Текст книги "Крутая мисс"
Автор книги: Марина Серова
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
Самолет довольно лихо шарахнулся колесами о землю, едва не вытряхнув из нас души, и побежал по твердой поверхности, опасно вздрагивая на кочках. Бежал он довольно долго, но наконец все-таки остановился, целый и невредимый. Никто не произнес ни слова. Все пребывали, так сказать, в немом изумлении.
Первыми зашевелились террористы. Рявкнув для проформы: «Сидеть!» – они отвалили скорбно заскрипевший люк и выбросили наружу трап. Три человека ссыпались по нему в душную темноту, и до нас донеслись их голоса, удаляющиеся к носу самолета.
– Как вы думаете, где мы теперь? – испуганным голосом спросил меня Быков.
– Думаю, где-нибудь в лесу, – ответила я. – Тут шла речь о кострах. Партизаны всегда скрываются в лесу и жгут костры.
– Вы опять шутите, – печально констатировал Валентин Сергеевич. – По-моему, вы просто не понимаете всей серьезности нашего положения!
Я не стала ни в чем его разубеждать, потому что снаружи последовал грубый приказ всем выходить.
– Держитесь рядом! – посоветовала я Валентину Сергеевичу. – Мы не должны потерять друг друга.
По-моему, ему эти мои слова очень польстили.
Пассажиры без особой охоты, но довольно покорно стали покидать самолет. Снаружи их уже ждали и отводили в сторону, выстраивая в шеренги, не особенно, впрочем, строгие. Мне удалось пристроиться рядом с Валентином Сергеевичем, который совсем упал духом – дышал тяжело, все время утирал пот и еле волочил ноги.
Пока нас выстраивали, я успела осмотреться. В свете многочисленных костров мне удалось различить, что мы находимся на обширном невысоком плато, со всех сторон окруженном темной стеной леса. Если хорошенько всмотреться, можно было угадать очертания высоких гор на горизонте, над которыми мерцали крупные звезды.
Мы с Валентином Сергеевичем стояли во втором ряду. Со всех сторон нас окружали понурые, безмолвные человеческие фигуры. Все взгляды были сосредоточены на черных силуэтах вооруженных бандитов, которые вырисовывались на фоне яркого пламени пылающего поблизости костра.
Наш самолет, не выключая моторов, принялся разворачиваться. То, что он собрался в обратную дорогу, вызывало черную зависть, и, по-видимому, не у меня одной.
Тем временем из толпы террористов выступил вперед высокий сутуловатый человек и прошелся перед строем заложников, пристально всматриваясь в наши лица. Отблески костра падали на его светлые волосы и тщательно выбритую щеку с резко очерченной линией челюсти. Рассмотреть его лицо целиком мне никак не удавалось.
– Значит, так! – сказал он внезапно пронзительным, может быть, даже страстным голосом. – Слушайте меня внимательно! Вы находитесь в наших руках в качестве заложников. Мы – это Левый Фронт. Запомните это, американские прихвостни! Я – командир отряда, и меня зовут Гринго, но не обольщайтесь этим. Я ненавижу американцев. Больше я ненавижу только тех, кто лижет им задницы. Но не думайте, что нам нужны ваши жалкие жизни или поганые кредитные карточки! Мы будем держать вас у себя до тех пор, пока антинародное правительство не выпустит на свободу наших братьев. Требования наши уже изложены, и теперь остается только ждать. Не в моих интересах и не в ваших затягивать это ожидание, поэтому мы будем постоянно напоминать режиму о нас с вами. Ежедневно мы будем убивать по одному заложнику, пока у ваших правителей не проснется совесть. Именно этим мы сейчас и займемся. Мои люди публично расстреляют того из вас, кого я выберу, и его труп захватит с собой летчик. Чтобы не делать порожнего рейса. – Тут он рассмеялся жестяным смехом и подозвал одного из своих людей. – Возьми вот этого! – распорядился он, ткнув пальцем в какого-то мужчину, стоявшего с краю.
Дальше последовала безобразная сцена, которая имела одно достоинство – недолго длилась. Террористы выволокли несчастного из шеренги и, несмотря на его крики и сопротивление, тут же расстреляли короткой очередью из автомата.
Мы угрюмо молчали, глядя на неподвижное тело, лежащее почти у наших ног, и с ужасом представляли, что подобная судьба завтра может ожидать любого из нас. Гринго сделал знак своим головорезам – двое подхватили труп с земли и потащили его к самолету.
– Итак, – важно заявил Гринго, – мы четко ведем свою линию. Сейчас вас отведут в селение. Если будете вести себя разумно и терпеливо, с вами будут обращаться прилично… Карлос, веди колонну!
Из темноты высыпали зловещие фигуры террористов, которые – кто пинками, кто окриками – развернули нас и, как стадо, погнали по тропе, которая вела вниз – казалось, в самую гущу тропического леса.
Я оглянулась – труп заложника уже забросили в самолет, даже не потрудившись закрыть люк. Со всех сторон в сторону леса потянулись фигуры террористов. Освещенное кострами поле быстро пустело.
– Вот шакалы позорные! – неожиданно прозвучало у меня над ухом. Прозвучало по-русски и, как мне показалось, с какой-то затаенной мыслью. – Ведут как на бойню…
* * *
Удивленная, я обернулась на голос. Оказывается, здесь есть еще один соотечественник! Красный отсвет костра упал на пиджак стального оттенка, и я обнаружила, что рядом со мной шагает тот здоровяк, который в «Боинге» сидел рядом с Быковым.
Заметив мой взгляд, он ухмыльнулся и перешел на испанский, повторив ту же фразу.
– Это верно, – заметила я по-русски, в свою очередь ошеломив его. – И ведь не убежишь, вот что обидно!
– Слушай, ты – русская? – восторженно произнес он и озадаченно пригладил свои седые волосы. – Ничего себе! Давно приехала?
– Только что, – в тон ему ответила я. – И сразу с корабля – на бал.
– Надо же… – сочувственно сказал он. – Наше дело – труба. А этот летун, как нарочно, все не стартует. Меня так и подмывает крикнуть ему, чтоб подождал!
– А может, того… – неожиданно спросила я. – Крикнем?
Седовласый открыл рот и с восхищением посмотрел на меня.
– Ну ты молодец! – заключил он. – А что – чем черт не шутит? Эти подонки не знают, с кем они связались… Ну если ты решилась, то давай смещаться в хвост колонны!
Я поняла его с полуслова и, схватив за руку растерявшегося Валентина Сергеевича, потянула его назад. Слава богу, он не сопротивлялся, а люди, шедшие за нами, просто расступались, равнодушные ко всему.
Колонну замыкал тот самый черноусый террорист, который хозяйничал в нашем отсеке «Боинга». Он наконец снял темные очки, но нельзя сказать, что стал от этого намного симпатичнее.
Некоторая суета среди заложников привлекла его внимание, и он приблизился, угрожающе взмахнув автоматом. А мы, уже практически отделившись от толпы, остановились втроем посреди тропы. Я, застонав, опустилась на землю прямо у ног усатого террориста, показывая всем видом, что не могу идти дальше.
– Сеньорите плохо! – сообщил конвоиру седовласый по-испански.
Валентин Сергеевич пялился на нас с ужасом и растерянностью.
– Какого черта! – прорычал террорист, наклоняясь надо мной.
Я мгновенно выбросила ногу и врезала ему носком туфли под кадык. Голова его мотнулась назад, руки на секунду бессильно повисли. Этой секунды седовласому хватило, чтобы перехватить автомат и, развернувшись направо, выпустить короткую очередь по метнувшейся к нам тени. Бандит, споткнувшись, без стона повалился на землю.
Я была уже на ногах и метнулась к упавшему.
– Я прикрою! – заорал седой, стреляя направо и налево.
Колонна рассыпалась. Отовсюду затрещали выстрелы. Люди падали на землю, но не от ран, а спасаясь от пуль. Террористы, застигнутые врасплох, палили куда попало. Наверное, в этой неразберихе были и убитые. Люди разбегались в разные стороны – некоторые уже скрылись в зарослях.
– К самолету! – выкрикнул у меня над ухом седовласый.
Я увидела впереди пульсирующий огонек, вырвавшийся из дула автомата, и выпустила в этом направлении длинную очередь от пояса. Огонек погас, и я увидела, как человеческая фигура сложилась пополам и рухнула на землю.
Не задерживаясь дальше, я дернула за руку Валентина Сергеевича и побежала к самолету, стараясь огибать места, освещенные пламенем костра. Быков с пыхтением несся за мной следом – страх прибавил ему сил. Сзади еще гремели выстрелы, но, кажется, преследователи еще не поняли, что произошло, и упустили нас из виду.
Мы бежали, выкладываясь до конца, – седовласый впереди, затем я, а сзади несчастный Валентин Сергеевич. Неожиданно обнаружилось, что вместе с нами бегут еще несколько человек – видимо, не у одних нас хватило хладнокровия решиться на побег.
До самолета оставалось не более двадцати метров. Он уже полз по взлетной площадке, угрожающе наращивая скорость. Стрельба напугала пилота, и он рассудил, что нужно поскорее убираться отсюда подобру-поздорову.
Обмирая от отчаяния, мы бросились вслед за набирающим скорость самолетом, люк которого по-прежнему был открыт. Двое мужчин обогнали нас справа и устремились к люку. Неожиданно перед самолетом появились фигуры террористов – они беспорядочно палили из автоматов, целя и в нас, и в кабину пилота. Мужчина, который уже успел ухватиться руками за борт самолета, вдруг споткнулся и как подкошенный упал в пыль. Второй, бежавший следом, вытянул руку и выстрелил – по звуку выстрела из пистолета – по террористам. Присмотревшись, я узнала стрелка – это был босс наркомафии Ортега собственной персоной! Он тоже не захотел полагаться на судьбу и правительство.
Пилот упрямо вел машину вперед, невзирая на пули, которые дырявили ее корпус и угрожали его жизни, – вероятно, он окончательно положился именно на судьбу. Но мы с седовласым, не сговариваясь, поняли, что он нуждается в немедленной помощи и одновременно открыли огонь с колена, целя в тех, кто пытался остановить самолет.
Одного мы срезали сразу, другие, прекратив стрельбу, залегли. Мы опять бросились догонять самолет. Теперь мы были последними – несколько человек, опередив нас, запрыгнули в железное брюхо. Среди них был и Валентин Сергеевич Быков.
Седовласый отбросил в сторону автомат, подпрыгнул и, ухватившись за край проема рывком забросил свое мощное тело в самолет. Но, тотчас развернувшись, нагнулся и протянул мне руку. Я вцепилась в нее и, краем глаза углядев бегущие наперерез темные фигуры, выпустила в их направлении последние патроны.
Террористы отпрянули, с их стороны застучали разрозненные выстрелы, несколько пуль еще врезались в обшивку самолета, потом преследователи отстали.
Самолет должен был вот-вот оторваться от земли. Все, кто хотел и сумел удрать, уже находились внутри – можно было закрывать люк и молиться. Но, оказывается, еще не все кончилось.
Снова из темноты выскочили искаженные колеблющимся огнем костров фигуры, и в борт самолета посыпался град пуль. Ощущение появилось такое, словно сидишь в пустой бочке под проливным дождем. Борт был продырявлен, как решето, некоторые иллюминаторы разбиты вдребезги, несколько пуль влетели прямо в открытый люк и просвистели в сантиметре от моего уха. Никто из нас не стрелял в ответ – не из чего было.
Вероятно, обманутый этой апатичностью беглецов, один из наиболее прытких террористов попытался проникнуть в самолет. Забросив автомат за спину, он бежал рядом с ускользающей машиной и уцепился за край люка. Бежал легко и красиво, точно гепард, и в люк вскарабкался с грациозностью кошки. Но здесь, из темноты салона, его встретил сильнейший удар под ложечку, который провел седовласый. Террорист переломился пополам и повалился на рифленый пол.
Но нам уже было не до него – только седовласый, сопя, снимал с прыткого террориста автомат, а все остальные со страхом и надеждой уставились в зияющий провал люка, в котором внезапно исчезла мелькавшая за секунду до этого земля, а через секунду-другую появилась опять, но чудесным образом превратившаяся в целую панораму, освещенную зыбкими огнями догорающих костров. Мы взлетели.
Невольно из всех глоток вырвался торжествующий вопль, пожалуй, малопохожий на обычное выражение человеческих чувств. Это был клич древнего прапрадеда – воина и охотника, – отстоявшего добычу в жестокой кровавой борьбе.
Через некоторое время плато с кострами сдвинулось в сторону и уменьшилось до размеров носового платка. Мы летели над бесконечной черной громадой тропического леса. Пора было собираться с мыслями.
Седовласый, чертыхаясь и громыхая подошвами, пробрался вперед и принялся стучать в кабину пилота. Через некоторое время удалось его убедить – в переборке, отделяющей кабину от салона, открылась маленькая дверца, а вскоре над нами вспыхнул длинный ряд неярких плафонов.
В их свете беглецы смогли наконец рассмотреть друг друга. Кроме меня, седовласого и корчившегося на полу террориста, в самолете оказались еще пятеро – насмерть перепуганный Валентин Сергеевич, злой, как черт, Ортега, бледный белокурый юноша, зажимающий ладонью простреленное плечо, еще один мужчина, ничком лежавший на полу в луже, и живой и невредимый репортер Доули, приветственно мне улыбающийся.
Вскоре к нам присоединился седовласый и громогласно объявил по-испански:
– Все в порядке, сеньоры! Если нам хватит горючего еще на час, если удастся дотянуть до какой-нибудь подходящей площадки и если при обстреле ничего не повредилось, мы можем считать себя спасенными!
На его слова никто не ответил. Валентин Сергеевич ровным счетом ничего не понял, Доули сохранял свою обычную невозмутимость, Ортега злобно усмехнулся, а я была занята белокурым юношей – пыталась перевязать рану, используя вместо бинта рукав его собственной рубахи.
Седовласый некоторое время наблюдал за моими действиями, а потом сказал:
– Нет никакого смысла выкладывать друг другу биографию, но для удобства можете звать меня Мигелем…
– Мне скрывать нечего, – с вызовом сказал наркобосс. – Я – Карлос Сесар Ортега.
– Меня зовут Анхел, – прошептал юноша, но так, что расслышать его слова смогла только одна я.
Закончив перевязку, я усадила юношу поудобнее, повернулась лицом к мужчинам и представилась. Ортега окинул меня искренне заинтересованным взглядом. Глаза у него были черные и немного безумные.
– Редкая сеньорита способна так держаться в исключительных обстоятельствах! – галантно сообщил он. – Я выражаю вам свое безмерное восхищение! Ошибкой было бы не добавить, что так же безмерно я восхищен и вашей красотой, сеньорита Юлия!
Я растерянно поблагодарила, потому что внезапный интерес этого типа к моей персоне не сулил ничего хорошего. Я не считала правильным начинать знакомство с наркомафией сразу с верхушки.
– А этому парню не повезло, – заметил седовласый Мигель, кивая на неподвижное тело на полу.
– Меня больше волнует вот эта грязная тварь! – брезгливо сказал Ортега, указывая пальцем на террориста, который, отдышавшись, пришел в себя и теперь сидел, глядя на нашу компанию горящими глазами.
У него было довольно привлекательное, с правильными чертами лицо, темные густые волосы и матовая кожа. Над верхней губой пробивались тонкие усики.
– За этого подонка пусть волнуется его несчастная матушка, сеньор Ортега! – добродушно прогудел Мигель.
Они обменялись с Ортегой быстрыми взглядами, и я была готова дать в тот момент голову на отсечение, что они прекрасно знают друг друга и понимают с полуслова. Это меня насторожило, но то, что произошло дальше, ввергло в состояние полного шока.
– Здесь сквозит, – недовольно произнес Мигель, – давно пора прикрыть люк.
С этими словами он внезапно наклонился и сгреб симпатичного террориста в охапку. Тот попытался сопротивляться и даже выкрикнул с интонациями боли:
– Революция не простит вам моей гибели!
Но с таким медведем, как Мигель, ему было не справиться. Борьба оказалась очень короткой – послышался хруст сломанной кости и надрывный вопль молодого человека. Он сразу обмяк, и громила без труда подволок его к люку.
Все остальные застыли, не в силах поверить в то, что собирался сделать Мигель. Все, кроме одного человека – Ортеги, который вдруг забыл о своей королевской спеси, сорвался с места и, подскочив сзади к несчастному террористу, с остервенением пнул его каблуком щегольского башмака.
– Сдохни, собака! – выкрикнул он с ненавистью.
От его удара террорист вывалился из самолета и с замирающим криком исчез в темноте ночи. Мигель с удовлетворенной ухмылкой накатил люк на свое место и запер его. Ортега, раздувая ноздри, уселся на откидное сиденье и обвел нас мрачным пылающим взглядом.
– Эти псы застрелили двух моих парней, – объявил он, грозно встряхивая длинными волосами, блестящими, как вороново крыло, – хотели сделать Карлоса Сесара Ортегу предметом своего грязного торга! В нашей стране такие оскорбления не прощаются, сеньоры!
Мы подавленно молчали. Даже Доули, который тоже в какой-то мере мог считать себя отомщенным, был потрясен. Но вряд ли любые наши аргументы могли иметь сейчас вес. Эти люди превыше всего ценили силу, а сила целиком была на их стороне, особенно если учитывать, что в их руках было сосредоточено и все огнестрельное оружие. Поэтому никто не решился прокомментировать случившееся.
Валентин Сергеевич вообще находился в полуобморочном состоянии – он, едва живой, сидел на откидном сиденье напротив разгневанного Ортеги, не решаясь поднять глаза. Выглядел он при этом чуть получше парня, который остывал на металлическом полу, но, пожалуй, похуже белокурого Анхела. Вдобавок он очень не понравился Ортеге.
– Почему-то я до сих пор не слышал голоса этого вонючего гринго, – недобро заметил тот, останавливая на Быкове тяжелый взгляд.
Глава 6
Это замечание могло бы добить бедного Валентина Сергеевича окончательно, но, к счастью, он его не понял. В грохочущей коробке самолета повисла неприятная пауза.
Доули, который вполне прилично владел испанским, попробовал разрядить напряжение. – Надеюсь, сеньоры, наш лайнер для курящих? – громко спросил он и, достав из кармана пачку «Кэмела», любезно протянул ее Ортеге.
Наркобосс проигнорировал этот жест и вопросительно обернулся к Мигелю. Тот пожал могучими плечами и примирительно заметил:
– Все в порядке, сеньор Ортега! Я летел вместе с этим парнем из Нью-Йорка. Не могу поручиться на сто процентов, но мне кажется… – Тут он наклонился к уху Ортеги и что-то негромко ему сказал.
Тот задумчиво почесал переносицу и взглянул на Быкова с уже доброжелательным интересом.
– Почему же у него такой вид, словно он прошел сквозь канализацию? – укоризненно проворчал он.
Мигель, тяжело ступая, обошел его и присел рядом, откинув скрипучее сиденье. Они принялись о чем-то негромко переговариваться, причем я не раз и не два ловила на себе их не слишком деликатные взгляды.
Такой оборот событий совершенно меня не устраивал. Я догадывалась, о чем толкует мой бесцеремонный соотечественник. Не следовало ожидать, что в колумбийской сельве собрались одни недоумки. Мигель наверняка заодно с Ортегой, и сейчас они скорее всего обсуждают причины удивительного совпадения, которое свело в одном самолете троих русских, каждый из которых по-своему подозрителен.
Многое зависело теперь от того, в какой точке этой экзотической страны пилоту удастся посадить свой крылатый гроб. Если удастся посадить вообще. Если все мы окажемся в каких-то диких местах, будущее мое не назовешь завидным.
Но, кажется, та же мысль беспокоила и вельможного босса. Через некоторое время он прервал секретную беседу и, с раздражением посмотрев в сторону кабины пилота, бросил:
– Может быть, пообещать что-нибудь этому человеку? Мне не хотелось бы, чтобы он уронил нас куда-нибудь в ущелье…
– Он и сам этого не хочет, – заверил его Мигель, но тем не менее поднялся и сообщил: – Пойду побеседую – как там наши прогнозы…
Мигель протопал в нос самолета, а я села на скамейку между Доули и Валентином Сергеевичем. Быков посмотрел на меня и попытался улыбнуться – губы у него дрожали. Я ободряюще кивнула ему и обернулась к англичанину.
– Вы не решились закурить в присутствии таких особ? – спросила я по-английски. – На вас не похоже.
– Я потерял зажигалку, – с сожалением сообщил Доули. – А просить огня у таких головорезов слишком рискованно. Могут неправильно понять, – ухмыльнулся он.
– Да, здесь они не стесняются, – кивнула я. – Если бы вы мне не сказали, я бы ни за что не подумала, что этот сеньор питает слабость к импрессионистам. Скорей бы уж поверила, что он пьет человеческую кровь.
По металлической трубе гулял ветер, врывающийся в расстрелянные иллюминаторы. За его шумом сеньор Ортега не мог уловить, что беседа идет о нем, тем более что мы старались говорить тихо.
– Да, он человек многогранный, – подтвердил Доули. – Кстати, то же самое можно сказать и о всех присутствующих. – Он хитро посмотрел на меня. – Разумеется, в положительном смысле. Вы тоже удивили меня. То, что мне удалось сохранить присутствие духа и даже добраться до самолета, все-таки имеет некоторые предпосылки – я служил в морской пехоте, да и позже побывал во многих переделках. Но то, что сотворили вы, невольно наводит на некоторые размышления…
– Знаете, – сказала я, многозначительно посмотрев ему в глаза. – Размышлять я не могу вам запретить, но настаиваю, чтобы любые размышления насчет моей персоны вы хранили в самом дальнем уголке мозга, договорились? Я не люблю публичности.
– Я об этом догадался, – медленно сказал Доули. – Можете положиться на меня, слово джентльмена. Тем более, возможно, у нас с вами сходные интересы…
– Интерес у меня один – добраться к своему брату, – отрезала я. – Он и так уже сходит, наверное, с ума от тревоги.
– Да, вероятно, – сказал Доули. – Но все-таки он сейчас в лучшем положении, чем родственники того бедолаги, что спит вечным сном на полу нашего самолета. Вашему брату есть на что надеяться.
– Пока, – заметила я.
Вернулся Мигель и с мрачным видом опустился на сиденье. Автомат, болтающийся у него под мышкой, был похож на детскую игрушку. Мигель обвел нас немного злорадным взглядом и провозгласил:
– Горючее на исходе. Начинает светать. Мы в двадцати милях от Аякучо. Пилот говорит, что попробует посадить машину на маисовое поле. Это единственная и последняя возможность, поэтому нам осталось совсем немного, чтобы привести в порядок свои земные дела… – Он коротко хохотнул, весьма довольный своей шуткой и, сунув руку в боковой карман пиджака, достал оттуда короткую сигару и зажигалку.
Репортер покосился на зажигалку с затаенной завистью, но не шелохнулся. Его неожиданно выручил не кто иной, как сам сиятельный Ортега. Словно проснувшись, он посмотрел по сторонам каким-то необычным смиренным взглядом и тоже достал из кармана своего золоченого пиджака изящную пачку с тонкими сигарами. Поднявшись со своего места, он церемонно предложил сигары всем поочередно. Раненый юноша и я отказались. Доули и Быков испытывать судьбу не стали и приняли подношение. Правда, из дрожащих рук Валентина Сергеевича сигара тут же выпала и закатилась в какую-то щель. Ортега слегка усмехнулся и вернулся на свое место. Мигель поднес ему огня, а потом прикурил сам. Наконец он небрежно перебросил зажигалку Доули.
Салон наполнился табачным дымом, который, впрочем, быстро сдувало ветром, рвущимся из иллюминаторов. Как я догадывалась, мужчины испытали огромное облегчение – теперь они спокойно могли смотреть смерти в глаза. Мы с некурящим Валентином Сергеевичем были лишены даже такой немудрящей поддержки. Другое дело, что смысл всех речей ускользал от моего земляка, и вряд ли его в этот момент беспокоило будущее. Он все еще терзался недавними воспоминаниями.
Между тем за бортом самолета действительно посветлело. Обернувшись к уцелевшему иллюминатору, я посмотрела наружу. Зрелище было поразительное – повсюду, насколько ухватывал глаз, расстилалось море дикой растительности. Переплетенные кроны тропических деревьев сочились седыми струйками испарений, которые, сливаясь, превращались в клубящиеся полупрозрачные облака, стелющиеся до самого горизонта. Грозно выступающие вдалеке горные цепи тоже тонули в сером мареве. Все это казалось каким-то диковинным видением. Глядя на раскинувшийся под нами пейзаж, я не представляла, где здесь можно посадить самолет. Даже такой дырявый, как наш.
Однако у пилота были, по-видимому, свои соображения на этот счет. С упорством обреченного он продолжал тянуть машину одному ему известным маршрутом, постепенно приближая ее к земле.
Наверное, что-то все-таки не сошлось в его расчетах, потому что вдруг из-под днища – буквально под нашими пятками – раздался леденящий душу треск и скрежет. Самолет шатнуло. Мы все побледнели и инстинктивно вцепились руками в сиденья.
К счастью, треск так же внезапно оборвался, самолет выправился, но зато в иллюминаторах замелькало что-то зеленое, серое, бесформенное и угрожающее. Мне показалось, что весь мир вокруг встал дыбом.
Потом опять затрещало, засвистело, и сильнейший удар сбросил нас со своих мест. Сильно стукнувшись плечом о какую-то переборку, я полетела на пол. В глазах потемнело.
А самолет тем временем, вспахав маисовое поле стальным брюхом, замер на самом его краю, выглядывая из уцелевших зарослей кукурузы, как диковинное, смертельно раненное чудовище.
Минуту или две никто из нас не шевелился. Трудно было понять, живы мы или уже нет. Потом я села и осмотрелась – в иллюминаторы вползал зыбкий серый свет утра. Душный воздух с запахами свежей растительности, машинного масла и ржавого железа казался липким и густым, как патока. У меня немилосердно болело ушибленное плечо, а еще левое колено. Мой брючный костюм выглядел так, словно я ползала в нем по свалке. Манжеты блузки покрылись пятнами. Сознание того, что я выгляжу как обитательница трущоб, причиняло мне муки едва ли не большие, чем физическая боль. То, что спутники выглядят не намного лучше, было слабым утешением.
Рядом со мной кто-то зашевелился и выругался вполголоса, и я увидела отливавшее темным золотом плечо и вороненую прядь, упавшую на смуглое лицо. Ортега сел и, болезненно морщась, принялся себя ощупывать. Удовлетворившись результатами осмотра, он встал и подал мне руку. Поднявшись с его помощью, я прежде всего нашла белокурого юношу – он был без сознания, сквозь повязку проступила кровь. Пока я пыталась привести его в чувство, поднялись на ноги все остальные. Из кабины вышел и пилот – он оказался полным, почти лысым человеком с большим кривым носом и безразличными голубыми глазами.
Остановившись посреди салона, он громко и отчетливо сказал, ни к кому персонально не обращаясь, словно размышляя вслух:
– Они заплатили мне хорошие деньги и сказали, что повезут груз на побережье. Речь шла о нескольких ящиках! Я ждал их на следующее утро, но машина у меня была готова с вечера – если хочешь заработать деньги, то готовишь все заранее. Я уже спал, когда они вошли и сунули мне под нос револьвер… А что бы вы сделали на моем месте? Теперь я разорен! – Он замолчал и, ни на кого не глядя, направился к люку.
Громадный Мигель, которого по инерции отбросило к самой переборке, тоже уже поднялся и подошел к нам. Его стальной костюм был покрыт ржавчиной, пиджак лопнул по швам.
– Выбираемся, сеньор Ортега? – спросил он.
– Разумеется! – сердито отозвался наркобосс. – Или ты решил, что я буду сидеть в этой мышеловке, пока не испекусь, как тортилья?
Люк уже был открыт, и мы один за другим попрыгали на землю. Очухавшемуся Анхелу помог спуститься англичанин. Он же подхватил юношу под руки и повел туда, где виднелся просвет среди маисовых зарослей. Остальные потянулись за ними.
Теперь я смогла в полной мере оценить все прелести тропического климата. Солнце только начинало подниматься, но уже стало невероятно душно – воздух, насыщенный испарениями и терпким запахом перемолотой листвы, затруднял дыхание. Отроги высоких горных хребтов, что окружали со всех сторон долину, были покрыты буйной растительностью тусклого зеленого цвета. Солнечные лучи тоже казались тусклыми – пробиваясь сквозь плотный серый воздух, они наполняли его неярким лимонно-желтым свечением. Все это слишком мало походило на рекламные открытки и больше напоминало грандиозную парилку. Больше всего сейчас мне хотелось залезть под прохладный душ.
Рядом со мной шагал Валентин Сергеевич. Он пошатывался при ходьбе и беспрестанно утирал рукавом потеющее лицо. Его бледные щеки покрылись синеватой щетиной, глаза покраснели и слезились. Выглядел он человеком, который в этой жизни потерял уже все, даже надежду.
– Знаете, Юлия, – вдруг сказал он с отчаянием, не глядя на меня. – Я, кажется, уже не хочу работать в этой стране. Я сыт ею по горло. Вы видели, как этого беднягу вышвырнули из самолета? Это чудовищно!
Это было не совсем то, что мне хотелось бы от него услышать. Конечно, хорошо, что блудный сын осознал свои ошибки, но, если он спасует, моя поездка потеряет смысл – когда еще мы дождемся следующего набора судостроителей?
– Не отчаивайтесь, – сказала я. – Вам просто нужно отдохнуть, принять душ и пообедать. Тогда жизнь предстанет перед вами совсем в другом свете.
Валентин Сергеевич обреченно покачал головой.
– Вам легко говорить, – неприязненно заметил он. – А мне что делать? В чужой стране, без знания языка, без денег… Даже не знаю, куда сейчас идти…
– Я точно в таком же положении, что и вы, – несколько раздраженно напомнила я, – но не падаю духом. Нужно просто добраться до Боготы, а там нам помогут. Думаю, брат не откажет в приюте соотечественнику. Да и какой-то суммой он наверняка сможет вас ссудить.
– У вас хотя бы есть брат… – капризно пробубнил Быков.
– Но вас, кажется, тоже ждет какой-то Люсьен?
– Знаете, – сказал Быков, понижая голос. – Признаться, мне не хочется встречаться с этим типом. Если честно, то этот бизнес… ну, в котором мне предложили участвовать… он не вполне законный, понимаете? Что, если Люсьен окажется таким же грязным подонком, как эти двое? Кстати, вы случайно не знаете, кто они такие? – Он обратил ко мне тревожный, измученный взор.
– Тот, что в золотом пиджаке, – сообщила я, – очень большой босс, говорят… В очень специфической области, правда… А здоровый, с седыми волосами – наш земляк, как ни странно. Разве вы с ним не перекинулись хотя бы словом, когда летели в «Боинге»?
– Я же не знаю языков, – обиженно напомнил Быков, – поэтому старался ни с кем не разговаривать…
Наконец наша группа выбралась из зарослей и остановилась на краю маисового поля. Мы увидели, что примерно в километре от нас раскинулся небольшой городок, возле которого пролегала нитка автомобильного шоссе. Издалека городок казался очень уютным – белые одноэтажные домики, островерхая церковная башенка, маленькая пустая площадь.
– Аякучо, – с презрением констатировал Мигель, сплевывая на землю. – Дерьмовый городишко! Поезд до столицы стоит две минуты, и ждать его придется до самого вечера…
– Вы знаете, во сколько мне обойдется восстановить самолет? – неожиданно высоким голосом горестно воскликнул пилот. – Целое состояние!








