Текст книги "Муж по случаю"
Автор книги: Марина Львова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)
Марина Львова
Муж по случаю
(Татьяна)
Моей маме и всем офицерским женам, разделившим и разделяющим со своими мужьями все тяготы их нелегкой службы, ПОСВЯЩАЕТСЯ.
Пролог
«Таня! Не забудь после школы сходить в прачечную забрать белье. Владику перед тренировкой сделай бутерброды, пусть возьмет с собой. На ужин свари кашу. Не забудь ничего, девочка! Мы с папой поехали», – тихий мамин голос заменяет мне будильник. Через пятнадцать минут мне нужно вставать. Что ни говори, а гораздо приятнее слышать по утрам родной мамин голос, чем вздрагивать от резкого металлического звона заводного чудища. Потянувшись, я перечислила про себя мамины поручения, старательно загибая пальцы на руке. Кажется, ничего не забыла.
Папа с мамой уезжают рано, чтобы успеть на автобус, который везет их в училище. Городским транспортом туда добираться долго и неудобно.
В прошлом году в военное училище устроилась работать и мама. Она заведует кабинетом на одной из кафедр, готовит наглядные пособия для занятий и отвечает за кафедральное имущество. Не исключено, что через несколько лет туда пойдет учиться и мой брат. Тогда маме самой придется по утрам делать бутерброды и таскать ему в училище, как делает мамина приятельница Валентина Николаевна. Она потихоньку подкармливает домашними деликатесами не только своего сына, но и всех его сокурсников.
Одна я остаюсь вне армии, однако не могу не испытывать на себе ее влияния. Моя бабушка так и говорит: «Емельяновы служат всей семьей».
За стеной в соседней комнате раздалось ритмичное похлопывание – это проснулся Владик и начал делать зарядку. И откуда у него столько энергии? Пора вставать, разогревать завтрак и собираться в школу.
Глава 1
Кап, кап, кап – молоко медленно стекало по пластиковой бутылочке, оставляя на ее стенках полупрозрачные белые разводы. Вот уже почти полная бутылочка набралась. Руки у меня внезапно задрожали, и я торопливо поставила бутылочку на стол, плотно завернула колпачок. Надо молоко поставить в холодильник, чтобы не испортилось. Я вытерла руки о полотенце, застегнула пуговицы халата.
Зайка! Зайка маленький! Где же ты, мой сладенький? У меня для тебя много молочка. Если бы ты был крохотным зайчонком, любая зайчиха в лесу покормила бы тебя. А теперь кто же покормит моего малыша? Где ты?! Заюшка, Заюшка!
Как же я без тебя жить-то буду? Что же мне делать? Что?! Ради чего мне теперь жить? Легче умереть. Неужели я больше никогда не прижму своего малыша к груди? Не поглажу рукой пушистые волосики на его головушке?! Маленький мой!
Люди добрые, как же так? Разве можно забирать ребенка от матери? Словно меня по живому разрезали. Нет, так нельзя! Я просто схожу с ума. Нужно собраться, мне нужно быть сильной. Почему я здесь? Надо его искать, я пойду его искать, я должна это сделать.
Резкий звук дверного звонка заставил меня вздрогнуть. Ужасный звук, как ножом по стеклу. Ко мне обычно никто не ходит, разве только врач или медсестра из детской поликлиники, а у тети Оли есть ключ. Все равно надо будет купить другой звонок с тихой мелодией, чтобы моего Зайку не будил, когда он спит. Невольно я оглянулась в сторону детской кроватки, она была пуста. Мои дрожащие руки стали такими неловкими, несколько секунд я провозилась у двери, пока непослушными пальцами мне, наконец, удалось снять дверную цепочку и открыть замок
– Татьяна, это я, Николай Семенович. Ты не бойся. Открой дверь.
– Мне теперь бояться уже нечего. Совсем. Что теперь делать, Семеныч, родненький! Его же час назад кормить нужно было. Искать его надо, я пойду. Мне уже хорошо, я сейчас оденусь и пойду его искать. Я найду его.
– Татьяна, тебе нельзя сейчас выходить. Спокойнее будет дома. А потом, если вдруг позвонят?
Семеныч осторожно отобрал у меня пальто, повесил его на вешалку.
– Не нужно тебе из дома выходить. Так лучше будет.
Николай Семенович кашлянул в кулак и неловко грубой шершавой рукой погладил меня по плечу.
– Ты не плачь, Танюша, все хорошо будет, ты поверь мне. Ребята сделают все, что нужно.
– Да я не плачу, у меня почему-то слезы не текут. Может, в милицию сообщить нужно? Как вы думаете? Только я ничего толком не смогу и рассказать-то. Все в голове спуталось
– Я уже позвонил Александру, ты не беспокойся. Только скажи мне, в чем он был одет?
– Одеяло шерстяное голубое в клетку, ватное бордовое в коляске осталось, костюмчик зеленый с белой полоской на груди, ползуночки байковые голубые, кофточка белая с цветочками, шапочка белая шерстяная с кисточкой, под ней платочек беленький из тонкой ткани. Как же она называется? Вспомнила, батист. На ножках носочки полосатые серо-голубые.
Голос у меня сорвался, горло сдавило. Зажав рот рукой, несколько секунд я молчала, пытаясь подавить слезы.
Семеныч обнял меня за плечи, погладил по голове, как маленькую, повел на кухню и усадил на табуретку. Пока я вытирала ладонью набежавшие на глаза слезы, Семеныч отошел к плите и поставил на конфорку чайник.
– Ты сиди, сиди. Я сам все сделаю. Тебе хорошо сейчас чайку попить горяченького. Слышь, Татьян, может, мне позвонить кому-нибудь из твоих? Тебе нельзя сейчас одной оставаться.
– Некому. Тетя Оля вернется только через пять дней, Светка занята, ей нельзя волноваться, еще молоко пропадет. А больше некому. Нет у меня больше никого.
Николай Семенович налил мне чаю в чашку, пододвинул банку с сахаром. Так я и не собралась купить сахарницу, а мамин сервиз разбился при переезде, его просто сунули в картонную коробку, даже не проложив бумагой. Почти вся посуда разбилась; когда я стала распаковывать вещи, то обнаружила, что уцелело только несколько тарелок и три чашки. Мужчины никогда не думают о мелочах.
– Таня, я пойду. Ты побудь пока здесь, потом что-нибудь придумаем.
– Николай Семенович, чаю-то попейте, пока он горячий.
– Идти мне нужно, подъезд же открыт, там пока Марфа Ивановна сидит, а ей скоро внука из школы забирать. Она его обедом покормит и сменит меня. Я тогда к тебе зайду.
Мы вышли в коридор, и я опять стала возиться с замком. Отворив дверь, я отошла в сторону, чтобы дать Семенычу пройти. Но он не спешил вернуться в свою тесную дежурку в холле нашего подъезда.
– Татьяна, ты прости меня, что я малыша-то твоего не удержал. Стар стал, не догнать мне того парня было. Но Александр их найдет, из-под земли достанет, ты не думай…
– Да нет, Семеныч, это я виновата. Моя это вина. Нужно было отдать ему деньги, а я испугалась. Подумала, на что буду жить и кормить Сережку? Работать я сейчас не могу, он слишком маленький, на кого его оставить? Мой брат потратил много денег, взял взаймы и не смог отдать, приехал просить у меня. А я не дала, побоялась, что он не скоро сможет вернуть, у моего брата деньги обычно не задерживаются. Деньги все берегла, берегла. А теперь и не для кого… оказывается.
– Так это брат твой был? На той неделе с тобой во дворе разговаривал высокий такой парень… Что-то я его здесь раньше не видел.
– Да, это был мой младший брат. Я не знаю, был ли он в этой квартире, вещи перевозили его знакомые, а он привез меня к подъезду, дал мне ключи от квартиры и уехал, очень спешил по своим делам, а, скорее всего, просто боялся, что буду плакать и обвинять его.
– Как же он тебя бросил совсем одну? Ты ведь уже больше года живешь в этой квартире.
– Он не бросал, мы просто разъехались, мне очень не нравились его друзья и работа, я боялась за него. Он же мой младший брат. Вот и пыталась уговорить брата расстаться с ними, но не получилось. Ему было проще расстаться со мной. После смерти родителей мы с ним остались одни, он разменял квартиру родителей. Получилось, что у него теперь своя жизнь и мне нет в ней места. Надо было отдать ему деньги, тогда Сережа был бы со мной. А мы с сыном как-нибудь бы выкрутились.
– Ты не переживай так, Танюша, все еще хорошо будет. Ну сама посуди, какая в том твоя вина?.. Я пойду. Ты дверь за мной запри как следует, слышишь? Потерпи немного, девочка. Я зайду к тебе позднее.
Семеныч пошел, по-стариковски ссутулив плечи. Теперь мне и самой удивительным кажется, что первые месяцы после переезда в свой новый дом я больше всего на свете боялась именно Семеныча. Он мне казался грубым и злым, пока я не разглядела его добрые глаза под вечно насупленными бровями. Никогда не забуду того страха, который я испытала, первый раз войдя в подъезд и увидев, что в просторном холле у лестницы сделан застекленный закуток, из которого вышел мужчина с нахмуренным лицом. Окинув меня цепким холодным взглядом, мужчина сказал: «Вам на пятый этаж» – и вернулся к себе на пост. От неожиданности я чуть не выронила свою поклажу. У меня было ощущение, что меня проверили, как на таможне, и дали добро на посещение территории чужого государства. Потом еще несколько недель я с опаской посматривала в сторону дежурки, заходя в свой подъезд.
По правде говоря, в этом доме мне не нравился не только Семеныч, но и сам дом, моя квартира, вид из окна. После прежней квартиры, где я прожила с родителями и братом последние годы, мое новое жилище казалось мне таким пустым и неуютным. Я вспоминала, сколько времени и сил потратили мои родители на обустройство нашей квартиры. А как счастливы они были, получив свою, по сути, первую жилплощадь!
До этого моя мама старательно налаживала быт в комнатушках семейных общежитий или так называемого частного сектора. В семье военного первая квартира (своя!) действительно становится счастьем. Как долго папа с мамой обсуждали расстановку мебели, как любовно выбирались обои и краска, как тщательно заделывались все щели и ликвидировались строительные огрехи. Для людей, большую часть своей жизни проживших в условиях постоянных сборов и переездов, неустроенности и неопределенности, квартира стала символом стабильности. Как жаль, что мы лишены понятий «родовое гнездо», «отчий дом», куда всегда можно вернуться в трудную минуту. Моя бабушка показывала мне дом, где она родилась, где родился и вырос ее отец, дом, построенный еще ее дедом, моим прапрадедом. Для нее этот дом был полон счастливых воспоминаний. Она могла долго рассказывать мне о семейных праздниках, о новогодней елке и подарках, которые она искала под колючими душистыми ветками, о библиотеке деда, куда она пробиралась тайком, пока ей официально не разрешили заходить туда, брать и смотреть тяжелые тома. В этом доме для моей бабушки все было связано с дорогими ей воспоминаниями, ей была знакома каждая трещинка на выщербленных от времени каменных ступенях лестницы.
Как жаль, что для большинства людей моего поколения стало привычным при переездах на новые квартиры расставаться со старыми вещами, «ненужным хламом», а ведь эти вещи напоминали о жизни наших бабушек и дедушек. Во время наших многочисленных переездов мы привыкли брать с собой только минимум необходимых вещей. Кое-какие дедушкины вещи сохранились на квартире у моей бабушки, где теперь жила тетя Оля.
Прошло уже много лет, но я до сих пор помню, как светились от радости мамины глаза, когда папа принес ордер на квартиру. Мои родители были так счастливы. Сколько полочек и шкафчиков было сделано папой в новой квартире. Она стала их любимой игрушкой. Приходя с работы, папа с мамой после ужина и традиционного обмена новостями начинали обсуждать и советоваться друг с другом по поводу дальнейших усовершенствований нашего жилища. Всю неделю они спорили, а в воскресенье дружно работали над очередным шкафчиком. Папа пилил и строгал, а мы по мере сил помогали или мешали ему. Порой меня это все раздражало, тогда мне было трудно понять, что означало для моих родителей иметь свое собственное жилье. Для меня и брата, выросших в условиях постоянных переездов, новая квартира стала просто новым домом, более уютным и удобным. Мы считали себя уже почти взрослыми и стремились вырваться из родного гнезда на волю, подобно нетерпеливым птенцам. Если бы знать тогда, что нет ничего лучше ощущения родного дома.
Разве могла я предположить тогда, что мой брат так легко расстанется с нашей квартирой и так быстро разменяет ее только ради того, чтобы начать самостоятельную жизнь? Можно грозить пальцем, можно злорадно потирать руки, как бы говоря: я тебя предупреждала, так оно все и вышло. Общаясь с непорядочными людьми, всегда рискуешь что-то потерять.
Брат потерял себя, я потеряла своего ребенка. Зачем понадобился им мой маленький Сережка? Так они пытались заставить Владика вернуть деньги? Только что толку в этом? Я для брата ничего не значу – он и не вспоминал обо мне почти год, даже больше, с тех пор как переселил меня в эту квартиру.
Неразборчивость моего брата привела к беде. А разве я во всем была права? Разве сама я не совершала ошибок? Но, с другой стороны, разве можно Зайку назвать моей ошибкой? Зайка – это самое замечательное, самое лучшее, что у меня есть и было. Это самое дорогое, что у меня отняли, что я потеряла. Как же больно! Как больно, словно сердце из груди вынули! Я же не смогу быть без моего ребенка! А если мне его не вернут? Что мне делать? Как же я жить буду?
Глухо зазвенел телефон, обычно я прикрываю его подушкой, чтобы не мешал нам с Зайкой. Телефонный аппарат старенький, сила звука у него почти совсем не регулируется.
– Таня! Это Александр. Как ты?
– Ничего… Знаешь…
– Таня! Слушай меня внимательно. Тебе нельзя быть одной. Сейчас к тебе придет один человек, ему можно доверять полностью.
– Александр, ничего не нужно, со мной уже ничего не случится. Что со мной сделается?! Они у меня ребенка украли.
– Татьяна! Только не вздумай реветь. Ты меня слышишь? К тебе сейчас приведут Дона. Так будет лучше.
– Для чего? Зачем мне твоя собака?
– Не спорь со мной. Так будет спокойнее. Мальчика уже ищут и обязательно найдут.
– Александр! Может быть, приметы. Может быть, его фотография нужна? У меня есть одна.
– Семеныч уже все передал, не волнуйся.
– Когда?
– Еще утром Таня! Ты все поняла? Запомни хорошенько: тебе нужно открыть дверь человеку, который приведет Дона. Только ему и никому больше.
– Что ты со мной разговариваешь как с ребенком? Я все поняла, но мне ничего не нужно.
В трубке что-то звякнуло, раздались короткие гудки. Вот, даже не дослушал меня, изображает внимание, звонит, а на деле даже не попрощался со мной. Даже слова доброго не сказал, одни приказы. А, собственно говоря, почему он должен быть внимательным ко мне? Это же моя вина, именно я не уследила за своим ребенком.
Когда же Семеныч успел передать фотографию? Машинально я положила трубку на рычаг телефона, смолкли назойливые короткие гудки. Сев на табуретку, попыталась вспомнить по порядку все события сегодняшнего утра.
Сережа проснулся сегодня в семь, это я помнила точно. Ночью он меня почти не будил, поэтому я даже умудрилась выспаться. Я его покормила, и он заснул. Пока Серенький мой спал, я успела сбегать на молочную кухню и забрать детское питание. Мне повезло, что молочная кухня находится в соседнем доме, я успеваю обернуться за семь минут и уже от лифта, доставая из кармана ключи, затаив дыхание, слушаю, не проснулся ли Зайчонок. Пару раз, влетев в квартиру, я заставала его горько рыдающим в своей решетчатой кроватке. Поспешно скинув пальто и бросив пакет с питанием на пуфик, торопливо мыла руки и со всех ног бежала утешать отчаянно орущего и побагровевшего от плача сына. Я брала его на руки и крепко прижимала к себе его маленькое горячее тельце. Сереженька быстро успокаивался, слезы моментально высыхали, и уже через несколько минут он радостно мне улыбался.
Глава 2
Сегодня все обошлось благополучно, я даже успела постирать замоченные с вечера в тазу пеленки и ползунки. Потом немного подремала и была разбужена Зайкой, он шлепал своей маленькой теплой ладошкой по моей руке. Наши кровати стоят рядом, поэтому он часто будит меня таким способом, иногда в меня с грохотом летят погремушки, если по недосмотру я забываю вечером убрать их из детской кроватки.
Увидев, что я открыла глаза, он радостно залопотал, всем своим видом показывая, что маме давно пора вставать и начинать заниматься делами. Мы опять поели, на этот раз уже вдвоем, тепло оделись и отправились гулять.
Обычно мы гуляем во дворе, здесь нет ветра. Я опускаю верх коляски, и Заяц с интересом рассматривает все вокруг, но очень скоро он засыпает, и я опять остаюсь одна со своими мыслями. Как, наверное, уютно лежать в теплом одеяле в коляске и спать сколько душе угодно. Ни забот тебе, ни хлопот. Когда мороз довольно сильный, мне приходится постоянно ходить. Тогда, чтобы не замерзнуть, мы бродим между домами по району. Я уже изучила все ближние продуктовые магазины. Некоторые из них расположены довольно удобно: можно поставить коляску у витрины, из торгового зала она хорошо просматривается. Я успеваю быстро купить необходимые продукты. В большой универсам, расположенный за углом, можно въехать прямо с коляской. А сердобольные старушки иногда даже пропускают меня без очереди к кассе, чтобы оплатить покупки.
Сегодня утром мы гуляли во дворе, в магазин мне идти было не нужно, вчера днем Александр возвращался с дежурства и погулял с коляской во дворе, пока я сбегала за молоком и за хлебом. Он, по его словам, с удовольствием «проветривает голову после работы от кабинетной духоты и табачного дыма», а я без нервотрепки покупаю продукты себе и ему. Мне труда не составляет купить еще один батон хлеба и пакет молока, а Зайка избавлен лишний раз от опасности подхватить инфекцию в очереди в магазине.
Наше взаимовыгодное сотрудничество началось пару месяцев назад, в день, когда Сережка никак не хотел засыпать и начинал надрывно плакать, как только я переставала укачивать коляску. До закрытия магазина оставалось всего полчаса, я нервничала, так как не смогла купить себе молока утром. Молоко обещали привезти только после обеда, а несознательный Заяц никак не хотел понимать, что рискует остаться без еды, если его мама будет неправильно питаться. Но судьба была ко мне благосклонна: появился мой спаситель в лице Александра, бескорыстно предложившего свою помощь. С тех пор мы не раз выручали друг друга.
Сегодня мы гуляли во дворе, и ничто не предвещало беду. Было довольно тепло. Я поставила коляску недалеко от подъезда и собиралась посидеть немного на лавочке, когда во двор въехала машина. В первый момент я даже не обратила на нее внимание. За моей спиной заскрипел снег под чьими-то быстрыми шагами, обернувшись, увидела подходивших ко мне трех мужчин. Не знаю, почему они мне не понравились: то ли удивило, что трое незнакомых мне мужчин так решительно ко мне направились, то ли пустое выражение глаз громил, смотревших на меня.
Двое внезапно, не говоря ни слова, набросились на меня, третий вырвал ручку коляски из моих рук. Страх потерять ребенка вывел меня из состояния шока и придал мне сил, я стала яростно сопротивляться, но что я могла сделать против двух здоровенных мужчин! Вдвоем они почти задушили меня, я почти ничего не видела, перед глазами у меня стало темно.
Громко хлопнула дверь подъезда, раздались какие-то сдавленные вопли и ругань. Один из парней отлетел от меня и свалился в сугроб рядом со скамейкой. Второй отпустил меня, кое-как я попыталась встать на ноги, схватившись обеими руками за горло, с трудом вдохнула в себя воздух. Кто-то толкнул меня в спину, и я снова рухнула на дорожку. Цепляясь за скамейку, я поднялась. Позади меня на земле дрались двое мужчин: здоровый громила и Семеныч.
Его я узнала по неизменной меховой жилетке, которую он всегда надевал на работу. Обогнув их, я бросилась к поваленной коляске, но она была пуста. В ужасе я лихорадочно стала озираться по сторонам. Душивший меня парень выбрался из сугроба и бежал к стоявшей недалеко от подъезда машине. Едва он открыл дверцу и плюхнулся на сиденье, взревел мотор, и машина рванула с места. На заднем сиденье я сумела разглядеть человека, державшего на коленях одеяло, в которое был завернут мой Сергей.
Очнулась я на топчанчике, стоявшем в дежурке у Семеныча, он сидел рядом со мной на стуле и разговаривал по телефону. Увидев, что я пришла в себя, Семеныч что-то негромко сказал, повесил телефонную трубку и помог мне сесть. Буквально насильно напоив меня сладким чаем, он отвел меня домой, помог снять пальто, усадил на кровать и строгим голосом велел его ждать.
Вскоре он появился вновь, встряхнул меня за плечи и стал что-то говорить. На меня нашло какое-то оцепенение. Я смотрела ему в глаза, видела его шевелящиеся губы и совершенно не понимала смысла слов. Семеныч взял меня за руку, отвел на кухню, усадил на табуретку, стоящую около стола, потом он принес из комнаты будильник, перевел стрелки и поставил на стол передо мной.
– Таня! Тебе нужно через час молоко сцедить. Малыша привезут, ты его покормишь, поняла меня?! Я будильник тебе поставил на кухне. Будильник зазвенит, не забудь, девонька. Ты поняла меня, Таня?! Ну, скажи мне!
– Семеныч, миленький! Его найдут?!
– Обязательно найдут. Иначе и быть не может.
Семеныч ушел, напомнив на прощание, чтобы я хорошо заперла за ним дверь. Я бесцельно бродила по квартире, трогая и переставляя какие-то вещи, убирая Зайкины игрушки, складывая стопкой выстиранное белье. Мой Зайка уже подрос, и теперь мне не приходится по вечерам гладить его пеленки. В первые два месяца после его рождения я так уставала за день, что порой приходилось держать утюг двумя руками.
Резкий звон будильника заставил меня прийти на кухню. Несколько секунд я смотрела на него, недоумевая, откуда он мог тут взяться и почему звонит так назойливо. Завод уже почти кончался, и будильник только жалобно позвякивал, когда я вспомнила, зачем он был включен.
Семеныч заходил ко мне еще несколько раз, проверяя, что со мной. Одного из нападавших Семеныч сумел задержать, его забрали в ближайшее отделение милиции. Николай Семенович объяснил мне, что там его допросят и наверняка узнают его сообщников.
