Текст книги "Драконье крыло"

Автор книги: Маргарет Уэйс

Соавторы: Трейси Хикмен
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 28 страниц)

Маргарет Уэйс и Трэйси Хикмэн
Драконье крыло

Единственная темница, в которой можно заточить душу человека, – это его «я».

Генри Ван-Дайк

ПРОЛОГ

– Проходи, Эпло, располагайся. Будь как дома. Присаживайся. Оставь, к чему нам эти церемонии!

Дай я налью тебе вина. Выпьем «на посошок», как говорили в старину. Путь тебе предстоит долгий. Ты портвейн любишь? Да, я многое умею – тебе это известно лучше, чем кому-либо еще, – но, на мой взгляд, настоящий портвейн никакой магией не создашь. Здесь нужно время и терпение. По крайней мере, так написано в старых книгах. И, я полагаю, на этот счет наши предки были правы – хотя в другом они могли и ошибаться. В моем вине чего-то не хватает

– некой теплоты, мягкости, которая появляется только со временем. Этот портвейн чересчур крепкий, злой какой-то. Это отличное свойство для человека, Эпло, – но не для вина.

Ты уже собрался в путь? Не нужно ли тебе чего-нибудь? Только скажи, и все, что у меня есть, – в твоем распоряжении. Ничего?

Ты знаешь, я тебе завидую. Мысленно я все время буду рядом с тобой, днем и ночью, наяву и во сне. Выпьем еще, Эпло. За тебя. За моего посланца в мир, который ничего не знает о том, что его ждет.

И пусть не знает, Эпло. Они не должны ни о чем догадаться. Я знаю, я уже говорил об этом, но повторяю снова. Опасность очень велика. Если наши древние враги заподозрят, что мы вырвались из построенной ими тюрьмы, они разнесут все – земли, моря, солнце, небеса, – лишь бы загнать нас обратно. Ведь они уже сделали это однажды. Ищи их, Эпло. Вынюхивай, как этот твой пес вынюхивает крысу, но не дай им учуять себя.

Дай я налью тебе еще. Выпьем, Эпло! Выпьем за сартанов. Что такое? Ты не хочешь пить? Ничего. Пей, Эпло. Пей, говорю! Твоя ненависть – это твоя сила. Воспользуйся ею – и ты горы свернешь. А потому… За сартанов! Это они сделали нас тем, что мы есть!

Сколько тебе лет, Эпло? Не знаешь?

Ну да, в Лабиринте нет времени. Дай подумать… Когда я впервые увидел тебя, тебе было на вид лет двадцать пять. Немало для того, кто живет в Лабиринте. Обычно там умирают раньше. И ты был близок к смерти…

Я очень хорошо помню, как это было. Пять лет тому назад… Я собирался снова войти в Лабиринт, как вдруг появился ты. Ты истекал кровью, едва держался на ногах. Ты умирал. Но какое лицо было у тебя, когда ты посмотрел на меня! Никогда не забуду… Ты торжествовал! Тебе удалось бежать! Ты победил их! Я видел торжество в твоих глазах, в твоей дерзкой улыбке. А потом ты без чувств рухнул к моим ногам.

Вот за это я и привязался к тебе, мой мальчик. Я сам испытывал те же чувства много лет назад, когда вырвался из этого ада. Я был первым – первым из тех, кто вышел оттуда живым.

Много веков назад сартаны думали сломить нашу гордость, разделив мир, по праву принадлежавший нам, и бросив нас в созданную ими тюрьму. Тебе ли не знать, как мучителен и долог путь, ведущий из Лабиринта на свободу! У нас ушли века на то, чтобы распутать эту головоломку. В старых книгах говорится, что сартаны создали его, надеясь, что «время и страдания смягчат наше ненасытное честолюбие и наши жестокие, себялюбивые натуры».

Не забывай об этом, Эпло! Это придаст тебе сил, которые понадобятся для того, чтобы исполнить мой план. Сартаны посмели вообразить, будто к тому времени, как мы выйдем из Лабиринта, мы будем достойны занять место в любом из четырех миров, какой придется нам по нраву.

Но что-то случилось. Быть может, ты узнаешь, что произошло, когда пройдешь через Врата Смерти. Судя по тому, что мне удалось разобрать в старых книгах, сартаны собирались следить за Лабиринтом и управлять им. Но, по злому ли намерению или по какой иной причине, они перестали наблюдать за Лабиринтом и бросили нас на произвол судьбы. И Лабиринт обрел свою собственную жизнь, жизнь, у которой была лишь одна цель – выжить. А нас, своих пленников, Лабиринт воспринимал как угрозу. И после того как сартаны бросили нас, Лабиринт, движимый страхом и ненавистью к нам, превратился из тюрьмы в камеру смертников.

Когда я наконец нашел выход из Лабиринта, я очутился здесь, в Нексусе, в прекрасном мире, который сартаны создали специально для нас. И здесь я нашел книги. Поначалу я не мог прочесть их. Мне пришлось немало потрудиться, но в конце концов я научился их языку, и вскоре их тайны открылись мне. Я читал о том, как сартаны надеялись на то, что мы «исправимся», и хохотал – первый и последний раз в своей жизни. Ты понимаешь меня, Эпло. В Лабиринте нет места радости и смеху.

Но я посмеюсь снова, когда мои замыслы исполнятся. Когда четыре разделенных мира – миры Огня, Воды, Камня и Неба – снова станут единым целым. Тогда я буду смеяться, долго и громко.

Да. Тебе пора. Довольно тебе слушать старческую болтовню своего повелителя. Выпьем еще. За тебя, Эпло!

Я был первым, кто вышел из Лабиринта и попал в Нексус. Ты же будешь первым, кто пройдет Врата Смерти и увидит лежащие за ними миры.

Первый мир – Мир Неба. Изучи его внимательно. Познакомься с его народом. Узнай, в чем их сила и слабость. Делай все возможное, чтобы сеять хаос в этом мире. Но будь осторожен! Держи свою силу втайне! И в первую очередь не делай ничего, что может привлечь внимание сартанов. Если они обнаружат нас прежде, чем я успею приготовиться, мы погибли.

Умри, но не выдавай нас. У тебя хватит на это выдержки и мужества. И, к счастью, у тебя достаточно ума и ловкости, чтобы в этом не возникло необходимости. Потому-то я и избрал для этого поручения именно тебя.

И еще одна просьба. Привези мне оттуда кого-нибудь, кто сможет стать моим учеником. Кого-то, кто понесет мое слово жителям того мира. Это может быть Элер, человек, гном – кто угодно. Но позаботься, чтобы он – или она – был умен, честолюбив и… послушен.

Знаешь, я нашел в одном древнем тексте подходящее к случаю изречение. Ты, Эпло, будешь гласом вопиющего в пустыне.

И последний тост. Выпьем стоя!

За Врата Смерти. «Приготовьте путь…»

Глава 1. ТЮРЬМА ИРЕНИ, ДАНДРАК, СРЕДИННОЕ ЦАРСТВО

Неуклюжая телега тряслась и подпрыгивала на жесткой коралитовой дороге – если это можно назвать дорогой: железные колеса не пропускали ни единой колдобины. Телегу тащил тир; дыхание птицы вздымалось клубами в холодном воздухе. Один человек управлял этой упрямой и взбалмошной тварью, а четверо других толкали телегу. Вокруг телеги собралась небольшая толпа крестьян с окрестных хуторов – они сбежались к тюрьме и теперь сопровождали позорную телегу с ее пассажиром к стенам города Ке-лит. Там их давно поджидала другая, куда большая толпа.

Темнело. Блеск тверди угасал: Владыки Ночи медленно укрывали своими плащами дневные звезды. Да, ночной мрак больше подобает такому шествию.

Крестьяне по большей части старались держаться подальше от телеги. Не столько из-за того, что боялись тира – хотя эти огромные птицы отличаются скверным характером и часто бросаются на тех, кто приближается к ним сзади, – сколько из страха перед тем, кого везли на телеге.

Узник был привязан за руки к бортам телеги крепкими кожаными ремнями, а на ногах у него были тяжелые цепи. За телегой шли несколько метких стрелков, держа луки наготове, чтобы пристрелить негодяя При первом же подозрительном движении. Но даже такие предосторожности, казалось, не могли успокоить зевак. Они с подозрением и страхом следили за узником, держались на почтительном расстоянии и отшатывались назад, стоило узнику повернуть голову. Наверное, будь на его месте демон из Хереки, они и то боялись бы меньше.

Впрочем, внешность у этого человека и впрямь была впечатляющая. Определить его возраст было нелегко – он принадлежал к тем, кого жизнь старит до срока. Черные волосы без единой седой пряди были отброшены назад с высокого покатого лба и заплетены в косу. Длинный крючковатый нос, похожий на клюв ястреба, темные лохматые брови. Черная борода разделена и заплетена, под мощным подбородком две тонких косицы. Черных глаз над высокими скулами было почти не видно в тени нависающих бровей. Почти – но не совсем: казалось, нет в мире такого мрака, который мог бы угасить пламя, горящее в глубине этих темных зрачков.

Узник был среднего роста. Его тело, обнаженное до пояса, было покрыто синяками и ранами: он отчаянно сопротивлялся при аресте. Трое самых отважных людей шерифа отлеживались после этой потасовки – он вывел их из строя по меньшей мере на неделю. Тощий, жилистый – даже теперь было заметно, что он привык двигаться быстро, легко и бесшумно. Глядя на него, всякий сказал бы, что этот человек рожден быть спутником Ночи.

Узник явно развлекался, видя, как шарахаются крестьяне, стоит ему обернуться к ним. Поэтому он то и дело оборачивался, сильно нервируя этим лучников, которые каждый раз лихорадочно вскидывали луки и оглядывались на своего предводителя – юного шерифа, усердно изображавшего суровость. Был холодный осенний вечер, но шериф весь вспотел, так что его взор заметно просветлел, когда впереди показались коралитовые стены Ке-лита.

Ке-лит был невелик по сравнению с двумя другими городами острова Дандрак. Неухоженные лавки и дома-развалюхи занимали не больше квадратной менка. В центре города возвышалась древняя крепость, высоте башни которой еще отражали последние лучи солнца. Крепость была сложена из редкостного и дорогого камня – гранита. Никто уже не помнил, кем и как была построена эта крепость. Былая ее история затмилась нынешней: теми войнами, которые велись за эту крепость.

Стражники распахнули ворота и стали толкать телегу внутрь. Но, к несчастью, тир испугался криков, которыми было встречено прибытие телеги, и встал как вкопанный. Возчику пришлось долго уговаривать и пинать упрямую птицу, пока тир наконец не соизволил двинуться дальше. Телега въехала в ворота и покатила по ровной улице, вымощенной тем же коралитом и известной под гордым названием Королевский проспект, хотя ни один король по ней отродясь не ездил.

На улице собралась большая толпа, поглазеть на узника. Шериф сорванным голосом отдал приказ, и лучники стянули ряды ближе к телеге, хотя те, что шли впереди, рисковали получить тумака от пугливого тира.

Зеваки, обнаружив, что их много, расхрабрились и принялись выкрикивать проклятия и потрясать кулаками. Узник нагло ухмылялся им в лицо – эти угрозы скорее забавляли его, – но тут острый камень ударил его прямо в лоб.

Насмешливая улыбка исчезла. Окровавленное лицо исказилось от гнева. Узник стиснул кулаки и рванулся к шалопаям, которые набрались храбрости в винной лавке. Кожаные ремни натянулись струной, борта телеги затрещали, зазвенели цепи на ногах. Шериф завопил фальцетом, и лучники вскинули оружие, хотя явно не знали, в кого целиться: то ли в преступника, то ли в тех, кто швырял в него камнями.

Но телега была крепкая, ремни прочные, так что узник при всем желании не смог бы вырваться. Он понял это и мрачно уставился на обнаглевшего щенка сквозь кровь, заливавшую ему глаза.

– Ты не посмел бы сделать это, будь у меня руки развязаны.

– Еще как посмел бы! – крикнул юнец, раскрасневшийся от выпивки.

– Не посмел бы! – холодно ответил узник. Он уставился на парня, и такая ненависть горела в этих угольно-черных глазах, что тот побелел и заткнулся. Но его приятели, которые подзуживали его, а сами держались позади, оскорбились и перешли в наступление.

Узник мрачно озирался. Еще один камень попал ему в руку, за ним последовали гнилые помидоры и тухлое яйцо. Яйцо попало не в преступника, а прямо в физиономию шерифа.

Лучникам, которые готовились убить узника при первой попытке к бегству, теперь пришлось защищать его от толпы. Но лучников было всего шестеро, а зевак – едва ли не сотня, так что похоже было, что и узнику и страже придется худо. Но тут над головой раздался пронзительный вой и хлопанье крыльев, и большая часть зевак разбежалась.

Над толпой на бреющем полете пронеслись два дракона. На спинах у них сидели воины в шлемах и доспехах. Народ кинулся врассыпную. По приказу начальника, который кружил высоко в небе, драконы снова выровняли строй. Начальник спустился, и его воины последовали за ним. Драконы едва не задевали крыльями стены домов. Они сложили крылья и приземлились у телеги, сердито размахивая хвостами.

Их капитан, толстячок средних лет с огненно-рыжей бородой, подъехал на своем драконе поближе к телеге. Тир, перепуганный видом и запахом дракона, заметался и заверещал, так что возчик с трудом удерживал его.

– Заткни ты эту тварь! – гаркнул капитан. Возчику наконец удалось повернуть голову птицы к себе. Он впился взглядом в глаза тира. Тиры – твари глупые, чего они не видят – того как бы и нет, так что, пока возчик глядел ему в глаза, тир забыл про дракона и успокоился .

Капитан, не обращая внимания на встрепанного, перепуганного шерифа, который вцепился в стремя капитана, как дите в мамкину юбку, сурово уставился на узника, вымазанного кровью и помидорным соком.

– Похоже, я явился как раз вовремя, чтобы спасти твою жалкую жизнь, Хуго Длань!

– Подумаешь, одолжение! – мрачно процедил узник и звякнул кандалами. – Вели освободить меня, Гарет! Я готов сразиться со всеми твоими людьми и с этой сворой в придачу!

Он кивнул на остатки зевак, которые осторожно выглядывали из разных закоулков.

– Еще бы! – проворчал капитан. – Охотно верю! Такая смерть куда лучше, чем та, что ждет тебя сейчас – в обнимку с плахой. Да, куда лучше – и слишком хороша для тебя, Хуго Длань. Нож в спину в темном углу – вот все, чего ты заслуживаешь, подонок!

Хуго оскалился – белые зубы блеснули под густыми черными усами, и даже в темноте их было очень хорошо видно.

– Ну да, тебе-то мое ремесло хорошо знакомо, Гарет!

– Я знаю одно: ты – наемный убийца, и мой господин погиб от твоей руки! – отрезал рыцарь. – И сейчас я спас тебя лишь затем, чтобы иметь удовольствие положить твою башку к ногам моего покойного лорда. Кстати, ты знаешь, что палача зовут Ник Три Удара? Не было еще случая, чтобы он отрубил кому-то голову с первого раза.

Хуго пристально посмотрел на капитана, потом спокойно сказал:

– Клянусь всем, что мне дорого: я не убивал твоего лорда.

– Врешь! Лучший из тех, кому мне доводилось служить, убит – убит за несколько бочек! Сколько этот эльф заплатил тебе, а, Хуго? И сколько ты возьмешь за то, чтобы вернуть мне моего господина?

Капитан рванул поводья, смахнув набежавшие слезы, и развернул дракона. Он двинул тварь пятками под бока, позади крыльев, и поднял его в воздух. Дракон завис над повозкой, взглядом горящих глаз откучивая любого, кто рискнул бы перебежать дорогу перед ней. Прочие всадники также взмыли в воздух. Возчик наконец позволил себе проморгаться – глаза его слезились. Тир уныло затрусил дальше, и телега покатилась по улице.

***

Когда телега и сопровождавшие ее драконы достигли наконец крепости, жилища лорда Ке-лита, была уже ночь. Сам лорд лежал посреди двора на пышно украшенных носилках. Его тело было обложено связками хрустального угля, пропитанного ароматным маслом. На груди у лорда лежал его щит. Одна холодная, окоченевшая рука сжимала рукоять меча, в другой была роза, которую вложила туда рыдающая супруга лорда. Леди не было среди тех, кто стоял над телом: у нее сделалась истерика, и пришлось напоить ее маковым отваром и увести в дом. Боялись, что она бросится в костер. Такое было в обычае на Дандраке, но сейчас этого допустить было нельзя: супруга лорда Рогара лишь недавно разрешилась его единственным сыном и наследником. Неподалеку, горделиво потряхивая шипастой гривой, стоял любимый дракон лорда. Рядом с ним стоял главный драконюх с огромным мясницким ножом в руке. По лицу драконюха катились слезы. Он плакал не о лорде. В тот миг, когда пламя охватит тело лорда, драконюху придется своими руками убить дракона, которого он выращивал от яйца, чтобы дракон отправился вслед за своим хозяином, служить ему после смерти.

Все было готово. Все, кто стоял у носилок, держали наготове пылающие факелы. Ждали лишь одного: головы убийцы, которую следовало положить к ногам лорда.

Несмотря на мирное время, крепость была оцеплена рыцарями, чтобы зеваки не пробрались внутрь. Рыцари расступились перед телегой, телега въехала в ворота, и ряды снова сомкнулись. Когда телега показалась в арке ворот, во дворе послышались радостные возгласы. Рыцари, сопровождавшие телегу, спешились, и их оруженосцы подбежали, чтобы отвести драконов в стойло. Дракон лорда затрубил, приветствуя товарищей – а может быть, прощаясь с ними.

Тира распрягли и увели. Возчика и тех четверых, что толкали повозку, увели на кухню, накормили и налили по кружке лучшего пива из погреба лорда. Сэр Гарет взобрался на телегу, не снимая руки с рукояти меча и следя за каждым движением узника. Он достал кинжал и принялся разрезать кожаные ремни.

– Мы поймали эльфийского лорда, Хуго, – сказал он вполголоса. – Мы взяли его живьем. Мы догнали его, когда он возвращался в Трибус на своем драконьем корабле. Мы допросили его, и перед смертью он признался, что заплатил тебе.

– Знаю я, как вы допрашиваете, – сказал Хуго, разминая затекшую руку. – Насмотрелся. Если бы вы потребовали от этого ублюдка признаться, что он человек, он и в этом бы признался!

– Да, но лорд был убит твоим кинжалом! Костяная рукоять со странными письменами – я его сразу признал!

– Еще бы тебе его не признать, черт побери! – Теперь обе руки Хуго были свободны. Он с неожиданным проворством вцепился в рукава Гаретовой кольчуги с такой силой, что кольца вдавились в тело Гарета. – А помнишь, когда и почему ты его видел?

Гарет аж задохнулся и чуть не всадил кинжал Хуго в бок, но взял себя в руки и вовремя остановил удар.

– Назад! – рявкнул он на своих подчиненных – те, видя, что преступник напал на капитана, обнажили мечи и готовы были броситься ему на помощь.

– Убери руки, Хуго, – процедил он сквозь зубы. Лицо его посерело и покрылось бисеринками пота. – Не выйдет. Не будет тебе легкой смерти от моей руки.

Хуго пожал плечами, насмешливо ухмыльнулся и отпустил рыцаря. Гарет грубо заломил ему руки за спину и крепко связал обрывком ремня.

– Я тебе хорошо заплатил, – пробормотал рыцарь. – И ничем тебе не обязан.

– А как насчет твоей дочери, за смерть которой я отомстил?

Гарет схватил Хуго за плечо, развернул к себе и двинул его в челюсть кулаком в кольчужной перчатке. Наемник проломил деревянный борт повозки и рухнул навзничь в дворовую грязь. Гарет спрыгнул с повозки, подошел к преступнику, смерил его холодным взглядом.

– Ты сдохнешь на плахе, ублюдок! Взять его! – приказал он двоим своим людям и пнул Хуго в пах. Тот скорчился от боли. Гарет удовлетворенно кивнул и добавил:

– И заткните ему пасть.

Глава 2. КРЕПОСТЬ КЕ-ЛИТ, ДАНДРАК, СРЕДИННОЕ ЦАРСТВО

– Вот убийца, ваше магичество, – сказал Гарет, указывая на связанного узника с кляпом во рту.

– Он, верно, доставил вам много хлопот? – спросил красивый холеный человек циклов сорока, который взирал на Хуго с таким скорбным видом, словно не мог поверить, что на свете бывают подобные злодеи.

– Ничего, ваше магичество, мы управились, – ответил Гарет, явно смущенный присутствием домашнего мага.

Маг кивнул и, вспомнив о том, что на него смотрит большая толпа, выпрямился и церемонно скрестил руки на груди. На нем было коричневое бархатное одеяние: он был главным местным магом и носил одежды соответствующего цвета. Но не было на нем мантии королевского мага – говорили, что он давно мечтает получить этот титул, но лорд Рогар почему-то отказывает ему.

Народ, толпившийся во дворе, увидел, что преступника повели к магу, который теперь, после гибели лорда, был первым человеком в Ке-лите, и подтянулся поближе – послушать, что он скажет. Пламя факелов металось на холодном вечернем ветру. Дракон лорда, решив, что сейчас будет битва, громко затрубил, требуя, чтобы его выпустили на врага. Драконюх успокаивающе погладил зверя. Скоро он отправится на битву с Врагом, от которого не уйти ни человеку, ни даже долгоживущему дракону.

– Выньте у него кляп изо рта, – приказал маг. Гарет кашлянул, прочистил глотку, косо посмотрел на Хуго. Потом склонился к магу и шепнул ему на ухо:

– Ваше магичество, от него, кроме лжи, ничего не услышишь. Он такого наболтает…

– Я сказал, выньте кляп! – прервал его магикус таким повелительным тоном, что все тотчас поняли, кто теперь хозяин в Ке-литской крепости.

Гарет угрюмо повиновался и так грубо выдернул тряпку изо рта у Хуго, что чуть не свернул ему шею. На щеке Хуго остался уродливый рубец.

– Каждый человек, сколь бы ужасно ни было его преступление, имеет право исповедаться и очистить свою душу. Как твое имя? – надменно спросил маг.

Хуго не ответил. Он смотрел куда-то вдаль, поверх головы мага. Гарет ткнул его в спину.

– Он известен как Хуго Длань, ваше магичество.

– Это прозвище?

Хуго сплюнул кровью. Маг нахмурился:

– Послушай, это не может быть твоим настоящим именем! Твоя речь, твои манеры – все выдает в тебе человека высокородного! Конечно, ты незаконнорожденный. Но все же назови нам имена своих предков, чтобы мы могли препоручить им твою недостойную душу! Молчишь?

Волшебник протянул руку, взял Хуго за подбородок и заставил его поднять голову.

– Лицо правильное. Нос аристократический. Глаза очень красивые, хотя в глубоких складках кожи и чувственных губах заметно что-то крестьянское. И все же в твоих жилах, очевидно, течет благородная кровь. Жаль, что ты ее позоришь. Ну же, сэр, откройте нам свое истинное происхождение и признайтесь в убийстве лорда Рогара. Это признание очистит вашу душу.

Распухшие губы преступника раздвинулись в улыбке. В глубоких темных глазах вспыхнуло пламя.

– Мой отец там, куда вскорости отправится его сын, – ответил он. – А что до убийства – я не убивал вашего лорда, и тебе это известно лучше, чем кому-либо из присутствующих.

Гарет замахнулся, собираясь дать ему оплеуху за дерзость. Но взглянул на волшебника – и опустил руку.

Лоб магикуса тотчас разгладился, и лицо его стало спокойным и ясным, как весеннее солнышко. Однако зоркий капитан успел заметить, как маг вздрогнул, услышав слова Хуго.

– Какая наглость! – холодно произнес маг. – Ты держишься чересчур дерзко для приговоренного к смертной казни. Впрочем, скоро ты будешь плакать и молить о пощаде.

– Лучше бы ты заткнул мне рот, да побыстрее, – ответил Хуго, облизывая потрескавшиеся, окровавленные губы. – А то еще вспомнят люди, что теперь ты остался правителем при маленьком лорде. Так ведь, магикус? А это значит, что ты здесь будешь главным, пока мальчишке не исполнится… сколько там? Восемнадцать? А может, и дольше – если тебе удастся достаточно крепко опутать его своей сетью. А что до скорбящей вдовы – ее ты утешишь! Какую мантию наденешь ты сегодня? Пурпурную мантию королевского мага? И не странно ли, что мой кинжал вдруг исчез так внезапно – словно по волшебству…

Волшебник вскинул руки.

– Сама земля содрогается от слов этого богохульника! – возопил он. И в самом деле, земля во дворе задрожала. Гранитные башни пошатнулись. Люди завопили от страха и сбились в кучу. Иные попадали на колени, прямо в грязь, умоляя мага смягчить свой гнев.

Магикус свысока поглядел на капитана. Гарет ткнул Хуго в поясницу. Казалось, он сделал это нехотя. Тем не менее Хуго охнул от боли и с трудом перевел дыхание. Но взгляд его остался ясным. Он по-прежнему смотрел в лицо волшебнику. Тот побледнел от злости.

– Я терпел долго, – проговорил магикус, отдуваясь, – но вижу, что на такую дрянь не стоит тратить времени. Прошу вас простить меня, капитан, – продолжал маг, возвысив голос, чтобы перекричать грохот землетрясения и вопли толпы. – Вы были правы. Он готов сказать что угодно – лишь бы спасти свою жалкую жизнь.

Гарет что-то проворчал себе под нос, но вслух ничего не сказал. Магикус успокаивающе воздел руки, и земля постепенно перестала дрожать. Люди облегченно вздыхали и поднимались на ноги. Рыцарь украдкой взглянул на Хуго и встретился с пристальным, пронзительным взглядом убийцы. Гарет нахмурился и перевел глаза на волшебника. Во взгляде у него появилась задумчивость.

Магикус не заметил этого – он беседовал с толпой.

– Мне искренне жаль, что этот человек должен умереть с такой черной совестью, – говорил волшебник опечаленным и набожным тоном, – но он сам захотел этого. Я дал ему возможность исповедаться, вы все тому свидетели!

Толпа сочувственно и почтительно загудела.

– Принесите плаху!

Народ загомонил еще громче, предвкушая редкое зрелище, и подвинулся поближе, чтобы лучше видеть. Из маленькой дверцы, ведущей в подвал крепостной башни, появились двое крепких стражников – самых сильных в крепости. Стражники волокли огромный камень. Это не был легкий пористый коралит , из которого был построен весь город, кроме самой крепости. Магикус, которому полагалось уметь распознавать все виды и породы камня, знал, что это мрамор. Он не был найден ни на этом острове, ни на соседнем большом континенте Улиндии – там такого камня не водилось. Стало быть, мрамор привезли с другого континента – Аристагона. Из вражеских земель.

То ли это был очень древний камень и попал он на Дандрак законным путем, во время одного из немногочисленных и кратких перемирий между людьми и эльфами империи Трибус, – это волшебник считал маловероятным, то ли Ник Три Удара раздобыл его контрабандой – магикус считал, что это вполне возможно.

Впрочем, это неважно. Среди друзей, родичей и вассалов покойного лорда было, конечно, немало твердолобых националистов, но, по мнению волшебника, никто из них не стал бы возражать против того, чтобы такому подонку, как Хуго Длань, отрубили башку на вражеском камне. И все же они были народ горячий, так что волшебник про себя радовался, что камень так вымазан запекшейся кровью, что мало кто из родичей Рогара смог бы определить, что это мрамор. Так что никто не спросит, откуда взялся этот камень.

Камень был огромный, четыре на четыре фута, и в нем была прорублена выемка по размеру человеческой шеи. Стражники, пошатываясь под тяжестью камня, выволокли его во двор и установили перед магикусом. В это время из двери вынырнул палач, Ник Три Удара, и толпа возбужденно зашумела.

Ник был огромного роста, и ни одна живая душа на всем Дандраке не знала, кто он такой и как он выглядит. Во время казни он всегда надевал черную одежду и черный колпак, чтобы люди не сторонились от него в обычное время. К несчастью, в результате народ сторонился любого человека ростом выше семи футов, предполагая, что, быть может, это и есть палач.

Но когда дело доходило до казни, Ник сразу оказывался самым популярным палачом на Дандраке. То ли он и впрямь был таким растяпой, то ли, наоборот, талантливым артистом, но Ник Три Удара умел поразвлечь публику. Его жертвы никогда не умирали сразу – они подолгу кричали и извивались в агонии, пока Ник кромсал их своим мечом, не менее тупым, чем его башка.

Увидев Ника, все тут же обернулись к черноволосому узнику. Тот, надо признаться, успел произвести на всех впечатление своим хладнокровием. Но все, кто был в ту ночь во дворе, любили своего покойного лорда и скорбели о нем, и оттого с радостью предвкушали ужасную смерть его убийцы. Поэтому зрители с удовольствием отметили, что при виде палача и заржавевшего от крови меча у него в руке лицо Хуго окаменело и дыхание участилось, хотя держался он хорошо и изо всех сил старался сохранить спокойствие.

Гарет схватил Хуго за руки и оттащил на несколько шагов в сторону, чтобы волшебник не мог слышать их.

– Ты сказал, что магикус… – прошептал Гарет и осекся на полуслове, видимо почувствовав, что волшебник смотрит ему в спину. Но в глазах его стоял вопрос.

Хуго посмотрел ему в лицо. Глаза убийцы казались черными дырами во мраке двора, освещенного лишь неровным светом факелов.

– Не спускай с него глаз! – сказал он. Гарет кивнул. Глаза у него покраснели и опухли, щеки заросли щетиной. Он не спал две ночи – со дня гибели лорда. Он стер пот с верхней губы, затем опустил руку на пояс. В свете пламени блеснул острый клинок.

– Я не могу тебя спасти, Хуго, – тихо сказал Гарет. – Они нас обоих растерзают. Но я могу сделать так, чтобы ты умер быстро. Скорее всего это будет стоить мне чина капитана, – рыцарь мрачно оглянулся на волшебника, – но, судя по всему, мне его и так больше не видать. Ты был прав. Я должен сделать ради нее хотя бы это.

Капитан подтолкнул убийцу к плахе. Палач торжественно снял с себя свое черное одеяние – он не любил пачкать его кровью. Он передал одежду мальчишке, который стоял рядом с плахой. Мальчишка, польщенный, показал язык своему менее удачливому приятелю, который отирался рядом, надеясь, что палач отдаст одежду ему.

Ник взялся за меч, помахал им в воздухе, разминая руки, потом кивнул, показывая, что он готов.

Гарет поставил Хуго на колени перед плахой и отступил – но недалеко, на пару шагов. Рыцарь стиснул рукоять кинжала, спрятанного в складках плаща. Он лихорадочно сочинял себе оправдания. «Когда меч опустился на шею Хуго, злодей завопил, что лорда убил ты, магикус. Я это хорошо слышал. А ведь говорят, что перед смертью люди не лгут. Я-то, конечно, знаю, что мерзавец солгал, но крестьяне – народ суеверный, они могли и поверить. Так что я счел нужным оборвать его жалкую жизнь». Магикус, конечно, не поверит. Он все равно все узнает. Ну и что? Ему, Гарету, все равно не так уж долго осталось жить.

Палач схватил Хуго за волосы, чтобы положить его голову на плаху. Но магикус, как видно, почувствовал в толпе беспокойство, которого не могло унять даже предвкушение зрелища, и поднял руку.

– Стойте! – воскликнул он. Порыв ветра взметнул одежды мага. Он подошел к плахе.

– Хуго Длань, – громко и сурово произнес он. – Я даю тебе еще один шанс. Скажи нам – теперь, когда ты стоишь на пороге Царства Смерти, – есть ли тебе в чем покаяться?

Хуго поднял голову. Должно быть, ужас перед приближающимся небытием наконец одолел его.

– Да, – сказал он. – Мне есть в чем покаяться.

– Я рад, что мы поняли друг друга, – мягко сказал магикус. На его сухом тонком лице появилась торжествующая улыбка. Это не ускользнуло от наблюдательного Гарета. – О чем же ты сожалеешь, покидая сей мир, сын мой?

Распухшие губы Хуго скривились. Он расправил плечи, посмотрел магикусу в лицо и сказал:

– О том, что я ни разу не убил ни одного из ваших, колдун.

Толпа ахнула – не без удовольствия. Ник Три Удара хихикнул. Чем дольше будет умирать этот преступник, тем щедрее заплатит волшебник за казнь.

Магикус улыбнулся с холодной жалостью.

– Так пусть душа твоя сгниет, как и твое тело, – процедил он.

Бросив Нику взгляд, явно приглашавший палача позабавиться, волшебник отошел на прежнее место, чтобы кровь не забрызгала его парадного одеяния.