Текст книги "Мишень для сердечных ударов"

Автор книги: Марина Серова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Неужели…

– Впрочем, я не намерена обсуждать с тобой финансовые дела нашей семьи. Сам понимаешь, на бутылки не разгуляешься, бутылки – это хобби. На завтрак в «Макдоналдсе» хватает, и ладно. Ну, некогда мне с тобой разговаривать, сейчас молодежь на улицы выйдет, пиво покупать начнет, доходная кривая резко возрастет. Привет дочке. Кстати, не находишь, что мы с ней похожи? Не мычи, говори правду. Я привыкла к комплиментам.

Пока никто меня не застукал, я послала ему воздушный поцелуй и выскользнула за дверь. Прошла в свою комнату через гараж, приняла пристойный вид и спустилась вниз. Алинка уже «вернулась домой» и отчаянно кокетничала с Сашей, строя из себя светскую даму.

– Один-один, – пробормотала я, поправляя кочергой дрова в камине.

* * *

Со дня на день все должно было проясниться, а у Катьки и Яковцева все не хватало решимости сделать главный шаг. Результаты прослушивания показывали, что бабулю разрывают противоречия: с одной стороны, в ней говорит жадность, очень хочется ежемесячной дотации, которую сулит ей Катька, с другой – осторожность. Валентина Борисовна не страдала старческим маразмом и догадывалась, что подобные сделки иногда укорачивают жизнь одной из сторон. Эта нерешительность могла мне все испортить. Успех зависел буквально от минутной, если не сказать секундной, точности.

Я решила несколько катализировать процесс. На следующий день дождалась Катьку в подъезде, прижала ее к стенке и зашипела прямо в лицо:

– Слушай, подруга, ты кончай мою бабку обрабатывать. Я ее первая нашла, я на нее уже месяц горбачусь. Думала, сделала укольчик, и все? За это тебе квартирка обломится? Я, понимаешь, с авоськами по магазинам, с половой тряпкой по углам, кота ее облезлого выгуливаю, а она, чистенькая такая, пришла и все захапала! В общем, я тебя предупредила. Не отстанешь, глаза выцарапаю! И вообще, пока ты репу чешешь, я ее уже уломала. Через три дня квартира моя будет, так что больше тута не рисуйся.

Катька сначала испугалась, но потом поняла, что перед ней нищая работница собеса, с силой оттолкнула меня и парировала:

– Твое дело горшки выносить, вот и выноси. А не отстанешь, посмотрим, кто кому и что выцарапает.

Очень хорошо. Эта встреча заставит ее ускорить подписание завещания и замедлить доведение бабуси до могилы: слишком скорая кончина старушки может вызвать едкую зависть соперницы и, как следствие, месть в форме заявления в милицию.

В эти дни я, не отрываясь, прокручивала записи из квартиры Валентины Борисовны. Пока Катька вела себя безукоризненно, но я пригрозила, что квартира вот-вот перейдет ко мне, значит, не позднее чем за день до объявленной мною даты она должна привести к ней нотариуса.

Расчеты меня не обманули: ей, наконец, удалось сторговаться с Валентиной Борисовной. Они обговорили условия, но не назначили дату и время посещения старушки нотариусом, и мне, при всем моем старании, никак не удавалось уточнить эти данные. Точку в моих терзаниях поставил звонок с мобильного, который я оставила Васе и Люсе.

– Полина Андреевна, – вежливо отозвался Вася на мое «алло», – нам с вами необходимо встретиться. Правда, я не знаю, может, это мелочь, пустяк.

– Я сейчас подъеду на кладбище, – пообещала я.

– Не надо на кладбище, я в городе, в гостях. Подъезжайте к дому Яковцева.

Гостил Вася у бомжа, который жил под лестницей в подъезде Яковцева. Без Люси он держался неуверенно: в их паре она была явным лидером, Вася уютно чувствовал себя в ее тени.

– Вот, – протянул он разглаженный руками маленький желтый стикер, – прочитайте. Петруха мне много таких раздобыл, а на этой я фамилию знакомую увидел.

– Еранова, – прочитала я, – четверг, пятнадцать тридцать.

Дальше шел адрес моей Валентины Борисовны. Запись была сделана небрежно, крупными неровными буквами. Скорее всего, Яковцев записывал информацию, разговаривая по телефону. Они будут у старушки послезавтра, после обеда. Она согласилась на условия Катьки, значит, нотариус подойдет с документами. Идеальное совпадение! И я молодец, поторопила их не раньше и не позже, чем следовало.

Итак, завтра они должны оформить документы на квартиру и сделать первый укол. Вернее, решить сделать. Это было непременное условие: визит нотариуса и губительная для здоровья инъекция, и я решила рискнуть. Накануне я приготовила для старушки не обычную ампулу с витамином, а одну из тех которые использовала Катька для своих черных целей – раздобыла у Юли. Мурзина верила мне безоговорочно, к тому же одна ампула не могла причинить вреда. В любом случае я не позволю ввести инъекцию. А тот факт, что при благоприятном стечении обстоятельств все это сильно смахивало на подставу, меня не смущал: что же теперь, ждать, когда эта парочка действительно начнет готовить старушку к отправке на тот свет?

Ночь я спала плохо. Ариша обещал, что Ермака освободят из-под стражи утром, ровно в одиннадцать. Срок его заключения подошел к концу, и для меня было важно, чтобы из ворот тюрьмы он вышел именно этим утром, не раньше и не позже. Поэтому и пришлось подключить к делу деда и попросить его договориться о том, чтобы Ермака не выпустили на полсуток раньше или позже. На листочке стояло время обычного визита Катьки к Валентине Борисовне. Важно, чтобы и нотариус с медсестрой оказались пунктуальными, потому что, если они явятся утром, весь мой план полетит к чертям.

ГЛАВА 7

* * *

Коля Еранов, или просто Ермак, был местным авторитетом. Он принадлежал к той исчезающей в последнее время породе воров, для которых были «законы писаны» и которые все еще обладали достаточной властью на захваченных ими участках. С изрядной долей комфорта Коля заканчивал отбывать очередной срок: это был как бы новый этап его биографии, новый класс, по окончании которого он сдавал экзамены и переходил на более высокую ступень квалификации. Коля был молод, весьма симпатичен, в меру жесток – никогда не проливал лишней крови, если этого можно было избежать. И вообще предпочитал действовать осторожно и, когда это было возможно, в рамках закона. Правда, рамки закона часто оказывались слишком узкими для широкой Колиной души.

«Шестерки» его были с претензией на интеллигентность, прекрасно вышколены, пытались не ругаться при женщинах и начальстве, выглядеть аккуратно, посещать культурные мероприятия. Времена, когда их предшественники сидели на мрачной «хате» и глушили дешевый самогон, закусывая вялыми огурцами и толстыми кусками сала, миновали, Коля легко ориентировался в самых изысканных меню ресторанов, посещал сеансы аювердического массажа и любил не пышногрудых блондинок, а хрупких восточных брюнеток.

Правда, последние несколько лет он был лишен возможности потакать некоторым из своих привычек, но сегодня все прелести жизни должны были раскрыть ему свои объятия. Когда перед ним распахнулись ворота исправительного учреждения, Коля решил, что это символизирует распахнутые объятия новой жизни, и постарался запомнить аллегорию – он писал трогательные и чувственные стихи. Стихи по настроению немного напоминали Есенинские, и Коля серьезно собирался издать свой сборник. Он даже разузнал, что многие именитые люди, незнакомые с правилами грамматики и стихосложения, нанимают нищих профессиональных литераторов для редактирования своего творчества и, когда те дошлифуют их шедевры до удобоваримого состояния, публикуют. На зоне Коля закончил новый цикл, посвященный тоске по малой родине и маме, цикл прошел апробацию на его коллегах по несчастью, был затерт до дыр, получил одобрение.

В принципе в этой его мечте не было ничего нереального, скорее всего, сборник даже нашел бы своего покупателя, у тюремного шансона поклонников гораздо больше, чем принято считать.

И посвятить его он собирался самому святому – маме. Своей горячо любимой, строгой, но справедливой и любящей маме, Валентине Борисовне.

Хотя она и ругала его постоянно и даже бросала в лицо всякие нехорошие слова, но Коля знал, что мама тоже очень его любит. Это читалось во взгляде, интонации, с которой она его отчитывала, удовольствии, с которым принимала подарки и ежемесячное содержание, назначенное сыном на время его отсидки и регулярно приносимым его сотоварищами.

Сегодня с утра я в который раз благословила свою невыразительную внешность: с помощью профессионального грима я могла превратиться как в дурнушку, так и в ослепительную красавицу. Спасибо Алине, когда-то она почти силой заставила меня записаться на курсы стилистов, где опытный педагог из театрального вуза весьма грамотно преподал нам основы грима. Правда, курс назывался «Основы макияжа», но преподаватель увлекся и со второго занятия начал учить нас менять внешность до неузнаваемости, что сейчас мне очень пригодилось.

Итак, мне следовало перевоплотиться в девушку восточной внешности. Черный парик с низкой пушистой челкой, темные линзы, бронзатор, гель, увеличивающий объем губ. Действие клея, подтягивающего уголки глаз к вискам, я дополнила макияжем, получились хорошенькие миндалевидные глазки. Свой узкий овал лица я визуально сузила еще больше с помощью нескольких оттенков тона и румян. Прелестно. Только насколько неузнаваемо? Мне не улыбалось, чтобы после завершения дела Коля узнал меня, встретив где-нибудь на улице, хотя я и не собиралась делать ничего дурного ни ему, ни его обожаемой мамаше. От гнева и благодарности людей подобного сорта лучше держаться подальше.

На кухне я наскоро слепила себе бутерброд, плеснула из кофейника вчерашнего остывшего кофе – варить свежий не было времени, чашку поставила в микроволновку для подогрева. Настоящий кофеман никогда не простит мне подобного варварства, но настоящему кофеману я никогда и не признаюсь в содеянном.

– Стоять! Руки за голову, у меня оружие. Милиция уже вызвана, – раздалась команда за моей спиной.

Ну, вот. Накаркала. Что же так строго-то, я всего лишь подогрела остывший кофе! Ружья у Алины, конечно, не было, лишь муляж, висевший у нас в гостиной. Но выглядел он весьма устрашающе. Да и сама Алина имела агрессивный вид: глаза сверкают, губы сжаты, палец на курке.

– Простите, прекрасная госпожа, – просюсюкала я, – я всего лишь хотела утолить свой голод. Сейчас я выпью кофе и пойду своей дорогой.

– Тебе тут ресторан? – вполне справедливо заметила Алина. – И как ты вообще в дом попала? Гастарбайтерша несчастная!

– Чего это гастарбайтерша? – обиделась я. – Я восточная девушка. Прекрасная, между прочим, и изысканная.

– Изысканные восточные девушки суши едят на завтрак, а не бутерброды с колбасой. Признавайся, ты одна? Где соучастники? Что украсть успела? И не вздумай тут свои восточные единоборства применять, стреляю при первом движении.

Я растрогалась: все-таки Алинка – настоящий друг. Вот так, не раздумывая, с бесполезной палкой наперевес бросилась спасать чужое имущество. А что, если «грабительница» действительно владела бы приемами боевых искусств?

– Алинка, это я, Полина, – призналась я своим голосом, – я только позавтракаю и пойду. Не надо в меня из ружья стрелять.

– Полина? – присмотрелась подруга. – Ничего себе! Если бы не голос, ни за что бы не поверила. Да нет, не только голос. И нос твой, и юбка. Здорово! Я тоже хочу такие глазки и губки. Притворяешься скромнягой и серой мышкой, а сама… Быстро сотвори мне также!

– Алиночка, а как же ты поедешь на работу? Тебя охранник не пропустит, – резонно возразила я. – Это только такие бездельницы, как я, могут позволить себе перевоплощаться с утра.

– Тогда вечером, – не сдавалась она, – вечером мне такое же лицо нарисуешь. А то Саша увидит, какая ты красивая, и к тебе переметнется. Он и так вчера вечером какой-то потерянный был. Все про маму мою расспрашивал. Он считает, что мы с тобой сводные сестры. Ну и пусть считает.

– Пусть считает, – чмокнула я Алину.

Прекрасно! Если даже подруга, с которой мы дружим чуть ли не с пеленок, не признала меня, значит, не узнают и чужие. Бутерброд пришлось дожевывать на ходу: если сведения Ариши верны, Коля должен был выйти на свободу совсем скоро.

* * *

Машину я взяла напрокат еще вчера, к назначенному месту подъехала заранее. Колю, естественно, встречали. Когда вся его свита расселась по машинам, я вышла на проезжую часть и двинулась им навстречу. Дорога в этом месте образовывала аппендикс, движения не было, джип, в котором сидел Коля, не разгонялся из-за близости крутого поворота, после которого начиналась оживленная трасса. Едва машина приблизилась ко мне, я сделала резкое движение в ее сторону. Бампер едва задел меня по касательной, но этого хватило, чтобы я потеряла равновесие и упала на асфальт. Упала я, естественно, красиво, но колено пострадало: чулок порвался, и на коже выступили точечные капельки крови.

Джип остановился, из него выскочили люди. Настроены они были, естественно, недружелюбно: кого это, интересно, обрадовало бы подобное происшествие в непосредственной близости от ворот тюрьмы! Меньше всего в привлечении к моей особе внимания охранников был заинтересован, естественно, Коля. Он тоже вышел из джипа и вальяжно подошел ко мне. Я сидела на обочине, приподняв пострадавшее колено. Длинный черный плащ распахнулся, из-под короткой юбки чуть заметно выглядывала кружевная резинка чулка, последняя застегнутая пуговица на алой блузке балансировала на грани приличия и открывала кромку черного дорогого кружева. Конечно, на столь дешевые приемы соблазнения благополучный мужчина вряд ли бы отреагировал, но для лишенного женского общества Коли этого оказалось вполне достаточно. По крайней мере, агрессии он не проявил.

– Мадам, – протянув руку, произнес он, – вы так неожиданно свалились к моим ногам. Позвольте оказать вам первую помощь и возместить утрату чулка.

– Да она специально, – забубнил один из его приближенных, кажется, водитель.

– Неважно, – остановил его Коля, – дама пострадала, а по чьей вине, будем выяснять потом.

– Кажется, я действительно виновата, – невинно хлопая глазами, ответила я, – голова что-то закружилась, вот меня и качнуло.

Его симпатия необходима была мне на короткий отрезок времени, поэтому для себя я определила роль уступчивой дурочки. Настроен Коля был благодушно, весь мир должен был сейчас казаться ему сплошным праздником, и появление на его пути характерной стервы его вряд ли обрадовало бы. Данная роль пригодилась бы мне при условии, что власть над воровским авторитетом нужна была мне на долгое время.

– Садитесь, мадам, мы довезем вас до города.

– Мадемуазель, – потупила глазки я, затем подала ему руку и села на освободившееся место рядом.

По дороге, не особо ломаясь, я согласилась составить ему компанию в ресторане и позволить купить себе новые чулки. Коля со знанием дела осмотрел царапину, ощупал колено, заявил, что перелома нет, а для предотвращения заражения крови необходимо провести санобработку и помазать зеленкой. Я, как китайский болванчик, соглашалась со всем, и даже кивнула в ответ на его предложение самолично промыть и обработать рану. Мне надо было остаться с ним наедине. Я понимала, что период ухаживания будет недолгим, но знала, чем остудить мужской пыл этого истосковавшегося по женской ласке парня.

Свидание наедине состоялось в мужском туалете ресторана. Этот романтик поволок меня туда под предлогом обработки ссадины, не удосужась даже для видимости раздобыть пузырек с обещанной зеленкой. Он крепко держал мою ладонь в своей потной лапище, я и не думала сопротивляться. Едва охранники, проверив помещение туалета, закрыли за нами дверь, Коля резко прижал меня к холодной кафельной стене и рванул вырез блузки. Пуговицы, задорно клацая, посыпались на пол.

– Ты тут девчонок лапаешь, а дома твою мамку убивают, – уже своим голосом спокойно произнесла я.

– Что? Что ты сказала? – замер он, продолжая вдавливать меня в стену.

– Сегодня после обеда Валентине Борисовне введут смертельную инъекцию, – разъяснила я, не теряя самообладания, – понимаешь, Коля, квартира, которую ты купил маме, за время твоей отсидки серьезно подорожала, а так как твоя мама позиционирует себя как одинокая старушка, то на ее жилье, а соответственно, жизнь, серьезно покушается парочка негодяев.

Колю все еще продолжало трясти, но теперь, надеюсь, не от желания.

– Откуда знаешь? – прошипел он, еще сильнее впечатывая меня в стену. – Кто ты?

– Доброжелатель, – усмехнулась я, почти задыхаясь, – из общества спасения старушек от черных риэлторов. Вот ты, Коля, вроде бы все предусмотрел: деньги маме поставлял регулярно, поздравительные открыточки с Восьмым Марта от тебя в ящик кидали, картошку по осени с рынка привозили. А вот то, что твоя мамаша в глазах чужих лучше признает себя одинокой старушкой, чем расскажет, что сын в тюрьме сидит, не предусмотрел. А на одиноких старушек без законных наследников знаешь, сколько охотников находится? Скажи спасибо, что твоей интеллигентные попались, не под пытками собираются заставить бумаги подписать, а по-хорошему. Мягко успокоится старушка, без мук.

– Под пытками? – зарычал Коля. – Я им покажу, под пытками! Они у меня не только паяльника попробуют, они у меня…

Рассказывая мне в подробностях, что он сделает с Яковцевым и Катькой, Коля немного ослабил хватку и дал мне отдышаться.

– Одни растраты от тебя, Еранов, – посетовала я, прикрывая грудь, – сначала чулок порвала, теперь вот блузку. Да погоди, куда ты? Еще рано, они после обеда придут. Ты же хочешь застать их с поличным? Или у тебя хватит дури спугнуть парочку?

– А если они ее там… пока я тут… – кипятился Коля.

– Все предусмотрено, квартира на прослушке, твою маму охраняют, – поспешила успокоить его я. – Возьми себя в руки, ты же не размазня какая, ты же умеешь управлять обстоятельствами!

Коля плеснул себе в лицо воды из крана, постоял, упершись лбом в зеркало, повернулся ко мне.

– И все-таки ты не сказала, кто ты и какова твоя выгода в этом деле. Уж очень все смахивает на подставу. Не Вова Жесть ли тебя подослал?

– Если бы на тебя хотели надавить твои конкуренты через твою мать, они сделали бы это уже давно, – пожала плечами я, – мой интерес в этом деле есть, скрывать не стану, да ты и не поверишь в альтруизм. Катька эта, медсестра, которая уколы старикам делает, мужика у меня увела. Вот я за ней и следила, пока на тебя не вышла.

– Обычно бабы морду расцарапают и успокоятся на этом. Слишком сложным путем пошла.

– Зато надежным. А про тебя от соседок узнала, – опередила я его следующий вопрос. – Как бы твоя мама не скрывала причину твоего отсутствия, соседки все знают.

– Хорошо, – решился он, – поедешь с нами. Если все окажется, как ты говоришь, – озолочу. Не только на новую блузку хватит. Если что-то пойдет не так…

– Знаю, знаю. Знакомство с паяльником мне обеспечено, – усмехнулась я. – Коля, я похожа на умалишенную? Если бы мне требовалось только расцарапать физиономию сопернице, я бы справилась сама. Нет, я хочу, чтобы она получила по полной. Не только за меня, но и за беззащитных стариков, которых травила. И для этого мне нужна такая сильная личность, как ты. Я знаю, ты – за справедливость, ты не позволишь обидеть слабого и ударить беззащитного. И хватит терять время. Слушай внимательно.

Я намеренно подпустила в свою речь порцию романтической пыли, это должно было польстить Коле. Я рассказала ему все, что знала о действии препарата, которым пользовалась Катька. Успокоила, что один укол не способен убить, но серия наверняка сведет старушку в могилу.

– Действуем так: ждем возле дома, пока не придут медсестра с нотариусом. Они поднимаются в квартиру, мы – на лестничную площадку. По моим расчетам, сначала они должны подписать бумаги, потом Катька сделает первый укол. В худшем случае, начнут с укола, но это вряд ли. Катька понимает, что реакция на препарат у всех разная, вдруг у бабули голова закружится и она под предлогом плохого самочувствия откажется заниматься оформлением документов? Как только они подписывают бумаги и Катька набирает раствор в шприц, вы врываетесь в квартиру и чики-брики, сдавайся, фашист проклятый. Как план?

– Слишком условный. Как мы узнаем, что документы подписаны и раствор в шприце?

– Я же сказала, квартира на прослушке.

– Ну, смотри. Если с маманей что…

– Задолбал! – взорвалась я, используя понятные Коле язык. – Если бы не я, ты бы сутки не просыхал, и только через неделю бы появился у своей мамани. По моим расчетам, жулики будут в доме Валентины Борисовны через два часа. Если голодный, ешь быстро, и поехали. Как маленький, честное слово!

Внезапно Коля нагнулся, собрал пуговицы от моей блузки, протянул мне в горсти:

– А ты ничего. Красивая.

Я не смогла сдержать улыбку.

* * *

Я слукавила в том, что квартира находилась под постоянной охраной. Можно, конечно, было бы нанять Люсю и Васю, но мне не хотелось задействовать в этом деле лишних людей. Особенно тех, которые знали меня без грима. Но запись велась постоянно, я затащила Колю в машину, припаркованную возле дома его матери, открыла ноутбук.

– Смотри! А ты не верил.

– Маманя, – тихо протянул он, – постарела-то как, поседела. Слышь, у тебя композитора знакомого нет? У меня стихи о маме прям рвутся на музыку, а сам я, как понимаешь, консерваториев не кончал.

– Композитора нет, – поразмыслив, ответила я. – А зачем тебе композитор? Подобные стихи очень мягко ложатся на музыку простую, бардовскую. Отлови какого-нибудь одаренного студента, заплати, он тебе и музыку, и ноты, и исполнение на гитаре состряпает.

– Маманя, – опять повторил Коля, – да у кого же на такой божий одуванчик рука-то поднимется? Звери!

Одуванчик меж тем, бодро напевая, дефилировал по квартире. Вот Валентина Борисовна подошла к окну, и мы с Колей пригнулись, будто старушка могла заметить нас в машине. Но божий одуванчик искала не нас, ее внимание привлекли пара котов, сидящих на дереве и состязавшихся в вокальной дуэли. Хрупкая старушенция набрала в ванной ведро воды, подкралась к окну, тихо раскрыла его, и выплеснула содержимое ведра на котов, искупав, заодно, и солидного дядечку в костюме, который топтался перед подъездом. Дядечка поднял голову, но старушка уже успела скрыться.

– Во дает, маманя, – радостно заржал Колька, – а меня за это самое в детстве порола!

Я присмотрелась к пострадавшему: да это же наш Яковцев! Как он успел подкрасться? И где Катька? Нотариус, досадливо чертыхаясь, набрал номер сотового и, не стесняясь окружающих, начал орать в трубку:

– Где тебя носит? Меня тут уже помоями обливают, а ты шляешься. Мне плевать, что ты не на машине, заехать я не мог. Как у нее? Без тебя она меня не пустит. Доверчивая? Ладно, попробую.

Яковцев скрылся в подъезде, мы продолжали наблюдать за старушкой на мониторе. Спустя пару минут, она подошла к двери, но не открыла, попрепиралась немного, уселась в кресло и включила на полную громкость свою «плазму».

– Правильно, – прокомментировал ее действия Коля, – бдит мамаша. Я ей такой прибамбас сделаю: специальный глазок, щелкаешь пультом, и на телевизоре не канал какой-нибудь, а морда того, кто перед дверью стоит. Ребята наши рассказывали.

– Не проще ли забрать мать к себе? – предложила я. – У тебя-то безопаснее.

– У меня безопаснее? – заржал он. – Ты что, не понимаешь, с кем связалась? Да за мою жизнь гроша ломаного дать нельзя, сегодня я с красивой девчонкой в машине сижу, завтра – на кладбище стыну. Нет, мамаше ко мне никак нельзя. Да и не пойдет она. Свободу любит, как и я. Я, может, из-за этого и привязываться ни к кому не хочу, семью заводить. Время провести со смазливой девочкой – святое дело, а вот семья…

Он глубоко вздохнул и звонко плюхнул лапищу мне на колено.

– Потом, Коля, все потом, – поморщилась я. – Смотри, эта шалава – та самая Катька.

К подъезду подбегала запыхавшаяся медсестра. Едва она скрылась за дверью, Коля просигнализировал своей свите, и мы поспешили за злоумышленницей. Наверху хлопнула дверь, мы поднялись и притаились на площадке перед дверью. На экране ноутбука было видно, что происходит в квартире.

– А как мы в квартиру попадем? – хлопнул вдруг себя по лбу Коля. – Я ей такие замки поставил, что ни одна отмычка не возьмет.

– Шеф, а если дверь взорвать? – вполголоса предложил один из его братанов.

– Сдурел? Да ты знаешь, что с нами мамаша за дверь сделает? И сердце у нее немолодое, испугается еще.

– Может, через форточку? Сейчас быстро на крышу Витька пошлем, он спустится.

– Твой Витек сдуру окно разобьет, маманя простудится, – не одобрил Коля. – Думайте, мужики, думайте!

Мне надоело их слушать, я достала связку ключей, которую старушка доверила мне как работнику собеса, и потрясла ею в воздухе:

– А с ключами не пробовали? Или профессиональная гордость не позволяет? Привыкли не по-людски в квартиры попадать.

– Откуда ключи? – набычился Коля.

– Потом, все потом, – повторила я, – смотри сюда.

Пока мы препирались по поводу способа открывания двери, нотариус успел разложить на столе свои бумаги. Он заметно нервничал: вид у него был потрепанный, старушка капризничала. Наконец, бумаги были подписаны. Валерий Яковцев убрал их в подмокший портфель, вытер платком мокрый не то от пота, не то от душа, который бабушка устроила ему во дворе, лоб, кивнул медсестре.

– Вот и прекрасно, Валентина Борисовна, – бодрым голосом начала Катька, – теперь вам не придется беспокоиться ни о пропитании, ни о медицинской помощи. Как только я вам понадоблюсь, сразу звоните. Если я не на дежурстве, то прибегу тут же.

– Ясно, денюжку давай, – оборвала ее Валентина Борисовна, – и учти, я твой график в больнице спишу, так что не отвертишься. Знаю я вас, вертихвосток: сама будешь с мужиком в постели трепыхаться, а мне наврешь, что на дежурстве.

Колька опять удовлетворенно хмыкнул, Катька протянула старушке конверт, и пока та пересчитывала, достала из кармана ампулу. Отлично! Она принесла свою! Я схватила Ермака за руку, указывая ему на картинку. Ребята встали возле двери, я бесшумно вставила ключ в замочную скважину, Катька подошла со шприцом к старушке, я повернула ключ и открыла дверь.

Меня мягко отстранили, через мгновение я осталась на лестничной площадке одна. Остальное можно было наблюдать уже в машине, отъехав на некоторое расстояние. Яковцеву и Катьке не удалось убедить Колю Ермака в своих добрых намерениях. Забрав у медсестры ампулу, он тут же позвонил кому-то по телефону, прочитал название препарата, выслушал то, что ему ответили на другом конце провода, и медленно положил трубку.

Я заранее сообщила ему фамилии стариков, передавших квартиры этой парочке и вскоре умерших, Коля назвал их имена, и даже мне, на блеклом экране монитора было видно, как изменились лица соучастников.

– Уведите маму, – сквозь зубы попросил Коля.

Я отключила запись и завела двигатель. Дальнейшее мне было неинтересно.