Текст книги "Электрик"

Автор книги: Марина и Сергей Дяченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

* * *

– Это несчастный случай, – сказал врач «скорой».

Нина рыдала в администраторской. Ее накачали валерьянкой, корвалолом, еще какой-то пахучей дрянью, но лекарства, конечно же, не помогали, и она рыдала без перерыва вот уже почти час.

– Видимо, на корпус ноутбука пробило напряжение из сети… А она вышла из ванной и взялась мокрыми руками. – Врач говорил и смотрел в сторону. – К сожалению… за последнее время участились случаи… когда люди гибнут вот так.

Нина разрыдалась громче.

– Конечно, мы сообщим в милицию, – сказал врач. – Их дело – установить, что не было насильственной смерти… то есть была, но это несчастный случай… А мы ничем не можем помочь. Только тело увезем… Как вы собираетесь его транспортировать?

– Что?

– Надо сообщить родным, близким, они ведь будут забирать тело?

– О господи…

Вторая администраторша, степенная полная тетенька, подсунула ей новый стакан воды.

– Я поеду домой, – сказала Нина, и зубы ее стучали о стекло. – Я поеду… сегодня… я не могу оставаться.

– Это вряд ли возможно, – мягко сказал врач. – Я все понимаю, но милиция должна составить протокол, закрыть все вопросы… К тому же куда вы поедете в таком состоянии? Пусть вам дадут другой номер, примите снотворное… Хотите, я сейчас вам добуду таблеточку? Пострадавшая вам подруга, родственница… или нет?

– Коллега, – всхлипнула Нина.

– Вы были очень дружны?

– Нет… так, по работе.

– Вы меня простите, но тысячи людей ежедневно гибнут в автокатастрофах, от несчастных случаев, от болезней… Я понимаю, все случилось на ваших глазах. Но пройдет время, вы успокоитесь…

– Ей угрожали! – вдруг вспомнила Нина.

Врач поднял брови:

– Кто?

– Подсунули под дверь листок с требованием денег. Три тысячи рублей… с копейками.

Врач быстро мигнул. И еще раз; через несколько секунд Нина поняла, что у него нервный тик.

– Вы ведь сами свидетель, все видели, – сказал врач отстраненным, почти равнодушным голосом. – Кто мог ее убить? Кроме простого… переменного тока из розетки?

* * *

Милиция явилась через час и изъяла Ленин ноутбук. Вернее, то, что от него осталось.

– Видно невооруженным глазом, – сказал парень в погонах, взявший на себя роль эксперта. – Вот, даже клавиши спеклись… А жалко, хорошая была машинка.

– Как такое может быть? – спросила Нина, которая к этому моменту устала плакать и не чувствовала ничего, кроме адской слабости.

Милиционер пожал плечами:

– А мало ли…

Сердобольная администраторша в самом деле выделила Нине другой номер. Лихорадочно собрав вещи, содрогаясь всякий раз, когда на глаза попадалось что-то из Лениного, Нина перебралась в такой же точно полулюкс, но этажом выше, и оттуда перезвонила Егору Денисовичу.

Тот был потрясен новостью настолько, что даже начал заикаться:

– Н-не может быть. Б-боже, Ниночка, сколько тебе довелось пережить… Я приеду.

– Не надо, – сказала Нина. – Я заказала такси, через полчаса выезжаю на вокзал.

В трубке воцарилось молчание.

– Понимаю, – наконец сказал Егор. – Но ведь кто-то должен… закончить все дела, забрать тело из морга…

– Это не я, – прошептала Нина. – У нее есть бывший муж, есть наш шеф, в конце концов… Завтра кто-то приедет, или послезавтра, и все устроит. А бумаги я все равно не могу готовить, я ничего в этом не понимаю…

– Понимаю, – снова повторил Егор. – В самом деле, наверное… Езжай. – Его голос окреп. – Позвони как-нибудь.

– Ага.

Порыв ветра распахнул форточку. Нина вздрогнула; гроза, собиравшаяся от самого обеда, подошла совсем близко. Далекая молния, беззвучно прочертившая небо, напомнила Нине сцену Лениной гибели. Она снова всхлипнула.

У нее еще хватило мужества вернуться в старый номер и сложить в чемодан Ленины вещи. Трясущимися руками она застегнула «молнию»; что еще она может сделать? Только сдать чемодан администраторше на хранение, чтобы родственники или те, кто приедет за Леной, могли забрать и ее багаж…

Снаружи снова раскатился гром.

Волоча за собой чемодан, Нина вышла из гостиницы. В полумраке перед крыльцом стояла машина с «шашечками» на крыше – знакомая «копейка», та самая, что везла их с Леной вчера утром.

Нина сжала зубы, села на переднее сиденье и запретила себе думать об искрах и электрическом треске, об оранжевой бумажке со счетом, и вообще запретила себе думать.

Машина тронулась, и одновременно тронулся с неба ливень.

* * *

В городе было на удивление много машин в этот час. И все они двигались медленно, будто плыли в широких лужах, и темно-коричневое море воды лизало их колеса.

Потом выбрались на трассу. Водитель не гнал – ехал осторожно; Нина то и дело посматривала на часы. Она почти не сомневалась, что возьмет билет прямо перед отходом, но опаздывать к поезду было нельзя.

Ветер раскачивал деревья, срывал с них листья, не успевшие пожелтеть; дождь то почти прекращался, то снова лил стеной. Посверкивали далекие молнии, и с большим опозданием доносился гром.

– Вот же погодка, – бормотал водитель. – И не сидится людям дома…

Нина молчала.

На половине дороги позвонил шеф. Голос его дрожал:

– Это правда?!

Перед отъездом Нина написала ему сообщение.

– Да. – Нина всхлипнула. – Я возвращаюсь.

– Господи… – сказал шеф и отключился.

Дождь прекратился. Только ветер рвал деревья с такой силой, будто хотел повыдергать с корнем.

– Вот же погодка, – снова протянул водитель.

Трасса казалась пустой и просторной. Куда-то подевались все фуры и лесовозы, не было видно и желтого автобуса. Как по мановению огромной руки, разошлись тучи, и проглянуло еще не темное, украшенной огромной луной небо; над трассой, будто нотный стан, тянулись высоковольтные провода, и даже сквозь шум идущей машины слышался низкий треск.

– Ну и пого… – начал водитель.

В этот момент впереди сверкнула гигантская фотовспышка. Что-то грохнуло, содрогнулась земля, и провод, черный и гибкий, как пиявка, запрыгал на мокром асфальте. Там, где он касался земли, с треском взлетали белые искры.

Нина успела только глубоко вдохнуть. К счастью, садясь в машину, она по привычке пристегнулась; водитель затормозил так, что пассажирку швырнуло на ремень. Искры, молнии, светящиеся зигзаги прыгали по асфальту, расползаясь от упавшего провода; машина остановилась боком, почти поперек дороги, в паре метров от этой красоты.

– Свят-свят-свят, – прошептал водитель.

Резкий, морщинистый, пожилой, он немало повидал в жизни. Между большим и указательным пальцем правой руки у него была неразборчивая татуировка; резво сдав назад, он развернулся через двойную осевую и, ни слова не говоря, погнал обратно в Загоровск.

– Но… – Нина осмелилась подать голос. – Как же… куда мы едем?

– Видела? – отрывисто спросил водитель.

– Надо позвонить в ремонтную службу…

– «В ремонтную»… – Голос водителя сочился желчью. – Знал бы – не поехал…

– Но мне надо на вокзал! Я опоздаю на поезд!

– Тебя не выпускает, – сквозь зубы пробормотал водитель.

– Кто?

– Меня ему не выпускать без надобности, я каждый день туда-сюда мотаюсь, вот и сегодня был… Это ты.

– Вы ведь везете меня на вокзал, я деньги плачу!

– Деньги не мне, – все так же отрывисто сказал водитель. – Деньги раздай, кто нуждается. Ту сумму, на которую счет.

– Счет?!

Он на секунду повернул голову:

– Да не пугайся. Это не страшно. Просто раздай деньги, и он отпустит. Счет ведь получила, так?

Нина молчала.

– С приезжими беда, – пробормотал водитель. – Местные уже знают. Без вопросов. Получил счет – расплатился, все.

Машина проехала мимо большого щита «Добро пожаловать в Загоровск!».

* * *

Сердобольная администраторша вовремя обнаружила, что у Нины с Леной оплачен двухместный полулюкс до самого завтрашнего вечера. Нина вернулась в номер, откуда вышла час назад, и повалилась на кровать поверх покрывала.

Надо было позвонить шефу. Надо было, наверное, позвонить Егору Денисовичу; Нина закрыла глаза, собираясь никогда больше их не открывать, в этот момент в дверь деликатно постучали.

Пришел следователь – немолодой человек в штатском, с портфелем, принадлежавшим, наверное, еще его дедушке-НКВДшнику:

– Вам надо подписать протокол, Нина Вадимовна. Пожалуйста, будьте любезны.

Обилие вежливых оборотов в его речи украсило бы парадный ролик об этикете в милиции. Он похож был на актера Малого театра, играющего роль следователя. Или на неправильно запрограммированного робота; говоря, он смотрел в сторону, от этого его слова казались особенно фальшивыми.

– Какой протокол? – удивилась Нина.

– Вы ведь свидетель насильственной смерти… несчастного случая. Будьте добры, посмотрите.

Она просмотрела бумаги, хоть строки расплывались перед глазами. Это было довольно точное описание гостиничного номера и последовательных действий Лены: вышла из душа, в халате прошла к дивану, взяла в руки ноутбук, подключенный к гостиничной сети, двести двадцать вольт. Произошло короткое замыкание…

Нина оставила косую подпись в местах, отмеченных галочками:

– А почему вы вообще этим занимаетесь? Ведь дело не заведено?

– Я должен. – Следователь мигнул. – Я отслеживаю все… такие случаи.

– Какие – такие? У вас что, люди пачками гибнут на ровном месте?

Следователь опять мигнул и скосил глаза.

– Не буду вас затруднять. До свидания.

– Погодите! Я подумала… Я думаю, кто-то специально испортил ноутбук моей коллеги, когда вошел в номер, когда нас там не было… Понимаете?

– Это будет сложно доказать, – печально признал следователь.

– Ей угрожали! Я уже говорила – она получила дурацкий счет на странную сумму, и администратор посоветовала ей раздать эти деньги нищим!

– А-а, – тусклым пластиковым голосом сказал следователь. – Интересно.

– Что интересного? Человека, возможно, убили, есть мотив…

– Мотив?

– Она очень грубо разговаривала с администраторшей… Той самой, которая советовала раздать деньги нищим… А представьте, если у кого-то есть доступ в трансформаторную и можно подстроить, например, скачок в сети…

Нина запнулась. Ее познания в электротехнике ограничивались школьным курсом физики, да и то полузабытым. Но обыкновенный здравый смысл подсказывал, что, скакни напряжение в сети – погорели бы все приборы в гостинице, а не только Ленин ноут.

– Понятно, – все таким же пластиковым голосом заключил следователь. – Спасибо. Мы все проверим.

И он ушел.

Ветер за окнами завывал все тише, пыльные тюлевые шторы еле-еле колебались. Нина вспомнила, что вчера, ровно сутки назад, в это самое время они с Леной, хмельные и веселые, сидели с Егором в ресторане и говорили о скандинавской мифологии; в отдалении еле слышно пророкотал гром.

* * *

Она проснулась от тихого стука в дверь. Стук давно уже вплетался в ее сон – вкрадчивый, еле слышный и в то же время очень настойчивый. Так можно стучать часами, месяцами – пока тот, чье внимание хотят привлечь, проснется.

– Кто там?!

Нина вскочила в ужасе. С бьющимся сердцем заглянула в дверной глазок: у входа в номер стояла позавчерашняя молодая администраторша, жертва Лениного гнева.

– Что вам надо? Который час?!

Девушка вошла молча и притворила за собой дверь. Глаза у нее были красные, будто она ревела всю ночь. Нина удивленно отступила, позволяя ей войти в комнату; администраторша выложила на журнальный столик измятую оранжевую бумажку: «Антонова Елена Викторовна. Городское управление электрических сетей сообщает о задолженности. Вы должны выплатить в счет задолженности за электроэнергию три тысячи сорок рублей пятьдесят копеек. Оплата должна быть произведена в течение двадцати четырех часов».

– Я не виновата, – тихо сказала девушка. – Я предупреждала.

Нина двумя руками схватила ее за воротник форменной белой блузки:

– Так это ты подстроила? Ты?!

С этим криком Нина проснулась; никакой администраторши не было. Стояло утро, и довольно позднее. За окнами опять светило солнце, а в комнате сгущалась духота: ложась, Нина забыла открыть форточку.

Колотилось, выпрыгивая, сердце. Нина застонала; ничего, короткий сон лучше долгой бессонницы. Сегодня, решила Нина, я вернусь домой во что бы то ни стало. Хоть пешком уйду.

Она босиком прошла в ванную – и только на обратном пути заметила оранжевый прямоугольник, выглядывающий из-под двери.

Проглотив комок слюны с металлическим привкусом, наклонилась и взяла бумажку.

«Тормасова Нина Вадимовна. Городское управление электрических сетей сообщает о задолженности. Вы должны выплатить в счет задолженности за электроэнергию пятьдесят два рубля сорок пять копеек. Оплата должна быть произведена в течение двадцати четырех часов».

* * *

Молодая администраторша снова была на посту – такая же бледная и красноглазая, как в Нинином сне.

– Доброе утро, – сказала ей Нина.

Администраторша выдавила улыбку.

Нина огляделась – в холле не было никого; сквозь стеклянные двери виднелась улица, и неизменный пожилой таксист курил возле своей «копейки». Нина положила на край стойки оранжевый жесткий прямоугольник.

Администраторша прерывисто вздохнула.

– А если я пойду с этим в милицию? – тихо спросила Нина.

– Они вам скажут оплатить, – отозвалась девушка, не глядя Нине в глаза.

– Вымогатели, – пробормотала Нина. – Но пятьдесят два рубля? Из-за этого сыр-бор? Из-за пятидесяти двух рублей?!

– Ему все равно, – очень тихо сказала девушка. – Если рубль недоплатить или десять копеек – ему все равно.

– «Ему»? Кто он такой?

Девушкина улыбка превратилась в гримасу.

– Вы бы не задавали… вопросов. Вы бы прямо сейчас пошли и отдали эти деньги… кому захотите. Тем, кто нуждается.

– Вам, например?

Девушка содрогнулась от ужаса.

– Только не мне. Я на работе!

– Поганое у вас местечко, – с чувством сказала Нина. – Но я следователю все рассказала. И еще расскажу кому надо, только уже не здесь. Я сегодня уезжаю.

– Если он вас отпустит.

– Что?!

Администраторша подняла глаза.

– Вы уже вчера пытались уехать? Тут у нас быстро ходят слухи…

Нина оглянулась. Таксист у входа протирал на машине зеркало; ну конечно.

Одно смущает: можно представить себе злодея, ломающего ноутбук, устраивающего скачок напряжения. Но злодей, обрывающий провода высоковольтной линии?

Гроза. Ураган. Случайность.

– Ремонтники всю ночь корячились, – сказала администраторша. – Эта ветка, она же фабрику питает… Еле починили к утру.

Не отвечая, Нина вышла на улицу. Холодно кивнула таксисту, тот ответил суровым настороженным взглядом.

Нина спустилась по улице на угол, к аптеке. Вчерашнего одноногого старика не было у входа в парк; Нина вошла в аптеку, купила еще баралгина, рассеянно осмотрела выставку белых и цветных коробочек на витрине. Уперлась взглядом в ящик из оргстекла. «Помогите ребенку…» Диагноз, фотография. Груда серых купюр. Как обычно.

Нина вытащила из сумки шестьдесят рублей десятками и опустила в щель.

Ей почти сделалось стыдно. Этот ребенок, скорее всего, реален, и диагноз его реален; что изменят в его судьбе шесть мелких бумажек? Зато Нина оплатила неведомый счет, и, вот позор, у нее стало легче на душе.

* * *

Стоило выйти на улицу, как позвонил шеф. Он уже взял себя в руки и был деловит, как всегда; в пятницу за Леной придет машина от фирмы, гроб уже есть, бывший муж дал денег, родственники появились, ну и сотрудники скинулись. Похороны в понедельник. Ты приедешь, я надеюсь, к этому времени? Ах, ну да, понимаю. Приезжай, мы тебя ждем.

Рутина – лучшее средство от печали. Шеф распоряжался похоронами, как обычно распоряжался заказами и поставками, гроб превратился в ресурс, получаемый по накладной. Нина глубоко вздохнула, но в этот момент телефон затрезвонил снова.

– Как ты, Ниночка? Я все утро ждал, что ты позвонишь…

В голосе Егора Денисовича слышались неподдельная тревога и искреннее участие. У Нины потеплело на сердце.

– Я не смогла вчера уехать. Провод упал прямо на трассу…

– Ужас! Я знаю… У нас был аврал ночью, в мэрии не спали, на фабрике не спали… Починили, слава богу. Если ты не уехала – может, все-таки приедешь на дачу?

Нина закусила губу.

– Не знаю, – призналась честно. – После того, как Лена…

– Я все понимаю! Но не сидеть же тебе одной? Елена Викторовна была сложная женщина, ты с ней не дружила, как я понимаю, но в одиночку после такой истории… нельзя! А мы просто посидим, поговорим, чаю выпьем… Приезжай, а? Я машину пришлю.

– У меня гостиница только до вечера.

– Переночуешь на даче. А завтра тебя отвезут к поезду. Я же слышу, какой у тебя голос, ты не должна оставаться одна!

– Спасибо, – наконец согласилась Нина.

Вероятно, ее запас горя по Лене иссяк: высохли слезы, вернулись аппетит и чувство юмора. Она плотно пообедала в кафе, купила огурец в магазине напротив, вернулась в номер и задумчиво наложила маску. Да, она осунулась от тревог и переживаний, но, если убрать припухлость век, в целом встряска пошла ее лицу на пользу: добавился блеск в глазах, немного лихорадочный, но очень интересный. Тоньше и выразительнее сделался овал лица; Нина с удовольствием приняла душ, уложила волосы и поняла, что счастлива.

Бывает же чудо? Может, вся ее жизнь стоит теперь на пороге праздника, счастливого переворота, волшебства; Лена мертва, но она, Нина, жива, и жив Егор. Ей было стыдно и непонятно, как можно радоваться сегодня после всего, что случилось вчера. Но бывает и чудо.

Молодая администраторша удивленно воззрилась на нее, когда Нина, подтянутая, благоухающая, с рассеянной улыбкой на лице, спустилась с вещами в холл. Положила карточку на край стойки:

– Все, до свидания. Надеюсь больше не вернуться.

– До свидания, – отозвалась администраторша еле слышно.

И что-то добавила, но Нина не расслышала что.

* * *

У Егора был старинный проигрыватель и коллекция виниловых пластинок. Нина никогда бы не подумала, что черные блестящие диски, такие дорогие в детстве, до сих пор могут приводить ее в восторг.

– Акустически – совсем другое! Вот послушай…

И Егор поставил Вертинского, пластинку столь древнюю, что и в Нинином детстве ее сочли бы антиквариатом.

– «Над розовым морем вставала луна, во льду зеленела бутылка вина…»

Они немного танцевали. Очень много пили. Уговорили вдвоем пузатую бутылку «Хеннеси».

– «Послушай, о как это было давно, такое же море и то же вино…»

Дача, двухэтажный особняк с блестящим паркетом в холле, с колоннами у входа, с бесконечно уютной, хоть и огромной гостиной, казалась Нине декорациями к мексиканской драме. На ее глазах сквозь натуральную кожу проступал дерматин, которого не было, не могло быть в этом доме. На ее глазах проникновенная песня из трогательной делалась пошлой.

– «Нет, вы ошибаетесь, друг дорогой, мы жили тогда на планете другой…»

– Я устала, – сказала Нина, осторожно высвобождая руку из горячей ладони Егора.

– Я понимаю… Ты так много пережила…

От этой реплики ее чуть не вырвало. Дело во мне, а не в нем, призналась она себе, превозмогая алкогольную слабость. Дело во мне. Это я виновата.

– Там готова для тебя комната, – ласково сказал Егор.

В этот момент она готова была расцеловать его в приступе благодарности.

Поспешно покинув гостиную, где горели свечи, она поднялась по мраморной лестнице в гостевую комнату, где могли разместиться пять человек без малейшего неудобства. Едва умывшись, едва стерев с лица так тщательно наведенный макияж, она упала на широченную постель; перед глазами у нее прыгали электрические искры.

Она получила оранжевый счет утром, в половине десятого.

Сейчас время перевалило за полночь, начались новые сутки. Она оплатила счет вовремя. Как положено дисциплинированному плательщику. Почему же ей так страшно и муторно?

Но ведь она сейчас не в гостинице с ее истеричными администраторами, с ее разболтанными розетками.

И завтра она поедет домой. Прощай, Загоровск.

И еще…

Без стука открылась дверь. На пороге стоял Егор в распахнутом халате на голое тело, с большим апельсином в руке.

И это мне тоже снится, в ужасе подумала Нина. Трясущейся рукой она нащупала выключатель прикроватной лампы.

– Ниночка… – Объятый мягким светом, Егор шагнул вперед, пьяно улыбаясь от уха до уха.

– Я ведь заперлась, – пролепетала Нина. – Кажется… Егор, я ведь сплю!

Плотная волна коньячного духа подтвердила, что она бодрствует.

– Выйдите вон, – пролепетала она, с перепугу заговорив чужими словами. – Уйди отсюда!

– А это называется «динамо», – с ласковой укоризной проворковал Егор. – Нехорошо накручивать динамо, Нина, ты ведь не девочка уже…

И, уронив халат на ковер, он пошел к ней, раскинув руки.

Нина тоскливо ждала; она почему-то никогда не думала, что может стать жертвой изнасилования. Теперь, глядя на идущего через комнату голого мужчину, она прекрасно понимала, что протестовать, конечно, можно, но бесполезно. Женщина, явившаяся на чужую дачу с ночевкой и пившая с хозяином коньяк при свечах, в глазах общественности – и отчасти в собственных – уже должница, который выписали счет, и предстоит его оплатить. Она не понимала, как ей мог нравиться Егор: сейчас, когда с директора слетел лоск и блеск, он сделался не более привлекательным, чем туша кабана на бойне. Подчиниться было унизительно, сопротивляться глупо; она ждала, лихорадочно перебирая варианты, когда Егор вдруг выронил апельсин.

Бледное его тело вытянулось и изогнулось дугой.

Из-под босой ступни веером полетели искры. Апельсин еще падал.

Егор затрещал и захрипел. Его глаза вылезли из орбит, а волосы встали дыбом. Прикроватная лампа замигала, будто пытаясь передать кому-то сигнал азбукой Морзе.

И погасла. В темноте, пропахшей паленым, Нина услышала, как тело рухнуло на ковер.