Текст книги "Вспять (СИ)"

Автор книги: Максим Моторный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Максим Владимирович Моторный
Вспять

Золотоволосой из Александрии.

Nobody else but you,

Just no one like you.

Backstreet boys.

– 1 -

Анна сидела в кресле напротив меня – длинноногая, золотоволосая, изящная, чуточку дикая, но до боли желанная. Я сгорал в лучах её ясных голубых глаз дотла, до мельчайшего кусочка шелухи пепла. Я хотел броситься на колени перед ней, целовать её руки, её красивые белые пальцы с накрашенными ноготками. Мне внезапно захотелось очутиться с ней на Пике Эллады, когда бриз с моря несёт прохладу побережью, чтобы ветер щекотал меня шелковистыми прядями её ухоженных волос.

– Что у тебя было с Дмитрием? – спросил я.

Она молчала и улыбалась краешками чётко очерченных алых губ, той своей единственной в мире улыбкой, которая свела нас вместе. Я неожиданно вспомнил тот вечер, словно туман, на нём яркие красочные картинки: я вышел на сцену и взял микрофон в руки, и в трёхтысячной толпе, среди мельканья лиц, я увидел её улыбку. И исчез зал, пропали люди, растаяла сцена – был лишь один я и она, и для неё был тот вечер, лишь для неё одной.

– Почему ты позвала меня? – вновь спросил я.

Она нахмурилась, и её улыбка пропала. Часть моей души кричала: "Идиот, что же ты наделал?!", вторая философски стояла в позе, вопрошая: "Что же будет дальше?". Анна легко поднялась с кресла, подошла и села ко мне на колени, обняв правой рукой мою шею. Её тело обжигало, как кипящий металл. Кровь пунцовым жаром прилила к моему лицу. Пульс звонко стучал в висках. Я положил одну руку ей на талию, а мизинцем второй поправил локон на её лбу и провёл тыльной частью ладони по её щеке.

– Чего ты ждёшь? – спросила меня Анна.

Так вспыхивает бензин, в который кидают спичку. Страсть пожрала меня. Прижимаясь к Анне губами, я лихорадочно стягивал с неё одежду. В голове стоял сладкий щемящий звон.

– Я с ума от тебя схожу, – хрипло прошептал я и жадно охватил губами её губы, а затем бархатную кожу, тонко пахнущую какими-то дорогими духами кожу её шеи.

Её пальцы скользнули по моим плечам, кистям рук, мышцам живота и устремились ниже.

Багряные лучи солнца светили нам в окно, озаряя наши слившиеся в буйном экстазе тела. Из щели приоткрытой форточки сочился запах мокрого снега, и слышались крики дворовой ребятни.

– 2 -

Я влетел, как вихрь, домой и с треском захлопнул дверь. Взмахом я швырнул сумку об стену и смахнул книги со стола на пол. Затем я в ярости стал пинать их, пока, наконец, не уткнулся носом в сложенные руки, упав на колени перед диваном. На глаза наворачивались слёзы. Они текли тоненькими солёными холодными струйками по щекам и вдруг нахлынули водопадом. Затем они перестали, а в горле першило от горя, в голове стоял непрекращающийся высокий звон. Анна снова выплыла передо мной в объятьях Дмитрия, землетрясением зазвучал её беззаботный смех. Я взвыл от ужаса. Зачем была эта глупость в тот вечер… или жестокость?! Это так больно и обидно, что слова в растерянности разбегались, будучи не в силах описать это. Когда, казалось, столь близкий тебе человек так подло, так настырно, так хамски гадит тебе в душу. И где-то в горле встал тухлый пузырь обиды, до тошноты противный и какой-то как бы надуманный. Ведь не верилось, что девушка, ласкавшая тебя, припадавшая в порыве страсти к твоей груди, позволявшая целовать себя, может прыгать перед глазами другого, подстилаясь под него, буквально через неделю после того, как отдалась тебе. Она любила меня? Я возненавидел мир, когда потерял её, мне опротивело всё! Но я всего лишь лист в толстой стопке, один из тысячи, а она – сродни безалаберному художнику – сделав неудачный штрих, она комкает бумагу, бросает её в урну и берёт следующий. Шею сдавливала горечь утраты девушки, что я беззаветно любил. Меня пронзал экстаз от одной лишь мысли о ней, её прикосновения кидали меня в полыхающий огонь чувств, я не мог смотреть в бездну её глаз. Что я теперь буду делать без неё, что? Жизнь теряла смысл с каждой секундой. Однажды, это случилось ночью, когда в окно падал золотисто-молочный свет лунной дорожки, я в холодном поту вскочил с растрёпанной постели. Мне приснилась Анна. Но уже не моя, а оттого ещё более желанная.

Я возненавидел её.

– 3 -

Таня, захлебнувшись от избытка эмоций, на секунду замолчала. Затем, когда за эту невероятно длинную секунду молчание достигло апогея, она выговорила сухим шёпотом:

– Мне без тебя так трудно жить.

Я молчал, а чувствовал себя последней мразью, тварью, скотиной, позволяя себе истязать сердце этого невинного существа, стоявшего на расстоянии согнутой руки от меня и смотревшего тёплыми мокрыми изумрудами глаз прямо мне в душу. Но ответить я так и не смог.

– До встречи с тобой, – она расправила плечи, – я чувствовала к "сильной половине" человечества лишь презрение и брезгливость.

"Да уж, – подумал я, заглядывая через её плечо, где в тени огромного школьного пустыря, заваленного битым стеклом и использованными презервативами, перетаптывалось с ноги на ногу несколько бритых голов из её свиты, – уж тебе ли не чувствовать презрения к этим тупоголовым ублюдкам, мелкие мозги которых заполнены лишь сексом на самом животном уровне, дурманящим зельем да лихим мордобоем".

– Когда я тебя вижу, разговариваю с тобой, мне кажется, что я – самый счастливый человек в мире. А ведь это не так, Алекс, далеко не так, – и она замолчала снова.

"Боже мой, – взмолился я, – кричи, обзывай меня, рассказывай что-то, но только не молчи! Умоляю тебя, говори, говори, ну же…".

Таня придвинулась ближе, и я смог до мелочей разглядеть её лицо. Вздёрнутый курносый носик, длинные чёрные ресницы, такие же чёрные, как смоль, прямые волосы, удивительная загорелая кожа, чуть потрескавшиеся бледно-алые губы, полыхающие зелёным пламенем глаза – она казалась мне колдуньей, выдернутой из средних веков, вот только посох она сменила на никелированную крепкую цепочку с эбонитовой ручкой, которую она держала в левой руке, а амулеты – на серебряную пентаграмму, болтавшуюся меж симпатичных маленьких грудей. Я осторожно и с придыханием втянул в себя воздух и почувствовал дразнящий запах её духов. Голова куда-то поплыла, и я опёрся спиной на шершавую бетонную шубу стены школьного спортзала. Лицо Тани растаяло, и я увидел на его месте Анну. Я думал, что разозлюсь на себя за это, но продолжал лицезреть это сновидение наяву. Таня приподнялась на цыпочки, и её горячее дыхание обожгло мне губы.

– Я люблю тебя, – сказала она, и ожидание чего-то горячим приливом крови хлынуло мне в голову.

– Я люблю тебя, – повторил я за ней, как во сне, и ощутил на своих губах её мягкие губы.

Когда звук её шагов стих за поворотом, я лихорадочно вытянул сигарету из пачки, закурил и хрипло закашлялся. Налетевший порыв ледяного ветра с россыпью снежинок заставил меня слегка остынуть, и я ужаснулся от реальности происходящего. Только что я солгал, и эта ложь была самой глупой, самой мерзкой, самой жестокой и никому не нужной ложью в моей жизни. Я докурил, бросил искрящийся бумажный цилиндрик в сугроб и медленно пошёл домой.

– 4 -

Ослепляющий лазурью голубого неба, обдающий теплом весеннего солнца, пахнущий волнующим ароматом весны, звучащий щебетаньем птиц, день заставлял радоваться, и я ненавидел его за это. Таня повисла на моей руке и пыталась вогнать в меня весёлое настроение, но я пребывал в «абстракции», и поэтому лишь меланхолически кивал головой и скучно улыбался в такт её словам. Мне захотелось, чтобы она замолчала, исчезла, оставила меня в покое. Я думал об Анне, мои мысли были заняты лишь ею, и сердце взбунтовалось, когда в него попыталась проникнуть Таня. Мы подошли к широкому автомобильному мосту, по обоим бокам которого, за металлическими полосами ограды, бежали пешеходные дорожки. Слева был небольшой островок, который обнимала двумя рукавами нерадостная свинцовая река, медленно катившая свои волны меж берегов, усеянных пробивающейся травой, промышленной пеной да обломками веток, тихо кружившихся в медленном вальсе.

Я услышал голос, назвавший меня по имени. Голос был усталый, волнующийся, задыхающийся, наглый, зазывающий. Только один человек, один-единственный человек в мире мог иметь его. Это была та, кого я так любил и ненавидел – моя Анна. Но я не обернулся даже тогда, когда Таня посмотрела назад, пока Анна не поравнялась с нами, скинула Танину руку с моей руки и не заставила повернуться к себе лицом. Я устремил взгляд напускно пустых глаз сквозь неё и скривил губы в идиотской ухмылке. Анна схватила меня за руки, словно не замечая Тани, и ощутимо впилась ногтями в основание большого пальца, пытаясь импульсом боли привести меня в нормальное состояние.

– Слушай меня, и не перебивай, пока я не закончу. Я беременна от тебя. И не стану отрицать, что в тот вечер рассматривала тебя лишь как груду отменной плоти. Но после этого… после того, как ты ушёл, я проснулась утром, и похмелье резануло мне по коре полушарий лезвием боли, я почувствовала сожаление, что ты ушёл.

– Конечно, – с энтузиазмом кивнул я, – нет сомнений!

– Не перебивай меня! – её глаза были горячей нутра сверхновой, Анна сорвалась на крик. – У нас будет ребёнок, и ты мне нр…, о, Господи, нет! я люблю тебя! Дико, страстно, так же, как и ты меня, я знаю, ты сказал мне своим телом это в тот вечер.

Это выглядело довольно жутко, но ужасно потрясающе – семнадцатилетняя красавица с волосами цвета раскалённой меди выкрикивала на всю улицу слова, которые полагается шептать на ухо. Но на мосту не было прохожих, лишь несущиеся мимо стальные коробки четырёхколёсных экипажей да мы трое. Таня пребывала в глубоком шоке. Я дико расхохотался и инстинктивно потянулся к кармашку, где лежала заветная пачка сигарет. И мне показалось, что в глазах Анны блестят бусинки слёз. О, нет! Это мне лишь показалось. Едва я воткнул сигарету в зубы, как Анна быстро шагнула к перилам моста, перегнулась через них и упала с шестиметровой высоты плашмя в холодные объятья реки.

– 5 -

Я обалдело уставился туда, где она только что стояла, но плеск, произведённый её упавшим телом, взвёл меня, как пружину, и я, с перекошенным от страха за неё лицом, прыгнул вслед за нею. Неровная живая плоскость быстро приближалась, и я вошёл в твёрдую, как сталь, воду, хоть и под углом, но ногами. Туфли сначала смягчили удар, но сразу же начали мешать. Я скинул их, и они медленно, кругами, стали опускаться на дно. В воде было нестерпимо холодно и неприятно. Одежда липла к телу и мешала держаться на поверхности. Анна пошла на дно и была уже без сознания, откуда-то темной лентой сочилась кровь. Я схватил ее за волосы и погреб к берегу, но, подумав, ужаснулся, что буду делать с этим полумертвым телом на пустом берегу, и моя рука сама разжалась. Длинные пряди Анны целую мерзкую вечность скользили по моей ладони, умоляя схватить их. Наконец, ее тело начало тонуть. Из ее рта вырвался пузырь воздуха, и она безжизненными глазами посмотрела мне вслед. Я дико завопил, а из глаз брызнули горячие слезы. Выбившись из сил, я совладал с течением и выбрался на влажный крупный серый песок пляжа. Вода струилась по мне, а тело сотрясали рыдания. Сзади зашевелились кусты, и из них тенью возникла Таня. Я устремил глаза туда, где по поверхности расходились широкие круги. Она подошла ко мне сзади и вытерла мои слезы своими длинными по пояс волосами. Я застонал, вцепившись зубами в ногти, и оттолкнул ее.

– Ты любил ее? – холодно, сквозь сцепленные зубы спросила она.

– Да, – закричал я, – да, да, да!

– И ты ненавидишь меня? – на этот раз голос был тише и напоминал шипение кобры.

– Да, – заорал я, – тебя и весь этот мир!

И я вновь зарыдал. Без нее мир тускнел, гас, умолкал, терял краски, а жизнь – смысл.

Внезапно удар чудовищной силы опустился мне на темя. Я мгновенно потерял сознание, а Таня втащила меня за ноги в реку и положила лицом вниз так, чтобы оно скрылось под водой. Сквозь туман сознание пыталось вцепиться ноготками в реальность. Я понимал, что если сейчас немедленно не выну голову из воды, то умру. Яркий страх смерти охватил меня, но тело не поддалось, и я захлебнулся. Убедившись, что я не шевелюсь, Таня столкнула моё тело дальше в воду и, прижимая холодные подушечки пальцев к вискам от острого приступа головной боли, ушла.

– 6-

Я услышал голос, назвавший меня по имени… весенний полдень… автомобильный мост через реку… в которой я утонул… Таня, держащая меня за руку и…

Я резко обернулся и увидел Анну, бегущую ко мне. Копна её золотых волос трепетала на ветру. Она приблизилась ко мне и выхватила мою руку из руки Тани.

– Слушай меня внимательно, и не перебивай, пока я… – и она не смогла закончить фразу.

Я наклонился к ее лицу, прижал её тело за талию к себе и жарко, по-сумасшедшему, поцеловал её в губы. Она опешила, попятилась, я почувствовал, как ёё гибкое тело стало жёстким как металл. И она ударила меня по лицу, а затем ещё, и ещё и снова. Пылавшие болью нервы терзали мозг.

– Почему ты не скажешь то, что хотела?! – вскричал я и впился от злобы ногтями в ладони.

– Что? Что? – закричала Анна в ответ.

– Что ты беременна от меня, – сзади послышался приглушённый стон: это Таня, о, Боже, я совсем забыл о ней.

– Откуда ты… – прошептала Анна и широко открыла глаза, глаза, которые я любил больше, чем солнце.

– И ты не любишь меня! – продолжал я, взбешённый до той степени, когда телом руководят чувства, а не разум.– Ведь так? – хмель ярости кружил мне голову.

– Да, – кивнула она согласно и даже несколько удивлённо, словно я спросил её, можно ли через две точки провести прямую.

Я схватил её как-то неловко на руки и, как мешок, вывалил за перила моста. Послышался треск материи, её дикий вопль, и на моей щеке и шее появилось два длинных кровоподтека. Таня вскрикнула и схватила меня за локоть. Я оттолкнул её и прыгнул вслед за Анной. Я вошёл в воду почти вертикально, в полуметре рядом с ней. Над нашими головами медленно проплывал мост. Анна колотила локтями по воде, словно пытаясь на неё опереться. Она тонула, а я плыл рядом и ждал, пока она захлебнётся. Там, вверху, стояла Таня и расширенными от ужаса глазами следила за нашими барахтающимися в холодной апрельской воде телами. Анна протянула ко мне руку, но я увернулся, и она поймала лишь дряблые волны. С животной страстью, такой же, что завладела мною в тот вечер, я ждал её смерти и осыпал её проклятьями за ту боль, что принесла она мне. Силы Анны были уже на исходе, когда я повернулся и поплыл к берегу. В той тишине, что царила внизу, я услышал звук рвущихся на поверхности пузырей воздуха, которые увлекла за собой Анна на дно. Я выбрался на прибрежную косу и, чавкая водой в набухшей обуви, помчался в город, чтобы окунуться в суету, и смещаться с толпой.

– 7-

Фонарный столб у остановки давал немного света. Мимо, громыхая и позвякивая, пронёсся одинокий трамвай. Я допил остатки прозрачной жидкости на дне бутылки и кинул её в урну. Бутылка треснула по надписи «Водка». Апрельская ночь была холодна и ясна. Маслянисто-желтый рожок месяца прятался за паутиной ветвей. Я услышал за спиной звук шагов и обернулся. И столкнулся лицом к лицу с Таней. Её взгляд был жестким, а голос – сухим.

– Что ты сделал? – спросила она меня и влепила мне пощёчину. – Зачем ты поцеловал её? – и она ударила меня снова. – Это правда, что у неё должен был быть от тебя ребёнок? Не молчи, сволочь, отвечай!

Я вспомнил те несколько мгновений, когда наши с Анной губы вновь сомкнулись в поцелуе. Я вспомнил тот взмах её руки, когда она попыталась схватиться за меня. А как умоляли её глаза! О, Боже, я не вынесу. Зачем мне теперь жить? Я повалился на колени перед Таней.

– Прости меня милая,– я обнял ее ноги руками.

– Встань, ужаснулась она и потащила меня наверх за плечи,– ты пьян!-она брезгливо оттолкнула меня и пошла вверх по улице. Я некоторое время стоял на месте, а затем кинулся за ней вдогонку.

– Я все объясню, – закричал я.

– Уйди, – ответила она, – я не желаю тебя слушать.

– Прости, прости меня и выслушай,– взмолился я.

– Уйди от меня, – закричала она в ответ. Из её глаз потекли слезы. – Ты подонок, мразь я ненавижу тебя.

– Стой, наконец! – заорал я, уже разозлившись.

Она утёрла слезы кулаком, закрыла уши руками и отвернулась от меня. Я подлетел к ней, грубо схватил ее за запястья и стал выплёвывать слова ей прямо в лицо.

– Я не виноват. Это всё она,– со злостью заговорил я, чеканя каждое слово.

– А-а-тпусти меня,– сорвалась она на крик и вытолкнула меня прямо на дорогу…

…Под колёса огромного "КамАЗа". Я оступился, сел на пыльный асфальт, больно ударившись копчиком, и в этот же момент шеститонная машина разметала ошмётки моего черепа по дороге. Фонтаном брызжущая кровь залила мостовую.

– 8-

Воздух тонко свистел в ушах. Я моргнул прежде, чем сообразил, что очень быстро куда-то падаю. В волны… в полуметре от Анны…

Я ушел на три-четыре фуга под воду с головой и быстро всплыл на поверхность. Анна колотила по воде руками, словно пытаясь на неё опереться.

– Хватай меня, быстро, – закричал я ей.

– Что? – ответила она и вновь скрылась под водой.

– Немедленно хватай меня, – закричал я опять. Она схватила меня обеими руками за пояс и чуть не потопила нас обоих. Совладав с течением, я погрёб к берегу. Плыть было тяжело, холодная вода казалась густой, как воск. Я почти не мог шевелить ногами, так как мне мешала Анна. Я с трудом поднимал руки из-под воды, бицепсы рвущей усталой болью тянули меня на дно. До берега оставалось около полусотни метров.

– Я-ха-я не могу, – задыхаясь, закричал я Анне через плечо.

– Не бросай меня, – с ужасом в голосе прокричала Анна, отплёвывая воду и собственные волосы, попавшие ей в рот.

– Ни за что, -ответил я,– я люблю тебя больше жизни.

Внезапно сквозь весь абсурд происходящего из глубин здравого смысла пробился смех. Я не нашёл больше места, чтобы признаться ей в любви, как лишь на шаткой границе жизни и смерти, под мостом, в холодной грязной воде, в этом проклятом месяце апреле.

Плоскость реки плясала передо мной уже почти на уровне глаз. С каждым так тяжело пройденным метром, что мы приближались к берегу, моё тело погружалось всё больше и больше. Я знал, что могу сейчас резко ударить её ногами, вырваться из её объятий и устремиться к берегу – на это мне ещё хватит сил. Но мне хватало уже её двух смертей, и я не хотел третьей.

– Алекс,– крикнула мне она, чувствуя, что я теряю силы, – я… я люблю тебя.

Я встрепенулся и со злостью и удвоенной силой заколотил руками. Я хотел, чтобы она повторила это на берегу… или извинилась и ответила за свои слова.

Но силы угасали, и я вновь ощутил уже ставший привычным запах смерти… и неимоверную, дикую, ни с чем не сравнимую ярость за то, что не смог спасти Анну и за то, что она слишком поздно сказала эти три слова. Я в последний раз взмахнул рукой и, обессиленный, сдался. Перед тем, как наши тела скрылись под водой, я глубоко вдохнул и повернулся в объятьях Анны. Когда мы в танце смерти опускались на дно, я одним движением прильнул к её губам и вдохнул в её легкие немного воздуха. На мгновенье, лишь на мгновенье в ее глазах мелькнула жизнь, и она чуть-чуть ответила губами на мой поцелуй.

– 9 -

Острый импульс боли привёл меня в чувство. Я удивлённо посмотрел на свои ладони, где алели следы от острых Аниных ногтей… и кинулся бежать. Я бежал через мост, сквозь аллею высоких тополей, по шуршащему серому песку дорожки, к своему дому, бежал, как загнанный дикий зверь, за которым гонится свора гончих. Я слышал за собой явно отстающую погоню, и вот, наконец, они потеряли меня из виду. Я вбежал по бетонным ступенькам в свой подъезд.

Несносный всплеск воды от упавшего тела Анны… ее волосы, скользящие по моей руке… удар по затылку… смерть.

Я вываливаю Анну за перила… ее бешенный умоляющий взгляд… протянутая рука… холодный вечер… быстро приближающийся бампер шеститонного грузовика… смерть.

Она хватает меня за пояс… густая, как воск, вода… я люблю тебя… наш последний поцелуй… смерть.

И опять, и вновь: мост, одиннадцатое апреля, речной ветер, разбивающий отражающийся в волнах реки диск солнца в кусочки, Таня, держащая меня за руку и Анна, умирающая опять и опять. Но воскресает не она, а я, воскресаю, чтобы снова стать причиной ее смерти, а время неумолимо катится вспять. Сколько часов прошло с тех пор, как она первый раз умерла – пять? десять? Кто истязает меня, кто так жестоко меня испытывает? смеется? издевается? Паника владеет мною. Нет, я бегу не домой. С огромной скоростью я проношусь мимо дверей своей квартиры и устремляюсь вверх, на крышу, к небу, ясному голубому весеннему небу.

Старая деревянная дверь легко поддалась. Отсюда, с крыши, было видно далеко. До самого горизонта тянулись коробки жилых зданий, магазины, офисы, перемежаясь прямыми углами улиц и пятнами скверов. Я подошел к краю крыши и посмотрел вниз. Там копошились мелкие фигурки малышей, скрипели железные качели, на лавочках, стоящих параллельно пешеходной дорожке, пенсионеры играли в шахматы, где-то, невидимые глазу, весело визжали девчонки. Мир жил без меня, и мое отсутствие не разрушило бы его. Во двор вбежала Анна, а следом за ней с небольшим опозданием Таня. Анна почувствовала меня каким-то невероятным чутьем и подняла глаза к небу. Я не слышал, как она вскрикнула, но видел ее широко раскрывшийся рот и то, как она бросилась к подъезду. Наверное, жутко выглядела моя отчаявшаяся фигурка высоко на краю крыши. Я слегка согнул ноги в коленях, а затем резко распрямил их. Я как бы нырнул, попытавшись сориентировать свою голову вниз так, чтобы вся тяжесть тела обрушилась на мою шею, и гравитация сделала свое дело.

Больше всего на свете я не хотел, чтобы из окна выглянула моя мать…

… И гравитация сделала свое дело.