Текст книги "Парижское таро"

Автор книги: Мануэла Гретковска

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

– Эва? – удивилась я такой перемене: до сих пор Михал бегал за Эвой, умоляя встретиться и поговорить.

– Нет, Эва порой приходит ко мне во сне и глядит огромными глазами цвета пиццы. Меня преследовала голова, череп – тот, из вертящегося фонтана у Бобур. Я проходил там много раз, и ничего… разбрызгивая воду, кружились пластмассовые кубики, рты, шляпы, череп. А вчера я шел в библиотеку и почувствовал на себе чей-то взгляд. Обернулся и увидел его – он старался не выпускать меня из виду.

– Михалик, череп в фонтане у Бобур всегда вертится, это твои фантазии.

– Но он упрямо поворачивался именно ко мне. Он следил за мной, я слышал его голос. Ты, конечно, скажешь, Шарлотта, что у меня галлюцинации… плеск воды, шум ветра – возможно, но вода в фонтане не смогла бы сказать моей голове: «Живой, значит – еще не умер».

– А череп из нашего холодильника никогда тебя не преследовал? – Я подлила Михалу вина.

– Череп Томаса в холодильнике – это наш домашний череп, он не считается, это все равно как если черный кот перебегает тебе дорогу в собственном доме. Ничейный кот на улице – другое дело.

Стакан выскользнул у клошара изо рта и упал на пол.

– Небьющийся, специально для меня купили, – похвастался он.

– Он бросает стакан, когда хочет поболтать с клиентами, – отозвалась из-за стойки Жюльет Греко, подводя черной тушью глаза.

Михал поднял стакан и поставил его перед клошаром.

– Хотите еще вина? – спросил он старика, который не сводил глаз с нашей бутылки.

– Угу, – толкнул тот в ответ стол. Оживившись, он замахал ногами и вдруг закричал по-русски: «Bystro, bystro!», торопя Михала, который наполнял небьющийся стакан.

– Где вы научились? Прекрасное произношение, – восхитился Михал.

Старик залпом выдул божоле и облизнулся:

– Пока меня не парализовало, я был русским, теперь я клошар. За это «bystro» мне наливают, потому что не понимают, что это значит, и просят объяснить. Я рассказываю, что после поражения Наполеона голодные русские солдаты шатались по Парижу и, желая побыстрее поесть и выпить, кричали официантам в кафе: «Bystro! Bystro! Еще бутылку!» Отсюда название «бистро» – быстро поесть, быстро выпить.

– Заказать вам еще? Шарлотта, у тебя есть деньги? – Михал высыпал из кармана мелочь.

Клошар, увидев, что мы не решаемся потратить на него последние франки, исполнил свой коронный номер. Прислонившись парализованным туловищем к стене и размахивая ногами, он пискляво затянул:

– Расцветали яблони и груши, один, два, три, расцветали…

Я положила на стойку монеты. На прощание Жюльет Греко взмахнула накладными ресницами. Михал закинул в кафе банку, и мы бегом успели на последний поезд метро в 0.35.

Томас закончил свою кандидатскую, перестал ходить в библиотеку и институт. Сделал в мастерской, кухне и ванной генеральную уборку. Он сунулся было со щеткой и ведром в коридор, но там столкнулся с разъяренной мадам Аззолиной.

– Это еще что за новости? Вы первый, кто недоволен тем, как я мою лестничную клетку!

Томас ретировался, уверяя консьержку, что просто в восторге от ее методов уборки и просит принять выражения почтения и восхищения ее талантами. После чего мы целую неделю спотыкались о демонстративно растраченные по всей лестнице ведра, сунутые между поручнями щетки и прочее снаряжение мадам Аззолины.

Ксавье уходил по утрам в столярную мастерскую, Михал – в Бобур. Томас помогал мне с покупками и готовкой.

– Чеснок мелко порезать, почистить две луковицы, – диктовал он, глядя в кулинарную книгу.

– Какие скучные все эти рецепты, – вздыхала я, помешивая в кастрюле бульон с сыром и вымоченными в белом вине грибами.

– Вовсе нет. – Томасу нравилось замешивать тесто для пиццы. Он лепил человечков и украшал их ломтиками помидора. – Лук, например, – мистическое растение. Подумай о тех, кто исповедует святой лук, их в Париже четыре тысячи. Основателю секты было видение бессмертной природы лука. Если каждый год подрезать зеленые отростки, жизнь лука будет вечной. То же самое произошло бы и с мужчинами, согласись они кастрировать себя, вместо того чтобы зря расходовать жизненную субстанцию. Несложная хирургическая операция, в результате которой происходит спиритуализация сперматозоидов, а кастрат обретает вечную жизнь по образу и подобию с отрезанными перьями лука. Если, конечно, он обратится в луковую религию. Какая простая и гениальная аналогия! У тебя красивые руки, Шарлотта, передай их красоту супу.

– Приготовить из них бульон? – Я бросила в кастрюлю порезанную петрушку.

– Это метафора. Красивый бульон – это вкусный бульон, красота твоих тонких рук должна алхимическим образом превратиться в аромат прозрачного супа. Можно попробовать? – Томас взял у меня нож. Положил в рот кончики моих пальцев. – Лук, петрушка, – сцеловывал он остатки фарша. – О, вот твой вкус, под ногтем.

Суп закипел, и, пытаясь его спасти, я вырвала руку. Томас старательно вытер залитую плиту.

Закурлыкал звонок.

– Wer ist das? [30]30
  Кто там? (нем.)


[Закрыть]– крикнул он, выжимая полотенце.

И смутился:

– Что я несу… Кто там? – повторил он по-французски.

Потеряв терпение, человек на лестничной клетке пнул ногой державшуюся на честном слове дверь. Томас пошел открывать.

– Ногами обязательно? Дверь выбьешь.

Михал не обращал на него внимания. Он бросился к подиуму и извлек из-под пледов тетрадь:

– Есть! Не пропала. – Тут он вспомнил о Томасе. – Я ключ потерял, думал, вы не слышите. Простите. – Он завернулся в одеяло с головой и замер. Мы с Томасом пообедали, а он продолжал сидеть неподвижно.

– Что с ним, он спит? – спросила я шепотом.

Томаса странное поведение Михала не беспокоило.

– Не мешай ему, он тренируется в могилу. Займемся лучше твоими картами. Фокусник, Смерть и Дурак. Ты удивлялась, почему ни в одной книге о таро об этом не говорится. Вероятно, потому, что эта деталь практически незаметна. Она окажется важной, если мы обратимся к довольно древней традиции, в которой повторяется этот мотив.

Смерть хромает – ничего удивительного, ведь скелет легко рассыпается на части и теряет кости. Но почему хромают на правую ногу Фокусник и Дурак? Первая и последняя карты. Начало и конец, но чего именно? Чего-то, случившегося в начале, чей конец будет в конце. Думаешь, ерунда? – Томас перестал грызть ручку. – Я объясняю самыми простыми словами. Тринадцатая карта – решение загадки. Случайно это совпадает с ее значением в таро: выход из сложной ситуации, разгадка тайны. Смерть попирает ногой голову Королевы. Тебе эта картинка ничего не напоминает?

 
И вражду положу между тобой и между женою,
и между семенем твоим и между семенем ее;
оно будет поражать тебя в голову,
а ты будешь жалить его в пяту.
 

С того момента, как Ева вкусила яблоко, мы обречены на смерть. Смерть – последствие греха, на роде человеческом лежит печать зла, он искалеченный, хромой. Несмотря на это увечье, он пытается удержать равновесие и избежать новых падений на пути к совершенству. Другая версия того же самого увечья, хромоты на правую ногу, содержится в апокрифах богомилов девятого века: Дьявол вылепил человека из глины, но неудачно. Через правую стопу в землю стекала жизненная энергия человека.

Есть такая еврейская книга, Сефер га-Зогар, главный текст каббалы, основа буквенно-численных комбинаций. Если каждой карте таро соответствует буква еврейского алфавита, то буква «алеф» – это Фокусник, «мем» – Смерть, «шин» – Дурак, так написано в Сефер га-Зогар. Буквы еврейского алфавита делятся на десять одинарных, семь двойных и три «материнские». К какой из этих трех групп относятся «алеф», «мем», «шин»? Это «материнские» буквы… Можно найти и другие связи между Фокусником, Дураком и Смертью. Так, у Дурака есть имя, но нет числа. Смерть обозначена числом тринадцать, но не имеет имени, вместо него черный прямоугольник.

В старинных таро только две карты назывались по-арабски: «Пагад», то есть «Хозяин счастья», другими словами, Фокусник, – и «мат», что означает «смерть».

Помнишь загадку, которую загадал Сфинкс: кто утром ходит на четырех ногах, днем – на двух и вечером – на трех? Ответ: Человек. Предположим, что Фокусник, Смерть и Дурак рассказывают нам историю хромого человека. Карты таро – это арканы, то есть посвящение в тайну, загадка и частичный ответ на нее. Сфинкс спрашивает, что это за странствующее во времени существо, таро спрашивает – кто это… Оно ассоциируется с сумерками Сатурна, властителя бренности и смерти, опирающегося на косу, которая заменяет ему покалеченную ногу. В полдень он – юноша в расцвете сил, не нуждающийся в палке Фокусник. Утром – неразумное дитя, на четвереньках убегающее в неизвестном направлении, движимое одному ему ведомыми желаниями. Глупенькое дитя, Дурак. Но Дурак идет выпрямившись, он подобно Смерти опирается на палку. Можно считать, что у него три ноги, но не четыре, как подсказывает загадка. Однако имеется и «четвертая нога» – через плечо Дурака переброшена вторая палка, которой он может пользоваться в своих безумных странствиях, превращаясь в существо о четырех ногах.

Есть еще одна интересная параллель между arcanum Дурака, соответствующим букве «шин», и связанным с этой буквой своеобразным предсказанием из Зогара. В будущем совершенном мире буква «шин», калека с тремя «палочками», получит и четвертую, предназначенную ей после заката нашего увечного, бренного мира.

Смерть, Дурак, Фокусник и прочее… Может, в кино сходим?

– Возьмем, к примеру, пернатого – египетского Гора. Прикалываем иероглиф вверх ногами. Извлекаем из него элемент третьей силы, и вот вам модель освобождения. – Михал прыгал на одной ноге, поворачиваясь к нам в профиль и пытаясь изобразить античную стелу.

– Неплохо, неплохо, но это форма экспрессии, а не интеллекта. – Я пытался не споткнуться о язык, потому что когда действуешь надсознанием, то в речи используешь подъязыковую форму – для равновесия. Стул, на котором я сидел в течение трех часов, распухал. Стол скрипел и стонал, мне все уже надоело, я собрался уходить. Ксавье посадил меня обратно:

– Садись, Томас. Что за экспрессия? Я не хочу экспрессию, я хочу репрессию. – Он выковыривал из остатков пирога комочки гашиша и швырял их в Михала-Гора, который из птичьего бога превратился в пронзительно скрипящую чайку. Размахивая руками, он ловил в воздухе крошки. Крупные куски Ксавье съедал сам, а маленькие кидал птице.

– Давайте проведем конкурс на лучшую экспрессию, – предложил он, собрав с тарелки крошки. – Прямо здесь, не выходя из-за стола, без лишнего реквизита. Кто найдет самое сильное средство экспрессии.

Мне показалось, что Ксавье нас провоцирует – кто сильнее съездит ему по физиономии. Михал описывал круги вокруг стола, жалобно попискивая над пустой тарелкой. Мне в голову ничего не приходило. Я то и дело проваливался в какие-то мысленные ямы. Выныривал из них, вспоминал о конкурсе. Ксавье прикрыл глаза, чтобы не отвлекаться на полеты Михала, который еще немного поскрипел, затем схватил со стола тарелку и спрятался под стол, плотно занавесившись скатертью. Я сделал себе очередной косяк. Заталкивая в него смесь Мальборо и травки, я заметил руку, пытавшуюся поставить на стол тарелку. По-моему, Михал выиграл. На тарелке дымилась теплая кучка.

– Merde, – пришел в себя Ксавье.

В этот момент на лестнице раздались твои шаги. Твой муж быстро открыл окно, я сунул форму экспрессии Михала в мешок для мусора.

– Я сразу почувствовала, что вы курили.

– А что ты чувствовала, когда я целовал твои руки? – Томас гладил пальцем мою ладонь на подлокотнике кресла.

Анонсы кончились, мимо экрана прошла билетерша с конфетами на подносе. Она вышла из зала, тихо прикрыв за собой дверь. Свет погас.

Сколько можно ждать, ты не написала, когда вернешься. К счастью, перед дверью у тебя удобный коврик, а на ступеньках пушистая дорожка. С верхнего этажа спускался элегантный сосед с борзой на белом поводке. Борзая не соизволила даже меня понюхать. Буду записывать все, что происходит, ma chère Gabrielle. [31]31
  моя дорогая Габриэль (фр.).


[Закрыть]Короткий отчет с лестницы, запись твоего отсутствия – тебе нравятся такие стильные фразы. Для тебя ничего не жалко, тем более они подходят к мраморному коридору и латунной клетке лифта.

20.15, время собачьих прогулок. Из двери напротив выскочил Лабрадор и облаял меня, за что получил по носу струей воды из привязанного под мордой бочонка. Хозяйка – небрежно помахивавшая зонтиком дамочка в оранжевом жакете с золотыми пуговицам – гордо объяснила, что в резервуар с лимонным соком вмонтирован микрофон, и стоит псу громко залаять, как звуки преобразуются в электрические импульсы, которые приводят в действие брызгалку с лимонным соком. Обалдевший Лабрадор заворчал, но как только нос высох, преодолел инстинкт Павлова и громко залаял.

Габриэль, как прекрасно тебя нет в 20.35.

20.50 – ничего не происходит. Служанок отпустили по домам, хозяева ужинают в ресторане.

Мне легче тебе написать, чем сказать. Абсурдная история. Измена? Нет, я не изменила. Быть может, я изменила Ксавье, но не себе, так что это не измена. Если кто-то касается тебя, целует, проникает внутрь – это называется измена? Где начало измены – мелкой, глубокой? Или измены нет вовсе, или один лишь взгляд – уже измена. Это вопрос для Михала, но ответ дал Томас. Я рисовала его пером, он сидел за столом, читал. Я попросила его снять рубашку. Мне нравится скрип пера, карандаша, шорох кисти. Глядя потом на свою мазню, я слышу линии и цвета. Я взяла новое, острое перо. Казалось, я царапаю бумагу ногтями, а не стальным острием. Оно двигалось все быстрее. Словно я ногтями обводила контур плеч Томаса. Я подошла к нему, чтобы проверить, останутся ли на его коже такие же тонкие линии от моих ногтей, как на бумаге. Ему тоже захотелось проверить на ощупь, не девица ли я. Я сказала, что он спятил.

– Ты девица, – убеждал он меня, – потому что мы занимаемся любовью впервые.

Мне стало больно.

– Перестань. – Я пыталась освободиться от его руки.

– Видишь, больно, потому что ты девица.

21.15. Мне надоело ждать, я пошла домой. Позвони мне.

Шарлотта

Шел дождь со снегом. Я перепрыгивала через лужи, пряталась под карнизами. На углу Лабрадор, в полном восторге от того, что вода смывает с носа едкий лимонный сок, страстно облаивал прохожих. Совершенно мокрая, я вбежала в метро. В вагоне настоящая оранжерея – запотевшие стекла, духота. Я чуть не задремала, очнулась, когда поезд затормозил перед крутым поворотом после Бастилии. На Бланш я столкнулась с Михалом.

– Поставь себе «дворники» на глаза, – ласково посоветовал он. – Чуть с ног меня не сбила.

– Мне холодно, – притоптывала я на месте.

– Дома тебя ждут глинтвейн и Габриэль. Сейчас вернусь, я за сигаретами.

Габриэль пометила в блокноте, когда мы с ней встречаемся, но забыла записать где. И сидела в мастерской уже два часа, уверенная, что я снова опаздываю. Просматривала свои записи, редактировала предисловие к книге о пансексуализме.

Главная идея пансексуализма: нет объектов эротически нейтральных. Каждая вещь и понятие имеют род – мужской или женский (в немецком языке также вполне выраженный средний род, скорее андрогинный, чем евнуховатый). Трудно понять, является ли мужской или женский род имманентным следствием своей формы, или же его надо трактовать функционально: предметы, которыми пользуются в первую очередь женщины, имеют женский род, а предметы, принадлежащие мужчинам, – мужской. Вещи же нейтральные (если таковые имеются), используемые как мужчинами, так и женщинами, относятся к среднему. Род – третичный половой признак предмета. В основе вещей лежит их скрытая женственность, первичный признак. Женственность, поскольку женские половые органы находятся ближе к «глубине вещи», заключенной имманентно в понятии вещей (Ding an sich [32]32
  Вещь в себе (нем.).


[Закрыть]), здесь отсылка на Канта. Обратимся к греческой терминологии и произведем, например, от понятия «чистый логос» такие понятия, как «чистый х…с», «чистый п…с». Это придаст тексту более классический стиль. Но не пахнет ли здесь Гуссерлем? Сделаю вступление более a la française, фразы короче, язык проще: «У каждой вещи есть дырочка, почему не х…? Потому что п… глубже (глубина вещей)». Вместо греческих терминов – латынь. Стиль, самое главное – стиль, содержание прежнее. Прошел час, мы договорились на 20.00. Кто-то бежит, нет, не Шарлотта, это ханжеского вида швейцарец. Хлопнул дверью и, не поздоровавшись, начал рассказывать о соборе:

– Дорогая Габриэль, это поистине чудо – никакой ереси во время мессы. Ха-ха, любое чудо, как известно, имеет свое объяснение – сегодня просто не было проповеди. Поспешное чтение евангелия, сокращенная литургия, чтобы успеть закончить службу прежде, чем музыканты начнут настраивать инструменты к вечернему концерту, – так что священнику некогда было делиться своими размышлениями. В последнее воскресенье проповедь была о Воскресении, через три недели Пасха. Знаешь, милая Габриэль, что обещал прихожанам римско-католического собора Святой Троицы священник? Что все мы спасемся, даже самые большие грешники. Милосердие Божие в своей бесконечной доброте простит всех. А ведь это не что иное, как провозглашение apokatastasis, [33]33
  восстановление, возвращение в прежнее состояние (греч.).


[Закрыть]за которое Ориген еще полторы тысячи лет назад был объявлен еретиком.

Швейцарец порассуждал еще об отцах церкви, сварил мне кофе и уселся за свои книги. Он симпатичнее Ксавье, который вообще не разговаривает. Отгородился своими листами и молча работает, склонившись над рисунком.

Неужели обязательно так громко болтать, сосредоточиться же невозможно! Габриэль с этим ее хрипловатым, «интересным» голосом, учтиво поддерживающий беседу Томас… Шли бы себе в кафе и стучали там чашками сколько влезет. Карты таро крупнее обычных, чтобы можно было разглядеть рисунок. Я в три раза увеличил мешок Дурака. Что он в нем тащит? Это последняя карта, так что, возможно, в узелке на палке – колода карт. Дурак очень напоминает Смерть, словно скелет облачился в тело и одежду Дурака. Томас сказал, что это сходство символизирует смерть-инициацию, подобную ритуалу масонской присяги.

Скривившееся лицо Дурака, скривившиеся физиономии химер с Нотр-Дам – похожи. Химеры должны были одним своим видом отпугивать от готических соборов не посвященных в масонскую эзотерику. Химеры, греющие свои каменные тела под парижским солнцем. У них настоящие тела. Когда я приделывал барочным ангелочкам недостающие крылышки, то открыл, что из поврежденной головки putto [34]34
  Живописное или скульптурное изображение обнаженного ребенка: ангела или амура. – Примеч. пер.


[Закрыть]торчит череп. Осторожно отбив херувиму ножку, я обнаружил среди черепков детскую косточку. Я никому об этом не сказал, как не скажу и о судебном исполнителе, который шлет мне письма от имени почтенного владельца мастерской. Что отсюда забирать – стол? Кровать, матрас? Старье, гроша ломаного не стоит. Я ответил, что ему незачем себя утруждать. Денег – заплатить за электричество и газ – у меня пока тоже нет. Две тысячи франков за какие-то раскрученные атомы – целых две тысячи франков?!

Шарлотта уверена, что Томасу удастся разгадать тайну таро, вычитать в своих манускриптах, кто и зачем нарисовал карты. Шарлотта ошибается, а Томас заблуждается. Объяснение не может быть записано в книге, оно нарисовано в арканах. Таро создал художник, поэтому он использовал картины, а не ученые слова. Я видел, когда однажды курил гашиш, arcanum Бога, нечто бесформенное, серое, согретое добром. Видение настолько отчетливое, что назвать его можно было лишь одним словом – «Бог». Но вначале мне явился образ, лишь затем – слово. Я не посмел бы нарисовать Бога, которого видел: это серое размытое пятно. Где исходящие от него счастье и тепло?

«Евреи уже давно все изобрели, – твердил мне Томас. – Запрет на изображение образа Божьего».

Ну и пусть изобрели евреи, зато я видел собственными глазами! Изображение – богохульство против полноты переживания образа Бога в сером тепле пятна. Шагал, Шагал, например. От его картин веет теплом. На полотне клейкая лирика, за картиной – незримый семисвечник, согревающий еврейскую деревушку – пейзаж из каббалы. У Рембрандта тоже свет исходит неизвестно откуда. За гениальными картинами Господь, наверное, зажигает свечи, чтобы их было лучше видно.

Отложив блокнот, Габриэль нетерпеливо постукивала каблуком по ножке мольберта.

– Томас, когда она придет? Звонила-звонила: надо, мол, увидеться, а когда я наконец нашла минутку, она опаздывает. Завтра я собираюсь в Мюнхен, вернусь через месяц.

– Если она обещала, то наверняка придет, но когда именно, Габриэль, не знаю. Спроси Ксавье.

Я ничего не знаю ни о Шарлотте, ни о себе. Мне хочется, чтобы меня оставили в покое, чтобы можно было учиться, не думая о деньгах, о ерунде. Надо поискать работу в Швейцарии. Не хочется. Лучше вернуться в Корд-сюр-Сьель – размеренный образ жизни, тишина. Михала интересует, верующий ли я. Мне вспоминается покойная ныне бабушка, истовая протестантка, которая, принимая на работу итальянскую служанку, спросила:

– Ты небось в Бога не веришь, только в Божью Матерь.

– О нет, мадам, я верю в них обоих.

Что за вопрос – верю, не верю… Я буду жить так, словно верю, согласно императивам Декарта, на радость Михалу. Декартова этика сиюминутна – поиск истины занятие трудоемкое, нередко приводящее к саморазрушению. Не выделяйся же из окружения, дабы никто не прочитал твоих мыслей и не попытался отвлечь тебя силой или, что еще хуже, тоскливой банальностью.

В Корд я буду изучать иудеохристианскую эзотерику, там огромная библиотека, можно ездить в Израиль. Никакого вмешательства в мою работу. Никаких плановых статей, книг, научной карьеры. Покой. Если через год-два послушничества окажется, что я не рожден для монашеской жизни, вернусь в университет. Шарлотта считает – я просто бегу от нее в Корд.

«Что-что, а заниматься любовью ты умеешь, ведь Бог – это любовь. Поезжай, чего ты ждешь! Va, fan culo, [35]35
  Пошел к чертовой матери (um.).


[Закрыть]– добавляет она «литургически»: итальянский ассоциируется у нее с латынью. – Ты не обязан сидеть с нами, любезно разъясняя таро. Я думала, ты делаешь это ради меня, а не из вежливости – гость, мол, должен уважать хобби хозяев».

Шарлотта, я пишу комментарии к таро, потому что мне легко писать. То, что вас интересует, меня развлекает. Я не обладаю наблюдательностью Ксавье, который доказал, что итальянское таро XVI века, называемое таро Мантеньи, нарисовал Микеланджело. Гипотеза относительно его авторства выдвигалась и раньше, но это были лишь догадки. Ксавье же нашел на одной из карт этого таро подпись Микеланджело Буонаротти. Подпись постольку убедительную, поскольку проставленную бессознательно. В таро Мантеньи складки девичьего платья (карта Силы) образуют на левой груди рисунок человеческого черепа. Подобную форму склоненного черепа с темными глазницами имеет скрытая тяжелым платьем левая грудь Богоматери в «Пьете» Микеланджело. Почему женская грудь ассоциируется с черепом? Сходство формы, согласен, но Ксавье нашел более убедительное объяснение. В сознании Буонаротти, который ребенком потерял мать, женственность связывалась со смертью. Грудь, символ жизни, уподобляемый сосуду с молоком, имел для него также и противоположное значение: череп, сосуд смерти.

Ксавье заметил и другую деталь: II и XXI карты марсельского таро нарисованы таким образом, что изображенные на них фигуры выходят за черную рамку, «кадр» arcanum. Ни в одном другом таро нет ничего подобного – Ксавье целый месяц рылся в альбомах по искусству Средневековья, Возрождения, барокко. Везде солидные рамы, и ни одна живописная фигура их не переступает.

Думаю, объяснение следует искать в другом месте. Вторая карта марсельского таро, Папесса, соответствует букве «бет», а XXI, Мир, – букве «тав». Многие еврейские слова начинаются с «бет» и заканчиваются «тав», но лишь одно из них является особым, самым важным, лежащим в основе сотворения мира. «Берешит», то есть «вначале», слово, которому в каббале посвящено немало размышлений. Автор таро, видимо, знал, что все буквы Торы написаны обычно, кроме первой буквы первого слова. «Бет», с которой начинается «берешит», – крупнее остальных букв Пятикнижия. Вторая буква еврейского алфавита – «бет» (Папесса) и «тав» – последняя (Мир), другими словами, от сотворения мира до его неминуемого конца. Но таро – круг, мир возродится, созданный заново созидательным «бет». Возродится, замкнутый в круговом цикле, пройдя через созидающий и смертоносный огонь. Гераклит символически представил эту животворящую энергию, из которой соткан мир, в виде огня. Огонь, свет, жизнь. Каждый цикл, закончится космическим пожаром, уничтожающим, но и очищающим espirosis. Уничтожение этого лучшего из миров и его возрождение, вечный круг возвращений, в которые верили Гераклит, Ницше и многие другие, записаны в таро. Первая карта, Фокусник, буква «алеф» – и предыдущая карта (0), Дурак, буква «шин» – составляют на иврите слово «огонь».

Я думал, что когда не смогу уже больше терпеть, то покончу с собой. Однако для этого необходимо желание, огромная воля – раздобыть таблетки или бритву, подойти к окну. Самоубийство требует подготовки, времени, а стало быть – будущего. Есть нечто худшее, чем самоубийство, безнадежное отчаяние, словно оцепенение во времени, в соленых слезах жены Лота.

Ксавье не хотел рисовать серое пятно Бога, а я не хочу Богу молиться. Как можно молиться ему, если Он есть страдание, а я страдаю? Чтобы понимать боль, нужно ее почувствовать, а не наблюдать. Наблюдение – лишь сочувствие. Бог требует участия в страдании, то есть сущности Бога, а не жалости: «Дщери Иерусалимские! не плачьте обо Мне, но плачьте о себе». Нужно пережить эту боль внутри себя. Тогда не останется места ни для чего другого, кроме страдания и Его лица, искаженного болью. И иметь мужество встретить Его лицом к лицу, а не лицом к святому, ностальгическому образку. Посмотреть друг другу в глаза или узреть глазницы пустоты.

– «Голуаз» без фильтра, пожалуйста.

Зеркало над стойкой запотело, помутнело. Обратный путь наверх, на Бланш. Дождь, ветер, апрельская погода. Куртка протерлась, ботинки промокают. Самоубийство, самоубийство, это не проблема. Христос совершил самоубийство, только чужими руками. Свои собственные он дал прибить к кресту – мол, не его в том вина. Что за ерунду я выдумываю… но что можно думать о смерти, настоящей, не нарисованной, как в таро? Смерть и Дурак хромают на правую ногу.

Шарлотта, не буду нарушать ваши игры в решение эзотерических загадок историей о правой ноге Декарта. В ночь с 10 на 11 ноября 1619 года ему приснился сон, первый из трех, после которых он сформулировал принципы рациональной философии. В ту ночь, во сне, на философа навалилась такая слабость, что он едва мог продвигаться по улице. Чтобы не упасть – вдруг налетел сильный ветер, – продвигался согнувшись, держась за стены и прихрамывая. Правой стороной тела овладела странная немощь, недававшая выпрямиться. Декарт с удивлением глядел на других людей. Несмотря на ураган, они двигались уверенно, прямо, твердо ступая обеими ногами и не хватаясь за стены домов.

У Габриэли склероз, она забывает, где назначила встречу. Томас уедет и забудет обо мне – тоже своего рода склероз. Михал занят только собой, гуляет в одиночестве или сидит, забравшись под плед, забыв обо всем на свете, кроме сигарет. Ксавье неприкасаем. Раньше он впадал в ярость, когда его отвлекали от рисования карт, теперь просто не реагирует. То увеличивает, то уменьшает свое таро, пишет с его помощью дневник. Каждую ночь рисует одну вымышленную карту от себя, символизирующую прошедший день, уходящую ночь. Забросил все свои обязанности – счета, налоги, стопку документов, которые нужно регулярно заполнять, высылать, платить, чтобы насытить парижских чиновников. Под кроватью обнаружились старые письма, даже не вскрытые, среди них – просроченный счет за электричество. К счастью, я успела оплатить его прежде, чем нам отключили свет. Напоминания, предупреждения, наконец, самое последнее предупреждение судебного исполнителя, требующего квартплаты, затем его неожиданный визит. Я отдала норковую шубу и пятьсот франков. Он ушел, но вдруг снова вернется? Я рисую возле Бобур портреты по восемьдесят франков. Михал иногда приносит откуда-то деньги. Кто кому платит и за что? Ксавье Михалу за позирование, Михал нам за угол для ночлега. Мы сдаем Томасу квартиру, он дает раз в две недели чек на тысячу пятьсот франков, к тому же покупает еду.

– Габриэль только что ушла. – Томас паковал чемодан. – Она ждала два часа. – Швейцарец сосредоточенно складывал полотенца. – Ты очень бледная, что случилось?

– Не знаю, каждый месяц такое кровотечение, может, у меня там рана? – И я закрылась в ванной. Отвернула медный кран. Посмотрела в зеркало – зубы чистые. Закрыла воду и побрела в спальню.

Пришел мокрый Михал. Не снимая куртки, не вынимая изо рта влажной сигареты, уселся за стол и принялся рассматривать покрытую разными оттенками серого палитру Ксавье.

– Приглашаю вас завтра утром в Ле Мазе. – Томас закончил увязывать пачки с книгами.

– Завтра я хочу выспаться, а после обеда провожу тебя на вокзал, – сонно сказал Михал.

– Шарлотта, ты ложишься? – удивился Томас. – Не посидишь еще с нами? Я приду пожелать тебе спокойной ночи.

– Спокойной ночи. – Я нырнула в мягкую постель, словно в бассейн с сапфировой, нагретой солнцем водой.

Мы просидели в Ле Мазе час. На прощание Ксавье подарил Томасу специально для него нарисованную карту таро. Серо-синий фон, посередине красная полоска.

– Это твой архетип, – объяснял он. – Симметрия, ты симметричен, находишься посреди всего, что тебя окружает.

– Я симметричен? Относительно чего?

– Себя, нас. Помнишь, ты рассказывал историю о драконе и ангеле, которые друг с другом сражаются, но также друг друга и охраняют? Эта красная черта – рана дракона или огненный меч ангела.

– Этот багряный цвет и в самом деле напоминает мне шрам.

– И правильно, Шарлотта, симметрия зарубцевалась, из нее показалась жизнь – рана и смерть – подсыхающий шрам. – Глаза у Ксавье блестели. Он сунул трясущиеся руки в карманы. – Ты, Томас, уходишь в монастырь. Глядя на эту карту, вспоминай, что ты симметричен по отношению к себе, к Богу, к Его образу, подобию и тени.

Томас вложил карту в блокнот с адресами.

– Жизнь, смерть, преходящая симметрия, – перечислял он. – Знаете, что значит «мазе»?

– Кафе, пассаж от улицы Сент-Андре дез Ар до бульвара Сен-Жермен. Что еще? – вспоминала я.

– По-арабски, по-еврейски слово «мот», «мат» означает «смерть». «Мазе» – значит «мертвый».

– Хочешь сказать, что прощаешься с нами навсегда? – Меня нервировала невозмутимость Томаса, напротив которого сидел донельзя взвинченный Ксавье.

– Вовсе нет, приезжайте ко мне. В монастыре есть гостевые комнаты, я буду вам очень рад.