Текст книги "Антиквар. Тайна золотого эшелона"

Автор книги: Максим Шпагин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Глава 4. Антиквар

Чтобы не мешать домашним справлять повседневные дела, Юрий пригласил гостя перейти в свою мастерскую.

Это помещение тоже было плотно заставлено старинной мебелью разной степени сохранности, а на стенах (там, где еще оставалось свободное пространство) теснились иконы, какие-то картины в причудливых резных рамах и выцветшие гобелены с рыцарями, замками и прекрасными девами.

– Ты олигарх? – вопросил гость, с порога оценив примерную стоимость коллекции.

– Угу, – недовольно буркнул хозяин. – Абрамович – мое второе имя.

– Я серьезно.

– А есть разница?

– Разумеется. Олигархи, как правило, народ крайне занятой. Им иногда пописать отойти некогда, так с трубкой в сортир и идут. А нам потребуется уехать на несколько недель. Возможно, даже на полгода…

– Не переживай. Я антиквар.

– М-м-м, – протянул гость, пристраивая новую информацию к своим прежним представлениям и продолжая осматриваться. – Не бедный, как я погляжу, антиквар.

– Скромный. А главное – сам себе хозяин.

– Да, но тут по самым минимальным подсчетам…

– Остановись, – перебил домовладелец. – Представь, что ты Андрей Рублев. Слышал такое имя?

– А бывают такие, кто не слышал?

– Бывают. Так вот. Сейчас его иконы стоят состояние. Но когда он садился за работу, то икона обходилась ему в стоимость обработанной доски, набора кистей и нескольких банок с краской. Верно?

– Согласен. В живописи главное не себестоимость материалов, а работа мастера. Но ведь эти иконы писал не ты?

– Я их реставрировал.

– О!

– Да. И не стой столбом, садись. Мы же работать собирались. Или нет?

Чешский гость аккуратно протиснулся к столу, указанному хозяином (16 век, ореховая столешница с причудливым узором древесных завитков) и разложил перед собой планшет и набор канцелярских принадлежностей.

– Итак, – произнес хозяин, прохаживаясь по узкому, свободному от раритетов проходу и чудом не цепляясь за расставленные тут и там ценности. – Ты сказал, что третий наш товарищ проживает в центре России. Так?

– Верно.

– Но что считать центром? Москву? Центральный федеральный округ, включающий 16 областей? Или будем карту страны линейкой мерить и искать географический центр?

– Дед пояснял, что его указания точны.

– Он, наверное, спутал Россию с Чехией.

– Ты забыл, мой дед – русский.

– Тогда просвети меня, бестолкового, где будем искать.

– Запросто. – Чешский наследник поводил пальцами над планшетом и вызвал на экран Интернет-страничку, наверху которой красовался жирный заголовок: «Лысково – центр европейской части России».

– Ну-ка, ну-ка… – антиквар заинтересованно склонился над электронной принадлежностью. – Лысково? Я знаю этот район.

– Пожалуйста, – чешский гость слегка развернул экран в сторону собеседника и с чувством зачитал: – «По географическим картам можно определить, что граница Нижегородской области с севера достигает 58 градусов, 6 минут северной широты, а с юго-востока и юга – 54 градуса, 21 минуту той же широты. Следовательно, эта область, и в особенности Лысковский район, занимают центральное положение на Русской или Восточно-Европейской равнине.

Более точно – географический центр Европейской части России находится в пределах села Кириково Лысковского района».

– Кириково,.. – задумался антиквар. – Почти на федеральной трассе.

– Тебя это почему-то беспокоит?

– Не то чтобы… Просто недавно у меня в этом районе было неприятное происшествие.

– Очень неприятное?

– Ну, как посмотреть… Может обойдется, а может и нет.

Гость сложил руки перед собой и постарался заглянуть в глаза хозяину.

– Юра, – проникновенно произнес он, – вот все это богатство вокруг… Нет-нет, не горячись, я просто должен знать… Юра, ты не связан с криминалом?

– Да нет, ну что ты… У меня же лицензия на оружие. Думаешь, такой документ выдают всем, кому попало?

– То есть все справнэ, и никакого криминала нет?

– Абсолютно верно.

– Я рад.

– Но в прошлом, – дополнил хозяин, открыто глядя в глаза, – я трижды судим. И потому в некоторых кругах до сих пор считаюсь особо опасным рецидивистом.

Глава 5. Реставрация скальпелем

Последняя фраза оказала на гостя поистине ошеломляющее воздействие.

– Тише, тише, – хозяин аккуратно сел напротив и успокаивающе похлопал по столу мягкой ладонью, – Не надо так дергать головой. Твой Гайда, например, тоже хлебал тюремную баланду после 1945 года. А Колчака вообще расстреляли. Я, как ты понимаешь, таких высот не достиг. Подрасстрельных статей у меня не было.

– А, – просветлел ликом пришелец из Чехии, – так ты политический!

– Увы. Первый срок у меня за драку, я тогда еще молодой был. Второй… тоже, в общем, за драку. А третий – за орден Ленина.

– Ты был награжден?

Судя по остолбенелому виду чешского Володи, он полностью потерял ориентацию в пространстве и сейчас лихорадочно пытался выстроить новую картину мира. Но безуспешно. Слишком все казалось противоречиво.

– Слушай сюда, европеец, – хозяин постарался зафиксировать взглядом зрачки смятенного собеседника. – Ты наши законы знаешь?

– Э-э… В общих чертах.

– Тогда поясняю. За продажу или покупку любых наград советского времени предусмотрено наказание по статье 324 УК РФ. То есть это – уголовное преступление.

– Зачем же ты…

– Не перебивай. По роду деятельности мне много приходится ездить по разным городам. Потому что заранее никогда нельзя предсказать, где именно попадется что-то интересное. И вот как-то в Ульяновске подходит ко мне старичок… А погода была самая скверная – холод, пронизывающий ветер, нудный дождь… Стоит этот старик передо мной и с умоляющим выражением протягивает орден Ленина. «Вот, – говорит, – внучке на свадьбу подарок хочу сделать, а денег нет. Не поможете ли?»

Ну, я посмотрел. Орден в полном порядке, в родной коробочке… А холодно! Старик стоит под дождем, ветер седые волосенки треплет…

В общем, пожалел я его.

Но только отдал деньги, как из засады выскакивает ОМОН, спецназ, оперативники, следователь с понятыми…Целая толпа. Выволакивают меня из машины с таким рвением, будто я Усама бен Ладен, взорвавший пол-Америки, и тащат в кутузку.

– Много дали?

– Условно. Но руку при задержании сломали.

– И вы не жаловались? – поразился чех.

Хозяин дома крякнул и посмотрел жалостливо.

– Чудной ты, – сказал он. – Я же судимый…

– Угу.

Гость опустил голову и некоторое время сидел молча. Видно было, что в нем боролись противоречивые чувства. Хозяин тоже молчал и не делал никаких попыток разрешить облегчить ему принятие решения.

– Послушайте, – чех с видимым усилием поднял взгляд и тут же снова отвел его в сторону. Но преодолел себя и заставил смотреть прямо в зрачки собеседника.

– Послушайте, – повторил он. – Тайна Колчака – дело, в котором не может быть недомолвок. Или я абсолютно уверен в напарнике, или мы расходимся, и я действую один.

– Резонно.

– Поэтому или ты расскажешь мне искренне и без утайки все о своей жизни, или…

– Я понял.

– Тогда говори.

– Ну, – Юрий чуть усмехнулся и сделал слабый отрицательный жест. – Все рассказывать слишком долго. Давай конкретнее, по эпизодам. Что тебя больше всего цепляет?

– Хорошо. – Чех встал и обличающе указал ладонью на большую икону с Богородицей. – Вот это, насколько я могу судить, работа Симона Ушакова. По сути – народное достояние. И место ей, по самым скромным оценкам, не здесь, а в Третьяковской галерее. Но она у тебя. Почему?

Против ожиданий, хозяин дома не смутился, а скорее обрадовался.

– Ты, я смотрю, разбираешься в иконописи?

– Я историк. Диссертацию защищал по русской культуре. Но мы уходим от темы.

– Ладно.

Юрий помолчал, как бы восстанавливая в памяти прошедшие события и начал рассказ:

– Началась эта история с того, что мне позвонил антиквар из соседней области и сказал, что у него имеется редкий стальной самовар. Такой самовар сейчас практически нигде не встретишь. Сталь сильнее подвержена ржавчине, так что сохранившийся экземпляр по любым меркам – уникум.

Разумеется, я поехал.

А там смотрю, у него в подсобке, лицом к стене, стоит большая икона, высотой больше метра и шириной сантиметров в 70. Я спрашиваю: «Что такое?». Да вот, говорит, купил, а теперь не знаю куда деть. Стоит три года, никто не берет. Доска старая, XVI век, а живопись новая, начала ХХ века. В общем, пустышка.

Я посмотрел.

Когда берешь такие иконы, всегда есть вероятность, что под верхним слоем сохранилась старая живопись. Но зачастую мастер, поновляющий икону, уничтожал старый слой. Острым ножом или шилом чиркал крест на крест на старом левкасе* решетку… Ну, типа как под штукатурку раньше решетку делали, чтобы прочнее держалась.

Сверху накладывал новый грунт и на нем писал. Понятно, что при таком поновлении, ничего прежнего сохраниться не могло.

_____

*ЛЕВКАС (от греч. leukos – белый), меловой грунт в русской средневековой живописи.

Но если старый левкас не крошился и держался прочно, мастер мог просто наложить свою живопись поверх старой. В таких случаях нижний слой иногда чуть заметно проступает этаким слабым рельефом.

А в той иконе, что показал мне антиквар, никаких рельефов не наблюдалось. Более того, владелец несколько раз показывал свое приобретение разным специалистам. Те смотрели так и сяк, но пришли к выводу, что нижнего слоя не существует. Так что имелась только старая доска и весьма посредственная живопись начала ХХ века.

Меня антиквар этот спрашивает: «Может возьмешь?». А я еще собирался по делам в другую область ехать. Икона большая, в машину еле-еле убирается. И я сказал, что заберу на обратном пути. «Только уж не обмани», – беспокоился он. В общем, я дал задаток и уехал. На обратном пути забрал.

Дома стал смотреть подробно.

Изображена была Богородица с младенцем на руках. Живопись сделана маслом и вполне аккуратно. В общем, за скромную цену образ вполне можно было продать. Но я решил попробовать заглянуть чуть глубже.

Сложность состояла в том, что масляную живопись никакими растворителями трогать нельзя. Потому что можно повредить нижний слой. Но в первую очередь требовалось убедиться, что этот нижний слой существует.

Я сделал окошечко на полях – ничего нет, один левкас. Сделал еще окошечко в другом месте. Тот же результат. И третье окошечко – тоже пусто.

Неужели, думаю, в самом деле пустышка?

В конце концов, решился сделать окошечко на щеке изображения.

Точность тут требовалась ювелирная. Снятие слоя масляной живописи очень тонкий и трудоемкий процесс. Поскольку растворителями пользоваться нельзя, берут скальпель, точат его до остроты бритвы и начинают аккуратно, по миллиметру срезать. Причем очень осторожно! Надо очень сильно руку набивать, чтобы чувствовать, где можно срезать и сколько можно. Это самый сложный вид реставрации.

И, разумеется, цена вопроса была велика. Одно дело напортачить где-нибудь в стороне, где кроме фона ничего быть не может. Совсем другое – неосторожным движением изувечить изображение в районе лица.

В общем, я повязал на лоб повязку, чтобы, когда работаю, наклонившись, пот на икону не капал, и осторожнейшим образом взялся за скальпель.

И сразу пошла хорошая живопись!

Как оказалось, новое изображение было выписано точно по контуру старого. Поэтому на полях ничего не обнаруживалось. И рельеф не просматривался.

Но стоило мне раскрыть окошечко на щеке… Все, я стал работать.

Азарт, конечно же, был необычайный. Три месяца по восемь часов в день… Это ж почти квадратный метр площади иконы требовалось расчистить по миллиметру! И цена каждого движения была велика – нигде, ни разу нельзя было ошибиться.

С утра я входил, молился, надевал на лоб повязку и трудился до вечера, не разгибая спины. Другие бы сказали, что я работал, как каторжный, но мне это доставляло необычайную радость.

Когда миллиметр за миллиметром открывается то, что создано великим мастером в XVII веке, это такой восторг, что словами выразить невозможно.

А под конец, когда я уже завершал свой трехмесячный реставрационный марафон, открылась еще одна уникальная особенность этой иконы. Редкая даже для школы Симона Ушакова.

Взгляни, здесь удивительный, совершенно живой взгляд младенца Христа. Он написан был так, что в каком бы месте ты перед иконой ни находился, Спаситель смотрит прямо на тебя. Это завораживает. И дарит такую радость, что я, если бы потребовалось, готов был еще три месяца работать согнувшись, забывая об отдыхе, о еде… Такая удача бывает раз в жизни.

Антиквар замолчал и некоторое время сидел, опустив голову и вслушиваясь в свои ощущения.

Чешский гость не мешал и не торопил, потому что смотрел на возвращенную из небытия Богородицу, и понимал, что смотреть на нее можно бесконечно.

В дверь заглянула женщина (жена хозяина дома). Спросила заботливо:

– Вам чайку не принести?

Юрий встрепенулся:

– Да, принеси пожалуй. И бутербродов.

Заполучив тарелку с добротной закуской, чешский гость не стал чиниться и воздал должное угощению. Но взгляд его то и дело уклонялся от застолья, фиксируясь то на одном, то на другом раритете, попадавшем в поле зрения.

– Знаешь, – сказал он, вдумчиво доедая последний бутерброд, – я всегда полагал, что встретить подобную редкость – все равно что выиграть в лотерею миллион. Но ты, похоже, выигрываешь в каждом тираже. Верно?

– Ну, – хозяин задумчиво почесал бровь, – иконы нельзя считать чем-то неодушевленным. Любого антиквара спроси – расскажет уйму историй о том, что иногда бегаешь-бегаешь за иконой, но она ни в какую… И, в конце концов, уходит куда-то к другому человеку. А иногда даже не думаешь, не предполагаешь… Знаешь, что какую-то икону многие люди пытались найти, купить, но ничего не вышло. Проходит большое время, и вдруг, ты приехал, и тебе ее приносят. Совпадение? Не знаю.

– Ты считаешь, что образ Божией матери сам выбирает, кому явиться?

– Утверждать не возьмусь, но случаи бывают разные. Не все можно объяснить рационально.

– Например?

– Да вот хоть эта… – хозяин встал и указал на большую алтарную икону «Спас в силах». Сюжет сейчас довольно редкий, так как для домов ее не писали.

Иисус изображен восседающим на престоле, в золотых одеждах, в окружении серафимов и херувимов, символизирующих его власть над миром.

Чисто церковная икона, и она находилась когда-то в центре иконостаса.

– А как к тебе попала?

– Тоже довольно необычно. Как-то в одном небольшом городке, подходит ко мне человек. «Ты иконы покупаешь?», – спрашивает. – «Да».

Оказалось, что он из фирмы, занимающейся сносом старых домов. И на чердаке они нашли большую, видимо алтарную икону, разбитую на две части.

– Почему «видимо»? – живо перебил чешский гость. – Ты же сказал, что «Спас в силах» чисто церковный сюжет…

– А сначала было непонятно, что там за сюжет. На доске на палец песок наслоился, пыль, паутина. Изображения практически не различить. Видно только, что красочный слой кое-где совсем осыпался, а в том месте, где доска раскололась напополам, тонкий слой левкаса и краски, лишенный опоры, висел в пустоте и мог обломиться в любое мгновение

И вот этот стройподрядчик говорит: «Посмотри у меня в багажнике Мы выкинуть хотели, а потом вспомнили, что ты покупаешь… Сколько дашь, столько дашь».

Я посмотрел: «Пять тысяч тебе хватит?» Он говорит: «Да ты что! Конечно хватит. Мы выбросить хотели, а тут пять тысяч».

Он мог бы и за 10 рублей ее отдать, и просто так отдал бы, потому что состояние было просто удручающее. Видимо, ее сначала прятали на чердаке, потом хозяева умерли, об иконе все забыли… В общем, образ считай что погиб.

Ну, я привез ее домой, сделал самодельные струбцины. Сначала потихонечку просушил, потом аккуратно, кисточкой стряхнул пыль. Потом на доски ее, струбцинами стянул, проклеил, опять стянул. Она у меня устоялась, проклеилась… И начал расчищать потихоньку, размывать… Результат ты видишь.

– Чудеса какие-то ты рассказываешь…

– Ну, знаешь, я при советской власти родился, в эпоху атеизма… Сам когда-то комсомольцем был. Но поскольку иконами занимаюсь почти 35 лет, много бывало случаев, заставивших призадуматься.

Чешский гость помолчал, потом прямо взглянул в глаза собеседнику.

– Завтра я еду в Лысково, – сказал он. – Составишь мне компанию?

Антиквар еле заметно улыбнулся.

– Ты знаешь, обычно я стараюсь не связываться с поисками кладов. Был, знаешь ли, неприятный опыт.

– Неприятный?

– Ну да. Убить пытались.

– О!

– Да. Но на этот раз, если мой дед был одним из хранителей… Я, пожалуй, рискну.

– Отлично. Тогда завтра в восемь я подъеду.

Мужчины встали и скрепили договор крепким рукопожатием.

Глава 6. Рождество Богородицы

На следующий день ровно в восемь утра яростный собачий лай возвестил, что пунктуальный европеец уже стоит у ворот.

Хозяин не заставил себя ждать и вышел, одетый для путешествия. Дырявую футболку он заменил на рубашку с эмблемами Олимпиады-80, а на голову водрузил бейсболку, относящуюся (судя по общей потрепанности) к той же спортивной эпохе. Парусиновые штаны остались без изменений. Довершала ансамбль короткая куртка чем-то неуловимо напоминающая телогрейку.

– Надеюсь, у тебя есть машина? – вопросил чешский гость, обеспокоенный экипировкой напарника.

– Само собой.

Погремев ключами гаражного замка, антиквар широко распахнул ворота и явил на обозрение автомобиль марки «Жигули» седьмой модели со слегка помятым капотом, но, судя по настрою хозяина, вполне способный двигаться без помощи буксира.

– Какой пепелац, – оценил технику европеец.

– Ничего, – хозяин бодро завел двигатель и с некоторой даже лихостью вырулил из гаража. – Сейчас сиденья поправим, и можно ехать.

– Кхм, – гость переступил на месте, не решаясь нести свой весьма вместительный баул к транспортному средству. – Ты ее ремонтировал когда-нибудь?

– Разумеется! Я же ее купил сразу после капремонта. А в прошлом году еще и покрасил заново. Она раньше бордовая была…

– Это мощное улучшение.

– А ты думал, мы тут щи лаптем хлебаем?

– Помилуй бог, как такое в голову-то могло прийти.

– Тогда садись. – И хозяин, потянувшись вправо, бодро распахнул ржаво скрипнувшую дверцу переднего пассажирского сиденья.

Чех наклонился к баулу и заодно потащил из травы длинный плоский сверток, завернутый в черную ткань.

– Стоп, – встрепенулся антиквар. – Это что у тебя? Уж не сабля ли?

– Ну да. Я решил, что не стоит оставлять ее в гостиничном номере.

– Ну, ты точно Дункан Макклауд. А если нас досматривать будут? Отберут на первом же посту!

– У меня все документы в порядке. Я был членом сборной по фехтованию и…

– Короче, лучше оставить.

Юрий выбрался из машины и поманил европейского гостя вглубь гаража. Володзимеж вошел, озираясь.

Здесь, как и в доме, все было тесно заставлено разнообразными предметами. Помимо обычных для автолюбителя инструментов и наборов запасных частей, виднелись какие-то полуразобранные кресла, пустые рамки для картин и прочий некомплект. Среди этих завалов совершенно терялся чугунный, каслинского литья рыцарь с отбитой правой рукой и расколотым пополам щитом.

– Что этот ветеран тут делает?

– Что может делать рыцарь? – ответил хозяин, примеряясь приподнять чугунную громадину. – Сторожит.

Володзимеж приблизился, чтобы помочь, и вдвоем они сдвинули побитую статую в сторону.

– Это не простой рыцарь, – антиквар по пояс погрузился в открывшееся пространство и поднял доски, на которых прежде покоился полуметровый чугунный монстр. – Клади свой меч сюда.

– Тайник? – восхищенно осведомился европеец.

– Какое там. Просто, чтобы посторонним на глаза не попадалось. Кстати, этот рыцарь однажды здорово меня выручил.

– Да?

– Жулики в окно полезли… Лет десять назад это было. А рыцарь стоял на подоконнике и упал сверху. Тогда и пострадал.

– А жулики?

– Тоже.

Володзимеж представил впечатления бедных правонарушителей, которые хотели всего лишь приятно поживиться, но тут на их головы внезапно (!), со страшным скрежетом, из темноты (!) рухнула чугунная статуя с занесенным мечом… Представил и мысленно посочувствовал бедолагам.

* * *

Запрятав саблю, чешский гость решил, что заодно неплохо было бы избавиться и от громоздкого баула. Переложив в карманы самое необходимое, то есть деньги и документы, он запихал остальное в дыру под чугунным рыцарем, бодро вышел на солнечный свет и с удовлетворением понаблюдал, как антиквар тщательно запирает замки.

Теперь, ничто не мешало отправиться навстречу приключениям.

Несмотря на затрапезный вид, детище советского автопрома двигалось довольно бойко и вскоре уверенно влилось в общий транспортный поток. Впрочем, чешскому гостю сложно было оценить подробности, так как спинка сиденья, на которую он пытался опираться, запала назад и, кажется, приржавела в таком положении. Так что пассажир мог сидеть только в позе космонавта, стартующего с родной планеты. Кстати, и обзор был соответствующий – в поле зрения попадали в основном небо, облака и изредка верхушки деревьев, высаженных вдоль обочины дороги.

По федеральной трассе ехать было легко. Чтобы утреннее солнце не било в глаза, Юрий нацепил на нос очки с затемненными стеклами и приобрел отдаленное сходство со Шварценеггером в фильме «Терминатор».

– Расскажи что-нибудь о себе, – попросил Володзимеж, лишенный возможности любоваться мелькающим за окнами пейзажем. – Где учился, работал…

– Да все, как обычно, – ответил антиквар, управляя автомобилем с той небрежной легкостью, которая выдает подлинное мастерство. – До 14 лет жил в деревне у деда. Закончил восьмилетку. Потом ГРУ.

– Что? – от неожиданности европеец, наслышанный о таких знаменитых российских аббревиатурах, дернулся и довольно сильно ударился головой о боковую стойку.

– Не волнуйся, – утешил автовладелец, невозмутимо глядя на дорогу. – Не Главное разведывательное управление, а Городское ремесленное училище. Получил специальность фрезеровщика, потом токаря-расточника, потом – уже на зоне – оператора бензопилы. А ты на кого учился?

– Меня с самого начала ориентировали на исторический факультет Пражского университета. Дед говорил, что я обязан, дабы не посрамить.

– Угу.

– Разумеется, помимо учебы занимался спортом. Бокс, плавание…

– Я тоже пару месяцев в бокс ходил. Но потом, когда настучали по физиономии, бросил. Не понравилось.

– Так ты что, драться не умеешь? – поразился пражанин.

– Если б умел, не сидел бы за это.

– Как у вас сурово…

В этот момент дребезжаще зазвонил сотовый, лежащий на торпеде под лобовым стеклом. Не отвлекаясь от вождения, антиквар уверенной рукой цапнул телефон и поднес к уху.

– Да, я помню, вы мне звонили… Да, хорошо… Я приеду… Личная просьба: не могли бы вы пока закрыть икону каким-нибудь покрывалом? … Если не трудно… Благодарю.

– Важный звонок? – поинтересовался терпеливый Володзимеж.

– Да. Надеюсь, не возражаешь, если мы немного отклонимся от курса?

– Надолго?

– Часа два-три…

Чешский гость посмотрел в потолок машины (с его сиденья туда смотреть было проще всего) и кивнул. Спорить не имело смысла. Если тайна золотого эшелона благополучно хранилась где-то почти сто лет, то пара-тройка часов задержки ничего не изменят.

Современная русская деревня представляет собой такой симбиоз роскоши и нищеты, что пресловутые империалистические «города контрастов» нервно курят в сторонке. Буквально на соседних земельных участках могут располагаться помпезный трехэтажный особняк с ажурной решеткой а-ля «Летний сад» и похилившаяся на бок хибарка с крышей, провалившейся, как спина у старой клячи.

Антиквар Юрий, несколько раз сверившись с записями в потрепанной канцелярской тетради, довольно уверенно нашел нужный адрес.

Дом, к которому подъехали, тяготел к подклассу хибарок. Имели место покосившаяся веранда, забор из посеревшего от дождей штакетника и крыша, крытая рубероидом. Но хозяева в меру сил ухаживали за жилищем. Тут и там можно было видеть заботливо подложенные кирпичики, подставленные подпорки, колышки, подпирающие забор, и кусочки жести, защищающие фундамент от сырости. Палисадник заполняли пышно цветущие георгины.

На звук подъехавшей машины вышли хозяева. Рано постаревшая женщина городского типа и мужчина, который судя по манерам, всю жизнь проработал на заводе, а теперь остался не у дел.

– Вы Юрий? – с некоторым беспокойством спросила женщина у вышедшего из «Жигулей» антиквара. Похоже, ее озаботил непрезентабельный внешний вид прибывших.

– Да. Можно посмотреть икону?

Женщина перевела взгляд на чешского гостя, и это ее утешило. Европеец выглядел вполне платежеспособно.

– Проходите.

В доме было чисто и бедно. Мебель советского производства из разряда тех, что никогда не станет ценной, самотканые половички, герань на подоконниках.

Чешского гостя поразило, что пол имел заметный уклон к передней стене. Видимо фундамент просел и никакие внешние подпорки не исправляли этой беды.

– Мы бы не стали продавать, – сказала женщина, оправдываясь. – Но очень нужны деньги. Поэтому мы бы хотели…

– Все понял, – сказал Юрий. Он сейчас был похож на стрелку компаса, которая при любом повороте корпуса неудержимо обращается в нужном направлении. И взгляд его был нацелен на некий предмет на стене, очертания которого едва просматривались под наброшенным покрывалом. – Можно?

– Да, конечно.

В два шага антиквар оказался рядом с иконой и осторожно, точно боясь спугнуть, взялся рукой за край. Поверх покрывала.

Володзимеж наблюдал с интересом. Действия Юрия не укладывались в рамки какой-либо рациональной модели и вообще напоминали ритуал. Некое магическое действо.

Вот он коснулся иконы второй рукой. Прощупал что-то вдоль края сверху вниз. Затем, не отпуская хватку левой руки, подцепил покрывало двумя пальцами правой и стал потихоньку, миллиметр за миллиметром, стягивать ткань книзу.

Чем-то это напоминало партию в покер. Когда игрок, прикупив новую карту, прячет ее между своими и потом осторожно, боясь спугнуть удачу, по миллиметру выдвигает краешек, чтобы не то что увидеть, но то ли наворожить удачу, то ли предугадать то, что сдала ему судьба.

Минуты три прошли в полной тишине. Никто не вмешивался в священнодействие.

Наконец, как бы пресытившись предвкушением, Юрий осторожно снял покрывало и всмотрелся в изображение.

Да, как и обещали, то было «Рождество Богородицы». С ковчегом. 17 век. Старообрядческая.

Образ, словно впитавший в себя всю горечь прошедших столетий, был погружен в темноту, так что изображение едва просматривалось.

Но, безусловно, раз икону хранили столько времени, пряча и от посланников патриарха Никона, и от одетых в кожанки комиссаров, в ней было нечто особенное. И чешский гость, даже не вглядываясь подробно в каждую из изображенных фигур, почувствовал некую ауру, окружающую старинную доску.

– Что же, – сказал антиквар, – называйте цену.

Женщина, явно волнуясь, стиснула руки перед грудью.

– Наверное, это очень дорого, но мы узнавали в городе…

– Молодцы, – подбодрил антиквар, – правильно, что все выяснили.

– Мы понимаем, что просим много, – продолжила женщина, все так же волнуясь. Мужчина (судя по сходству лица, то был ее брат), желая приободрить, аккуратно придержал ее за локоть.

– Смелее!

– 80 тысяч.

Женщина рубанула цену с тем выражением отчаяния, с каким зимой прыгают в холодную воду. Тут же испугалась, что покупатели не примут названного и уйдут, оставив сделку не совершенной, и добавила угасающим голосом:

– Разумеется, мы готовы немного уступить…

– Видите ли, – вступил мужчина, – у нас Алеша – ее сын, был в Чечне и сейчас нуждается в реабилитации. Ира продала квартиру и уволилась с работы, чтобы за ним ухаживать. Но деньги кончаются. Поэтому мы решили…

– Все понятно.

Юрий залез во внутренний карман своей зековской куртки, извлек потрепанный бумажник и уверенной рукой отсчитал 16 радужных пятитысячных купюр.

Судя по вспыхнувшей в глазах женщины радости, она не ожидала, что все будет так легко.

Антиквар между тем отделил от своей пачки денег еще две купюры и протянул мужчине.

– Это вам комиссионные, за посредничество.

– Да что вы, – счастливо воскликнула женщина, – он же мой брат, какие комиссионные!

– Так положено. Пересчитайте.

Женщина, с озаренным радостью лицом, обернулась к столу, где на старой клеенке лежала фантастическая, как будто бы сияющая кучка новых хрустящих банкнот. Взяла их, прижала к груди.

– Пересчитайте.

Она начала считать, и Володзимеж заметил, как у нее дрожат руки.