Текст книги "Тень Робеспьера"

Автор книги: Максим Зимин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

2

– Значит, они шли здесь, от Сен-Мартена? – Тюренн допрашивал командира кавалерийского эскадрона на месте нападения.

– Да, гражданин. Сначала они прятали оружие, только вблизи я заметил, как двое направили на нас мушкеты.

– Их было пятнадцать человек?

– Да, гражданин.

– Больше никого не было рядом?

– Какие-то оборванцы, и те убежали, как началась бойня, – начал рубить грубые фразы кавалерист. – Дрались, как дикие кошки. Никогда не видел, чтобы простые рабочие так боролись за короля.

– Сколько ты сам зарубил, гражданин? – вмешался с лестным вопросом Люсьен.

– Троих, остальные с восьмерыми расправились, – скромно заявил командир эскадрона.

– Ничего не понимаю! – рявкнул Луи, напугав окружающих. – Он взял полтора десятка никудышных стрелков и солдат и послал их в бой! Кто-то еще должен был действовать рядом, не может такой человек, как барон, устроить такую бездарную авантюру!

Тюренн зашагал мимо домов, всматриваясь в окна. Единственное окно, в котором не горел свет, привлекло его внимание. Луи подошел к двери этого дома и постучал. Дверь приоткрылась под его ударами.

– Гражданин! Здесь кто-то живет! – возразили в один голос Люсьен и кавалерист.

– За мной! – скомандовал Тюренн. – Здесь что-то не так.

Они вошли в пустую комнату. Внутри оказалось холоднее, чем на улице. В комнате стояли стол, четыре стула и старый подсвечник. К счастью, солнце только начало спускаться к горизонту, и протяженные лучи освещали комнатку.

– Что он хочет здесь сделать? – шепотом спросил кавалерист Люсьена. – Он похож на собаку.

– Что-то ищет. Он не понимает некоторых моментов, потому он и обыскивает каждый угол.

Пока они шептались, Луи нагнулся к деревянному подоконнику и аккуратно смахнул черную пыль.

– Это порох! – обратился Луи к Люсьену с протянутой рукой.

– Неужели…

– Да, – перебил Луи, – здесь были вооруженные люди. Мы узнали кое-что новое, но не пришли ни к чему. Но порох просто так не может лежать в пустой комнате.

– Это было рядом с этим домом, – добавил кавалерист. – Здесь я велел кучеру спешить! – удивился солдат своей удачливости.

– Какое счастье, что ты оказался рядом, – с грустью добавил Луи.

3

– Выходит, кучер продолжил путь, несмотря на твои указания? – поинтересовался барон.

– Именно, – ответил Эжен Тюренн, – какой-то усатый кретин погнал его дальше. Мы едва успели закрыть окно и спрятаться от них. Один из нас даже не успел завязать кисет с порохом и выронил его.

– Чудно, чудно, – рассмеялся барон. – Нелепая случайность стоила королю головы.

– Вам смешно? – разозлился Эжен. – Король погиб!

– А ты почему не погиб за него, когда у тебя был шанс вырвать его из лап этого недоумка? – напал барон. – Ты стоял рядом с ним, у тебя было оружие!

– Я признаю свою вину, но не признаю вашего юмора, – не унимался Эжен. – Тяжело осознавать, что лучший план спасения не удался.

– О мой друг, здесь юмором и не пахнет, здесь пахнет кровью, – театрально вздохнул барон. – Я вот все думал и думал: может быть, тебе отправиться к брату и поговорить с ним? Его талант и знакомство с первыми людьми республики нам не помешают.

– Нет! – ответил Эжен. – Скорее отдам голову гильотине, чем вновь увижусь с ним. Не могу простить предательства. Он должен был пойти со мной, но он предпочел остаться с этими беспринципными якобинцами.

– Тебе надо вернуться к нему и рассказать о нас. Ты должен заслужить его доверие. Можешь это сделать? Пойми, что это часть плана. Луи прекрасно осведомлен о нем. Не удивлюсь, если он обезопасит королеву от наших новых попыток.

– Он не поверит! Он знает мою преданность королевской семье. Даже я не смогу соврать.

– Запомни, Эжен! – наклонился к собеседнику барон. – Никому не интересен процесс, всем нужен результат! Кого убьем, кого подкупим – неважно. Освобождение королевы нам окупится сполна. Тебе надо с ним поговорить. Я уверен, что Луи тебя не арестует и не пристрелит.

Барон откинулся к стенке экипажа и замолчал.

– О чем вы думаете? – спросил Эжен.

– Извини, неправильно выразился. Когда королева вернет Францию, мы снова станем ее верными подданными и получим свои замки, земли, крестьян.

Шутливый тон барона никак не вписывался в серьезное дело, когда надо влезть в пасть чудовища и выжить в наполненном кровью брюхе. По пути во Францию Эжен пребывал в жуткой тоске и депрессии. Лишившись родины и брата, он отказывался верить во все ужасы, вести о которых разносились по миру. Великое событие потрясло маленького человека, не способного ни умом, ни душой охватить последние события и разобраться в них. Эжен – хороший исполнитель, преданный солдат, но не мыслитель, как Луи.

В Кобленце он клялся в верности, не страшась смерти в руках разъяренных якобинцев, но чем ближе он подъезжал к границе, тем больше тоска и томительные воспоминания отбивали у него готовность действовать.

Больше нет родного дома, брата, родителей, охотничьих развлечений, театров… Только угрюмое тягостное молчание у камина. Внезапный испуг кольнул сердце Эжена.

Пока барон Бац наблюдал за уходящим солнцем, Эжен пролил слезу. Тяжелое душевное состояние превратило жизнь в каторгу. Спасение королевы казалось иллюзорным смыслом жизни среди лишений и одиночества.

Он терялся, метался в потаенных мыслях, отыскивая ответы на нужные вопросы. Кто он? Кому служит? Нужно ли все это? И что из этого получится? Раз за разом, день за днем эти вопросы лишали его уверенности, сеяли мрак и не отпускали из крепких объятий апатии, сменяемой меланхолией. Бесконечный круг страданий не прекращался с прошлого года. Эжену Тюренну казалось, что он через несколько дней превратится в старика, потом – в прах, который улетучится в первые секунды вечного сна.

4

Луи вошел в редакцию Марата.

– Привет и братство! – приветствовал он Марата.

Марат дремал над черновиками нового номера газеты и не услышал его.

– Жан, проснись! – постучал в открытую дверь гость.

Марат поднял голову, протер глаза и улыбнулся Луи. Впервые Тюренн увидел в нем стариковские или отеческие черты, такие неожиданные для образа кровожадного Друга народа.

– Мой друг! Гражданин Луи, – обрадовался Марат. – Садись, у меня есть к тебе дело.

Луи впервые услышал в хриплом голосе Жана ноты искренней радости. Он пожал дрожавшую руку знаменитого революционера и присел на край неубранной постели. На одеяле из грубой ткани лежали исписанные листы и несколько книг с потертыми обложками. Даже перед сном Марат не прекращал работу.

– Луи, мне нужна твоя помощь, – сказал Марат. – В Конвенте и в Комитете меня боятся, но не как революционера, а как сумасшедшего, вроде маркиза де Сада. Поговори с Робеспьером, скажи ему, что он может полностью положиться на меня. Я действительно желаю раздавить жирондистов вместе с Робеспьером.

Тюренн пристально смотрел на Марата и понимал, что тот как боец угасает. У него есть любовь парижан, боготворивших его образ сродни с мученическим; у него есть газета, которая возвысила его до небес. Но дрожавшие руки Марата показали бессилие революционера.

– Жан, я сделаю все, чтобы с Робеспьером у вас был тесный союз.

– Мне надо держаться, но мои силы… Мои силы иссякают, Луи! Каждый день для меня – испытание. Я не тот молодой человек, что выживал в чужой стране, я не тот врач, который поднимал на ноги своих пациентов. Однажды я перенес удар, и новый вот-вот настигнет меня! Луи, мне нужна опора, с одной Марил я не смогу одержать верх. Вокруг меня появились новые лица, и они… Они дерзкие, наглые и опасные… Знаешь, я иногда мечтаю о тихом уголке. Хочется все бросить и посвятить себя медицине в тихом и маленьком городке.

Через два дня Тюренн посетил Робеспьера и поведал о последних событиях, связанных с охраной королевы и раскрытием тайны Дюмурье. Робеспьер сидел в кресле у камина, непричесанный, без парика, а уставший от постоянных нападок жирондистов Сен-Жюст стоял у окна и из последних сил запоминал слова Луи. Дом Дюпле для Робеспьера служил тихим ласковым пристанищем после революционных потрясений в снедаемом страданиями государстве. Он научился на несколько часов уходить туда, где внутренний мир цветет, благоухает его любимыми цветами, где голуби летают под розовеющим куполом неба.

– Значит, Марат хочет укрепить союз с нами. Он прав, – поддержал идею Робеспьер, прерывая свои грезы. – В такое время сложно руководствоваться только законом, нам нужен аргумент острее и эффективнее, чем слово. Марат – это действие. Пусть он горяч и неуправляем, но он пугает многих депутатов.

– Если он готов идти на такой шаг, то пусть предоставит список всех своих информаторов, тогда объединим наши силы, и тебе, Луи, станет намного легче работать, – сказал Сен-Жюст в привычной холодной манере.

– Наоборот, чем больше карт в руке, тем больше сил надо приложить, чтобы они не остались в конце игры, – рассмеялся Луи. – Я не против союза наших осведомителей. Но увольте, мне не под силу такой механизм.

– Что же делать с Дюмурье? – озадачился Робеспьер. – Там нет ни Марата, ни наших агентов.

– Я отправил нужных людей, остается ждать, только ждать, – успокоил Луи. – Генерал очень аккуратен в своих действиях. Внезапное появление в Париже – единственный его просчет.

– Ожидание затянулось на четыре года, а революция все еще идет, – покачал головой Робеспьер.

Луи и Сен-Жюст улыбнулись.

– Максимилиан, люди ждут веками, а тебе и четырех лет много, – упрекнул Луи.

– Надо укрепить охрану королевы, – предложил Сен-Жюст.

– Укрепим, – перехватил Луи. – Мне стоит больше времени проводить там… Максимилиан, а ты видел, как казнят на Гревской площади?

От внезапного вопроса Робеспьер с заиканием ответил:

– Н-нет!

Да, он боялся крови и насилия. Он прятался от них в своих утопических фантазиях. Но от реальности ему не скрыться.

«Боишься крови, – подумал Луи, – а зачем тогда ты пытаешься террором управлять республикой, если боишься крови? Увы, политика пьет только кровь, дышит страданиями и радуется, смотря на слезы. Более нет в нашей жизни античности».

– Мне надо отдохнуть, – Робеспьер поднялся с кресла.

Пока трибун шел к лестнице, Сен-Жюст отвел Тюренна в сторону. Озлобленный взгляд вцепился в Луи, бледное лицо Антуана залилось румянцем.

– Не позволяй себе таких вопросов! Тебя это не касается!

– Неужели? Только не забывай, что этой кровью вы будете умываться! – И Луи, не желая продолжать разговор, спешно покинул дом Дюпле.

Глава 4

1

Тюренн возвращался домой по слабо освещенным улицам. Он прикоснулся к двери своего дома и обнаружил, что она приоткрыта. Луи вошел, стараясь остаться незамеченным. Пистолета у него не было, он лежал в ящике стола. В который раз Луи обвинил себя в беспечности – ему казалось, что на него-то никто не обращает внимания, в отличие от ярких революционеров и ораторов.

– Входи, каналья! – раздался голос Эжена.

Не поверив своим ушам, Луи вбежал в комнату, где сидел Эжен:

– Здравствуй, Эжен! Неужели ты решил…

– Пока ничего не решил! – отрезал Эжен в привычной грубой манере. – Садись, позволь поговорить с тобой.

– Что с тобой, брат? Что с твоими глазами? Ты плакал. – В последнюю фразу Луи вложил всю искренность и понимание собачьей жизни Эжена.

– Брось! Садись.

– Нет, нет, – продолжал Луи, – ты печалишься, страдаешь. Эжен, ты должен оставить принца Конде и идти ко мне.

– О святая Мария! – стукнул кулаком по столу старший брат. – Ты прекратишь играть трагедию Шекспира?

– Да, да, конечно, – согласился с замечанием Луи и сел перед ним.

Луи решил действовать аккуратно и ласково по отношению к брату. Младший пристально всматривался в лицо старшего – осунувшееся, бледное, раздраженное, с уставшими глазами в глубоких глазницах.

Эжен сдержал эмоции и приступил к главному разговору:

– Я пришел к тебе за помощью…

«Всем нужна помощь именно от меня», – разозлился Луи, ощущая груз ответственности.

– …королева терпит лишения, – продолжал Эжен, – нам необходимо спасти ее.

– Думаешь, мои полномочия помогут вам сделать свое дело?

– Ты отказываешься?

– Да.

– Подумай, Луи, якобинцы отрубят ей голову и заставят маленького Людовика танцевать вместе с ними!

– Пощади меня от этого пафоса и жути! Сколько можно от вас разной чепухи услышать!

– Чепухи?! А как же Марсово поле[11]11
  Подразумевается расстрел демонстрации в июле 1791 года.


[Закрыть], штурм Тюильри? Ты забыл, как священников резали в сентябре? Тебе мало крови? Тебе мало, что я чуть не лишился жизни? Сколько раз я попадал в руки твоих негодяев?

– Меня это мало волнует, я дал тебе шанс оставить прошлое и идти со мной…

– Куда, идиот? – закричал Эжен и ударил по столу.

– Успокойся, молю бога! Я делаю все, чтобы помочь ей, мне также жалко сына покойного короля.

– Вот именно! Не Луи Капета, как твердят эти полоумные якобинцы, а короля! Мой брат, ты хранишь память об их величии и разве не хочешь вернуть все назад и спасти Францию от людей, которые сами не знают, чего хотят, и посылают неопытных ополченцев против солдат империи?

Искры гнева разожгли внутри Эжена его сущность. Луи подошел к нему и обнял.

– Эжен, – он продолжал держать брата в объятиях, – мне нужна Франция, где каждый сможет жить как король. Прошу… Нет, молю тебя остаться со мной! Пруссия и Австрия не помогут вам! Если бы они хотели с нами покончить, то революция давно бы закончилась. Они отправляют вас, используют только вас! Останься…

– Глупец, – сказал Эжен и, высвободившись из рук Луи, тут же покинул дом.

«Какая глупость! За что я дерусь…» – снова вернулся к своим вечным размышлениям Луи.

2

Тюренн встал рано утром, не помня, как он разделся и уснул. Воскрешение старшего брата уже не казалось сном. Хмель братских чувств покинул его, и холодный мозг работал как часы. После небольшого завтрака он вышел на многолюдную улицу Сент-Оноре. Весь город гудел и стучал молотками, готовя новое оружие для добровольцев, которые вот-вот покинут Париж и отправятся в Бельгию. Ораторы и комиссары Конвента в широких шляпах с сутанами среди народа восхваляли армию республики и призывали всех помочь ей, пока мир не признает молодую республику.

Однако тяжелая зима 1793 года все сильнее и сильнее заглушала ноты праздного ураганного патриотизма. Голодные жители не оставляли надежду на лучшее, но уже не верили, что дождутся его. На революционных праздниках никто не лез целоваться с согражданами, никто не кричал лозунги в поддержку республики. Все пытались выжить.

Бродя среди парижан, Луи ощущал себя растворенным в толпе, будто он не владел никакими тайнами, не заведовал тайной полицией, не был свидетелем множества угроз и смертей. Хотя в это холодное зимнее утро ему следовало бы закончить допрос пойманных рабочих и перейти вплотную к делу Дюмурье, чтобы избежать худших последствий для республики.

Мысли о королеве выталкивали все другие. Он знал, чем закончится республика, когда королева покинет пределы Тампля и будет в безопасности среди роялистов, прусских и австрийских подданных. Европа воспрянет духом и задушит революцию в колыбели.

На улице Сен-Мартен Луи остановился, чтобы полюбоваться чистой лазурью неба, прикрыв глаза рукой от слепящего солнца. Раз в день он уделял внимание природе, ставшей вечной спутницей его внутреннего счастья. Летом он позволял себе выезжать за пределы Парижа, чтобы побыть среди деревьев с густой листвой, услышать звон маленького ручья.

– Гражданин! Тебя хотят убить! – вырвал его из раздумий женский голос.

Тюренн не сразу понял, кто и кого собирается убить. Молодая черноволосая девушка толкнула Луи и вытащила нож.

– Отойди, куртизанка! – пригрозил седоволосый широкоплечий мужчина с кинжалом в руках, преследовавший Тюренна.

Марил – а это была именно она – встала между Луи и неизвестным убийцей. Ее грозный взгляд смутил незнакомца. Девушка испугалась, услышав за спиной выстрел.

Убийца пошатнулся. Схватившись за грудь, он упал на холодную скользкую дорогу. Девушка в оцепенении следила за последними вздохами нападавшего. Хрипы умирающего затихли лишь спустя несколько минут.

Марил обернулась и увидела дымящийся пистолет в руках спасенного ею человека. Спокойный взор шефа тайной полиции удивил девушку.

– Теперь я вернул тебе долг, – пояснил Луи.

– Граждане, на моих глазах чуть не убили честного гражданина! – не растерялась Марил и объяснила свидетелям смерть пожилого человека. Девушке аплодировали, вскоре люди закричали приветствия смелой паре и республике. Луи потащил Марил подальше от свидетелей, в грязный угол, где никого не было, кроме бродячих кошек. К счастью, никто не пошел за ними.

– Я знаю тебя, и поверь, что Марат узнает о смелости своей подопечной, – сказал Луи, желая отблагодарить спасительницу.

– Тебе стоит опускать глаза, а не следить за облаками, – засмеялась черноволосая красавица, – и я знаю тебя. Ты гулял с Робеспьером у Сен-Клу. Ты всегда ходишь с ним.

– Хорошая у тебя память. В последний раз мы прогуливались за девять дней до штурма Тюильри. Зато я знаю о тебе все. Нищая крестьянка, которая перебралась в голодный Париж. Здесь ты встретила Марата, и вы сошлись взглядами. Потом ты стала его осведомительницей. Мне говорили о вас некоторые личности, но не подумай, что они предатели.

– Кто вы? Всевидящее око?

– Сочту за комплимент, – улыбнулся Луи. – Мне нужно торопиться. Благодарю тебя.

Она не ответила, только пристальным взглядом проводила его силуэт до угла.

После подобных потрясений Луи Тюренн давно научился сохранять хладнокровие. На него покушались многие агенты, включая д’Антрега, скрывающегося на родине Руссо. А после сентябрьских убийств удивить жертвами и казнями было уже невозможно никого – парижский народ перестал воспринимать все близко к сердцу. Дети с задором играли около гильотины и наблюдали за казнью врагов революции, показывали пальцами и дразнили несчастных. Кто-то грыз яблоки, когда с помоста лилась кровь, кто-то просто разговаривал о своих проблемах. Смерть превратилась в символ нынешних событий, вернее сказать – в обыденность.

3

– Где ты пропадал? – встретил Люсьен своего шефа у ворот тюрьмы.

– Не время говорить об этом. Как продвигаются допросы?

– Никак. Они ничего не знают.

– Совсем ничего или не хотят говорить?

– Не знаю… – замялся Люсьен. – Они говорят одно и то же. Вспоминают некоего барона и странного человека, который говорил о долге перед королем.

Луи остановился. Странным человеком оказался его брат. Ему стоило достать вчера пистолет, задержать Эжена и заставить его признаться в содеянном. Именно Эжен командовал второй группой, ему доверили похитить короля из-под носа Комитета общественного спасения. Задумавшись, Луи представил, как Эжен стоял у окна с заряженным мушкетом, готовясь спасти короля.

– Что с тобой? – окликнул Люсьен.

– Все… Все в порядке, просто иногда кажется, что мы упускаем удачу, – ответил Луи, спускаясь в темный и мрачный подвал Люксембургской тюрьмы.

4

Поздним вечером Максимилиан Робеспьер вернулся в дом Дюпле. Преданный Максимилиану Морис Дюпле, отец семейства, встретил уставшего трибуна, помог раздеться и посадил в кресло, перед которым потрескивал огонь.

– Сейчас Элеонора принесет тебе поесть.

– Спасибо, Морис, – слабым голосом поблагодарил Максимилиан, уставившись в огонь камина.

Морис присел рядом с ним, ожидая, когда его дочь Элеонора обслужит первого человека Франции. Соседям Дюпле казался честолюбцем, и он старался не афишировать, что относится к Робеспьеру с отцовской любовью, оказывает ему материальную помощь и гордится этим.

– Тебе стоит лечь сегодня пораньше, Максимилиан, – сказал Морис.

– Вы слышите, как я хожу по комнате? Я вас беспокою?

– Нет, нет, мы спим как убитые. Мы беспокоимся о тебе.

Морис соврал. Максимилиан постоянно ходит вокруг стула, когда строит новую строчку и логику в своих речах, чем беспокоит супругу Мориса. Но возможность помочь трибуну была важнее, чем причиняемые им неудобства.

– Морис, когда все закончится? – вдруг спросил Максимилиан.

– Когда вы победите врагов революции.

– Их много, Морис, они не только среди нас. Но и за границей. В Англии, Пруссии, даже русская императрица хочет покончить с нами.

– Это короли и королевы, они боятся вас.

– А мы не боимся их?

– Максимилиан, об этом надо спрашивать бриссотинцев, которые развязали войну с ними. Ты пытался образумить их!

– Да никто меня не слушал. Но тысячи убитых доказали бессмысленность войны и мою правоту.

– Максимилиан, что с тобой? Чем ты так обеспокоен? После Марсового поля я ни разу не видел тебя таким убитым!

– Что со мной?! Ты когда последний раз выходил на улицу? Революции больше нет. Короля нет. Теперь революционеры собачатся друг с другом! Что мне делать? Мне хочется все бросить или зарубить всех, кто мешает республике. У меня нет сил терпеть Бриссо и мадам Ролан, которые позволяют выкрикивать пустые призывы! Я призывал и голосовал за смерть короля только ради республики! Я не Дантон, который берет все, что плохо лежит, и не Марат, который своими честолюбивыми замыслами ведет всех к гражданской войне. Все, Морис, революция заканчивается. Остается взять все в руки вновь и нанести врагам удар.

– Максимилиан, тебя пугают жертвы?

– Да, – признался Робеспьер.

– Без них не обойтись.

– А в 1789 году мы пытались, пока не выстрелила первая пушка Бастилии. Я помню, как с депутатами ликовал и радовался победе парижан. Даже в Англии один господин сказал, что падение Бастилии – великое событие для человечества. Он прав, но не каждое величие ведет нас к хорошей жизни.

– Максимилиан, позволь мне дать тебе совет… Не позволяй страху управлять тобой. Тебе нужно поспать, и ты увидишь, что революция идет. Ничего не изменилось…