Текст книги "Пустячок, а приятно"

Автор книги: Марина Серова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Мы поднялись в его кабинет. Там на столе я сразу обнаружила мешочек с моими гадальными костями – он лежал чуточку в стороне от того места, куда я высыпала содержимое сумочки, так что я запросто его могла не заметить, собирая свои вещи обратно в сумку. Обрадованная, я схватила заветный мешочек. Роман Геннадьевич, криво улыбаясь, наблюдал за моими действиями.

– С вашей-то квалификацией дорожить такой фигней… – проговорил наконец он.

Я молчала.

– На вашем месте я забыл бы поскорее про этот чемоданчик, – снова решился заговорить техник. – Вам до него не добраться. Хоть вы и считаете, что замки в нашей клинике хлипкие, но это не так… Вы их не вскроете, даже несмотря на то, что знаете, где чемоданчик находится…

Я посмотрела на Романа Геннадьевича в нерешительности, не зная, устраивать ему прямо теперь допрос, откуда у него золото, или нет. В конце концов, чего ради? Человек, заказавший мне найти «золотой чемоданчик», мертв. Так для кого мне стараться? Я же не инспектор уголовного розыска. Кстати, и про чемоданчик-то я знаю только со слов покойного Ольховского… Так ни на что и не решившись, я упрятала мешочек с гадальными костями в сумочку и покинула кабинет зубного техника.

* * *

Снова оказавшись в своей бежевой «девятке», я устало откинулась на спинку сиденья и постаралась расслабиться. Мне было решительно непонятно, что за чертовщина происходит вокруг меня и что мне теперь со всем этим делать. Зубной техник Роман Геннадьевич… Как, кстати сказать, его фамилия? Эх, не спросила… Ну, допустим, я знаю, что именно он украл у Ольховского чемоданчик с золотом, – что дальше? Кому это золото возвращать? Мой клиент мертв. Или все-таки я должна найти убийцу Ольховского? Но зачем мне это нужно?

Я подумала, что надо все-таки еще раз обратиться к гаданию – до сих пор в случаях подобного отчаянного сомнения оно мне очень помогало. Вытащила из сумочки замшевый мешочек с гадальными костями, который сегодня стал причиной того, что я оказалась в весьма нестандартной ситуации. Для того чтобы бросить кости, вполне годилось сиденье машины.

Взяв в руку двенадцатигранники, я сосредоточилась и задала один-единственный вопрос: кто блефует во всей этой истории? Я понимала, что конкретного имени звезды мне не назовут, но на какой-то намек очень надеялась. Я бросила кости: они показали 7+20+27. Я долго, но тщетно рылась в памяти, пытаясь сообразить, что именно означает эта комбинация цифр. Наконец не выдержала, стала искать по таблице. Итак, цифры означали следующее: «Все ваши друзья – истинные». Печально вздохнув, я убрала кости обратно в мешочек. Наверное, я разучилась гадать. Иначе как объяснить тот факт, что я совершенно не понимаю, на что судьба мне намекает?

Я глянула на часы, обнаружив, что скоро четыре. Да уж, лечение больного зубика да бессмысленные разговоры в стоматологической клинике заняли немало времени. Внезапно я вспомнила, что покойный Ольховский говорил, что сегодня берлинским поездом приезжает его шеф, главврач клиники «Тан-мед». И у меня вдруг возникла идея: что, если поехать на вокзал и встретить Николая Пантелеймоновича? Только это не совсем просто – встретить на железнодорожном вокзале совершенно незнакомого человека, который к тому же вовсе не ждет, что кто-то будет его встречать. Надо хотя бы знать фамилию приезжающего. Господи, какая же фамилия у Николая Пантелеймоновича? Ведь мне ее сегодня называли. Поломав немного голову, я махнула рукой на попытки вспомнить ускользавшую фамилию. Вот как на мою память подействовали зубоврачебные пытки и беготня со странным зубным техником по подвалам! И тут я заметила большой рекламный щит, на котором значилось: «Стоматологическая клиника „Тан-мед“. Все виды лечения и протезирования зубов». В числе прочей информации был указан телефон клиники. Недолго думая, я набрала номер на своем мобильнике.

– Клиника «Тан-мед» слушает…

Я без труда узнала голос медсестры из регистратуры.

– Скажите, а как фамилия вашего главного врача? – постаравшись немного изменить голос, сказала я. – Мне известно, что его имя – Николай Пантелеймонович.

– Бортников, – не раздумывая, ответили мне. – Главврача нашей клиники зовут Николай Пантелеймонович Бортников.

Поблагодарив, я выключила мобильник, потом завела машину и поехала на вокзал.

Припарковавшись на привокзальной площади, я постаралась осторожно оглядеться и выяснить, не присутствуют ли поблизости какие-нибудь знакомые личности, прежде чем им удастся заметить меня. Однако, сколько я ни глазела из окна своей бежевой «девятки», никого подозрительного на площади не обнаружила. Тогда я решила пройти на перрон.

До прибытия берлинского поезда оставалось минут пятнадцать. Встречающие группами стояли на платформе и беседовали в той или иной степени оживленно. Переходя от группы к группе, я прислушивалась к темам бесед, не слишком, впрочем, надеясь на удачу. Признаться, в тот момент я чувствовала большую растерянность, как я найду этого Бортникова, совершенно незнакомого мне человека, среди десятков пассажиров берлинского поезда? Пойти к администратору вокзала и попросить объявить, что Бортникова Николая Пантелеймоновича встречают у входа в вокзал? Что ж, вполне возможно как запасной, на самый крайний случай, вариант.

Но мне все-таки повезло. Около одной из групп молодежи я услышала:

– Да у него парадонтоз был, и воспаление надкостницы, и все на свете! Нагноение начало распространяться по каналу. Еще пара дней, и до головного мозга бы дошло. Тогда точно крышка. Его только оперировать и оставалось, хотя даже в этом случае…

– Ребята, простите, а вы случайно не стоматологи? – бесцеремонно вмешалась я в беседу.

Молодые люди дружно, как по команде, повернулись ко мне.

– Да, мы стоматологи, – сказал наконец один из них. – И что?

– Судя по вашему виду, вам нужен скорее косметолог, – нашелся среди них юморист. – Или зубы у вас тоже повреждены?

Я решила, что надо немедленно поставить заслон их неуемному веселью.

– У стоматолога я уже сегодня была, – заявила я. – Однако без шуток: мне нужен Бортников Николай Пантелеймонович. Вы его знаете в лицо?

– А вы?

– Я нет, потому и спрашиваю. – Я чувствовала, что юмор парней начинает действовать мне на нервы. – Я корреспондент газеты «Тарасовские вести» и должна завтра материал сдавать о главвраче стоматологической клиники «Тан-мед». Но у нас накладка произошла. Человек, который должен был нас познакомить, куда-то пропал, и я попала в совершенно безвыходное положение. Вы мне его просто покажите, хорошо? А дальше уж я сама…

– Ладно, покажем, не беспокойтесь, – сказал наконец один из молодых врачей, самый серьезный и молчаливый. – Оставайтесь вместе с нами.

О прибытии берлинского поезда вскоре объявили.

Николай Пантелеймонович Бортников оказался солидным мужчиной лет пятидесяти с пышными, на казацкий манер, седеющими усами и плотным директорским животиком. Сойдя на перрон, он стал напряженно оглядываться вокруг, явно ожидая, что подойдет тот, кто должен его встречать. Но ожидаемый человек все не подходил, и Николай Пантелеймонович, подосадовав, подхватил, кряхтя, свои тяжелые чемоданы и потащил их к выходу в город. Тогда я решила, что настало для меня время действовать. Решительным шагом я подошла к Бортникову и вежливо улыбнулась.

– Добрый вечер, Николай Пантелеймонович. Как доехали? Не утомились в дороге?

– Нет, все нормально, – отозвался он, внимательно оглядывая меня с ног до головы.

– Пойдемте, машина ждет нас.

Я ожидала, что Бортников пошлет меня подальше или, по крайней мере, начнет расспрашивать, кто я такая и что мне от него нужно. Но нет! Он, ни слова не возразив, послушно подцепил свои чемоданы и поспешил за мной.

– А где Роман? – на ходу спросил он.

Опа! – не могла не порадоваться я. Оказывается, Бортников ждал, что его встретит зубной техник. Ну а, собственно, дальше что?

– Роман Геннадьевич не смог подъехать, – сказала я. – У него срочная работа, очень трудная и достаточно выгодная.

– Он же мне звонил по мобильному, сообщил: ЧП у нас тут случилось, – возразил мне сердито Бортников. – Но подробнее не говорил, мол, не телефонный разговор.

– Конечно, сейчас я вам все объясню, – поспешила заверить я, сопровождая главврача клиники к своей бежевой «девятке». – Садитесь, пожалуйста… – Я распахнула перед ним дверцу машины.

Бортников уверенно и деловито закинул свои чемоданы на заднее сиденье, сам уселся впереди.

– Сначала в клинику, – сказал он начальственным тоном. – Посмотрим, что у нас там наши натворили за время моего отсутствия…

Что ж, покойный Ольховский отлично знал характер своего начальника, не без грусти подумала я. Главврач «Тан-меда» и в самом деле прямо с поезда «поперся» в свое родное учреждение – проверять, как обстоят дела.

Некоторое время Бортников молча смотрел на дорогу, как я пробираюсь по узким улицам города, ведущим от вокзала на тот широкий проспект, около которого расположена клиника «Тан-мед», потом сказал:

– Ну, что молчите? Рассказывайте, что у нас там за ЧП. Или вы не в курсе?

– Почему? В курсе, – спокойно возразила я.

– Кстати, кто вы такая? – спросил Бортников. – Я вас что-то не припоминаю…

– Меня зовут Татьяна Иванова, – вежливо пояснила я.

– Новая подруга Ромки, что ли?

– Да…

– Ясно…

Бортников безразлично кивнул. Казалось, эта информация вполне удовлетворила его.

– Итак?

– Ольховского убили, – деловым тоном сообщила я.

– Что?

Мне показалось, что главврач зубной клиники поперхнулся воздухом. Побагровев, он некоторое время беспомощно таращил на меня глаза, его изрезанный морщинами лоб покрылся испариной.

– Кто… Откуда… Кто вам это сказал? – хриплым и сдавленным голосом проговорил он.

– Сама видела. – Я старалась делать вид, что смотрю только на дорогу, однако краем глаза наблюдала и за Бортниковым. Шок от известия о гибели Ольховского показался мне искренним, не наигранным. – Он застрелен двумя выстрелами из пистолета возле дверей собственной квартиры.

Некоторое время Николай Пантелеймонович смотрел на меня пристально, словно надеялся, что я возьму свои слова обратно. Потом тяжело вздохнул, покачал головой.

– Кошмар, что делается, – устало и печально проговорил он. – Эх, Толька, Толька…

– Вы не в курсе, за что его могли убить? – как можно небрежнее спросила я.

Николай Пантелеймонович глядел на меня озадаченно, но медлил с ответом. Так что настаивать на своем вопросе, возбуждая таким образом ненужное подозрение, я не решилась.

– Менты в клинике всех уже замучили вопросами, – снова заговорила я. – Приедете, они и до вас доберутся.

– В клинике милиция была? – с тревогой в голосе спросил Николай Пантелеймонович.

– Ну, один мальчик ходил, всех расспрашивал, – пояснила я. – Все отвечали, что никто ничего не знает.

– Ну, правильно, – одобрительно кивнул главврач. – Я и сам в шоке. Ах, что делается… Может, это его шпана… – предположил он, пытаясь заглянуть мне в глаза. – Среди подростков сейчас встречаются такие, что и ради хохмы могут убить человека.

– Говорят, все документы и деньги на месте, – возразила я. – И вообще, по его карманам никто не шарил. И застрелен он из пистолета, причем никто ничего не видел, не слышал. То есть из пистолета с глушителем.

– Даже так? – переспросил главврач. – Что же выходит – это заказное убийство?

Я не ответила, продолжала делать вид, что целиком поглощена дорожно-транспортной обстановкой. Поведение Бортникова начинало действовать мне на нервы. Или он святая простота и в этой истории вообще ничего не значит, что, на мой взгляд, крайне странно. Или он слишком хитер и водит меня за нос, тогда нужно быть с ним тем более осторожной. Мне вновь вспомнилось предостережение косточек: «Осторожно, он блефует». Теперь это предостережение оказалось очень кстати. Однако буквально только что кости дали мне другое указание: «Не бойся, вокруг тебя друзья». Какому же из них я должна теперь верить, первому или второму?

– А вы с Ольховским дружили? – поинтересовалась я.

– Да, конечно… – Бортников отвечал довольно рассеянно, думая о чем-то своем. – Собственно, вам что за дело?

– Да так, – отвечала я беспечно. – Я смотрю, вы очень переживаете…

– Будешь переживать, если твоего лучшего врача и друга убили! – проворчал главврач.

– А он был вашим лучшим врачом? – Я старалась спрашивать как можно безразличнее, как будто только для того, чтобы поддерживать разговор.

– Он был кандидатом медицинских наук, в мединституте преподавал… Вам Ромка что, не сказал этого?

– С Ромкой мы другими вещами занимаемся, – небрежно и двусмысленно отвечала я. – Разговариваем редко… У Ольховского были какие-то проблемы последнее время?

Николай Пантелеймонович снова побагровел, пристально и недоверчиво глянув на меня. Наконец сказал:

– У нас у всех проблемы… А у Тольки семья, жена! Она, наверное, теперь в шоке…

– Вы ведь ее хорошо знаете?

– Да, знаю! Я же сказал: мы с Анатолием были друзьями.

Бортников выглядел немного раздраженным тупостью моих вопросов.

– Может быть, все из-за нее? – небрежным тоном спросила я. – Я ее видела. По-моему, она очень даже ничего… Из-за таких вы, мужчины, готовы глотку друг другу перегрызть.

– Это вы про Ларису Генриховну? – Бортников смотрел на меня ошалело. – Да вы что, спятили?

Мне стало скучно. Из разговора с главврачом клиники «Тан-мед» не получалось ровным счетом ничего, как я ни старалась. Тем не менее я решила сделать еще одну попытку подцепить Бортникова на блеф.

– А кстати, с чемоданчиком все в порядке, – сказала я, бросая на своего пассажира короткий, но острый взгляд. – Он у Романа Геннадьевича в сейфе лежит.

– Чемоданчик? – Я готова была поклясться покоем моих родителей, что недоумение Николая Пантелеймоновича было самым искренним, какое только может быть. – О каком таком чемоданчике вы говорите?

– О коричневом «дипломате» со стенками из сверхпрочного титанового сплава, – невозмутимо отвечала я. – Там, внутри этого чемоданчика, семь килограммов золота высшей пробы в слитках с печатью Центробанка России.

Таращивший на меня глаза Николай Пантелеймонович был странно похож на огромного усатого сома, которого вытащили на берег. Он так же отчаянно и беспомощно открывал и закрывал свой усатый рот, пытаясь заглотнуть побольше воздуха.

– Послушайте! – наконец хрипло проговорил он. – Что за ужасы вы мне рассказываете? Толя убит, у Ромки чемоданчик с золотом…

– Ничего, ничего, вы, главное, успокойтесь, Николай Пантелеймонович, – ободряюще сказала я. – Сейчас приедем в клинику, сами все у Романа Геннадьевича спросите.

В этот момент мы уже сворачивали с шумного проспекта в узкий тупик, где находилась стоматологическая клиника «Тан-мед». Припарковались у входа в клинику. Николай Пантелеймонович, пыхтя и отдуваясь, вытащил с заднего сиденья моей машины два своих чемодана и тут же поспешил с ними внутрь здания, так что у меня едва оставалось времени запереть машину и последовать за ним.

Войдя в приемную фойе, главврач проигнорировал поздравления пожилой регистраторши с возвращением и вопросы, как съездил, и спросил коротко: «Роман у себя?» Получив утвердительный ответ, Бортников тут же направился к его кабинету. Нетерпеливо плюхнул оба своих чемодана возле двери кабинета № 1 у стены, после чего толкнул дверь и вошел внутрь.

– Слушай, Ромка, что здесь, пока меня не было…

Голос Николая Пантелеймоновича умолк на середине фразы, а сам главврач замер столбом посреди кабинета.

Осторожно выглянув из-за его плеча, я увидела, что зубной техник Роман Геннадьевич лежит на полу, широко раскинув руки и ноги. Неподвижный и бесстрастный взгляд его широко распахнутых глаз устремлен в потолок. А на лбу краснеет небольшая дырочка.

Глава 5

– Опять получается, что ты последняя видела его живым?

Володя Кирьянов, мой старинный друг, а теперь подполковник милиции, смотрел на меня с суровым укором, так что мне даже стало стыдно. Как провинившейся школьнице.

– Опять выходит, что ты случайно встретилась с потерпевшим, – продолжал Киря сердито, – долго разговаривала с ним, потом ушла… И после этого твоего собеседника странным образом находят мертвым… Ты же сама его первой и находишь!

Мы с Кирей стояли посреди кабинета зубного техника, дверь которого теперь была распахнута настежь. Тело его убитого хозяина уже увезли в морг, только на полу, на том месте, где оно лежало, был начерчен мелом его силуэт с широко раскинутыми в стороны руками. От этого вид у кровавого пятна на полу на месте головы был еще более зловещим и многозначительным. Двое криминалистов работали в кабинете, методично, шаг за шагом осматривая его обстановку. Из посторонних в нем, кроме меня, находился также главврач клиники Николай Пантелеймонович Бортников, который сидел на стуле возле двери в полнейшем ступоре и, казалось, не замечал ничего из происходящего вокруг.

– Может, сначала расспросишь персонал клиники, прежде чем делать какие-либо выводы? – хладнокровно предложила я. – Вдруг зубного техника еще кто-то видел после меня или видели, что к нему заходил кто-то после того, как я ушла. Место-то людное, больница все-таки.

– Уже расспрашивают, – сердито отозвался Киря. – Только из этих расспросов ничего хорошего для тебя не выходит. Медсестра в регистратуре утверждает, что после твоего ухода и вплоть до твоего же возвращения в компании главврача ни один человек в кабинет зубного техника не заходил!

– Это что же? – удивилась я. – За два с половиной часа, во время которых я встречала на вокзале Бортникова, зубной техник никому не понадобился?

В ответ Кирьянов недоумевающе пожал плечами.

– Значит, не понадобился! – сердито заявил он. – Я тебе только привожу показания персонала клиники…

– Какие-то очень странные показания, – осторожно заметила я.

Киря не ответил. Нервно барабаня пальцами по косяку двери, он рассеянно смотрел на нарисованный мелом на полу силуэт раскинувшего руки человеческого тела.

– А что еще регистраторша говорит? – осторожно осведомилась я. – Сам Роман Геннадьевич выходил куда-нибудь из своего кабинета?

– Нет, никуда он не выходил! – отчеканил Кирьянов. – Она в этом совершенно уверена.

– Ничего себе! – удивилась я. – Так два с половиной часа и просидел сиднем в кабинете, так, что ли?

Киря не ответил. Не глядя на меня, он продолжал барабанить пальцами по косяку двери.

– Но меня больше всего в этой истории изумляет, – сердито выговорил Кирьянов, резко оборачиваясь ко мне и глядя на меня в упор, – что опять ты здесь случайно, как ты говоришь, оказалась. Что с тобой творится? Последние дни ты словно решила стать причастной ко всем убийствам, которые происходят в городе.

– Не ко всем, а только к двум, – возразила я, но подполковник пропустил мои слова мимо ушей.

– Ты вот любишь повторять, – угрюмо продолжал Киря, – особенно во время наших совместных пьянок, что я, по твоему мнению, простой мент, хотя и с человеческим лицом. Допустим, я мент. Но что я должен делать в такой вот ситуации? Закрывать на все глаза, да? Делать вид, что ничего не происходит? Ты что же, будешь утверждать, что это все чистая случайность? Ты встречаешься с одним стоматологом, и его тут же убивают. Затем с другим, и его также вскоре находят мертвым, причем находишь ты сама…

– Ты собираешься доказывать, что я сама и убила обоих мужиков?

Вошедший во время наших пререканий Андрей Мельников некоторое время смотрел на нас молча и печально.

– Одна из лечащих врачей рассказала, – дождавшись паузы, заговорил он, – что она уже после Танькиного ухода толкнулась к технику в кабинет, но тот оказался запертым. Тогда она направились в подвал, где у Перепелкина мастерская…

– Перепелкина? – озадаченно переспросила я.

– Ну да, – подтвердил Мельников. – Фамилия убитого Перепелкин, Роман Геннадьевич.

– Так, ясно, – начальственным тоном оборвал его Кирьянов. – Давай рассказывай, что дальше.

– Так вот, эта женщина-стоматолог стала спускаться вниз по лестнице, ведущей в подвал. Смотрит, а Перепелкин поднимается ей навстречу. И вид у него, как она выразилась, бзикнутый. Та женщина стала ему что-то говорить, а Перепелкин проскочил мимо нее, пробормотал что-то нечленораздельное, шмыгнул к своему кабинету, открыл его и тут же заперся изнутри. Кстати, в тот момент, как она сказала, медсестры в регистратуре на месте не было, она куда-то вышла…

– Вот видишь! – торжествующе воскликнула я. – А ты говоришь, я последняя его видела живым. Вечно подозреваешь меня во всяких мерзостях!

– Ладно, не ори, Таня, – хладнокровно сказал Кирьянов. – Никто тебя ни в чем не подозревает.

– Только я думаю… – начал Андрей Мельников.

– Что?

– Если убитый тогда запер дверь изнутри, как же вы с главврачом потом нашли ее открытой?

Тут Киря самодовольно ухмыльнулся и посмотрел на меня торжествующе.

– А вот это мы у Таньки должны спросить! – весело сказал он. – Как ты и твой Бортников проникли в кабинет убитого? Или у вас был ключ от нее?

Сидевший на стуле у самой входной двери главврач стоматологической клиники вскинул голову, посмотрел на оперативника с нескрываемой тревогой.

– Нет, у меня нет и никогда не было ключа от кабинета Перепелкина, – внушительно, с расстановкой проговорил он. – Дверь была попросту открыта, и все. Это совершенно точно.

Тогда один из криминалистов подошел к двери и внимательно осмотрел замок.

– Следов взлома нет, – доложил он. – И чтобы открывали когда-нибудь этот замок отмычкой, тоже не похоже. Впрочем, все это ничего не доказывает, товарищ подполковник! Вон ключи убитого, на столе лежат. За два с половиной часа он мог десять раз отпереть дверь и выйти.

Киря осекся, посмотрел на своего подчиненного обиженно. Прямо-таки с видом Цезаря, произносящего знаменитое: «И ты, Брут!»

– Киря, я тебе уже сказала, – не без ноток торжества в голосе заметила я. – Будет лучше, если ты прекратишь катить на меня бочку в этом деле. Мы с тобой уже столько лет знакомы, пора бы знать, что я не настолько дура, чтобы вдруг заняться криминалом…

Киря промолчал в ответ, только с сомнением пожал плечами.

– Кстати, – продолжал Андрюшка Мельников, – как медсестра в регистратуре может утверждать, что в кабинет зубного техника никто не заходил, если сама куда-то уходила со своего места…

– Ну, и что дальше? – нетерпеливо спросил его Кирьянов.

– Я хочу сказать, как же его тогда застрелили? Не мог же убийца пройти сквозь стены! Окно вон зарешечено…

– Значит, его убил кто-то из своих! – уверенно заявил Кирьянов. – Своим это сделать было бы проще и незаметнее. Отослал под каким-нибудь предлогом медсестру из регистратуры, потихоньку вошел в кабинет зубного техника…

Главврач клиники Бортников, все еще сидевший на стуле возле двери, вздрогнул, снова резко поднял голову и уставился во все глаза на высказавшего свои догадки подполковника милиции.

– Киря, ты бы лучше не трепался, если не знаешь, – небрежным тоном заметила я. – Ты соображаешь – ведь персонал клиники одни женщины! Насмотрелся сериала про Никиту, что ли?

Кирьянов побагровел от злости, уставился на меня сердито.

– Слушай, в конце концов, я подполковник милиции! – рыкающим голосом заявил он. – И я не потерплю фамильярного к себе отношения во время исполнения служебных обязанностей!

– Тем более! – так же небрежно, как и начала говорить, отвечала я. – Если ты подполковник милиции, должен постесняться говорить глупости. Клинику-то сначала обыщи, оружие в ней есть или нет!

– Оружие могли спрятать!

– А руки? – возразила я. – Руки тоже могли спрятать? Раз выстрел произведен в течение последних двух часов, на руках стрелявшего наверняка должны сохраниться следы пороховых газов. Иди осмотри у этих женщин руки. Если что-нибудь найдешь, тогда и будешь строить версию про то, что техника застрелил кто-то из персонала.

Киря покраснел и отвернулся от меня в сторону. Один из оперативников посмотрел на него вопросительно, Кирьянов нехотя кивнул, и тот вышел. Возникла небольшая пауза.

Я тем временем стала пробираться к окну. Пробираться – потому что возле окна стояли письменный стол и стулья, подойти к нему было и в самом деле не так-то просто. Приблизившись, я осмотрела оконное стекло и нашла то, что ожидала: небольшую круглую дырочку примерно на уровне человеческого роста. Края этой дырочки были абсолютно ровными, словно отшлифованными специальной машиной. На втором, внешнем, стекле, прямо напротив нее я обнаружила еще одну дырочку, точно такую же.

– Вон глянь, – сказала я, кивая на отверстия в стекле. – Вот и ответ, как был убит зубной техник Роман Геннадьевич Перепелкин.

С недоверчивым видом Киря направился к окну, оглядев стекло, удовлетворенно кивнул и пригласил Мельникова тоже глянуть.

– Американская винтовка с лазерным прицелом, – сказал тот, осмотрев в свою очередь пулевые отверстия. – Только она такие чистые дырки оставляет. Калибр небольшой, а скорость полета пули высокая.

– Ну, иди, скажи ребятам, чтобы поспрашивали вокруг, может, кто что видел, – сказал Кирьянов.

Андрей послушно направился к двери. Едва он вышел, как в кабинет вошел тот оперативник, что отправился осматривать руки врачей клиники. Кирьянов уставился на него с надеждой.

– Ну что, нашел, у кого руки пороховыми газами обожжены? – спросил он.

Оперативник отрицательно покачал головой.

– Руки у всех чистые, однозначно, – заявил он. – Я не для этого пришел. Одна из женщин, врачей клиники, рассказала, что два дня тому назад произошло одно странное происшествие. Перепелкин, зубной техник, пришел в клинику с коричневым чемоданчиком типа «дипломат»…

– Коричневый чемоданчик! – не могла не воскликнуть я.

Киря уставился на меня настороженно.

– Продолжай! – сказал он оперативнику.

Тот немного смутился.

– Собственно, происшествие совершенно неважное… Я бы доложил про него просто на всякий случай. Мы пристали к врачам с расспросами, так они рассказывали все, что попало…

– Так ты давай докладывай, не тяни! – прикрикнул на него Кирьянов.

– Да нечего больше докладывать, – сказал оперативник. – Два дня назад одна из врачей видела, как Перепелкин пришел в клинику с коричневым чемоданчиком. Собственно, пустяк, но она это запомнила, потому что Перепелкин случайно долбанул ей чемоданчиком по ноге. Так после этого у нее синяк образовался. Говорит, кирпичи у него там были, что ли…

Я слушала и смотрела на оперативника, открыв рот от изумления. Киря не мог не заметить такую мою реакцию.

– Ну-ка, ну-ка! – воскликнул он, приближаясь ко мне вплотную. – Колись, Татьяна, что тебя так заинтересовало?

– Меня? – Я быстренько постаралась принять нормальный вид. – Ты что, подполковник, умом рехнулся?

– Не выдуривайся, деточка! – Кирьянов торжествующе засмеялся. – Давай рассказывай, что за чемоданчик. И не ври, что не в курсе происходящего, ни за что не поверю!

Я готова была откусить себе язык с досады, но что теперь я могла поделать? Как ни крути, а Кирьянов все-таки мент, целый подполковник. Такому попробуй откажись отвечать!

– О пропаже коричневого чемоданчика заявил мне Ольховский в тот вечер, когда его убили, – осторожно стала рассказывать я. – В том чемоданчике было семь килограммов золота высшей пробы.

– Так, очень интересно… – с усмешкой сказал Киря. – И это все?

– Нет. – Я чувствовала редкое раздражение по поводу циничного недоверия мне со стороны Кирьянова. – Я этот чемоданчик видела своими глазами – Роман Геннадьевич мне его показывал.

– Зачем?

– Чтобы продемонстрировать, из какого золота они делают золотые коронки! – огрызнулась я.

– Продолжай, – удовлетворенно кивнул Кирьянов.

– Нечем мне продолжать! – снова огрызнулась я. – Но позвольте мне, товарищ подполковник, – сказала я с таким сарказмом, на который только была способна, – задать несколько вопросов гражданину Бортникову Николаю Пантелеймоновичу касательно этого дела!

По-прежнему сидевший возле входа в кабинет и совсем сжавшийся в комок главврач клиники вздрогнул, услышав свою фамилию.

– Послушайте, про чемоданчик все бред какой-то! – поспешно заговорил он. – Эта девушка мне по дороге сюда про какой-то чемоданчик толковала, но я ничего не понял. Послушайте, кто она, вообще говоря, такая?

– Я частный детектив Татьяна Иванова, – представилась я. – Между прочим, у меня лицензия на розыскную деятельность, так что задавать вам вопросы я имею право.

Главврач несколько растерянно смотрел то на меня, то на оперативников. Те, в свою очередь, молча наблюдали за разыгрывающейся сценой, сохраняя, однако, нейтралитет.

– Итак, – продолжала я, – вы утверждаете, что про чемоданчик с семью килограммами чистого золота не имели ни малейшего понятия?

Бортников вопросительно поглядел на оперативников, но, видя, что те тоже дожидаются его ответа на мой вопрос, сказал:

– Да, про чемоданчик с золотом я услышал от вас впервые в жизни.

– У вас есть ключи от сейфа? – спросила я, кивнув на ящик в углу кабинета.

– Нет, – Бортников отрицательно качнул головой. – Ключи были только у Ромки.

– Вот ключи, – сказал один из криминалистов, указывая на лежащую на столе связку, в которой имелся и уже знакомый мне ключ с вензелем из переплетенных букв П и Н. – Их уже проверили, на них только отпечатки пальцев убитого.

– Так, очень интересно, – сказал Кирьянов, беря в руки и осматривая ключи.

Затем он подошел к сейфу, осмотрел замок, после чего стал открывать дверцу. Она поддалась без проблем.

– Однако тут нет ничего особенного, – сказал Кирьянов, извлекая из сейфа также знакомую мне коробку с золотыми коронками, какие-то бумаги, небольшую пачку российских денег. – На вот, описывай! – сказал он, передавая все это одному из оперативников. Тот послушно уселся писать.

Чемоданчика в сейфе, понятно, не было.

– Николай Пантелеймонович, – заговорила я. – Скажите, а откуда в вашей клинике бралось золото для золотых коронок?

– Золотом заведовал Ромка, – нетерпеливо отмахнулся от меня Бортников. – Я про него ничего не знаю.

– Значит, вы предоставили Перепелкину полную свободу в операциях с золотом? – спросила я. – Вы что, очень доверяли ему?

– Разумеется! – Бортников снова начал багроветь от волнения, его седеющие усы смешно зашевелились. – Собственно, почему бы и нет?

– А у вас с Романом Геннадьевичем были какие-то особенно дружеские отношения? – поинтересовалась я.

– Ромка – сын моего старинного друга. Я его еще пацаненком помню.

– И вы полностью доверяли ему? – повторила я вопрос.

– Разумеется!

– Странно, однако, – продолжала недоумевать я. – Вы – глава стоматологической клиники и не имели ни малейшего представления о том, сколько золота закупает ваш зубной техник, где он его берет… Он что, никогда перед вами не отчитывался?

– Ну, в общем-то, нет, – Бортников стал терять уверенность. – Он рассказывал, что с золотом все нормально, что берет его у надежных людей…