Текст книги "Загнанный зверь"

Автор книги: Маргарет Миллар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

Глава 10

Мисс Кларво спала долго и в десять часов еще только заканчивала завтрак. Когда раздался стук в дверь, она подумала, что пришел уборщик из столовой забрать грязную посуду и получить чаевые. И, подойдя к двери, сказала:

– Я еще не кончила. Пожалуйста, зайдите попозже.

– Элен, это я.

Она отперла дверь, удивленная решительным тоном, каким Блэкшир произнес эти слова.

– Что-нибудь случилось?

– Ваша мать пыталась дозвониться вам. Телефонная компания не открыла ей ваш персональный номер, тогда она позвонила мне и попросила зайти к вам.

– Сообщить о том, что ленч отменяется, как я полагаю?

– Да, ленч отменяется.

– Что ж, она могла не беспокоиться насчет моего подарка Дугласу. Я послала чек вчера вечером, должно быть, он его уже получил.

– Он его не получит.

– Почему?

– Сядьте, Элен.

Она подошла к стоявшему у окна креслу с подголовником, но не села в него. Стала за ним и начала поглаживать обивку спинки, будто хотела согреть руку трением.

– Дурные новости, я полагаю, – равнодушно сказала она. – Вы не мальчик на побегушках, чтобы мать посылала вас сообщить мне о том, что ленч отменяется.

– Дуглас умер.

Ее руки на мгновение застыли.

– Как это случилось?

– Он попытался совершить самоубийство.

– Попытался? Вы, кажется, сказали, что он умер.

– Врач считает, что Дуглас принял несколько снотворных таблеток и перерезал вены на левой руке. Потом, видимо, упал в обморок и проломил висок об угол ванны.

Элен повернулась и посмотрела в окно, но не для того, чтобы скрыть свое горе, а чтобы не показать мрачную улыбку, тронувшую ее губы. Бедный Дуглас, он никогда ничего не мог довести до конца, не смог даже покончить с собой.

– Мне очень жаль, Элен.

– Зачем его жалеть? Если он пожелал покончить с собой, это его дело.

– Я хотел сказать, мне очень жаль вас.

– Почему?

– Потому что вы не испытываете по этому поводу никаких чувств, разве не так?

– Почти.

– Вы вообще испытываете какие-нибудь чувства? К кому бы то ни было?

– Да.

– К кому?

– Я… я не хотела бы переходить на личности, мистер Блэкшир.

– Меня зовут Пол.

– Я не могу вас так называть.

– Почему?

– Просто не могу – и все тут.

– Ладно.

– Я… – Элен отступила от кресла и прислонилась к стене, спрятав руки за спину, как застеснявшаяся школьница. – Как мать это приняла?

– Я не знаю наверняка. Когда она позвонила мне по телефону, она испытывала главным образом злость.

– На кого?

– На Эвелин Меррик.

– Не понимаю. Какое отношение имеет Эвелин к смерти Дугласа?

– Ваша мать считает, что в ней виновата Эвелин.

– Почему?

– Эвелин вчера вечером позвонила вашей матери и кое-что рассказала о Дугласе и Джеке Тероле, который, как предполагалось, давал Дугласу уроки фотографии. Я не стану повторять, что она рассказала. Могу сказать только, что это было мерзко. Сегодня утром ваша мать все это выложила Дугласу, и он признал, что кое-что из этого правда. Ваша мать хотела устроить скандал Тероле и отправилась к нему. Не знаю, повидала она его или нет. Сама она говорит, что нет, что вернулась с полпути. Тем временем прислуга нашла тело Дугласа, когда пошла прибираться, и вызвала врача. И тут вернулась мать. Она попробовала тотчас позвонить вам, а когда это не удалось, позвонила мне и попросила зайти к вам.

– Зачем?

– Телефонная компания…

– Я хотела сказать, почему она захотела сразу известить об этом событии меня? Она могла быть уверена, что я пошлю хороший большой венок, как я послала солидный чек.

– Вы немилосердны, Элен.

– Да, наверное, это так. Извините. Жизнь научила меня быть подозрительной. И я хорошо затвердила этот урок.

– Может, когда-нибудь вам удастся забыть его?

– Возможно. Однако забыть трудней.

– Я могу помочь вам, Элен.

– Как?

– Дав вам то, что было такой редкостью в вашей жизни.

– Что именно?

– Можете назвать это любовью.

– Любовь! – Яркая краска поднялась от ее шеи к скулам. – Нет. Нет. Вы… просто стараетесь быть добрым ко мне.

– Я не пытаюсь, – сказал он с улыбкой. – Я действительно питаю к вам добрые чувства.

– Нет. Не нужна мне ни ваша любовь, ни чья-нибудь еще. Я не могу ее принять. Она… она смущает меня.

– Очень хорошо. Не волнуйтесь. Нет никакой спешки. Я могу подождать.

– Подождать? Чего вы будете ждать?

– Чтобы вы забыли некоторые из затверженных уроков.

– А что, если я не смогу? Что, если я никогда…

– Сможете, Элен. Обещайте мне, что попробуете. Хорошо?

– Хорошо, я попытаюсь, – прошептала она. – Но я не знаю, с чего начать.

– Вы уже начали.

Элен выглядела приятно изумленной:

– Разве? А что я сделала?

– Вы вспомнили Эвелин Меррик.

– Как вы об этом узнали?

– Несколько минут назад вы мимоходом упомянули ее и назвали просто Эвелин. Теперь вы хорошо ее помните?

– Да.

– В тот вечер, когда она сказала вам по телефону, что вы всегда завидовали ей, она была права, Элен?

– Права.

– А теперь это уже не так?

– Не так. Я больше ей не завидую. Ее можно только пожалеть.

– Пожалеть – да, – сказал Блэкшир, – но следить за ней необходимо. Она тем более опасна, что внешне может выглядеть совершенно нормальной.

– Значит, вы повидали ее?

– Нет еще. Увижу ее сегодня вечером. Но вчера я поговорил с вашей матерью, до того как Эвелин ей позвонила, а сегодня рано утром повидался с ее матерью. Ни та, ни другая не подозревают, что девушка психически ненормальна. Видимо, у нее произошло полное раздвоение личности. С одной стороны, она любящая, заботливая дочь, а по мнению вашей матери, была бы прекрасной невесткой, – и последнее весьма важно, так как вашей матери нелегко понравиться.

– Я это знаю.

– С другой стороны, девушка полна ненависти и жажды мести настолько, что хочет уничтожать людей, сталкивая их друг с другом. У нее сильный характер, она и не подумала лишить жизни себя. Она просто бросает кость – и пусть собаки загрызут друг друга. И на этой кости всегда малая толика мяса, то есть правды.

Элен подумала о том, что ее мать и Дуглас много лет дрались не как собаки или боксеры на ринге лицом к лицу, а вели друг против друга партизанскую войну в темном лесу. Эвелин бросила в чащу леса гигантский факел, осветивший деревья и подлесок, и выманила враждующие стороны из их убежищ.

Бедный Дуглас. Он так и остался мальчишкой, не смог стать взрослым в темном лесу.

– Я послала ему чек ко дню рождения, – уныло сказала она. – Может быть, пошли я его раньше…

– Чек ничего не изменил бы, Элен. Врач нашел около пятидесяти снотворных таблеток в домашней аптечке. Дуглас давно это планировал.

– Тогда почему же мать проклинает Эвелин?

– Кого-то надо обвинять. Только не себя.

– Да, – согласилась Элен, а сама подумала: «Мать заплутала в темном лесу точно так же, как Дуглас. Много лет тому назад кто-то должен был вывести их из леса, но не было никого, кроме отца и меня; отец был слишком бесчувственным, а я сама заблудилась».

Она закрыла лицо руками, и меж пальцев потекли слезы.

– Не плачьте, Элен.

– Кто-то должен был помочь им. И это надо было сделать много лет тому назад.

– Я знаю.

– А теперь слишком поздно как для Дугласа, так и для матери. – Элен подняла голову и посмотрела на Блэкшира потеплевшими от слез глазами. – А может, слишком поздно и для меня.

– Не думайте так.

– Да. Я чувствую в душе, что прожила свою жизнь и теперь лишь дожидаюсь какого-то момента, как Дуглас с его таблетками. Возможно, она снова мне позвонит, бросит факел, который подожжет подлесок, и я не вынесу того, что откроется моим глазам.

– Перестаньте.

Он обнял ее, но тело ее напряглось, стало как будто деревянным, а руки сжались в кулаки. Он понял, что не пришло еще время, а может, оно никогда и не придет.

Блэкшир отошел в другой конец комнаты и сел возле бюро, наблюдая, как по мере его отступления расслаблялись ее мускулы, ровней становилось дыхание, возвращалась краска на лицо. Он подумал, что, скорей всего, так они и останутся разделенными комнатой.

– Вы очень добры, – сказала она. – Спасибо, Пол.

– Не за что.

– По-видимому, я должна поехать домой и побыть с матерью. Она этого ждет от меня, не так ли?

– Видимо, она так считает.

– Тогда извините, я пойду оденусь.

– Я отвезу вас, Элен.

– Пожалуйста, не беспокойтесь. Я возьму такси. Не хочу мешать вашему расследованию.

– Мое расследование, собственно говоря, почти закончено. Вы просили меня найти Эвелин Меррик. Что ж, я ее нашел.

– Значит, вы думаете, на этом дело кончено? – В ее голосе звучала настойчивость. – И вам больше нечего делать?

– Кое-что нужно сделать, но…

– По-моему, больше, чем раньше.

– Почему больше?

– Потому что вмешалась смерть, – спокойно сказала Элен. – Теперь Эвелин не остановится. Я думаю, смерть Дугласа подстегнет ее, она дала ей ощущение собственной силы.

Блэкшир сам этого опасался, но не хотел тревожить Элен такими мыслями.

– Это возможно, – сказал он.

– Где она получила сведения о Дугласе?

– Видимо, от самого Теролы.

– Вы полагаете, они вместе занимаются вымогательством?

– Возможно, таков был замысел Теролы, но Эвелин нужно более глубокое удовлетворение, чем могут дать деньги.

– Так вы думаете, они были партнерами?

– Да. Когда я зашел к Тероле поговорить о ней, он был очень уклончив. У меня создалось впечатление, что он лучше знает Эвелин, чем хотел мне показать.

– Значит, если нет улик против нее, Терола может их предоставить?

– Каких улик?

– Ну, чего-нибудь, что позволило бы упрятать ее в надежное место. Пока что она не совершила ничего наказуемого. В случае с Дугласом она даже не солгала. Нельзя ее судить или посадить в тюрьму за то, что она позвонила матери и рассказала ей правду. И тем не менее в определенной степени она виновна в смерти Дугласа. Вы должны остановить ее, Пол, прежде чем она продолжит свои действия. – Элен отвернулась так, чтобы он не мог видеть ее лица. – Следующей, возможно, буду я.

– Не говорите глупостей, Элен. Она не может позвонить вам, так как не знает номера вашего телефона. А если она постучится в дверь, не впускайте ее.

– Она придумает какой-нибудь другой способ. Я чувствую, что она… подкарауливает меня.

– Где?

– Не знаю.

– Послушайте, если вы боитесь ехать к матери, я отвезу вас.

Элен покачала головой:

– Лучше поезжайте к Тероле. Расскажите ему о Дугласе, заставьте его говорить и добейтесь сведений, которые можно было бы использовать в суде.

– Это трудная задача, Элен. Даже если Эвелин для него – открытая книга, едва ли он станет читать ее мне вслух. Этим он навлечет обвинение и на себя.

– Но вы можете попытаться?

– Вот именно. Только попытаться.

Элен пошла в спальню переодеваться, а он остался ждать ее. Когда она вышла, на ней было серое шерстяное пальто и старомодная черная фетровая шляпка с закрывающими лоб широкими полями. Казалось, эта женщина явилась из прошлого столетия.

– Элен.

– Да?

– Вы разрешите мне сделать замечание личного характера?

– Вы все время это делаете и без моего разрешения.

– Вам нужна новая одежда.

– Да? – сказала она равнодушно. – Я никогда не обращаю внимания на то, что на мне надето.

– Теперь настала пора заняться одеждой.

– Почему?

– Потому что мы с вами вместе будем появляться в разных местах.

Она слегка улыбнулась, как мать, услышавшая о безумных планах маленького сына.

Они спустились на лифте и прошли через вестибюль. Мистер Хорнер, администратор, и Джун Салливан, худенькая блондинка у коммутатора, посмотрели на них с нескрываемым любопытством и обменялись кривыми улыбками, когда Элен и Блэкшир остановились перед входной вращающейся дверью.

– Моя машина в двух кварталах отсюда. Вы уверены, что не хотите, чтобы я отвез вас к вашей матери?

– В этом нет необходимости.

– Если не возражаете, я заеду туда попозже повидаться с вами.

– Боюсь, в доме невесело. Может, не стоит?

– Вызвать для вас такси?

– Это сделает швейцар.

– Хорошо. Тогда до свидания.

– До свидания.

Снаружи, на многолюдной улице, ее поджидала Эвелин Меррик.

Глава 11

Ветер отогнал непогоду в море, и улицы, полчаса назад тихие, оживились, как будто окончание дождя явилось всеобщим сигналом для возобновления всякого рода деятельности. Люди радостно сновали по тротуарам, точно муравьи, высыпавшие из муравейника после дождя, а вот дорожное движение почти замерло. Автомобили двигались медленно, а то и вовсе стояли из-за своей многочисленности.

Блэкширу понадобилось десять минут, чтобы выехать с площадки для паркования, и еще полчаса, чтобы доехать до длинного оштукатуренного здания на Вейн-стрит, где размещалось заведение Джека Теролы.

Во второй раз Блэкшир прочел выполненную черными буквами по трафарету надпись на матовом стекле, но на этот раз ее слова показались ему зловещими:

ДЖЕК ТЕРОЛА – ФОТОАТЕЛЬЕ

ХОРОШЕНЬКИЕ НАТУРЩИЦЫ

ЖИВАЯ НАТУРА ДЛЯ ЛЮБИТЕЛЬСКИХ И ПРОФЕССИОНАЛЬНЫХ СЪЕМОК

СТУДИИ ДЛЯ ХУДОЖЕСТВЕННЫХ КОМПОЗИЦИЙ

ЗАХОДИТЕ В ЛЮБОЕ ВРЕМЯ

Приемная была в точности такой же, что и накануне, за исключением того, что кто-то недавно истопил старый заброшенный камин. Угли еще дымились, и в помещении стало слишком жарко.

Тепло вызывало к жизни новые запахи: чад убежавшего кофе и острый мускусный запах духов. Кофейный дух исходил из спальни Теролы, скрытой от глаз задернутыми грязными ситцевыми занавесками. Запах духов исходил от девушки, сидевшей за старомодным бюро с крышкой на роликах. Она сидела, откинувшись на вращающемся стуле, как-то странно повернутом, глаза ее были закрыты. Казалось, она спит.

Блэкшир узнал Нолу Рат, молодую девушку, которая накануне позировала Тероле для иллюстрации в журнал. Тогда у нее были мокрые волосы и ненакрашенное лицо. А теперь волосы были собраны на макушке валиком, на лице лежал такой толстый слой косметики, что оно казалось маской. От этого девушка выглядела на несколько лет старше.

Блэкшир подошел к бюро робко и немного смущенно, из-за того что он разглядывает девушку, когда она спит.

– Мисс Рат?

Она медленно открыла глаза, словно движение век причиняло ей боль. Вроде не узнавала ни Блэкшира, ни всю обстановку. Казалась ошеломленной.

– Извините, если я вас разбудил.

– Я не спала… – Голос ее был под стать глазам: ровный, монотонный, ничего не выражающий. Она держала руку у горла, как если бы говорить ей было так же больно, как и открывать глаза.

– Вы хорошо себя чувствуете, мисс Рат?

– Нормально.

– Позвольте мне принести вам стакан воды.

– Нет. Не надо воды. – Она приподнялась, и стул жалобно заскрипел под ней. – Вам лучше уйти отсюда.

– Я только что вошел.

– Все равно. Лучше уйдите.

– Я хотел бы видеть мистера Теролу, если можно. Он здесь?

– Он никого не примет.

– Если он сейчас занят, я зайду попозже.

– Он не занят.

– Заболел или еще что?

– Не заболел. Кое-что еще. Да еще как! – Она начала раскачиваться взад-вперед. – Вот я сижу здесь. Не знаю, что делать. Сижу. Мне бы надо тоже уйти отсюда. Но я не могу сдвинуться с места.

– Скажите, что случилось.

Она не ответила, а лишь указала глазами на занавески, закрывавшие спальню. Блэкшир прошел через комнату, отвел занавески и вошел внутрь.

Терола лежал в постели на спине, а в горле у него торчали парикмахерские ножницы. Грязная простыня и запачканное кровью одеяло закрывали ноги и живот, одет он был в нижнюю рубашку. На столике у изголовья кровати стояла все еще включенная электроплитка, на ней – выкипевший кофейник. Как будто Терола встал, включил плитку, поставил на нее кофейник и снова на минутку прилег. За эту минутку кто-то его навестил.

Кто бы ни был посетитель, Теролу его появление не встревожило. За исключением крови, других признаков насилия в спальне не было, не было и следов борьбы. Даже волосы Теролы не были растрепаны; те же две тонкие параллельные седые прядки пересекали макушку, точно железнодорожные рельсы. То ли Терола хорошо знал посетителя и был захвачен врасплох, то ли был убит во сне.

Удар был точен, ножницы вонзились глубоко. Ножницы – женское оружие, но рука, нанесшая удар, обладала мужской силой.

При жизни внешность у Теролы была невыразительная, после смерти он стал страшен. Выпученные глаза, точно стеклянные шары, обмякший мясистый рот, розово-серый язык высунут между пожелтевших от никотина зубов. Блэкшир подумал о молодости и приятной внешности Дугласа и подивился, какие темные пути привели его к Тероле.

Ни к чему не притрагиваясь, он вернулся к девушке в приемную:

– Вы позвонили в полицию?

Она заморгала:

– В полицию? Нет.

– Это вы убили Теролу?

– Нет. Ей-богу, нет! Он был моим другом, дал мне работу, когда я оказалась на улице без гроша, обращался со мной хорошо, не лапал, как некоторые.

– Вы нашли его в таком виде, в каком он сейчас?

– Да, когда пришла работать.

– Когда это было?

– Наверно, минут пятнадцать – двадцать тому назад. Он сказан: приходи в полдень. Только я пришла чуточку пораньше, чтобы успеть приготовиться.

– Дверь была заперта, когда вы пришли?

– Нет. Джек не запирает… не запирал двери, если только не… не уходил.

– Он всегда спал в ателье?

– Нет. У него, его матери и брата есть маленькое ранчо за городом, в долине, где они выращивают авокадо, только Джек не очень был привязан к ранчо, да и к родным, как я понимаю, так что часто оставался в городе. – Она поднесла платок к глазам. – О Господи, никак не могу поверить, что он умер. Он собирался так много сделать для меня. Говорил, у меня большое будущее, мне нужна только реклама. И обещал устроить такую рекламу, какую надо.

– Что ж, он сдержал обещание, – мрачно сказал Блэкшир.

– Сдержал? Да нет. Что вы хотите этим сказать?

– Вы получите известность, которая вам нужна. Может быть, даже чуточку побольше.

Реакция девушки оказалась такой, какой Блэкшир не ожидал.

– Бог ты мой, вы правы! Ясно, сюда придут фотографы из газет и все такое прочее. Пойдет работа. Как я выгляжу?

– Великолепно.

– Ого-го, может, я даже напишу статью для воскресных газет о том, каким подонком был Джек для всех, кроме меня. Как вам такой ракурс? Вот, дескать, подлец Терола, которого все ненавидят, вдруг проявил доброту к попавшей в беду сироте. Ну как, звучит?

– Вы – сирота, мисс Рат?

– Могла бы быть и сиротой, – сказала она, холодно улыбнувшись. – Если надо, я могу быть чем угодно.

– В том числе и вруньей.

– Ну да, конечно.

– Так вы не звонили в полицию?

Нола пожала плечами:

– Нет. Но позвоню. Как только вы уйдете.

– Почему я должен уйти?

– Потому что вы мне все испортите. Речь идет о моем будущем. Я должна все сделать как следует, понимаете?

– Нет.

– Ну, скажем так. Допустим, на мне не так много надето, и я выбегаю на улицу с криком, что нашла мертвого человека. Представляете картину?

– Очень живо.

– Тогда вы должны понять, что вы мне подпортите дело. – Она встала и наклонилась к нему через бюро. – Я не убивала Джека, и я ни до чего не дотронусь. Обещаю. Только уходите, мистер. Дайте мне шанс. Настоящий шанс.

– Вы думаете, для вас это хороший шанс?

– Он должен быть таким. Другого у меня не будет. Теперь вы уйдете? Ну, пожалуйста, мистер.

– После того как вы позвоните в полицию.

Она сняла трубку и набрала номер. Дожидаясь, когда ей ответят, начала расстегивать платье.

Блэкшир вышел к машине. Ему хотелось посидеть за рулем несколько минут, чтобы посмотреть, какой спектакль устроит Нола Рат, но у него было дело поважней. В какое-то время утром того же дня Верна Кларво вознамерилась повидать Теролу. Может, в противоположность тому, что она рассказала, она все-таки повидалась и поговорила с ним? Может, она отказалась от мысли сразить его словами и предпочла ножницы? Возможно, и у других людей были мотивы убить Теролу, но мотив Верны был поосновательней, ибо в ней любовь и ненависть слились и взорвались, как две критические массы урана. В этом взрыве погиб Дуглас. Не был ли Терола второй жертвой цепной реакции?

Глава 12

Дверь открыла прислуга, у которой глаза покраснели от слез. Блэкшир сказал:

– Будьте любезны, я хотел бы видеть миссис Кларво.

– Она никого не принимает. Случилось несчастье.

– Я знаю. Но мне необходимо сообщить миссис Кларво нечто срочное.

– Хотела бы я знать, что для нее может быть более необходимо, чем остаться наедине со своим горем.

– Как вас зовут?

– Мейбл.

– Так вот, Мейбл, я прошу вас сказать миссис Кларво, что пришел Пол Блэкшир по неотложному делу.

– Хорошо, только предупреждаю вас, с ней творится что-то ужасное. Когда приехал катафалк забрать тело, она закричала таким криком, какого я отродясь не слыхала. Боялась, не лопнули бы у нее кровеносные сосуды. Она позвонила кому-то по телефону и кричала в трубку разные плохие слова про какую-то девушку по имени Эвелин. Мне было страшно.

– Разве врач не дал ей успокоительного?

– Дал какие-то таблетки. Таблетки! Будто они могут заменить сына. – Мейбл открыла дверь пошире, и Блэкшир вошел в прихожую. – Пойду скажу ей. Но не гарантирую, что она спустится. Чего от нее ждать, когда она в таком состоянии?

– Мисс Кларво еще не приехала?

– Мисс Кларво?

– Сестра Дугласа.

– Я даже не знала, что у него есть сестра. Вы только подумайте, не поминать сестру!

– Она должна приехать с минуты на минуту, – сказал Блэкшир. – Кстати, когда она появится, не надо говорить ей, что про нее здесь не упоминали.

– Как будто я могла бы сказать такое. Она останется? То есть будет здесь спать, есть и так далее?

– В этом я не уверен.

– Да, дом странный, не заблуждайтесь на этот счет.

– Я знаю.

– Подождете в гостиной?

– Лучше в кабинете.

– Я провожу вас…

– Спасибо, я знаю дорогу.

В кабинете пахло истопленным вчера камином и утренним дождем. По всей вероятности, прислуга начала здесь прибираться, да что-то ей помешало: у дивана стоял пылесос, на вертушке у пианино – тряпка для вытирания пыли и невытряхнутые пепельницы. Стеклянная дверь, которая вела в мощенный плиткой внутренний дворик, была открыта, и ноябрьский ветер гулял по полу и шевелил золу в камине.

Верна Кларво вошла медленным натруженным шагом, словно шла по довольно глубокой воде против сильного течения. Глаза ее опухли настолько, что оставались узкие щелочки, у рта были царапины, как будто она от ярости и боли терзала свое лицо. Она заговорила первой.

– Только прошу, не надо соболезнований. Все кругом соболезнуют, но для меня это не имеет никакого значения, мне все равно, соболезнуют или нет. – Она тяжело опустилась на стул. – Не смотрите на меня. У меня глаза всегда становятся такими, когда я плачу. Я забыла, где у меня глазные капли. Здесь холодно, здесь так холодно.

Блэкшир встал и закрыл ведущую во внутренний дворик дверь.

– Я поговорил с Элен. Она предложила приехать сюда.

– Предложила?

– Да, предложила. – Это было правдой. Он ничего не подсказывал Элен. – Она должна была приехать сюда полчаса назад.

– Наверно, передумала.

– Едва ли.

– Почему она не приехала с вами?

– Мне надо было выполнить одно ее поручение. Оно касается и вас, миссис Кларво. Если вы чувствуете в себе достаточно сил, я рассказал бы вам об этом деле прямо сейчас.

– У меня хватит сил.

– Терола умер.

– Хорошо.

– Вы расслышали, что я сказал, миссис Кларво?

– Вы сказали, что Терола умер. Я рада. Очень рада. Чему удивляться, если я рада? Надеюсь, он умер в мучениях, в жуткой агонии?

– Нет. Это случилось мгновенно.

– Как именно?

– Кто-то заколол его ножницами.

– Значит, его убили?

– Да.

Верна сидела спокойно, вполне владела собой и даже улыбалась.

– О, это еще лучше, не правда ли?

– Миссис Кларво…

– Должно быть, он испугался, прежде чем умереть, пришел в ужас. Вы сказали, он не страдал. А должен бы страдать. Страх – это тоже страдание. Ножницами. Как я хотела бы видеть это собственными глазами! О, если бы я была в это время там!

– Я надеюсь, – сказал Блэкшир, – вам удастся доказать, что вас там в это время не было.

– Какие глупости.

– Возможно; но я должен был это сказать.

– Я же говорила вам по телефону, что поехала к Тероле, но передумала и вернулась.

– И как далеко вы доехали? До его ателье?

– Да.

– Но вы не входили?

– Нет. Здание показалось мне таким убогим. И мои нервы не выдержали.

– Вы были у двери?

– Нет, я не выходила из машины. Напротив здания как раз желтая полоса на бордюрном камне, там я и постояла некоторое время.

– Как долго?

– Несколько минут.

– Кто-нибудь видел вас там?

– Люди шли мимо, могли меня видеть.

– Какая у вас машина?

– Черный «бьюик», седан. Таких сотни, если вы это имеете в виду.

– Именно это.

– Что ж, я не подкатила в «феррари» огненного цвета. Так что ни у кого не было причин обращать на меня внимание.

– Будем на это надеяться.

– А если бы кто-нибудь запомнил меня?

– Если так, – терпеливо объяснил Блэкшир, – вас, очевидно, будут допрашивать в полиции. У вас было достаточно оснований ненавидеть Теролу.

– Если бы я убивала каждого, кого ненавижу, в городе было бы полно трупов.

– Я в это не верю, миссис Кларво.

– Ах, оставьте. Не говорите со мной как психиатр детской больницы. Вы меня не знаете. Не понимаете. Во мне кипит ненависть. Что я могу с этим поделать? Меня обманули, надули, одурачили, – чего же вы от меня хотите? Каждый по-своему убивал меня, каждый. Харрисон, Дуглас – они ушли из этой дурацкой жизни. А я, как всегда, осталась, одна я осталась.

С подъездной дорожки донесся скрип отсыревших тормозов. Оба услышали его одновременно, Верна со страхом, Блэкшир – с облегчением. Он не признавался самому себе, что его очень беспокоит задержка Элен.

– На этот раз, наверное, Элен, – сказала Верна. – Не знаю, что ей сказать, как себя вести. Мы так долго не встречались, что стали друг для друга посторонними людьми.

– Вот и ведите себя по отношению друг к другу как посторонние люди, которые, во всяком случае, соблюдают правила вежливости.

Блэкшир подошел к застекленной двери и посмотрел на подъездную дорожку. Какая-то женщина рассчитывалась с шофером такси, пухлая седая женщина в черно-белом костюме. Когда такси уехало, женщина остановилась и посмотрела на дом, как будто не была уверена, туда ли она попала. Увидела Блэкшира и вроде бы узнала его. Вместо того чтобы идти к парадной двери, направилась через внутренний дворик решительными быстрыми шагами и подошла к застекленной двери.

Обеспокоившись, Блэкшир вышел ей навстречу и прикрыл за собой дверь.

– Хелло, миссис Меррик.

Лицо ее было неподвижным, враждебным.

– Она дома?

– Да.

Миссис Меррик попыталась обойти его и проникнуть в дом, но он схватил ее за руку и удержал:

– Одну минуту, миссис Меррик.

– Чем скорее я это сделаю, тем лучше. Отпустите мою руку.

– Отпущу, но только после того, как вы скажете мне, что вы задумали.

– Вы хотите спросить, не собираюсь ли я задушить эту чертову ведьму? Нет. Как бы мне этого ни хотелось.

Блэкшир отпустил ее руку, но миссис Меррик не сразу отошла от него.

– Как бы мне этого ни хотелось, – повторила она. – Эта чертовка говорила об Эвелин такие вещи – немыслимые, ужасные. Я не могу оставить их без ответа и не оставлю. Как всякая мать.

– Когда она с вами говорила?

– Меньше часа тому назад. Она позвонила мне на работу – представляете? Бог знает, может, кто из окружающих ее и слышал, она орала что было мочи. Выдвинула против Эвелин невероятные обвинения. Я не могу даже повторить их, настолько они подлые. Кричала что-то о том, что возвращает Эвелин часть ее собственного яда. Не знаю, что она хотела этим сказать. Эвелин всегда была так добра к ней. Потом сказала, что Эвелин – убийца, что это она убила Дугласа. Я повесила трубку, но она тотчас перезвонила. И мне пришлось ответить ей, кругом были люди. Когда она наконец кончила, я отпросилась у начальника до конца рабочего дня, и вот я здесь. Я должна прояснить это дело до конца.

– Вам не кажется, что время для этого неподходящее?

– Конечно, неподходящее, но и дальше лучше не будет. Я должна выяснить, почему она наговорила таких вещей про Эвелин. Если она тронулась умом после смерти Дугласа, ну, ладно, это я могу понять, сама не раз переживала горе. Но почему она избрала для мести Эвелин, а не кого-нибудь еще? Моя дочь за всю свою жизнь никому не причинила зла. Зачем же так нападать на нее, это несправедливо. Ее здесь нет, чтобы защитить себя, но я-то здесь. Я здесь. И не пытайтесь снова задержать меня. Я намерена поговорить с Верной Кларво.

И Блэкшир увидел, как она вошла в дом.

* * *

Женщины долго смотрели одна на другую, не говоря ни слова.

– Если вы ждете, чтобы я попросила у вас прощения, – сказала наконец Верна, – не дожидайтесь. Никто не обязан просить прощения за то, что сказал правду.

– Мне нужно не извинение, а объяснение.

– Я все вам объяснила.

– Пока что вы не объяснили ничего. Ничего.

– Я вернула Эвелин кое-что из того, что получила от нее. Немного правды. – Верна отвернулась и прижала кончики пальцев к распухшим векам. Они были горячие, словно слезы их обожгли. – Эвелин позвонила мне вчера вечером. Сначала говорила дружеским тоном, сказала, что я всегда была добра к ней, и теперь она хочет отплатить мне тем же. Потом рассказала о Дугласе, о жизни, которую он вел, о его друзьях, – говорила самыми скверными словами о грязных, отвратительных делах. Мне трудно было представить себе, откуда девушка знает такие слова и как осмеливается их произносить. Вот и все объяснение, миссис Меррик.

– Не может быть, чтобы вы говорили об Эвелин. О моей Эвелин.

– Почему же нет? – процедила Верна сквозь зубы. – Она-то говорила о моем сыне.

– Я не верю этому. Эвелин никогда бы так не поступила. Возможно, у нее была жажда мести какое-то время после замужества, но она с этим давно покончила. Сейчас она не держит зла. Вы сами могли в этом убедиться, когда мы повстречались вчера. Она говорила с вами любезно и дружелюбно, разве не так? Разве она не обошлась с вами по-доброму? Вы наверняка сказали себе, что Эвелин злобы на вас не таит.

– Я не собираюсь с вами спорить. Я слишком устала, чтобы препираться. Я сказала вам только о том, что произошло.

– Должно быть, вы ошиблись. – Лицо миссис Меррик пухло, как тесто на дрожжах. – По крайней мере признайте возможность того, что вы могли ошибиться.

– Нет такой возможности.

– В какое время она… в какое время она вам позвонила?

– Около десяти.

– Ну вот видите? Вы ошиблись. Вчера вечером Эви была с друзьями. У них были билеты на какую-то пьесу в театр «Билтмор Боул».

– Со мной говорила Эвелин. Я узнала ее голос. А кто еще, какая еще женщина могла бы знать такие вещи о Дугласе?

– А как вы можете быть уверены, что вам сказали правду?

– Мой сын признал, что это правда. А потом убил себя. – Верна начала раскачиваться взад-вперед, прижав руки к тощей груди. – Дуги. Дуги умер. В свой день рождения. Мы собирались его отметить… О Господи, уходите, оставьте меня одну.

– Миссис Кларво, выслушайте меня.

– Нет, нет, нет.

– Я хотела бы помочь вам.

– Уходите. У меня умер сын.

Миссис Меррик ушла тем же путем, каким пришла, – через внутренний дворик. Блэкшир дожидался ее на подъездной дорожке, подняв воротник от ветра, его губы посинели от холода.