Текст книги "Тайна Марии Стюарт"

Автор книги: Маргарет Джордж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

IV

Ветер завывал в пустых заснеженных полях, замедляя продвижение маленького отряда. Они находились на пути из Лонгниддри к более крупному городу Хаддингтону; там Джордж Уишарт собирался проповедовать по призванию Святого Духа, несмотря на предупреждение, полученное от местного лорда Патрика Хепберна, графа Босуэлла. Продолжая свой путь ненастным январским днем, они следили за всеми подозрительными движениями. Это могли быть и дружественные лорды, обещавшие встретить их здесь, но они не исключали возможности столкнуться и с врагами.

Во главе небольшого отряда явственно различалась стройная фигура всадника, горделиво восседавшего на своем скакуне, который бдительно осматривал дорогу и держал наготове двуручный меч. Это был молодой человек лет около тридцати, работавший наставником двух младших сыновей сэра Хью Дугласа из Лонгниддри и служивший окружным писарем. Его звали Джон Нокс, и он больше не преклонял колени перед распятием и не умолял Христа открыть, почему Он отвернулся от Шотландии. Ответ пришел от Джорджа Уишарта: это Шотландия отвернулась от Бога, сбитая с пути и увязшая в «трясине папизма». В свою очередь, Нокс отрекся от сана священника и принял реформатскую веру. Это было опасное решение.

За стенами неприступного замка Стирлинг, где жила королева-мать, и такого же грозного замка Сент-Эндрюс – там устроил свою резиденцию кардинал Битон, – реформисты ходили от дома к дому со своими «контрабандными» Библиями и незаконными проповедями. Надежно укрытые от глаз и ушей королевы и кардинала, они вербовали новых сторонников среди населения, которое если и не «жаждало справедливости», то, по меньшей мере, было готово искать новые пути обращения к Богу. Во всем христианском мире, словно подводное течение или песня сирен, раздавался незримый призыв: «Придите и испейте из вод этого источника». Люди припадали к запретным водам по разным причинам: некоторые от настоящей жажды, другие – из любопытства, а третьи – из-за дерзкого характера и мятежных настроений. Троянским конем Генриха VIII были не подкупленные и запуганные вельможи, которых он отослал на север, а реформисты, последовавшие за ними со своей миссией.

Джордж Уишарт, опьяненный новым «вином» протестантской теологии из Европы, учил и проповедовал достаточно открыто, чтобы кардинал навострил уши и, словно охотничий пес, почуявший дичь, попытался выследить его. Уишарт продолжал свои смелые проповеди перед растущей паствой, временно уклоняясь от ищеек кардинала. Теперь он направился в окрестности Эдинбурга, несмотря на предупреждение верных друзей, что королева и ее подручный граф Босуэлл готовы схватить его.

По крайней мере, сторонники умоляли его не выступать так публично, как раньше.

– Буду ли я прятаться как человек, который стыдится своего дела? – ответил Уишарт. – Я осмелюсь проповедовать, если другие осмелятся слушать!

Теперь в полях Лотиана они ожидали встречи с единомышленниками из Западной Шотландии. Ради этого протестанты оставили безопасный Файф, где сосредоточилось наибольшее количество новообращенных.

Джон Нокс поднял грубый меховой воротник своего плаща и пристально вгляделся в снежную даль. «Клянусь Богом, пусть враги придут, и я выкошу их, как пшеницу!» Он крепче сжал рукоять меча.

Нокс знал, что священники не должны носить оружие. «Но могу ли я по-прежнему называть себя священником? – подумал он. – Нет, клянусь кровью Христовой! Эта богопротивная церемония, через которую я прошел в своем невежестве, сделавшись священником, была ничтожной, и даже хуже. Я отрекаюсь от нее, услышав ясный призыв от Господа. Нет, я больше не католический священник».

Уишарт прочитал две проповеди в Хаддингтоне, в самой большой местной церкви. Лишь очень немногие пришли послушать его после тысяч людей, собиравшихся на его увещевания в других местах.

– Это граф Босуэлл, – представил его Уишарт немного позднее, когда они устроили небольшую вечернюю трапезу в доме Джона Кокберна в Ормистоне. – Он лорд этих земель. И, должно быть, он предупредил людей, чтобы они держались подальше от меня.

Уишарт тщательно жевал ломоть ржаного хлеба. Перед этим он благословил хлеб и поблагодарил Господа за пропитание. И теперь вкус хлеба изменился.

– Каков он из себя, этот граф Босуэлл?

Он посмотрел на людей, собравшихся за столом: Дуглас из Лонгниддри, Кокберн из Ормистона, лэрд[4]4
  Лэрд – представитель нетитулованного шотландского дворянства, мелкий землевладелец; по своему положению лэрды примерно соответствовали сословию джентри, мелкопоместных дворян в Англии.


[Закрыть] Бранстен и Джеймс Сэндилэндс из Кальдера. Уишарт плохо знал шотландских землевладельцев из Лотиана.

– Негодяй, – сказал Кокберн. – Человек, который предает всех. Его слово ничего не стоит. К тому же честолюбивый мерзавец, готовый продать свою душу или собственную мать, лишь бы возвыситься.

– Он уже продал свою жену, – заметил Бранстен. – Он только что развелся с ней, с прекрасной женщиной из рода Синклеров, потому что надеется втереться в доверие к королеве-матери.

– Он надеется попасть к ней в постель, – отрезал Кокберн. – Я имею в виду официально.

– Вы хотите сказать, он попытается жениться на французской королеве? – Уишарт был потрясен.

– Да. И он не отказался от своих намерений.

Джон Нокс задумался, стоит ли ему высказаться открыто. Он съел еще несколько ложек тушеной баранины, прежде чем заговорить.

– Моя семья давно знает Хепбернов. Наши предки дружили в течение нескольких поколений. Мы сражались под их знаменами на многих войнах. Они храбрые и обычно преданные люди. Этот «честный граф» – какой-то выродок, но мы не должны очернять остальную семью из-за родства с ним. Один из его замков находится лишь в нескольких километрах вниз по реке: замок Хэйлс на Тайне. Возможно, он сейчас там.

– Он… ревностный католик? – спросил Уишарт.

Нокс не удержался от смеха:

– Единственный алтарь, перед которым он молится, – это его зеркало.

Снаружи уже сгущались сумерки; ветер крепчал. Люди ощущали беспокойство, хотя пытались скрыть его. Как правило, находясь в обществе друг друга, они заглушали тревогу вином, но теперь они лишь переглядывались и ждали. Наконец Уишарт встал и сказал:

– Давайте почитаем Писание и помолимся.

Они собрались на другом конце небольшой комнаты, где в каменном камине слабо теплился огонь. Уишарт достал свою потрепанную Библию и привычным жестом раскрыл ее на выбранном месте. Он прочитал несколько стихов из восьмой главы Послания к Римлянам, а потом начал молитву.

Сразу же после окончания молитвы Дуглас сообщил ему, что должен вернуться в Лонгниддри сегодня вечером. Уишарт улыбнулся – он знал, что должно произойти, и понимал, что это к лучшему для всех. Он повернулся к Ноксу:

– В таком случае ты должен сопровождать своего господина.

– Нет, я должен остаться здесь и защищать вас! – горячо возразил Нокс. – Я буду биться, как Петр в Гефсиманском саду, и возрадуюсь, когда отсеку ухо слуге верховного жреца!

– Отдай мне меч, Джон, – сказал Уишарт.

Нокс неохотно, но покорно передал ему меч.

– Теперь вернитесь к вашим детям, и да благословит вас Бог. Одного человека достаточно для жертвы.

Позже, когда наступила глубокая ночь и большинство людей заснули, Уишарт продолжал сидеть и ждать. Кокберн расположился рядом с ним; с его стороны было бы невежливо лечь в постель и оставить гостя в одиночестве.

Как добрый хозяин, Кокберн подложил дров в камин и принес проповеднику подогретый эль. Но Уишарт как зачарованный по-прежнему смотрел на огонь.

– Бедная Шотландия, – наконец сказал он. – Ей предстоят трудные «роды», когда реформатская церковь выйдет на свет. Но только истинная вера может спасти ее.

– Шотландцы уже тысячу лет исповедают христианство.

– Но, очевидно, оно не может поддержать их. Посмотрите на Шотландию! Она почти утратила независимость. Англичане бьют ее снаружи, а французы подтачивают изнутри. Королева-мать и ее союзник кардинал Битон назначили французов на все видные посты. А маленькой королеве всего лишь четыре года, и она просто марионетка в чужих руках.

Кокберн плотнее запахнулся в одеяло.

– Я не понимаю, как реформатская вера может что-то изменить.

– Она дает людям надежду и веру в то, что они избраны Богом. Когда человек чувствует это, он не может быть ничьим рабом – ни англичан, ни французов, ни даже королевы. Шотландцы восстанут и сами будут определять свою судьбу.

В дверь громко постучали. Кокберн вздрогнул, но Уишарт невозмутимо продолжал смотреть на огонь в камине. Кокберн подошел к двери, приоткрыл ее и обнаружил, что смотрит в лицо самого Босуэлла по прозвищу «честный граф».

– Ага, вот и Уишарт, – произнес граф, кивнув хозяину. – Какая приятная встреча, сэр!

За спиной графа Кокберн увидел большую группу мужчин, даже не пытавшихся соблюдать тишину. Среди них был также юноша, точнее, даже подросток.

– Вы должны сдаться, – сказал граф. – Пойдемте со мной.

Когда Уишарт встал, граф добавил:

– Вам некуда бежать. Дом окружен, и сам кардинал Битон находится лишь в километре отсюда, в Эльфинстонской башне с ротой солдат. Но я обещаю, что лично буду охранять вас и не отдам в руки кардиналу.

Он покосился в ту сторону, где стоял подросток, пытавшийся заглянуть в комнату.

– Это мой сын Джеймс. Ему всего одиннадцать, но он хочет собственными глазами увидеть прославленного Уишарта. Итак, сэр, готовы ли вы по доброй воле пойти вместе со мной?

Уишарт бросил на него долгий и печальный взгляд. Потом посмотрел на мальчика, пожиравшего его глазами.

– Я польщен, что ты захотел увидеть меня, – сказал он и повернулся к графу: – Могу ли я заручиться вашим честным словом, что вы не отдадите меня кардиналу?

– Слово чести, – заверил граф.

Граф отвез Уишарта в замок Хэйлс, а на следующий день выдал его кардиналу Битону.

Кроткого проповедника осудили и приговорили к смерти. Он был задушен, а потом сожжен на глазах у кардинала, который наблюдал за процедурой из своего мягкого кресла на бастионе замка Сент-Эндрюс.

Душитель традиционно попросил прощения у своей жертвы; Уишарт наклонился и поцеловал его в щеку. Нокс, скрытый в толпе, наблюдал за кардиналом, который сидел неподвижно с легкой улыбкой на губах.

По изящному жесту кардинала распорядители казни подожгли вязанки хвороста возле безвольного тела Уишарта, привязанного веревками к столбу. Когда пламя занялось и разгорелось, они спрыгнули с помоста. Нокс видел, как вздымающиеся языки пламени лижут тело Уишарта; его фигура как будто дрожала и мерцала среди жарких испарений. Вскоре кожа почернела и отслоилась, глаза лопнули и вытекли, волосы и борода исчезли в огненном ореоле, похожем на нимб, как показалось его ученику. Затем порыв ветра принес острый отвратительный запах – вонь горелой и опаленной человеческой плоти.

Нокс заметил, как кардинал поднес к лицу кружевной носовой платок. Но сам он набрал полные легкие дымного воздуха, в котором был развеян пепел его друга, как будто таким образом чтил его память. Теперь он услышал глас Господа.

V

Кардинал перекатился на спину и растянулся на шелковой простыне. Стояло чудесное майское утро, и в танцующих отражениях океанских волн на потолке его спальни он мог читать настроение моря. Оно было озорным и соблазнительным, как и его любовница Мэрион Огилви, которая спала рядом с ним, разметав свои темные волосы по подушкам, словно облака забвения. Забвение – вот чего он искал вместе с нею прошлой ночью. Но сегодня утром он вернулся в мир людей и более не испытывал в этом нужды.

Стук в дверь встревожил его. Сколько сейчас времени? Судя по расположению солнца, было еще довольно рано. Мог ли он проспать?

– Одну минуту, – сказал он и потянулся за шелковым халатом.

Мэрион что-то пробормотала, зашевелилась и открыла глаза. Кардинал встал с постели и подошел к двери, в которую продолжали стучать.

– Я прекрасно слышу! – предупредил он. Кто бы это ни был, он вел себя грубо и неуважительно.

Кардинал приоткрыл дверь и столкнулся лицом к лицу с толпой работников, но они почему-то были вооружены кинжалами. Скорее, это были переодетые убийцы. Они бросились вперед. Кардинал попытался захлопнуть дверь, но они распахнули ее и ворвались внутрь. Мэрион завизжала, когда один из них схватил кардинала за горло, а другой занес над ним кинжал.

– Покайся в своей порочной жизни! – прошипел мужчина с кинжалом. – Бог прислал нас покарать тебя, и я клянусь, что ни ненависть к твоей грязной персоне, ни жажда завладеть твоим богатством, ни страх перед гонениями не движет моей рукой. Я делаю это лишь потому, что ты всегда был врагом Господа Иисуса и его истинного Евангелия!

– Я священник! – закричал кардинал. – Вы не можете убить священника!

Кинжалы вонзились в его мягкое белое тело, не защищенное ничем, кроме тонкого шелкового халата.

– Покайся в убийстве Джорджа Уишарта! – Это были последние слова, которые он услышал.

Солнце находилось лишь на полпути к зениту, когда люди, собравшиеся перед замком Сент-Эндрюс, увидели поразительное зрелище: голый кардинал, которому в рот затолкали его же отрубленные гениталии, был подвешен за руку и ногу на том самом месте, откуда он наблюдал за сожжением Уишарта два месяца назад.

* * *

В теплых лучах майского солнца Мария и две ее спутницы – Мэри Ливингстон и Мэри Флеминг – ждали, когда конюхи выведут оседланных пони. Сегодня они собирались прокатиться по живописному парку у стен замка Стирлинг, который назывался Королевский холм. В парке были разбиты ровные террасы геометрической формы, засаженные декоративным кустарником, шиповником и плодовыми деревьями, благодаря чему они напоминали рукотворную гору. У его подножия тянулась хорошая тропа для верховых прогулок, и королевские садовники, которые подстригали кусты и удобряли почву, не возражали против нее, так как еще не приступили к работе.

Мария решила устроить скачки. Она любила ездить верхом, причем быстро – сливаясь с миниатюрной лошадкой с Шетландских островов, она чувствовала себя как птица в полете. Ей слишком редко выпадала возможность скакать так быстро, как она хотела, особенно на ее любимом пони Юноне. Иногда ей разрешали выводить Юнону за стены замка вместе с соколом Раффлзом, когда ее мать и кардинал отправлялись на охоту. Мария всегда любила эти лесные прогулки.

Нежась в солнечных лучах, она объявила Мэри Ливингстон о своем намерении устроить скачки. Пышка, тряхнув волосами, охотно согласилась, но предупредила, что не собирается проигрывать. Это будут настоящие скачки, а не просто игра.

Пони вывели из-за угла замкового бастиона, и все три девочки бросились седлать своих любимцев. Это были плотно сбитые маленькие животные, не более девяноста сантиметров в холке, с густой и жесткой гривой и широкими мордами. Их изловили на северных островах и переправили морем в Шотландию. Приручение животных заняло много времени, но теперь пони забыли, что когда-то были дикими, и были ласковы и послушны со своими маленькими всадницами.

Мария первой забралась в седло и поскакала прочь, но Пышка держалась неподалеку от нее.

– Скорей, скорей, – шептала Мария на ухо Юноне, склонившись к ее шее. Пони перешел с неровной рыси на легкий галоп.

Небо над головой было ярко-синим и почти безоблачным. В воздухе стоял резкий чистый запах весны, принесенный ветрами с возвышенностей Хайленда. Пахло тающим от тепла земли снегом со слабым ароматом тысяч диких цветов, распускавшихся на травянистом ковре горных лощин.

– Вперед, с дороги! – прокричала Пышка, обходя Марию на своем черном пони Синдерсе.

– Быстрее! – приказала Мария Юноне. Ее пони был более резвым, чем Синдерс, но неохотно переходил на быстрый галоп. Сейчас животное послушалось, и Мария увидела, что догоняет Пышку.

Затрубил рожок. Его пронзительная нота прозвучала совсем неуместно там, где не было охотников. К ним из замка направлялся всадник на большой лошади.

– Стойте! – крикнул он и снова протрубил в рожок. – По приказу Ее Величества королевы-матери вы должны вернуться во дворец.

Мэри была рассержена, но Пышка рассердилась еще больше. Скачки закончились ничем. Девочки переглянулись, у обеих мелькнула мысль нарушить приказ и ускакать прочь, но обе знали, что они не смогут обогнать конюха на большом скакуне, поэтому последовали за ним в замок. Фламина уже ждала их у подножия крутой замковой лестницы.

Три девочки начали подниматься к воротам замка по длинному лестничному пролету, который казался бесконечным.

Королева-мать беспокойно расхаживала по комнате, стискивая руки, чтобы не дрожали пальцы.

«Не показывай им свой страх, – велела она себе. – Если здесь они в безопасности, не тревожь их. Они идут? Ох, слава богу!»

Женщина облегченно вздохнула, увидев, как они проходят в ворота.

– Моя дорогая, мое сокровище! – Она бросилась к Марии и в порыве истерики сильно обняла девочку, проливая слезы на ее волосы.

Мария, стиснутая в ее объятиях, едва могла вздохнуть. Ее мать продолжала шептать какие-то слова, которые были совершенно непонятны маленькой девочке.

– Они не остановятся ни перед чем… они хуже, чем животные… против Бога и истинной Церкви… злые люди…

Леди Флеминг, мать Фламины и старшая гувернантка, подошла утешить королеву и позаботиться о девочках.

– Я только что открыла сундук. Там есть кое-какие платья времен Якова IV и головные уборы с золотой вышивкой, – обратилась она к девочкам. – Они в маленькой комнате над спальней королевы. Примерьте их и посмотрите, кто станет больше всего похож на свою бабушку.

Широким жестом она отпустила их, и девочки убежали.

– Ну вот, – сказала она и взяла королеву за руку. – По крайней мере, теперь мы знаем, что они в безопасности.

Несмотря на яркое солнце, Мария де Гиз продолжала вздрагивать.

– Бедная маленькая Мэри Битон – ведь они убили кардинала, ее родственника! Как же мне сказать ей? Но если я этого не сделаю, она узнает от других. О, Джанет! – Королева-мать повернулась к леди Флеминг. – Они казнили его, подвесили как дикого зверя, и теперь я боюсь! – Ее речь стала почти бессвязной. – В следующий раз они придут за нами!

– Нет, нет, – поспешила успокоить ее леди Флеминг. – Они не смогут. Стирлинг самая надежная крепость в Шотландии. Именно поэтому вы выбрали ее.

– Но замок Сент-Эндрюс тоже считался безопасным. Кардинал укреплял его: рабочие днем и ночью надстраивали стены. И все же… все-таки они прорвались внутрь!

Она передернула плечами. Леди Флеминг гордо вскинула голову:

– Да, но он укреплял замок от англичан. Он не рассчитывал на предательство соотечественников. Они переоделись работниками и смешались с остальными. Кем они были?

– Это протестанты, еретики, мстившие за сожжение своего вожака Джорджа Уишарта.

– Ах, этот! – Леди Флеминг махнула рукой.

– Я боюсь, Джанет, боюсь. Кто бы мог подумать, что они сотворят такое?

– Тогда обратитесь к помощи извне. Призовите ваших могущественных родственников из Франции. Ваш брат герцог Франсуа опытный воин и может убедить короля прислать корабли и войска.

Мария нервно улыбнулась:

– Нет, не совсем так. Король Франции очень болен, и сейчас он думает лишь об избавлении от недуга. До него нелегко достучаться.

Вместе женщины вышли на бастион и посмотрели на долину, расстилавшуюся перед ними. Впереди они могли видеть гряду холмов, поднимавшуюся к Хайленду, где все лето дуют прохладные ветра. Река лежала в своем русле, словно серебряная цепочка в бархатной коробке. Не было заметно движения войск, не было вообще ничего угрожающего. Но с другой стороны, эти фанатики не притворялись солдатами.

Стоя на продуваемом бастионе, Мария внезапно и глубоко осознала, насколько она одинока. Ее советник и союзник ушел навеки. Не осталось никого, кто мог бы направлять ее политику или защищать ее. Она старалась отогнать мысленный образ кардинала, подвешенного на простыне на стене замка, или не представлять его в том состоянии, в котором, по их словам, он находился сейчас – засоленным, словно кусок мяса, и лежавшим в бочке в темнице замка.

Они отпустили Мэрион Огилви после того, как заставили ее смотреть на убийство и надругательство над телом. Они не позабавились с ней – были слишком благочестивыми для таких вещей, эти лэрды-реформисты из Файфа, пробравшиеся в замок на телеге ранним утром, переодевшись простыми работниками.

– Кто эти лэрды? – громко спросила Джанет.

– По сообщениям, убийц было около шестнадцати человек, – сказала Мария, расспросившая гонца более подробно, чем потрясенная гувернантка. – Но другие готовятся присоединиться к ним. Они хотят удерживать замок.

– Что? Для чего?

– Они называют себя кастильцами[5]5
  От английского слова castle – «замок».


[Закрыть] и собираются послать в Англию за подмогой.

– Ах, вот оно что, теперь все прояснилось. Значит, это часть английских нападок на Шотландию, которые никогда не прекращались. Они собираются поглотить нас! С тех пор как шотландцы отвергли брачный контракт, англичане пытаются навязать нам новый, угрожая вторжением.

«Это значит, что они никогда не остановятся, – едва подавляя тошноту, подумала Мария. – И Шотландия бессильна противостоять им, если они так решительно настроены».

Той ночью, когда Мария де Гиз готовилась ко сну (хотя знала, что сон не придет), она позволила камеристке расчесать ей волосы, которые уже стали очень длинными.

Раз, два… Ритм был успокаивающим и проходил от макушки до шеи, оставляя приятное покалывание на коже головы. Огонь в камине и пламя свечей отбрасывали на стену длинные пляшущие тени, перекрывавшие чудесные цветные образы богов и богинь, рыцарей и дам на гобеленах, привезенных из какого-нибудь спокойного и добропорядочного места вроде Фландрии.

«Точно так же тьма и тени в Шотландии нарушают любое постоянство, – подумала, отпустив на волю свои мысли вместе с ритмичными движениями щетки для волос. – Вся Шотландия похожа на этот замок Стирлинг – древняя и запятнанная кровью, с блеклой мишурой статуй, украшений и развлечений, таких, как белые павлины, расхаживавшие по дворцовым угодьям среди искусственных водоемов. Они ничего не значат; они просто отвлекают взгляд от туманных гор вдалеке или от врагов, подкрадывающихся в долине Форта.

Половина местных дворян занимается колдовством, – лениво размышляла она. – Говорят, что леди Дуглас, мать лорда Джеймса, стала ведьмой и пользовалась заклинаниями, чтобы привязать к себе короля, а Патрик, третий лорд Рутвен и один из членов личной стражи королевы Марии, назначенных парламентом, тоже слывет колдуном. Темные силы здесь всегда находятся где-то поблизости».

– Достаточно, Мэг, – сказала она вслух. Кожу головы начало саднить от расчесывания. – Теперь я буду отдыхать.

– Как пожелаете, мадам. – Мэг принесла кружевной чепец, который всегда носила королева-мать. Мария де Гиз завязала ленты и откинула на кровати покрывало.

«Но и во Франции есть колдовство, – продолжила размышлять она, уже лежа в постели. – Эта итальянка Екатерина Медичи… Братья говорят, что она советуется с магами и некромантами, с любыми людьми, которые могут избавить ее от бесплодия. Она готова пойти на сделку с самим сатаной, а может быть, уже сделала это, если наконец-то после десяти лет брака родила Генриху маленького Франциска. Он появился на свет через год после моей Марии при самых неблагоприятных обстоятельствах, во время солнечного затмения. Всем известно, что это дурной знак, худший из возможных. Что может предвещать затмение солнца при рождении, кроме затмения человеческой души? Но они попытались замаскировать это, придумав для ребенка геральдический знак с символами солнца, луны и смелым девизом: «Между ними я был рожден». С тех пор у итальянки родилась дочь Елизавета, и она снова беременна. Дьявол держит свое слово. По-своему он честен; во всяком случае, так говорят те, кто имел с ним дело».

Мария повернулась на бок и устроилась поудобнее. Теперь она согрелась и откинула тяжелое одеяло.

«Говорят, маленький Франциск был очень болезненным ребенком, но постепенно становится крепче. Возможно, он испытал «затмение» в самом начале, и это было все, что предвещало знамение. Может быть, он будет жить ради моей Марии… О, если бы кардинал мог помочь мне! О Дэвид!»

В своей спальне, где никто не мог ее услышать, она оплакивала своего единственного друга и советника.