355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Маргарита Малинина » Первая мрачная ночь » Текст книги (страница 7)
Первая мрачная ночь
  • Текст добавлен: 17 сентября 2016, 19:42

Текст книги "Первая мрачная ночь"


Автор книги: Маргарита Малинина



сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава 8

Возвращаться в машину я не стала. Вместо этого прислонилась к стене возле прозрачных дверей. Через пару минут на крыльце возник напарник.

– Ты чего? – удивленно и даже, как я смела заметить, слегка недовольно спросил он.

– Я… я…

– Идем в машину, – предложил Хрякин, поняв, что вразумительного ответа от меня сейчас не добьется.

Мы залезли в «БМВ», и тут я поняла, что, грубо говоря, напоролась, потому что взгляд мой упал на бардачок. Он остался открытым и мог теперь без затруднений демонстрировать полноправному владельцу авто творившийся в нем полный хаос. И все по моей вине: если я что-нибудь начинаю искать, то установленному в том месте порядку приходит наиокончательнейший кирдык. Так же и здесь. В поисках заветных монет я перевернула все вверх дном, в общем, была в своем репертуаре. Когда же я научусь брать с собой кошелек?

– Коль, я должна тебе кое в чем признаться, – принялась каяться я. Но моему кавалеру вроде было не до этого, он сосредоточенно о чем-то думал либо просто следил за дорогой, и до меня, а тем более до бардака, творившегося в машине, ему, похоже, не было никакого дела, а потому мне пришлось повторить сказанную фразу дважды, чтобы он, наконец, откликнулся.

– А? Что?.. В чем?

– Понимаешь, так голодно, а тут еще тетка, и сон оборвался, – как всегда четко, внятно и доступно излагала я свои мысли, – и в бардачке это, ну, мелочь, а руки сами по себе, с повидлом и с капустой… Короче, я сперла у тебя двадцать рублей на пирожок, или, как скажет Катька, заняла до четвертого тысячелетия.

Николай молчал, как потом выяснилось, ожидая, когда я дойду до сути проблемы, но я ведь ее уже изложила, а добавить мне было нечего, потому тоже молчала.

– И что? – не дождавшись продолжения, спросил он.

– Как что?! Я стыбзила у тебя деньги!

– А, ну да. Сколько ты сказала? Десять копеек?

– Нет же, как ты слушаешь? Двадцать рублей! На меньшее пирожок не купишь.

– Ах, действительно. Двадцать рублей – это гораздо больше, нежели десять копеек, ты не находишь? – явно издевался Хрякин, особо этого и не скрывая. – Что же ты не сказала, что голодна? – уже серьезно укорил он меня. – Я бы сводил тебя в ресторан или в кафе. Хочешь?

– Нет, спасибо, я уже не голодна.

– Да? – хмыкнул он. – Интересно, сколько же ты весишь, если обедаешь одним пирожком?

– Пятьдесят килограммов. А что?

– Ничего. Оно и заметно.

Потом я вспомнила о цели нашего визита в этот чудный город и проявила интерес:

– Ну что там с Федоткиным?

Николай сразу посерьезнел.

– Знаешь, я решил, не стоит нам соваться в это дело.

– Что, так опасно? – заохала я.

– Более, чем казалось вначале. Ух, как мне это все не понравилось. Дельце попахивает большущими деньгами и интригами. А господин Федоткин – тот вообще темная лошадка. Я-то еще ладно, а ты вообще, ради всего святого, завязывай думать об убийстве.

– Почему это ты – ладно? Что опасно для меня, то в равной степени опасно и для тебя! – бросилась я спорить, испугавшись за нас обоих. К черту убийцу, к черту Сашку Крюкова и туда же все это дело. По многочисленным, но совершенно однотипным боевикам мне известно, что когда пахнет жареным, нужно делать ноги.

– Я – другое дело, – не согласился Николай. – Саня был моим лучшим другом, и я поклялся отыскать его убийцу во что бы то ни стало. А вот что касается тебя, для своей же безопасности лучше оставайся в стороне.

– Нет! Не-ет! – завизжала я как полоумная, каковой, в общем-то, и была. – Ни за какие коврижки! Мы забиваем на это дело вместе, и точка!

Думал он над этим предложением (а может, и над лексическим значением слова «забить») около десяти минут, мы успели доехать до нашего города, наконец изрек компромиссное постановление:

– От этого расследования я не отстану, но буду действовать теперь умней, – говорил он скорее себе, чем мне. – Но ты, Юль, не бойся, я знаю, к кому можно обратиться за помощью. У меня есть друг – частный детектив, специалист по такого рода вопросам. Будем действовать сообща.

– Нет! – снова воспротивилась я. – Ты не будешь действовать вообще! Я боюсь за тебя, – и прикусила язык. Господи, ну что я такое говорю? Я фактически признаюсь в любви! Сколько раз мне втолковывали, что нельзя мужикам такое говорить! А то на шею сядут и ножки свесят.

Принц взглянул на меня и по моей сморщившейся физиономии (все-таки язык прикусила, больно!) понял, что я не шучу.

– Ладно, бог с тобой, – улыбнувшись, смилостивился надо мною он. – Просто переложу все дело на детектива. Договорюсь с ней сегодня же о встрече. Ведь главная цель – найти убийцу, пусть и не собственноручно.

– С ней? – Я не поверила своим ушам. То есть как это с ней? За что? Почему? Что у него с ней было?

– Ну да, с ней. Кто тебе сказал, что детективами бывают исключительно мужчины?

Боже мой, баба! И он договорится с ней о встрече! Как мне это предотвратить?

– Коленька…

– Что, солнышко?

– А можно я с тобой поеду? Ну, на встречу с детективом?

Он пожал плечами.

– Можно, если хочешь. Только зачем тебе?

– Никогда еще не видала детектива живьем, – ляпнула я какую-то фигню. Но это все не важно. Важно то, что мисс Марпл Кольке по большому счету никто. Только друг, а это ничего не значит. Иначе бы он так легко не согласился взять меня с собой на встречу.

– На сколько мне договариваться?

– Все равно. До трех я учусь, а там как тебе удобнее.

– Ну тогда… В шесть, хорошо? А вот в этом доме я живу, – без перехода заявил он, когда мы подъезжали к симпатичной серокаменной девятиэтажке. – Может, зайдем?

– В другой раз. Мне к Кате нужно, – вымученно пробормотала я, печально повесив нос.

– К Кате так к Кате, – совсем не расстроился Николай, чем окончательно расстроил меня. – И где наша Катерина живет?

– Дом сразу за прокуратурой.

До Катькиного жилища мы доехали без эксцессов, попрощались, и я вылезла из машины. Одна загвоздка: я напрочь забыла о жмущих туфлях и, как следствие из этого, кровавых мозолях, потому, лишь ступив на землю, нога тут же подвернулась, и я шлепнулась, больно ушибив коленку об асфальт. Принц ринулся меня спасать и мгновение спустя уже стоял возле своей барышни, но зря: я, как ванька-встанька, не успев толком упасть, безотложно вскочила обратно, и когда он приблизился, я уже стояла, но чуть согнувшись, так как держалась правой рукой за разбитую коленку.

– С тобой все в порядке? – с тревогой в голосе и расширенными от испуга глазами поинтересовался он.

– Да, все нормально, – изо всех сил стараясь не разреветься, ответила я.

– На каком этаже живет подруга? А то давай доведу? Или лучше домой?

Ну что тут поделаешь? Пришлось выпрямиться во весь свой рост и попытаться изобразить на лице более-менее искреннюю улыбку, что далось мне с превеликим трудом, но я знала, за что страдаю: главное, чтобы Коля не волновался за меня и со спокойным сердцем уехал домой.

Я покачала головой в ответ на все три его вопроса.

– Ну пока тогда, – одарив меня голливудской улыбкой, попрощался он и ну совсем неожиданно, как гром среди ясного неба, поцеловал, но не так, как вчера, мимоходом, а по-настоящему, крепко обняв, отчего голова закружилась, ноги подкосились и захотелось летать. Я и полетела. Только не как все уважающие себя крылатые особи вертикально вверх, а в строго противоположную сторону – вниз. Иными словами, стоило ему ослабить хватку, как выше оговоренная слабость ног дала о себе знать, и я потихоньку сползла прямо по нему снова на асфальт.

– Юля, что с тобой?! – Я хмыкнула с земли, мол, догадайся сам, но он не желал играть в угадайку, а поднял меня за плечи и возмутился: – Господи, что ж за туфли такие! Где ты их откопала?

Где-где, возле помойки! Нечего было так рано приезжать. Но всего этого я вслух не стала произносить, да и не до болтовни было. Голова все еще кружилась, отчего весь мир ходил ходуном, но я была бесповоротно счастлива, даже слезы наворачивались. Избрав для себя цель их скрыть и видя его намерение проводить меня до нужной квартиры, я оттолкнула Николая, благодаря чему сама отшатнулась на несколько шагов в сторону, и, бросив небрежное «до завтра», проворно нырнула в Катькин подъезд.

Отдышавшись и вдоволь наплакавшись от внезапно свалившегося счастья, стала подниматься на третий этаж, где жила подруга, время от времени останавливаясь и разуваясь, чтобы дать ногам отдохнуть от опостылевших туфель.

– Что ты такая… не такая? – весьма оригинально поприветствовала меня Любимова. Но я поступила еще своеобразнее и безо всяких слов первым делом сняла обувь и распласталась на полу. – Ты чего?

– О, кайф! – Это высказывание относилось равно и к долгожданной свободе ступней, и к поцелую Хрякина.

– Так, поднимайся и пойдем в комнату. И ты мне все расскажешь.

Катьку невозможно обмануть, она всегда чувствует ложь, а по одному выражению лица безошибочно определяет все мысли, бытующие в голове безмолвного собеседника. Не знаю, может, это распространяется только лишь на меня, но факт остается фактом, и придется все ей рассказать. В большой комнате бабушка Кати глазела какой-то молодежный сериал и громко хохотала, так что для конфиденциальной беседы мы избрали Катькину спальню.

– Слушаю, – устроившись на диване, сказала подруга.

Я уселась в кресло и рассказала все, о чем она еще не знала, то есть начиная со вчерашнего похода в ресторан и заканчивая последними минутами. – Повесили плакат, говоришь? Занятно. Думаешь, этот Федоткин как-то связан с убийством?

– Не знаю. Раз Колечка говорит, значит, связан.

– Колечка… – передразнила она. – Вообще говоря, такие плакаты во всю стену готовятся долго. Надо выяснить, когда было вручение премии.

Я напрягла память:

– Коля вчера сказал, что ее дадут только в июне.

– Что ж, коли плакат уже висит, значит, твой рыцарь ошибся. Я поищу эту информацию в Интернете либо через знакомых. Если вручение проходило до смерти Крюкова и награду выиграл Федоткин, значит, он не убивал, у него не было мотива. Если же он получил эту премию в связи со смертью того, кто занял первое место, тогда да, похоже на то, что Крюков ему мешал. И все-таки, если хочешь знать, такие, как Федоткин, не гоняются за конкурентами по наполовину заброшенным нищим деревням с ножом в руке. Они решают такие вопросы через подъезд дома, где обитает жертва, и при помощи киллера с пистолетом не без глушителя. А то, что мы имеем, более похоже на кровную месть. Либо душераздирающую ревность.

– Это он специально, чтобы отвести от себя подозрения! Видишь, насколько он умен и опасен!

– Может быть, – пожала она плечами. – Кстати, тебя твой Хрюкин на этого Федоткина вывел?

– Хрякин, – поправила я, зная, что это не имеет под собой перспективы: Катька коверкает его фамилию не от плохой памяти, а для того, чтобы меня позлить, потому нет смысла напоминать, как она звучит на самом деле, все равно будет говорить, как ей хочется, пока не надоест. – Да, он. Мы ведь вместе с ним ведем расследование. – И зачем-то прибавила: – Он очень хороший человек.

– Конечно, хороший. По ресторанам водит, целует…

– Дура! – разозлилась я. – Чем он тебе не нравится? Тем, что я теперь с ним расследую, а не с тобой?

– Глупости говоришь, – совершенно спокойно ответила подруга. Следовательно, и правда не в этом дело. – Просто он скрытный очень. Хитрит чего-то.

– С чего ты взяла, что он скрытный? Только потому, что мой Коля не такой весельчак и балагур, как твой Женя?

– Что-о-о?! – В этот раз я попала в точку. Катька, разозлившись, запустила в меня подушкой, правда, промазала. – Чокнулась? При чем здесь этот придурок? Просто мне твой Николай не нравится, и все тут.

– Не все. Коля – моя судьба! – воскликнула я торжественно.

– О чем ты? – фыркнула лишенная излишнего романтизма Катерина.

– Ну а как по-другому объяснить наши случайные встречи? И то, что он угадал мой подъезд?

– Какой подъезд? – заинтересовалась Катька.

– Ну когда мы первый раз ехали, я назвала номер дома, а он остановился прямо напротив моего подъезда, хотя я ему не… – Взрыв хохота заставил меня замолкнуть: Катька безжалостно смеялась над моими неземными чувствами.

– Дура! – выдала она, отсмеявшись. – Твой подъезд – первый!

Я захлопнула пасть. А ведь и впрямь! Хрякин всего-навсего остановил машину, когда подъехал к дому, он и подумать не мог, что высаживает меня аккурат возле моего подъезда. А потом запомнил, что мой подъезд первый слева, вот и все. И никакой кармой даже не пахнет.

– Ладно, давай не будем ссориться, – настигнутая разочарованием, молвила я, призывая подругу к примирению. Она не заставила себя ждать и тут же откликнулась на призыв:

– Действительно. Ну так что насчет расследования?

– Давай завязывать.

– Согласна, с направлением Крюков – банк можно и завязать, иначе не сносить нам головы.

– А что, есть какие-то другие направления? – запамятовала я.

– Да сколько угодно! Вот, к примеру, Крюков – телефонный номер. Помнишь, что Наташка нашла у него в кармане?

Я так и подпрыгнула.

– Катька, ты гений! Я абсолютно про него забыла. Давай звонить!

– Я уже звонила сегодня утром. Ответил очень-очень доброжелательный девичий голос.

– И что?

– И ничего. Она: «Алло», – а я трубку бросила. Что я могла сказать? Не спрашивать же в лоб ее адрес и не напрашиваться же в гости.

Я немного подумала.

– Слушай, недавно вычитала в одном детективе, что нужно делать. Она тебе: «Алло», а ты ей: «Здравствуйте, вас беспокоят с телефонной станции, у вас счет неоплаченный за разговор с Тверью. Уже девятьсот рублей набежало, можем и телефон отключить». Она: «Да вы что? Это какая-то ошибка!» Ты: «Назовите, пожалуйста, адрес, мы сверимся со списком». Все дела.

– Оба-на! Улетная фенька! Звони.

– Я? – удивилась я, но мне уже подсунули аппарат и продиктовали номер, который я и без того вспомнила, до того он был легким.

Трубку сначала долго не брали, а когда соизволили поднять, то вместо предполагаемого очень-очень доброжелательного «алло» я услышала грубое, неотесанное, точно с перепоя, яростное «да». Понятно теперь, почему Катька переложила на меня общение с «очень-очень…». Сначала я растерялась, но потом решила, что особой разницы между «алло» и «да» не наблюдается, поэтому стала вести диалог по разработанному сценарию.

– Здравствуйте. Вы Елена?

– И что? – по-моему, излишне грубо прохрипела она.

– Вас беспокоят с телефонной станции…

– Да пошли вы все на… – Далее последовало наименование места, куда нам надобно идти и которое я, пожалуй, не стану повторять, а сразу же за ним – частые гудки.

– Ну чего там? – шепнула довольная Катька. Конечно, не ее же послали!

– Зараза! – выкрикнула я. – Обматерила и бросила трубку!

– Дай, я ей покажу! – что-то придумав, вырвала она у меня из рук телефон. – Ну держись, грубиянка!

И стала сызнова набирать номер.

– Что ты собираешься делать?

– Сейчас узнаешь! – выдала многообещающе подруга, но узнать, очевидно, мне было не дано, ибо на том конце провода никто не захотел продолжить беседу.

– Вот стерва! – выругалась Катька, в то время как я еще была под впечатлением от чужой бестактности, от коего никак не могла отойти.

– Зараза! – повторила я.

– Стерва, стерва! – поддержала подруга.

– Зараза!

Так мы упражнялись до восьми вечера.

– Поужинаешь с нами? – гостеприимно предложила Любимова.

– Ой нет. Надо домой бежать.

Я вышла в прихожую и начала обуваться, с трудом втискивая свои под стать росту немалые ступни в Танькины мини-туфли.

– Ты как? Дойдешь в этой обувке? – проявила Катя жалость вкупе с состраданием к своей несчастной подруге.

– А ты согласишься нести меня до дома? – съязвила я.

– Ха!

– Ну раз «ха», стало быть, выбора нет. А раз выбора нет, стало быть, дойду, – расфилософствовалась я, хватаясь за ручку двери.

– Хочешь, дам свои? – милостиво предложила Любимова. – Только они у меня, во-первых, единственные, во-вторых, на девятисантиметровой шпильке, так что…

– Не надо мне твоих шпилек, и так жизнь не сахар. Пока, – и выскочила за дверь.

Дорога до дома была болезненной, но я старалась не думать о ноющих мозолях и по возможности переключала свои мысли на Николая, хотя особого труда это не составляло в связи с тем, что губы мои вновь и вновь чувствовали его волнующий до глубины сердца поцелуй, что придавало моему многострадальному телу ощущение легкости, невесомости, а душе – состояние покоя и блаженства. Всю эту идиллию портили лишь выше оговоренные больные пальцы на сжатых ступнях, но и это можно было перетерпеть, с чем я и дошла до дома.

Родители были на кухне, мама жарила котлеты, а папа курил, вслух размышляя о том, сколько запчастей для нашего «жигуленка» ему необходимо купить и в какую сумму это встанет. Я, право дело, испугалась, что им вздумается залезть в «мусорный» сейф, благополучно спущенный Грачевой в помойный бак, и обнаружить его отсутствие, но обошлось: они полностью переключились на меня, а конкретнее – на мои мозги, кои считали необходимым промыть.

– Ты почему не предупредила, что уедешь? Ты соображаешь, что делаешь? Как тебе не стыдно? – накинулись они на свою дочь, представив себя коршунами, слетевшимися на падаль.

– Я Таньке сказала, – пыталась я оправдать себя, однако и сама понимала, что этот поступок был не самым лучшим.

– Таньке она сказала! Ты должна была отцу сказать! Прежде всего!

– Тебя не было дома.

Короче, получив по шее и поужинав, я зашла в комнату. Танька сидела на моей софе и зубрила конспект по истории.

– Юлечка, – оторвавшись, обратилась она ко мне, – я чего-то целый день с заданием по высшей математике разобраться не могу. Ты ведь щелкаешь эти исследования функций как орешки, а я ну ни в зуб ногой… Помоги, а? – взмолилась она, да еще и с таким покоянно-праведническим видом, что прям икону с нее пиши. – А я ведь тебе и одежонку приготовила, – понизив голос так, чтобы родители не могли ее услышать, продолжила вымогательница.

– Какую еще одеженку?

– Ну как же, ты же собралась ночью… туда? – подобрала она наконец слово, означающее теперешнее местопребывание наших денежек, подлежащих непосредственному выуживанию лично мною. Я коротко кивнула. – Так вот. Я решила подготовить тебя к экспедиции, так сказать. Подобрала тебе старых, грязных, ненужных и по возможности рваных вещей.

– Зачем?! – искренне удивилась я.

– Как зачем? – впала в раздражение Танька и, тряхнув для порядка рыжей косой, стала втолковывать мне зачем. Причем таким тоном, каким поучают маленьких детей, объясняя, почему им следует слушаться старших. – На помойке, особенно в ночное время, обитают бомжи. Чтобы тебя не обличили, ты должна сойти за своего, ну то есть ничем от них не отличаться. Поняла теперь?

– Ой, Танюш, я как-то не подумала над этим.

– Я так и знала! – подняла она вверх указательный палец.

– Только во всем не получится, я ж мылась на днях.

– Именно! Запах! Я и это продумала! – покичилась она своей смекалкой и зачем-то побежала в ванную.

Вернулась она оттуда с дихлофосом и щедро меня им обрызгала, затыкая собственный нос. О моем, кстати сказать, никто не позаботился.

– Вот и все! Ну и спецовка твоя немного смердит, так что не боись, никто тебя не вычислит!

Была бы я поумнее, поняла бы, что все, придуманное и высказанное сейчас «смекалистой» однокурсницей, – бред сивой кобылы, но я была той, кем была, и поэтому, садясь за письменный стол, искренне считала Таньку как минимум непризнанным гением и гадала, что бы без нее я, такая глупая и не приспособленная к делам житейским, делала. Решив задачки (решала я, Танька списывала), разобрала софу, легла и принялась ждать, когда уснут родители. Это произошло в половине двенадцатого, и я тихонечко принялась собираться в путь.

За несколько месяцев до этих событий

Он остро ощущал пульсирующий застой крови, не могущей продолжить свой естественный путь по артерии в силу перекрытия потока грубой тканью, сдавившей шею и вызывающей теперь удушение. «Смерть от удушья – как часто слышал я эту фразу, особо не вдаваясь в ее смысл? Теперь-то я понял, что это значит. Это не просто набор слов, это пытка, означающая грань между миром этим и другим. А есть ли он, другой мир?» Внезапная страшная мысль, пронзившая его умирающее сознание, придала сил для борьбы. Мужчина, вспомнив, что он когда-то в молодости усиленно занимался спортом, с трудом перекинул одну из рук с затянувшегося узла на шее чуть выше, потом то же самое проделал со второй рукой и из последних сил попытался подтянуться на руках, а крепкая люстра угрожающе заколебалась под потолком. Со второй попытки ему это удалось, тогда, откашлявшись, он хрипло крикнул:

– Помоги!

Дочь в эту секунду, выйдя из ванной, как раз проходила мимо его комнаты и услышала зов о помощи. Открыв дверь, она испуганно вскрикнула:

– Папа, что ты делаешь?!

Но надо отдать ей должное: отложив разборки до лучших времен, она мгновенно очутилась в центре комнаты и подняла упавший стул, чтобы отец смог снова на него встать, затем, поднявшись на тот же стул сама, принялась яростно распутывать смертоносный узел галстука, ломая ногти и сдирая кожу пальцев в кровь.

Уже через минуту отец с дочерью сидели на полу, обнявшись, и гладили друг друга по голове, говоря о матери. Мужчина жадно вдыхал воздух, ценность которого осознал лишь теперь, и временами покашливал, прикладывая ладони к шее и потирая ее.

– Ничего, доча, все образуется, – в заключение беседы вымолвил уставший от борьбы с галстуком да и вообще от жизни, но стоявший на пороге открытия второго дыхания, о чем сам пока не подозревал, отец. – Я выбрал неправильный путь сначала. Но теперь-то понял, что должен делать. Теперь я сделаю все, что положено. И все встанет на свои места. Я увидел цель.

– Отпустить? – предположила дочь понятую своим отцом цель. Ту, которую она видела сама для себя.

– Нет, доча. – Мужчина поцеловал девушку в макушку. – Не отпустить. А  отомстить.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю