Текст книги "Мумия из семейного шкафа (СИ)"

Автор книги: Марина Белова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Глава 7

Родное туристическое агентство встретило меня тишиной и уютом. Посетителей не было. Что поделаешь? Мертвый сезон. Секретарь Алена от нечего делать перекладывала рекламные буклеты с одного столика на другой. На одном столе лежали проспекты морских курортов, на другом – культурные и исторические центры, на третьем – предложения для любителей горнолыжного спорта.

– Красиво и функционально, – похвалила я девушку и на всякий случай предупредила: – Ко мне никого не пускать.

– Да вроде и некого. Хоть бы один посетитель зашел. От скуки умереть можно.

– Алена, ты работай и скучно тебе не будет.

Я удалилась в свой кабинет и предалась размышлениям. Только думала я не о том, как поднять рентабельность нашего агентства, и не о том, каким калачом заманить к себе клиентов, мысли мои крутились вокруг новой Алининой квартиры и ныне покойной ее прежней хозяйки. Странная девушка. Зачем наложила на себя руки?

Рука сама потянулась к сумке и достала из нее записную книжку Людмилы Поповой.

– Чем черт не шутит? Может, кто-то из этих троих знает причину спешного переезда Людмилы? Мужчину оставим на потом. Начну с женщин, – решила я и набрала номер Матвеевой Е.К.

В былые времена, когда мне что-нибудь нужно было спросить, я спрашивала без обиняков, без хождения вокруг да около. Люди не всегда были откровенными. Некоторые замыкались в себе, не хотели говорить, а некоторые открыто давали понять, что я лезу не в свое дело.

Врать меня научила Алина. Она так разыгрывала ситуацию, что собеседники легко выдавали ей любую интересующую нас информацию, разумеется, если они ею владели. Рассказывали все, даже то, о чем мы их не спрашивали. Как, к примеру, откажешь корреспондентке газеты, которая пришла писать хвалебный отзыв о благородном поступке девушки, нашедшей пенсию бедной старушки и вместе с удостоверением вернувшей деньги законной владелице?

Со временем я пришла к выводу: если хочешь что-то узнать, вноси в разговор больше эмоций, дай людям почувствовать себя добрыми и благородными. Можно, конечно, еще запугать, прикинуться проверяющими инспекторами или полицейскими, но это уже крайний случай, если собеседник ведет себя нагло и разговаривать по-доброму не хочет.

Сейчас я решила действовать по первому варианту. Трубку сняли почти сразу.

– Здравствуйте, я могу поговорить с Матвеевой Еленой Константиновной, – я подумала, что, если ошибусь, меня поправят.

– Евгения Константиновна. Это я. Я вас слушаю.

– Да, да, конечно, Евгения Константиновна, прошу прощения. Евгения Константиновна, тут такое дело. Вы знаете Людмилу Ивановну Попову?

– Людочку? – радостно отреагировали на том конце провода. – Знаю. А вы кто?

– Я ее давняя знакомая, Марина Клюквина. Мы с ней недавно встретились. Зашли ко мне в гости. А когда она уходила, то забыла у меня записную книжку. Я на днях уезжаю, а она, наверное, ей очень нужна, в ней столько записей, столько телефонов. Хотела ей занести книжку, а оказалось, что она на Маяковского уже не живет. Куда переехала, новые хозяева не знают. Вот теперь звоню по ее знакомым, пытаюсь узнать ее новый адрес. И на телефон, как назло, она не отвечает. Вы мне поможете ее найти? Где она теперь живет? – спросила я и, чтобы Евгения Константиновна не ответила мне однозначно, мол, адрес такой-то, навела ее на рассуждения. – Вроде бы она и не собиралась никуда переезжать, квартира у нее такая хорошая, большая. Не знаете, почему она решила переехать?

Но с Евгенией Константиновной я ошиблась.

– Нет, милочка. Для меня это тоже новость. Я ведь портниха. В последний раз она у меня шила два года назад. Вам, кстати, ничего пошить не надо?

– Нет, спасибо, я все покупаю в магазине.

– А куда вы с блокнотом ходили? – поинтересовалась Евгения Константиновна. – Я не расслышала.

– Проспект Маяковского, дом пять.

– Ну, не знаю. Мне помнится, Людочка жила на улице Горького, номер дома я забыла, но вы определенно знаете этот дом, там, на первом этаже большой магазин «Мир тканей». Я даже несколько раз к ней домой с примеркой приходила. Обычно я этого не практикую, но для Людочки делала исключение. Она человек занятой, работает в какой-то лаборатории, трудится с утра до вечера. Так вот, я убивала двух зайцев: примерку Людочке делала и в магазин тканей заходила. И вам его рекомендую. В этом магазине бывают очень и очень приличные ткани. Если вам что-то понравится, смело покупайте, я вам пошью. У меня клиентура за полгода вперед записывается.

– Нет, нет, я не могу ждать полгода. А вы не знаете, почему Людочка сменила квартиру?

– Нет, вы прослушали, я даже не знала, что она переехала на Маяковского.

– Тогда извините, что вас побеспокоила. Может быть, я вам свой номер телефона оставлю? Если что-то узнаете о Людочке, позвоните.

– Конечно, милочка. Разве мне трудно позвонить? Позвоню обязательно, – пообещала Евгения Константиновна и еще раз предложила мне свои услуги. На том мы и закончили разговор.

Итак, выстрел первый – неудачный. Евгения Константиновна видела Люду очень давно и была не в курсе, что ее клиентка меняет квартиры как перчатки. То, что Людмила до переезда на улицу Маяковского жила на улице Горького, мне было известно, но только сейчас этот факт показался мне странным. За такой короткий срок два переезда. А может, переездов было больше? Я, к сожалению, не сообразила взять у Алины паспорт Поповой и полистать его. Если бы он попал мне в руки, я бы уж точно не ограничилась листом с последней пропиской, взглянула бы и на предыдущие.

«Теперь мне уже паспорт Поповой не достать, он хранится в полицейском сейфе», – с сожалением подумала я.

Почему девушке не сиделось на одном месте? Ее преследовали? Если это так, не мешало бы поговорить с соседями Людмилы по старой квартире, расположенной на улице Горького, они вполне могут знать о Людмилиных проблемах.

Найти дом было проще простого, Матвеева дала мне хороший ориентир – «Мир тканей». Если мы докажем, что Попову преследовали раньше, чем она переехала на проспект Маяковского, Алина может спать спокойно. Скелет мы похоронили. Будем надеяться, дух успокоится и охи-вздохи, шаги и завывания прекратятся.

– Надо скорее донести мои умозаключения до ушей Алины, – сказала я вслух и стала торопиться к выходу.

– Марина Владимировна, вы уходите? Вам нехорошо? Разговариваете сами с собой, – смущаясь, сказала Алена. – Что-то случилось? Алину Николаевну вспоминаете.

– Алена, ничего не случилось. Ты свои служебные обязанности помнишь? Вот и занимайся делом, – пришлось мне поставить на место любопытную секретаршу.

– Так никого же нет! Скучно. Никто к нам не заходит, – обиженно пробурчала Алена.

– А ты привлекай клиентов. Поработай живой рекламой. Подышать свежим воздухом хочешь?

– Хочу, – ответила ни о чем не подозревавшая девушка.

Несколько лет назад, когда мы только раскручивали фирму и в штате было всего лишь два человека – я и Алина, – мы, не стесняясь, вешали на шею рекламные планшеты и так бродили по городу, раздавая листовки с суперпредложениями.

– Ты из типографии забрала прайс-листы с новыми предложениями?

– Забрала.

– Тогда вот тебе амуниция, – я извлекла из шкафа старый планшет. – Вешай на шею, в руки бери пачку листовок – и вперед, на улицу. Только далеко не отходи от дверей, вдруг кто-то изъявит желание бросить все и тут же отправиться с нашим агентством в путешествие.

– Если бы так! – Алена с готовностью схватила планшет и просунула голову под веревку.

– Ценю твой энтузиазм, только оденься потеплее, на улице холодно.

Алину я опять застала в кладовке. Она разбирала последний угол. На свет божий были извлечены старые цветочные горшки с отколотыми краями, чемодан с изношенными тряпками, древний проигрыватель в форме чемоданчика и торшер без плафона.

– Разбирая этот хлам, ощущаю себя археологом, – выдала очередную фантазию Алина. – Я не просто выношу мусор, а соприкасаюсь с разными эпохами. Смотри, этим проигрывателем пользовались в середине шестидесятых. Торшер того же исторического периода. Чемодан, думаю, подревнее будет. Кастрюльки вообще достались от прабабушки. Интересно, как в музее быта прошлых веков.

– Алина, ты философ. А я думаю, что в этой квартире селились сплошные Плюшкины. Кому нужен этот поломанный торшер? Или эти разбитые горшки?

– Люди по-разному относятся к старым вещам. К примеру, Людмила жила одна, ей некогда было заниматься раскопками, или по фигу, или просто лень было вынести бабушкино барахло на свалку. Гости в кладовки редко когда свой нос суют, поэтому ей за этот беспорядок стыдно не было. Плохо, конечно, что она перед отъездом сама все не выбросила.

– А если это все барахло не ее?

– Как это? Она что, по соседям побиралась? Музей ненужных вещей хотела открыть? Марина, не смеши!

– Алина, Людмила прожила в этой квартире недолго. Эти все вещи могли ей достаться от прежних хозяев. Я даже уверена, что этот было именно так.

– Откуда ты знаешь, что Людмила прожила в этой квартире недолго? Ах, ну да, я сама же читала в паспорте прописку, – Алина потерла рукой лоб. – Знаешь, как только я увидела Попову в ванной с кровью, у меня все из головы вылетело.

– Не страшно, я сама забыла об этом эпизоде. Сегодня вспомнила, и то лишь случайно. Портниха Поповой в телефонном разговоре обмолвилась, что она навещала Людмилу, когда та жила на улице Горького.

– А как ты узнала телефон портнихи?

– Каюсь, стащила у покойной Поповой записную книжку. Вот эту, – я вытянула из сумки блокнот и протянула его Алине.

– Помню, он лежал в сумке Людмилы. Только зачем ты его стянула?

– Как-то само получилось. Смотри, здесь в основном телефоны организаций, прачечных, химчисток. Фамилий совсем немного. По одному номеру я позвонила, попала к портнихе. Вот она-то мне и напомнила о том, что еще недавно Людмила жила на улице Горького.

– Так, интересно. И чего ей не сиделось на одном месте? Какая у нее была квартира на улице Горького? Еще больше?

– Не сообразила спросить. Но думаю, нам туда надо съездить. За полгода людей не забывают. Пообщаемся с соседями, вдруг что-нибудь выясним. Не нравится мне твоя Людмила. Вернее, не она сама, а ее беспечное отношение к деньгам. Квартиру она тебе эту, считай, подарила. А ты ей кто? Никто. Дорогой подарок для первого встречного. Хотелось бы знать, какой такой любовью к людям она мотивировала свой поступок. Но, к сожалению, у нее об этом уже не спросишь. Вопрос второй – почему она наложила на себя руки?

– Едем на улицу Горького. Я мигом.

– А электрик приходил? – спросила я, припомнив, что в дверь не звонила, а постучала, зная о том, что звонок не работает.

– Ага, дождешься его. Нет, конечно. Да бог с ним, с электриком. Поехали на Горького.

Алина кинулась одеваться, а я опять заглянула в кладовку. Да, скорей всего, ремонт здесь не делали со времен первых хозяев. Стены этой маленькой комнатушки были покрашены в зеленую краску, которая со временем стала почти черной. Потолок приобрел желто-коричневый цвет, местами краска вообще со временем облупилась. Углы кладовки были плотно завешены лохмотьями паутины.

На месте Алины я вообще бы поломала эту каморку и сделала одну большую прихожую. Нет, прихожая у Алины и так большая, лучше в этом помещении было бы устроить гардеробную комнату, с полками, ящиками для обуви и длинной перекладиной, чтобы каждая вещь висела отдельно от другой.

Пока я предавалась мыслям о перепланировке в Алининой квартире, в дверь робко постучали.

– Алина, кто-то пришел.

– Уже иду, – из спальни выплыла Алина в полной боевой готовности. – Я собралась. Ты говоришь, кто-то стучал?

– Да, пару раз стукнул, и все. Может, дети балуются?

– Проверим, – Алина щелкнула замком и широко распахнула дверь.

На площадке стоял наш утренний знакомый, могильщик Сеня. Он придерживал поставленный на перила ящик.

Да, тот самый ящик, в который моя подруга запихнула скелет.

От неожиданности Алина онемела, вновь встретиться со скелетом совсем не входило в ее планы. Она пару раз раскрыла рот, пытаясь сформулировать свой вопрос, но ничего, кроме бессвязных звуков, из себя выдавить так и не смогла.

На помощь пришла я:

– Это что такое?

– Это ваше животное. Как вы там его называли? Кузя, что ли? – Сеня отвел глаза в сторону.

Алина пришла в себя:

– Как же так? Мы ведь договаривались, что вы его похороните. Я ведь и деньги дала, и бутылку поставила, чтобы помянули по-человечески.

– Прости, маманя, – замычал пьяным голосом Сеня. Догадываюсь, он начал поминать скелет, прежде чем его предали земле. Впрочем, предать земле его, как видно, так и не успели. – Николай, бригадир наш, дико извиняется, но приехала комиссия, то ли из полиции, то ли еще откуда-то. Не знаю я. Кто-то настучал, что мы хороним без разрешения. Знаешь, что за это может быть? Ты возьми обратно своего Кузю. Никак нельзя его сегодня хоронить.

Слушая пьяный лепет Сени, я про себя порадовалась, что хоть этот не упоминает имя моего любимого фокстерьера. Согласитесь, Кузя тоже неплохо звучит для безымянного скелета.

– Не можем мы его сегодня похоронить, – повторяясь, оправдывался Сеня. – Все проверяет. Во все книги учета нос сует, по кладбищу ходит, могилы считает. Возьми обратно Кузю. Не лежать же ему на улице? Еще сопрут, народ ночью по кладбищу лихой бродит, а тут ящик бесхозный, точно – стянут. Как же ты потом жить будешь? – Сеня громко шмыгнул носом и скривил оттекшее лицо. – К кому на могилку придешь?

– Заноси, уговорил, – скрепя зубами от досады, велела Алина.

Сеня подхватил с перил ящик и понес на вытянутых руках прямо на нас. Мы едва успели расступиться, пропуская его внутрь. В центре прихожей он грохнул ящик о пол и поднял на нас раскрасневшееся от натуги лицо. Ящик весил прилично.

– Скорбим, маманя, вместе с тобой. Прости, если можешь, – Сеня смахнул грязным рукавом слезу и хотел обнять Алину.

– Это уже слишком. Идите. Помянули – и на том спасибо. Вы в ящик не лазили? Не тревожили усопшего?

– Как можно, мать? – возмутился Сеня.

– Какая я тебе мать? – вскипела Алина. – Придумал тоже. Кузькина мать! Иди с богом!

Выпроводив пьяного могильщика, мы перекрестились.

– А если бы могильщики заглянули внутрь? Что было бы? Донесли бы в полицию или нет? Мне, Алина, твоя идея с кладбищем с самого начала не нравилась. Оставили бы на улице, и то лучше бы было.

– А что нам мешает это сделать сейчас? Все равно выходить собирались, хватай ящик и понесли, по дороге где-нибудь оставим. Найдут люди добрые, – рассуждала Алина, – посмотрят, что там, и решат, что с ним делать.

– И то верно, – согласилась я.

Мы схватились с Алиной за веревку, подняли ящик и вынесли из квартиры.

– Предлагаю оставить на троллейбусной остановке. Там его найдут раньше.

Так мы и сделали: донесли ящик до остановки, поставили под навес, подождали, когда придет троллейбус, все ожидающие в него сядут, и с легким сердцем пошли во двор, чтобы сесть в Алинину машину и ехать на улицу Горького.

Глава 8

– Все-таки умно мы придумали с остановкой, – не успокаивалась Алина за рулем своего автомобиля. – И хлопот никаких, и скелет пристроен. В конце концов, мы что, обязаны хоронить чьи-то останки? Он что – мой близкий родственник? Дедушка? Дядя? Надо же было такое имя придумать – Кузя!

– Все ж лучше, чем Бобби.

– Ты уж меня прости, я ведь не со зла Бобби тогда приплела. При таких обстоятельствах у любого крыша поедет. Ох, и услужила мне Попова с квартирой и со скелетом. Если это ее скелет, могла бы и с собой забрать. Не ее, тогда пристроила бы куда-нибудь. Зачем передавать эти мощи по наследству? Улица Горького, куда дальше ехать?

– Прямо к магазину «Мир тканей». Поняла?

– Поняла, – ответила Алина и уже через пять минут остановила «Опель» во дворе магазина. – Теперь куда?

– А вот этого я не знаю. Давай ориентироваться по месту.

– Кто же нам поможет? – Алина окинула взглядом двор в поисках «языка». – Кто может помнить здесь Людмилу?

На наше счастье, из подъезда вышла женщина с мусорным пакетом и засеменила к контейнеру. По пути она с любопытством осмотрела нас с головы до ног, потом поздоровалась с машущим метлой дворником, оглянулась несколько раз, нет ли кого из ее знакомых, с кем можно было бы перекинуться словечком, и не спеша продолжила свой путь.

– Наш объект, – толкнула меня под бок Алина. – Сейчас ее зацепим.

Женщина бросила в контейнер пакет, зачем-то туда заглянула и пошла назад, непрерывно пялясь в нашу сторону. Алина сделала несколько шагов вперед и стала перед скамейкой.

– Женщина, на одну минуточку можно вас?

Дама остановилась рядом со скамейкой, а потом и села на нее. Хороший знак. Значит, изначально она решила задержаться с нами не на одну минутку.

– В этом доме жила моя подруга, Людмила Попова. Вы такую помните?

Женщина ответила кивком головы.

– К сожалению, я десять лет здесь не была, – Алина тяжело вздохнула, вживаясь в образ. – Работа такая. Наконец дома. Хотела повидаться с подругами. Прошлась по старым адресам, а тут такое дело… Кто-то переехал, кто-то умер. Думала, хоть Людмила на месте.

Алина завралась, совершенно забыв, что Людмила была намного лет ее моложе. Десять лет назад Поповой было шестнадцать, и по годам она мало годилась Алине в подруги. Но к нашей удаче, соседка не подметила возрастного несоответствия в Алинином рассказе, возможно потому, что моя подруга всегда предпочитала современные, свойственные молодежи тенденции в моде. Сейчас она стояла в вытертых джинсах с дырками на коленях, ярко-оранжевой куртке и маленькой вязанной шапочке. Если у соседки проблемы со зрением, она запросто могла углядеть в Алине девицу неопределенного возраста.

– Как же! Ждала она меня! Соседка сказала, что Людка выехала. А куда – не знает. Может, вы о ней слышали?

– С осени ее нет. Съехала.

– Надо же, а я и не знала. Подруга называется! А чего ж ей здесь не сиделось? Квартира вроде хорошая?

По правде сказать, мы с Алиной даже не догадывались, в какой квартире жила Попова. Читая прописку в паспорте, мы только запомнили улицу. У Матвеевой я забыла спросить, а сама она в нашем разговоре упоминала только дом, в котором находится магазин тканей.

– Квартира как квартира. Как раз над моей. Двухкомнатная. Кухня девять квадратов. Одной-то нормально, жить можно, а вот Павлу ее тесно было.

– Погодите, а Павел – это кто? – заинтересованно спросила Алина. – Вот что значит надолго уезжать! Сколько интересного упустила! У нее ж никого не было?

– Не было, а потом стало. Дело житейское.

– Ну да, ну да. И кто же он такой?

– Бог его знает. Наверное, при деньгах, если они решили поменять жилье. Кто-то говорил, что Людмила переехала в хоромы.

– А куда переехали? Вы же понимаете, очень хочется подругу повидать.

– Ну а я откуда знаю? Ты думаешь, Людка мне свой адрес оставила?

– И о Павле ничего не знаете?

– При деньгах и при машине. Машина у него такая интересная была, как маленький автобус.

– Мини-вэн, – догадалась я. – Сейчас таких много.

– У крутых много, а зять мой до сих пор на «шестерке» ездит, – обиделась на судьбу соседка Поповой.

– Может, вы нам подскажете, у кого нам узнать подробнее о Людмиле. Она с кем-то по дому дружила? Кому-то адрес свой оставляла?

– Адрес? Вряд ли. И насчет дружбы я вам вот что скажу: Людмила редко с кем во дворе разговаривала. Тихо пройдет мимо, бывает даже, что и не поздоровается. Нелюдимая она, ваша Людмила. Мне вообще странно, как она мужика себе отхватила? Мужчины любят веселых женщин, заводных. А эта вечно в печали. Она даже никогда не улыбалась.

– Она всегда такая была? – спросила Алина.

– Ты ж ее подруга, – насторожилась соседка, – а не знаешь, какая она была. И вообще, чего ей веселиться, если она сиротой круглой в десять лет осталась?

– Она сирота? – удивилась Алина.

– А ты не знала, подруга? – заподозрив подвох, соседка посмотрела на нас исподлобья.

– Значит, она в этой квартире с десяти лет одна жила? – вмешалась в разговор я.

– Нет, здесь, в квартире матери, она жила до десяти лет и последние семь лет, а остальное время квартира пустовала, Людмила жила в другом месте. Только, где она жила, у меня не спрашивай, я в этом доме живу не так давно. А вот ты, как подруга, должна знать. – Соседка достала из кармана очки и водрузила их на нос, чтобы лучше нас рассмотреть.

– Ах, ну да, конечно, как я могла забыть? – широко улыбнулась Алина и перевела взгляд на меня. – Ну ты бы меня поправила. Совсем памяти нет.

– Вроде бы не старые, а памяти никакой. – Женщина поднялась с лавки, давая понять, что разговор окончен.

– Что ж, и на том спасибо, – сказала Алина, провожая соседку взглядом. Когда та зашла в подъезд, она продолжила: – Чуть не расколола нас. Откуда я могла знать, что Людмила сирота?

– Да не переживай ты! Сколько всего узнали. Квартира ей досталась от матери. Это раз. А два – у нее был молодой человек. Куда только он потом делся? Ты ведь говорила, что Людмила была не замужем?

– Как раз это объяснить очень просто. Павел купил квартиру. Что-то у них с Людмилой не заладилось, он ушел и в качестве моральной компенсации оставил квартиру бывшей невесте. Ну а ей не под силу оплачивать большую жилплощадь.

– Поэтому она поменялась с тобой? А потом перерезала себе вены? – в моем вопросе слышался сарказм. – Еще один вопрос, ты часто встречала мужчин, которые бы оставляли бывшим невестам квартиры, если они, конечно, не олигархи и не блаженные?

– Ты думаешь, в ее смерти виноват Павел?

– Почему Павел? Я тебе этого не говорила.

– Так больше ж некому! – воскликнула Алина.

Мне показалось, что предположение, будто во всем виноват неизвестный нам Павел, Алину очень устраивало. Во всяком случае, все становилось на свои места. Несчастная любовь, и на этом фоне немотивированные поступки Людмилы Поповой. Наверное, психиатр с легкостью объяснил бы все, что творилось на душе несчастной женщины. Хотя, на мой взгляд, как бы она Павла не любила, резать вены все равно не стоило.

– Поехали к тебе, – предложила Алина. – Олег твой домой когда вернется?

– Часа через два.

– Очень хорошо, не хочу перед ним светиться, а за Санькой я соскучилась. Сынок мой, наверное, спрашивал обо мне?

– Нет, Алина, сегодня не получится. – Я вспомнила, что Ромка до сих пор ходит выкрашенным в рыжий цвет.

Для Алины слишком большое испытание увидеть своего любимого кота в таком виде, а ей и так за последние два дня досталось: две ночи не спала, скелет нашла, труп обнаружила. Боюсь, если еще Ромка выползет ей навстречу оранжевый, как морковка, ее нервная система даст сбой.

– Нет, Алина, никак не получится. Я вспомнила, Олег обещал забрать детей из школы и повести их на выставку восковых фигур. Ты лучше вечером позвони, пообщайся с ребенком по телефону.

– Хорошо, тогда я тебя перед домом высажу и поеду дальше наводить порядок.

– Да, чтобы не затягивать с новосельем. Бог тебе в помощь.

– Добрая ты, Мариночка. Нет чтобы самой помочь подруге, а ты мне что предлагаешь – бестелесную субстанцию?

– Алина, не богохульствуй! Накажет!

– Ладно, выходи, – Алина остановила машину перед моим домом. – Не забудь покормить детей и Ромку, – дала мне последнее напутствие подруга.

Я открыла дверь своим ключом. В доме стояла подозрительная тишина. Я взглянула на вешалку. Куртки детей висели. Значит, они были дома. Тогда почему так тихо? А Бобби, почему он не мчался мне навстречу? У меня неприятно похолодело в груди. Неужели что-то случилось? Отравились газом? Играли и перевернули на себя шкаф? Ставили опыты с электричеством? Да мало ли какая мысль могла родиться в их изощренных умах!

Не раздеваясь, я побежала в детскую. Уф! Слава богу! Живы! Но вот странность – в детской так чисто, как после генеральной уборки. Книжки аккуратно стояли в шкафу, одежда не была разбросана по комнате, на полу ни единого фантика от конфет и игрушки не в куче, как обычно, а каждая на своем месте.

Дети сидели за столом перед раскрытыми учебниками, грызли концы шариковых ручек, сосредоточенно ковырялись в носу и время от времени что-то записывали в свои тетрадки. Определенно, что-то с ними не так!

– Что случилось? – на последнем издыхании спросила я. – Вы заболели? Высокая температура?

Аня и Санька подняли на меня удивленные глаза.

– Ты уже дома?

Надо же, они меня не заметили. Чем же они так увлечены?

– Дети, а чем вы занимаетесь?

– Решаем задачи по математике.

– Домашнее задание делаете? – сделала я попытку угадать, что же с ними происходит.

– Нет, просто так.

– У вас завтра контрольная? Готовитесь?

– Нет. Завтра у нас контрольная по английскому, но мы его уже выучили.

Я легонько себя ущипнула. Черт! Наши с Алиной дети учатся хорошо, почти отличники, но принцип «Сделал дело – гуляй смело» – это не про них. Они сначала нагуляются до изнеможения, а потом вспомнят об уроках. И при этом никогда не сделают больше, чем задала учительница. Когда я один раз Аню спросила, не хочет ли она для закрепления материала решить еще пару задач, она мне ответила, что учительница запрещает им делать задания наперед, чтобы не сбивать учебный процесс. Или в задании по иностранному языку написано: составить не менее шести предложений по теме, – ручаюсь, в классе не будет ни одного ученика, написавшего в тетрадке семь предложений. И, по-моему, дело здесь даже не в лени, просто в наш информативный век они сами выбирают, что им в данный момент нужнее. Ведь не зря и Аня, и Саня намного лучше, чем я, разбираются в компьютере, а болтают по-английски примерно так же, как я с университетским образованием.

– Ничего не понимаю. Если не контрольная, если вы все уроки выучили, сходите погуляйте или дома поиграйте. И где Бобби с Ромкой?

– Папа с Бобби гуляет, – хмуро оповестила Аня.

– И давно он дома?

– Часа два уже, – вздохнул Саня.

– А почему так рано?

– У него пломба выпала, ходил к врачу. Нервный стресс и все такое, – пояснила Аня. – А мы теперь должны страдать.

– Ясно, это он вас засадил за учебники?

– Он! – в два голоса взревели дети.

– И что же вы натворили?

– Да ничего, все как обычно. Немного того, немного сего, – расплывчато ответил Саня.

– Да все по делу, мама. В хоккей сыграли, на компьютере новую игру попробовали. Сделали себе молочный коктейль. Кто ж виноват, что молоко немного разбрызгалось? Ромке когти постричь хотели. – Аня отвела глаза в сторону. – Ну, ему не очень понравилось делать маникюр, и он недалеко убежал.

– Недалеко? Это куда? – испугалась я.

– В гостиную. На карниз.

Я вышла из детской и прямиком направилась посмотреть, что случилось с моими новыми гардинами. Дети последовали за мной, подозреваю, чтобы оказать мне первую медицинскую помощь.

– Ой, – вырвался из моей груди протяжный стон. На всей полосе, от пола до потолка, в шахматном порядке на прозрачной ткани зияли дырки. Очевидно, Алинин кот сначала забрался вверх, а затем спустился таким же манером вниз. – Где сейчас этот мерзавец?

– Его папа на лоджию запихнул.

– Тетя Марина, надо бы достать Ромку, он может простудиться. Мы ту шерсть, что не смогли расчесать от слипшейся краски, состригли ножницами. Теперь ему поддувает в лысинки, – жалостливо попросил Санька. – Там ведь холодно. А если он заболеет и умрет, мамино сердце не выдержит.

– А ну марш в комнату… задачи решать. И пока весь учебник не решите, выходить запрещаю! – рявкнула я в сердцах.

– Муж и жена – одна сатана, – резюмировала Аня и поплелась в детскую, прихватив с собой Саньку.

«Разгром по плану! Конец света в отдельно взятой квартире! – орала я про себя. – Именно это я и предполагала. Иначе и быть не могло. Могу себе представить, как верещал кот, когда ему стригли когти. А когда шерсть брили? Жуть! Надо бы Ромке накапать в молоко чего-нибудь успокаивающего. Как бы с ним сердечный приступ не случился.

Олег тоже хорош! Пострадавшего кота выбросить на лоджию! Хотя мне и гардины жалко. Такие дорогие! Как вспомню, как я Олега уговаривала их купить, слезы на глаза наворачиваются. Сумасшедшие деньги заплатили. Лучше бы я его так и не уговорила. Сейчас придет с прогулки, начнет пилить за все: за детей, за кота, за гардины».

На удивление Олег слова не сказал о гардинах и коте. Как оказалось, его не волновали ни испорченный тюль, ни тем более перекрашенный и клочьями выстриженный чужой кот. Он был удручен внутренним содержанием наших детей. К счастью, я так устала, что у меня не было никакого желания вступать с ним в полемику, поэтому я только молча слушала, изредка только поддакивая и кивая.

– Вот ты, Марина, мать. И подруга твоя тоже мать. А вы знаете, чем живут ваши дети? – и, не дожидаясь моего ответа, выложил на стол листок, исписанный детским почерком.

Я мельком взглянула на бумагу и по корявым буквам догадалась, что писала Аня.

– Читаю, – предупредил меня Олег, как будто я сама не догадалась, что он собирается делать. – Распорядок дня на сегодня:

7.30. Проснуться.

7.45. Позавтракать.

8.30. Сходить в школу.

15.30. Прийти со школы.

16.00. Обед.

16.15–16.45. Валяние дурака (ничегонеделание).

16.45–18.00. Подвижные игры или тренировка, если есть.

18.00–19.00. Игры на свежем воздухе или позвонить по телефону.

Вот куда наши деньги уходят!

19.00–19.30. Ужин.

19.30–20.00. Уроки.

20.00–20.15. Прогнозы на завтра.

20.15–20.30. Чтение худ. литературы.

20.30–20.45. Общение с родителями.

20.45–21.00. Помывка зубов, лица и прочих конечностей.

21.00. Сновидения.

– Ну и что? – спросила я Олега, как только он закончил читать. – По-моему, ни единой ошибки.

– А тебя не смущает, что на выполнение домашнего задания отведено тридцать минут? Всего полчаса!

– Нет. Они делают уроки в школе под руководством учителя.

– А чтение книг и общение с родителями? Вообще пятнадцать минут!

– Олег, не придирайся. Твоя дочь читает больше, чем другие дети, и с тобой общается не пятнадцать минут, а куда больше.

– А что значит «прогнозы на завтра»?

– Это ты у нее спроси, – посоветовала я мужу. – Ты чересчур серьезно относишься к детским играм.

– «Валяние дурака» – это игра?

– А между прочим, – из-за угла высунулась Санькина голова, – предание гласности чужих документов без разрешения на то хозяина есть не что иное, как уголовное преступление.

– А ну обратно в комнату, задачи решать, адвокат малолетний. Подслушивать еще хуже, чем читать ваши «прогнозы на завтра», – цыкнул Олег на Саньку. Послышался легкий топот и тихое хихиканье. Уверена, рядом с Блиновым-младшим стояла его преданная подруга Клюквина-младшая. – Надо же, как он мне мать свою напоминает, борец за права избалованных отпрысков, – теперь уже Олег засмеялся. – Эге, подождите, шалопаи. Что значит «прогноз на завтра»?

– Это значит угадать, что будет завтра. Будет дождь или нет. Какую оценку нам поставят. Отдерет ли Санька за уши Никиту, который мне подставил подножку. Выиграет ли наш класс эстафету по физкультуре. Да много чего значит, – выкрикнула из своей комнаты Анюта.