Текст книги "Величайший успех в мире"
Автор книги: Мандино Ог
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)
Он посмотрел на меня, заметил мой встревоженный взгляд и заволновался. Его приветливая улыбка погасла. Прежде чем я отважился заговорить, Закхей спросил: – Что-нибудь случилось?
Я лишь кивнул в ответ, не в силах вымолвить ни слова.
– Ну же, Иосиф, говори. По крайней мере, я не услышу эти новости на пустой желудок.
Глубоко вздохнув, я произнес:
– Иисус мертв.
– Что?!
– Иисус мертв, – печально повторил я.
– Как это произошло? – тихо спросил он.
– Его распяли за подстрекательство к мятежу против Рима.
– Понтий Пилат?
– Да, и не без помощи первосвященников, заявивших, что Иисус не кто иной, как лжепророк, соблазняющий людей и туманящий им головы.
Закхей в отчаянии прижал руки к груди, закрыл глаза и беззвучно задвигал губами. Обойдя громадный обеденный стол, я подошел к старому другу и крепко обнял его. Закхей чуть слышно проговорил:
– Это все, что ты собирался мне сказать?
– Все? Все?! – моему возмущению не было предела. – Разве тебе этого недостаточно?!
Закхей открыл глаза и вдруг … улыбнулся. Чему он улыбался?
С силой сжав мои руки, Закхей произнес:
– Гробница, в которой похоронят тело Иисуса, окажется пустой.
– Пустой? Что такое ты говоришь?
– Придя к гробнице, люди не найдут его тела, – повторил он почти шепотом.
– Откуда тебе это известно?
В ответ он снова сжал мою руку.
– Когда две недели назад мы сидели в беседке, Иисус сам сказал мне об этом.
Глава восьмая
Через час после того, как я сообщил Закхею печальную весть об Иисусе, он отправил гонца с письмом Понтию Пилату в Иерусалим, в котором сообщал, что отказывается дальше служить начальником сборщиков налогов для Рима и его решение не изменится ни при каких условиях.
Я сам записал это письмо на пергамент, а Закхей поставил на нем свою подпись. Я собрался было покинуть обеденный зал, ведь впереди меня ждала куча дел, но хозяин остановил меня.
– Я еще не закончил, Иосиф, – обратился он ко мне. – До захода солнца мы еще многое должны успеть сделать.
Обычно Закхей всегда понимал меня, и поэтому я попытался возразить, что и без того у меня накопилось множество неотложных дел. Но необычная твердость в его голосе заставила меня вернуться и сесть в кресло.
Он сел напротив меня, потирая грудь.
– Ты нездоров, Закхей? Что за боль тревожит тебя?
Он попытался улыбнуться в ответ.
– Мое старое сердце действительно болит, – голос Закхея звучал хрипло. – Оно напоминает мне о том, что я уже слишком много прожил на этой земле. Хотя, быть может, и не бесполезно.
– Послать Шемера за врачом?
– Не надо. Нам предстоит много дел. Выслушай меня внимательно, Иосиф. Мне нет нужды еще раз повторять тебе, что самым большим моим сокровищем являются люди, что торгуют в моих лавках и трудятся на полях. Все они знают, что наступит день, когда они начнут работать не на меня, а на себя. Наши помощники оформят необходимые бумаги для перевода права владения имуществом всем фермерам и торговцам. Я уверен, это будет достойной наградой за их труд.
Теперь-то я понимаю, как глупо поступил тогда, вскочив с места я закричав:
– Ты хочешь раздать все, что у нас есть?! Плоды наших стараний более чем за пятьдесят лет упорного труда?!
Закхей терпеливо ждал, когда я усядусь снова и возьму себя в руки.
– Даром я ничего не отдам. Каждый, кто получит часть моей собственности, должен будет за нее уплатить. Полагаю, что один грош – вполне подходящая цена, – он улыбнулся. – Так наша сделка станет законной. Мы, то есть я, ты и Шемер, оставим себе лишь наш дом, чтобы на закате лет спокойно насладиться покоем. Конечно, он слишком велик для нас, но мы слишком стары и привязаны к нему, чтобы оставить его. Мы вросли в него корнями.
– Но, Закхей, почему?
– Рассуди сам, Иосиф. Ни у тебя, ни у меня нет наследников. Почему бы нам не попытаться, пока мы живы, передать наше наследие достойным того людям? Как только мы покинем этот мир, нам не потребуется много земли.
– Но впереди у нас столько прекрасных лет жизни…
– Иосиф, вспомни известную истину – всегда следует удалиться с вершины славы, прежде чем люди увидят, как с каждым днем все беспомощнее ты становишься. Теперь мы подошли к главному.
Сколько денег в нашей сокровищнице?
– С-с-сколько всего, ты хочешь знать? По последним подсчетам, полмиллиона серебряных динариев.
– А сколько стоят товары, что находятся у нас в хранилищах?
– На сегодняшний день четверть миллиона динариев.
Закхей, прикрыв глаза, кивнул головой.
– Каждый из нас троих может вполне безбедно прожить двадцать лет, а то и больше, на пятьдесят тысяч динариев. Ты согласишься со мной, Иосиф?
– С легкостью, мой господин.
– А еще сто тысяч мы может пожертвовать детям для ежегодного праздника и обновления городских стен.
У меня не было ни малейшего желания спорить с ним. Поэтому я ответил:
– Да, господин.
– Очень хорошо. Тогда сделай следующее: продай все товары, что лежат у нас на складе, но только за серебряные монеты. Потом полученный от продажи доход сложи со всем, что есть в сокровищнице, исключая сто пятьдесят тысяч динариев. Получится сумма, которую тебе надлежит разделить на всех бедняков Иерихона.
Моему терпению пришел конец. Призвав на помощь все свое хладнокровие, я попытался воззвать к его разуму:
– Вероятно, я что-то не понял, Закхей. Ты хочешь, чтобы я раздал беднякам шестьсот тысяч серебряных динариев?
– Причем всем поровну.
– Но тогда они благодаря тебе станут богатыми.
– Станут, но насколько? На неделю, может быть, на месяц. И почему я не могу так поступить? Да, я хочу сделать людей богатыми, пусть даже на один день. Только тогда они поймут, что иметь достаточно денег не значит быть счастливым. Ведь счастье, по представлению большинства людей, есть неограниченное количество денег. И как мало нам понадобится земли, Иосиф, так же немного нам нужно серебра, чтобы дожить до рокового часа, когда дыхание наше в последний раз всколыхнет воздух. Так уж лучше мы увидим тысячи счастливых лиц детей Божьих, пока мы способны что-либо видеть.
Изо всей моей жизни последующие десять дней были самыми тяжелыми. Наконец благодаря моим стараниям наше хранилище опустело. Без груд товаров оно выглядело сиротливо. Каждому счастливому владельцу лавки, фермы и придорожного лотка были вручены соответствующие документы, подтверждающие, что теперь он полноправный владелец всего имущества.
Каждая обездоленная семья в Иерихоне получила двадцать три серебряные монеты.
– Все выполнено, – сообщил я Закхею за ужином. – Кроме этого дома, пустого хранилища и денег, что ты предусмотрительно оставил на наше проживание, у нас ничего не осталось. Это все наше имущество.
– Что-то не так, Иосиф?
– Мне грустно, хозяин. Мне как воздух, нужна моя работа, мои волнения и чувство ответственности. Я больше не ощущаю себя полезным и нужным, и мне страшно подумать, чем теперь я смогу заполнить свои дни.
Закхей кивнул.
– Я прекрасно понимаю и разделяю твои чувства. Как жаль, что человек становится рабом своих привычек, работы или карьеры – ведь тогда он забывает, что создан наслаждаться прекрасным миром, что окружает нас. Вместо этого человек прекращается в слепца, на замечающего чудес природы. Между тем, вокруг нас столько прекрасного и загадочного. Скажи, когда в последний раз ты видел закат?
– Я даже не могу вспомнить.
– Тогда давай поднимемся на крышу и насладимся созерцанием солнца, пока оно не скрылось за коричневыми холмами. Ведь любоваться солнцем – такая роскошь, которую богатые и занятые люди не могут себе позволить.
Полюбовавшись закатом, мы отправились спать, но сон, как назло, не шел ко мне. Несмотря на слова утешения, сказанные хозяином, я был абсолютно уверен, что мы растратим остаток жизни на бесконечные ежедневные монотонные подсчеты оливок на старом дереве, что росло у беседки, или же на изучение облаков, которые торжественно будут проплывать над нашими головами.
Как я был не прав…
Глава девятая
Однажды ранним утром, после сна, не принесшего мне отдохновения, я услышал голос Закхея, повторявшего мое имя. Я очень удивился этому. Мой хозяин никогда не звал меня утром, он всегда успевал умыться, одеться и, позавтракав, совершить небольшую прогулку задолго до того, как я, открыв глаза, неохотно вылезал из постели. Необычное поведение Закхея испугало меня. Я, забыв даже одеться, опрометью кинулся через зал к его комнате. К моему величайшему изумлению, Закхей с беззаботным видом восседал на кровати. Он, посмеиваясь, посмотрел на меня и произнес:
– Иосиф, ты только посмотри на себя! Ты совсем забыл стыд, ты почти голый. Этому могут быть только два объяснения – или ты с возрастом становишься все более забывчивым, или слишком печешься обо мне. Не стоит пренебрегать приличиями.
Я не знал, что и сказать. Он взял с кровати свой халат и участливо протянул мне.
– Накинь его, пока утренний холодок на пробрал тебя до самых твоих старых костей.
Накинув халат, я сел на край кровати, борясь с остатками сна.
– Верный мой друг, подумай только, сколько всего мы пережили. На нашу долю выпало немало горя и радостей, но мы с тобой выстояли.
– Верно, хозяин, – сказал я, наклонившись вперед и дотронувшись до его лба. Я просто хотел убедиться, не лихорадка ли заставила Закхея позвать меня в столь ранний час. Однако лоб под моей ладонью был холодным.
– Послушай, мой честнейший счетовод, – невозмутимо продолжил он, не придавая значения моему жесту. – Я проснулся задолго до рассвета и не мог пошевелиться. Я оставался в постели, но не потому что мои слабые ноги отказывались мне повиноваться. Нет.
Перед моими глазами все еще стоял увиденный мною очень странный сон. В нем я не видел ни каких-либо очертаний фигур, ни лиц, что фантастично переплетаются в снах. Я видел не образы, а яркое свечение, исходящее от огромной звезды. Оно словно заполнило все мое сознание. А затем я услышал громовые раскаты неведомого мне голоса: “Закхей, Закхей, ты слишком рано решил предаться отдыху”, – говорил он. “Здесь, на земле, твоя работа еще не закончена. Встань с постели, оставь жалость к себе! Иди со своим другом Иосифом и позаботься о тех, кто стоит за дверью!” – Прости, но тут я плохой советчик, я ничего не смыслю в толковании снов и не могу сказать тебе, что они означают. Интересно, к чему бы столь странный сон?
Закхей недоуменно пожал плечами.
– Кто знает… Наше хранилище пустует, а лавки и фермы теперь в руках тех, кто некогда были моими верными помощниками.
Караваны, приходившие со всего мира, больше не разгружаются на наших складах, а купцы, что привязывали своих верблюдов возле наших стен и томились в ожидании разгрузки своих караванов, идут в другие места. Большую часть своих богатств я уже раздал бедным и прекрасно знаю, какие обо мне ходят слухи. Люди говорят, будто я нахожусь при смерти. Конечно, зная такое, было бы глупо идти к нам, да и зачем?
– Даже не знаю, Закхей.
– Что же все-таки означает мой сон? Чей это был голос, сказавший мне, что я еще не закончил свои дела на земле? Тебе в большей степени, чем кому-либо, известны все мои поступки и прегрешения.
Я достиг в жизни всего, чего желал, несмотря на то что потерял тех, кого любил, – единственное, что не в моей власти было изменить. Я живу в мире со всеми окружающими, ожидая, когда расстанусь с последней ценностью.
– С какой последней ценностью? – недоверчиво переспросил я.
Он улыбнулся.
– С последним вздохом.
С трудом поднявшись с ложа, Закхей засунул ноги в сандалии и неуклюже зашнуровал их. Затем, облачившись в легкую тунику, он, пошатываясь, направился к двери. Я протянул ему стоящую в углу палку, но он отказался от нее.
– Пойдем, Иосиф, посмотрим, насколько правдив мой сон. Убедимся, что горячие ветры пустыни не принесли на наш одинокий порог ничего, кроме белого песка и пожухлой травы.
Мы стояли перед массивной дверью, украшенной слепком, сделанным с портрета Лии. Слепок был выполнен задолго до появления жены Закхея во дворце.
– Открой дверь, Иосиф! – приказал Закхей. – Довольно мучить себя неопределенностью этого сна.
Я решительно взялся за тяжелую шарообразную ручку. Дверь сначала моим усилиям, но вот заскрипели петли, и она начала открываться. Я навалился на нее всем своим немощным телом, чувствуя, как врезаются в мое плечо острые края вырезанного из бронзы цветочного орнамента.
И вот дверь отворилась.
Мы застыли в ожидании на пороге, пока наши глаза не привыкли к яркому свету.
– Смотри! – воскликнул Закхей. – Смотри, Иосиф!
Заслонив рукой глаза от яркого солнца, я недоверчиво посмотрел туда, куда указывала рука Закхея. Наше хранилище располагалось к северу от главной городской дороги. Много лет назад Закхей нанял десятки городских бедняков, заплатил им хорошее жалованье, и они построили дорогу шириной в сорок локтей, ведущую от главной дороги к нашему хранилищу. Теперь по этой дороге по направлению к нашему дворцу нескончаемым потоком шли толпы людей. Казалось, весь город вышел на улицы и идет к нам.
– Куда они идут, хозяин?
Закхей усмехнулся.
– Дорога кончается здесь, Иосиф.
– Что им здесь надо? Все свои богатства мы уже раздали. Нам нечего им больше дать.
Закхей лишь пожал плечами и направился к мраморной балюстраде, расположенной рядом с широкой лестницей, что вела во двор нашего дворца.
– Неужели, мой друг, годы не научили тебя не тревожиться о неизбежном? Что бы ни искали эти люди, вскоре мы об этом узнаем.
Подобно огромной пестрой змее, людская масса неторопливо продвигалась вперед. И вот они уже приблизились настолько, что мы могли их даже слышать. Мне почему-то показалось, что больше всего они походили на стаю саранчи, готовую напасть на хлопковые поля.
– Ты боишься, Иосиф?
– А ты разве нет, мой господин? Лучше, пока еще не поздно, давай зайдем внутрь и покрепче запрем дверь. Так мы будем в безопасности.
Я решительно повернулся, в надежде, что он последует за мной. Вместо этого Закхей схватил меня за край туники и настойчиво потащил обратно.
– Иосиф, неужели я не научил тебя, что секрет защиты от любой опасности в том, чтобы как можно быстрее встретить ее лицом к лицу.
В растерянности покачав головой, я ответил:
– Я никогда не нуждался в таких знаниях. За все годы, что я верой и правдой служил тебе, всякий раз, когда события вынуждали нас рисковать, решение я предоставлял тебе.
– И всякий раз я понимал, что волнения твои напрасны. Я никогда не ввязывался в опасные авантюры, а делал все с расчетом. Но и рисковать тоже необходимо, иначе все лучшие наши качества, подобно мускулам, ослабнут без постоянных тренировок.
Вспоминая прожитые годы, я понимаю, как был не прав, постоянно контролируя каждый шаг тех, кто работал на меня. Я подавлял их волю и способности, и в итоге некоторые из них потеряли всякую самостоятельность и инициативу. Хотя я все равно добился успеха, ведь мне удалось убедить вас в том, что наш мир полон возможностей, и Бог дает пищу каждой птице. Но я ошибся, не предупредив тебя, да и всех остальных, что Бог не бросает пищу ей в гнездо. – Я что-то не совсем тебя понимаю.
– Иосиф, кто бы мог подумать, что я в преклонном возрасте наконец пойму, каким был глупцом и сколько драгоценного времени потерял, без конца жалея себя и сокрушаясь над своим уродливым телом. Я должен был благодарить судьбу за все то, что имею. А я ослеп от жалости к себе и никогда даже не пытался сосчитать благословения, которыми наградил меня Господь.
– Теперь я убежден, – продолжал он, – что жизнь на Земле всего лишь игра, в которой нет проигравших, даже если человек охвачен горем из-за неудач. Я искренне верю, что каждый участник игры способен вкусить радость победы, но в равной степени убежден, что, подобно всем играм, нам не на что будет надеяться на этом волшебном празднике жизни, если каждый из нас не поймет несколько простых правил жизни.
– Правил? – недоверчиво переспросил я. – Правил жизни? Я, конечно, знаю о наших десяти заповедях и слышал о двенадцати томах римских законов, а также о Своде законов царя Вавилонии Хаммурапи. Но никогда раньше мне не доводилось слышать о правилах жизни, ты даже не упоминал он них. Кто написал их и что они?…
Тут мы обнаружили, что толпа уже вливается в ворота дворца и растекается по двору. Я с удивлением смотрел вниз. Здесь были крестьяне, плотники, рыбаки, овчары, уличные торговцы, люди всех возрастов: матери, кормящие грудью младенцев, в темных домотканых платьях, немощные старики и калеки, сидящие на могучих спинах крепких молодых парней, одетых лишь в набедренные повязки, полуодетые чумазые ребятишки с громкими криками снующие в толпе, слепцы, которых вели под руки или везли в тележках. Даже в такой многоликой толпе выделялись крикливо накрашенные и ярко одетые блудницы. Шли, крепко держась за руки, молодые супружеские пары, тоже голодные и жалкие. Все выглядело так, будто все несчастные и обездоленные Иерихона собрались вместе и пришли к нашему порогу.
Постепенно их крики становились все громче и громче.
– Слава нашему благодетелю! Долгих лет тебе, наш благодетель!
– Закхей, ты слышишь?! – прокричал я на ухо хозяину. – Они пришли, чтобы ты снова дал им милостыню. Скажи, что тебе больше нечего им дать и отправь обратно.
– Я не могу поступить так, Иосиф! Все они мои братья и сестры. И, кстати, твои тоже.
– У меня нет ни братьев, ни сестер! – гневно прокричал я. – Прикажи им убраться обратно в свои лачуги, пока они не ворвались в наш дом и не отобрали то немногое, что еще осталось у нас. Они – настоящая армия, ведь их здесь не меньше десяти тысяч, а мы с тобой всего лишь два беспомощных старика.
Закхей, не обращая ни малейшего внимания на мои слова, простер к толпе руки. Неожиданно воцарилась тишина, и даже дети прервали свои игры.
– Что же вы ищите у меня?
Наша балюстрада на несколько метров возвышалась над двором, и нам хорошо было видно, как тысячи голов в смятении оглядываются по сторонам, но не было в толпе никого, кто бы набрался храбрости и ответил Закхею.
Он, терпеливо подождав несколько минут, повторил вопрос:
– Зачем вы сегодня здесь?
Но ответом ему снова был лишь шепот ветра. Казалось, людское молчание длилось целую вечность, но вот толпа расступилась, и мы увидели медленно приближающегося к нам старца с белыми волосами и такой же седой бородой. Он был одет в темно-синий плащ и опирался на тяжелый посох.
Закхей, сразу узнав старика, воскликнул:
– Это же Бен-Хадад!
Старый Бен-Хадад был любимым всеми патриархом нашего города.
Еще в те годы, когда мы только делали робкие попытки торговать, Бен-Хадада всегда можно было увидеть у входа на базар, в тени оливковых деревьев, где его сын торговал красочными дорогими тканями, известными как штофное полотно. С годами Бен-Хадад сделался такой же городской примечательностью, как и акведук, и городские ворота. Этот древний старик стал символом города – прикрыв глаза, он сидел на корточках на ковре и наблюдал за течением жизни и сменой времен года. Много раз в далеком прошлом его выбирали защищать интересы граждан перед римским легатом в Антиохии. Ему не раз приходилось возить жалобы на некоторых римских наместников, которые, злоупотребляя властью, обирали местных торговцев. Бен-Хадад всегда выигрывал подобные тяжбы.
Едва Бен-Хадад начал тяжело подниматься по мраморным ступеням лестницы, двое молодых людей бросились ему на помощь. Но Бен-Хадад что-то сказал, и мужчины исчезли в толпе. Старец продолжал медленно подниматься.
Удары его посоха эхом отзывались в повисшей тишине всякий раз, когда он ставил его на следующую ступеньку. Толпа замерла в ожидании, тысячи лиц с тревогой следили за нами.
Глава десятая
– Приветствую вас обоих! – торжественно произнес Бен-Хадад, приподнимая посох.
– Добро пожаловать в наш дом, господин! – ответил Закхей. – Давно я оставил всякую надежду на то, что ты, вняв моим бесчисленным просьбам, посетишь наш дом и отобедаешь с нами. И вот теперь, когда ты пришел, мой друг, у меня почти нечего тебе предложить, а твоих гостей, к сожалению больше, чем я мог бы принять.
Бен-Хадад понимающе улыбнулся и провел тонким старческим пальцем по вспотевшему лбу.
– Мы пришли не за едой, господин. По крайне мер, не за тем, что можно проглотить.
Я шепнул Закхею:
– Я же говорил тебе, им, наверняка, нужны деньги.
Толпы продвигалась все ближе к ступеням, напряженно прислу-шиваясь; люди стояли так тесно друг к другу, что не было видно ни единого камня на нашем дворе.
– Для меня огромное наслаждение и честь видеть тебя здесь, наконец, Бен-Хадад, какими бы причинами не был вызван твой приход.
Они обнялись. Бен-Хадад шагнул назад и неторопливо заговорил громким зычным голосом, чтобы все стоящие внизу могли услышать его:
– Закхей! Твое имя и твой успех известны по всей нашей земле, от моря до моря. Но мы, жители Иерихона, высоко ценим и уважаем тебя не за твою известность. Нам дорого то, что в трудные минуты ты всегда протягивал нам руку помощи, поддерживал нас многие годы. Истинная любовь и милосердие проявляются в делах и поступках. Целых полвека нас согревали лучи твоей любви.
Я придвинулся поближе к хозяину, чтобы подтолкнуть его локтем к выходу, но так и не набрался храбрости сделать это. Бен-Хадад продолжал:
– Когда твои богатства переходят к другим только после твоей смерти – это и есть суть эгоизма, свойственного тому, кто при жизни не дает никому ни гроша. Нам всем известны милосердные дела твои, Закхей. Мы знаем, как много ты жертвовал обездоленным и несчастным. Ты копил богатства не для себя. Ты всегда делился не только золотом и серебром из своей сокровищницы, но и самым ценным, чем делиться труднее всего – своей мудростью. Но просто подать милостыню еще ничего не значит, ибо написано: “Не будет благословен тот, кто накормит нищего, но будет благословен тот, кто отнесется с состраданием к бедности”. Лишь немного внимания и горсть доброты подчас ценятся гораздо дороже всякого золота.
Закхей опустил голову. Достигнув старости, он не растратил скромности. Похвалы всегда смущали его.
– Мы богаты только тем, что отдаем, и мы бедны тем, что храним, – пробормотал Закхей.
– Тогда ты, Закхей, поистине, самый богатый из людей.
– Вы излишне преувеличиваете мои скромные дела, – запротестовал Закхей. – Здесь сегодня находится много людей, чьи дары гораздо ценнее моих. Каждый добрый поступок и есть проявление милосердия. Но прошу вас, скажите, утолите мое любопытство, что привело вас к дверям моего дома?
Бен-Хадад поднял посох и указал им на обширные угодья, расстилающиеся вокруг.
– Закхей, было сказано, что, сажая цветы, ты растишь недолговечное, если же ты хочешь, чтобы посаженное тобой осталось на годы, ты сажаешь деревья. Но чтобы посаженное тобой осталось навсегда, нужно посеять идеи. Эти люди собрались здесь сегодня для того, чтобы просить тебя открыть им секреты успеха, рассказать о том, что дало тебе возможность подняться на самую вершину горы всего за одну жизнь, что немногим удается.
Старец немного помолчал, затем снова продолжил:
– Нам всем хорошо известна история твоего успеха. Мы знаем, что ты потерял отца и мать, остался сиротой. Когда твои сверстники еще учились, ты был занят изнурительным, не по возрасту, трудом на полях. Сегодня, укладывая детей спать, родители рассказывают им о тебе, о твоих делах. Они пытаются научить их упорству и трудолюбию, научить их преодолевать трудности и вселить в них надежду и стремление к лучшей жизни. Все понимают, что вопреки трудностям, несмотря на искалеченное тело, ты добился величайшего в мире успеха. Но никто не знает, как ты этого достиг.
Мы видим и знаем результат, но открой нам, что именно ты делал.
От волнения у меня перехватило дыхание. Я уверен, что и Закхей почувствовал то же самое.
Бен-Хадад ударил посохом по мраморному полу.
– Да, Закхей. Родители не могут научить своих детей стать такими же, как ты. Как получилось, что ты, сирота, никогда не учившийся, бедный, как никто другой, достиг такого положения. Прости меня, но с тех пор прошло уже много времени и теперь можно сказать, что многие смеялись над тобой. Многие говорили, что если когда-либо и рождался на свет человек, обреченный на нищету, страдания и вечное довольствование милостыней, так это ты. Как смог ты, Закхей, достичь в своей жизни таких неслыханных высот, тогда как другие, которым Богом дано было и здоровье, и знания, и мудрые советы старших, потерпели неудачу? Почему большинство тех, кто обладают гораздо большими возможностями для достижения успеха и богатства, чем ты, каждый день ломают головы, где завтра взять хоть крошку хлеба и чем накормить детей своих? Может быть, у тебя есть какие-то особые правила, которым ты следуешь и которые помогли тебе добиться успеха? Или это доступно лишь избранным? Может быть, ты знаешь тайные пути к безбедной жизни, которым и следуешь, тогда как остальные, находясь в неведении, каждый день ведут жестокую борьбу за выживание?!
– Такие правила есть, – произнес Закхей так тихо, что я едва разобрал его слова.
Бен-Хадад нетерпеливо потряс головой.
– Что ты сказал, господин?
– Такие правила есть, – повторил Закхей. – Правила, по которым следует строить свою жизнь.
Он запнулся, будто слова давались ему с огромным трудом.
– Я не понимаю тебя, – удивленно произнес Бен-Хадад.
– Когда-то давно я говорил Иосифу, что пришел к такому выводу – жизнь всего лишь игра, но, подобно всем остальным играм, она имеет определенные правила. Для того чтобы стать счастливым участником игры, необходимо придерживаться и строго соблюдать именно эти правила. Больше того, если мы будем следовать этим правилам постоянно, наши шансы победить возрастут в несколько раз. Однако, как это ни печально, большинство людей настолько заняты жестокой борьбой за выживание, что не имеют возможности изучить несколько простых правил, необходимых для достижения успеха – успеха, который, между прочим, имеет мало общего с богатством и славой.
Старец подошел поближе к хозяину.
– Закхей, ты знаешь, я всегда считал себя образованным человеком, но я никогда за все свои годы не слышал о подобных правилах. Где они написаны? Нам необходимо прочитать их, ведь нам всем они принесут неоценимую пользу!
– Они нигде не написаны, Бен-Хадад.
– Но ты знаешь их?
– Я знаю многие из них, но следовать им нелегко.
– Этот молодой пророк, Иисус, который, как утверждают, воскрес из мертвых… Значит, прежде чем его арестовали и казнили… Он поведал тебе какие-то правила? В тот день, когда гостил у тебя…
Закхей улыбнулся.
– Нет, они мне были известны еще задолго до встречи с ним. И я ничего не сказал ему о правилах… Но, думаю, что, если бы и сказал, он не нашел бы в них ничего плохого. Я даже уверен, что он согласился бы со мной, что эти правила полезны.
Бен-Хадад внимательно посмотрел на моего хозяина.
– Я уверен, что ты не собираешься унести с собой в могилу столь бесценное сокровище, Закхей. Ты ведь поделишься с нами своими секретами? Каждый из нас имеет право изменить жизнь в лучшую сторону, не так ли?
Закхей закрыл глаза и застыл. Ни единый мускул не дрогнул на его морщинистом лице. Стоящие в толпе люди начали взволнованно перешептываться. Но вот хозяин открыл глаза и согласно закивал головой.
Когда наконец умолкли радостные возгласы, в воцарившейся тишине Закхей произнес:
– Мне потребуется некоторое время, чтобы привести в порядок свои мысли. Потом Иосиф поможет мне перенести их на пергамент. Вам придется подождать, но я обязательно это сделаю.
Я очень удивился, увидев, что Бен-Хадад сокрушенно качает головой.
– Нет, нет, одного свитка с твоими правилами успеха будет недостаточно. Ты только взгляни на тысячи тех, кто нуждается в помощи и поддержке. Каждому из них должны быть доступны твои слова, каждое сердце, ум и душа должны впитать их.
– Для того чтобы каждому досталось по свитку, потребуется не один год, – решительно запротестовал я, не в силах больше сдерживать возмущение. – Вы предлагаете невозможное, Бен-Хадад!
Закхей, положив руку мне на плечо, притянул к себе.
– Вспомни, Иосиф, очень давно я говорил тебе, что если человек настойчив в своих стремлениях, для него нет ничего невозможного.
– Но, хозяин, – запротестовал я. – Как ты собираешься сообщить каждому из тысяч нуждающихся свои слова? И какие это слова, что делают несчастных счастливыми? Поверь, даже для тебя это невозможно.
Закхей в ответ успокаивающе потрепал меня по плечу и указал на видневшиеся вдали и сиявшие ослепительной белизной в ярких лучах утреннего солнца городские стены.
– Начиная с сегодняшнего дня, я стану диктовать тебе то, что впоследствии составит правила успеха. Хотя это очень простые истины, процесс их составления будет долгим и мучительным, – Закхей усмехнулся. – Кому, как ни тебе знать, что языком я работаю гораздо хуже, чем руками. Но я уверен, что с твоей помощью мы и на этот раз одержим победу. Когда, наконец, правила будут соединены воедино, мы напишем их красной краской на внутренней стороне городских стен, около западных ворот. Тогда каждый житель Иерихона сможет видеть их каждый день, если пожелает.
Это и будет моим последним даром нашему городу и всем, кто, рыдая, взывает о помощи. Это станет моим крохотным вкладом в мир, который дал мне гораздо больше, чем я заслуживал.
– Закхей, ты берешься за весьма ответственное дело, – задыхаясь от волнения проговорил я.
– Но если нам удастся изменить к лучшему хотя бы одну жизнь, я буду считать, что усилия наши не напрасны.
Минуло пятьдесят дней со дня этого обещания, и на западной стене Иерихона на языке, понятном простым людям, арамейском, были написаны правила Закхея. И каждый день толпы людей, и даже те, кто приходил издалека с караванами, читали и запоминали, как можно превратить жалкое, беспросве-тное существование в жизнь наполненную счастьем и умиротворением.
Когда однажды я в шутку поинтересовался у Закхея, почему она написал только девять правил, он коротко ответил:
– Потому что Бог дал нам Десять Заповедей. Нет смысла, да и попросту глупо было бы искушать Бога подобными сравнениями.
– Соблюдение Десяти Заповедей Господа, – продолжил он, – дает нам возможность попасть после смерти на небеса. А соблюдение девяти правил даст любому возможность жить на земле, как на небесах.
Глава одиннадцатая
ПЕРВОЕ ПРАВИЛО УСПЕХА
ТЫ ДОЛЖЕН ТРУДИТЬСЯ КАЖДЫЙ ДЕНЬ ТАК, СЛОВНО ЖИЗНЬ ТВОЯ ЛЕЖИТ НА ЧАШЕ ВЕСОВ
жизнь твоя не должна проходить в лености. Ты не можешь от рассвета до заката только и делать, что пить, есть, заниматься любовью и развлекаться.
Работа – не твой враг, но твой друг и помощник. Если всякая работа будет запрещена, ты упадешь на колени и станешь молить о смерти.
Ты вовсе не обязан любить свою работу. Даже короли подчас мечтают о других занятиях. Ты обязан трудиться. Неважно, что ты делаешь, важно, как ты делаешь то, чем определенно тебе заниматься. Ни один человек, небрежно относящийся к своему молотку, не построит дворца.
