Текст книги "Быть войне! Русы против гуннов"
Автор книги: Максим Кисляков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Йошт озадаченно рассматривает в руке блестящую серебристой чешуей рыбу, ее губы беззвучно шлепают, тельце изгибается, изо всех сил старается выскользнуть. Что с ней делать? Есть сырой? Подумал венед и тут же сморщился. Но и приготовить никак – огня-то все равно нет. Из груди венеда вырвался обреченный вздох, он уставился в немигающий рыбий глаз.
– Эй, ты чего делаешь, ворюга!?
Йошт вздрогнул, голова дернулась в сторону окрика, глаза тут же споткнулись о белокурого паренька на берегу. Мощный торс скрывает потрепанная, в пятнах жира и копоти льняная рубаха. Венед хмыкнул – его окликнул тот самый кузнец-недотепа с веси. Однако сейчас он совсем не казался неуклюжим отроком. Глаза грозно сверкают, даже плечи показались шире, чем тогда, в кузнице. В руках палка, на конце торчат два крепких сучка, словно навершие шестопера. Глаза зло смотрят на Йошта. Тот лишь нервно сглотнул, но поникшего на жаре карася не бросил.
– Это моя лодка, моя сеть, моя рыба! Брось рыбу немедленно и проваливай отсюда!
Йошт даже не сдвинулся с места, лишь уставился на белокурого паренька, что вдруг назвал себя хозяином всего-всего.
– Ты что, не понял?!
Внезапно Йошт с силой дернул за веревку, соединяющую лодку с берегом. Та не поддалась, лишь натянулась. Венед дернул еще раз, послышался треск, матерчатый жгут описал замысловатую дугу и плюхнулся в воду. Карпенец тут же рухнул на дно плоскодонки, ойкнул – затылок врезался в ребро лодки.
Течение медленно несет плоскодонку. Раздался свист, воздух рассекает пущенный юным кузнецом камень, он с силой бухнулся в деревянный борт. Йошт осторожно высунул голову из-за края лодки. Белокурый стрелок на берегу проворно тащит одну из сушившихся на берегу лодок, за ней тянется след взрытого песка. При этом паренек не забывает бросать в медленно удаляющегося Йошта камешки. Второй камень пролетел мимо, плюхнулся в воду. Йошт ругнулся, опустился на дно лодки, но скрыться за бортом не успел – третий снаряд больно врезался в плечо. Йошт скривился от боли, сильно прижался к краю – чтоб меткая гадина в следующий раз промазала. Но, видно, перестарался – плоская лодочка сильно накренилась, но устояла. Венед схватился за противоположный край и что есть мочи надавил. Лодка вновь сильно качнулась и тут же содрогнулась от мощного удара. Деревянное дно выскользнуло из-под ног Йошта. Уже в полете он увидел фигуру белокурого паренька, возвышающегося с дубинкой из лодки, нос посудины в трещинах, на сколах проступила свежая древесина. Раздался плеск, брызги струями полетели во все стороны.
– Ага, попался! Ну теперь не уйдешь! Щас я тебя проучу! – ликующе воскликнул белокурый, дубинка выжидающе постукивает в ладонь.
Молодой кузнец смотрит на качающуюся на образовавшихся волнах опрокинутую лодку вверх дном. Глаза искали горе-татя, что давно уже бултыхнулся в воду, но так и не выплывает. Взгляд забегал по взволнованной воде, но вскоре на глаза попалось барахтающееся тело, руки выскакивают из воды, хватают за край лодки, но тут же соскальзывают, буруны и крупные пузыри сбиваются в пену и разбегаются по воде в разные стороны.
– Утопнет ведь еще ненароком, – пробурчал парень. – Ну, точно утопнет. Э-эх, ответ потом держи…
Белокурый паренек выругался, бросил дубинку и, не раздеваясь, плюхнулся в реку.
Йошт отчаянно бьется, будто попавшая в сети птица, запутался в сетях, воздух в легких сгорает, удушье цепкими лапами начинает давить горло. Леденящий ужас полоснул живот, венед страшно выпучил глаза и забил руками во все стороны, обреченный крик сорвался с губ.
Вдруг его кто-то грубо дернул и потянул вверх. Йошт хотел было сопротивляться, но сил почти не осталось. Сознание затуманилось. Перед глазами кружат разноцветные огоньки. Но вскоре глаза больно резануло светом. Йошт закашлялся. Его кто-то больно хлестанул несколько раз по щеке, щеку будто ожгло кипятком. Карпенец с усилием поднял отяжелевшие веки, глаза тут же больно защипало. Перед ним возвышается расплывчатая фигура, свет струится по ее очертаниям. Йошт медленно выдохнул, разлепил губы, чтобы поприветствовать духов, пришедших за ним. Но те заговорили вполне человеческим голосом:
– Ну что, тать недобитый, очухался? – сердито спросил белокурый.
Йошт удивился: неужель на небе прознали, что он сотворил? Плохо дело, пронеслось в голове венеда, значит будут люто карать… Он попытался сказать что-то в оправдание, но лишь еще раз зашелся кашлем. И тут же щеку ожгло болью – светящаяся фигура опять залепила ему пару пощечин.
Йошт попытался отмахнуться, пальцы врезались во что-то мягкое, венед снова махнул рукой, но на этот раз удар вышел как-то вяло и дух без труда ухватил за запястье и проворно скрутил, резкая боль пронзила плечо и шею. Йошт вскрикнул, попытался вывернуться, но боль с двойной силой навалилась на спину, шею и плечи. Молодой карпенец уткнулся в песок и бессильно застонал.
– Ты что, гад, делаешь? – зло прохрипел дух, одной рукой он заломил венеду руку, а второй потирает полыхавшую зверским огнем скулу. Сквозь пальцы проступает кровоточащая царапина.
«Ого, дух, а кровянка как у человека», – отметил Йошт с удивлением.
– Ну гадина рыжая, держись! – грозно бросило неведомое мелкое божество и с удвоенной силой навалилось на венеда. Тот натужно захрипел. – Я тебе покажу, как своими корявками размахивать.
Йошт из последних сил дернулся, и держащая его рука соскользнула. Венед попытался вскочить, но голова пошла кругом, и он повалился на четвереньки, походя успел лягнуть обидчика в нижнюю челюсть.
Белокурый паренек аж ахнул, повалился на бок, но тут же вскочил, ухватил улепетывающего на четвереньках Йошта за ногу и завалил, в небо взметнулись мириады песчинок. Венед отчаянно отбрыкивается, дергает ногами, но паренек, как клещ, вцепился в него и не отпускает, старается притянуть к себе, чтобы наградить тумаком.
Йошт больно треснулся головой о неудачно подвернувшийся камень, искры сыпанули из глаз, он наугад машет руками, несколько раз кулак встретил что-то мягкое, в ответ слышалось чертыханье и айканье. В руки венеду попалась какая-то палка, он без раздумий перехватил ее покрепче и стал размахивать в разные стороны.
Послышалось шипение. Белобрысый паренек вскочил будто ужаленный и тут же повалился на задницу, но скрученного пленника не высвободил. Йошт удивленно посмотрел на него, молодой кузнец ошалелыми глазами смотрит на его руку и почему-то отстраняется. Венед перевел взгляд на руку с чудо-палкой.
По берегу пронесся вопль. Йошт увидел прямо перед собой раскрытую змеиную пасть, она злобно шипит, жуткие острые зубы готовы вонзиться в плоть.
Внезапно Йошт освободил заломленную к груди руку, резко вскинул, в руке зашипела змея. Йошт заверещал, гадюка зашипела громче, клацнула зубами возле самого лица. Йошт подскочил, раскрутил за хвост зверюгу и бросил что было сил подальше в реку аспида.
Оба сидят на песке молча, громко дышат, отплевываются, щупают синяки и шишки. Белобрысый что-то бормочет невнятное, косится то на Йошта, то в сторону колоды, откуда минутой раньше выпрыгнула га-дюка.
Йошт осторожно щупает нос, смотрит на пальцы, насупившись, бережно трет ушибленные места. Покосился на беловолосого парня.
– Тебя как звать?
– Борятой кличут, – пробормотал молодой кузнец.
– Дурак ты, Борята… В мирных людей камнями бросаешься, топишь, потом руки еще выкручиваешь, – Йошт кивнул в сторону валяющейся дубинки. – Вон и башку готов проломить…
– Это как же ни за что ни про что? – недоуменно воскликнул Борята. – А как же лодка, рыба, сеть моя, наконец? Почто чужое цапаешь?!
– А, ну тебя…
Венед поднялся, но кровь пудовым молотом ударяет в голову. Йошт охнул и повалился на землю. Он мотнул головой, встал на четвереньки и пополз к реке. Чертыхаясь, он принялся умываться, речная вода отчего-то показалась теплой, потом очень холодной, будто и не вода вовсе, а кусок льда скользит по лицу. Пальцы начали дрожать.
– Эй, тебя чего шатает из стороны в сторону?
Йошт медленно обернулся. Борята вновь кажется склоненной фигурой какого-то духа.
– Я ж не сильно-то тебя вроде, так, проучить…
– Не сильно вроде, проучить… – пытаясь передразнить, проговорил заплетающимся языком Йошт. – Ты на руки свои глянь, такими кулачищами зашибешь и не заметишь.
Йошт пошатнулся, угодил рукой в обжигающую воду, едва сдержал равновесие. Вода из прозрачно синей медленно превращается в зеленую болотную, затем краснеет, потом опять становится небесной голубой. Йошт мотнул головой, вновь чуть не упал.
– Э-э, да ты горишь весь, – пробормотал белокурый паренек, его голос показался слишком громким, таким, что закладывает уши.
Йошт подрагивающей рукой потрогал лоб, но ничего не почувствовал.
– Да тебя змеюка укусила! Смотри! – вдруг громко воскликнул белокурый, Йошт аж сморщился, голос больно ударил по голове, точно большая палка с высоты птичьего полета брякнулась на макушку.
– Где?
– Да вот же, на руке.
Йошт посмотрел на ладонь, которая недавно сжимала гадюку, взгляд скользнул ниже, кожа почему-то то темнела, то светлела. И точно, возле запястья краснели две аккуратненькие дырочки. Венед бы их и не заметил, если бы этот увалень Борята не показал.
– Точно, – с трудом произнес Йошт. – Видно, когда я ее… того…
Вдруг ужас ледяной лапой ухватил за самое сердце, лицо сделалось белее мела, рыжеволосый карпенец с широко раскрытыми от испуга глазами смотрит то на руку, то на Боряту. Тот что-то ему говорит, но Йошт ничего не слышит, перед глазами все плывет, только две ранки-точки горят кроваво-красным.
Внезапно перед глазами ярко вспыхнули разноцветные огоньки, потом угасли, перед взором лишь жуткая чернота. Все тело ожгло что-то мокрое, будто он угодил в котел с кипящей водой.
Йошт изо всех сил старается подняться, но на тело обрушилась такая ломота и слабость, что и пальцем не пошевелить. Он огляделся – кругом черно и тихо, как под землей. Йошт нервно сглотнул. «Может, я уже и вправду того, – с ужасом подумал он, – так вот она какая смерть».
Йошт почувствовал, как куда-то бежит, испуганно озирается по сторонам, спотыкается, но ничего не видит, пытается что-то крикнуть, но голос теряется в пустоте, затем ноги его подкосились и, несмотря на все усилия удержать равновесие, Йошт упал, больно треснулся головой.
Потом перед глазами блеснул свет, стал приближаться, и теперь Йошт отчетливо мог разобрать человека в богатом княжеском одеянии посреди поляны, залитой светом, рука князя крепко сжимает золотой посох-наконечник в виде топора, а один конец плавно переходит в морду какого-то невиданного зверя. Сбоку у испещренного священными орнаментами кушака висит изумительный, тончайшей работы древний меч.
Позади него полукругом стоят волхвы и воины, некоторые бриты наголо, лишь с макушки свисает длинный оселедец. Посреди просторной поляны горит огромный каменный очаг, пламя поднимается до небес, языки пламени облизывают огромную глыбу из золота. Внимательно присмотревшись к ней, Йошт ахнул: это исполинская статуя женщины из чистого золота, вместо рук расправленные в стороны лебединые крылья. Лицо оживает, глаза горят странным свечением. Йошт встретился с ней взглядом, он почувствовал одновременно страх и небывалый восторг, прилив сил – дай в руки подкову, сожму и завяжу в узел…
Боль огромным валуном обрушилась на голову. Йошт скривился, пытаясь отгородиться, но боль нарастает, накрывает гигантской волной. Он закричал. Видение меркнет, тает, как льдинка на теплой ладошке. Вновь упала чернота. Перед глазами лишь стоит князь с посохом, жертвенный огонь и лицо лебединокрылого идола.
8
Солнце больно резануло глаза. Даже сквозь закрытые веки проникает и царапает. Йошт сморщился, голова все еще гудит, горло першит. Он потихоньку поднимает веки, свет жалит еще сильнее, из глаз брызнули слезы.
Постепенно пелена перед глазами спадает, и Йошт видит перед собой два лица: одно изборождено морщинами, с бородой, длинные седые волосы перехвачены кожаной повязкой, глаза ясные, но смотрят строго, с укором. Что-то шлепает губами, но что говорит, не слышно – слова тонут в пространстве.
– …Давай, Борята, прикладывай, прикладывай, – наконец-то отчетливо услышал Йошт слова в ослепляющем свете размазанного лица с белой бородой, оно указывает кому-то на него. – Осторожно! Пальцы не заляпай!
Йошт ощутил сильное жжение, застонал, такое чувство, что кожу лица сильно тянут в разные стороны, кажется, слышен треск кожи.
– О! Очнулся вроде, – произнесло другое лицо с соломенными волосами. – Глянь, и вправду действует!
– Ну, здрав будь! – ласково сказал седобородый и приложил ладонь прямо на глаза. – Возвращайся к свету! Пора!…
Поначалу ладонь приятно холодит лоб, нос и щеки, но потом свет постепенно растворяется в глазах, меркнет. Йошта будто кто-то сильно тянет за ноги обратно в черноту. Вновь острая боль огромным молотом бьет в голову, пульс с силой отдается в висках, можно услышать скрежет перемещающейся в жилах крови.
Йошт провалился в темноту, пытается закричать, но крик теряется в оглушающей пустоте, он лишь, как рыба, шлепает ртом, глаза страшно выпучивает.
Потом свет вновь резко колет глаза, проникает за плотно закрытые веки, режет зрачки, слезы стекают крупными каплями.
Перед Йоштом опять склонилось молодое лицо, теперь Йошт мог более отчетливо его распознать, очень знакомое лицо – белокурые волосы, голубые глаза, морщинистый лоб. Ага, вспомнил Йошт, это тот молодчик, с которым он сцепился на пристани из-за лодки.
– Ну вот, думал, все уже – не успею, – произнес белокурый паренек и кивнул в сторону старца. – Но смотри ты, выжил! Видать, сильный, да?
– Ну телом он слаб, а вот духом силен, ничего не скажешь.
Йошт старается что-то ответить, но слова теряются в горле, он лишь облизывает пересохшие губы и смотрит то на одного, то на другого.
– А разве с болячкой может справиться не тело, а дух? – изумленно спрашивает белокурый у старца. – Я думал, только сильное тело хвори не берут. Как говорится, в теле сила и дух… тело в силе и душе… Сила в… Да как же там правильно?
– В здоровом теле – здоровый дух, Борята, – поправляет старец, лоб морщит, лицо сосредоточенное. – Так-то оно так, только не все решает плоть крепкая. Да и хвори разные бывают, не все и распознать можно. Держи повязку, вяжи рану покрепче, да не так сильно – рука окоченеет.
– Так почему же не все решает сила? – вопрошает белокурый Борята.
– Потому, что часто дух сильнее тела… Не раз в жизни случается, когда тело бессильно, на помощь приходит сила иная – духовная.
– И у тебя так случалось?
– И у меня так случалось, – ответил старец, Йошт шлепает губами, силится что-то сказать, аж покраснел. – Боюсь, что и у тебя так, Борята, будет, и не раз. Так что мотай на ус и дух крепи.
– А как это?
– Делами благими да словом добрым. С богами чаще общайся, требы подноси, славь их. Оттого и дух твой будет крепче, чем гранит горный, и хворь не возьмет никакая. Вон, смотри, спаситель твой сказать чего-то хочет.
– Где… где я? – наконец вымолвил Йошт.
– Ты в моем доме, – ответил старец. – Но главное – в безопасности! А меня Веславом можно звать, я здешний волхв, ну и знахарь, куда ж без этого. А ты у нас кто таков?
– Ты настоящий волхв? – вместо ответа спросил еще слабым голосом рыжеволосый паренек. Белокурый вдруг захохотал, аж голову закинул.
Веслав озадаченно чешет затылок – все верно, служить богам не значит еще, что истину за хвост поймал. Ай да мудрый малый! Волхв довольно закивал:
– А ты что же, никогда волхвов не видел?
– Издалека только, всяк у нас знает – превратить в червя или обратить в пыль им ничего не стоит… они ж волшебники! Горами могут шевелить и реки двигать вспять!
Белокурый паренек засмеялся еще громче, охнул, схватился за живот. Рыжеволосый покосился на него:
– Чего это он?
– Да так, смешинка залетела, – уклончиво ответил Веслав. – Так ты не сказал, кто ты и откуда…
– Я Йошт… Йошт из Карпени, – отвечает сиплым голосом Йошт. – Что… что со мной было?
– Да гадюка тебя цапнула, там, на пристани, помнишь? – весело произнес белокурый паренек.
– Помню… как же, забудешь такое, – пробурчал Йошт, попытался привстать на локтях, поморщился, боль и ломота еще окончательно не отпустили, и он обессиленно бухнулся на перину. – Сколько я уже здесь?
– Третий день.
– Ого! – восклицает Йошт и вновь пытается встать, но безуспешно.
– Ну будет тебе, слаб ты еще, – добродушно говорит волхв Веслав. – Ты у самой черты стоял, еще бы чуть – и отправился бы к пращурам. Но сдюжил, не без нашей помощи, конечно. Зато благое деяние совершил – себя не пожалел, друга защитил.
– Да не друг он мне…
– Раз жизнь мне спас – значит, друг, – весело говорит белокурый паренек. – И вообще, я твой должник.
– Должник, Борята, недоброе слово, – укоризненно говорит волхв. – Должник от слова «долг», а долг возвращается чаще кровью. Тот, кто жизнь спас, другому становится больше чем просто другом – он твой кровник, уразумел?
– Вроде… – неуверенно отвечает Борята. – И что теперь?
– Ну теперь вы словно скреплены между собою, связаны. Глазом не приметно, а связь есть. – Волхв многозначительно держит палец кверху. – Поверье есть: кто жизнь спас человеку, тот вроде как ответствует в будущем за него. Так Покон глаголет!
– Ничего себе! И что же… теперь я за этим… этим бугаем теперь должен… ходить по пятам и былинку каждую сдувать, так, что ль?
– Ну почему же? Просто если кто в беду из вас попадет, выручить – дело чести. Это, как говорится, и в радости и в горе. Так вообще всем людям жить до́лжно – и радоваться вместе, и беду всем родом пересиливать. Такое любо богам нашим.
Волхв нарочито громко произнес последнюю фразу уже у самой двери, потом отворил деревянную дверь и, опомнившись, добавил:
– Ему побольше питья надо, можно немного теплого меда. И отдых, сон вообще лучший боец с хворью… Я опосля, к вечеру, приду.
Дверь скрипнула и захлопнулась за волхвом.
– И в радости и в горе… – недовольно пробурчал Йошт. – Тоже мне, кровничек.
– Ну чего ты все время злишься и зубоскалишь? Между прочим, это ты мою лодку хотел угнать. Забыл?
– Да вернул бы я тебе эту лодку…
– Это как же? По течению пустил бы обратно?
– Мне бы за караваном поспеть. Я тогда по реке быстро бы их нагнал… а теперь что же? И все из-за тебя, дружок-кровничек.
– Вот те раз! – Белокурый паренек выпрямился, подбоченился. – Выходит, Борята еще и виноват остался!
– Да ну тебя… – отмахнулся Йошт.
Сын кузнеца стоит, переминается с ноги на ногу, видно, хочет помочь выздороветь новоиспеченному другу, ну хотя бы подбодрить, но рыжеволосый юнец отвернулся к стене, молчит.
– Ладно, пойду я, и так сбежал, а отец, наверное, уже с полей возвернулся, – вздыхает Борята, щупает рваную у ворота рубаху. – Ох, и попадет мне за подранную рубаху.
Новенькие онучи бойко простучали по половицам, скрипнула дверь.
Йошт, кряхтя, привстал на локтях. В открытое окошко волхвовской избы увидел, как стоит Борята, опустив голову, рядом брат что-то говорит, горячо жестикулирует, вышел отец Боряты, лицо суровое, на всю правую щеку большой шрам от ожога, недовольно покачивает головой. Борята достает из-за пазухи нанизанные на ивовые прутья толстые рыбы, робко протягивает отцу, он лишь обреченно махнул рукой, развернулся и исчез в избе. Борята вздыхает, брат наградил затрещиной.
Дальше Йошту смотреть не хотелось, он бухнулся на кровать, вдыхает, в который раз сожалея об упущенном по глупости караване и своих вещах: отцовский нож с костяной ручкой, которую украшают черты и резы. А еще рубаха из овечьей шерсти, расписанная красными солнцами. Отец перед самым походом наставлял беречь и надевать только в дни праздников, говорил – рубаха не простая, а оберег семейный. Жена умоляла надеть под кольчугу как исподнюю, но отец был непреклонен, сказал, как отрезал – детям она будет нужнее.
– Эх, жаль тятькиных подарков, – сокрушенно пробормотал Йошт.
9
Местный кузнец Вакора с прищуром рассматривает еще теплую заготовку. Взгляд медленно скользит по кромке, мозолистые пальцы спускаются от кончика до рукояти по кровотоку. Кузнец недовольно цокнул, бросил неудавшийся клинок в тигель. Железо бухнулось на раскаленные угли, разметало искры в разные стороны, внутри зло зашипело. Борята отпрянул от очага, сноп искр больно ужалил руку.
– Ну, чего стоишь? – рявкнул на сына кузнец. – На мехи налегай!
Борята не стал дожидаться отцовской затрещины, с готовностью подскочил к мехам, руки наваливаются на потертые до блеска ручки, на плечах и шее вздулись жилы. В тигле грозно зашумело, пламя вырывается наружу, угли щелкают как орехи, заготовка мгновенно раскалилась, белое каление неровно пробежало по клинку.
– Да не так сильно! Плавно, плавно налегай, бездарь! Сожжешь металл!
Борята надул щеки, как индюк, давит на мехи не так сильно, считает про себя – раз, и два, и три, и… вроде так учил отец? Но пламя не слушается – рвется наружу, несколько углей как нарочно выпрыгнули из очага, с шипением бухнулись на вытоптанный грунт.
Вакора сплюнул себе под ноги, грубо оттолкнул Бора от мехов.
– И в кого ты такой?.. – процедил он сквозь зубы. – Сколько учу, а дела не знаешь, в глаза людям уж стыдно смотреть! Будто и не мой сын вовсе!
Неумеха-сын поймал лютый взгляд отца, в его глазах зловеще пляшет пламя, Борята съежился – огромный ожог на пол-лица налился кровью. Говорят, это отметина самого Сварога – Бога-творца, властителя Небесной Кузни. И как в это не поверить, ведь изделиям Вакора нет равных в округе…
Борята виновато опустил голову, глядит исподлобья на отцовские руки. Мехи ровным гудением отзываются на его движения, языки пламени послушно спрятались в очаге, лишь раскалились угли. Будущий клинок занялся ровным алым цветом.
«Я ж правильно делал, почему у меня так же не выходит? – с обидой подумал Бор. – Может, и вправду руки у меня не оттуда растут?..»
Заскрипела ограда, сонно затявкала соседская собака. Бор обернулся. В воротах стоит высокий человек в волчьей душегрейке мехом наружу, в поношенных кожаных штанах, на ногах растоптанные онучи, одна рука устроилась на рукояти кривого меча, другая заткнута за пояс.
– Здрав будь, кузнец! – громко поприветствовал он и шагнул вперед. Вакора медленно повернулся, недовольно окинул взглядом незваного гостя. Рука по-прежнему сжимает ручку мехов, те размеренно сопят, дышат в очаг.
– И вам мир, – медленно кивнул кузнец, не отрывая взгляда от незнакомца. – С чем пожаловали?
Через ограду ловко перемахнул еще один, голый торс бугрится ровными кубиками мышц, солнце блестит на бритой голове, на ременной петле грозно покачивается секира, из онучи торчит засапожный нож.
– С миром, батя, с миром, – излишне доброжелательно бросил он. Борята в его голосе почувствовал издевку, отступил на шаг.
В это же мгновение через жердь забора перемахнул еще один детина – ростом ниже первых двух, но в плечах шире. Голый по пояс, лишь поверх накинут испещренный латками потертый плащ, за спиной болтается двуручник, на левой груди огромные рубцы – будто медвежья лапа прошлась, – лицо суровое. Он вперился взглядом в Бора, рифленые желваки заходили ходуном.
– Смотри, не этот? – пробасил коренастый в плаще.
Лысый окинул взглядом Боряту с ног до головы.
– Что-то он в плечах широковат, да и башка белая, как пучок соломы, а тот худой и рыжий вроде бы…
– Точно?
– Кажися, да…
Борята насупился – кто такие, кого ищут? Он коротко посмотрел на отца. Вакора оставил мехи, выпрямился, широкая грудь играет мышцами.
– Так чего вам нужно? – спросил кузнец, в мощном голосе послышались стальные нотки.
Человек в кожаной душегрейке шагнул к нему:
– Ты, кузнец, мечи делаешь, копья, стрелы справляешь?
– И мечи делаю, и стрелы, и топоры…
– Продай пару клинков, – предложил пришелец, а сам косится на Боряту. – Цену хорошую дадим…
– Нету на продажу.
Молодчик в душегрейке ухмыльнулся, ткнул пальцем в сторону близстоящей пристройки, там лежит скрученное в несколько слоев холщовое полотно, из него торчит дюжина рукоятей.
– А это что же? – с издевкой в голосе вопрошает незнакомец, Борята приметил – рука не отпускает меча, сжимает сильнее.
– Это княжий заказ – а на продажу нету!
Лысый уверенно зашагал к лежащей на земле тряпице с княжьим заказом.
– Будет тебе, кузнец, – процедил парень в волчьей душегрейке. – Говорю, цену дадим хорошую, а не захочешь – так отдашь!
Он потянул медленно из ножен кривой клинок. Ощерил желтые зубы, лезвие застыло на середине.
– Не бывать тому! – грозно бросил Вакора. Тут же рявкнул на лысого, что по-хозяйски берет мечи, щупает, проверяет остроту. – Не тронь! Положи где взял!
– Эй, глянь! А мечишки-то что надо! – не обратил внимания на реплику кузнеца бритоголовый верзила. – Давненько не встречал такой работы.
Он бросил меч в сторону коренастого детины в плаще, клинок зашипел, блестящей дугой рассекая воздух. Он ловко перехватил за рукоять, выставил на вытянутой руке, взгляд оценивающе пробежал от перекрестья до кончика, несколько раз подбросил, одобрительно покачал головой.
– Берем! – радостно воскликнул он. – Все берем!
Вакора вспыхнул:
– Немедля верни на место! А то хуже будет!..
И дернулся было к наглецу, но тут же замер – кончик ятагана уперся в грудь Вакоры.
– Не дури, старик! – прошипел молодчик в волчьей душегрейке. – Тебе ж сказано было – продай или так возьмем… Теперь это наши трофеи. Эй, Саман! И этого белобрысого захвати.
Саман – коренастый в поношенном плаще – злобно ощерился, не выпуская меча, привычным движением высвободил из ременной петли секиру и твердым шагом направился в Бору. Обе руки вздулись мышцами от тяжести оружия.
Борята затравленно озирается по сторонам, все трое разбойников обступают со всех сторон, в руках хищно блестят клинки, а за спиной лишь деревянная стена овина да раскаленный тигель. Не уйти.
– Дык нам нужен худой и рыжий, а ентот… – пророкотал Саман, глядя Боряте прямо в глаза. – Не он вроде. Не напутать бы чего…
– Не боись! – осклабился детина в волчьей душегрейке. – Узкоглазые разберутся, он или нет. А ежели не он… ну что ж, и собакам ихним корм нужен.
Саман скривил губы в усмешке. Вакора при этих словах почернел лицом, грудные мышцы устрашающе вздулись.
– Убирайтесь отсюда, покуда шкуру вашу собачью не попортил! – угрожающе процедил кузнец. – Не будите лиха, покуда оно тихо.
Разбойники переглянулись, через мгновение воздух содрогнулся от хохота. Борята побледнел лицом, перед глазами заплясали красные круги, вокруг все почернело, можно лишь различить содрогающиеся от смеха разбойничьи лица. Во рту сделалось солоно, губы свело от боли.
Хохот внезапно оборвался. Борята метнулся к тиглю, схватил пригоршню раскаленных углей и бросил их в лицо Саману. Странно, но рука даже жара не ощутила. Воздух наполнился жженой шерстью и кожей. Бугай в плаще дико заорал, ладони прижал к обожженному лицу, рухнул на колени, секира и меч бестолково бряцнули на землю.
Вакора маятником отклонился от острия ятагана, кулак бесшумно рассек воздух и обрушился в висок вожака шайки, хрустнуло, он бухнулся на землю, попытался встать, но тут же упал на колени, его вырвало, тело осело тряпичной куклой.
Кузнец ловко перехватил на лету сталь восточных мастеров, парировал удар бритоголового верзилы, отскочил в сторону, собственноручно изготовленный клинок едва не вспорол Вакоре живот. Верзила быстро развернулся и обрушил на кузнеца град ударов, лицо злобно перекошено, глаза навыкате. Вакора умело отбивался – лысоголовый здоровяк еще на половине серии выпадов понимал, что месит воздух, а старик за его спиной. Он рычит, бросается проклятиями, но кузнец как заговоренный ловко уходит от меча. Все сызнова – поворот, удары, поворот, удары…
Вакора стал замечать, что бритоголовый начинает заваливаться, запаздывает с ударами, дыхание вырывается с хрипами. Впереди мелькнула голова, изуродованная ожогом, верзила осклабился и размахнулся из последних сил. Теперь смерти тебе не миновать, старик. Но лезвие застыло на вскинутых вверх руках, острая боль резанула низ живота, рот застыл в безмолвном крике, здоровяк с лысой головой, страшно выпучив глаза, медленно оседает наземь. Кузнец размахнулся – выставленная вперед голова сама просится на лезвие. Сталь пропела, долговязый наглец упал… оглушенный – в последний момент Вакора развернул акинак плашмя.
Тем временем Борята пинками провожал непрошеных гостей – Саман все еще держится одной рукой за обожженное лицо, другой тащит за шиворот душегрейки своего вожака. Тот нелепо лупает глупым взглядом по сторонам, на подбородке и вороте волчовки ошметками застыла блевотина, из ноздрей стекают струйки крови.
Уже за тыном на разбойников-неудачников накинулась свора соседских собак, обессилевшие люди кое-как отбрыкивались от них, одна – лохматая, свалявшаяся шерсть свисает сосульками – вгрызлась в штанину вожаку в волчьей душегрейке. Тот даже не пытается отмахнутся, так и плетется рычащая псина, уцепившись за штанину до конца веси, пока дорога не убежала вниз по холму.
Кого же они искали? Никак не выходят из головы Боряты слова бугая в потертом плаще: нам нужен худой и рыжий, а не этот белоголовый. Но кто же этот худой и рыжий?
– Ты цел, сынок? – Услышал чуть запыхавшийся голос отца, шершавая ладонь мягко легла на плечо Бора.
Борята развернулся, устало вздохнул:
– Да вроде ничего. – Он улыбнулся. – Я и не знал, что ты можешь так яро биться. Ты так мечом махал, что дружина вместе с воеводой позавидует!
– Всяк, кто оружие делает, должон уметь с ним обращаться. – Вакора внимательно окинул взглядом сына. – А ты тот еще зверь – накинулся на них, разметал по двору, как медведь, вон и пена еще с губ не сошла, – кузнец хохотнул. – Был бы я на их месте, точно в штаны б наделал!
Они рассмеялись. Взгляд Боряты скользнул по плечу кузнеца. Кожа возле кости вспорота, из аккуратно рассеченных краев струится кровь. Вакора перехватил взгляд сына, дернул плечом.
– Ничего, так, царапина.
Бор напрягает голову, вспоминает. Односельчан своих знает – нет среди них ни рыжих, ни худых парней. Разве что кто из пришлых… Мысль Боряты внезапно оборвалась, молнией ударила страшная догадка – неужели… Йошт!
– А кого они искали, Борята?
– Не знаю, батя, – пожал плечами Бор, рука сжимает покрывшуюся волдырями кисть, огненная боль нестерпимо жжет кожу. Он поморщился. – Ошиблись, наверное.
