Текст книги "Все продается и покупается"

Автор книги: Марина Серова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Лед между нами тронулся и сошел окончательно, когда я записала для себя рецепт варенья из помидоров, продиктованный Натальей по памяти аж в трех вариантах: без прибамбасов, с апельсиновыми корками и с добавлением протертой на мелкой терке моркови. Сделала я это без тени лицемерия – варенье действительно было великолепным.

– Наташ, что ты там про взамоотношения Лариона с друзьями говорила? – спросила я, подливая в кружку ее чайной бурды.

– Сболтнула, не подумав, – попыталась женщина уйти от ответа, но это ей не удалось. Я мягко, но с приличным нажимом потребовала от нее ответа.

– Совсем рядом с нами, вон там, – она показала в сторону двери, – псарня. Нет, какая же милицейская, если у нее хозяин есть? Ларик с ее хозяином, а в последнее время особенно, как на ножах живут. Какие-то деньги делят, что ли. Ой, да не знаю я толком! Никогда не интересовалась чужими делами, просто слышала, как они по телефону переругивались, да раз или два Аркашка этот сам сюда приезжал.

– Аркадий? – перебила я ее. – Трегубов?

– Не знаю, не знаю, сколько он там «губов», а только каждый раз их разговоры лаем заканчивались.

– Наташ, я прошу тебя, припомни все, что сможешь! Как выглядел этот Аркашка, о чем они разговаривали, кто ссориться начинал? Это важно!

– В глаза-то, так чтобы рассмотреть, я его видела всего-то однажды. Недавно совсем, уже холода стояли. Мужчина как мужчина. В пальто, правда, не в куртке, но сейчас многие так ходят. Особенно кто побогаче или казаться таким хочет. Длинное пальто, до пят почти, с во-от такими плечами и широкими рукавами. Темное. И еще, без шапки он был и нараспашку, несмотря на холод. Шарф на шее. Длинный, до колен, с бахромой на концах.

Она задумалась, припоминая.

– А ведь не старый он, но какой-то... – подумав еще, определила, нашла она нужное слово: – Бывалый. Ларион по сравнению с ним мальчишка. Говорили они здесь, за стенкой, потому и слышала, особенно как орать начали. Ларик орал, а тот лишь бурчал и крикнул только в самом конце. Не получишь, мол, в этом месяце нисколько и не надрывайся, никто тебя не боится. И в будущем, мол, посмотрим на твое поведение, платить ли! Ларион тогда аж взвился! На визг перешел, ей-богу. Аркашка же смеялся, басом так, громко.

Наталья усмехнулась пренебрежительно и заела все ложечкой помидорного варенья, как жизнь подсластила.

– О чем же они так круто поговорили? За что Аркадию платить-то надо было?

– Не знаю, Танюш, и не спрашивай. Что знала – все досконально выложила, не сомневайся.

– А по телефону Ларик часто неприятные разговоры вел? С руганью, криком?

– Случалось, – она пожала плечами. – Не помню точно. Давно. И с тем же Аркашкой. А то, бывало, и на него орали, а он молчал или вякал что-нибудь непонятное. Особенно когда с самим хозяином разговаривал или с его прихвостнем. А когда и ничего, тихо договаривались.

– Разве не Илларион здесь хозяин? – спросила я осторожно.

– В теплицах-то? Он. Он здесь царь, не сомневайся. Но ведь и над царем бог есть, правда?

Неужели эта простушка, Наташенька, знает больше Ольги об этой иерархии? Или у той язык лучше за зубами держится?

– Наташ, а о боге этом ты что-нибудь знаешь? О прихвостне его?

– И в глаза не видывала, сколько живу здесь. Писание о нем еще не написано, – она рассмеялась. – Зовут его Виктором. То ли Степановичем, то ли Сергеевичем. Ты, Тань, не подумай, что я подслушивала Ларика. За стенкой его комнатка, ну вроде кабинета, а перегородка-то фанерная. А здесь, кроме меня, днем редко кто бывает. Вот Ларион и не стеснялся... Чайку налить еще?

Нет, не могла я больше даже дипломатии ради глотать это пойло!

– Ну, не хочешь чая, ешь тогда варенье, не стесняйся. Наварила я его как на Маланьину свадьбу, нам с Надюшкой ни за что не съесть столько. Я тебе еще и с собой дам.

Не слушая возражений, Наташа достала из шкафчика литровую банку, закрытую полиэтиленовой крышкой, полную густой, темно-красной массы, обтерла тряпочкой и поставила передо мной.

– Ничего, на машине везти, не в кармане нести. Да и потом, своя ноша не тянет.

Деликатес. И предложен от души. Я положила на банку руку.

– Ты знаешь что? – вдруг спохватилась она на прощанье. – А не с того ли случая Аркашка Ларику платить стал, когда Марию его собаки покусали?

Я вновь навострила уши и временно оставила банку в покое.

– До того случая его кобели часто к нам сюда наведывались, но как-то все благополучно сходило, хоть и цепные они у него, злющие, чисто звери. А это прошлой зимой случилось. Затемно уже было. Мария из оранжереи вышла, домой собралась, тут на нее и насел один из них. С ног сбил, шубку в клочья разметал и саму в двух местах сумел достать. В больнице ведь Маша лежала после этого, на операции. Аркашка тогда и лечение оплатил, и Лариону дал, чтобы шума не поднимали, и ей деньги отвез. Только Маша после страха такого к нам возвращаться больше не захотела. А жаль, работница была золотая. И с землей работать любила, растения знала. Тогда, Таня, я в первый раз и узнала, что Аркашка Лариону платит.

– Это был единственный раз, когда собаки здесь кого-то покусали? – спросила я на всякий случай, потому что получать деньги регулярно в течение по крайней мере года за одно происшествие такого рода невозможно.

– Что покусали – да. А так бывает, что их псы здесь околачиваются. За Надюшку свою я постоянно опасаюсь. Да что там за Надюшку, сама ужасно боюсь, правда! Ты бы их видела, от таких зверюг палкой не отмахнешься! И злющие, как волки. Держат их впроголодь, что ли? По округе шляться отпускают.

Разговорилась Наталья, не остановить. Сменив тему, принялась рассказывать про здешних работниц, об их взаимоотношениях с четырехлетней Надюшкой, росшей, как цветочек, в оранжерее Иллариона...

Все это было интересно, но не по теме и уже съедало мое время. Поэтому, улучив момент, я поспешила откланяться и сделала это так, что радушная хозяйка не обиделась на меня.

С банкой варенья в руках и с последней информацией, дополнившей рассказ Ольги, я вышла на улицу и уже у самой машины задала провожавшей меня Наталье последний вопрос:

– Наташ, прости за бестактность, но вот Ольга почему-то уверена, что Ларион погиб. Ты, я вижу, относишься к делу более оптимистично. Почему?

Она как-то замялась, и тогда я спросила прямо, без обиняков:

– Погиб Ларион, как ты думаешь?

– Кто его знает, – вздохнула она. – Все может быть. Оля говорила, что в самый снегопад он сюда поехал, да пьяный. Может, и замело где. Сюда еще вон с той стороны попасть можно, через поле, по проселку. Так даже короче. Его бы, Ларика, там с собаками поискать, пока снег не слежался... Ой, Тань, а может, и у бабы какой запьянствовал. Хотя, конечно, раньше с ним такого не случалось. Погоди, объявится сам, – закончила она со здравым оптимизмом.

Такой вариант тоже был не маловероятен, и расстались мы с Наташей на этой вполне жизнерадостной, поднимающей настроение ноте.

Информации к размышлению теперь у меня было сколько угодно, и крутиться было можно, даже если вариант с бандитами не оправдает надежд. Ум, интуиция и гадальные кости, была я уверена, приведут меня к цели.

Вот так, с банкой помидорного варенья и бодрыми мыслями я гнала машину по хорошо утоптанной трассе к шоссе, ведущему в город. До города уже было отсюда рукой подать. Ехала и не ждала для себя ничего плохого, по крайней мере до встречи с Радиком Абдулатиповым.

Но тут с примыкающей дороги из-за деревьев выскочил вдруг «уазик» и на бешеной скорости повернул, едва не задев мою машину. Я ударила по тормозам, отчего машина пошла юзом, а когда остановилась, развернувшись почти поперек дороги, выключила зажигание и едва перевела дух. Все произошло настолько молниеносно, что испугалась я только в последнее мгновение. Склонила голову на рулевую баранку, боднула ее и подумала вслух:

– Вот черт, еще бы чуть-чуть!..

Снаружи под чьими-то шагами заскрипел снег и раздался знакомый голос:

– Эй, на палубе, все живы?

В окошко моей дверцы заглядывало красное от мороза лицо Аркадия Трегубова.

Глава 3

– Он скотина!

Алексашка повернулся к Желудеву всем своим грузным телом и поискал в его глазах сочувствия, но те выражали только угрюмое ожесточение. Тогда Пырьев решил попросить поддержки:

– Ну и скотина же он, Серега, да? Нельзя же так с людьми обращаться!

– Можно! – убежденно кивнул Желудь. – А с такими, как мы, даже нужно.

– Почему?

– Потому что гадим не в кустах, а посреди дороги, на виду у всех проходимцев.

– То есть дураки потому что? – уточнил Алексашка.

– А то хер?.. – в знак согласия позволил себе Сергей Иванович непечатное выражение.

Не в его манере было так выражаться, но для подкрепления смысла сказанного, как известно, лучше мата ничего еще не придумано.

– Дураки непроходимые, если допускаем такое. Это, Алексаша, означает искать неприятностей на свои головы.

– Ты как-то странно выражаешься, – удивился Пырьев, привыкший к иному словосочетанию того же смысла. Хотя какая разница. Что ж теперь делать?

Желудев решил, что пауза должна прийтись кстати, и промолчал, скребя ногтями щетину на подбородке.

«Что делать? – думал он, криво ухмыляясь одной стороной лица. – Хорошо, если Трегубов просто предупредит нас, здешних, и оставит все как есть, без последствий. Ведь даже и выгнать-то никого нельзя: все слишком много знают. И хоть все являются участниками, вернее, соучастниками, а значит, ответственны во всем одинаково, где гарантии, что не проговорится кто, ну хотя бы тот же Алексашка, по пьяной, скажем, лавочке? Тогда всему и всем придет конец. А у меня надежда появилась со здешних доходов комнатку купить. Досадно, ей-богу!»

И тут другая часть его ума подсказала иной исход, ничуть не менее вероятный, чем первый. Вспомнил Сергей Иванович слова Трегубова, выплюнутые им в гневном запале:

«Я вас, бичи местные, за это самих псам скормлю!»

«И скормит! – расценил сказанное Сергей Иванович со всей определенностью. – Это для него выход, и еще какой! Стихарь и выполнит, у того вообще сердца нет».

– Ты чего оскалился-то? – спросил Алексашка.

– Что?

– Вот и я про то же. Спрашиваю, что делать будем?

– Молиться! – ответил Желудь, поднимаясь с места.

У Пырьева отвисла челюсть от такого ответа.

Голодные псы в подвале теперь выли уже слаженным хором. Время кормежки наступило и уже прошло, а они с Алексашкой все еще здесь валандались, переливая из пустого в порожнее, занимаясь поисками ответов на страшные вопросы.

– Алексашенька! – ласково произнес Сергей Иванович, возвышаясь над оставшимся сидеть на топчане сослуживцем. – Помнишь, мы с тобой договаривались, что я живу здесь и освобождаю тебя от ночных дежурств, а ты за это ведаешь кормежкой и закапываешь остатки? Где ты их закапываешь?

– В лесочке, Сергей Иванович! – ответил тот с готовностью. – В лесочке! Вот тебе святой крест, все так и делал!

– Откуда в таком случае появился череп со следами зубов на затылке? А? Алексаша! – Желудь угрожающе надвинулся на него. – Не надо мне ничего объяснять. И вообще говорить ничего не надо. Давай молиться, чтобы пронесло беду мимо, и делать дело. Припомни-ка хорошенько, не валяются ли в округе где-нибудь еще такие сюрпризы, и, пока не поздно, пока их не нашли какие-нибудь мальчишки...

– Клянусь, Сергей Иванович! – Пырьев тряхнул отвисшими щеками и седой шевелюрой и, выпятив жирную грудь, широко, истово перекрестился.

– Ладно! – махнул рукой Желудь и отвернулся. – Пора кормить наших подопечных. Слышишь, как заливаются?

– Пойду! – Алексашка с готовностью встал и засобирался.

– Чем сегодня кормить-то будешь? Мясом? – проверил вопросом Желудь Алексашкину память.

– Жратвой! – ответил тот, разведя руками, мол, как можно!..

– Какой?

– Свежей, Сергей Иванович. Ну что ты, в самом деле!

– Много осталось?

– Верх, – Пырьев провел рукой по животу.

– Ну давай, – с усталым вздохом согласился Сергей Иванович.

Алексашка с проворностью виноватого метнулся к выходу.

– Постой! – окликнул его Сергей Иванович. – Пойдем вместе. Поскольку из доверия ты у меня вышел, я все проверю сам.

Приятно было говорить Алексашке такое в глаза и не слышать в ответ его обычной отповеди.

Они прошли к лестнице и спустились вниз, в подвал. Собаки через стену почуяли приближение долгожданных кормильцев и подняли такой скулеж, что хоть уши затыкай.

В помещении холодильника, куда попали сослуживцы через неприступную дверь с блестящим никелированным штурвалом, стоял уличный холод. Три говяжьих туши, подвешенные на крюках к стальной штанге, проходящей под низким заиндевевшим потолком, блестели, покрытые мелкими кристаллами инея.

– В этой? – ткнул пальцем Сергей Иванович по направлению одной из них.

– Вон в той, – поправил его Пырьев, но Желудь уже заглянул в разверстое ножом мясника коровье чрево. – В этой старый! – подсказал ему Алексашка.

Сергей Иванович и сам это понял, потому что разглядел-таки в свете тусклой лампочки, закрытой вместо плафона пол-литровой банкой, часть лба с волосами и глаза, совсем белые под тонким слоем лежащей на них изморози. У свежего ни глаз, ни волос на лбу не было.

* * *

– Татьяна! – в растерянности проговорил Аркадий, и облачко пара из его рта обдало стекло окошка.

Я открыла дверцу и вылезла из машины. Он помог – поддержал под руку.

– Простите меня, я чуть не протаранил вашу «девятку» своим бульдозером. Напугались?

– Конечно, напугалась. Настолько, что, будь мы знакомы ближе, не задумываясь влепила бы вам сейчас пощечину!

– И я принял бы ее как должное. Заслужил.

Он достал сигареты. Я была настолько ошеломлена происшедшим, что приняла от него одну и даже прикурила от его зажигалки.

– Пойдемте в «уазик», – предложил он, – на морозе курить вредно. А там у меня печка – полярный вариант. Не можем же мы разъехаться вот так, не перекинувшись и парой слов... Нет, мы никому не помешаем, – заверил он в ответ на мой жест в сторону машины. – Здесь, кроме своих, никто не ездит.

Да, перепугана я была действительно сильно, потому что без возражений позволила увлечь себя в машину. Но где-то на периферии сознания скользнула-таки мысль о том, что надо бы нам с ним поговорить, есть о чем, и следом за ней – вторая, обернувшись поговоркой: на ловца, мол, и зверь бежит. Правда, выбежал он, этот зверь, чересчур уж резво.

В «уазике» с печкой в полярном варианте оказалось ничуть не теплее, чем в моей «девятке» при закрытых дверях и окнах, а в креслах, похожих на табуретки со спинками, сидеть было совсем неудобно.

– Пустая спешка – страшное дело! – никак не мог успокоиться Аркадий, напугавшись, видно, не меньше меня.

– Эта задержка никак не нарушит ваши планы?

– Нисколько! Спешка-то была пустая. А может, судьба заставляла давить на газ для того, чтобы вас здесь встретить!

Ну, это уже не в меру галантно даже для лица армейской национальности. Требуется контраст для уравновешивания.

– Вы знаете, что пропал Илларион Борисов?

– Знаю, – на лице Аркадия не дрогнул ни один мускул, оно оставалось невозмутимым. – Борисов Илларион – надо бы сказать для соблюдения казенного стиля. – Прозвучало это не очень любезно, и он поспешил извиниться, легко пожал мою руку, накрыв ее своей, с виду не совсем чистой лапой. Оказалось, что мне это не неприятно. – Вы рассчитываете его отыскать?

– Вот так вопрос! – состроив изумленную мину и забыв про его руку, я повернулась к нему. – Вы считаете, что найти его нельзя? Или полагаете, что мне найти его невозможно? И почему думаете, что я этим занимаюсь?

– Едете вы из тепличного хозяйства, здесь дорога одна. Пропал его хозяин, а вы – Татьяна Иванова. Ответил я на третий вопрос? А на второй с первым... Сами рассудите, Ларик более чем на двое суток выпадает из поля зрения родных и знакомых. Это или свидетельство трагедии, или он выехал куда-то из города.

Это «выехал» резануло мне слух. На жаргоне «выехать» окончательно или, как еще говорят, «с концами», означало умереть.

– Но чтобы бросить все и уехать внезапно, – продолжал Аркадий, – надо иметь причину, побудившую бежать от людей или обстоятельств. Обстоятельства, насколько мне известно, были у него нормальные, ему никто ничем не угрожал. Значит?..

Я не ответила, молча ждала продолжения. Ход мыслей Аркадия казался ясным и логичным, я бы сказала, продуманным. Свое мнение по данной теме у него было выработано, и, скорее всего, заранее.

– Значит, надо полагать, несчастный случай, – подвел он без промедления итог. – А что на этот счет думает Татьяна Иванова?

– Татьяна Иванова не исключает такого исхода, – ответила я важно и ему в тон.

– Но не считает его наиболее вероятным?

Что это ты взялся меня интервьюировать?

– Она не считает его единственно возможным.

– Резонно, – согласился Аркадий и высказал почти то же, что я слышала от Натальи: – Ларика бы с собаками поискать.

– В чем же дело? – воскликнула я и даже руками всплеснула. – Вам и карты в руки!

– Между сторожевым псом и разыскником, Татьяна, большая разница. Мои не приучены вести поиск. Они попросту не поймут, чего от них требуется. Да и знать надо, где искать, хотя бы приблизительно, а то, пожалуй, проищешь!

Он улыбнулся, вроде не совсем к месту, и улыбка преобразила его лицо, на короткое время вернув на какие-то пятнадцать лет назад. Хорошая у человека улыбка, жаль только, что улыбается редко. Сколько, интересно, ему лет?

Я вдруг с удивлением поняла, что Аркадий, кажется, начинает мне нравиться не только как собеседник, и тут же оправдала себя за эту вину полностью. А что? Умен, сдержан, вежлив. Уже неплохо. И порядочностью его пока не было поводов огорчаться. Правда, всего второй раз встречаемся...

– Скажите, Аркадий, а для чего лить в ноздри лимонный сок? – спросила я неожиданно для самой себя, а для него и подавно. Он так и замер с приоткрытым ртом, но опомнился быстро, опять улыбнулся.

– Отвлекает. После сока состояние носоглотки мучительное, и водка льется через нее как вода. Спорили же! А проглотить пол-литра воды – проблема небольшая. Ведь не поддаваться хмелю, пока с ног валить не начнет, это всего лишь умение держать себя в руках, не расслабляться. А для того, чтобы глотать напитки крепче водки, вместо лимона можно применить чеснок. Но такое без последствий не остается.

Вот так все просто.

– Еще есть вопросы? – поинтересовался он официальным тоном, заметив, что к теме употребления алкогольных напитков интерес мой иссяк полностью.

– Стыдно, Аркадий! Перемените тон, вы не на допросе.

– К вам, Татьяна, я и на допрос пошел бы с радостью.

Ну, тут уж ты, приятель, лицемеришь! И лицемеришь по-казенному, штампованно. Воистину нет Ивана без изъяна... Что ж, у каждого свои недостатки.

– Вопросы? – проговорила я вальяжно в противовес его казенщине. – Пожалуйста, если напрашиваетесь.

Он весь превратился во внимание, а когда выслушал, куда только подевалась его улыбка.

– За что вы платили Ларику деньги? Что за рэкет такой? – спросила я и запоздало уже пожалела об этом. Не стоило быть настолько прямолинейной во вторую-то всего лишь встречу.

– Вот вы куда!.. – удивленный, он даже не договорил, замолчав на полуслове. – И сразу получается, что я в грязи по самый воротник. Ларик – вымогатель, я – объект, сам рэкетир бесследно исчезает. – Он прикусил губу и тряхнул головой. – Ну что ж, согласен, и такая версия имеет право на существование. Да, я платил Ларику. В последнее время совсем не регулярно, но платил. Но только не рэкет это, что вы, в самом деле! Я задушился бы, наверное, но не потерпел вымогательства никогда и ни от кого. А с Лариком мы к тому же старые знакомые. Нет, Татьяна, здесь вы промахнулись. Дело в том, что моя псарня размещена в гараже, который Ларик арендует у деревенских вместе с теплицами, с территорией... Когда я разворачивался и был еще немощным в отношении финансов, он мне таким образом помог выжить. А теперь я плачу ему как за субаренду, вот и весь криминал. – Аркадий помолчал и заметно разволновался: – Надеюсь, вы не получаете гонораров в налоговой полиции? – Улыбка теперь у него получилась какая-то кривоватая и совсем не обаятельная.

– Успокойтесь. Меня не интересуют регистрационные документы вашей фирмы.

Аркадий призадумался на короткое время, глядя на дорогу сквозь плоское лобовое стекло «уазика». В его лице, повернутом ко мне в профиль, несомненно, было что-то хищное. Короткий прямой нос с подвижными ноздрями, губы, довольно пухлые для такого небольшого рта, хорошо развитые челюстные мышцы и выдающийся вперед подбородок создавали вместе впечатление настораживающее, но я бы не сказала, что отталкивающее. Одно было ясно: шутить при первой встрече с таким человеком мало кому захочется.

– Татьяна! А не кажется ли вам, что мы могли бы поговорить на более приятные темы?

Это прозвучало настолько неожиданно, что я не сразу поняла, куда он клонит, а разобравшись, не смогла удержаться от улыбки. Он, обрадованный, продолжал уже более уверенно:

– Ну, что это такое, машина, запах бензина, заснеженная дорога! Романтика, согласен, но... Как у вас с планами на сегодняшний вечер?

Аркадий пошел в лобовую атаку без всякой дипломатии, и я отступила столь же бесхитростно.

– Согласна! – ответила я, перешагнув еще через один вопрос, который обязательно последовал бы за уже заданным. – Только время и место назову сама, хорошо? Ресторан «Тройка». Девять часов вечера.

Я открыла дверцу «уазика» и вылезла на дорогу, цепляясь плащом за какие-то крючки и выступы внутри машины. Аркадий с другой стороны выпрыгнул тоже.

– Вы удивительная женщина! – одарил он меня комплиментом, открывая дверцу «девятки».

Конечно, расхожая мужская лесть, но слушать приятно. И ему приятно, что я приняла ее без отповеди. Итак, нам обоим приятно. Что дальше? И как? Сейчас продиктую я ему ближайший ответ на этот вопрос. Пусть принимает.

– Аркадий, – обернулась я к нему перед тем, как сесть в свою машину, – хочу предупредить сразу, чтобы вы потом не настаивали и не обижались. – Он погрустнел, а мне стало от этого весело. Быстро же он представил логичный, с его точки зрения, финал наметившегося приключения. – В ресторане не пытайтесь за меня платить, хорошо? Этого я никогда никому не позволяю.

– Хорошо! – улыбнулся он в третий раз за время встречи и взял меня за руки. Не тут-то было, господин торопыга!

– До вечера! – попрощалась я и оказалась за рулем раньше, чем он успел что-либо ответить.

* * *

– Виктор Сергеевич, вас хочет видеть Кутузов.

Слегка измененный аппаратурой интеркома голос секретаря прозвучал мягко, но с четко выделенными шипящими согласными, именно так, как нравилось хозяину кабинета.

Виктор Сергеевич положил ручку на стол, внимательно перечитал последнюю фразу на исчерканном вдоль и поперек листе бумаги и только после этого нажал на кнопку переговорника.

– А Суворов с Барклаем тоже с ним? – пошутил он устало.

– Нет, Кутузов пожаловал к вам один, – доложил секретарь после короткой, с готовностью выданной усмешки. – Евгений Кутузов, так он отрекомендовался.

Виктор Сергеевич переключил интерком в режим постоянной связи, решительно скомкал исписанный бумажный лист и бросил его в корзину.

– Жаль, – отозвался он, откидываясь на высокую, удобную спинку кресла. – Его сиятельство не сообщил, с каким вопросом пожаловал?

– Он попытался, но я, извините, плохо его понял. У него не все благополучно с фразеологией.

– Процитируйте основные моменты, – потребовал Виктор Сергеевич и повертел на безымянном пальце кольцо вороненой стали, инкрустированное золотом – приз кадисского казино за проявленное во время игры рыцарство, полученный им во время прошлогоднего круиза по Средиземноморью.

– Что-то о костяных недоедках, каким-то образом связанных с неким Трегубовым. Простите, но это все, что мне удалось запомнить.

– Где сейчас полководец? У вас в приемной?

– Нет. Он пожелал дожидаться в коридоре.

Виктор Сергеевич надолго задумался, пощипывая кончики седых тонких усов. Его светлые глаза стали похожи на льдинки, четче обозначилась морщина между бровями и выдался вперед острый подбородок.

– О-о, кретины! – прошептал Виктор Сергеевич одними губами и, повернув голову в сторону микрофона, проговорил с прежней насмешкой: – Проводите полководца... – Он представил себе, как привстал сейчас секретарь, готовый мчаться и гнать в шею необычного посетителя, и закончил: —...Ко мне, пожалуйста.

Стихарь вошел в кабинет Генерала на цыпочках, прикрыл дверь, медленно повернулся лицом к хозяину и замер, неловко держа перед собою большие руки.

Виктор Сергеевич быстро оглядел его с головы до ног – темные, неподвластные расческе лохмы, сытое, одутловатое лицо, джинсовая куртка на меху, теплые спортивные штаны с тройными белыми лампасами по бокам, высокие сапоги. Не потрудился Кутузов одеться соответственно месту, куда пришел. Не догадался, что ли? Или не подозревает, что его одежды где-то могут показаться неподходящими?

– Проходите, полководец! – пригласил Виктор Сергеевич и кивком указал на ровный ряд стульев у стола для совещаний. – Обеспечьте мне пять или десять минут покоя, – проговорил он в сторону микрофона и, не дожидаясь подтверждения секретаря, отключил интерком.

– Итак, ты явился в мой кабинет...

Эта простая, произнесенная будничным тоном констатация факта заставила присевшего было на краешек стула Стихаря встать.

– Я не хотел, правда, но по мобильному вы не отвечали, городского номера у меня нет. А дело такое, что...

– Садись, садись, – перебил его Виктор Сергеевич и, дождавшись исполнения, заговорил сам: – Итак, как ты выразился, костяные недоедки? Остроумно. Неожиданно остроумно. Что же это за недоедки такие обнаружились, как я понял, в хозяйстве Трегубова?

От глаз-льдинок и скривившихся губ Генерала Стихаря обдало жаром. Вместо ответа на вопрос языком, ставшим вдруг непослушным, он неожиданно выдал собственное мнение, совсем не интересующее хозяина кабинета:

– Я знал, что рано или поздно мы на этом проколемся.

– Мы? – брови Виктора Сергеевича дрогнули. – Нет. Ты заблуждаешься, полководец. Они – да. В первую очередь – они. Во вторую – вы. Но уж никак не мы.

Стихарь осторожно потянул носом и проклял свою потливость: тяжелый запах пошел из-под куртки. Ему только и оставалось, что потеть и соглашаться. И помалкивать. Не такой уж он дебил, как считает хозяин. Помнит Стихарь услышанное от кого-то умное высказывание, что чем больше молчишь, тем умнее кажешься. Он и сам употреблял его не раз, когда к месту было.

– Кем и когда обнаружены останки? – негромко спросил Генерал.

– Череп, – округло повел перед собой руками Женечка.

– Я не спрашивал – что обнаружено!

Единственный раз проступило раздражение сквозь ледяное спокойствие Виктора Сергеевича.

– Мальчишки нашли, местные, в овражке. – Стихарь деликатно откашлялся, прочистил захрипевшее горло. – А тут я подоспел. Ехал к Губаст... к Трегубову проверить, как там и что... Вы ведь так распорядились. Отобрал, конечно. Хорошо так отобрал, вежливо. Даже объяснил, что он мне нужен – домой, для крутости.

– Заплатил?

Женечка задумался, будто припоминая, и, причмокнув, пожалел:

– Не догадался.

– А я тебе четыре раза в месяц платить догадываюсь? Когда это случилось?

– В субботу, – Женечка опустил глаза. – Поздно в субботу. Снег валил.

– Почему не сообщил сразу? – Глаза Виктора Сергеевича из ледяных превратились в мертвые. – Два дня прошло. За это, малопочтенный, тебя сгноить мало.

Он развернул кресло, поднялся с него и шагнул к окну. Встал так, чтобы кретин на стуле не мог видеть его лица.

– А ты знаешь, как гноят?

– Знаю, – буркнул Стихарь.

– Нет, этого ты знать не можешь. В силу своей мордобойно-прижигательной ориентации не можешь.

Стихарь встал, решив продемонстрировать вежливое возмущение, и заговорил быстро, но по-прежнему виновато:

– Я не один раз звонил вам. Не получалось. Домой к вам приходил...

– Что, не застал меня там? Не застал и ушел?! Ты, Кутузов, у порога должен был лежать, дожидаясь. Как пес.

Виктор Сергеевич медленно подошел к Женечке, встал в метре от него, заложив руки за спину.

– Мне не нужен человек Евгений Кутузов. Как человек, Евгений Кутузов никакой ценности для меня не представляет. Мне нужен пес. Верный пес. Ты способен понять это?

– Так разве ж я не верный? – пролепетал Женечка. – Вы же кормите меня четыре раза в месяц. Неужели мне не понятно, что нельзя кусать того, кто кормит?

– А почему нельзя? – Виктор Сергеевич даже улыбнулся ему, хотя и с неприкрытой брезгливостью.

– Потому что таких перестают кормить и прогоняют.

– Нет. Сначала бьют. А случается, и убивают.

Виктор Сергеевич направился к креслу и предостерег на ходу:

– Трегубова смотри не торопи с поездкой ко мне. Вообще ничего не говори ему на этот счет. Пусть сам явится. Он не просто пес. Он пес умный. Ты все хорошо запомнил?

Стихарь кивнул и, зная порядки, зашагал к двери, а взявшись уже за ручку, вспомнил, обернулся к хозяину:

– Там сосед Трегубова, который с него деньги за аренду брал, пропал в тот же вечер, что я...

– Хорошо, спасибо, – оборвал его Генерал. – Иди.

* * *

Итак, довольно неожиданно выпало мне на этот вечер посещение ресторана. Это не самое знаменитое и не самое заметное заведение размещалось в подвале старого дома на пересечении двух улиц городского центра и было больше похоже на качественную забегаловку, чем на ресторан в высоком понимании этого слова. Приземистые, небольшие залы и аляповатый декор портили впечатление. Да и тесновато было. Но в любую летнюю жару воздух там оставался в меру прохладным и свежим, несмотря на все старания курящей публики. И готовили в «Тройке» качественно. Я и не знала, что это малозаметное заведение облюбовано бандитами в качестве места для деловых встреч за рюмкой водки.

Своим сборам я уделила особое внимание. Требовалось иметь вид простой, строгий и изысканный одновременно. Такой, при котором не всякий осмелится присвистнуть или отпустить вослед соленую шутку. Эти, как их там, Радик Абдулатипов сотоварищи могут оказаться вполне приличными в манерах людьми, ведущими себя достойно, даже пребывая под алкогольными парами. Но не исключено и то, что хотя бы некоторые из них не способны сдерживать зоновскую придурь, прущую наружу после возлияний, особенно когда рядом появляется молодая привлекательная женщина.

Разумеется, за мной авторитет Цибиза, отработанная в спортзалах способность одним ударом сворачивать набок челюсти квадратной конфигурации и репутация Ведьмы, честно заработанная в сотрудничестве и столкновениях с людьми из городской криминальной среды. Но все это, даже вместе взятое, не исключает возможности возникновения неожиданного конфликта. А конфликтов мне не надо. Не люблю я их и поэтому сборам уделила особое внимание. Для того чтобы, даже приветливо улыбаясь, выглядеть чуточку Ведьмой. Но только чуточку, чтобы не произвести отталкивающего впечатления на Аркадия. Непростая задача, и я с ней справилась, хоть потратила на это немало времени. Как говорится, дело того стоило.