Текст книги "От власти идеи – к идее власти. Из истории Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС"

Автор книги: Мансур Мухамеджанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

Простить Рязанову такой демонстративной акции Сталин не мог, как он не прощал никому малейшего проявления неуважения к себе. Положение еще более обострилось, когда Троцкий опубликовал в «Бюллетене оппозиции», выходившем в Париже, хвалебную статью о Рязанове в связи с 60-летием ученого. «Редакция "Бюллетеня," – отмечалось в статье, – в прошлом не раз расходилась с тов. Рязановым на почве политических вопросов. И сейчас у нас нет никаких оснований думать, что директор Института Маркса и Энгельса стоит ближе к нам, чем к официальной позиции. Насколько мы можем судить, Д. Б. Рязанов вообще отошел от активной работы в партии. Но не об этом сейчас речь. Юбилей Рязанова связан для всех и каждого прежде всего с его гигантской научной работой в области собирания, восстановления исторического истолкования идейного наследства Маркса-Энгельса. Неутомимость Рязанова в этой области безгранична, как и его эрудиция. К этим качествам надо добавить третье, не менее ценное: идейную неподкупность. Отойдя от активной партийной борьбы, Рязанов никогда, однако, не сделал ни малейшей уступки тем методам, которые стали руководящими в лженаучных учреждениях сталинского аппарата».102102
  Бюллетень оппозиции. 1930. № 30. С. 31.


[Закрыть] ЦК потребовал от ученого публично отмежеваться от этой характеристики. Рязанов отказался. И тем самым поставил себя в крайне опасное положение. У Сталина окрепло убеждение, что Рязанов духовно близок к его врагам.

С этого периода наступил активный этап расправы с дерзким, независимым ученым. К кампании «разоблачения» подключились партийная пресса, Институт красной профессуры. Атака на ИМЭ инициировалась Центральным комитетом партии. Сначала удар был направлен против заведующего кабинетом экономики И. И. Рубина и заместителя директора философа А. М. Деборина, затем подобрались и к Рязанову. Эти ученые якобы принижали учение Ленина как новый этап в развитии марксизма. Партийное бюро призвало Деборина к покаянию и пригрозило исключить его из рядов ВКП(б). Доведенный до отчаяния ученый предпринял попытку самоубийства, но остался живым103103
  См.: Рокитянский Я., Мюллер Р. Красный диссидент. М., 1996. С. 104.


[Закрыть]. Коммунисты Кропп и К. Никсдорф раскаялись и признались, что допускали ошибки правооппортунистического характера. Но это не спасло последнего, и он был уволен из института вместе с Харламовым и Вильдером104104
  РГАСПИ. Ф. 374. Оп. 1. Д. 11. Л. 27, 34.


[Закрыть]. Обвиненный в поддержке право-левацкого уклона Л. Шацкина – В. Ломинадзе, заместитель директора института Я. Э. Стэн отмежевался от этой группы и заявил о своем согласии с линией ЦК ВКП(б). Партячейка постановила, что он должен написать покаянное письмо в редакцию «Правды», но Стэн всячески уклонялся от выполнения этого решения. Постановлением Оргбюро ЦК ВКП(б) 21 ноября 1930 года Стэн был освобожден от работы в ИМЭ105105
  Там же. Д. 1. Л. 58.


[Закрыть].

Главным фигурантом в деле «разоблачения» Рязанова как контрреволюционера стал заведующий кабинетом политической экономии И. И. Рубин. Операция была осуществлена Объединенным главным политическим управлением (ОГПУ). В ночь с 23 на 24 декабря 1930 года Рубин был арестован за участие в деятельности мифического Союзного бюро ЦК РСДРП (меньшевиков) и в марте 1931 года осужден на пять лет тюремного заключения. Под физическим воздействием на следствии Рубин дал показания, что перед своим арестом он передал Рязанову на хранение в ИМЭ запечатанный пакет с документами заграничного руководства меньшевистской партии. В них якобы содержались инструкции о подготовке интервенции против СССР. Под диктовку следователей Рубин написал письмо Рязанову с просьбой передать пакет с меньшевистскими документами следственным органам106106
  См.: Рокитянский Я., Мюллер Р. Красный диссидент. М., 1996. С. 325.


[Закрыть].

Теперь из тени вышел Сталин, по заданию которого было сфабриковано «дело Рубина», чтобы уличить непосредственно Рязанова. 12 февраля 1931 года Рязанов был вызван в ЦК ВКП(б). Сталин предъявил ему письмо Рубина и потребовал пакет с контрреволюционными документами. Рязанов отрицал факт передачи пакета с меньшевистскими материалами, но это не имело никакого смысла. Через три дня Рязанов был арестован, затем исключен из партии, лишен звания академика. 16 апреля 1931 года сослан в Саратов.

Подлинная причина ареста Рязанова была в том, что ученый и руководимый им коллектив не включились в широкую кампанию по раздуванию культа личности Сталина. После этих событий Троцкий писал: «Рязанов был органически неспособен подличать, подхалимствовать, упражняться в излиянии верноподданнических чувств… Если бы Рязанов где-нибудь хотя бы нескольких словах намекнул на то, что Маркс и Энгельс были только предтечами Сталина, то все козни молодых негодяев сразу бы рассыпались прахом, и никакой Крыленко не осмелился бы вменить Рязанову в вину его потачки по отношению к переводчикам-меньшевикам. Но на это Рязанов не пошел. А на меньшем генеральный секретарь не мог примириться».107107
  Троцкий Л. Д. Дело т. Рязанова // Бюллетень оппозиции. 1931. № 21–22. С. 21.


[Закрыть]

20 февраля 1931 года состоялось решение Политбюро ЦК ВКП(б) об Институте Маркса и Энгельса. Новым директором был назначен Владимир Викторович Адоратский, его заместителем – бывший личный секретарь Сталина И. П. Товстуха. Адоратский принадлежал к старому поколению профессиональных историков, вступил в большевистскую партию, участвовал в революции 1905–1907 годов, был лично знаком с В. И. Лениным. В 1920 году Владимир Ильич дал ему поручение написать очерк истории революции, исходя из того, что Адоратский «надежнейший человек», «хорошо образованный марксист»108108
  Ленинский сборник XXXVI. С. 101.


[Закрыть]. С 1920 года Адоратский был одним из руководителей Главархива. Новый директор по характеру и манере поведения разительно отличался от прежнего. Сотрудник ИМЭ Г. Гуперт записал в своем дневнике: «Адоратский, в противоположность Рязанову, скромен, старателен (и не гениален), доступен, дружественно настроен, не оратор, при этом большой и настоящий ученый и революционер, не помещик. Рабочие любят его. Он честен и очень прост»109109
  Цит. по: Рокитянский Я., Мюллер Р. Красный диссидент. М., 1996. С. 115.


[Закрыть]. Воспоминания И. А. Бах, многие годы работавшей под руководством Адоратского, дополняют портрет директора: «Вся его натура, казалось, более склонная к созерцанию, чем к борьбе, как-то не соответствовала стандартному представлению об облике революционера. Но Адоратский был стойким коммунистом»110110
  В суровые годы войны: Воспоминания сотрудников Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС, документы. М., 1986. С. 176.


[Закрыть]. Главным же его достоинством была беспредельная преданность генеральной линии ВКП(б) и лично Сталину.

После ареста Рязанова Институт Маркса и Энгельса был временно закрыт. В течение нескольких дней сотрудники ОГПУ вели обыск в квартире бывшего директора и служебных помещениях Института. ЦКК и РКИ образовали специальную комиссию по проверке и чистке сотрудников и служащих ИМЭ. В нее вошли директор Института, его заместитель, секретарь партячейки Ф. Ф. Козлов, председатель месткома Максимовский, представители ИККИ и Фрунзенского райкома ВКП(б), известный сотрудник ОГПУ Я. С. Агранов и др. Председателем комиссии был назначен Ройзенман, секретарем – Бирман. Все сотрудники должны были заполнить подробнейшую анкету с пятьюдесятью вопросами о себе и своих родственниках.

4 марта 1931 года комиссия провела первое заседание, рассмотрев дела 200 сотрудников. В результате был снят с работы 101 человек111111
  РГАСПИ. Ф. 71. Оп. 3. Д. 44. Л. 1–35.


[Закрыть]. Какими критериями руководствовались члены комиссии, решая судьбу человека? Первый – социальное происхождение: отчислялись выходцы из непролетарской среды. Например, С. Л. Сенилову уволили за купеческое происхождение. Председатель месткома Максимовский пытался отстоять ее кандидатуру, учитывая, что она является лучшей расшифровщицей рукописей Маркса и Энгельса. Не помогло112112
  Там же. Л. 1.


[Закрыть]. Е. А. Ленина, работавшая каталогизатором, была снята с работы с формулировкой, что она «типичная буржуазная дама», бывшая жена известного артиста. Второй критерий – гражданство: иностранцы вызывали у комиссии недоверие. Так, была уволена австрийская подданная Р. Л. Наглер. Аргумент председателя месткома, что она ценный работник архива, в расчет не приняли. Третий критерий – примыкал ли сам сотрудник или его родственники к оппозиции. По этому пункту комиссия была непримиримой. Увольняли всех, изобличенных в этом грехе. Член КПГ К. К. Шмюкле был освобожден от должности по обвинению в правом уклоне. Определяющую роль в комиссии играл представитель ОГПУ, которому стоило произнести фразу «по нашим сведениям, не заслуживает доверия» – и сотрудник увольнялся без обсуждения.

Иногда никаких компрометирующих сведений не было, но человека снимали с работы по подозрению. Например, Р. И. Перельман была уволена с формулировкой: «будучи беспартийной, она, очевидно, связана была с троцкистами»113113
  Там же. Л. 2.


[Закрыть]. Когда с идейной стороны претензий к проверяемому не было, искали компромат в моральном облике. В этом отношении показательна судьба молодого сотрудника, выпускника Московского университета Л. В. Рубинштейна. Он оказался загадкой для членов комиссии. Председатель месткома заявил, что он ничего не может о нем сказать, так как парень по характеру замкнутый. Выручил комиссию Товстуха, обнаруживший при обыске личных вещей дневник этого сотрудника. Ознакомившись с находкой, заместитель директора констатировал, что «очевидно, это тип гнилого, поганенького интеллигентика, антисоветски настроенного»114114
  Там же. Л. 9.


[Закрыть]. К такому заключению Товстуха пришел на том основании, что Рубинштейн занимается литературой и в настоящее время пишет книгу. Но всех потрясло сообщение, что в дневнике этого молчаливого парня есть записи порнографического характера. Комиссия не ограничилась увольнением сотрудника, а постановила разобраться, по чьей вине в Институте Маркса-Энгельса оказался «разложившийся порнографический элемент»115115
  Там же.


[Закрыть].

На втором заседании комиссии, 5 марта, было проверено 44 человека из числа руководящего состава. Поскольку эта категория работников входила в номенклатуру ЦК ВКП(б), комиссия не могла принимать решение об увольнении. Их снимали с работы с формулировкой «направить в распоряжение ЦК». На этом заседании были освобождены от работы в ИМЭ заместитель директора А. А. Бурдуков, ученый секретарь Г. Е. Рохкин, заведующие кабинетами А. Г. Иоаннисян и В. А. Ваганян. Заведующий кабинетом Англии член ВКП(б) Р. С. Фокс направлен в распоряжение компартии Великобритании. Институт освободился от 21 руководящего работника. На последнем заседании, 20 марта, комиссия рассмотрела 13 заявлений уволенных о восстановлении их на работе, из которых были восстановлены четверо сотрудников116116
  Там же. Л. 50.


[Закрыть]. Окончательное решение по некоторым сотрудникам откладывалось. В итоге из 244 прошедших проверку работников было уволено 130117117
  Там же. Д. 32. Л. 33.


[Закрыть], то есть более половины личного состава. В основном это были квалифицированные специалисты с большим опытом работы, в том числе иностранцы, приглашенные Рязановым из-за рубежа. Массовое увольнение сделало Институт недееспособным. Судьба ИМЭ была предрешена: он не мог больше оставаться структурно самостоятельным научным учреждением.

Новому руководству надо было представить работу Института Маркса-Энгельса неудовлетворительной и собрать материал для обоснования его ликвидации. Первейшая задача заключалась в том, чтобы дискредитировать бывшего директора как никчемного руководителя, развалившего работу Института. Это диктовалось не только политическими, но и практическими мотивами: Адоратский не хотел брать на себя ответственность за полученное наследие.

По его поручению новые руководители научных подразделений начали обследование организации научной деятельности своих предшественников. 11 марта 1931 года Э. Кольман доложил Адоратскому о результатах проверки работы кабинетов. В записке указывалось, что в ходе приема дел отдельных кабинетов были выявлены серьезные недостатки и упущения. В частности, говорилось, что восточным кабинетом заведовал беспартийный Лиу, который никакой работы не вел. Научно-справочным кабинетом руководила беспартийная Страхова. Библиографирование произведений Маркса носило случайный характер. Газетные вырезки о Марксе собирались из «буржуазного бюро без малейшей критики». Кабинетом международных отношений заведовал член партии Иоаннисян, который бывал на службе не более двух часов в день. Поэтому планы работ кабинета не выполнялись.

Но больше всего нареканий вызывала работа кабинета Маркса и Энгельса, которым руководил сам Рязанов. Во-первых, здесь работало четыре беспартийных сотрудника. Во-вторых, фотокопии не имели описей и хранились в общедоступном месте и пожароопасном состоянии; взятые сотрудником копии документов не фиксировались в книге выдачи. В-третьих, и это самое главное, этот основной кабинет ИМЭ не вел никакой научной работы.118118
  РГАСПИ. Ф. З74. Оп. 1. Д. 5. Л.124.


[Закрыть]

Докладная записка вызывает недоумение: как вообще мог существовать Институт Маркса и Энгельса при полном бездействии директора и руководителей кабинетов, при отсутствии контроля, должной организации научного процесса, порядка, дисциплины. А ведь всего год тому назад – 13 марта 1930 года – Президиум ЦИК СССР в своем постановлении констатировал, что «несмотря на особые трудности собирания материалов о жизни и деятельности К. Маркса и Ф. Энгельса и архивных документов по истории социализма и классовой борьбы пролетариата, развитие Института К. Маркса и Ф. Энгельса за последние два года идет быстро и успешно»119119
  Институт К. Маркса и Ф. Энгельса при ЦИК СССР. М.-Л., 1930. С. 83.


[Закрыть].

И все же обвинение Рязанова в плохой организации работы Института было недостаточным для окончательной расправы с ним. Важно было подкрепить политическое обвинение в его небольшевизме. П. Ф. Юдин, возглавлявший работу по реорганизации кабинета истории философии, старался приписать бывшему директору пренебрежение к ленинизму. В докладной записке Адоратскому он указывал, что «ни одна из проблем марксизма не разрабатывалась, не говоря уже об изучении ленинизма. В философском кабинете, писал он далее, «собраны произведения идеалистов-мракобесов (Шпенглер, Гуссерль, Шпет и т. п.), а Ленин не причислен к числу современных философов»120120
  РГАСПИ. Ф. 71. Оп. 3. Д. 41. Л. 196, 197.


[Закрыть].

Собранный компрометирующий материал был обобщен и послан в ЦК ВКП(б) за подписью директора. Адоратский дал негативную оценку всем направлениям и формам деятельности Института: состояние научно-организационной работы неудовлетворительное, структура не отвечает поставленным задачам. «Кабинеты, – писал Адоратский, – носили характер личных библиотек для “жрецов” науки – Рязанова, Деборина, Рубина, Ваганяна»121121
  Там же. Д. 32. Л. 33.


[Закрыть]. Научно-публикаторская деятельность, по утверждению Адоратского, проводилась «из рук вон плохо», а вышедшие издания имеют хороший вид (бумага, переплеты), а по сути это «научное надувательство». Состояние архива также неудовлетворительное, так как документы «рассованы по разным местам (кабинетам)». Работа в библиотеке поставлена плохо, поэтому заведующий Горбов был освобожден от должности. Хозяйственная и финансовая деятельность якобы тоже находилась в беспорядке. Перечисленные недостатки дополнялись политическим и криминальным обвинением. Оказывается, получаемые Институтом деньги, в том числе инвалюта, переводились на текущий счет Рязанова, и значительную часть их он направлял для поддержки меньшевиков и различных антипартийных элементов (Суварин, Троцкий, Раковский). За Рязановым признавалось единственное полезное дело – собирание книг. Таким образом, заключает Адоратский, Рязанов выполнил дело II Интернационала, отрывая Ленина от Маркса-Энгельса122122
  РГАСПИ. Ф. 71. Оп. 3. Д. 32. Л. 40–41.


[Закрыть]

Новые руководители Института поставили себе в заслугу обнаружение скрытых рязановским руководством документов. Их публикация, говорилось в отчете дирекции, «естественно вызвала возмущение и недовольство в лагере наших врагов, в лагере II Интернационала»123123
  Институт Маркса-Энгельса-Ленина при ЦК ВКП(б). Отчет XVII съезду ВКП(б). М., 1934. С. 16.


[Закрыть]. Таким образом, создавалось убеждение, что «наши враги» за рубежом и Рязанов были заодно в вопросе сокрытия документов, бросающих тень на духовного лидера II Интернационала.

По содержанию и форме материалы, посланные в ЦК ВКП(б), были призваны подтвердить правильность решения Сталина об аресте Рязанова и одновременно служить перестраховкой в случае, если не удастся перестроить работу ИМЭ. Об этом свидетельствует служебная записка Адоратского Сталину с просьбой отменить решение Оргбюро ЦК ВКП(б) о назначении его по совместительству директором Института философии Коммунистической академии. Обосновывая свою просьбу, Адоратский писал: «Требуется много работать, чтобы не осрамиться на весь мир. Необходимо, чтобы качество издания [Сочинений Маркса и Энгельса – М. М.] не было понижено по сравнению с рязановским. Социал-демократы уже пишут, что Институт Маркса и Энгельса первое время, конечно, будет жить рязановским наследством, а потом сойдет на нет»124124
  РГАСПИ. Ф. 71. Оп. 3. Д. 32. Л. 42.


[Закрыть]. Ходатайство было удовлетворено.

Внутриаппаратная переписка не могла содействовать публичному разоблачению Рязанова. Требовалась крупная акция для его дискредитации в глазах партийной и научной общественности. Многие люди в стране и за рубежом, знавшие этого неуемного собирателя документальных ценностей по истории и теории коммунизма, сомневались в том, что бывший директор вел подрывную антисоветскую работу. Надо было бросить тень на политическую благонадежность Рязанова, посеять сомнения в его лояльности к сталинскому режиму. Но сделать это следовало не с позиции прокуратуры и ЦКК, а с точки зрения научной этики.

Этим занялась дирекция Института Маркса и Энгельса. 12 марта 1931 года в газете «Правда» было опубликовано письмо Маркса к дочери Женни от 11 апреля 1881 года. Затем оно было перепечатано в пятом номере журнала «Большевик» за 1931 год. Исполком Коминтерна распространил этот материал в зарубежных компартиях. В предисловии к публикации утверждалось: «Рязанов, так много распространявшийся на тему о том, как он в противоположность Бернштейну дает не фальсифицированного Маркса, печатает письма якобы без всяких сокращений, в данном случае тщательно скрывал оригинал этого письма, чтобы оградить авторитет Каутского, а на самом деле вычеркивал из этого письма убийственную характеристику Каутского». В предисловии также сообщалось, что «подлинник этого письма был передан Рязанову известной меньшевичкой Лидией Цедербаум-Дан еще в 1925 году. Это письмо Рязанов тщательно скрывал».125125
  Большевик. 1931. № 5. С. 76.


[Закрыть]

Подготовители этой сенсационной публикации имели в виду следующую оценку, данную Марксом своему молодому стороннику Карлу Каутскому: «Он – посредственный, недалекий человек, самонадеян (ему всего 26 лет), всезнайка, в известном смысле прилежен, очень много возится со статистикой, но толку от этого мало, принадлежит от природы к племени филистеров, впрочем, в своем роде – порядочный человек».

Итак, Рязанов на всю страну объявлен фальсификатором Маркса, прибегающим к нечестным приемам с политической целью: не допустить критики ревизиониста Каутского. Следовательно, бывший директор ИМЭ на самом деле был меньшевиком, для которого Каутский оставался кумиром. То, что Рязанов получил письмо Маркса от меньшевички и много лет его прятал, должно было убедить читателей в обоснованности выдвинутых против него обвинений.

Что же было в действительности? 11 апреля 1931 года Рязанов из тюрьмы направил в редакцию «Большевика» обстоятельное разъяснение. Он сообщил, что все письма Маркса к своей старшей дочери хранятся в Институте в фотокопиях, сделанных им еще до мировой войны. Лишь одно письмо (от 11 апреля 1881 г.) имеется в подлиннике. Владельцем всех подлинных писем являлся Жан Лонге – внук Карла Маркса. В свое время письма были переданы для ознакомления русскому марксисту Смирнову (Э. Л. Гуревичу), который при возврате оставил себе без разрешения владельца письмо от 11 апреля 1881 года. Лонге так и не узнал об этом незаконном присвоении. Письмо было передано лидеру меньшевиков Ю. О. Мартову. После его смерти Рязанову удалось договориться с вдовой покойного – Л. Цедербаум о передаче письма в Институт Маркса и Энгельса, но при одном условии: не публиковать его. Рязанов согласился выполнить это условие, благодаря чему подлинное письмо Маркса попало в Институт. «Секретным» это письмо оказалось не по своему содержанию, а вследствие того, что оно было незаконно присвоено, то есть украдено. Его публикация вскрыла бы кражу. Признаваться в приобретении краденого документа Рязанов не решился, тем более что институт рассчитывал получить у Лонге и Лафарга новые рукописи Маркса. Таким образом, мотивы сокрытия письма не политические, а нравственные.

Такова эта история в изложении Рязанова. Заканчивалось письмо печальной констатацией: «На мертвого все можно валить… Мертвые молчат, бумага все стерпит!»126126
  Рокитянский Я., Мюллер Р. Красный диссидент. М., 1996. С. 343.


[Закрыть]. Поверженный Голиаф все еще пытался сопротивляться, но силы были не равны. Письмо Рязанова в редакцию «Большевика» не было напечатано.

Адоратский допускал, что Рязанов мог воздерживаться от опубликования каких-то документов по этическим соображениям. В письме от 31 июня 1931 года в Политбюро он сообщил, что в бумагах Рязанова обнаружены неопубликованные фотокопии писем Энгельса А. Бебелю, которые, по всей видимости, были добыты им незаконным путем из архива германской социал-демократии. Учитывая их теоретическую ценность, директор ИМЭ просил разрешения напечатать их в ближайшее время. Была и практическая цель ускорения публикации. Если письма будут опубликованы сейчас, объяснял Адоратский, то социал-демократы обвинят в нелегальном приобретении документов Рязанова, если это сделать позже, то вина падет на новое руководство Института127127
  РГАСПИ. Ф. 71. Оп. 3. Д. 32. Л. 74.


[Закрыть].

Наряду с главной политической задачей, связанной с разоблачением «контрреволюционной» деятельности прежнего руководства, надо было решать судьбу Института Маркса и Энгельса, так как в прежнем виде он существовать не мог. 29 марта 1931 года директор Института Ленина М. А. Савельев и директор Института Маркса и Энгельса В. В. Адоратский направили в Политбюро ЦК ВКП(б) предложение о немедленном слиянии двух институтов. В пользу объединения приводились следующие доводы: ИМЭ представляет собой замкнутое учреждение, его необходимо превратить в общедоступный научно-исследовательский институт; практически нет работников, так как после отчисления рязановских кадров в нем осталось всего 5 человек от прежнего состава; институты территориально оторваны друг от друга, их необходимо поместить в одном здании с расширением площадей. Причин научного и политического характера не приводилось. Необходимость продолжения борьбы с «рязановщиной» оставалась актуальной, но ее предлагалось проводить не путем развертывания специальной кампании, а посредством публикации ряда статей о задачах реорганизованного института с критикой прежнего руководства. Объединенный институт должен носить название Институт Маркса-Энгельса-Ленина и быть в ведении ЦК ВКП(б)128128
  Там же. Л. 40–41.


[Закрыть].

Таким образом, «дело Рязанова» было использовано для фактического упразднения Института Маркса и Энгельса по инициативе дирекции ИМЭ, поддержанной руководством Института Ленина.