Текст книги "Стихотворения 1916-1920 годов"

Автор книги: Марина Цветаева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Марина Цветаева
СТИХОТВОРЕНИЯ 1916–1920 гг

«Так, от века здесь, на земле, до века…»

Так, от века здесь, на земле, до века,

И опять, и вновь

Суждено невинному человеку —

Воровать любовь.

По камням гадать, оступаться в лужи

……………………………………..

Сторожа часами – чужого мужа,

Не свою жену.

Счастье впроголодь? у закона в пасти!

Без свечей, печей…

О несчастное городское счастье

Воровских ночей!

У чужих ворот – не идут ли следом? —

Поцелуи красть…

– Так растет себе под дождем и снегом

Воровская страсть…

29 сентября 1916

«И не плача зря…»

И не плача зря

Об отце и матери – встать, и с Богом

По большим дорогам

В ночь – без собаки и фонаря.

Воровская у ночи пасть:

Стыд поглотит и с Богом тебя разлучит.

А зато научит

Петь и, в глаза улыбаясь, красть.

И кого-то звать

Длинным свистом, на перекрестках черных,

И чужих покорных

Жен под деревьями целовать.

Наливается поле льдом,

Или колосом – все по дорогам – чудно!

Только в сказке – блудный

Сын возвращается в отчий дом.

10 октября 1916

ЕВРЕЯМ

Кто не топтал тебя – и кто не плавил,

О купина неопалимых роз!

Единое, что на земле оставил

Незыблемого по себе Христос:

Израиль! Приближается второе

Владычество твое. За все гроши

Вы кровью заплатили нам: Герои!

Предатели! – Пророки! – Торгаши!

В любом из вас, – хоть в том, что при огарке

Считает золотые в узелке —

Христос слышнее говорит, чем в Марке,

Матфее, Иоанне и Луке.

По всей земле – от края и до края —

Распятие и снятие с креста

С последним из сынов твоих, Израиль,

Воистину мы погребем Христа!

13 октября 1916

«Целую червонные листья и сонные рты…»

Целую червонные листья и сонные рты,

Летящие листья и спящие рты.

– Я в мире иной не искала корысти. —

Спите, спящие рты,

Летите, летящие листья!

17 октября 1916

«Погоди, дружок…»

Погоди, дружок!

Не довольно ли нам камень городской толочь?

Зайдем в погребок,

Скоротаем ночь.

Там таким – приют,

Там целуются и пьют, вино и слезы льют,

Там песни поют,

Пить и есть дают.

Там в печи – дрова,

Там тихонечко гуляет в смуглых пальцах нож.

Там и я права,

Там и ты хорош.

Там одна – темней

Темной ночи, и никто-то не подсядет к ней.

Ох, взгляд у ней!

Ох, голос у ней!

22 октября 1916

«Кабы нас с тобой да судьба свела…»

Кабы нас с тобой да судьба свела —

Ох, веселые пошли бы по земле дела!

Не один бы нам поклонился град,

Ох мой родный, мой природный, мой безродный брат!

Как последний сгас на мосту фонарь —

Я кабацкая царица, ты кабацкий царь.

Присягай, народ, моему царю!

Присягай его царице, – всех собой дарю!

Кабы нас с тобой да судьба свела,

Поработали бы царские на нас колокола!

Поднялся бы звон по Москве-реке

О прекрасной самозванке и ее дружке.

Нагулявшись, наплясавшись на шальном пиру,

Покачались бы мы, братец, на ночном ветру…

И пылила бы дороженька – бела, бела, —

Кабы нас с тобой – да судьба свела!

25 октября 1916

«Каждый день все кажется мне: суббота…»

Каждый день все кажется мне: суббота!

Зазвонят колокола, ты войдешь.

Богородица из золотого киота

Улыбнется, как ты хорош.

Что ни ночь, то чудится мне: под камнем

Я, и камень сей на сердце – как длань.

И не встану я, пока не скажешь, пока мне

Не прикажешь: Девица, встань!

8 ноября 1916

«Словно ветер над нивой, словно…»

Словно ветер над нивой, словно

Первый колокол – это имя.

О, как нежно в ночи любовной

Призывать Элоима!

Элоим! Элоим! В мире

Полночь, и ветры стихли.

К невесте идет жених.

Благослови

На дело любви

Сирот своих!

Мы песчинок морских бесследней,

Мы бесследней огня и дыма.

Но как можно в ночи последней

Призывать Элоима!

11 ноября 1916

«Счастие или грусть…»

Счастие или грусть —

Ничего не знать наизусть,

В пышной тальме катать бобровой,

Сердце Пушкина теребить в руках,

И прослыть в веках —

Длиннобровой,

Ни к кому не суровой —

Гончаровой.

Сон или смертный грех —

Быть как шелк, как пух, как мех,

И, не слыша стиха литого,

Процветать себе без морщин на лбу.

Если грустно – кусать губу

И потом, в гробу,

Вспоминать – Ланского.

11 ноября 1916

«Через снега, снега…»

Через снега, снега —

Слышишь голос, звучавший еще в Эдеме?

Это твой слуга

С тобой говорит, Господин мой – Время.

Черных твоих коней

Слышу топот.

Нет у тебя верней

Слуги – и понятливей ученицы.

Рву за цветком цветок,

И целует, целует мой рот поющий.

– О бытие! Глоток

Горячего грога на сон грядущий!

15 ноября 1916

«По дорогам, от мороза звонким…»

По дорогам, от мороза звонким,

С царственным серебряным ребенком

Прохожу. Всё – снег, всё – смерть, всё – сон.

На кустах серебряные стрелы.

Было у меня когда-то тело,

Было имя, – но не все ли – дым?

Голос был, горячий и глубокий…

Говорят, что тот голубоокий,

Горностаевый ребенок – мой.

И никто не видит по дороге,

Что давным-давно уж я во гробе

Досмотрела свой огромный сон.

15 ноября 1916

«Рок приходит не с грохотом и громом…»

Рок приходит не с грохотом и громом,

А так: падает снег,

Лампы горят. К дому

Подошел человек.

Длинной искрой звонок вспыхнул.

Взошел, вскинул глаза.

В доме совсем тихо.

И горят образа.

16 ноября 1916

«Я ли красному как жар киоту…»

Я ли красному как жар киоту

Не молилась до седьмого поту?

Гость субботний, унеси мою заботу,

Уведи меня с собой в свою субботу.

Я ли в день святого Воскресенья

Поутру не украшала сени?

Нету для души моей спасенья,

Нету за субботой воскресенья!

Я ль свечей не извожу по сотням?

Третью полночь воет в подворотне

Пес захожий. Коли душу отнял —

Отними и тело, гость субботний!

21 ноября 1916

«Ты, мерящий меня по дням…»

Ты, мерящий меня по дням,

Со мною, жаркой и бездомной,

По распаленным площадям —

Шатался – под луной огромной?

И в зачумленном кабаке,

Под визг неистового вальса,

Ломал ли в пьяном кулаке

Мои пронзительные пальцы?

Каким я голосом во сне

Шепчу – слыхал? – О, дым и пепел! —

Что можешь знать ты обо мне,

Раз ты со мной не спал и нé пил?

7 декабря 1916

«Я бы хотела жить с Вами…»

…Я бы хотела жить с Вами

В маленьком городе,

Где вечные сумерки

И вечные колокола.

И в маленькой деревенской гостинице —

Тонкий звон

Старинных часов – как капельки времени.

И иногда, по вечерам, из какой-нибудь мансарды —

Флейта,

И сам флейтист в окне.

И большие тюльпаны на окнах.

И может быть, Вы бы даже меня любили…

Посреди комнаты – огромная изразцовая печка,

На каждом изразце – картинка:

Роза – сердце – корабль. —

А в единственном окне —

Снег, снег, снег.

Вы бы лежали – каким я Вас люблю: ленивый,

Равнодушный, беспечный.

Изредка резкий треск

Спички.

Папироса горит и гаснет,

И долго-долго дрожит на ее краю

Серым коротким столбиком – пепел.

Вам даже лень его стряхивать —

И вся папироса летит в огонь.

10 декабря 1916

«По ночам все комнаты черны…»

По ночам все комнаты черны,

Каждый голос темен. По ночам

Все красавицы земной страны

Одинаково – невинно – неверны.

И ведут друг с другом разговоры

По ночам красавицы и воры.

Мимо дома своего пойдешь —

И не тот уж дом твой по ночам!

И сосед твой – странно-непохож,

И за каждою спиною – нож.

И шатаются в бессильном гневе

Черные огромные деревья.

Ох, узка подземная кровать

По ночам, по черным, по ночам!

Ох, боюсь, что буду я вставать,

И шептать, и в губы целовать…

– Помолитесь, дорогие дети,

За меня в час первый и в час третий.

17 декабря 1916

«По ночам все комнаты черны…»

Так, одним из легких вечеров,

Без принятия Святых Даров,

– Не хлебнув из доброго ковша! —

Отлетит к тебе моя душа.

Красною причастной теплотой

Целый мир мне был горячий твой.

Мне ль дары твои вкушать из рук

Раззолоченных, неверных слуг?

Ртам и розам – разве помнит счет

Взгляд <бессонный> мой и грустный рот?

– Радостна, невинна и тепла

Благодать твоя в меня текла.

Так, тихонько отведя потир,

Отлетит моя душа в эфир —

Чтоб вечерней славе облаков

Причастил ее вечерний ковш.

1 января 1917

«Мне ль, которой ничего не надо…»

Мне ль, которой ничего не надо,

Кроме жаркого чужого взгляда,

Да янтарной кисти винограда, —

Мне ль, заласканной до тла и всласть,

Жаловаться на тебя, о страсть!

Все же в час как леденеет твердь

Я мечтаю о тебе, о смерть,

О твоей прохладной благодати —

Как мечтает о своей кровати

Человек, уставший от объятий.

1 января 1917

«День идет…»

День идет.

Гасит огни.

Где-то взревел за рекою гудок фабричный.

Первый

Колокол бьет.

Ох!

Бог, прости меня за него, за нее,

за всех!

8 января 1917

«Мировое началось во мгле кочевье…»

Мировое началось во мгле кочевье:

Это бродят по ночной земле – деревья,

Это бродят золотым вином – грозди,

Это странствуют из дома в дом – звезды,

Это реки начинают путь – вспять!

И мне хочется к тебе на грудь – спать.

14 января 1917

«Только закрою горячие веки…»

Только закрою горячие веки —

Райские розы, райские реки…

Где-то далече,

Как в забытьи,

Нежные речи

Райской змеи.

И узнаю,

Грустная Ева,

Царское древо

В круглом раю.

20 января 1917

«Милые спутники, делившие с нами ночлег…»

Милые спутники, делившие с нами ночлег!

Версты, и версты, и версты, и черствый хлеб…

Рокот цыганских телег,

Вспять убегающих рек —

Рокот…

Ах, на цыганской, на райской, на ранней заре

Помните жаркое ржанье и степь в серебре?

Синий дымок на горе,

И о цыганском царе —

Песню…

В черную полночь, под пологом древних ветвей,

Мы вам дарили прекрасных – как ночь – сыновей,

Нищих – как ночь – сыновей…

И рокотал соловей —

Славу…

Не удержали вас, спутники чудной поры,

Нищие неги и нищие наши пиры.

Жарко пылали костры,

Падали к нам на ковры —

Звезды…

29 января 1917

«У камина, у камина…»

У камина, у камина

Ночи коротаю.

Все качаю и качаю

Маленького сына.

Лучше бы тебе по Нилу

Плыть, дитя, в корзине!

Позабыл отец твой милый

О прекрасном сыне.

Царский сон оберегая,

Затекли колена.

Ночь была… И ночь другая

Ей пришла на смену.

Так Агарь в своей пустыне

Шепчет Измаилу:

«Позабыл отец твой милый

О прекрасном сыне!»

Дорастешь, царек сердечный,

До отцовской славы,

И поймешь: недолговечны

Царские забавы!

И другая, в час унылый

Скажет у камина:

«Позабыл отец твой милый

О прекрасном сыне!»

2 февраля 1917. Сретение

«Август – астры…»

Август – астры,

Август – звезды,

Август – грозди

Винограда и рябины

Ржавой – август!

Полновесным, благосклонным

Яблоком своим имперским,

Как дитя, играешь, август.

Как ладонью, гладишь сердце

Именем своим имперским:

Август! – Сердце!

Месяц поздних поцелуев,

Поздних роз и молний поздних!

Ливней звездных

Август! – Месяц

Ливней звездных!

7 февраля 1917

ДОН-ЖУАН

1. «На заре морозной…»

На заре морозной

Под шестой березой

За углом у церкви

Ждите, Дон-Жуан!

Но, увы, клянусь вам

Женихом и жизнью,

Что в моей отчизне

Негде целовать!

Нет у нас фонтанов,

И замерз колодец,

А у богородиц —

Строгие глаза.

И чтобы не слышать

Пустяков – красоткам,

Есть у нас презвонкий

Колокольный звон.

Так вот и жила бы,

Да боюсь – состарюсь,

Да и вам, красавец,

Край мой не к лицу.

Ах, в дохе медвежьей

И узнать вас трудно,

Если бы не губы

Ваши, Дон-Жуан!

19 февраля 1917

2. «Долго на заре туманной…»

Долго на заре туманной

Плакала метель.

Уложили Дон-Жуана

В снежную постель.

Ни гремучего фонтана,

Ни горячих звезд…

На груди у Дон-Жуана

Православный крест.

Чтобы ночь тебе светлее

Вечная – была,

Я тебе севильский веер,

Черный, принесла.

Чтобы видел ты воочью

Женскую красу,

Я тебе сегодня ночью

Сердце принесу.

А пока – спокойно спите!..

Из далеких стран

Вы пришли ко мне. Ваш список —

Полон, Дон-Жуан!

19 февраля 1917

3. «После стольких роз, городов и тостов…»

После стольких роз, городов и тостов —

Ах, ужель не лень

Вам любить меня? Вы – почти что остов,

Я – почти что тень.

И зачем мне знать, что к небесным силам

Вам взывать пришлось?

И зачем мне знать, что пахнýло – Нилом

От моих волос?

Нет, уж лучше я расскажу Вам сказку:

Был тогда – январь.

Кто-то бросил розу. Монах под маской

Проносил фонарь.

Чей-то пьяный голос молил и злился

У соборных стен.

В этот самый час Дон-Жуан Кастильский

Повстречал – Кармен.

22 февраля 1917

4. «Ровно – полночь…»

Ровно – полночь.

Луна – как ястреб.

– Что – глядишь?

– Так – гляжу!

– Нравлюсь? – Нет.

– Узнаешь? – Быть может.

– Дон-Жуан я.

– А я – Кармен.

22 февраля 1917

5. «И была у Дон-Жуана – шпага…»

И была у Дон-Жуана – шпага,

И была у Дон-Жуана – Донна Анна.

Вот и все, что люди мне сказали

О прекрасном, о несчастном Дон-Жуане.

Но сегодня я была умна:

Ровно в полночь вышла на дорогу,

Кто-то шел со мною в ногу,

Называя имена.

И белел в тумане посох странный…

– Не было у Дон-Жуана – Донны Анны!

14 мая 1917

6. «И падает шелковый пояс…»

И падает шелковый пояс

К ногам его – райской змеей…

А мне говорят – успокоюсь

Когда-нибудь, там, под землей.

Я вижу надменный и старый

Свой профиль на белой парче.

А где-то – гитаны – гитары —

И юноши в черном плаще.

И кто-то, под маскою кроясь:

– Узнайте! – Не знаю. – Узнай!—

И падает шелковый пояс

На площади – круглой, как рай.

14 мая 1917

7. «И разжигая во встречном взоре…»

И разжигая во встречном взоре

Печаль и блуд,

Проходишь городом – зверски-черен,

Небесно-худ.

Томленьем застланы, как туманом,

Глаза твои.

В петлице – роза, по всем карманам —

Слова любви!

Да, да. Под вой ресторанной скрипки

Твой слышу – зов.

Я посылаю тебе улыбку,

Король воров!

И узнаю, раскрывая крылья —

Тот самый взгляд,

Каким глядел на меня в Кастилье —

Твой старший брат.

8 июня 1917

«И сказал Господь…»

И сказал Господь:

– Молодая плоть,

Встань!

И вздохнула плоть:

– Не мешай, Господь,

Спать.

Хочет только мира

Дочь Иаира. —

И сказал Господь:

– Спи.

Mapт 1917

«Уж и лед сошел, и сады в цвету…»

Уж и лед сошел, и сады в цвету.

Богородица говорит сынку:

– Не сходить ли, сынок, сегодня мне

В преисподнюю?

Что за грех такой?

Видишь, и день какой!

Пусть хоть нынче они не злобятся

В мой субботний день, Богородицын!

Повязала Богородица – белый плат:

– Ну, смотри, – ей молвил сын. – Ты ответчица!

Увязала Богородица – целый сад

Райских розанов – в узелочке – через плечико.

И идет себе,

И смеется вслух.

А навстречу ей

Реет белый пух

С вишен, с яблонь…

(Не окончено. Жаль). Mapт 1917

«Над церковкой – голубые облака…»

Над церкóвкой – голубые облака,

Крик вороний…

И проходят – цвета пепла и песка —

Революционные войска.

Ох ты барская, ты царская моя тоска!

Нету лиц у них и нет имен, —

Песен нету!

Заблудился ты, кремлевский звон,

В этом ветреном лесу знамен.

Помолись, Москва, ложись, Москва, на вечный сон!

Москва, 2 марта 1917

ЦАРЮ – НА ПАСХУ

Настежь, настежь

Царские врата!

Сгасла, схлынула чернота.

Чистым жаром

Горит алтарь.

– Христос Воскресе,

Вчерашний царь!

Пал без славы

Орел двуглавый.

– Царь! – Вы были неправы.

Помянет потомство

Еще не раз —

Византийское вероломство

Ваших ясных глаз.

Ваши судьи —

Гроза и вал!

Царь! Не люди —

Вас Бог взыскал.

Но нынче Пасха

По всей стране,

Спокойно спите

В своем Селе,

Не видьте красных

Знамен во сне.

Царь! – Потомки

И предки – сон.

Есть – котомка,

Коль отнят – трон.

Москва, 2 апреля 1917,

первый день Пасхи

«За Отрока – за Голубя – за Сына…»

За Отрока – за Голубя – за Сына,

За царевича младого Алексия

Помолись, церковная Россия!

Очи ангельские вытри,

Вспомяни, как пал на плиты

Голубь углицкий – Димитрий.

Ласковая ты, Россия, матерь!

Ах, ужели у тебя не хватит

На него – любовной благодати?

Грех отцовский не карай на сыне.

Сохрани, крестьянская Россия,

Царскосельского ягненка – Алексия!

4 апреля 1917,

третий день Пасхи

«Во имя Отца и Сына и Святого Духа…»

Во имя Отца и Сына и Святого Духа —

Отпускаю ныне

Дорогого друга

Из прекрасной пустыни – в мир.

Научила я друга – как день встает,

Как трава растет,

И как ночь идет,

И как смерть идет,

И как звезды ходят из дома в дом —

Будет друг царем!

А как друг пошел – полегла трава

Как под злой косой,

Зашатались черные дерева,

Пал туман густой…

– Мы одни с тобой,

Голубь, дух святой!

9 апреля 1917

«Чуть светает…»

Чуть светает —

Спешит, сбегается

Мышиной стаей

На звон колокольный

Москва подпольная.

Покидают норы —

Старухи, воры.

Ведут разговоры.

Свечи горят.

Сходит Дух

На малых ребят,

На полоумных старух.

В полумраке,

Нехотя, кое-как

Бормочет дьяк.

Из черной тряпицы

Выползают на свет Божий —

Гроши нищие,

Гроши острожные,

Потом и кровью добытые

Гроши вдовьи,

Про черный день

Да на помин души

Отложенные.

Тáк, на рассвете,

Ставят свечи,

Вынимают просфоры —

Старухи, воры:

За живот, за здравие

Раба Божьего – Николая.

Тáк, на рассвете,

Темный свой пир

Справляет подполье.

10 апреля 1917

«А всё же спорить и петь устанет…»

А всё же спорить и петь устанет —

И этот рот!

А все же время меня обманет

И сон – придет.

И лягу тихо, смежу ресницы,

Смежу ресницы.

И лягу тихо, и будут сниться

Деревья и птицы.

12 апреля 1917

СТЕНЬКА РАЗИН

1. «Ветры спать ушли – с золотой зарей…»

Ветры спать ушли – с золотой зарей,

Ночь подходит – каменною горой,

И с своей княжною из жарких стран

Отдыхает бешеный атаман.

Молодые плечи в охапку сгреб,

Да заслушался, запрокинув лоб,

Как гремит над жарким его шатром —

Соловьиный гром.

22 апреля 1917

2. «А над Волгой – ночь…»

А над Волгой – ночь,

А над Волгой – сон.

Расстелили ковры узорные,

И возлег на них атаман с княжной

Персиянкою – Брови Черные.

И не видно звезд, и не слышно волн,

Только весла да темь кромешная!

И уносит в ночь атаманов челн

Персиянскую душу грешную.

И услышала

Ночь – такую речь:

– Аль не хочешь, что ль,

Потеснее лечь?

Ты меж наших баб —

Что жемчужинка!

Аль уж страшен так?

Я твой вечный раб,

Персияночка!

Полоняночка!

* * *

А она – брови насупила,

Брови длинные.

А она – очи потупила

Персиянские.

И из уст ее —

Только вздох один:

– Джаль-Эддин!

* * *

А над Волгой – заря румяная,

А над Волгой – рай.

И грохочет ватага пьяная:

– Атаман, вставай!

Належался с басурманскою собакою!

Вишь, глаза-то у красавицы наплаканы!

А она – что смерть,

Рот закушен в кровь. —

Так и ходит атаманова крутая бровь.

– Не поладила ты с нашею постелью,

Так поладь, собака, с нашею купелью!

В небе-то – ясно,

Тёмно – на дне.

Красный один

Башмачок на корме.

И стоит Степан – ровно грозный дуб,

Побелел Степан – аж до самых губ.

Закачался, зашатался. – Ох, томно!

Поддержите, нехристи, – в очах тёмно!

Вот и вся тебе персияночка,

Полоняночка.

25 апреля 1917

3. (СОН РАЗИНА)

И снится Разину – сон:

Словно плачется болотная цапля.

И снится Разину – звон:

Ровно капельки серебряные каплют.

И снится Разину дно:

Цветами – что плат ковровый.

И снится лицо одно —

Забытое, чернобровое.

Сидит, ровно Божья мать,

Да жемчуг на нитку нижет.

И хочет он ей сказать,

Да только губами движет…

Сдавило дыханье – аж

Стеклянный, в груди, осколок.

И ходит, как сонный страж,

Стеклянный – меж ними – полог.

* * *

Рулевой зарею правил

Вниз по Волге-реке.

Ты зачем меня оставил

Об одном башмачке?

Кто красавицу захочет

В башмачке одном?

Я приду к тебе, дружочек,

За другим башмачком!

И звенят-звенят, звенят-звенят запястья:

– Затонуло ты, Степаново счастье!

8 мая 1917

«Так и буду лежать, лежать…»

Так и буду лежать, лежать

Восковая, да ледяная, да скорченная.

Так и будут шептать, шептать:

– Ох, шальная! ох, чумная! ох, порченная!

А монашки-то вздыхать, вздыхать,

А монашки-то – читать, читать:

– Святый Боже! Святый Боже! Святый Крепкий!

Не помилует, монашки, – ложь!

Захочу – хвать нож!

Захочу – и гроб в щепки!

Да нет – не хочу —

Молчу.

Я тебе, дружок,

Я слово скажу:

Кому – вверху гулять,

Кому – внизу лежать.

Хочешь – целуй

В желтый лоб,

А не хочешь – так

Заколотят в гроб.

Дело такое:

Стала умна.

Вот оттого я

Ликом темна.

2 мая 1917

«Что же! Коли кинут жребий…»

– Что же! Коли кинут жребий —

Будь, любовь!

В грозовом – безумном! – небе —

Лед и кровь.

Жду тебя сегодня ночью

После двух:

В час, когда во мне рокочут

Кровь и дух.

13 мая 1917

ГАДАНЬЕ

1. «В очи взглянула…»

В очи взглянула

Тускло и грозно.

Где-то ответил – гром.

– Ох, молодая!

Дай погадаю

О земном талане твоем.

Синие тучи свились в воронку.

Где-то гремит, – гремят!

Ворожея в моего ребенка

Сонный вперила взгляд.

– Что же нам скажешь?

– Все без обману.

– Мне уже поздно,

Ей еще рано…

– Ох, придержи язык, красота!

Что до поры говорить: не верю! —

И распахнула карточный веер

Черная – вся в серебре – рука.

– Речью дерзка,

Нравом проста,

Щедро живешь,

Красоты не копишь.

В ложке воды тебя – ох – потопит

Злой человек.

Скоро в ночи тебе путь нежданный.

Линии мало,

Мало талану. —

Позолоти!

И вырастает с ударом грома

Черный – на черном – туз.

19 мая 1917

2. «Как перед царями да князьями стены падают…»

Как перед царями да князьями стены падают —

Отпади, тоска-печаль-кручина,

С молодой рабы моей Марины,

Верноподданной.

Прошуми весеннею водою

Над моей рабою

Молодою.

(Кинь-ка в воду обручальное кольцо,

Покатай по белой грудке – яйцо!)

От бессонницы, от речи сладкой,

От змеи, от лихорадки,

От подружкина совета,

От лихого человека,

От младых друзей,

От чужих князей —

Заклинаю государыню-княгиню,

Молодую мою, верную рабыню.

(Наклони лицо,

Расколи яйцо!)

Да растут ее чертоги —

Выше снежных круч,

Да бегут ее дороги —

Выше синих туч,

Да поклонятся ей в ноги

Все князья земли,—

Да звенят в ее кошелке

Золотые рубли.

Ржа – с ножа,

С тебя, госпожа, —

Тоска!

21 мая 1917