Текст книги "Сирота с Манхэттена"
Автор книги: Мари-Бернадетт Дюпюи
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)
Странно только, что у чудовища такой ласковый голос и оно просит свою добычу не плакать. Элизабет привстала и присмотрелась к существу, как раз выбиравшемуся из шкафа наружу.
– Думаю, я тебя напугал, – прошептал мальчик, одетый в длинную белую рубаху.
– Очень сильно! – выдохнула она в ответ.
– Мне хотелось получше тебя рассмотреть, вот я и спрятался! Если тетка меня тут найдет, выпорет, поэтому не кричи.
– А кто твоя тетя? – дрожащим голоском спросила девочка.
– Да Мадлен же, горничная! Чш-ш-ш! Замри! А я пока займусь камином. Огонь гаснет!
Элизабет вздохнула с облегчением. Потерла глаза, смахнула со щек слезы. Сидя на кровати, она смотрела, как мальчик присаживается на корточки перед очагом и начинает орудовать каминными мехами, поправляет поленце. Скоро в очаге уже полыхал яркий огонь. Незваный гость быстро встал, вернулся к кровати и грустно посмотрел на Элизабет.
– Я тебя уже видел – раньше, когда вы с родителями только-только приехали в экипаже, но издали. Тетка сказала, что ты – страшная ломака, а мне показалось, ты хорошенькая. Скажи, почему ты плакала? И почему звала маму?
– Я просто очень сильно испугалась.
– Ясно. Да еще тетка сорвала на тебе зло! Она такая, по-другому не может… А правда, что тебя зовут Элизабет? Я – Жюстен, и мне восемь лет.
Дети молча смотрели друг на друга. Жюстену очень нравились и темные кудри девочки, и ее округлый подбородок, и розовые щечки, и большие светло-голубые глаза. Лицо его расплылось в широкой улыбке.
– Мне совсем не хотелось тебя напугать. Простишь меня?
– Я тебя прощаю! – серьезно ответила девочка.
– Ты долго пробудешь в замке? Мне с тобой играть не позволят, но завтра вечером я могу опять прийти поболтать.
Общение со сверстником было для Элизабет в новинку. Один из братьев Гийома тоже был женат, но ни кузена, ни кузины ей пока не подарил. Она привыкла жить среди взрослых… При мысли об отъезде сердце девочки сжалось от смутных предчувствий.
– Мы завтра утром уезжаем, – сказала она. – Сначала мы поедем на поезде, а потом по морю на большом корабле. Папа едет работать в Америку.
Ошарашенный Жюстен только покачал головой. Он еще не знал, где находится эта Америка, но название слышать доводилось.
– Кажется, это очень далеко, – с досадой проговорил он. – Если ты едешь за море, надо подарить тебе подарок. Здесь полно старых игрушек, и я прихожу сюда тайком поиграть.
Жюстен подошел к сплетенному из лозы дорожному сундуку с откинутой крышкой, стоявшему у стены, порылся в картонной коробке, что-то достал, а потом сунул это девочке в руку.
– Держи! Это оловянный солдатик, мой любимый. Он играет на барабане. Он будет защищать тебя в пути, а если опять испугаешься, скажи ему, чтобы позвал меня. Я приду и спасу тебя!
– У тебя не получится! – с улыбкой возразила Элизабет. – Но я его сохраню. И буду про тебя вспоминать.
Девочка сжала крошечную металлическую фигурку в ладошке, и ей передалось тепло руки мальчика.
– Спасибо, Жюстен. Он никогда не потеряется! Обещаю!
– Еще пообещай, что когда-нибудь вернешься, ладно?
Элизабет решилась не сразу. Родителям, несмотря на ее юный возраст, удалось ей втолковать, что клятва – это серьезно. Но Жюстен, белокурый и темноглазый, показался ей таким милым, что она прошептала:
– И это тоже обещаю.
– Хорошо! Но все равно жалко, что ты завтра уедешь. А мне пора уходить. Если тетка поднимется к себе, а меня нет – бедные мои косточки!
– А где ты спишь?
– На чердаке, в теткиной комнате. Я сплю на матраце, за ширмой. До свидания, Элизабет!
Несколько мгновений он смотрел на нее не отрываясь, потом набрал в грудь побольше воздуха, наклонился и поцеловал в щеку.
– До свидания, – сказала девочка, удивленная этим знаком нежности, который окончательно ее утешил. – А ты не хочешь побыть со мной еще чуть-чуть? Мама часто ждет, пока я усну. Можешь сделать как она?
– Ладно, пять минут у меня есть. Они наверняка играют в карты – внизу, в буфетной.
– А кто «они»?
– Моя тетка, Венсан и старый Леандр, наш садовник. Завтра, если получится, я буду смотреть, как ты уезжаешь, – из того окна в этой комнате, что справа. Ты мне помашешь на прощанье?
Девочка кивнула. Жюстен опустился на колени возле ее кроватки, просунул руку через решетчатую перегородку и сжал ее ручонку.
– Ты такой милый, – с трудом выговорила Элизабет, зевая. – А где твоя мама? И папа?
– Оба умерли, я их даже не помню.
– Наверное, это очень грустно, – дрожащим голосом заметила девочка. – Зато они теперь на небесах, с ангелами и маленьким Иисусом.
– Конечно на небесах! А теперь побыстрее засыпай, иначе меня накажут.
Элизабет закрыла глаза, так и не отняв у него руки. Дрема одолела ее очень быстро, и снилось девочке что-то хорошее – об этом говорила ее счастливая улыбка.
Такой и увидела ее Катрин спустя полчаса. Жюстен не оставил в детской ни малейшего следа своего присутствия. Молодая мать погладила дочку по выпуклому лобику, по нежным как шелк волосам, поправила одеяло. Как и положено бдительной родительнице, она поставила перед камином, отделанным розовым мрамором, специальную ширмочку для защиты от жара и только после этого на цыпочках вернулась в спальню, к мужу.
«Утром поблагодарю Мадлен, – подумала она. – Она прекрасно позаботилась о нашей маленькой принцессе!»
Гийом поджидал жену, сидя на краю огромной кровати с балдахином. Он с озадаченным видом рассматривал роскошную обстановку спальни.
– Я третий раз за пять лет ночую в замке, – обратился он к Катрин, стоило той войти. – И всякий раз мне становится не по себе, когда я думаю, что ты выросла здесь – среди всей это прекрасной мебели, бесценных гобеленов и изящных вещичек. В нашем скромном доме в Монтиньяке тебе, по твоим же словам, нравилось, но что будет в Нью-Йорке? Своего садика ты лишишься. А ведь Элизабет так любит играть на свежем воздухе! Надеюсь, Катрин, любимая, ты не пожалеешь, что последовала за мной. Твой отец заставил меня задуматься. Что, если жизнь, которую я смогу тебе предложить там, за океаном, окажется слишком трудной, слишком тягостной?
Молодая женщина с улыбкой пожала плечами, потом повернулась к мужу спиной.
– Чем говорить глупости, лучше помоги мне снять платье. И расшнуровать корсет, причем поскорее: он невыносимо меня сдавливает.
– Это не вредно для ребенка?
– Нет, но он сегодня сильно ворочался.
Скоро Катрин осталась в одной нательной рубашке из белого батиста. Удовлетворенно вздохнув, она помассировала живот. Гийом нашел губами ее губы, и на то время, пока длился страстный поцелуй, они растворились друг в друге.
– Пока я могу быть с тобой рядом, я счастлива, – проговорила она, все еще учащенно дыша. – Наши дети освоятся в Америке, станут настоящими маленькими ньюйоркцами, и мы добьемся благосостояния сами, своими силами и силой нашей любви.
Растроганный Гийом поцеловал жену еще раз. «Ты – свет моей жизни», – подумал он.
Меньше чем через час Катрин внезапно проснулась и потрясла супруга за плечо.
– Гийом, ты слышал? Это кричала Элизабет, я уверена! Пойду к ней!
– Что случилось? Что ты там говоришь? – сонным голосом переспросил он.
– Говорю, что нашей девочке опять приснился кошмар. Удивляться нечему: отец кричал за столом, а еще эта гроза…
Молодая женщина уже была на ногах. Она выскочила из спальни и бросилась в детскую, откуда все еще доносились пронзительные вопли. Дочку она застала в слезах, задыхающейся, с трудом переводящей дух.
– Я с тобой, милая! Что случилось?
– Плохой сон, мамочка. Я так перепугалась! И мою куклу мы не взяли.
– Поднимайся, я заберу тебя к нам. Не стоило вообще укладывать тебя в этой комнате.
В детскую вошел Гийом. Без колебаний он подхватил малышку на руки, и она тут же обняла его за шею своими маленькими ручками.
– Не плачь, папа тебя защитит! – проговорил он. – Сейчас, моя хорошая, отнесу тебя к нам на кровать, и будешь спать с нами. Расскажи маме с папой, что тебе приснилось, и сразу станет легче.
– Я уже не помню, – с трудом выговорила Элизабет. – Шел сильный дождь, и… темнота, ничего не видно.
Гийом и Катрин уже шли по коридору, освещенному настенной газовой лампой. Молодая мать не на шутку разволновалась.
– Зря я подчинилась матери! Нужно было самой уложить малышку, и в нашей комнате, а не в холодной детской, – тихонько проговорила она.
– Из-за отъезда в ее мире все перевернулось, Кати, и в ее возрасте это нормально. Элизабет не может радоваться этому как мы, – сказал Гийом. – Но все наладится, не тревожься.
В этот момент из своей спальни в коридор вышла Адела Ларош и смерила троицу неодобрительным взглядом.
– Что это вы удумали? Отнесите Элизабет обратно в детскую! Ее вообще нужно было наказать за то, что кричала так громко.
– Наказать? Мама, что ты такое говоришь! – возмутилась Катрин. – И ты хотела, чтобы мы оставили ее с вами? Она не виновата, что ей снятся кошмары.
– Избалованные дети еще не то придумывают, чтобы привлечь внимание родителей, – суровым, наставительным тоном проговорила Адела. – Что у нее в руке? Неужели оловянный солдатик моего двоюродного деда?
Тут и Гийом увидел, что пальчики его дочки сжимают крошечную фигурку, но только пожал плечами.
– Мне его Жюстен подарил, – нашла в себе смелость объяснить Элизабет, всхлипывая.
В крепких объятиях отца она чувствовала себя в безопасности. Настолько, что добавила:
– Жюстен – хороший, не такой, как другие…
– Что это я слышу? – недоверчиво переспросила бабка. – Ты лжешь, девочка, а это очень скверная привычка. В замке никакого Жюстена нет.
– Есть! Это маленький мальчик, племянник Мадлен. Он меня утешал!
– Святые Небеса! Элизабет, ты все это придумала! – возмутилась Адела. – Я прекрасно осведомлена о родственных связях своей прислуги. Ни братьев, ни сестер у Мадлен нет, значит, не может быть и племянника. К тому же в нашем доме вообще нет маленьких мальчиков. Ты сочиняешь, мое бедное дитя. Что ж, будем надеяться, у нас получится снова заснуть.
– Мама, тебе отдать этого оловянного солдатика? – спросила Катрин.
– Не нужно. Коллекция уже давно не полная, так что пусть твоя дочка его забирает.
Элизабет уткнулась лбом в отцовскую шею, и тот еще крепче прижал ее к себе, поцеловал в шелковистые волосы.
– Милая, врать нехорошо, – сказала Катрин. – Этот мальчик, Жюстен, тебе, наверное, приснился.
Отвечать девочке не захотелось. Она прекрасно понимала разницу между сном, кошмаром и реальным миром, когда ты бодрствуешь, а не спишь. Ну и пусть родители не верят! Лишь бы разрешили лечь с ними, и тогда уже ничего плохого не случится…
2
Отъезд
Через четыре дня в Гавре, на рассвете, вторник, 19 октября 1886 года
Гийом помог жене выйти из вагона, после чего ссадил Элизабет, обхватив ее за талию. По железной дороге они доехали до самой пристани. Из гаврского порта в то время отплывало множество кораблей – и в Нью-Йорк, и к другим далеким берегам.
– Смотрите, мои хорошие, – море! – воскликнул он, указывая на бескрайние синие, с вкраплениями серого просторы, протянувшиеся до самого горизонта. – И сколько чаек в небе! А там, посмотрите, четыре мачты «Шампани», это наше судно. Наверняка дожидается прилива.
– Господи, какая красота! – восхитилась Катрин.
Гийом в ходе своего странствования по Франции в рамках Компаньонажа[4]4
Компаньонаж (фр. compagnonnage, от фр. compagnon – подмастерье) – форма тайных «профсоюзов» подмастерий во Франции, зародившаяся в XII–XIII вв. Одной из особенностей обучения ремеслу в рамках компаньонажа был этап получения опыта в других городах. Чтобы обрести мастерство, компаньону предстояло «обойти весь свет», или, в тогдашнем понимании, всю Францию. (Примеч. пер.)
[Закрыть] успел поработать в Бретани и окрестностях Ла-Рошели. Он часто описывал жене бескрайний океан, как волны с шапками белой пены с шумом разбиваются о прибрежные скалы или накатывают на песчаный пляж.
– Элизабет, тебе хоть немножко полегчало? – спросил он у дочки. – Можешь быть спокойна, ты еще очень нескоро окажешься в поезде.
– Да, немножко, папочка. Так жалко, что я вдруг почувствовала себя плохо!
Супруги обменялись обеспокоенными взглядами. Состояние девочки их тревожило. На вокзале Сен-Лазар перед посадкой на поезд она ни с того ни с сего разволновалась.
– Не хочу! – твердила Элизабет, побледнев как полотно, с расширенными от необъяснимого ужаса глазами.
И сколько они ее ни уговаривали, сколько ни спрашивали, почему она боится, девочка только дрожала, замкнувшись в себе. Отцу пришлось на руках внести ее в вагон. Эта грустная картина до сих пор стояла у Катрин перед глазами: ее обожаемое дитя сидит нахмурившись, с горестно сжатыми губками!
«Хорошо, что моя принцесса, стоило ей положить голову мне на колени, быстро успокоилась, – припомнила она. – Гийом прав, всему виной перемены в жизни, которые она по нашей вине переживает. Элизабет привязана к свекру, своему милому дедушке Туану, к дядям. Жан, самый младший, заплакал в момент прощания. Она это видела».
От размышлений Катрин отвлек нежный жест мужа: он погладил ее по щеке.
– Кати, здесь нам оставаться нельзя, мы мешаем другим пассажирам! – тихонько проговорил он.
Вокруг и вправду было очень людно. Все куда-то спешили, при этом каждый был занят своим делом – совсем как пчелы в улье. И вдобавок этот оглушительный шум: кто-то кого-то окликает, кто-то просто громко говорит, а кто-то во весь голос выкрикивает указания. Работники порта в серых спецовках толкали перед собой тележки с горами багажа, отмечали в блокнотах номера огромных деревянных ящиков.
– Дело почти сделано, – объявил Гийом. – Через час или два мы будем на палубе парохода. Ничего не бойся, Элизабет, нам предстоит прекрасное путешествие! Мы пока еще на берегу Ла-Манша, но скоро выйдем в океан, и ты увидишь огромные волны, а я, конечно же, покажу тебе кита или дельфинов.
Девочка слабо улыбнулась, соглашаясь. Отец добавил:
– Нужно подойти поближе к нашему трапу! Пассажиры третьего класса поднимаются на борт первыми, их отмечают в специальных журналах. А вот санитарный контроль нам, скорее всего, проходить не придется, благодаря справке, выданной нашим доктором.
– А как быть с чемоданами? – встревожилась Катрин.
– Посидите вон на той скамейке, где не дует, – предложил Гийом, провожая жену и дочь к постройке из досок. – А я пойду разузнаю, куда отнести багаж, так будет надежнее.
Как только они присели, Элизабет прильнула к матери. Пахло здесь очень неприятно – дегтем, ржавым металлом и мусором, сваленным в углу возле ангара. Над пристанью с пронзительными, похожими на насмешливый хохот криками летали чайки.
– Все будет хорошо, моя любимая девочка, – сказала Катрин дочке, почувствовав, что та дрожит от волнения. – Мы искатели приключений, верно ведь? А они всем интересуются, их все забавляет.
– Да, мамочка.
Мимо скамейки проходили незнакомые люди. Катрин тихо поздоровалась с предводителем группы иностранцев, по одежде и прическам угадав в них иудеев, которые также направлялись в Нью-Йорк. Следом прошла еще одна семья, целая гурьба – трое взрослых и шестеро детей.
Но вскоре Катрин отвлеклась и вернулась мыслями к моменту расставания с родителями.
«Мама поцеловала меня раз шесть, не меньше, – растроганно припомнила она. – И сунула в карман моего пальто конверт с банкнотами. В глазах у нее стояли слезы…»
Изящным движением головки она прогнала болезненные воспоминания. Ее тонкие ноздри затрепетали, вдыхая свежий, пьянящий воздух, приносимый ветром с моря. Этот запах возобладал над острой вонью пристани, назойливые крики птиц заглушили людской гомон.
Элизабет с нетерпением ждала, когда вернется отец. Она испытала странное чувство, глядя, как он удаляется в своем сером бархатном костюме.
– Почему папа оставил нас тут? – спросила она.
– Он очень скоро вернется, – ответила мать. – Я с тобой, так что ничего дурного не произойдет. Милая, ты боишься плыть через океан?
– Нет, я не боюсь, но очень хочу, чтобы папа вернулся.
– Он наверняка не задержится, – заверила ее Катрин.
Элизабет сунула ручонку в карман пальто, нащупала оловянного солдатика и крепко стиснула его в пальцах. Она подумала о Жюстене, которого, по словам бабушки, не существовало. Но ведь он подарил ей игрушку, и в тот раз это точно был не сон!
Тянулись минуты, и на пристани становилось все более шумно и людно. Катрин сверилась с серебряными часиками, которые носила в кармане юбки. Гийому давно пора бы вернуться.
Она встала со скамейки и прошлась взад-вперед. Взгляд ее зеленых глаз скоро нашел четыре мачты и две большие трубы парохода «Шампань», спущенного на воду Трансатлантической судоходной компанией в мае текущего года. По палубам сновали матросы. На борт массово поднимались пассажиры – непрерывная цепочка движущихся фигурок.
– Что Гийом себе думает? – сквозь зубы проговорила она, прижимая руку к груди, где сердце стучало все чаще.
Свою тревогу Катрин постаралась скрыть, чтобы не пугать дочь. Она бросила взгляд на большой кожаный саквояж с вещами первой необходимости, проверяя, на месте ли он.
К ним подошел и поздоровался мужчина в морской форме, без сомнения, сержант флота, приподняв указательным пальцем фуражку с надписью «Трансатлантическая судоходная компания» на околыше.
– Полагаю, мадам, вы пассажиры парохода «Шампань»? – вежливым тоном осведомился он.
– Да, мсье.
– Тогда вам с ребенком следовало бы уже быть возле трапа. Для вас, конечно же, зарезервирована каюта второго класса?
Элегантная одежда молодой женщины, то, как она держалась, ввели его в заблуждение. Катрин внесла в ситуацию ясность, сдержанно сказав:
– Нет, мсье, мы путешествуем третьим классом. Вы очень любезны, спасибо, но я все же дождусь мужа. Он ушел проверить, все ли в порядке с нашим багажом.
– Багаж, насколько мне известно, уже доставлен на борт.
И если вы, мадам, в третьем классе, то поторопитесь!
И моряк быстрым шагом направился к мощеному причалу, у которого был пришвартован пароход. Катрин посмотрела по сторонам, но Гийома нигде не было видно.
– Идем, Элизабет! Папа встретит нас возле трапа.
– Мамочка, нам нельзя уходить!
– Ты слышала, что сказал этот господин, дорогая: нам нужно приготовиться к посадке. Папа поймет, почему мы ушли, и нас догонит.
Катрин подхватила кожаный саквояж, поправила на плече полотняную дорожную сумку с провизией. Набирающий силу ветер подхватил прядку ее белокурых волос, выбившуюся из-под шляпки.
– Дай руку, Элизабет, и держись крепко за мою. Не хочу, чтобы тебя толкали!
Пробравшись сквозь толпу, они подошли к трапу, предназначенному для пассажиров третьего класса. Катрин продолжала искать глазами мужа, особенно не надеясь на успех: вокруг было слишком людно. Да и почти все мужчины были одеты похоже – в пиджаки и брюки коричневого или серого цвета.
Двое служащих компании проверяли имена последних пассажиров третьего класса по большому журналу, после чего им позволялось подняться на борт.
– Гийом, возвращайся, умоляю! – едва слышно пробормотала Катрин.
Элизабет услышала ее шепот. Она была слишком мала ростом, чтобы видеть лица окружающих, и все же упорно высматривала отца в толпе. Внезапно у девочки за спиной послышалось громкое сопение, а потом и рык. Непривычный запах заставил Элизабет обернуться.
– Мамочка, спаси меня! – закричала она.
Катрин резко повернулась и вскрикнула от испуга, увидев за спиной дочки живого медведя. Животное активно к чему-то принюхивалось. Через его блестящие ноздри было продето кольцо, от которого тянулась крепкая цепочка. Ее конец держал в руках мужчина.
– Дамы, господа, не надо бояться! Гарро и мухи не обидит! – звонко проговорил он. – К тому же зубы и когти у него подпилены.
Лицо у мужчины было смуглое, голос – хрипловатый. Еще у него были длинные усы, а на голове – черная шляпа. В другой руке он держал палку, на которую опирался.
Толпа в испуге расступалась, и скоро вокруг зверя и его владельца образовалось свободное пространство.
– Еду забавлять людей в Нью-Йорке! – громко сказал он, не обращаясь ни к кому в отдельности. – Не я первый, не я последний. Мой брат уехал три года назад, и дела у него идут, на жизнь зарабатывает. Вот и я решился!
– Откуда вы родом, мсье? – спросила Катрин, прижимая к себе дочку.
– Из долины Эрсе, что в Пиренеях[5]5
Многие медвежьи поводыри из Арьежа (департамент, к которому относится указанный регион) в это время уезжали в Америку.
[Закрыть].
Контролер «Шампани», подозрительно глядя на мужчину, наставил на него палец:
– Приказываю вам надеть на медведя намордник! Иначе, любезнейший, я не пущу вас на борт.
– Как прикажете, капитан! Все нужное у меня с собой. Не сердитесь, намордник я снял, когда дал ему яблоко – перекусить!
Элизабет уже видела медведей в детской книжке с картинками и все равно отшатнулась – таким огромным показался ей зверь.
– Не бойся, кроха! – усмехнулся дрессировщик. – Мой мишка умеет танцевать, тебе понравится.
Инцидент немного отвлек Катрин, и все же она с трудом сохраняла выдержку. Гийом все не появлялся, и это уже никуда не годилось. Дрессировщик медведя, который тоже ехал третьим классом, стал подниматься по трапу, ведя зверя за собой.
– Мадам, ваши проездные документы! – потребовал второй сотрудник компании, обязанностью которого был учет пассажиров.
Билеты Катрин достала из внутреннего кармана пальто. Пальцы ее дрожали.
– Мсье, я не могу взойти на борт без супруга, а он почему-то задерживается. Прошу, дайте мне еще немного времени!
– Трудная задача, мадам. Пора начинать посадку пассажиров второго класса. До прилива остается меньше двух часов.
– Ради всего святого! – взмолилась Катрин.
Мужчина, которому было лет тридцать, заметил, что дама в положении, и сочувственно покивал. Красота беременной женщины и испуганный взгляд ее маленькой дочки, не сводившей с него глаз, довершили дело.
– Пять минут, не больше! – твердо произнес он.
– Благодарю, мсье! Благодарю!
Элизабет стала всматриваться в движущуюся массу незнакомых людей, собравшихся на причале. Богачи выделялись элегантностью нарядов, но ее они не интересовали. Наконец из-за угла ангара вышел мужчина.
– Папа! Вон он! Мамочка, там папа!
– И правда! Слава тебе, Господи! – вскричала Катрин.
Однако радость ее была недолгой. Гийом шел покачиваясь, как пьяный. Рукав его пиджака был надорван, воротник рубашки тоже, лицо в крови. Элизабет вскрикнула от ужаса.
– У папочки кровь! Мама, ты видела? Кровь!
Катрин бегом бросилась к мужу. Инстинктивно она поддерживала живот рукой, словно защищая свое дитя.
– Гийом, что с тобой произошло?
Плотник дышал с трудом, спина его была болезненно сгорблена. Катрин заметила у него на надбровных дугах и на подбородке лиловые, ужасного вида кровоподтеки. Верхняя губа была разбита, из носа шла кровь.
– Господи, да ты подрался? – всполошилась она.
– Нет, Кати, меня избили. Подкрались со спины! Мой бумажник – вот что им было нужно. Они все отобрали – отцовские карманные часы, обручальное кольцо, золотой медальон «Святой Христофор», подаренный мне братом месяц назад! Пришлось отбиваться, но что я мог сделать один против троих?
– Гийом, любовь моя! – зашептала Катрин. – Мне очень жаль, что ты лишился всех вещей, которые родные подарили тебе на память, но время не ждет! Я позабочусь о тебе, как только мы поднимемся на борт. Я так и поняла, что случилось что-то плохое, но ты вернулся, и это главное!
– Времени ополоснуть лицо у меня не было. Надеюсь, я не очень напугаю Элизабет.
– Нет, конечно! Мы все ей объясним. Идем скорее! Счастье, что наши билеты у меня, иначе они бы и их, наверное, отняли.
Катрин сквозь слезы улыбалась мужу. Гийом поморщился. Грабители били его в живот и по ребрам. Однако он старался не подавать виду, радуясь уже тому, что в состоянии взойти на борт.
