Текст книги "Лёгкое пёрышко. Как песня тишины"

Автор книги: Мара Вульф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Мара Вульф
Лёгкое пёрышко
Как песня тишины

Marah Woolf

FEDERLEICHT.

First published in German under the title

FederLeicht. Wie der Klang der Stille

by Marah Woolf

with illustrations by Carolin Liepins

© 2018 by Marah Woolf und Oetinger Taschenbuch

in der Verlag Friedrich Oetinger GmbH

Published by agreement with Verlag Friedrich Oetinger,

Hamburg, Germany.

Серия «Young Adult. Немецкие фэнтези-бестселлеры Мары Вульф»

© Савельева Г., перевод на русский язык, 2022

© Издание на русском языке, оформление.

ООО «Издательство «Эксмо», 2022

* * *

 
Легкий, как перышко, падает снег,
Шар с волшебством облегчит твой побег.
 
 
Часы остановят поток временной,
Былое в момент станет вдруг торжеством.
 
 
Флейта мечты твои в жизнь претворит
И от несчастий тебя защитит.
 
 
Зеркало мир весь покажет тебе,
Ложь не поможет никак в колдовстве.
 
 
Сила волшебная в перышке бдит,
Помогает тому лишь, кто ее сохранит.
 
 
Кольцо тебя скроет от сил извне,
Пусть видят тебя лишь кто нужен тебе.
 
 
Ключ всегда защитит ото всех,
Но будь осторожным и бойся помех.
 

Пролог

Для человеческой девушки Элиза была поразительно отважной. Знал я некоторых женщин-троллей, которые удрали бы с визгом, столкнувшись с кентавром или мантикорой. Впрочем, они и не стремились произвести впечатление на одного высокомерного эльфа. Капризы любви, конечно. Ведь Элиза была влюблена в Кассиана по уши, что и этот слепой эльф понимал. А мне даже было немного жаль ее. Особенно когда она краснела, как помидор, стоило Кассиану обратить на нее внимание. Элиза боролась с ветряными мельницами, а я ничего не мог ей рассказать.

Она была еще так молода и полна надежд, думая, что настанет день и ее эльф превратится в сказочного принца. Я же сомневался, что это когда-нибудь произойдет. У Кассиана были иные приоритеты. И к сожалению, Элиза не входила в них. Да и кто бы мог поставить ему это в вину, учитывая сложившиеся обстоятельства?

Хотя, в сущности, я не знал, что такое любовь. Я был лишь троллем.

Глава 1

Волшебная палочка, казалось, собиралась пронзить меня насквозь. Острие было устремлено точно между глаз. Я боялась, что из нее сейчас посыпятся искры и превратят меня в жабу. Хотя, может быть, и в эльфа. Во мне почти затеплился крошечный огонек надежды, но тут же погас. Мерцающие в полумраке темные глаза определенно не принадлежали жизнерадостной фее, которая мечтала лишь о моем счастье и хотела превратить в прекрасное создание.

– Тебе не следует ее открывать, – распорядился голос, подтверждая мою догадку. Парень, похоже, не питал ко мне дружеских чувств. От его слов у меня подкосились ноги. Он уже не раз угрожал мне, но разве так трудно объяснить, что имеешь в виду? Или говорить загадками – это непременное условие? Да ладно. Повторяя, что мне не следует ее открывать, он придавал этому все большее значение. У меня руки чесались его ударить, но, к сожалению, это оказалось невозможно, потому что я спала. По сравнению с этим сном тот, что снился в начале года, был гораздо лучше. Ведь благодаря ему я познакомилась с Кассианом. Но сильно сомневалась, что парень с палочкой будет хотя бы отдаленно так же сексуален, как мой слепой эльф.

– Может, все-таки расскажете, что мне не следует открывать? Тогда вам не придется заморачиваться и показываться мне каждую ночь, – ворчливо предложила я впервые с тех пор, как мне начал сниться этот сон. Во мне медленно закипала злость. На Кассиана, на жуткого парня из сна, Квирина и вообще всех. Я не могла перечислить всех, список был слишком длинным. К тому же мне хотелось наконец спокойно поспать.

Глаза загорелись, и в них вспыхнули маленькие огоньки. Серьезно? Так и перестараться можно. Я перестала бояться горящих глаз с девяти лет, когда мой брат Финн уговорил посмотреть с ним «Пятницу, 13-е».

Но не успела дать ему толковый совет, как по моему лицу прошлось что-то влажное. Надеюсь, он не наколдовал нечто наподобие гигантского языка. Это выглядело бы скорее не страшно, а противно. Совсем рядом раздалось знакомое мяуканье, и я открыла глаза. Мой кот Носочек лежал рядом на подушке и искоса поглядывал на меня.

Я запретила себе думать о Кассиане. В миллионный раз. Интересно, сколько я продержусь. Одну секунду, две, три… Готова поспорить, из-за меня он и слезинки не проронил. Или я ошибаюсь? Мысли вертелись в голове, как на карусели. Я отчаянно хотела получить ответы на множество вопросов. Куда пропала Ларимар, верховная эльфийская жрица, когда выяснилось, что она заперла королеву в пещере в Вечном лесу? Элизьен искала ее, чтобы покарать, или решила просто радоваться своему возвращению в Лейлин? Смягчила ли она строгие правила, введенные Ларимар? Возможно ли, что Рубин ничего не знал о предательстве своей матери? Как дела у Джейд, Рэйвен и Квирина? И самый важный вопрос: страдает ли Кассиан от любви, которую я отвергла?

Я тихонько рассмеялась, и мистер Рот, учитель по физике, сурово посмотрел на меня. Он понял, что мои мысли витали далеко отсюда. Я вздохнула. До летних каникул осталась пара недель. Мы с мамой и Финном хотели навестить папу в Перу, где он руководил раскопками. Еще год назад я была бы вне себя от радости, но теперь чуть с ума не сходила от ужаса при мысли, что окажусь так далеко от дома. Что, если я понадоблюсь Кассиану? В джунглях Перу ему меня не найти. Я умоляла маму позволить мне остаться дома, но она оставалась непреклонна. Вообще-то я даже могла ее понять, ведь, скорее всего, это был наш единственный шанс провести отпуск всей семьей.

К сожалению, я не могла признаться, что безумно влюблена в эльфа и жду его возвращения. Это поставило бы под вопрос мое психическое здоровье, а мне этого совсем не хотелось.

Я нарисовала в тетради дверь в мир эльфов, украсив ее крошечными сердечками и бабочками-хранителями. Если к двери приближался посторонний, они закрывали ее крыльями. К сожалению, узнать заранее, где появится дверь, было невозможно. С тех пор как я вернула эльфам снежный шар, они могли открыть ее в любом месте. Теоретически. Но на деле они объявлялись лишь тогда, когда нуждаются в моей помощи. То есть нуждались. После возвращения их королева Элизьен все уладила, и я стала не нужна. На самом деле обидно. Я бы с радостью приняла участие в новом приключении, позволив Кассиану оберегать меня. Но те времена остались в прошлом. Лучше смотреть в будущее и подумать, чем хочу заняться после школы. Пришло время принимать решение.

– Сердечки? Восемь штук? – сидевший рядом Фрейзер склонился над моей тетрадью.

Криво улыбнувшись, я добавила зигзагообразную линию к одному из сердец. Теперь оно выглядело совсем как мое. Разбитым.

– Этот самодовольный эльф тебя не заслуживает. Но уверен, что рано или поздно он объявится, – попытался подбодрить меня Фрейзер и пририсовал рядом свое сердце. Черное и расколотое пополам. Рисовал он куда лучше, чем я.

На губах парня появилась грустная улыбка. Если бы Скай увидела его таким, наверняка упала бы в его объятия, но в ее присутствии Фрейзер всегда держался спокойно, будто смирился с отказом.

Он был влюблен в Скай так же сильно, как я в Кассиана. Но она даже не позволила ему себя поцеловать. Моя подруга категорически отказывалась попасть в список его побед. Хотя я думала, что Фрейзер и не взглянул бы на другую девушку, если бы Скай ответила ему взаимностью. Но как бы я ни пыталась объяснить это ей, она оставалась непоколебима.

В начале учебного года я сама была влюблена в этого парня, но теперь он стал моим лучшим другом, которого я теперь искренне жалела. Может, стоит еще раз поговорить со Скай. Ведь капля камень точит. Я догадывалась, что Фрейзер нравился ей куда больше, чем она готова признать. Все-таки он был не только легким в общении и забавным, но еще и настоящим красавцем, благодаря зеленым глазам и темным кудрям. Впрочем, для Скай все это не имело особого значения. Для нее идеальный парень должен готовиться к получению Нобелевской премии, спасти сотню детей из горящего дома и играть на фортепьяно, как Моцарт. И это меня Скай назвала оторванной от реальности, когда я влюбилась в эльфа?

– Пойдешь со мной на пляж? – спросил Фрейзер, когда мистер Рот отпустил нас.

Я покачала головой.

– Уже пообещала маме помочь в кафе.

– Тебе не кажется, что она слишком тебя ограничивает?

Еще пару месяцев назад я думала так же, но теперь мама хотя бы оплачивала мою работу. Не очень щедро, но у меня получалось откладывать понемногу. Я планировала не продолжать учебу сразу после школы, а отдохнуть и немного попутешествовать. Грызть гранит науки мне надоело. Только мама не подозревала о моих планах и едва ли пришла бы в восторг, узнав о них. Мне требовалось привлечь на свою сторону папу и бабушку.

Прозвенел звонок, и я сунула конспекты в сумку. Фрейзер чмокнул меня в щеку и выскочил из кабинета. Я была почти уверена, что он подкараулит Скай во дворе и уговорит провести вместе время после школы. Этот парень не собирался сдаваться без боя, и мне это нравилось.

Доехав до дома, я оставила велосипед в сарае и помчалась в кафе. И внутри, и на открытой веранде яблоку было негде упасть. Звон посуды и болтовня гостей наполняли сад. В воздухе пахло кофе и выпечкой. После завтрака у меня во рту и маковой росинки не было, поэтому едва я почувствовала аромат свежих булочек, у меня заурчало в животе. Последнее время это происходило все чаще: желудок будто скручивало в узел.

Маму я обнаружила на кухне среди гор посуды и выпечки. Она как раз вытаскивала противень из разогретой духовки. Мама убрала волосы с лица и, увидев меня, выдохнула:

– Слава богу! У меня голова кругом идет.

Я небрежно отбросила сумку, скинула пиджак на стул и схватила поднос, лежащий наготове.

– Куда нести?

– Пятый стол, – сказала мама, начав колдовать над суперсовременной кофемашиной, папиным подарком. Она должна была упростить нашу работу, но мудреный агрегат, кажется, об этом никто не предупредил.

Я отнесла торт и чай на пятый столик, обслужила других гостей и собрала новые заказы. Потом разрешила паре туристов себя сфотографировать, им понравилось, что на мне настоящая школьная форма. Я принесла блюдце взбитых сливок для пуделя пожилой дамы. Хотя лучше бы я вызвала ветеринара – собака была такой круглой, что едва могла двигаться.

Я заметила бабушку, сидящую в компании профессора Галлахера и орехового торта. Она помахала мне как раз в тот момент, когда я несла тяжело нагруженный поднос на кухню, отчаянно надеясь, что не споткнусь, опрокинув все тарелки и чашки на гравий. Выдохнув с облегчением, я опустила его на стол и направилась к бабуле.

– Профессор Галлахер. – Я обтерла ладони о юбку, оставив на ней пятно от сливок. И протянула ему руку: – Рада вас видеть. Где вы так долго пропадали? Мы по вам соскучились.

Сколько себя помню, профессор неизменно навещал бабушку каждый понедельник.

Он кивнул, от улыбки морщинки на его лице стали глубже. Он мне очень нравился. Из-за седых волос и бороды он напоминал мне Ричарда Аттенборо из «Парка юрского периода». Профессор Галлахер тоже носил круглые очки, сидящие так низко на переносице, что я опасалась, не упадут ли они в его чашку чая.

– Я был занят. Пришлось посвятить много времени кельтам, населяющим Британию, и их последовательной миграции, – пояснил он, сияя так, будто изобрел снэпчат или что-то подобное.

– Вот оно что, – откликнулась я, надеясь, что бабушкин друг не втянет меня в обсуждение этой невероятно увлекательной темы. Я до сих пор вспоминала, как у меня голова шла кругом после его прошлого визита.

– Конечно, это не служит оправданием, что я так долго не навещал твою бабушку, – добавил профессор Галлахер.

Я с удивлением заметила, что бабуля погладила его покрытую возрастными пятнами руку и покраснела.

– Прошло всего две недели, мой друг, – успокоила она его.

– Принести вам еще что-нибудь?

Профессор Галлахер протянул мне пустую чашку.

– Я возьму один капучино. Должен сказать, у вас он самый вкусный.

– Я передам маме. – Поставив чашки на поднос, я вытерла крошки со стола. – Принесу вам пару пледов.

Несмотря на весеннее солнышко, в саду было прохладно.

– Как это мило с твоей стороны, – улыбнулась бабушка.

Я побежала в холл, где в огромной плетеной корзине лежали темно-синие пледы с вышитым на них логотипом кафе: двумя книгами в венке из цветов. Мне это казалось немного слащавым, но туристы были в восторге. И нам приходилось следить, чтобы пледы не утащили. Несколько я дала гостям, расположившимся на террасе за столиками из кованого железа. Бабушка со своим профессором взяли пледы, не отвлекаясь от разговора. На столе между ними лежали коричневый конверт и толстая книга. Я взглянула на заголовок: «Магические ритуалы и оккультные практики». Неужели бабуля пытается втянуть своего друга в разговор об эзотерике? Я ухмыльнулась.

Следующие два часа пролетели очень быстро. Я видела, как вернулись домой Финн и Грейс, но они тут же скрылись в его комнате. На улице похолодало, и большинство гостей начали расходиться, а я отправилась на кухню мыть посуду.

Когда бабушка с профессором начали прощаться, уже давно стемнело. Я протирала столики в саду. У моих ног жалобно мяукал Носочек, требуя, чтобы его покормили.

– Потерпи немного. Я тоже проголодалась.

Выпрямившись, я потерла ноющую спину.

– Жду вашего ответа не раньше следующей недели, – напомнила бабушка на прощание.

– Я не позволю вам, моя дорогая, вновь мучиться напрасным ожиданием, – подмигнул он ей. – Это будет грубо по отношению к такой обворожительной даме.

Даже в сумерках я увидела, как покраснела бабушка. Потом она захихикала и шлепнула его по руке. Люди еще флиртуют в таком возрасте?

Дедушка умер пару лет назад, и мне даже в голову не приходило, что бабуля может встретить кого-то. Она стара, и у нее есть мы, разве этого недостаточно?

– Только умоляю вас, позаботьтесь о документах. Крайне важно, чтобы они попали к Стивену. Я целиком полагаюсь на вас. – Профессор взял бабушку за руки, и я навострила уши.

Наверняка речь шла о коричневом конверте, который лежал на столе. Почему он просто не отправил его папе?

– Конечно, вы можете на меня рассчитывать. Я позабочусь, чтобы он все прочитал. Что за глупый мальчишка. С его стороны было неправильно так долго не отвечать.

Когда профессор нежно погладил бабушку по щеке, тряпка выскользнула у меня из рук и упала на голову Носочку. Тот возмущенно замяукал.

– Очень на это надеюсь. К сожалению, в нашем возрасте нельзя быть уверенным, случится ли вообще следующий раз, – услышала я голос профессора, когда наклонилась.

– Не надо, еще накликаете беду, – бабушкин голос дрожал, хотя она старалась говорить бодро.

Профессор надел нелепую шляпу, с которой никогда не расставался, и просто улыбнулся.

Прохладный ветерок коснулся моих ног и зашуршал в розовых кустах. Я испуганно выпрямилась и попыталась разглядеть что-нибудь в темноте сада. Меня охватило странное чувство, будто за мной кто-то наблюдает. Трусливо мяукнув, Носочек шмыгнул в дом. Я бы с радостью последовала его примеру.

Когда я обернулась, бабуля с профессором уже скрылись. До меня доносился лишь хруст гравия у них под ногами. Должно быть, бабушка пошла провожать его до ворот.

Почему я никогда раньше не замечала, как близко эти двое общаются? Можно ли в их возрасте снова влюбиться? От такой мысли я покачала головой. Они друзья. Просто друзья. Хотя они подходят друг другу, да и бабушка не такая уж и старая. Надо будет при случае спросить маму, что она об этом думает. Но только не сегодня. Я устала как собака и хотела скорее рухнуть в постель. Это было лучшее мгновение всего дня. Перед сном я могла помечтать, что он скучает по мне так же сильно, как я по нему. Ребячество, но иначе я не могла.

Глава 2

В голове гремело так, будто там звонил огромный церковный колокол. За одним ударом следовал новый. Я спокойно относилась к грому и молнии, но обычно между ними хотя бы на пару секунд воцаряется тишина. Я натянула одеяло на голову, но грохот не стих. Носочек с мяуканьем царапал деревянную раму кровати. Я немного приподняла одеяло, и он тут же юркнул в постель. Мама, конечно, будет ругаться, если найдет в кровати кошачью шерсть, но я не могла бросить трусишку на произвол судьбы. Я успокаивающе погладила мягкую шерстку.

– Все хорошо. Это просто гроза, – пробормотала я в полусне, когда его маленькое тельце прижалось ко мне.

В этот момент я заметила, что из-под двери пробивается свет. Судя по всему, непогода разбудила кого-то из домашних. Прислушавшись, заметила, что гром стих, а дождь перестал барабанить по стеклу.

Вдруг до моих ушей донесся мужской голос, и я сразу поняла, что он не принадлежит моему брату-близнецу Финну. Сон как рукой сняло. Я включила свет и прислушалась.

Папа? Быть того не может. Он ползал где-то в джунглях Перу, раскапывая глиняные черепки. Хотя предположить, что ночью в наш дом прокрался посторонний человек, еще более нелепо. Свесив ноги с кровати, я спрыгнула на пол. Возмущенное мяуканье Носочка, которому я прищемила хвост, осталось без внимания. Я распахнула дверь и понеслась вниз по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Как бы это ни казалось невероятно, но, добравшись до холла, я увидела папу. Он обнимал маму, которая спрятала лицо у него на груди. Отца так давно не было дома, что здесь он казался чужим человеком.

Папа выглядел уставшим, глаза – в красных прожилках. Улыбнувшись, он развел руки, чтобы обнять меня.

Стоило мне уткнуться в его измятый клетчатый пиджак, как меня окутал знакомый запах. Папа так редко бывал дома. И хотя я не скучала по нему постоянно, но стоило ему вернуться, я поняла, как сильно нам его не хватало.

– Что ты тут делаешь? – спросила я.

Он криво усмехнулся.

– Я думал, это мой дом.

– Ну конечно, – мама ласково шлепнула его по груди и бросила на меня укоризненный взгляд. – Просто обычно мы знаем, когда ты приезжаешь, и ты не устраиваешь такой тарарам.

– Не мог найти свой ключ, а ночевать на улице не хотелось.

– Почему ты не позвонил? – Мама покачала головой. – Я бы забрала тебя в Эдинбурге.

– Кажется, я немного запутался. Уезжал второпях и совершенно забыл вас предупредить.

Это объяснение тянуло на преуменьшение года. Должно быть, папа совсем оторвался от реальности. Его обычно аккуратно причесанные волосы торчали в разные стороны, рубашка была застегнута неправильно. Узкие очки сидели криво, да и вид у него был совершенно измученный. Будто он не ел несколько дней.

– Сколько ты уже в дороге? – обеспокоенно спросила мама.

– Довольно долго. Какой у нас сегодня день?

– Четверг. – Мы нетерпеливо смотрели на него.

Папа почесал затылок.

– Я вылетал в понедельник вечером, но в последний момент связь испортилась. – Он покачнулся.

– Ну-ка присядь, – распорядилась мама, и мы отвели папу на кухню. Она зажгла лампу, стоящую на подоконнике, и наполнила чайник водой.

Я плюхнулась на стул рядом с ним, чувствуя себя немного сонной и сбитой с толку. Как правило, отец был точен, как швейцарские часы. Мы всегда знали, где он находится, когда собирается приехать домой или когда мы поедем к нему в гости. На кухне висел календарь, где мама отмечала только папино расписание. Мы не видели его несколько месяцев, и вот он сваливается на нас как снег на голову. Здесь что-то не так.

Я взяла папу за руку. Она была холодной как лед.

– Что случилось? В Перу началась война или вас прогнали местные жители? – спросила я тихо, чтобы мама не услышала мой вопрос. Что-то в этом роде уже происходило раньше. Жизнь археолога бывает опасной. Меня затошнило. Папа обладал мастерским самоконтролем, но что-то выбило его из колеи.

– Ничего такого. – Папины глаза заблестели от слез. Я ни разу не видела его плачущим, но сейчас он был близок к этому как никогда. Он сделал глубокий вздох и объявил достаточно громко, чтобы мама тоже услышала:

– Профессор Галлахер умер.

Папин голос дрожал.

Чайная чашка, которую мама достала из шкафа, упала на пол и разлетелась на мелкие осколки. Должно быть, я ослышалась. Наверное, я все еще сплю, и мне снится сон.

– Умер? – Мамины глаза широко распахнулись. – Это невозможно. Всего пару дней назад он был здесь и пил чай с бабушкой.

– Понедельник, – произнесла я. Похоже, папу обманули. Сыграли с ним шутку. Неудачную шутку.

– Профессор всегда приходил по понедельникам, – выпалила я. Моя усталость исчезла. – За исключением последних двух недель, а это странно. Он же прекрасно знает, как радуют бабулю его визиты. В этот понедельник было так тепло, что все сидели на веранде. Они с бабушкой ели ореховый торт, профессор хвалил наш капучино. По его словам, у мамы он самый вкусный.

Я повернулась к отцу.

– Не мог он умереть. Он был в отличной форме.

Папа провел руками по лицу и стал казаться еще более растрепанным. Он всегда был твердым и сдержанным человеком, и меня пугало, что что-то настолько его ошеломило.

– Боюсь, это правда, – сказал папа спустя некоторое время, когда молчание стало невыносимым. – Кассандра позвонила мне в понедельник вечером. Она была в истерике, и я с трудом смог ее успокоить. Сказал, что она должна связаться с вами, и сразу же отправился в путь.

Мы с мамой закачали головами, Кассандра ничего нам не сообщила. Вообще было странно, что мы ничего не слышали, ведь слухи в Сент-Андрусе распространялись как лесной пожар.

Будто в полусне мама подошла к стулу и опустилась на него.

– Не могу в это поверить. Какая предположительная причина смерти? – прошептала она, комкая побелевшими пальцами ночнушку. – Нужно было позвонить нам. Ты же знаешь Кассандру.

Папин взгляд был полон сожаления.

– Я был совершенно сбит с толку. Даже в голову не пришло, да и подумал, что к моему приезду вы уже будете в курсе. – Он недоверчиво смотрел на нас. – Я вижу, что вы не шутите, но мне определенно звонила Кассандра.

Я переводила взгляд с отца на мать. Кассандра, дочь профессора Галлахера, жила с отцом в старинном особняке на окраине кампуса. Почему она позвонила именно папе в Перу? Я точно знала, что у них не было никаких родственников, но звонить на другой конец земного шара довольно странно. Хотя стоит учесть, что и сама Кассандра – весьма странный человек. Волоски у меня на шее встали дыбом, когда я вспомнила последние слова профессора. Он сказал, что в его возрасте уже нельзя быть уверенным, что следующая встреча состоится. Теперь это звучало как пророчество.

– Он умер? – Бабушка побелела как мел. Она стояла в дверном проеме, придерживая обеими руками халат в цветочек.

– Мне так жаль, мамочка. – Мама вскочила, бросилась к ней и заключила в объятия. Бабушкины плечи подрагивали. Мне было безумно жаль. В прошлом году умерла ее школьная подруга, а теперь – друг. В горле образовался ком.

– Мне налить чай? – спросила я, но никто не ответил. Я неуверенно встала, насыпала травяной чай в заварочный чайник и залила его кипятком. Комната наполнилась знакомым запахом мяты.

Родители с бабушкой шептались за столом, будто им было что скрывать от меня. Но как я ни прислушивалась, стараясь поменьше шуметь сахарницей и молочником, уловила лишь отдельные слова.

– …сердце… внезапно… обнаружили слишком поздно…

– Что именно произошло? – Я поставила мамины любимые зеленые чашки на стол, давая понять, что я не ребенок, от которого можно отделаться.

– По телефону слова Кассандры едва можно было разобрать. – Папа взял сахарницу и высыпал в свою чашку гору сахара. – Сначала она кричала, потом заплакала. Вообще, несла какую-то чушь. Бормотала, что это ее вина. Если бы только она нашла его раньше. Я пытался объяснить ей, что у профессора было больное сердце. Но Кассандра была слишком расстроена, чтобы прислушаться ко мне. Она никак не могла успокоиться, а потом вдруг повесила трубку.

– Думаешь, это сердце? – уточнила бабушка. – Мне он говорил, что все в порядке. Что совсем недавно прошел осмотр у врача.

– Кто может такое точно знать? – отозвался папа. – Но для его возраста это неудивительно. В конце концов, мне нужно было что-то сказать. Подробности я узнаю, только когда увижусь с Кассандрой.

– Не понимаю, почему она не позвонила нам, – перебила его мама. – Бедняжка уже нескольно дней совсем одна в этом доме. Надо завтра же навестить ее и проверить, как она.

– Она сказала кое-что еще. – Папа откашлялся и бросил извиняющийся взгляд на бабулю. – В конце разговора она немного пришла в себя и заявила, что он передал тебе что-то для меня. Попросила меня немедленно вернуться. Что это вопрос… жизни и смерти.

Мы с мамой смотрели на него так, будто папа сошел с ума. Мы промолчали, но мысль, что только из-за этой просьбы он тут же сорвался с места, была пугающей. Ведь Кассандра была, мягко говоря, немного не в себе. Как правило, ее словам не придавали никакого значения.

Бабушка собралась и кивнула.

– В понедельник он оставил здесь конверт. Настойчиво просил, чтобы ты ознакомился с бумагами. – По ее щеке скатилась слеза, но бабуля встала, вытерев ее. – Сейчас принесу.

Едва она вышла из кухни, мама произнесла:

– Кассандра всегда была склонна драматизировать. Может, ей просто требовалась помощь с похоронами.

Драматизировать? Кассандра была немного не в себе, хотя вполне безобидна. Она постоянно рассказывала странные истории о призраках и других паранормальных явлениях.

Папа задумчиво покачал головой.

– Она была напугана. Я это отчетливо слышал. – Он хотел сказать что-то еще, но взглянул на меня и промолчал.

Бабушка вернулась с конвертом в руках и подала папе. Он повертел его, а потом вскрыл ручкой ложки. Вытащив из конверта пачку бумаг, папа пролистал ее. Затем быстро затолкал все обратно в конверт, и на его лице появилась напряженность.

– Элиза, тебе стоит вернуться в кровать, – сказал папа, не обращая внимания на наши любопытные взгляды.

– На самом интересном месте, – проворчала я. – Что там написано?

Он хочет от меня отделаться? Я же теперь ни за что не засну. Это было нечестно. В конце концов, я уже не ребенок, но время от времени папа легко об этом забывал.

– Давай поговорим об этом завтра, когда узнаем подробности. Уже поздно. Тебе нужно высыпаться, не забывай, у тебя скоро экзамены.

Я со вздохом поставила чашку в раковину – в последнее время экзамены превратили в аргумент, которому нельзя ничего противопоставить. Перед уходом я чмокнула папу в колючую щеку и вдохнула пряный аромат, знакомый с детства. Я так и не знала, это его личный запах или запах большого мира.

– Я рада, что ты приехал, – призналась я, и папа крепко обнял меня.

Я не торопясь поднялась по лестнице, прислушиваясь к разговору на кухне.

– Ты знаешь, над чем он работал? – услышала я бабушкин голос.

– Мы давно не поддерживали связь. Спутниковая связь в Перу оставляет желать лучшего, для общения со старым профессором она не подходит.

Даже с лестницы я прекрасно слышала нотки сожаления в его голосе. Папа был многим обязан профессору, но последние годы он практически полностью его игнорировал. Впрочем, как и нас.

– Два года, – сказала бабушка. – Ты не давал о себе знать два года. Это его очень огорчало. И расстраивало. Он надеялся, что ты, по крайней мере, ответишь на его письма.

– Мы не пришли к согласию по поводу его новых исследований, – заявил папа в свою защиту.

– О чем это вы? – вмешалась мама.

– Профессор Галлахер занялся оккультизмом, – сообщила бабушка. – И ему была нужна помощь Стивена. Неужели ты не мог один раз пойти ему навстречу?

– Я не одобрял его подход. Он не имел ничего общего с объективной наукой. Поддержи я профессора, и моя репутация была бы испорчена. И он это понимал. Карьеру профессор Галлахер уже построил, а у меня она на самом подъеме. – Папина чашка так звонко ударилась о блюдце, что, стоя на лестничной площадке, я вздрогнула.

– Эта работа была важна для него, – в голосе бабушки прорезались агрессивные нотки. Я услышала, как она откашлялась, и прокралась обратно в холл. – Каждая культура отличается своими представлениями о сверхъестественных явлениях. И он изучал их с научной точки зрения. Если ты не смотришь налево и направо, это не означает, что лево и право не существует.

– Ради этих бредней он поставил на кон свою репутацию, – проворчал папа. – И мы из-за этого серьезно повздорили. Так что стало ясно, что каждому из нас пора идти своей дорогой.

Заскрипел отодвигаемый стул, когда кто-то встал.

– А это. – Я заглянула в открытую дверь кухни и увидела, как папа размахивает конвертом. – Это нужно сжечь.

Бабушка встала прямо перед ним, и ее глаза сердито сверкнули.

– Не вздумай. Ты называешь это бреднями, хотя сам ничего толком не понял. – Она возмущенно тыкала в него указательным пальцем. – Ты слишком много думаешь об этих своих исследованиях.

– Успокойтесь оба и сядьте. Хватит кидаться друг на друга, – мама попыталась разрядить накалившуюся обстановку.

Повернувшись к раковине, папа налил в стакан воды. Сделав несколько быстрых глотков, он обернулся к бабушке.

– Возможно, ты права, – произнес он со вздохом. – Я был зол на него. Но сейчас это уже неважно. Теперь, когда он умер.

– Его это огорчало, но он мог тебя понять. А я все равно на тебя злюсь.

Папу можно было осуждать за то, что работа для него была важнее, чем мы. Тем не менее я пожалела, что бабушка бросила ему этот упрек именно сейчас. В конце концов, все мы с этим смирились. Тем удивительнее было, что он бросил все дела, когда умер его старый профессор.

Я немного наклонилась вперед, чтобы лучше видеть происходящее.

– Тебе пора ложиться спать, Элиза, – резко бросил папа, даже не поднимая глаз.

Выругавшись себе под нос, я поспешила к лестнице.

– Поговорим завтра, дорогая.

Поднявшись наверх, я свернулась в клубок на кровати, но долго не могла заснуть. Атмосфера на кухне накалилась. Чем занимался профессор? Оккультизмом? Неудивительно, что он так часто засиживался в кафе с бабулей. Они, должно быть, обсуждали карты Таро, гадание на маятнике и тому подобное. Рассказала ли ему бабушка про эльфов? Я вздохнула и так сильно прижала к себе Носочка, что он возмущенно мяукнул.

– Прости, – пробормотала я. – Хотела бы, чтобы кое-кто другой оказался в моей п… м-м-м. Рядом со мной.

Нельзя о нем думать. Лучше уж считать овец. Знаю, это тоже не самый эффективный способ заснуть, но ничего лучше мне в голову так и не пришло.

– И он просто явился среди ночи? – удивленно спросила Скай.

Мы шли через школьный двор. Мы никуда не торопились, чтобы насладиться солнцем, которое сияло в голубом небе. Над нами возвышались древние стены школьного здания. Впечатление седой древности не мог смягчить даже солнечный свет, золотивший зубцы крыши.

– Он когда-нибудь делал так раньше?

– Не припоминаю. Ты же знаешь, что он за человек. Работа для папы – это все.