Текст книги "Три дня (СИ)"

Автор книги: Марина Анненкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Людно и шумно сегодня на княжеском подворье. Много собралось на нем славных мужей, героев и храбрецов, предвкушающих праздничное веселое застолье. Такое тут не редко бывало, но нынче повод особый – последние дни года. Уставший Царь-Солнце скоро простится с небом, уйдет за темную сторону мира, чтобы там умереть и снова возродиться. Всем известно, дело это нелегкое, а потому люди помогали ему, как могли. Прославляли веселыми песнями радость, жизнь, силу и отвагу, вспоминали прошлые подвиги и строили планы наперед, чтобы боги знали – есть ради чего продолжаться этому миру. Так отчего ж не веселиться за широким столом с кружкой хмельного пива, да рядом с добрыми друзьями? Отчего ж не почесать потом кулаки об этих же самых друзей-побратимов? Вот и продолжались шумные пирушки не менее трех дней кряду – и самим хорошо, и прадедовские заветы соблюдены.

День уже клонится к вечеру. В просторной гриднице накрыт стол, на свежесколоченных лавках восседает не один десяток бравых молодцов. Во главе стола занял свое место сам князь Эйнар со своими ближайшими ратниками и особо почетными гостями. По правую руку от него – старшая дочка Анника. Как же на празднике рождения нового года да без женского общества? Молодая княжна теперь всему женскому роду голова и пример, а значит ей этот праздник и открывать. Первую кружку хмельного пива каждому гостю непременно ее рука должна налить.

Шла княжна с большим ковшом вокруг стола, словно лебедь плыла. Никого не обделяла, до краев наливала в подставленные кружки, каждого тихой улыбкой одаривала, и от улыбки той жесткие бородатые лица будто светлели. А и было от чего. Анника – настоящая красавица. С нежным юным личиком и пшеничной шелковой косой до пояса. Светлое платье с дорогой вышивкой лазоревой нити, поясок, жемчужинами украшенный, на плечах тонкая белая шаль, а в ней сверкает крохотная брошка. Ярче же всех украшений светились теплым светом девичьи синие глаза, плясали в них отражения множества свечей, расставленных в гриднице. Только один раз дрогнули вдруг длинные ее ресницы и тут же смущенно опустились, да жарче вспыхнули алые щеки. Подошла она с питьем к одному гостю из дальних стран. По безусому и безбородому его лицу было видно – чужак. Лишь тонкая полоска щетины очерчивала подбородок, густые волны смоляных кудрей спадали до плеч, а зеленый взгляд такой уверенный, спокойный, что так и манит в свои глубины, смотреть – не насмотреться. Двенадцатый год шел девушке, когда первый раз увидела она этого заезжего парня среди отцовских гостей. Увидела и отчего-то сразу запомнила. Вот и сейчас вмиг узнала, хоть с той поры пять лет минуло. Имя его неудержимо выскальзывало из памяти, пока кто-то вдруг не крикнул:

– Что, Орм, так долго на наш двор не захаживал? Все по чужим краям сапоги стаптывал? Или дома на печи грелся?

Парень привстал, принимая угощение из рук Анники, поклонился ей в благодарность и только тогда спокойно ответил:

– Не вижу я ничего дурного в домашней печи, – смешки покатились среди сидящих воинов, – но не в ее тепле я грелся. Сапоги мои еще крепки, хоть другие страны и, правда, поглядеть успел.

Орм не пытался перекрикивать царивший вокруг галдеж, но говорил сильным и ясным голосом, так что слышал его каждый.

Не зря тогда князю понравился этот чужеземный то ли воин, то ли странник, не зря он на этот раз его среди почетных гостей усадил. Говорил парень мало, хоть и от веселья не отказывался. Все больше смотрел и других слушал, но когда к нему обращались, охотно рассказывал и о себе, и о родных местах. Места те были не такие уж и диковинные. Те же леса, озера да поля. Ну, подумаешь, другими словами там Богам молились, другие узоры на одежде вышивали… Зато как складно Орм об этом рассказывать умел! Заслушаешься. Еще больше, казалось, он знает о краях таких далеких, что мало кто из здесь сидящих о них вообще когда-нибудь слышал. Рассказы о них были, конечно, самыми удивительными.

Так за разговорами да байками катилось время к ночи. Захмелевшая братия все громче смеялась, все сильнее грохотали кружки, ложки и ножи о деревянный стол.

Поднялся вдруг из-за стола высокий мужчина с посеребренной бородой и, чуть прихрамывая, направился к скамье в углу. Его вполне можно было принять за бывалого воина, вот только огромные ручищи привыкли не к мечам и топорам. Они гораздо больше любили ласкать звонкие гусельные струны. Радостно встрепенулись за столом, одобрительно загомонили. Пришло время для песен и баллад.

Под неожиданно ловкими и быстрыми руками сплеталась красивая мелодия, подхватывала слова и легко разносилась по гриднице.

Туда, где кончается небо,

Где в небыль уходит земля,

Туда, где гранитные скалы,

И редкая вянет трава.

Там даже у солнца нет власти,

А ночи темны и глубОки,

Там сказочный клад схоронили

Прадедовы древние Боги.

Рассказывала песня о том, как шли года, как сменялись поколения, забывались старые преданья, возникали новые. Рассказывала о том, как ушли в небытие старые Боги и народились новые, совсем ничего не знавшие о том кладе. Среди людей же все еще бродила легенда о несметных богатствах и об одном умном да отважном воине, сумевшем разгадать приметы и отыскать заветные сокровища.

А был он из плоти и крови,

Наверно, кого-то любил,

Но сладкие ветры свободы

Он блеском камней заменил.

И нету надежнее стража

В броне, что одел на века,

С глазами властителя мира,

С покорной душою раба.

Велики были те богатства: не унести, не перепрятать, да и не потратить, хоть десять жизней проживи. Оставалось только одно – неотлучным сторожем стать при кладе, позабыть прошлое, заново родиться для жизни новой, долгой, бесконечной…

Была то старинная история, слышанная не один и не два раза, а собравшиеся на пир герои, словно по традиции, снова затеяли спор о том, было ли, не было ли такое диво; где тот клад находится, да что за чудище его охраняет. Каждый бард пел эту песню по-своему, но все сходились на том, что в сторожах там непременно должен быть страшный Змей.

Седобородого певца снова и снова просили повторить некоторые слова из баллады и по ним, в шумном хмельном споре, пытались определить приметы тех заветных гор и дорог, что к ним ведут.

Князь смеялся вместе со всеми и гадал – кто же на этот раз расхрабрится, да расхвастается больше всех. Кто прямо сейчас будет готов сорваться с места, чтобы под дружное гоготание соратников принести клятву: раздобыть волшебные богатства, да с драконьей головой в придачу, и непременно успеть к следующему празднику рождения года. Особо рьяные да крикливые хвастуны могут и поколотить друг друга в пылу нахлынувшего геройства. Натешившись представлением, побратимы растащат спорщиков, снова усадят за дубовый стол, да по новой кружке пива нальют. Забавно конечно, но и тревожно. Не любил Эйнар терять своих молодцов из-за таких вот глупостей. Но если пьяная похвальба в голове засядет, а с утренним туманом не забудется, то и вправду уйдет ведь горе-хвастун сказку искать. Не раз так было. Ох, не раз… Уходить – уходили, а возвращаться и по сей день не думали.

Сейчас громче всех бушевал долговязый, но крепкий парень с медно-рыжими кудрями. Заявлял, что все-то он узнал, разведал и понял. Что не страшится ни дорог, ни чудищ, ни других каких преград, но вскоре уже распевал вслед за бардом другую знакомую песнь, а потом и вовсе свалился спать под лавку.

Анника уже ушла в свою горницу. Сидела при лучине, расплетала длинную косу. Слушала далекий гомон пировавших, а в ушах ее все еще звучал ясный голос человека по имени Орм. Далеко умчались ее мысли к чему-то новому, непонятному, но прекрасному, и она мечтала… мечтала… мечтала…

Утром зимнее небо долго не хотело светлеть. То была самая длинная ночь. Решающая ночь. Сможет ли вновь родившееся молодое Солнце пробиться сквозь владения тьмы и повернуть все живое к теплу, к новой жизни? Морозная утренняя дымка еще укутывала деревья, и потускневшие звезды еще висели над их кронами, но в домах вокруг княжеского терема, где разместились воины, уже хлопали двери, раздавались зычные возгласы. То проснулись добры молодцы и, высыпав на улицу прямо в нательных рубахах, бежали к ближней лесной полянке, чтобы прогнать сон и остатки хмеля. То не воин, если пиво и больная голова на утро способны лишить тело бодрости, а руку – силы держать меч. И снова с шутками и подначками взрослые мужчины, словно дети, ставили подножки, валяли друг друга в пышных сугробах, в полсилы боролись на кулачках – показаться во всей красе им еще только предстояло.

Орм словно спиной чувствовал коварные намерения шутников. Даже не оглядываясь, умудрялся уклониться от каждого неожиданного нападения. Будто мысли читал. Одно неуловимое движение – и противник летел в сугроб, а Орм, как ни в чем не бывало, улыбаясь, шел дальше. Он не суетился, не пытался отогнать мороз, пробирающийся под тканую рубашку. Даже добравшись до полыньи на пруду и окунувшись в ледяную воду, он не спешил вернуться под защиту печного тепла или хотя бы переодеться. Стоял неподвижно, скрестив руки, заблудившись в своих мыслях, а может любуясь пробивающимися сквозь деревья рассветными лучами. На него удивленно смотрели, перешептывались, а кто-то лишь посмеивался в усы – помнили, каков этот человек в воинском искусстве. Куда там морозу его сломить!

Этим днем предстояло молодцам показать все, на что они способны. Юный Царь-Солнце начал извечную битву с зимними тенями на небе, а на земле люди поддерживали его своими умениями. На широком поле за городищем давно расчистили от снега поляну, нанесли бревен и деревянных щитов. Сейчас там собрался народ посмотреть на воинскую удаль и похвалиться своим мастерством.

Рыжий Анлав, который грозил вчера драконова золота раздобыть, сегодня, видимо, решил показать себя героем во всем, в чем только можно было. И в противники заприметил не кого-нибудь, а именно невозмутимого Орма. Умело пел меч в его руках. Немногие способны были бы оборониться от точных, стремительных ударов, без устали летящих то сверху, то неожиданно разящих в бок. Но не зря чужестранец стаптывал сапоги в дальних краях. Видать, многому там научился. Ни разу меч не коснулся его тела, ни разу не удалось ему обманным приемом достичь цели. Уже давно распались остальные пары соперников, и только их поединком любовались зрители, им одним летели одобрительные крики... И никто не заметил, как и почему Анлав вдруг оказался лежащим на снегу с приставленным к сердцу мечом. Толпа ликовала. Давно такого не видывала: поединок умелых бойцов – это и страшно, и красиво.

Множество испытаний еще было припасено на этот день. Метали копья и ножи в деревянные щиты. Разили стрелами летящие тарелочки-цели, сходились в кулачном бою до первой крови. Менялись участники, каждый мог выбрать себе по душе то, в чем лучше других может умениями похвалиться. Неизменными оставались двое. Анлав упорно выкликал в соперники Орма. Все с большим ожесточением пытался его превзойти. Спокойствие и неутомимость противника выбивали землю из-под ног, заставляли упрямо сжимать зубы и до крови прикусывать губы. Впрочем, эта боль ничтожна, а позор побежденного становился все ощутимее. Как теперь сесть за княжеский стол? Как теперь в шуточном, но все же споре, он будет отстаивать право получить свой кусок сочного праздничного кабана? Да на все его прошлые заслуги найдут попрек в сегодняшнем дне и со смехом скажут не лезть в герои, а сидеть тихо. Другому поднесет Анника первое почетное угощение. И все из-за этого проклятого чужеземца.

Наконец настало время для последнего испытания. Поставили друг напротив друга два нешироких деревянных чурбана так, чтоб расстояние между ними было не длинней вытянутой руки с мечом. Забава-то была больше для смеха. Вместо оружия – палки. Нужно, стоя на шатких опорах, отражать удары, пытаться сбить соперника, но как можно дольше самому устоять. Задача не из легких. Для некоторых взобраться на неустойчивую деревяшку и не упасть уже было подвигом, а уж если кто умудрялся устоять, отбивая атаку – тот вообще герой. Потому была та забава для ребятни и юнцов безусых. Кому ж из воинов охота себя на смех выставлять? Анлав и тут полез сражаться, указывая на Орма. Как и следовало ожидать, под дружный хохот и свист толпы, после нескольких взмахов палки отчаянный боец полетел носом вниз, а Орм спокойно стоял на своем чурбане и даже не шатался. Казалось, сам воздух служит надежной опорой его чуть расставленным в стороны рукам.

Поднимался Анлав багровый лицом и по-настоящему злой, а едва поднял голову, наткнулся на протянутую в дружеском жесте руку и близкий зеленый взгляд чужака. Тихий его голос рядом с ухом произнес:

– Не таи обиду, храбрый воин. Просто на своем веку я многих повидал, много у них перенял. Разве обрадовался бы ты уступкам? Да и проигрывать мне никак нельзя.

А потом и совсем чудное случилось. Анлав даже обиду свою на миг позабыл. Вложил Орм ему в руку тяжелый темный перстень с ярким камнем-янтарем.

– На добрую память обо мне, – добавил чужак и, отвернувшись, зашагал с поляны.

Растерялся парень, а потом вскипел еще больше. Что это? Вроде как плата за позор причиненный? Хотел было тут же закинуть подарок в дальний сугроб, но таким теплом и светом полыхнуло от камня, словно луч самого солнца спрятан в нем. Передумал. Спрятал за пазуху, решил все же оставить себе. Сам не понял зачем. Может, чтобы и правда обиду не забыть и при случае поквитаться.

И снова шумно в княжеских палатах. Снова накрытый стол ломится от угощений разных. Огни множества свечей разогнали тени по углам и плясали, словно вторя людскому веселью. Могучий гусляр уже принялся за дело, и задорные слова недавно сочиненной песни смешили собравшихся мужчин. Настало время для главного блюда всего праздника. Посреди стола уже дожидался едоков отменно зажаренный кабан, и снова женская рука должна поднести угощение гостям. Самую большую и лакомую вырезку подала Анника, как водится, князю-родителю, а дальше началось сравнение героев. Кто-то предлагал себя или другого храбреца. Друзья вспоминали его заслуги, соперники пытались их опровергнуть. Веселое то было и любимое развлечение. Колкие шутки летели отовсюду, но обижаться никто и не думал.

– Костяная нога, да какой из тебя мореход? – кричал краснолицый детина. – Видел я, как ты на девичий подол засмотрелся, да чуть в луже не утоп!

– Да не утоп ведь! – ничуть не смутившись, ответил тот, кого Костяной ногой назвали. – Девица такая была, что не грех и засмотреться. Только вот мне интересно, почему это тебе охото было на меня тогда пялиться, а не на нее?

И снова взрыв хохота. Краснолицый смеялся чуть ли не громче всех.

Вот так и определялся герой, первенство которого не удалось оспорить. Ему Анника и подала один из самых сочных кусков.

Вторым свою очередь отвоевал охотник, что кабана этого добыл. Претендентом на третью порцию выкрикнули Орма, вспомнив его утренние победы. Оспорить это право никому не удалось, и Анника, чуть смущаясь, поднесла ему блюдо с дивно пахнущей свининой, а потом вдруг смело подняла глаза, в лицо глянула.

– А ведь ты, Орм, не все нам про земли дальние рассказал, – заметил кто-то громким голосом. – Вот помнится, про тамошних девиц ни словом не обмолвился. Неужели краше они наших? Или наоборот страшны и не чесаны, как моя борода?

– Да были бы краше, ходил бы он бобылем? – Засмеялись в ответ.

Эйнар слегка нахмурил брови, покосился на дочь. Княжна все так же внимательно вглядывалась в зеленые глаза, а глаза эти тепло смотрели в ответ. «Неужели улыбнется мне? – подумалось девушке. – Вот прямо сейчас…»

Не улыбнулся. Лишь поклонился почтительно.

– Красавиц везде хватает, да только мне другая красота привычнее, – и тише уже добавил: – Цветы, они лишь в поле цветут, а в моих руках им только гибнуть.

Наверное, только князь и заметил, как выполнив обязанности хозяйки, поспешила его дочь подняться к себе в горницу.

Не спалось девушке в ту ночь. Растревоженные мысли перегоняли одна другую, не давая ни обдумать их, ни заснуть спокойно. Воздух в комнате казался то прохладным, то душным. Меховое одеяло вдруг стало ужасно тяжелым и колючим. Когда небо на востоке начало, наконец, светлеть, уставшая от бессонницы, Анника подошла к окну. Наверное, и вправду чувствует все живое самое первое дыхание тепла. Или может только чудилось то, но воздух за окном казался прозрачнее и легче. Княжеские палаты стояли на холме, и девушка могла видеть и большое озеро, и поле за ним. А за полем, насколько хватало взгляда, стоял стеной дремучий лес. Скоро первые лучи восхода окрасят в алый цвет темные верхушки голых веток. Ну а пока только утренняя дымка клубилась среди корней и стволов. По широкой тропе через замерзшее озеро шел человек. Шел он к лесу и издали казался лишь темным силуэтом, но Анника узнала, кто сейчас покидал дом ее отца. Он и в прошлый раз не стал дожидаться окончания праздничных дней. Ушел, пока все вокруг досматривало свои сны. Куда он направлялся сейчас? Вернется ли когда-нибудь? Когда? Когда она уже станет чьей-то просватанной невестой? Ох, лучше бы не приводила его больше сюда ни одна дорога.

Вскоре одинокая фигура совсем затерялась среди предрассветных теней. Тогда, гордо вздернув подбородок, сглотнула княжна застрявший в горле комок, приказала своему сердцу успокоиться, а глупым мыслям покинуть голову. Нетерпеливо смахнула предательскую слезинку, отвернулась от окна, чтобы идти, наконец, спать, и только краем глаза заметила, как какая-то огромная птица взвилась в небо из-за древесных крон и тут же исчезла, пропала в густых облаках.

***

До чего же было хорошо вновь чувствовать воздух под мощными крыльями! Как упоителен на вкус и запах свежий ветер! Он возвращается домой. Зов гор становится все слышнее, все ощутимее, но впереди еще целый день полета. Целый день восхитительной свободы и солнца. Да, солнца… Это бедные люди сейчас не могут видеть светило, а ему доступна такая высота, где ни одно облако не заслонит ни света, ни тепла. Ах, если бы кто сейчас взглянул, как ослепительно играют, переливаются огненные узоры на чешуе и гребне, как стальные мышцы уносят крепкое тело вперед с невероятной скоростью. Тот никогда больше не говорил бы, что дракон ужасен. Он прекрасен. Он – холод серебра и жар золота, твердость стали и изменчивость самоцветов. В нем опьяняющая свобода и терпеливая покорность.

Кому еще такое дано? Тем, что спят сейчас, одурманенные вторым днем гуляний? Он же слышит все. Даже то, как поет малый ручей под коркой льда. А люди и собственные легенды слышать не научились.

Когда старое солнце умрет в небесах,

Будьте, храбрые воины, готовы.

Ветер серою тенью качнет ковыли,

Грозный сторож покинет оковы.

На три дня станут тайные тропы видны,

На три дня вам доступны все горы.

Осыпаются чары, что сможешь – бери,

Не боясь ни расплаты, ни горя.

Как его называли мать с отцом, уже и не вспомнить. Орм – теперь его имя, что значит «Змей». Наградила его судьба и быстрым умом, и крепким телом, а затем подсказала путь к богатству. Богатству, забытому старыми Богами. Привязала его судьба к ним или их к нему – не вырвешься. Дала жизнь небывало долгую, но не сломила любви к свободе, не уняла тоску по живому теплу. Раз в году на три дня умел он сбрасывать с себя все то, что держало его подле несметных богатств. Желание увидеть небо, солнце, голоса птиц и людей, возвращало чудовищному стражу прежний облик, и он с жадностью кидался видеть новые лица, разные жизни и истории. Вот тогда, в те три дня, и клад терял свои драконьи чары. Те чары, что заставляют алчно блестеть глаза у всякого, кто завладел хоть малой его частью.

Одно только Орма смешило и озадачивало: бравые молодцы, отчаянные вояки, мнившие себя героями, всегда и везде, где бы он ни побывал, любили хвастать и мечтать. Все, как один. Они слушали песни о небывалом и невозможном, потом представляли, как хорошо бы оказаться героем этих легенд, которые уйдут в века. Даже назначали себе зарок, что непременно этого добьются, но всегда были невнимательны и предпочитали хорошую пьянку, нежели опасный трудный путь. В праздники лучше валяться под лавкой, среди друзей, в уютной княжеской палате, а за мечтой можно потом отправиться. И ведь отправлялись, да только могучий хозяин уже был на стаже.

Быстро истекают эти безопасные три дня. Солнце все стремительнее катится к закату, все ощутимее и ближе становились обманчиво-теплые отблески золота, все слышнее голос самоцветов. Клад набирает силу и теперь не отпустит от себя даже малую частичку. Страж совсем скоро займет свой пост. Целый год он будет греться в холодных золотых лучах и лишь иногда ловить ноздрями случайно залетевший в пещеры ветер. Впрочем…

Дракон оскалил кинжалы зубов в подобии улыбки. В этот год может произойти нечто интересное. Будет ему забава. Рыжий Анлав подарок принял, и если не совладает с ним, то перстень сам путь укажет. Захочет вернуться к хозяину, позовет храбреца в дорогу.

__________________________________________________________

Орм – древнескандинавское имя, означающее «ЗМЕЙ»