Текст книги "Чертовски весело"

Автор книги: Марина Серова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

* * *

Так-с, поглядим. Вечер. Тепло. Травка зеленеет, солнышко блестит. В такое время, насколько я помню, Генрих со своими братками на дачу выезжал обычно. Любит он, поганец, водочки на природе попить и на травке, которая зеленеет, с девушками поваляться.

Вот и поваляемся.

Я пересекла двор григорьевского дома. Никогда я еще здесь пешком не ходила. А вот мы сейчас срежем через подворотню, а то по проезжей части обходить долго. Через два двора обходить.

Я свернула в подворотню. По-моему, если сейчас пройти насквозь, то прямо на автобусную остановку и выйду – там с улицы выход виден. Через деревянные ворота, они, вроде, всегда открытые.

Подворотня была не прямая. Примерно на середине она поворачивала – девяносто градусов угол – круто поворачивала.

Никого, полутьма. Мне пришлось почти вплотную подойти к воротам, чтобы увидеть, что они заперты.

Та-ак. Я застыла на месте, прислушиваясь. Случайность? Или нет?

Сзади заворчала машина. Кто-то медленно въезжал в подворотню.

Это не случайность! Попалась, как… мышка Джерри.

Вообще-то не попалась еще. Машина двигалась медленно – очень темно было, я бросилась назад и успела добежать до поворота. Здесь они меня не сразу заметят. Сейчас машина минует поворот и…

Гул двигателя приблизился и стих.

А они оказались умнее, чем я думала. Хлопнули дверцы – все четыре дверцы разом, и я услышала негромкие шаги.

Осторожно идут. Три… нет, четыре человека. Тихо брякнуло железо. Затвор. По-моему, пистолет «ТТ». Да, точно «ТТ».

Серьезно подготовились.

А раз так, то если даже я и выскользну отсюда, незамеченная в темноте, то из подворотни мне все равно не выйти. Этих ребят наверняка кто-то сзади прикрывает.

Послышался рокот двигателя еще одной машины. Ну, все так, как я и говорила. Машина остановилась.

Те четверо, что шли впереди, находились уже в паре шагов от меня. Я затаила дыхание. Из второй машины никто не вышел – тылы прикрывают.

Да, хорошо обложили, грамотно.

Стараясь двигаться как можно тише, я сняла с ноги туфлю с высоким каблуком. Нажатие пальца – и железная набойка с каблука слетела, обнажив острие стального шипа. Это я сама придумала, обожаю такие штучки – еще с армии привычка осталась.

Первого, вышедшего из-за поворота, я пропустила – он не заметил меня; второго пропустила тоже и третьего пропустила. Четвертый – парень с меня ростом – шел примерно на расстоянии трех шагов от своих братков. Новичок, наверное, боится вперед лезть.

Не надо бояться. Я бесшумно выступила вперед, подняла туфлю со смертоносным шипом и резко и точно вогнала шип парню в бедро.

Так, хорошо получилось – он не успел вскрикнуть. Кровь три раза струйками выстрелила из раны, я подхватила тело и осторожно опустила его на землю возле стены – острие шипа было обработано специальным, также мною составленным нервно-парализующим составом. Человек, в кровь которого попало хотя бы несколько капель этого вещества, просто вырубался. По крайней мере, часа на три.

Тем временем трое оставшихся дошли до закрытых ворот. Меня они там, конечно, не обнаружили, чем были непомерно удивлены и встревожены.

– Эй! – негромко позвал один из них.

Я присела на корточки над лежащим без сознания парнем. Где у него ствол-то? Ага, вот он. Ого, «кольт». Хорошая пушка – старинная, надежная.

Я выпрямилась.

– Пашка! – вдруг услышала я. – Пашка, где ты? Павел пропал куда-то… – и истошное: – Вон, в углу, смотри! В углу она там!

Черт, заметили!

Беспорядочно стреляя, они бросились ко мне. Ну не страшно это. Сразу видно непрофессионалов. Я отскочила назад, к их машине. Вторая машина стояла метрах примерно в десяти, у входа в подворотню. Так что оттуда вряд ли меня увидят – темно здесь.

Рывком открыв дверцу их тачки, я прыгнула внутрь, завела машину – ключи торчали в замке зажигания – и включила фары.

Все, голубчики. Парни остановились – свет слепил им глаза, – совсем деморализованные. Вот тут-то и пощелкать их из этого «кольта», как куропаток в сезон охоты, но, видно, несколько лет гражданской жизни наложили на меня все-таки свой отпечаток. Я пристрелила только первого, кто кинулся на машину. Остальные сразу же упали на землю, стрелять даже прекратили.

Зато загремели выстрелы сзади. Зазвенело разбитое стекло. Я пригнулась и рванула рычаг переключения скоростей. Взревел мотор. Ребятки, лежавшие перед машиной, с воплями откатились в стороны. Две пули разнесли зеркало заднего вида, секунду спустя вдребезги разлетелось лобовое стекло.

Ого, вот это штурмовой огонь!

Набирая скорость, я выкатилась за поворот и, выстрелив несколько раз наобум назад, рванула прямо на ворота, машина не моя – чего жалеть. Вот пробиться бы…

Машина с грохотом влетела в деревянные ворота, сквозь разбитое стекло на меня посыпались щепки и рухнул сноп солнечного света – прорвалась!

Сзади бессильно громыхнули два выстрела.

* * *

Нет, два покушения за два дня – даже для человека с моим опытом и моей подготовкой – это немного… того.

Самое интересное, что выслеживают и нападают на меня тогда, когда я, проводив Григорьева, направляюсь куда-нибудь по своим делам. А если связать покушения на меня и кражи григорьевских документов? Тогда осведомитель, направляющий злоумышленников, должен быть связан с банком. Либо он работает там, либо… либо не работает. Может, он семечками торгует у «Булет-банка»? При входе-выходе?

Да нет, чушь. Нет там никаких торговцев семечками. При входе-выходе.

Тогда что?

И как это я не могу слежку засечь? Если я не могу засечь слежку, значит, следит кто-то из своих. В смысле – кто-то из тех, кого я не могу подозревать. И тут же справедливый вопрос – тук-тук, кто там?

Кто там?..

Я снова проснулась ни свет ни заря – в пять часов утра. Опять ерунда всякая снилась.

Я вышла на балкон, сон не уходил, лип по стенам комнаты – вот я и вышла на балкон. Курить не хотелось. В комнату идти обратно – то же.

Тети дома не было, она на дачу уехала, и я до шести часов проторчала на балконе – нервы совсем что-то. Никогда такого не было, чтобы нервы…

Лечиться уже надо. Или жениться. Не хочу лечиться, а хочу жениться. Я тряхнула головой, сжала виски руками, сконцентрировалась на участке мозга, отвечающем за мои воспоминания, и выплюнула сон в забалконное пространство.

Все. Ты смотри, помогают мои институтские уроки прикладной психологии.

Завтракать я не стала, выпила стакан чаю и пошла в банк. Сегодня же после дежурства своего к Генриху закачусь. Если это он, падла…

* * *

Когда я подошла к банку, часы мои показывали десять минут восьмого. Рань какая. Никого еще, наверное, нету здесь. Один Александр Владимирович, может быть, притащился. Пораньше начал работать, чтобы документы опять на ночь домой не волочь.

Не доверяет мне, значит. Вернее, не надеется на мою помощь. Черт, стыдно-то как.

Не-ет, надо включаться как следует и работать на полную катушку. А то всю репутацию порушу.

Огромная стеклянная дверь банка, похожая на стенку аквариума, была закрыта. Я позвонила – не стоять же здесь на пороге, дожидаясь начала рабочего дня. Хоть в приемной посижу, хоть в вестибюле, если Александр Владимирович еще не пришел.

Я позвонила еще раз и прильнула к стеклу. К двери, вяло передвигая ноги, как больной в тапочках, приближался охранник. На его лице ясно читалось: десять минут восьмого, не начался еще рабочий день, не пущу.

Охранник оглядел меня, махнул рукой и отвернулся. Я прижала кнопку звонка и не отпускала пальца до тех пор, пока охранник не открыл мне дверь.

– Вы чего, дамочка? – ощерился он. – Русским языком же… Подождите часок!

Вот, я еще с обслуживающим персоналом буду…

– Без работы захотел остаться? – поинтересовалась я, отодвигая его в сторону. – Так останешься.

– Эй, эй, – оторопело завякал парень.

Он схватил меня сзади за рукав, я легко вырвала руку и проследовала к лестнице.

– Колян! – завопил за моей спиной обалделый страж. – Колян, иди сюда! Тут какая-то…

Колян показался, когда я ступила на первую ступеньку лестницы. Моя нога, занесенная уже на вторую ступеньку, застыла в воздухе и медленно вернулась в исходную позицию.

– Привет, Колян, – поздоровалась я.

Я узнала его. Он тоже меня узнал, клацнул от удивления челюстью и отступил за порог комнаты, из которой только что вышел, наверное, помещения для охраны.

– Привет, Колян, – повторила я, приближаясь к нему, – охраняешь, значит. Как же это – мы уже второй день коллеги, а до сих пор не виделись?

* * *

С Коляном мы, так сказать, познакомились два года назад. Правда, звали его тогда не Колян вовсе, а Петя. Петя, или Череп. Петя-Коля-Череп работал тогда на Генриха Юсина.

То ли правой рукой Генриха был, то ли еще что-то в этом роде. Точно знаю только, что не последнее место он в банде занимал. Еще знаю, какие-то трения у него с Генрихом были. Не помню, какие.

А собственно знакомство наше состоялось, когда Петя-Коля-Череп зашел в офис к Селиверстову, у которого я тогда работала. За данью зашел.

Меня он тогда не знал, меня еще и Генрих не знал. В общем, если опустить безобразную сцену в офисе… Короче говоря, после нашей первой встречи Петя пролежал две недели в городской больнице с металлическими фиксаторами на челюсти.

После этого он всегда со мной разговаривал вежливо.

* * *

Я вошла вслед за Коляном в комнату охраны и прикрыла за собой дверь.

– Здравствуй, Петенька-Коленька, – поздоровалась я.

– Здравствуй… те, – запнувшись, ответил он.

Мы помолчали.

Петя-Коля запустил палец в обширную свою ноздрю и деликатно покашливал.

– Давно Генриха видел? – осведомилась я, присев на один из двух стульев, стоявших в комнатке.

– Давно, – вынув палец из носа и широко открыв глаза, признался Петя-Коля.

– Ой ли? – не поверила я. – А мне кажется, что вчера только вы с ним общались. По поводу, кстати, моей персоны.

– Не общались, – уверил меня Петя-Коля.

Я вздохнула, хрустнула суставами пальцев, разминая руки, и сделала шаг вперед. Петя-Коля попятился, потом остановился и зачем-то скрестил руки на груди:

– Да не общался я! – выкрикнул он. – Я ушел от Генриха! – Он все-таки отступил на шаг, хотя я не двинулась с места. – Генрих меня сам уже полгода ищет! Я по чужому паспорту живу! Я это… завязал! Я бы в другой город уехал, если бы мне работу хорошую не предложили… Я завязал!

От неожиданности я опустила руки:

– Чего?

– Завязал, – неожиданно твердо повторил Петя-Коля.

Я наклонила голову, почесала мизинцем левую бровь и переступила с ноги на ногу. Все равно ничего не поняла. Коля-Петя-Череп – и завязал? И это не он осведомлял Генриха о моем местонахождении?

Сомнительно это все, но… можно проверить.

– Сядь туда! – указала я на стул у противоположной стены. – И лучше не вставай.

Я подошла к телефону, отыскала на висящем рядом на стене списке телефонных номеров внутренней банковской связи номер телефона Григорьева и позвонила. Мне ответил сам Александр Владимирович, секретарши еще не было, а он уже пришел.

– Александр Владимирович? Это Женя вас беспокоит. Вы можете одного человечка под стражу взять? В смысле подержать его под замком несколько дней?

Коля-Петя-Череп что-то протестующе вякнул.

– Алло! Алло! Это вы, Женя? Какого человечка? Вы где вообще находитесь?

– Здесь я нахожусь, на первом этаже. Ну, можете? Под стражу?

– Возможно, в принципе… А что за человек?

Я взглянула на моего пленника, он покорно назвал свое новое имя.

– А-а, начальник охраны, – узнал Григорьев. – А что он натворил?

– Не знаю пока, – ответила я и уверенно потом добавила: – Но выясню.

– Я спускаюсь, – сообщил мне в трубку Александр Владимирович, – на первый этаж к тебе.

Повесив трубку, я повернулась к Коле-Пете:

– Ну, ты… имя твое легион, колись, где Генриха найти можно?

К моему удивлению, Колян протестовать не стал и отнекиваться, что не знает, тоже не стал. Он подумал немного и сказал:

– Он на карасевской даче сидит, по-моему. Я не уверен, но там можно посмотреть.

– Ты ж говорил, что не общаешься с Генрихом? – удивилась я. – А такие сведения. Откуда? Сдается мне, Коля-Петя…

– Ну, с Генрихом я, положим, не общаюсь… – уклончиво ответил он.

– Так ты завязал или нет?

– Завязал, – снова твердо заявил Коля-Петя.

– Ладно, – вздохнула я, – потом разберемся. Вон уже и Александр Владимирович идет.

В комнату вошел Александр Владимирович.

Глава 5

Не-ет, пора кончать с этим. Не верю я рецидивистам. Уж больно странно, что человек Генриха работает в этом банке. Да еще начальником охраны. Надо съездить к Генриху. Конечно, подозрительно, что Коля-Петя так легко рассказал о его местонахождении. Но… это ведь лучше, чем ничего. И притом, если это ловушка, за себя я постоять всегда могу.

В общем, уговорила я Александра Владимировича взять в этот день очередной выходной и поехала на карасевскую дачу. Наносить визит старому другу Генриху.

До карасевской дачи я добралась часам к десяти – не так далеко она от города. А десять часов – время хорошее. Это для тех, кто знает, как подобные Генриху товарищи проводят свой досуг на даче.

Небось, только что проснулись, похмелиться еще не все успели, женщины полуодетые по комнатам слоняются, кругом вонь, блевотина, пустые бутылки.

Короче говоря, времени для разговора лучше и быть не может.

Я легко взобралась на высокий металлический забор и, пытаясь не пораниться о колючую проволоку, натянутую поверх забора, спрыгнула во двор дачи Карасева.

Теперь пойдем поищем Генриха. Я не стала маскироваться на этот раз. Лучше будет, если Генрих меня узнает. Сразу узнает.

Удивится…

Дача была… ничего себе: везде деревья-деревья, кусты-кусты – настоящий сад, а в середине – большой бассейн. Я подошла поближе; правда, вода там не особенно чистая, да еще бутылки пустые плавают, зато – бассейн.

– Эй! – окликнули меня тонким, хотя и осипшим голоском.

Я обернулась. К бассейну, пошатываясь и икая поминутно, – как часы с маятником – приближалась полуодетая девица с миловидным опухшим личиком. В заметно дрожащей руке она держала переломленную пополам сигарету.

– Дай… прикурить. – Она подошла ко мне вплотную, и я, человек подготовленный и опытный боец, не поморщившись, проглотила чудовищную дозу крепчайшего перегара.

Затянувшись несколько раз, зажимая пальцем место слома на сигарете, она подняла на меня мутные – точь-в-точь вода в бассейне – глаза:

– Че-то я… тебя не помню…

– Ну как же это? – обиделась я. – Вчера с тобой на брудершафт пили-пили, а теперь не помнишь.

Девица надолго задумалась.

– В натуре, пили? – произнесла она наконец. – А я… – тут голос у нее сорвался. – Черт! Ни хрена не помню… Телек со второго этажа выкинули – помню, на крыше голыми танцевали – тоже помню. В бассейне… это… – помню, – она прокашлялась, еще несколько раз затянулась и виновато посмотрела на меня.

– Ну ладно, – добродушно махнула я рукой, – потом вспомнишь, ничего страшного.

– Ага… – она тяжело вздохнула, присела на край бассейна и, покачиваясь, смотрела в воду.

– А я вот проснулась, – начала я, – похмелилась уже. Хожу теперь Генриха ищу. Куда подевался? Не видела Генриха?

– А? – Девица зачерпнула воды в горсть и брызнула себе на лицо. – Генриха-то? Да он под вишнями лежит. – Она показала рукой. – Че-то плохо ему…

– Понятно, – обрадовалась я, – пойду в чувство приводить.

Девица попыталась ухмыльнуться и чуть не упала в воду – так ей было нехорошо.

– А как тебя зовут-то? – крикнула она мне вслед. – Может, вспомню.

– Манька-Облигация, – обернувшись, ответила я.

Девица отреагировала почти мгновенно:

– Вспомнила! Манька-Облигация! Че-то я про тебя слышала…

Да неужели? Ну и хорошо, что слышала.

Да, все так, как я предполагала, – утро седое, утро туманное. Надо понимать, боеспособность карасевской и генриховской охраны на нуле.

А-атлично!

Я пошла в направлении, указанном мне похмельной девицей, и очень скоро заметила бело-волосатую студенистую массу. Я подошла поближе. Масса оказалась прилегшим под деревом Генрихом, которому было «че-то плохо».

А он мало изменился, потолстел только еще – ну и туша.

Ну чего, надо человека в чувство привести, как обещала. Я пихнула ногой вяло колыхнувшееся брюхо:

– Генрих! Ге-енрих, душка, вставай!

Брюхо ухнуло, буркнуло и утробно послало меня, куда подальше; невозможно было поверить, что звуки этой речи созданы голосовыми связками.

– Ге-енрих! Соберись.

– Отвали… в… чтобы не было… на хрен…

Не узнал, значит.

Я наклонилась над ним и похлопала по щекам. Основательно так похлопала, с чувством. Веки Генриха поползли вверх, тяжело, как перегруженный лифт. Я заглянула в бессмысленные его глаза и выжидательно улыбнулась.

Генрих с минуту сосредоточенно изучал мое лицо, потом снова слепил веки. Никак то есть не отреагировал.

Я обескураженно поднялась. Ничего себе, всего ожидала – вспышки ярости, презрения, ненависти, страха… А тут – вообще ничего. Никаких эмоций.

Может, он не узнал меня?

Да нет. Это до каких же синих чертей напиться надо, чтобы не узнать человека, смерти которого желаешь… до смерти?

Честно говоря, я растерялась. Генрих не притворялся, уж я-то его знала отлично, не такой он человек.

Так!

Я еще раз с остервенением пнула бесчувственного Генриха. Он глухо застонал и сел. Покачнулся, оперся на руки и утвердился на заднице. Я присела на корточки и уставилась ему в глаза, и лицо свое подставила к его лицу.

– Ну? Узнаешь меня?

Генрих поморгал, душераздирающе зевнул. И вдруг замер, вытянув ко мне шею.

– Же… Евгения Ивановна? – спустя минуту хрипло спросил он.

– Максимовна, – поправила я.

– А?

– Евгения Максимовна я, – подняла я голос. – Ну что, Генрих, сразу колоться будем? Или желаем помучиться?

– А чего я сделал-то? – возмущенно захрипел Генрих. Он немного подумал и на всякий случай опасливо от меня отодвинулся. – Я Селиверстова больше не трогаю. Вообще не видел его!

– Давай вместе подумаем, что ты натворил, – предложила я, присаживаясь рядом на травку. – Думай, Генрих, если дорожишь… здоровьем.

Генрих послушно наморщился. Из его приоткрытых губ на расползшийся живот свесилась струйка прозрачной слюны. Прошло минуты три.

– Да чего ты привязалась-то?! – похоже, что искренне воскликнул, наконец, Генрих. – Я тебя не трогаю, и ты меня не трогай! – Он оглянулся по сторонам – а не было по сторонам никого.

Не врет. Точно знаю. Я психологии все-таки обучалась.

Хотя на таких примитивных личностей, как Генрих Юсин, никакой психологии не надо – у них, как говорится, на лбу все написано.

– Ладно, – я поднялась на ноги, Генрих с заметным облегчением вздохнул, – допустим, верю. Но смотри… Если узнаю…

– Да чего узнаю-то? – завопил Генрих, очевидно, в надежде, что кто-нибудь придет его спасать. – Чего ты все?.. Я ж не трогаю тебя!

Надо действительно уходить. А то, правда, прибегут на генриховские крики бритоголовые какие-нибудь, драка, то се. Да и проблем потом не оберешься – все-таки группировка Генриха одна из самых влиятельных в городе.

– Ну хорошо, – развела я руками, – это я так просто зашла. Навестить. Не видела тебя давно. Все. Нет так нет. На нет и суда нет. Ухожу.

Генрих злобно что-то пробурчал, а я вспомнила:

– Слушай, Генришок, а твой Петя-Череп далеко? Я бы с ним еще повидалась, а?

– Нет Черепа, – до Генриха, очевидно, дошло, что бить его не будут, и отвечал он поспокойнее, – то ли убили его, то ли че… Пропал человек. Я его искал сначала – должок за ним был. Ну, а потом… Убили его, наверное.

Вот так-так.

Я вздохнула. Не врет он. Если б он врал, я бы сразу его раскусила. Как и раньше раскусывала. А сейчас – не врет он.

Я опять вздохнула.

Это что же значит? Это не Генрих на меня покушения устраивал? А Коля-Петя-Череп действительно, выходит, завязал? Новую жизнь начал? Ну и дела. И с документами Григорьева, значит, не Генрих шерудил?

А кто же тогда? И документы, и покушения, и слежка – кто тогда? Я вздохнула еще раз. Вздыхай не вздыхай, а надо новую версию разрабатывать, никуда не денешься.

– Ну пока, Генрих-Генришок, – я похлопала его по водянистому, с синими разводами вен, животу, – эх, ты… заворот кишок.

* * *

К двум часам дня я была уже у подъезда дома Александра Владимировича. Если угроза исходит не от Генриха, то следует мне, наверное, навестить Григорьева. Кто его знает, может, в мое отсутствие…

Я подошла уже к самому подъезду, когда дверь открылась, и собственной персоной Валерий Петрович Задовский вышел из подъезда. Увидев меня, он несколько смешался и по всегдашней своей привычке протянул мне руку. На рукопожатие я ответила, отчего он смешался еще сильнее.

Ничего себе сюрпризики сегодня… Чего это Задовский тут делает?

– Я, понимаете, Александра Владимировича зашел навестить, – ответил на незаданный вопрос Задовский. Он как-то обескураженно улыбнулся, – Александр Владимирович второй выходной берет за неделю… Я думал, что он заболел, а он…

– А он? – переспросила я, ожидая ответ вроде «а он расчлененный лежит».

– А он того… – снова растерянно сказал Задовский, – с женщиной там. Дома. Вот так вот.

Ну дела. Чего это Григорьев развлекаться вздумал. Это была моя первая мысль. А вторая – неплохой этот Задовский все-таки человек.

– А вы к нему шли? – спросил меня Задовский. А то непонятно, куда я шла!

– К нему, – ответила я, – но, если уж женщина, тогда, пожалуй…

– Ага… – зачем-то проговорил Валерий Петрович, – а потом куда хотели направиться?

– В цирк! – совершенно для себя неожиданно выпалила я. Зачем я это сказала Задовскому? Уж кому-кому, а Задовскому этого говорить не надо было!

Задовский только плечами пожал. И ненадолго замолчал.

Черт, неловко так вот у дверей подъезда стоять и молчать.

– Как же вы его оставили-то? – спросил меня Задовский. Чтобы разговор поддержать, надо думать, спросил.

– Не оставляла я его, – почувствовав досаду, проговорила я, – я велела дома ему сидеть. И никому, между прочим, дверей не открывать. А кто, кстати, у него? Какая женщина?

– Да жена его бывшая, – просто ответил Задовский, – Юлия Львовна, у них вроде второго романа завязывается. Я зашел, а там – шампанское… цветы… музыка играет.

– Музыка… – мне вдруг, неизвестно почему, жутко захотелось туда, где музыка, шампанское и цветы. Я все-таки женщина. Не круглые же сутки я – телохранитель.

Я и не заметила, что мы с Задовским идем уже от подъезда по направлению к его машине.

– Вот черт, – негромко проговорил, как бы про себя, Валерий Петрович, – мне теперь часа три придется бездельничать. Из-за этой мыльной оперы.

Я не успела посочувствовать ему по этому поводу, как вдруг Задовский остановился – мы были уже в двух шагах от его машины – и предложил мне:

– А давайте, Евгения э-э… Максимовна, я вас в ресторан приглашу. Тысячу лет уже в ресторане не обедал. С красивой женщиной.

Ой, то, что надо! Прямо, как будто желание мое угадал!