно сглотнул.

– Так, то есть это не записка, очень странно… – мрачно протянула я.

– Да вроде как там милиция сейчас работает, у них никаких сомнений, что она сама отравилась каким-то препаратом…

– Ладно, это все можно утверждать только после экспертизы. – Я не люблю поспешных выводов и привыкла верить лишь неоспоримым фактам. – Дело принимает слишком серьезный оборот, Максим, вам необходимо обратиться в милицию!

– Я дождусь результатов экспертизы и только, если выяснится, что она не сама, что ее убили, только тогда я обращусь в органы! – отрезал он и отключился.

– Что случилось? – взволнованно спросила Лика, которая отвлеклась от своих эсэмэсок, услышав, как я говорю с кем-то о милиции. – Это был Максим, да? – Она пристально на меня посмотрела и тут же схватилась за горло: – Ах, что-то с Николаем? – осенила ее страшная догадка.

– Нет, – поспешила я ее успокоить, видя неподдельное горе на лице женщины. – Секретарша вашего мужа погибла…

– Как? – Лика закрыла ладонями рот, округлив глаза.

– По предварительной версии – самоубийство, но доподлинно будет известно после экспертизы, – будничным тоном ответила я, хотя в голове у меня шла напряженная работа. Смерть Кати была такой своевременной, что я просто не могла заставить себя поверить в версию о самоубийстве. Как ни крути, но складывалось впечатление, что кто-то подслушал наш ночной разговор с Максимом, но я лично проверила дом на посторонние «жучки». Получалось, что это кто-то из домашних. Словно в подтверждение моих мыслей, зазвонил телефон. Лика взяла трубку, но через секунду выронила ее из рук.

– Это опять они, – сдавленно прошептала Платова. Сразу же догадавшись, о ком речь, я подскочила к телефону, чтобы попытаться разговорить преступника и тем самым выиграть так необходимое для определения номера и нахождения звонившего время, но, увы, ответом мне были лишь короткие гудки.

– Что, что он сказал?! – я непочтительно встряхнула Лику за плечи.

– Что осталось три дня, а потом они его убьют, – еле сдерживая слезы, выдавила она. – А потом мою девочку, – она обернулась на манеж, и из ее глаз все-таки пролились слезы при виде веселой возни Сонечки с ярко-розовым толстопопым плюшевым зайчиком.

– Лика, в следующий раз вы должны будете взять себя в руки, вы обязаны ради своего брата и дочери разговорить этого ублюдка, – начала, было, я, но, заметив, что хозяйка дома совершенно меня не слушает, с досадой добавила: – А лучше не подходите вообще к телефону, на звонки с этой минуты буду отвечать только я!

«Похоже, пора вплотную заняться этим делом, – решительно подумала я, оставив Лику наедине с дочерью, но продолжая внимательно наблюдать за ними из своей комнаты: – Первым делом надо связаться с Астаховым, – вспомнила я своего товарища по спецотряду, – пусть поднимет мне распечатку Ликиных звонков, что-то мне не нравится ее постоянная переписка».

И дело тут было не в том, что я хотела влезть в дела семейные, нет, я, как мясник, вырезающий из туши отменное филе, должна была отсечь все лишнее, а сделать это в моем случае можно было только, если проверить все ниточки и зацепки, возникающие по ходу расследования. Мысль о расследовании заставила меня поморщиться, эх, а ведь как все хорошо и понятно начиналось, вспомнила я наш первый разговор с Платовым и его фразу о том, что от меня ничего иного, кроме как охранять его дочь и жену, не требуется.

После вскрытия, а также найденных улик в доме Кати у следователя не осталось сомнений в том, что девушка покончила с собой, приняв большую дозу снотворного, относящегося к классу барбитуратов. Я не была удивлена, услышав это, ведь барбитураты очень часто фигурируют в делах о самоубийствах. Взять хотя бы нашумевшую трагедию с Мерилин Монро, которой врач прописал это средство в качестве антидепрессанта, совершенно не предполагая, чем закончится это назначение для первой красавицы заокеанского шоу-бизнеса далеких шестидесятых. Платов же и вовсе, казалось, даже выдохнул с облегчением, ведь вместе с секретаршей ушла и угроза его личной жизни. Едва милиционеры разрешили вести работу в офисе клиники в обычном режиме, как я немедленно посоветовала Максиму проверить стол и все ящики тумбочек и шкафов в приемной Екатерины, хотя он и без моей подсказки собирался это сделать.

Словно в дополнение уже нарисованной на словах картины, в самом нижнем ящике просторного шкафа, там, где покойная держала в исключительном порядке и строгой очередности архив из старой почты, среди разрешений на открытие клиники и первых договоров на покупку медицинского оборудования была найдена тонкая файловая папочка. В ней с аккуратной скрупулезностью были сложены копии выписок с лицевого счета Платова, того самого, на котором он в тайне от всех хранил необходимую для расширения бизнеса сумму.

– Что и требовалось доказать! – вынес свой вердикт Максим, делясь с нами последними новостями за поздним ужином.

– Вот ведь стерва какая, – не сдержала эмоций Лика и немедленно перекрестилась, вспомнив, видимо, что о покойниках плохо не говорят.

– Да, наверное, если, конечно, она на самом деле виновата, – пожала я плечами.

– Как! – Максим шваркнул вилку о край тарелки. – Она, больше некому…

– Возможно, но все это очень странно, – задумчиво произнесла я, не замечая раздражения хозяев дома.

– Женя, ну что вы опять лезете не в свое дело, – начал, было, сердиться Максим, но, видимо, он уже окончательно уверился в виновности секретарши и по этой причине злился совсем чуть-чуть.

– Да что такое, разве нужны еще какие-то доказательства? – Лика уставилась на меня своими ярко подведенными темно-синим карандашом глазами.

– Не знаю, что именно не дает мне принять версию с Катиным предательством как окончательную… Завтра похороны, думаю, стоит понаблюдать за теми, кто придет проститься с девушкой, возможно, откроются новые обстоятельства, – сказала я, хотя и сама бы не смогла в данный момент объяснить, что конкретно имею в виду.

– Что ж, раз так, то поедемте вместе, – предложил Максим, – а за девочкой и Ликой присмотрит Антон…

– Но эти негодяи опять звонили, уже после того, как стало известно об убийстве твоей секретарши, – испугалась Лика.

– Исключено, – резко отмела я решение Платова. – Я не могу подвергать девочку риску, смерть Кати ничего не решает, мы поедем все вместе, только мы не станем покидать машину, я понаблюдаю издалека. Думаю, все это займет не больше часа, а я приму дополнительные меры предосторожности…

– Какие? – наивно хлопая длиннющими, очевидно накладными, ресницами, спросила Лика.

– Надежные, – уверила я ее, не считая нужным посвящать эту размалеванную куклу во все секреты своей профессии. Да и не стоило ей знать ни об аккуратном «вальтере» – моем любимце и вечном спутнике на работе, ни о прикрепленном к внешней стороне моего бедра под юбкой ноже.

– Что ж, Женя, ваши опасения не беспочвенны, поступим так, как вы сказали, – после минутной паузы решил Платов, я спокойно продолжила ужинать, не обращая внимания на бесконечные довольно глупые вопросы, которыми Лика принялась засыпать своего уставшего, но, несмотря ни на что, терпеливо ей отвечающего, мужа.

«Нет, и за что мужчины таких любят», – искренне недоумевала я, изредка поглядывая на них, хотя подумала об этом не из зависти, а, наоборот, совершенно не понимая, для чего людям вообще сходиться и вести совместную жизнь, если один постепенно начинает ее здорово портить, по крайней мере, своей очевидной глупостью.

День похорон был таким же солнечным, как и все предыдущие. И было даже как-то неловко ощущать стремительное наступление весны, стоя у края свежей могилы, где должны похоронить молодую девушку. Я подивилась выдержке Платова, который удивительно участливо поддерживал разговоры о безвременной утрате, несвоевременности и непоправимости, звучавшие из уст пришедших проводить Катю в последний путь. Он же явился сюда исключительно из-за того, что еще не успел придать огласке в коллективе новость о предательстве секретарши. Я убедила его подержать эти сведения в тайне, так как он до сих пор не обратился в милицию, а сеять панику среди подчиненных не стоило. Лика была безучастна к происходящему на улице, откинувшись на кожаную спинку автомобильного сиденья, она вела ставшую уже традиционной эсэмэс-переписку с неизвестным абонентом. Я же внимательно вглядывалась в печальные лица стоявших вокруг свежевырытой могилы людей, и никто из них не вызывал у меня никаких подозрений, хотя я и сама, собственно, не очень представляла, что именно думала увидеть. Кое-кто из собравшихся вызвался сказать несколько слов над гробом девушки, я отметила, что первым встал на импровизированную трибуну Платов, и одобрение, мелькнувшее на лицах присутствующих, говорило о правильности подобранных слов.

«Что ж, надо отдать должное владельцу «Астерры», держится он молодцом», – мысленно похвалила я Максима Леонидовича, но вдруг почувствовала, как что-то заставило меня напрячься, словно опасность на мгновение выдала свое присутствие где-то совсем рядом. Причина охватившего меня волнения стала ясна уже спустя мгновение, когда совсем рядом с нашей машиной затормозил уже знакомый мне «Мерседес», с заднего сиденья которого выбрался и направился в сторону собравшихся у Катиной могилы людей владелец «Магнолии» собственной персоной. Когда он поравнялся с окном, через которое я незаметно, благодаря густой тонировке стекла, вела наблюдение, меня поразило печальное выражение лица Смелова. Горе, которое читалось в его глазах, невозможно было назвать наигранным, он выглядел так, словно потерял близкого человека. Я быстро прикинула в голове, что опасаться за жизнь Платова не надо, так как рейдеры тщательно скрывали свои грязные действия, и, если предположить, что за всем этим стоял Смелов, ждать от него нападения в данную минуту не стоило. Уж очень много усилий он приложил, чтобы все испортить публичной расправой с конкурентом, раскрыв карты именно сейчас. Однако скорее для успокоения совести, нежели из иных побуждений, я на всякий случай вынула пистолет из кобуры и сжала его в руке, разумно скрыв его от Лики в широком рукаве шубы.

Смелов застыл в нерешительности недалеко от места захоронения, но ближе подходить не стал. Когда двое мужичков в грязных телогрейках принялись засыпать все еще промерзлой землей гроб, владелец «Магнолии» закрыл лицо руками, и я с удивлением поняла, глядя на его трясущиеся плечи, что он плачет. Платов, не дожидаясь окончания процесса, одним из первых отошел от могилы, несколько раз поскользнулся на подтаявшей и оттого особенно грязной тропе, протоптанной между могилами, и поспешно зашагал в сторону нашей машины, глядя себе под ноги. Смелова он не заметил, но тут надо отдать должное охраннику Платова, который, в отличие от шефа, бдительности не терял и, когда конкуренты поравнялись, встал между ними. Только сейчас Максим обратил внимание сначала на «Мерседес», а уж потом и на мужчину, фактически преградившего ему путь. Я немедленно открыла окно, совершенно не боясь обнаружить при этом свое шпионство. Владельцы эстетических салонов были недалеко от машины, и я, особо не напрягаясь, слышала все, даже лягушачье чваканье дорожной грязи под подошвами их ботинок.

– Доволен? – с горечью бросил в лицо конкуренту Смелов.

– Это у тебя надо спросить! – с нескрываемой злостью парировал Платов.

– Да как ты смеешь?! – вспылил владелец «Магнолии», выражение лица которого не предвещало ничего хорошего, а в глазах застыл еле сдерживаемый гнев.

– Что ты имеешь в виду, уж не тот ли факт, что из-за твоих алчных махинаций бедная девушка наложила на себя руки, не справившись с угрызениями совести?! – Мой временный шеф всем телом развернулся к Смелову, водитель которого, увидев это, немедленно выпрыгнул из машины, но Борис подал ему знак не вмешиваться.

– Моих чего? – очень тихо переспросил Борис, и лицо его стало страшным. Я не сводила глаз с его рук, решив, что если он спрячет их в карманах своего пальто, немедленно вмешаюсь опережающим выстрелом, дабы он не успел выхватить оружие. Что-то роковое было в позе и во взгляде Смелова, и от этого у меня зародилось неприятное предчувствие угрозы. – Ты довел ее до самоубийства, только ты во всем виноват! – вскричал Борис, не замечая реакции прохожих.

– Не знаю, о чем это ты, и мне тем более странно видеть тебя здесь, после того, как ты сам сделал ее жизнь невыносимой, вынудив предать меня, клинику, да всех… – Платов широким жестом попытался описать масштаб трагедии и степень своего возмущения.

– Кого предать? Тебя? – казалось, Смелов был растерян и сбит с толку обвинениями Платова. – Что ты несешь?! Да она была святая, она любила тебя! Она… я… – Он закрыл лицо руками и сквозь рыдание сдавленно произнес: – Как я буду жить без нее?!

Настал черед Платова недоумевать. Он отстранил своего охранника и подошел вплотную к Смелову, хотя я была точно уверена, что делать этого из соображений безопасности не стоило. Но, в конце концов, Максим мой наниматель, но не клиент, так что я не стала вмешиваться, да и что-то в Смелове поменялось, он уже не походил на разъяренного льва, а вдруг как-то весь сник и просто выглядел, как совершенно убитый горем человек.

– Так Катя не работала на тебя? – подбирая слова, медленно спросил Платов, а я мысленно возблагодарила его за этот правильный вопрос.

– Нет, – Смелов даже тряхнул головой. – Что значит работала? – нахмурил он лоб, пытаясь сообразить, к чему клонит владелец «Астерры».

– Вот только не надо прикидываться, назад пути нет, у тебя в руках все карты, ты знаешь и о счете, и у тебя Николай, – голос Максима дрожал от еле сдерживаемого гнева.

– Что за Николай… Счет… О чем это ты? Какой еще Николай?! Что ты несешь, мои мысли только о НЕЙ! – Смелов махнул рукой. – Разве все это важно?! – Он провел ладонями по лицу. – Тебя всегда интересовали только деньги, все ради наживы, – он с ненавистью смотрел на конкурента. – Ты и людей использовал только в интересах дела, а Катя, бедняжечка, этого не понимала, не видела, она любила тебя, она до последнего надеялась, что ты разглядишь, поймешь… – Он горестно вздохнул. – А я любил ее и готов был все это терпеть, надеялся, что смогу отогреть ее своим теплом, своими чувствами, я жениться на ней хотел… А теперь зачем все это, ради чего жить?! – Он беспомощно огляделся, словно в поисках ответа, его густые седые волосы растрепались и сквозь них как-то неуместно проникали солнечные лучи, образовывая почти нимб над головой бизнесмена. Платов щурился, глядя на это огненное весеннее сияние, а Смелов, казалось, ничего этого не замечал. Я обратила внимание, что он старательно избегает смотреть в сторону свежей могилы, от которой медленно отходили люди, с любопытством поглядывающие на мужчин.

Владелец «Магнолии» окинул Платова полным горечи взглядом, замахнулся сжатой в кулак рукой, охранник кинулся между ними, но его помощь не понадобилась: Смелов так и не ударил Максима. Его красивое, несмотря на годы, какое-то породистое лицо вдруг утратило всю свою моложавость, осунулось, стало землистого цвета, точно такого, как комья промерзшей грязи, засыпавшей гроб с его возлюбленной. Рука его бессильно упала, он равнодушно посмотрел на Платова, так, словно того просто не было перед ним, потом развернулся и медленно побрел к машине. Сейчас со спины он казался дряхлым стариком.

– Борис, кого ты нанял, чтобы разорить меня? – запоздало окликнул его Максим, явно потрясенный видом сломленного горем Смелова.

– Ты это о чем? – усталым голосом переспросил Борис, остановившись на полпути.

– О рейдерах! – опешил Максим.

– Ты сошел с ума на почве своей драгоценной клиники. Возможно, ты поймешь, лет этак через пятнадцать, когда доживешь до моих лет, что деньги – не главное в жизни. Я не понимаю, что ты имеешь в виду. Вон там, – он махнул рукой в сторону могилы Кати, – лежит та, которой удалось перевернуть мой мир, та, с чьим именем на устах я просыпался и засыпал последние три месяца, и все это время мои мысли были заняты только одним – желанием сделать ее самой счастливой на свете, а, значит, и самого себя. – На его глаза навернулись слезы, но он этого не смущался и, мне показалось, вовсе их не замечал, как и того, что речь его слышит не один Платов, а все пришедшие проститься с Катей. – А ты говоришь – бизнес, да я и думать о нем забыл. И пусть я не олигарх, но того, что у меня есть, нам бы с ней хватило, а большего и не надо…

– Но подожди, а как же документы у нее в столе? – не сдавался Платов.

– Я все сказал, жаль только, что ты меня не понял, – развел руками Смелов, повернулся и скрылся в своей машине. «Мерседес» тут же сорвался с места. Платов плюнул себе под ноги, какое-то время задумчиво смотрел вслед машине конкурента, но вскоре занял переднее место в салоне нашего авто. Его охранник сопровождал нас на уже знакомом мне по первой встрече джипе.

– И как все это понимать? – Максим обернулся ко мне.

– Я ему верю, – честно ответила я, – хотя, конечно, считать главного конкурента виновником всех бед было удобно, но, увы, похоже, эта версия только что лопнула, как мыльный пузырь.

– А Катя и копии выписок со счета? – нетерпеливо перебил меня Платов, словно был уверен, что я немедленно все объясню и разложу по полочкам.

– Два варианта: или она работала на кого-то еще, или бумаги ей подбросили, – невозмутимо ответила я, так как и сама уже успела об этом подумать.

– Кто? Когда?

– Да ладно, а что случилось?! – вдруг оживилась Лика, которая разговора между Платовым и Смеловым не слышала, так как была всецело занята Сонечкой, да и окно с ее стороны было закрыто.

– Максим Леонидович, к сожалению, я не могу дать вам разъяснений, тем более что я обычный телохранитель, – спокойно произнесла я, умышленно игнорируя Лику.

– Уже нет, – Платов тоже не обратил внимания на обиженно надутые губки жены. – Конечно, вы как охраняли Сонечку, так и будете это делать, Евгения, но отныне я официально подключаю вас к расследованию.

– Вот как?! – вскинула я одну бровь, словно была сильно удивлена и даже недовольна, хотя на самом деле происходящее в клинике уже успело захватить меня целиком, и я ни секунды не сомневалась с первого дня, что мои обязанности не ограничатся рамками профессии телохранителя.

– Разумеется, не бесплатно, я внесу соответствующие пункты в ваш контракт, – Максим по-своему оценил мою реакцию.

– Это естественно, – кивнула я. – Но я просто не смогу вести расследование с вашей дочкой на руках. А ее безопасность, как я понимаю, важнее всего.

– Да, я объясню. Мы не станем ничего менять, с той лишь разницей, что я буду делиться с вами всем, что касается рейдеров. Принимая во внимание ваш опыт работы и профессиональные навыки, я думаю, что мне пригодятся ваши логические рассуждения и советы, а уж там я сам решу, чему следовать, а что пропустить. – Я посчитала излишним вставлять, что для меня ничего не изменится, и господин Платов и до этого разговора не брезговал моими умозаключениями, касающимися рейдеров.

– То есть вы берете меня советником по совместительству? – на всякий случай уточнила я, так как всегда предпочитала ясность в любом вопросе, пусть это и казалось кому-то излишним занудством.

– Да, или сыщиком-аналитиком, называйте, как хотите, – благодушно махнул рукой он.

– Потом придумаем, в процессе работы, – пожала я плечами, хотя после официального разрешения вести собственное расследование, хоть оно и ограничивалось пределами дома, почувствовала себя более уверенно. Быть на легальном положении всегда лучше, чем действовать в подполье, да и Лику так было проще приструнить, а то она, похоже, до сих пор не понимала, что за работу я выполняю.

Платов был совершенно сбит с толку новыми обстоятельствами дела, в клинику в день похорон он так и не поехал и не отходил от Сонечки, а, если уж быть точной, то от меня, раз я неотлучно находилась при девочке, ни на шаг.

– Но как она могла раздобыть эти копии? – Этот вопрос задавали мы друг другу снова и снова, заранее зная ответ, но рассуждать вслух и не в одиночестве было правильным, поэтому наше совещание не прерывалось ни на минуту, даже за едой мы говорили только об этом.

– Вы говорите, Максим, что доступ к сейфу с этими документами есть только у вас? А код вы держите в голове и ни разу не дублировали его на бумаге?

– Да, точно так, – он слегка понизил голос и обернулся на жену, которая играла с Сонечкой в дальнем углу детской комнаты, – я ей не говорил, даже когда мы, – замялся он, – ну, вы понимаете…

– Кому ей? Лике или Кате? – спокойно осведомилась я, но тон голоса тоже понизила. Не в моих привычках было портить отношения между супругами.

– Кате, – прошипел он, сделав страшные глаза.

– А ей? – скорее для проформы, нежели из иных соображений, уточнила я, кивнув в сторону Лики.

– Нет, а она-то тут при чем? – удивился он.

– Это обычный вопрос, его не стоит бояться, и делать поспешных выводов тоже, – терпеливо принялась пояснять я. – Мы должны предельно точно очертить круг подозреваемых. К сожалению, в такие моменты разделение на своих и чужих просто неприемлемо, надо трезво смотреть на вещи и не идти на поводу у чувств. – В комнате, точнее в нашем углу, повисла гнетущая тишина, фоном которой служило сюсюканье Лики с Сонечкой. Платов смерил меня тяжелым взглядом.

– Вы, конечно, правы, Евгения, я должен быть начеку, – наконец принял он мои доводы.

– А раз так, значит, переходим к следующему пункту. Кто еще мог знать о документах и о вашем тайном счете?

– Никто, я уже говорил, что эта информация была конфиденциальной. Думаю, нам с Николаем удалось провернуть все это втайне.

– Что ж, Николай в руках у похитителей, вероятно, они напрямую получили сведения от него, например, применив пытки…

– Ужасно, – лицо Максима побледнело, – но тогда все сходится, по крайней мере, с суммой выкупа.

– Все, да не все, вы забыли про копии в Катином столе, – напомнила я.

– Ах, да, как она их раздобыла? – Платов схватился за голову.

– Или сама, например, от того же Николая, или ей их подкинули, и предатель совсем другой человек…

– Но этого просто не может быть, я уверен, что вы ошибаетесь! – вспылил Максим.

– Я не стану с вами спорить, так как все это лишь предположения, и я охотно приму иной вариант, пожалуйста, какова ваша версия? – Я сложила руки на груди и откинулась на спинку кресла.

– Но я так не могу, я не детектив, а бизнесмен, – глаза хозяина дома растерянно заметались по комнате. – Но ведь и ваши слова еще надо доказать.

– Вот тут вы абсолютно правы, – легко согласилась я.

– Но как?

– Не знаю точно, но я начала бы с проверки деятельности Николая, вдруг вскроется что-то из бумаг, вы же наняли юриста и аудитора для решения проблем с налоговой и другими проверяющими инстанциями в отсутствие Николая?

– Да, – озабоченно протянул Максим, явно не догадываясь, к чему я клоню.

– Тогда пусть они проверят деятельность вашего главного экономиста.

– Ну и чем это нам поможет, мы же только время потеряем? – нахмурился Платов.

– Не знаю, но неспроста же начались все эти проверки, значит, есть какие-то бреши в отчетности, за что-то же налоговая изначально должна была зацепиться, и рейдеры знали доподлинно, в каком именно сегменте необходима проверка. Возможно, если мы выясним все, что только можно в этом направлении, мы выйдем на связующее с рейдерами звено. – Эта версия рождалась в моей голове на ходу, и едва я озвучила свои предположения, как и сама вдруг поняла, что предложенный мною вариант не так уж и плох. Конечно, я не могла сама бы найти и одной ложной цифры в отчетах Николая, но опытный аудитор, я надеялась, без труда все разложит по полочкам.

– Н-да, вам, Евгения Михайловна, надо не тела охранять, а фирму возглавлять, вы же готовый руководитель – сразу зрите в корень проблемы и даже имеете представление, как ее решить, при этом знаете, кому это поручить для достижения максимального результата! – восхитился Максим, и в его глазах появился неподдельный интерес к моей персоне, и еще промелькнуло то, что давно уже у меня ничего, кроме снисходительной и усталой улыбки, не вызывает. Все-таки мужская природа слишком примитивна, видимо, от этого я так холодна с представителями противоположного пола, ведь все их слабости настолько очевидны, что ничего, кроме скуки, не вызывают. Я моментально почувствовала перемену, произошедшую с хозяином дома. Определенно, в женщинах его возбуждала не только броская внешность, но и ум.

– Вернемся к трупу Кати, – намеренно грубо выдернула я его из мира грез. При упоминании имени погибшей возлюбленной Платов вздрогнул, и взгляд его потух, как остывшие угли в камине. – Ее самоубийство у меня лично под большим вопросом, а так как наша версия с ее предательством почти не имеет доказательств, думаю, вам пока не стоит информировать подчиненных обо всем этом. По-моему, настал момент обратиться в милицию.

– Нет, по крайней мере, пока не получу отчет аудиторов, иначе мы можем спугнуть предателя, если конечно, это не Катя, – Платов по-прежнему был непреклонен.

– Что ж, ваше право, – с тяжелым вздохом согласилась я. – Дождемся результатов проверки деятельности Николая, а потом подумаем о следующем шаге.

– Зачем проверять Николая? – опешила Лика, подошедшая к нам с дочкой на руках.

– Не его, что ты, а только наличие бумаг и цифр на своих местах, чтобы понять причины интереса налоговой, – на ходу адаптировал объяснение для примитивного понимания жены Максим. Лика с первого дня лишь время от времени проявляла неподдельный интерес к делам мужа. Сначала она фыркала, что ей надоело, что она устала и что-то там еще, но, похоже, ее капризное мнение интересовало хозяина дома в последнюю очередь. Наблюдая за ними, а также услышав какие-то обрывки фраз из интимного разговора супругов, я утвердилась во мнении, что эти двое вместе не живут, в хорошем понимании этого слова, а сосуществуют, причем каждый из своих собственных целей. Платов души не чаял в дочери и ради нее смотрел сквозь пальцы на очевидную глупость жены, к которой, несмотря на все ее минусы, он испытывал не любовь, а скорее периодически вспыхивающую страсть. По крайней мере, спали супруги в одной спальне, и лишенная чувства такта Лика даже как-то обмолвилась, как достали ее приставания ненасытного мужа.

Ее же отношение к Максиму было разным, то она ластилась к нему, выражая полную покорность и смирение, и вела себя так, не стесняясь, в моем присутствии, отчего у меня сложилось стойкое ощущение, что весь этот чувственный спектакль она разыгрывает исключительно для меня. То Лика была раздражена и вела себя равнодушно, иногда в ее глазах, устремленных на супруга, мелькали огоньки недовольства и даже злости, но в такие моменты она обычно быстро исчезала в детской. Мне, по большому счету, было все равно, что связывает моих клиентов, по крайней мере, до того момента, пока их чувства не вмешиваются в дело и не препятствуют выполнению моих профессиональных обязанностей.

«Вот бы сюда мою тетушку Милу с ее вечными наставлениями об институте семьи, посмотрела бы я, как бы она запела, если б увидела, до чего доводят двоих узы опостылевшего брака», – беззлобно подумала я.

Платов немедленно связался с аудитором, и тот заверил, что ему для общения с проверяющими инстанциями пришлось поднять финансовые документы всех сегментов клиники, и он и сам собирался отчитаться перед Максимом и спустя сутки готов предоставить полную информацию о положении дел.

День похорон выдался длинным, засыпая, я вдруг поняла причину своего легкого беспокойства, вспомнив, что сегодня не раздалось ни одного звонка с угрозами.

«Неужели похитители настолько глупы, что пытаются заставить нас поверить, что за рейдерством стояла Екатерина и с ее смертью все успокоились», – искренне недоумевала я.

Увы, следующий день все расставил по местам. Наконец-то столбик термометра поднялся и застыл на привычной для нашего Тарасова в марте плюсовой температуре, показавшейся всем нам после долгой зимы почти африканской жарой. Лика вышла во двор на вечернюю прогулку с Сонечкой. Девочка упорно продолжала постигать искусство самостоятельной ходьбы и вскоре превратилась в очаровательного снеговика, только коричневого цвета, так как тающий снег во дворе перемешался с грязью. Я, естественно, находилась поблизости, недоумевая, с чего это Лика, всегда ратующая за чистоту и нарядность в одежде, так спокойна при виде возни девочки в талых лужах. Малышку привлекла покрытая наледью пушистая ветка одной из посаженных вдоль забора елочек, она принялась лопаткой отбивать ветви, Лика пошла в дом, чтобы принести сухие варежки ребенку, а я, конечно, осталась. Вдруг с противоположной стороны дома, а может, и внутри него, раздался громкий хлопок, очень похожий на звук выстрела. Испугавшись, Сонечка немедленно принялась плакать, я же, выхватив из потайного отделения куртки пистолет, немедленно кинулась к ней. В этот момент звук повторился, и, словно эхо, к нему добавился полный ужаса визг хозяйки дома. Краем глаза я заметила, как из будки охранника на въезде ко мне несется Антон, при виде лица которого я сразу поняла, что единственным человеком, не поддавшимся панике, остаюсь только я.

Не выпуская девочку из рук, я махнула охраннику, чтобы он бежал в дом, доверить ему Сонечку я не могла. Елки служили слабым укрытием, радовало лишь то, что посажены они были в два ряда, и за ними в сумраке вечера мы являли собой плохую мишень для выстрела, а то, что кто-то в данный момент в нас целится, я ощущала кожей.

«Так, в девочку они стрелять не станут, она им нужна, – хладнокровно соображала я, – значит, я препятствие, которое следует устранить. – Мысль эта была проста и понятна, и даже как-то привычна для меня, по крайней мере, на работе. – Антон должен был помочь Лике, если, конечно, мы не опоздали». – И об этом я подумала совершенно спокойно, эмоции только мешают телохранителю, я научилась не поддаваться им еще на первом году обучения в спецотряде.

За нашей моей спиной был забор, я поставила Сонечку за собой и, высоко подняв руки с зажатым в одной из них пистолетом, крикнула:

– Не стреляйте! – Я чуть выдвинулась вперед из-за елки, так, чтобы в поле моего зрения был весь двор, но не открывалась полностью, чтобы слегка подрагивающие на легком ветру ветки служили моею защитой. – Я отдам девочку, – немного дрогнувшим голосом, как и полагается в данном случае, продолжила я, внимательно осматриваясь, и почти сразу заметила, как за углом дома в свете фонаря дернулась тень, хорошо видимая на талом снегу.