Текст книги "Варвары. Древние германцы. Быт, Религия, Культура"

Автор книги: Малькольм Тодд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

ЖРЕЦЫ

Как и у галлов, у германцев существовала формальная организация жрецов под предводительством главного жреца (sacerdos civitatis). Служители культа должны были наблюдать за предзнаменованиями при разных общественных событиях (особенно при отправлении на войну), исполнять роль «спикера» во время общего собрания племени, наказывать за серьезные прегрешения, охранять священные рощи и находившиеся в них предметы культа. Хотя они и не были обязаны сражаться, жрецы присутствовали и на войне. Именно они (а не вожди) должны были выносить священные знамена из заповедных рощ на поле сражения. Несомненно, они также распоряжались общественными жертвоприношениями. Если говорить об их значении в обществе, то германских жрецов можно сравнить с кельтскими друидами, хотя у них было меньше судебных полномочий, чем у друидов.

Всю эту информацию дает нам Тацит. Поздние источники, к несчастью, очень скудны, однако в общем и целом религиозная организация германских племен в более поздний период была похожа на описанную выше. Но есть и некоторые существенные различия. Среди бургундов в IV в. главный жрец, или sinistus, занимал свою должность пожизненно и сместить его было нельзя. Важное различие просматривается в визиготской системе жречества. В IV в. у визиготов у каждого рода или клана был свой жрец. Во всех других известных нам случаях жрец «обслуживал» целое племя.

РОД И СЕМЬЯ

Наиболее тесными связями в обществе древних германцев были связи родственные. Еще в период Великого переселения народов члены отдельных отрядов воинов внутри более крупных групп племен были, как правило, связаны кровным родством. Безопасность отдельного человека в основном зависела от его рода. Весь род обязан был мстить и добиваться возмещения за преступление либо оскорбление, нанесенное отдельному человеку, – и наоборот, весь род преступника был обязан загладить последствия преступления. Если род жертвы преступления не был удовлетворен условиями, которые предлагал род преступника, возникала кровная месть. Кровная месть кажется нам в лучшем случае антиобщественным обычаем, который мог приводить к полному хаосу. На самом деле случаи, когда не удавалось договориться об объеме возмещения, скорее всего, были редки, и разрушительный демон кровной мести сравнительно нечасто вырывался на свободу.

Некоторые юридические вопросы держали в руках старейшины и вожди племен. Эти «судьи», как называет их Цезарь, как кажется, не обладали какой-либо формальной властью. Они не могли заставить преступников или даже тех, кто судился друг с другом, обращаться к ним за судебным решением. Они могли только пользоваться своим влиянием, чтобы уладить спорный вопрос. Цезарь ничего не слышал о существовании у германцев настоящих судов. Примирение или наказание зависело лично от судей или от самих спорящих сторон. К тому времени, как была написана «Германия» Тацита, дела, которые имели значение для всего народа, обсуждало народное собрание. Теперь собрание должно было избирать какое-то количество судей: эти люди путешествовали от общины к общине, решая судебные тяжбы. Каждый судья брал с собой сто человек, которые поддерживали его авторитет и помогали ему советами.

У нас очень мало данных о преступлениях, которые совершались в этот ранний период, и о наказаниях, которые за них полагались. За предательство или дезертирство вешали. Трусов и тех, кто вступал в гомосексуальные отношения, бросали в болота и топили. В торфяных болотах было обнаружено немало тел, которые, судя по всему, являются телами несчастных, чья жизнь окончилась таким страшным образом. Иногда находят ветки, которые придерживают руки и ноги утопленника или просто лежат вдоль тела.

Но за подавляющее большинство преступлений, видимо, полагались штрафы, которые взимались в лошадях или, чаще всего, в коровах. Часть штрафа поступала пострадавшим, часть – народу или вождю.

И Цезарь, и Тацит отмечают, что у германцев целомудрие было в почете. Тацит осуждал современное ему римское общество, сопоставляя римское легкомыслие в сексуальных отношениях со строгостью германцев. И в V в. этот аспект германского характера все еще был достаточно заметным. Сальвиан писал, что готы "предательский, но целомудренный народ", а саксы отличаются не только "свирепой жестокостью, но и удивительной непорочностью". Брачные узы, как отмечают все античные писатели, были для германцев священны. Супружеская неверность считалась позором, и, если адюльтер был доказан, следовала суровая кара. Вплоть до эпохи Великого переселения народов нет никаких упоминаний о проституции. И мужчины, и женщины обычно женились и выходили замуж позже, чем это было принято у римлян (то есть позже, чем в 12–16 лет). Не совсем ясно, насколько же «позже» это происходило, но, скорее всего, речь шла о 17–22 годах. Воины не женились, пока не достигали пика своей физической силы и не доказывали свою отвагу на поле боя.

Возможно, античные писатели рисуют германский брак в чересчур розовых тонах. Из более поздних германских источников очевидно, что в некоторых районах Германии в Средневековье (и, несомненно, в более ранний период) к женам относились не лучше, чем к скотине. Их покупали, как рабынь, и даже не позволяли садиться за один стол со своими «господами». Брак путем покупки зафиксирован у бургундов, лангобардов и саксов, и во франкских законах встречаются пережитки подобного обычая. Многоженство, о котором римские писатели обычно умалчивают, было в ходу у некоторых германских вождей в ранний период, а позднее – у скандинавов и обитателей берегов Балтики, в основном лишь у людей высшего сословия. Многоженство всегда было дорогостоящим делом. Среди некоторых племен было распространено «сати» – жертвоприношение вдовы после смерти вождя. Все это говорит о том, что почетное и самостоятельное положение женщины в обществе, о котором говорит Тацит, существовало в ранней Германии не везде и не всегда.

Из «Германии» Тацита очевидно, что прелюбодеяние могли совершить только женщины. Мужчин за это никак не наказывали, однако неверным женам пощады не было. Муж сбривал такой женщине волосы, раздевал ее и выгонял из дома и из деревни. Археология заставляет полагать, что по крайней мере в некоторых районах практиковалась смертная казнь за прелюбодеяние. На многих женских телах, найденных в северных торфяных болотах, сбриты волосы, в некоторых случаях – только с одной стороны. Один красноречивый пример – четырнадцатилетняя девушка из Виндебю в датском Шлезвиге. Она была найдена в яме на торфяном болоте обнаженной: на шее у нее был кожаный ошейник, а на глазах – узкая повязка. Белокурые волосы девушки на левой стороне головы были обриты почти наголо, на другой – коротко острижены до длины примерно пять сантиметров. Не исключено, что она не была убита взбешенным супругом, а стала жертвой какого-то религиозного ритуала, хотя первое тоже вполне вероятно.

РАБСТВО

В древней Германии существовало рабство, но нам трудно определить, насколько же оно было распространено. В некоторых областях рабов было больше, чем в других: например, у маркоманнов во II в. и у аламаннов в IV. Эти области находились неподалеку от римских границ: возможно, именно в силу географической близости общественная структура племен оказалась более развитой. Во времена Цезаря и Тацита рабский труд, судя по всему, применялся не так уж часто. Работу, которая обычно выпадает на долю рабов, то есть самую черную работу в поле и по дому, выполняли женщины и старики. Римских военнопленных держали в качестве рабов, но этих несчастных было не так уж много, чтобы они могли играть значительную роль в экономике повседневной жизни.

Условия рабства в Германии очень отличались от рабства в Римской империи. Рабы имели собственные дома, стоящие отдельно от домов их хозяев. Они были обязаны время от времени отдавать своему хозяину определенное количество зерна, тканей или скота. В этом отношении германский раб напоминал римского крестьянина-арендатора – с той только разницей, что раб не был свободен. Рабы занимались крестьянским трудом, однако здесь мы не увидим ничего похожего на целые «бригады» рабов, которые в Риме трудились в мастерских, рудниках и на плантациях. Рабов редко наказывали, избивая или связывая их, но Тацит дает понять, что хозяин мог совершенно безнаказанно убить раба. Возможно, рабов было так мало именно потому, что внутри германского экономического порядка для них не было места. Они были практически не нужны, поскольку с работой в отдельных хозяйствах справлялись женщины и дети. Не существовало крупномасштабной индустрии, где удалось бы с пользой применять рабский труд. Хотя рабы и могли вносить свой вклад в экономику сельской общины, они все равно оставались бы лишними ртами. В недоразвитой крестьянской экономике Германии от рабов не было бы никакого проку.

В эпоху Великого переселения народов ситуация почти не изменилась. Однако очевидно, что, когда германцы поселились в западных римских провинциях, число рабов в германских хозяйствах возросло. Вдобавок к существовавшим ранее источникам порабощения, теперь человека мог превратить в раба закон. Чаще всего порабощение являлось наказанием за кражу. Кодексы законов говорят о том, что цены на рабов были высокими по сравнению со стоимостью животных и другого имущества. Едва бы это было так, если бы рабов было очень много. После германского поселения в пределах империи изменились и занятия рабов. В то время как до Великого переселения рабы делали самую черную домашнюю работу, тяжело трудились в поле, в бургундских законах они фигурируют как ювелиры, работавшие по золоту и серебру, кузнецы, обрабатывавшие бронзу, плотники, башмачники и даже портные. Несомненно, значительную часть этих рабов-мастеров составляли греческие и римские ремесленники. Очевидно, варвары с головой окунулись в море наслаждений цивилизованной жизни.

Глава 3. ЗЕМЛЯ И ПОСЕЛЕНИЯ

ЗЕМЛЯ

Для римских писателей слово «Германия» было почти синонимом слов «лес» и «болота». Тацит кратко сформулировал впечатление, которое оставалось у римлян от земель, населенных северными варварами: «Хотя страна кое-где и различается с виду, все же в целом она ужасает и отвращает своими лесами и топями».

Эта картина нуждается в существенной корректировке. Конечно, в то время довольно значительные территории были заняты лесами. Еще в XI столетии Адам Бременский мог с полным правом заметить, что вся Германия покрыта лесом. И долгое время спустя леса продолжали занимать обширные площади. Часть этих лесов дожила до наших дней и нагоняет уныние на тех, кто путешествует по центральной Германии. Однако в то же время было и много областей, где люди заставили леса далеко отступить еще задолго до эпохи Тацита и даже еще до Цезаря. Лес расчищали, срубая и выжигая определенные участки; так поступали за тысячи лет до того неолитические поселенцы в Европе и до совсем недавнего времени жители некоторых районов Швеции. Такое подсечно-огневое земледелие (в Германии его называют Rodung) не только освобождает землю из– под покрова леса, но и на какое-то время обогащает почву минеральными солями (из пепла деревьев). После того как в течение нескольких лет на этой земле собирали урожай, минеральных запасов становилось недостаточно для подкормки. Тогда поле оставляли под паром, и возделывали снова через десять или более лет, когда на нем снова возникала поросль. Когда в VI в. до н. э. в Северной Европе появилось железо, расчистка леса продолжилась с удвоенной силой, но началась она еще задолго до этого.

По своему составу леса Германии были очень разными. На востоке и юге росло множество сосен и елей, в то время как на западе и на прибалтийских возвышенностях преобладал лиственный лес, в основном березы. В областях хавков и фризов на северо-западе росли смешанные леса. Значительные области Германии, Дании и Голландии занимали не только густые леса, но и болота и вересковые пустоши. Вересковые пустоши в значительной степени являются творением рук человека, а не его природным врагом. Вереск обычно появляется, когда лесистая местность дегенерирует под влиянием хозяйственной деятельности людей. Таким образом, большая часть вересковых пустошей возникла еще при римлянах, в железном веке. Очевидно, так было со многими пустошами Дании и центральных областей Нидерландов. Сегодня, проходя по этой земле, мы видим, что она бесполезна для фермера, однако четкие следы древних границ полей показывают, что когда-то здесь пахали и выращивали урожай. Нам может показаться, что болото – это последнее место, в котором древние германцы могли бы пытаться поселиться. Однако на границах некоторых заболоченных мест встречаются прекрасные пастбища для скота, так что и такие области были заселены. Самая важная из них – это прибрежные болота северной Германии и Нидерландов. То, как человек справлялся с такими природными условиями, мы увидим из более подробного рассказа ниже.

Мы все еще мало знаем о природном окружении, в котором обитали древние германцы, поскольку археологи только начали широкомасштабное картографирование районов поселений. Ученые справедливо считают неправильным переносить на еще не исследованные районы данные о природных условиях и образцах поселений, обнаруженных в других местах. Самая полная информация у нас есть об Ангельне и Голыятейне – родине англов, которые владели этой землей в течение столетий до того, как в V в. н. э. переселиться в восточную Британию. В Ангельне область, заселенная германцами, состояла из негустого леса, в котором было сделано множество расчисток, и лугов, которые были усыпаны рощицами и отдельными деревьями: они возникли в результате слияния расчисток за долгий период. У земледельцев не было цели сводить весь лес, поскольку свиньи и другая скотина могли в определенное время года самостоятельно кормиться в лесу. Таким образом, мы не должны буквально воспринимать то, что древние писатели говорят о глухих лесах Германии. Конечно, здесь имелись большие леса, которые не были заселены в тот период, о котором мы говорим. Однако во многих областях человек стал хозяином природы уже задолго до того, как римляне впервые познакомились с германцами.

ЗЕМЛЕВЛАДЕНИЕ

Данные римских историков помогают нам составить определенное представление о системе землевладения у древних германцев. Однако зачастую нам трудно понять, что же именно хотят сказать нам древние писатели. Еще труднее бывает примирить их информацию с данными археологии. Авторы, которые дают нам больше всего сведений, это Юлий Цезарь, описавший народы, с которыми он встретился к востоку от Рейна во время своих двух кратких поездок туда, Тацит, чей рассказ очень отличается от рассказа Цезаря, и автор IV в. Аммиан Марцеллин: он единственный, кто дает нам существенную информацию о германских племенах в то время, когда начиналось их великое переселение. Будем надеяться, что когда-нибудь археология поможет нам пополнить скудные сведения об этом важном предмете.

К несчастью, «немые» данные археологии не позволяют нам узнать, кто же владел землей. Хотя полные раскопки поселений приносят огромное количество сведений по самым разным вопросам, ответа на этот вопрос они не дают. Изучение обширных областей расселения германцев, а также полные раскопки отдельных деревень и хуторов, несомненно, помогут многое прояснить, однако это еще дело будущего. Пока основным источником наших знаний остаются труды древних авторов.

Среди тех германцев, с которыми встречался Цезарь, частная собственность на землю была практически еще неизвестна: "У них вовсе нет земельной собственности, и никому не позволяется больше года оставаться на одном месте для обработки земли". Цезарь описывает народ, который владеет элементарными приемами земледелия и занимается крестьянским трудом, который, по сути, не изменился с эпохи позднего неолита. Вожди общины ежегодно встречаются, чтобы решить, какие участки земли следует запахать и засеять. Затем этот участок делят на равные доли, которые распределяются между всеми семьями – членами общины. В следующем году эти участки пахотной земли временно оставляют под паром и делят новые площади. Расчистку леса и кустарника, пахоту и жатву первобытные общины обычно производят коллективно, и именно такую жизнь и описывает Цезарь.

Если строго придерживаться такой системы и честно делить продукты сельского хозяйства между всеми членами общины, то отдельному человеку было бы очень трудно превзойти своих соседей материально, и внутри общества не должны были появляться классы. Но можно ли доверять тому, что говорит Цезарь? Ведь даже для племен, не умевших возвращать земле плодородие, не было необходимости регулярно, каждый год оставлять пашню под паром. Более того, в другой части своего сочинения Цезарь ясно говорит, что существовали германцы, у которых сельское хозяйство организовано совсем по-другому. Например, менапии, которые обитали в дельте Рейна, жили не только деревнями, но и отдельными хозяйствами, а наличие хуторов говорит скорее об индивидуальном, а не о коллективном владении землей. Таким образом, можно сомневаться в достоверности сообщений Цезаря вообще. Более того, то, что происходило среди племен, с которыми Цезарь был знаком и о которых слышал, не обязательно имело место у всех германцев. Найдено много указаний на частное землевладение в период, падающий на несколько более позднее время. К несчастью, очень немногие поселения эпохи Цезаря или непосредственно после нее были тщательно раскопаны.

Тацит, который писал на полтора столетия позже Цезаря, в своей «Германии» сообщает, что, хотя землю, которую надлежало обработать в определенный год, все еще выбирали вожди, делили ее уже согласно положению человека в общине, причем вожди получали участки лучше и больше, чем у остальных. Этот пассаж в «Германии» вызвал у ис– ториков больше вопросов, чем какая-либо другая часть книги. Действительно, такой раздел земли должен был вызывать бесконечные междоусобицы. На большем участке не обязательно вырастет больший урожай, чем на меньшем участке. Относительное плодородие различных участков земли, которые обрабатывались в таких примитивных условиях, оценить было очень трудно. Решения в пользу вождей должны были приниматься уже после того, как становился известен точный объем полученного урожая.

Как бы ни решались эти проблемы, очевидно, что к тому времени, когда жил и работал Тацит, у германцев появилось частное землевладение. Есть несколько указаний на то, что этот процесс начался уже раньше. Около 70 г. н. э. великий вождь Цивилис, возглавивший на нижнем Рейне восстание германских народов против римских хозяев, владел землей и фермами близ римских границ. Можно подумать, что, поскольку Цивилис вполне усвоил римский образ жизни (он долго служил в римской армии), его представления о собственности были более сложными, чем у прочих германцев. Однако мы увидим, что далеко к северу от римских границ в то же самое время существовало поселение, где, как мы можем подозревать, главную роль играл какой-то состоятельный человек; об этом подробнее ниже.

Археологические данные, к которым мы теперь обратимся, позволяют нам сделать несколько разумных предположений относительно землевладения, однако эти данные не могут стать решающими. Археология поможет нам увидеть существенную разницу в размере и характере жилищ в некоторых германских поселениях, и эти различия, скорее всего, указывают на разницу в положении и богатстве внутри германского общества.

ПОСЕЛЕНИЯ

Римлян поражало заметное различие в поселениях германцев и кельтов. В Германии не было больших, похожих на города поселков, которые можно было бы сравнить с оппидумами галлов и кельтов – обитателей Центральной Европы. Еще маловероятнее в этих землях было увидеть что-либо похожее на город в римском или современном смысле этого слова. «Селятся же германцы каждый отдельно и сам по себе», – говорил Тацит о том, как расположены германские поселения. Насколько это верно? Если у германцев действительно не было крупных поселений, то какими же они были и какие социальные единицы они представляли? Последняя часть этой главы посвящена анализу археологических данных.

Некоторые области Северной Европы дают огромное количество информации о характере германских поселений, некоторые не дают ее вовсе. В области нижнего Рейна в Нидерландах (Фрисландия) и у северного побережья Германии, Дании (особенно Ютландия) и южной Швеции наблюдается наибольшая концентрация известных нам поселений, и, к счастью, работающие в этих районах археологи уже давно поняли, как важно ставить поселения людей в географический и экологический контекст, изучая материальные остатки на фоне климата, ландшафта и растительности. Впервые такие исследования стали проводиться на севере Нидерландов, и, таким образом, нам лучше всего начать именно с прибрежных областей.

Терпы

В течение позднего римского железного века море начало наступать на побережье Нидерландов и северной Германии. С конца III в. н. э. до 650 г. прибрежные области страдали от постоянных наводнений. Катастрофическое наводнение в той же самой области, которое случилось сравнительно не так давно, в 1953 г., может дать представление о разрушительной силе таких потопов. В результате наступления моря в железном веке условия хозяйствования на прибрежных глиноземах резко изменились, что оказало глубокое воздействие на сами германские поселения. Вместо того чтобы уйти из этих мест, оставив глиноземы с их плодородными пастбищами, крестьяне изобрели тип поселений, который мог помочь выжить даже при самом страшном наводнении и вокруг которого можно было вести хозяйство.

Вот какое решение нашли местные жители– они стали насыпать искусственные холмы, на которых ставили все хозяйственные постройки. На эти холмы во время наводнений можно было завести скотину. Побережье от устья Рейна до Шлезвиг-Гольштейна изобилует такими жилыми курганами. Их высота составляет от 1,8 до 6 метров над поверхностью земли. Распределены они неравномерно: обычно, как можно видеть на карте, встречаются плотные скопления. Такие холмы в Нидерландах называют терпами; в Германии – по-разному, чаще всего вурт (Wurt). Другие названия остались в местных топонимах на «-верфт», "-варф" и «-вирде». Появление терпов отчасти, конечно, было вызвано тем, что за долгое время, пока люди жили на одном месте, там накапливался домашний мусор, однако прежде всего они появлялись все-таки потому, что жители, сознательно воздвигая кучи навоза и глины, создавали широкие платформы для постройки ферм и других хозяйственных сооружений. Размер терпов мог быть самым различным – от больших, площадью в целый акр, до небольших холмиков, на которых едва помещались один-два дома. Возможно, именно терпы имел в виду Плиний Старший, когда называл дома хавков, занимавших часть прибрежных областей Германии, "платформами, построенными вручную".

Не все терпы относятся к одному и тому же периоду. Среди них можно выделить несколько «поколений». Древнейшие насыпи принадлежат раннему железному веку и датируются примерно VI в. до н. э. Наиболее хорошо известный пример таких ранних сооружений – терп в Эзинге (Фрисландия, см. с. 57), на котором люди жили веками. Вторая важная группа относится уже к началу римского железного века – с I в. н. э. Феддерзен-Вирде дает нам наиболее полное представление о терпе этого периода. Самые поздние терпы появились в VIII в. и продолжали строиться еще в XI в. На многих из таких холмов все еще находятся деревни, и во многих случаях можно полагать, что это место было посто-янно заселено уже в железном веке, то есть с римских времен или еще раньше.

В недавнее время многие терпы серьезно пострадали, а некоторые были совсем срыты. В XIX и начале XX в. их раскапывали, чтобы добыть… древний навоз, на котором они большей частью были построены! Во время этого массового уничтожения на многих терпах удалось обнаружить и спасти огромное количество хорошо сохранившихся предметов – небольшое утешение, если подумать о том, какие важные свидетельства далекого прошлого Нидерландов были навеки утрачены. Разрушение терпов продолжалось до Второй мировой войны, однако теперь у оставшихся холмов есть будущее. К счастью, в последние полвека на многих терпах были проведены умелые и тщательные раскопки.

Постоянное затопление низин и, соответственно, засоленность почвы, как может показаться, были смертным приговором для сельского хозяйства на этой части германской территории. Но на самом деле подобного не случилось. Глинозем был и остается весьма плодородной почвой. Успешно разводили крупный рогатый скот; держали и овец, однако коровы были гораздо важнее. Среди других домашних животных можно назвать свиней, лошадей, коз, кур и собак. Дополнительным источником питания служила рыбная ловля, а вот охота вряд ли играла какую-либо роль в жизни обитателей терпов. Они главным образом были крестьянами-скотоводами, поскольку земли для пахоты было немного. Однако выращивали и некоторые сельскохозяйственные культуры, в частности ячмень, пшеницу, лен, горох и бобы.

Вокруг каждого терпа огораживались обширные выгоны для скота, а дальше находились сенные луга, на которых после летней жатвы пасли молодняк. На склонах терпов и на некоторых достаточно высоких холмах, образованных отложениями ила (houwen), делать посадки было практически невозможно. Само положение терпов создавало такие условия, при которых земля должна была быть в руках целых семей, а не отдельных хозяев. Есть основания яать, что по крайней мере некоторое количество драгоценной пастбищной земли должно было быть. В общем владении нескольких семей в деревне, и каждая семья имела право на несколько снопов сена, полученного общими усилиями всех жителей.

Из множества поселений всех времен, которые когда-либо раскапывались в Европе, терпы дают едва ли не наибольшее количество информации. Поселения Эзинге и Феддерзен-Вирде дали наиболее детальное представление о типах домов и истории терпов.

Эзинге

Первое поселение в Эзинге на маленькой речке Хюнзе состояло из небольшой группы деревянных жилищ. В двух вместительных домах на одном конце располагался коровник, на другом – жилые помещения. От большого прямоугольного строения остались пять рядов деревянных столбов. В каждом ряду было по пять столбов, и все столбы были глубоко вбиты в землю. Такая мощная основа для деревянного здания предполагает, что проектировалось нечто тяжелое, и, видимо, это был дом на сваях (с фальшполом). Скорее всего, здесь находился амбар, а сваи помогали уберечь зерно от сырости и вредителей. Группа зданий окружена деревянным забором или палисадом. Это поселение датируется VI в. до н. э.

Как и многие другие деревни на терпах, почти все следовавшие одно за другим поселения в Эзинге строились по радиальному плану. Дома с коровниками были «направлены» к центру деревни, как спицы колеса – к оси. Двери коровников выходили с противоположной стороны домов на окружную дорогу, так называемую "бычью дорогу" (ахwei), которая совпадала с периметром деревни. В центре деревни обычно находился пруд с питьевой водой. Радиальный план деревни сохранился в Нидерландах и северной Германии вплоть до нашего времени. Некоторые из современных деревушек, построенных на терпах, повторяют планировку, которая была известна германцам уже в железном веке.

Достоверно установлено, что древнейшее поселение в Эзинге было основано в VI в. до н. э. Во время дорийского и римского железного века на холме последовательно были сооружены четыре деревни, состоявшие из маленьких групп построек. Размеры поселений, видимо, были различными, однако можно считать, что в них одновременно проживало от пяти до десяти семей. Последняя из четырех деревень погибла около 400 г. н. э. в результате страшного пожара, после которого остался густой слой пепла и угля. На руинах появилась новая деревня, но она была настолько непохожа на все предыдущие, что археологи решили, что ее основали те, кто уничтожил предшествующее поселение. Теперь строения стали совершенно другими: уже не было разделенных на отдельные помещения домов и радиального плана. Их место заняли многочисленные землянки, которые были в беспорядке рассеяны по всему холму. Кроме немногих черепков, которые указывают на наличие импорта из Галлии и даже из стран Средиземноморья, материал, относящийся к этой фазе истории Эзинге, целиком состоит из англосаксонской керамики с шишками и насечками, которая находит свои ближайшие соответствия на кладбищах близ устья Эльбы и Везера, а также не– скольких крестообразных фибул, видимо из того же региона. Таким образом, перед нами – поселение англосаксов, которые в начале V в. покинули свою родину, уничтожили фризскую деревню и сами поселились на этом месте. Однако могло быть и так, что несчастье, которое постигло первоначальную деревню, произошло от вполне естественных причин: летний пожар вполне мог быстро уничтожить группу крытых соломой деревянных домиков, а потом жители Эзинге просто стали вести совсем другой образ жизни.

Феддерзен-Вирде

Поселения, где одно строение очевидно господствует над другими, встречаются редко, однако именно так выглядит наиболее тщательно раскопанный терп северной Германии – Феддерзен-Вирде. Здесь первые поселения похожи на поселение в Эзинге и экономической основой жизни все еще является скотоводство. Однако в I в. н. э. планировка поселения резко изменилась. Появился большой дом с отдельными помещениями, огороженный забором и рвом. Он доминирует на плане деревни: несомненно, его владелец занимал в обществе господствующее положение. Вокруг дома находились несколько хижин, которые использовались как мастерские: здесь производились предметы из дерева, кожи, железа и бронзы. Мастерские построены по соседству с «барским» домом и, видимо, были под контролем вождя общины.

Размер Феддерзена, его очевидная самодостаточность в отношении металлообработки и некоторых других ремесел, участие его жителей в торговле на дальних расстояниях с Римской империей показывают значительную степень социальной организа– ции. Помимо крестьян, которые могли отдавать какое-то время занятиям ремеслами, связанными с сельскохозяйственным трудом, какая-то часть населения (по крайней мере в римский период) специально занималась обработкой железа и бронзы. Другой необычный момент – это то, что жители Феддерзен-Вирде располагали большим общественным зданием или «клубом»: его, возможно, построил вождь. Не менее удивительным фактором в жизни этой деревни была ее очевидная стабильность.