Текст книги "Ну и дела!"

Автор книги: Марина Серова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Глава 4

Время идет быстро, а я за полдня не сделала фактически ничего. На авиационном – это скорее развлечение, чем работа.

Поскольку к цели я не приблизилась ни на йоту.

К тому же обогатила себя совершенно ненужной мне информацией. Мало того, информацией достаточно опасной для ее носителя, особенно если владеет он ей в одиночку, так сказать, эксклюзивно.

Поэтому я тут же все, что мне было известно об отношении губернатора к АО «Авиатор», сообщила Лешке – профессиональному журналисту, надеясь не на его житейскую осторожность, а на профессиональную коммуникабельность. Губернатор, конечно, тысячу раз подумает, прежде чем рисковать своим положением, но… береженого Бог бережет.

Тем более я хорошо помню, что во время разговора с пожилым профсоюзником чувствовала на себе аж десяток пристальных взглядов, причем половина из них явно принадлежала людям решительным, энергичным и настороженным. По их глазам понять это было не так уж сложно.

Выяснить домашний адрес Когтя, зная его имя, отчество, фамилию и год рождения (спасибо «Криминальному Тарасову»), – задача для играющих в сыщиков первоклашек. Для чего же тогда и существует адресное бюро!

Кстати, одна из фундаментальных основ работы детектива – он не должен забывать, что ему доступны все способы получения информации, которыми имеют возможность пользоваться обычные граждане.

В философии это называется принципом Оккама, который в двух словах сводится к тому, что не надо придумывать ничего лишнего.

Жил Коготь, как я узнала уже через полчаса, на своей «малой родине», в микрорайоне городской Зоны отдыха.

Новый трехэтажный кирпичный дом, совершенно безобразной, надо сказать, архитектуры, возвышался над частными строениями, прилепившимися почти вплотную к ограде парка. Высокий железобетонный забор, массивные чугунные решетки на воротах, две сторожевые вышки на северном и южном концах вытянутого в этом направлении двора, гараж размером с приличный самолетный ангар, еще какое-то бревенчатое строение, судя по всему – баня. Гребень крыши венчал фонарь, явно сторожевой, из которого прослеживались все подходы к забору от соседних улиц.

Типичный английский вариант тарасовского розлива: мой дом – моя крепость. Хотя, честно говоря, мне этот прямолинейный бетонно-кирпичный дизайн напоминал не крепость, а зону. Зону длительного принудительного отдыха.

Как бы там ни было, а пристроиться где-нибудь поблизости с машиной для спокойного наблюдения было невозможно. Ломиться же напрямую было по меньшей мере неосторожно.

Поэтому я оставила машину на ближайшей стоянке, благо это было не слишком далеко, и отправилась в городок аттракционов, самое густонаселенное место в Зоне отдыха. Колесо обозрения, на мою удачу, работало. Я целиком заняла платформу-качалку, достала бинокль и через минуту все когтевские владения были у меня как на ладони.

Лучшей позиции для стационарного наблюдения нельзя придумать. Во-первых, постоянное изменение угла зрения не оставляет мертвых зон для наблюдателя. Во-вторых, чтобы меня обнаружить, охранник должен постоянно наблюдать за пассажирами «чертова колеса» в бинокль, что маловероятно. В-третьих… ну, в-третьих, если меня все-таки обнаружат, бежать отсюда практически некуда.

Еще одно правило работы сыщика: нет труда скучного, есть необходимый.

Я терпеливо и добросовестно откаталась на колесе два часа, сделав за это время пять полных оборотов, но зато после этого я, совершенно ничего не опасаясь, направилась к дому Когтя, собираясь среди бела дня открыто перелезть через чрезвычайно удобные для этого решетчатые ворота и без приглашения проникнуть в дом.

За время моего сидения на колесе я открыла одно благоприятное для моих намерений, но очень и очень странное обстоятельство: дом никем не охранялся. На сторожевых вышках и в фонаре на гребешке никого не было. Минут двадцать назад из дома вышла женщина и пешком (!) направилась в сторону улицы Достоевского, как я потом поняла – к автобусной остановке. Дом пуст, и лучшего момента для визита ждать было бы глупо.

Абсолютно никто из окрестных жителей не появился в поле моего зрения, не окликнул меня, когда я не торопясь перебиралась через ворота. Не залаяла ни одна собака – ни во дворе, ни на улице. Здешние места, видно, ко всему привыкли: лезет человек через забор, значит, ему так нужно, вмешаешься, себе дороже выйдет.

Замок на двери оказался гаражным, без ломика с ним было не справиться, а шуметь мне все же не хотелось.

Я пошла вокруг дома и обнаружила еще кое-что, заставившее меня серьезно задуматься: у одной из стен лежала мертвая немецкая овчарка весьма внушительных размеров. Вряд ли прошло больше суток, как ее застрелили.

Так и не сумев себе это объяснить, я двинулась дальше и в задней стене когтевского шедевра архитектуры нашла то, что мне было нужно, – небольшое, низко расположенное окошко какого-то подсобного помещения.

Чтобы не терять времени, я не стала аккуратно и тихо вырезать стекло циркульным стеклорезом с присоской, а просто двинула по нему локтем. На звон стекла дом ответил прежним молчанием.

Вытащив из рамы осколки, я протиснулась внутрь и оказалась в полуподвальной кухне. Подробности быта когтевского семейства меня мало интересовали, единственное, что я для себя отметила, – раковина была завалена грязной посудой, а на столе стояли начатая бутылка «Реми Мартэн» и чайная чашка с остатками того же коньяка.

Винтовая лестница вела наверх.

«Минут десять я могу себе позволить», – решила я и начала осмотр с первого этажа.

Семь комнат разной величины были обставлены одностильной мягкой мебелью. Я сразу открыла для себя массу мелких, но много сообщающих деталей.

Сиденья кресел и диванов были девственно упругими и не имели даже следов какой-либо продавленности. Полированные поверхности, очевидно, тщательно протирались, но в складках покрывающих столы скатертей я обнаружила целые слои пыли. Пыль для сыщика – это своеобразный хронограф, и показания его всегда красноречивы. Поэтому, когда я обнаружила толстый слой пыли еще и в стоящих на столах пепельницах, у меня не осталось никаких сомнений – здесь редко бывают люди.

Нежилая атмосфера этих с виду ухоженных помещений просто бросалась в глаза и поражала какой-то смертельной скукой. В одной из комнат явно жила прислуга, это следовало из царившего в ней беспорядка.

Но и прислуги сейчас в доме не было, иначе отсутствовал бы и беспорядок.

На первом же этаже я обнаружила и караульное помещение: деревянные нары для отдыха, длинный обеденный стол с двумя рядами массивных деревянных табуретов, стойка для автоматов. В караулке не было ни оружия, ни каких-либо предметов, говорящих о присутствии человека.

На втором этаже – огромная гостиная с пропорциональным ей круглым столом, сервированным на двенадцать человек, старинные напольные часы размером с платяной шкаф, несколько кожаных диванов у стен с журнальными столиками перед ними и высокими китайскими вазами по бокам.

Остальные помещения второго этажа также были нежилыми и предназначались, скажу кратко и без подробностей, для отдыха и развлечения гостей. Никакого интереса они у меня не вызвали.

То, что меня интересовало, находилось на третьем этаже. Мне нужна была комната Людмилы Анатольевны, когтевской супруги.

Вряд ли Коготь хранит дома важные документы. Сомневаюсь также, что он сентиментален и любит, разглядывая фотографии, вспоминать свое прошлое.

Его жена – дело другое. Неработающая женщина, живущая в атмосфере смертельной скуки этого дома, должна тосковать о своем прошлом, каким бы оно у нее ни было. Семейные фотографии в таком случае – масло в огонь, бальзам на душевные раны. Источник воспоминаний о прошлом и сладкой тоски по несвершившемуся счастью…

Прикинув заранее возможное расположение комнат и их распределение между членами семьи, я безошибочно открыла дверь нужной мне спальни.

В ней стоял крепкий спиртной аромат. На полу, в коньячной луже, валялась пустая бутылка того же «Реми», сигаретные окурки. На разворошенной кровати – скомканная женская одежда, пачка сигарет, сотовый телефон.

На старинном секретере неожиданно аккуратно, совпадая краями своих крышек с его углами, лежал альбом с фотографиями. Тот, что я искала.

Я взглянула на часы.

Прошло девять минут с начала осмотра когтевских владений. Пора уходить. Я никогда не делаю себе поблажек. Интуитивное ощущение отведенного мне времени у меня всегда бывает безошибочным.

Я вдруг почувствовала то ли присутствие, то ли приближение человека. Резко обернувшись, я напряженно застыла. За спиной у меня никого не было, но ощущение не исчезало.

Мысленно сканируя все помещения, которые проходила по пути на третий этаж, я не смогла вспомнить ничего подозрительного.

Но я слишком доверяю своим ощущениям, чтобы это могло меня успокоить.

Впрочем, есть прекрасная возможность свои ощущения проверить.

Итак, формулируем вопрос.

Угрожает ли мне опасность?

Я достала свой заветный чехольчик и выкатила на ладонь три полированные косточки.

5+22+28.

Я на мгновение даже забыла про свое ощущение тревоги. Очень странный совет дали мне магические кости.

«Если человек расскажет вам, кого и как он любил, вы многое поймете».

А может быть, странным был сам вопрос?

Я же не уточнила, угрожает ли мне опасность сейчас или вообще в ситуации с Когтем. А это все-таки два совершенно разных вопроса. И теперь узнать, на какой из них мне только что был дан ответ, я уже не смогу.

Прихватив альбом с фотографиями, я медленно двинулась в обратный путь, следя не столько за раскрывающимися углами, сколько за интенсивностью охватившего меня чувства опасности. Дом как будто выживал меня, из-за каждой двери грозя пулей, из-за каждого угла – ударом кастета. Мне пришлось пережить очень неприятную минуту, пока я не добралась до выбитого мною кухонного окна.

Выскочив наружу, я перевела дыхание. Двор оказался менее враждебен, но мне и в нем незачем было задерживаться. Тем же путем, через решетчатые ворота, я устремилась обратно.

Окна смотрели мне в спину.

Единственным моим противником было сейчас время.

Среда, можно сказать, уже прошла, а я почти не сдвинулась с места. По-прежнему у меня не хватало информации, чтобы окончательно понять ситуацию и полностью овладеть ею.

Я даже не стала рассматривать свою добычу, а бросила ее на заднее сиденье и устремилась по следующему адресу.

Сапер жил в центре, на тихой улице, в девятиэтажке застройки восьмидесятых. Адрес его я запомнила еще вчера, когда листала подброшенное мне Когтем досье.

Сориентировавшись по номеру квартиры, что находится она на шестом этаже, и сообразив, куда выходят окна, я удовлетворенно хмыкнула. Окна были темными.

Того я и ожидала. Из каких-то не совсем ясных мне самой интуитивных догадок следовало, что квартира Сапера должна сейчас пустовать. Несмотря на то, что у него была жена и четырнадцатилетняя дочь.

Похоже, так оно и есть. Остается только подняться на шестой этаж и убедиться.

Квартира была действительно пуста. В ней не было ничего.

Я в недоумении остановилась.

Луч фонарика пошарил по углам большого зала и остановился только на обрывках старых газет, ворохом лежавших на полу.

Я заглянула в две комнаты поменьше, в одной нашла голый матрас, возле которого стояла пара грязных тарелок и пустая консервная банка, в другой – кучу старой одежды в углу, стеклянные банки, тоже пустые, несколько школьных учебников.

Пустые комнаты отзывались на мои шаги гулким эхом.

Открытие ждало меня на кухне, тоже голой, если не считать двух старых стульев и поцарапанного стола, покрытого голубым пластиком.

На столе лежал альбом с фотографиями.

Очень похожий на тот, что я нашла в доме Когтя. Почти такой же.

Меня охватило неприятное чувство неизвестности следующего шага. Словно идешь с завязанными глазами и не знаешь, найдет ли твоя нога твердую опору в следующий момент.

Все мои действия были предугаданы, просчитаны. Кем?

Скорее всего – Когтем.

Моего появления здесь ждали. Как ждали, что я полезу в когтевский особняк. И я полезла, наивно полагая, что мои действия контролирую только я. И сюда, в квартиру Сапера, пришла в уверенности, что о моем визите никто не знает.

А меня практически вели по заранее проложенному маршруту, может быть, наблюдая за мной и посмеиваясь снисходительно.

Со мной забавлялись, как с какой-то молодой практиканткой.

Наглец!

Я не сомневалась, что это Коготь морочит мне голову.

Зачем ему нужен этот фарс?

Уже не скрываясь, я включила на кухне свет и взяла альбом.

Все. Домой.

Мне было стыдно.

Меня, Ведьму, водит за нос какой-то уголовник.

Мое профессиональное самолюбие было уязвлено.

День прошел по его сценарию. Финал задуманной им пьесы мне неизвестен. Если дело пойдет и дальше так же, я проиграю. Коготь может оказаться прав: как бы дело о розысках Сапера не оказалось моим последним делом, незавершенным.

От такой мысли я совсем расстроилась. Так недолго и уверенность в себе потерять.

Я принялась сосредоточенно возиться с кофеваркой, стараясь полностью очистить сознание от мыслей о Когте. Даже от следов мыслей о Когте.

Кофе, надо сказать, получился просто превосходный. Это меня сразу как-то успокоило. Я налила себе чашечку и устроилась на кровати, захватив оба так бесславно добытых мною альбомчика.

Будем рассуждать логически. Раз Коготь подсунул мне эти фотографии, значит, он хотел познакомить меня с действующими лицами. А может быть, и еще какую-то информацию сообщить.

Только зачем все это делать так сложно? Почему он не хотел, чтобы я его видела, когда мы разговаривали вчера утром?

Настолько не хотел, что не только на меня надел тот вонючий мешок, но и сам вырядился в маску.

Психологическое давление? Глупо. Впрочем, может быть, только я так считаю, что глупо, а он придерживается другого мнения?

«Слишком много вопросов, на которые ты пока ответить не можешь», – остановила я себя и занялась альбомами.

Занялась я, собственно, лишь несколькими фотографиями, на которых Коготь и Сапер, каждый в отдельности, были сняты крупным планом и средним, во весь рост.

Как мне удалось установить путем сравнительного анализа, Коготь сантиметров на десять выше своего подчиненного и выглядит гораздо менее развитым физически. Вспомнив фигуру в проеме двери, увиденную мною, когда он толкнул меня в спину и я свалилась на пол, убедилась, что это был Коготь. Худой, с продолговатой головой на длинной шее, он производил впечатление неуверенного в себе человека.

Наверное, это впечатление было обманчивым и многих вводило в заблуждение, ведь он дважды сумел стать лидером бандитской группировки, ликвидировавшей двадцать семь человек, если верить криминальному справочнику. А неуверенному человеку вряд ли такое по силам. И неизвестно еще, сколько из них на личном счету Когтя, хоть ни в одном убийстве, судя по информации того же справочника, его обвинить так и не сумели.

Черты лица крупные, глаза выразительные и глубоко посаженные, губы чувственные, подбородок далеко выступает вперед, уши слегка оттопыренные, скрытые прической. Встретив его на улице, я приняла бы его за инженера-проектировщика, артиста театра на вторых ролях или журналиста районной газеты.

И уж точно бы никогда не подумала, что этот человек – криминальный авторитет и контролирует сегодня пятую часть Тарасова и финансовые средства в восемь миллионов долларов.

Сапер оказался гораздо массивнее своего шефа, хотя и несколько ниже ростом. Накачанная мускулистая фигура, короткая шея, круглая коротко стриженная голова. Глаза маленькие, настороженные и, судя по всему, быстрые. В жизни, вероятно, излучает ощущение опасности. Уши, кстати, тоже оттопыренные, что у него заметно гораздо сильнее, чем у Когтя.

Теперь я знаю, как выглядят те, с кем мне предстоит работать.

«Вот этого, – я положила перед собой фотографию Сапера, – я должна пристрелить».

«А этот, – рядом положила фотопортрет Когтя, – пристрелит меня. Причем независимо от того, выполню я его задание или нет».

«Заба-а-вно», – протянула я, хотя ничего забавного в этом не находила.

Что будем делать дальше? Ждать подсказок от Когтя?

Я невольно поморщилась. Его неуверенная физиономия показалась мне в этот момент самодовольной, но отнюдь не зловещей.

Я швырнула осточертевшие мне альбомы на пол.

На кровати осталось несколько фотографий. Одна из них привлекла мое внимание. На ней был сфотографирован выпускной класс. Улыбающиеся девичьи и юношеские лица, молоденькая учительница. Как говорится, все впереди – и радости и муки…

Подожди-ка! Вот Коготь. Это фотография из его альбома. Но вот – чуть впереди, слева – это же Сапер! Точно Сапер.

Я подняла второй альбом. В нем нашлась точно такая же фотография.

Коготь и Сапер были одноклассниками!

Не это ли хотел сообщить мне Коготь таким странным образом?

Глава 5

В четверг я проснулась с ощущением цейтнота. Времени катастрофически не хватало. Еще два дня – и Коготь потребует отчета.

А я даже еще не понимаю главной интриги ситуации.

Передо мной маячил призрак проигрыша.

Хватит играть по чужим козырям. Которых я, кстати, даже не знаю.

А вот это уже идея. Заявиться к Когтю и потребовать раскрыть карты.

Дома у него я уже была. Пустой дом, внутри которого мечется спившаяся женщина. Ясно, что там я Когтя не найду.

Значит, выбора нет. Еду к нему в офис.

Когда я подруливала к шестнадцатиэтажному зданию бывшего научно-исследовательского института с совершенно непонятным труднопроизносимым названием, все этажи которого были теперь сданы в аренду и заняты офисами мелких, средних, крупных и очень крупных фирм, у меня не было ни определенного плана разговора с Когтем, ни даже продуманного повода для встречи с ним. Мне нужно с ним встретиться, и я с ним встречусь, чего бы мне это ни стоило.

«Зона отдыха» занимала половину четырнадцатого этажа, что, по всей вероятности, соответствовало статусу средней фирмы. Крупные занимали этаж целиком, а одна – вероятно, очень крупная – даже два этажа.

Предъявив на входе в здание, охранявшемся нарядом из двух дюжих омоновцев, одну из своих очаровательных улыбок вместо пропуска, я с удовлетворением отметила, что о пропуске застоявшиеся омоновцы забыли.

Значит, я в хорошей форме. Это радует.

Подъем в лифте на четырнадцатый этаж оказался слишком долгим и даже утомительным. Вместительный лифт останавливался на каждом этаже, какие-то клерки входили и выходили, мы ползли вверх еле-еле. Я даже пожалела, что не воспользовалась обычной лестницей. Должна же тут быть, кроме лифта, еще и лестница.

На четырнадцатом я вышла одна.

Следуя по стрелочке указателя, я миновала шесть поворотов, пока не уперлась в сонного охранника, сидящего за высоким барьером и зевающего над кроссвордом.

– Куда? – буркнул он, не поднимая на меня глаз.

– Идиот, – произнесла я с более чем выразительной интонацией.

Не люблю, когда меня не замечают.

Он медленно поднялся и ссутулился, хотя и так был на голову ниже меня.

– Ты че сказала?

– Четырнадцать по вертикали. Роман Достоевского. Шесть букв, первая «и», вторая «д». «Идиот».

Под эту тираду я сделала пять шагов вперед и уже взялась за ручку двери. Он открыл рот, пытаясь меня остановить, но желание проверить, подходит ли в четырнадцатую строку по вертикали слово «идиот», оказалось сильнее. Он снова грузно опустился на застонавший под ним стул и уткнулся в свой журнал.

Но это был, так сказать, только передовой кордон. Главные силы находились за дверью.

Открывшийся передо мною небольшой холл наполовину был заполнен внушительными фигурами двух автоматчиков, напряженно на меня уставившихся, как только я показалась из-за двери. Это несколько сдержало мое стремление вперед. Столкновение с вооруженной охраной не входило в мои планы.

Две арки, справа и слева, вели из холла в соседние комнаты, в которых стояли столы, уставленные компьютерами.

В комнатах никого не было. Ни одного человека.

Прямо по курсу, за спиной охранников, перегородивших мне дорогу, виднелась дверь, явно – в кабинет Когтя.

Перед нею, загородив дорогу и оставив лишь узкий проход, стоял стол секретарши. Сама она, пригнувшись за монитором компьютера, как за пулеметом, устремила на меня встревоженный взгляд.

– Что вы хотели?

Ох уж этот традиционный вопрос затраханных, во всем смысловом объеме этого слова, секретарш «новых русских».

– Почему хотела? И сейчас хочу. Ивана Дмитриевича хочу.

Секретарша еще ниже пригнулась за своим компьютерным пулеметом.

– К Ивану Дмитриевичу нельзя. Он занят.

– А вы напомните ему, что мы с ним договаривались. Во вторник утром.

Она поднялась, как мне показалось, рефлекторно, сделала шаг в сторону двери кабинета, но потом вдруг вернулась, плюхнулась в свое кресло и вновь забаррикадировалась монитором.

– Иван Дмитриевич занят. К нему нельзя, – очень и очень неуверенно пробормотала она.

– Хорошо, я подожду.

В холле не было ни кресла, ни стульев, поэтому ждать я намеревалась, прислонившись плечиком к стеночке.

Охранникам явно что-то не нравилось во мне. Поскольку я не могу допустить, что их не удовлетворяла моя внешность (я о ней достаточно высокого мнения), значит, раздражало их мое поведение, точнее, моя настойчивость.

Тот, что помоложе, сделал шаг в мою сторону.

– Здесь нельзя ждать, – он кивнул мне на дверь.

На анализ ситуации у меня ушло две с половиной секунды.

Я могла бы без особого труда справиться с этими разъевшимися увальнями.

Делаю ложное угрожающее движение левой рукой, подныриваю под вскинутый автомат и, резко дернув ближнего ко мне охранника за локоть правой руки, палец которой лежит на спусковом крючке, заставляю его дать очередь и разворачиваю в сторону его напарника. Одновременно загораживаюсь его телом от выстрелов в мою сторону. Даю стопроцентную гарантию – они сами выведут друг друга из строя. А любителя кроссвордов, который ринется сюда на звук выстрелов, можно было бы просто пришибить дверью, как только он появится в дверном проеме.

Но я не стала поднимать шум. Неадекватное поведение секретарши родило у меня подозрение, что Когтя нет в кабинете.

Но нервы напоследок я им все же потреплю.

– Передайте своему Иванушке, что приходила Ведьма.

Секретарша резко выпрямилась.

Руки охранников легли на стволы.

– И скажите, что я удваиваю стоимость своих услуг: теперь он мне должен по четыреста долларов в сутки.

С удовлетворением отметив выражение тревоги на лицах всех присутствующих, я выскользнула за дверь.

«Кроссвордист» с надеждой поднял на меня глаза.

Я ободряюще улыбнулась.

– Слушай, объясни, че эт такое? Вот, пять по горизонтали: шесть букв, первая «к» – «синоним к семантической основе пункта 14 по вертикали»?

Дружок, да ты тут вообще заскучал… Я кокетливо сощурилась.

– Услуга за услугу. Шеф ваш когда вернется? Стоит мне его ждать или нет?

Он секунду подумал, что-то прикидывая. Наконец решился:

– Не жди. Сегодня не будет. В субботу появится. Утром.

– А ему на сотовый нельзя позвонить? Ты не знаешь номер?

Явно совершив только что одно нарушение каких-то своих инструкций, на второе он решился уже гораздо легче, без поощрения с моей стороны.

– Слушай, я тебе объясню, только ты меня Дмитричу не сдавай. Я хоть третий день у него работаю, слышал, кто он такой.

Вместо ответа я улыбнулась обещающе. Пожалуй, слишком много обещающе. Он даже встал со своего скрипучего кресла.

– Я номер не знаю. Но на хрена тебе этот номер? У нас тут цирк, блин… Его сотка там лежит, у него на столе в кабинете, он его вместо себя оставил. Сам уже дня три не появляется… Коза бегает, вроде бы спрашивает у него самого, а на самом деле звонит ему – не знает, что отвечать, если ее сильно подопрут. Он нам тут в понедельник инструктаж устроил: выстроил вот там, в холле, и давай объяснять с самого начала. Нас же тут всего четверо, и все в понедельник первый день работаем у него.

Я бросила на него недоверчивый взгляд.

– В натуре! Всех своих разогнал.

– За что?

– Ой, он нам лепил тут! Они его вроде бы и подставили, и «лажанулись», кого-то у них там похитили – короче, хрен те че! На нас страху нагонял: если, мол, че – ну… не так, мол, не по его… – скажите спасибо, если просто на улицу выгонит, а то и под землю упрячет.

– Кое-кто, видно, все же испугался, – я кивнула головой в сторону охранников за дверью. – Они меня чуть ли не обыскивать собрались.

– Тебя-то обыскать и я бы не отказался, – он как-то поерзал внутри своих брюк.

Я изобразила на лице непонимание. Не спеши, мол, дорогой, я еще ничего не решила. Он протянул руку и одним пальцем слегка отогнул верхний вырез моего платья.

Я щелкнула его по носу. Выражение такого удовольствия я давно на лицах людей не видела. Так иногда смотрят собаки на ласкающих их хозяев.

– Это они чеченцев ловят, – с иронией и раздражением сказал он о своих напарниках, словно сообщая, что у них белая горячка и «чеченцы» – это такие чертики. – Хозяин нам тут навешал на уши: его, мол, пасут чеченцы за какие-то старые дела; сюда, на контору, возможен налет, смотреть в оба; сам он ныряет на дно, но никому ни слова, чтобы все думали, что он здесь, на месте. Это он чеченцев на живца ловить собрался!

Странно, но этот туповатый и не особенно накачанный парень, похоже, совершенно не боялся легендарного убийцу Когтя.

Может быть, я чего-то не понимаю, но в этих мальчишеских сиротских играх, чтобы не испытывать страха перед угрожающим тебе расправой профессионалом, надо иметь хоть какие-то основания или быть «синонимом к семантической основе пункта 14 по вертикали». Но, поскольку паренек умел делать умозаключения, и притом довольно убедительные, я не могла понять основы его довольно глупой на первый взгляд самоуверенности.

Теперь следовало поддержать его иронию, а заодно выяснить еще один момент интересующей меня обстановки в конторе Когтя.

– И много уже наловил?

– Не, – он засмеялся, – клюет хреново! Им же в каждом, кто приходит, Шамиль мерещится. Только к нам сейчас не ходит никто.

Последнюю фразу он произнес с интонацией, свидетельствующей о том, что ситуация вызывает у него приступ буйного веселья.

Появившийся из-за поворота коридора молодой человек о-о-чень приличной наружности неожиданно помог мне выяснить ответ на последний пункт моего «опросника». Несмотря на тридцатиградусную жару, на посетителе был пиджак, правда светлый, и галстук.

Лицо его мне было совершенно незнакомо, но меня не оставляло странное чувство, что где-то я его уже видела. Вообще-то я встречалась со многими бизнесменами, если всех пересчитать, получится, наверное, что-нибудь порядка тысячи. Ведь люди бизнеса – одни из наиболее частых у меня заказчиков. Я порылась в памяти, но его лицо мне по-прежнему ничего не говорило.

Я, видимо, тоже не вызвала у него никаких подозрений по поводу того, что мы с ним знакомы.

Не сказав ни слова, он вопросительно взглянул на моего выпрямившегося и ставшего серьезным собеседника. Тот молча кивнул головой на дверь.

Я тоже задала вопрос глазами.

– Вот только он один и ходит каждый день. Внучек.

Почему-то этот термин не вызвал у меня недоумения. Речь, конечно, шла не о родственных связях, а о какой-то коммерческой организации, зависящей от фирмы, которая, в свою очередь, зависит от «Зоны отдыха».

– Но ему сам не нужен. Только документы какие-то Когтю, – ударение он сделал на последнем слоге, – таскает. Фирма «Хаус», – разродился наконец-то он, исчерпав тем самым мой к себе интерес.

И опять он меня удивил. Я еще не сделала ни одного движения в сторону лифта, ничем не выдала своего намерения удалиться, но он сразу же уловил, что «близок час разлуки», и ринулся в последнюю атаку.

– Слушай, ты приходи сегодня вечером, когда коза с ребятами уйдут. Кофейку попьем, поболтаем. Я сегодня дежурить остаюсь. Такая скука, блин…

Я слегка к нему склонилась, чтобы расширить ему обзор моего бюста, и мазнула челкой по его носу. Его идея мне определенно нравилась.

Он упал в кресло.

Уже поворачивая к лифту, я услышала его голос:

– А как же с синонимом к пункту четырнадцать по вертикали?

– Кретин, – ответила я и пропала за поворотом.

Выяснить, чем занимается фирма «Хаус», особого труда не составило. Помог все тот же Алексеевский.

Фирма была, оказывается, достаточно известным в Тарасове российским представителем крупной немецкой компании, занимающейся продажей недвижимости. «Хаус» вел дела немцев со всем Поволжьем и Уральским регионом, кроме того, уже, вероятно, самостоятельно, открывал оффшорные счета на Мальте и в Калмыкии, а также предлагал организацию контактов с любым европейским банком.

О связях «Хауса» с «Зоной отдыха» Лешка слышал впервые и чрезвычайно этим заинтересовался. Он сам был не особенно удовлетворен тем, как ему удалось в жизни реализовать свои незаурядные журналистские способности, и постоянно подыскивал какой-нибудь сенсационный материал, который позволил бы ему блеснуть на тусклом тарасовском информационном небосклоне.

Меня «Хаус» тоже интересовал, но только с той позиции, что проливал свет на главные сегодняшние интересы «Зоны отдыха». Не знаю, честно говоря, зачем мне это было нужно, но это была информация, и над ней можно было думать.

Значит, Когтя интересовали недвижимость в Европе и контакты с европейскими банками. Оффшорные зоны на Мальте или в Элисте вряд ли могли вызвать его интерес, по крайней мере, моего внимания они не привлекли. Разве что с точки зрения «ухода» от налогов?

Во всяком случае, связь «Хауса» с «Зоной отдыха» – это уже кое-что. И, главное, добыто не с подсказки Когтя.

Продолжим в том же духе. Какие у меня есть идеи?

До вечера еще далеко. До свидания с любителем кроссвордов, на которое я обязательно пойду, хотя бы только потому, что оно организовано не Когтем, было еще полдня, и надо было употребить его с максимальной эффективностью.

Попробую что-нибудь выяснить о Сапере.

Прежде всего – кто мне может дать о нем информацию?

До рядовых членов группировки Когтя мне не добраться. Менеджеров своего офиса Коготь уволил, охрану и секретаршу поменял. То есть со стороны тех людей, которые сталкивались с Сапером «на работе», возможности получения информации – ноль.

Есть еще «Хаус», с которым Сапер наверняка контактировал, раз уж «все дела вел», как выразился Коготь при нашей первой и единственной пока встрече.

Однако проникнуть в суть отношений когтевского «внучка» со своим «дедушкой» кавалерийским наскоком не удастся. Только нарисуюсь и распугаю всех карасей в луже. Здесь нужна серьезная информационная подготовка, времени на которую у меня нет.

Существует также факт учебы Когтя и Сапера в одной школе и одном классе. Факт любопытный, но не больше.

Возможность копать информацию со стороны школы, расспрашивая бывших учителей и одноклассников Сапера и Когтя, не вызывала у меня никакого энтузиазма. С той поры, как они окончили школу, прошло лет двадцать.