Текст книги "Кыхма"

Автор книги: Максим Русанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

Город обязан своим появлением острогу, он вырос вокруг мест лишения свободы. Каторжники и сторожа, зеки и вертухаи постепенно сближались, находили общий язык, объединялись по интересам и наконец слились в единую массу горожан. Они славятся гостеприимством и, конечно, будут рады познакомить вас с достопримечательностями своей малой родины.

СТОП-ТУР. Стань невыездным, об остальном позаботимся мы!

Как прекрасен и величав этот чудесный памятник отечественного градостроительства! Город прирастал одинаковыми, четко пронумерованными домами, выстроившимися в шеренги, как заключенные на вечерней проверке. Планировка улиц, расходящихся от тюремных стен ровными линиями, правильна и аккуратна, город выкроен из пространства русской равнины, как ладный тюремный бушлат из добротной казенной ткани. Здесь навсегда воцарились прекрасные качества, которых так не хватает в современном мире – режим и порядок. Еще раз повторим – режим и порядок!

Памятник декабристам – замечательное произведение местного скульптора, которому довелось, как и декабристам, в течение ряда лет безвыездно проживать в этих краях. Хаотично разбросанные бетонные глыбы знаменуют пресловутые обломки самовластья. На них, как и положено, начертаны имена героев, боровшихся за гражданские свободы, а также имена нескольких довольно свободных гражданок, населяющих соседние дома. А вот имя автора шедевра, к сожалению, затерялось в архиве Главного управления исполнения наказаний. Также как и имя архитектора, воздвигшего здание вокзала – серое строение с большой дверью в середине и рядами окон, идущими вправо и влево от нее. Подумать только, что еще не все граждане посетили эти замечательные места!

СТОП-ТУР. Укради у друга загранпаспорт и обменяй его в нашем офисе на цветной календарь!

Именно с этого вокзала, дорогой гость, вы отправитесь к третьему пункту вашей увлекательной поездки. Теперь вам предстоит доехать до станции! Наша турфирма заблаговременно забронировала для вас верхнюю боковую полку в плацкарте рядом с туалетом. Ехать совсем недолго. Уже к вечеру следующего дня вы сойдете на платформу, чтобы своими глазами увидеть важный железнодорожный узел – крупную развязку, где формируются товарные составы, отправляющиеся в разные уголки нашей великой родины.

Осмотритесь на перроне. Затем смело спускайтесь на рельсы: вам нужно пересечь пути и совершить небольшую прогулку по выложенной щебнем насыпи вдоль длинного, крытого листовым железом здания, похожего на ангар. Склад готовой продукции. Дальше на тупиковых путях стоят старые вагоны, используемые для проживания работников и прочих лиц, не имеющих постоянной жилплощади. В качестве решения жилищной проблемы это удачно, но вам мы рекомендуем миновать это поселение, по возможности не привлекая к себе излишнего внимания. За длинным забором находятся мастерские Тяжмашконструктремонта. Обогните их.

Уже скоро, уже совсем скоро! И не надо ругаться, давайте будем взаимовежливы, помните, что в целях улучшения качества обслуживания все разговоры в нашей стране записываются. А забор, как и все в жизни, рано или поздно обязательно закончится. Теперь обратите внимание на длинное заброшенное здание с выбитыми окнами. Сложно сказать, что здесь было раньше, но вам, если получится, следует миновать это строение, как и вагоны, – сторонкой, тихонько, быстренько! Дальше начнутся жилые дома, среди них есть даже несколько пятиэтажек с удобствами внутри квартир. Дожди здесь редкость, поэтому, как правило, улицы вполне проходимы. Местные жители в основном трудятся на железнодорожной станции и в ремонтных мастерских. Есть десятилетка и профтехучилище. Видите, на улице много молодых лиц. Если кто-то из них попросит у вас закурить, сразу бегите. А вот и магазин, где можно недорого приобрести продукты питания.

СТОП-ТУР. Попробуй свое! Добро пожаловать на пожизненную дегустацию отечественных продуктов!

Теперь налево, и мы почти пришли. Вот она, автостанция! Вы, конечно, устали от обзорной экскурсии и пешей прогулки. Если скамейка свободна, можно прилечь. Набирайтесь сил, ведь уже завтра вам предстоит продолжить поездку. Потому что именно отсюда каждое утро (кроме выходных и праздничных дней) отходит автобус до воинской части.

А воинская часть – это следующий пункт вашего путешествия.

Интересно отметить тот факт, что этот пункт отсутствует на карте и даже называется не обычным названием, а неким сочетанием букв и цифр, которое мы не можем вам сообщить. Все эти меры предосторожности призваны не дать врагу обнаружить местоположение наших неприступных рубежей. Более того, много десятилетий назад, чтобы ввести в заблуждение предполагаемого противника, наши доблестные картографы, выполняя поступившее свыше распоряжение, густо закрасили этот район синей краской, объявив его крупным водохранилищем. Таким образом, противник лишился возможности предпринять здесь какие-либо действия. Забавно, что даже сейчас, когда необходимость в подобной топографической маскировке давно отпала, небольшая путаница в отчетности и правоприменительной практике приводит иногда к курьезным случаям. Дело в том, что по некоторым документам министерства обороны данная местность по-прежнему проходит как глубокое дно обширного водоема. Некоторые лица, публично утверждавшие, что водная поверхность в этих местах отсутствует, а имеется лишь нагая степь, были осуждены по обвинению в госизмене и все еще отбывают свой срок в местах заключения.

Только взгляните, как уходят вдаль бетонные заборы, как пересекаются в бесконечности параллельные линии колючей проволоки, как неприступны железные врата КПП. Граница на замке! Часовые родины стоят! И стоять будут. Еще ни один супостат не покусился здесь на наши священные рубежи.

СТОП-ТУР. Никуда не езди, чтобы никто не приехал к нам!

О богатой и славной истории этих мест говорят исторические экспонаты. Хотите посмотреть настоящий танк? Он находится в самом центре военного поселения на бетонном постаменте. Грозное дуло танковой пушки обращено в сторону государственной границы, наша отчизна расположена сзади этого танка. Перед постаментом горит вечный огонь, который зажигают во время государственных праздников и в дни принятия присяги. Справа и слева от огня – две цветочные клумбы без цветов. Цветы здесь объективно не растут. За постаментом широко раскинулся асфальтированный плац, где новобранцы принимают присягу. На другом краю плаца – небольшой памятник. Статуя Родины-матери в натуральную величину. Родина стоит спиной к госгранице и указывает поднятой рукой в сторону танка, а также всей нашей великой родины. Многие говорят, что Родина-мать чем-то напоминает Ленина. Это совершенно нормально.

И вот пришло время прощаться. Мы посмотрели необъятные просторы нашей великой страны – столицу, город, станцию и военную часть. Далее, при всем обилии бронетехники, средства передвижения для гражданских лиц заканчиваются. Если вы не обладаете официальным статусом, позволяющим претендовать на внедорожник с шофером-срочником из штабного гаража, то придется прогуляться пешком. Километров пятьдесят. Не знаете дороги? Мы переживаем за вас!

СТОП-ТУР. Нам нечего больше делать, как переживать за всяких лохов!

Ну что ж, до свиданья, хорошего дня и до новых встреч. И главное, помните: Кыхма – жемчужина России!

СТОП-ТУР. Сидел бы ты лучше дома!

* * *

Поселок Кыхма. Центральная усадьба колхоза «Красный большевик». Это раньше, давно. Ныне заброшенное поселение, которого больше нет. Теперь здесь все называется бывшим – и клуб, и школа, и сельпо, и зерноток, и гараж, и ремонтная мастерская. Здесь, недалеко от бывшего правления, в полуразрушенном здании бывшего общежития обитает бесформенная старуха, которая имеет предосудительную привычку выть на крыльце.

Запустение.

А ведь некогда «Красный большевик» был на хорошем счету. Один раз даже из московского министерства какой-то начальник приехал отчетность проверять. Значит, и в Москве про Кыхму знали.

Главное занятие здесь – овцеводство. Пыль поднималась столбом, когда уходили одна за одной машины, доверху груженные настриженной шерстью, свернутой в плотные, туго перетянутые проволокой рулоны. Мясокомбинат принимал отслужившие свое отары, а чабаны получали молодняк. Пасти его трудно: ягнята, пока маленькие, норовят разбежаться, но пройдет время, они подрастут и собьются в плотное стадо, единое, неделимое и послушное овцеводу. А потом снова стрижка, а там и комбинат. Крупного скота было немного – с кормами здесь туговато, но надои были, молочно-товарная ферма ежедневно отправляла машину с цистерной на молокозавод. Здешний творог считали низкокалорийным и ценили. В полях выращивали в основном кукурузу на силос, но в небольших объемах сеяли и кормовую пшеницу.

Составляли планы, писали отчеты, заполняли таблицы. Трактористы в робах, пахнущих машинным маслом и соляркой, расписывались в ведомости – там, где галочка. А еще была торговля в сельпо, еще мутный бабкин самогон с запахом половой тряпки, еще кино, танцы и драки в клубе, еще школа, где, конечно, обучение только до шестого класса (дальше интернат и профтехучилище на станции), еще медпункт и врач, ломавший напополам одну таблетку – вот это от головы, а это от живота, и, смотри, не перепутай!

Все было таким привычным, что казалось незыблемым. Никто здесь не хотел ничего менять. Никому такая возможность и в голову не приходила. Перемены случились сами собой, без чьей-либо злой или доброй воли. Как видно, пресловутая связь времен, словно приводной ремень в двигателе трактора, поизносилась, поистерлась, и вот вам, пожалуйста – поломка, авария, нарушение графика.

Летопись народной жизни селения Кыхма, длинная, как рулон туалетной бумаги, развертывается перед мысленным взором.

И строк печальных не смываю, – как сказал поэт.

Сначала председатель взял и что-то приватизировал, потом его убили – царство ему небесное, потом зампредседателя получил кредит и куда-то навсегда уехал, потом посеяли кукурузу и пшеницу, а убрать не смогли, потом парторг продал на корм посевное зерно и стало нечего сеять, потом судили и посадили ветеринара, потом была холодная зима и пьяный бригадир трактористов уснул в силосной яме – и ему царство небесное, потом заведующий клубом поджег клуб, потом продавщицу сельпо посадили за недостачу, потом закрыли школу, потому что детей все равно мало и учить их все равно некому, потом парторг вышел из партии и стал вместо этого сдавать металлолом, потом куда-то пропала вся техника для посевной, потом жена зоотехника зарядила ружье и пошла искать самого зоотехника – царство ему небесное, потом Толян женился на дочери чабана и стал праздновать свадьбу, а Колян въехал на тракторе в здание правления, потом бывший парторг нашел наконец Бога, сказал, что приблизилось царство небесное, избрал себя депутатом и переехал жить в Москву, потом бывший врач в медпункте допился до чертей и уже не мог вспомнить, какая таблетка от чего, потом бывший землемер опрокинул керосиновую лампу и сгорело пять домов, потом кто-то стал травить частный скот, потом стали громить всех, кто что-то посеял, потом стали уезжать все, кто мог, потом даже те, кто не мог, потом бывший агроном вдруг сказал, что народ у нас тупой и хорошо не будет жить никогда, потом ему дали в глаз, потом – в нос, потом – в ухо…

Но не надо излишне драматизировать. Во-первых, до свадьбы заживет – царство ему небесное. А во-вторых, как говорится, кто старое помянет, тот враг народа и иностранный агент.

Вот как-то так, без чьего-либо злого умысла, а просто в силу череды неотвратимых перемен и несчастных случаев прекратил свое существование процветающий колхоз «Красный большевик».

Поселок Кыхма тоже был обречен на исчезновение.

В определенном смысле он даже исчез, поскольку перестал числиться в качестве административной единицы. По документам его попросту нет. Подтверждением чему служит тот факт, что военные ввиду отсутствия в данной местности населенных пунктов даже организовали за соседней сопкой свой полигон. Сюда иногда свозят списанную технику. Летчики проводят учебное бомбометание, сбрасывая холостые, а порой и настоящие боеприпасы. Несуществующий поселок, оглашаемый грохотом взрывов и сотрясаемый толчками авиаударов, словно оказавшийся в вечной прифронтовой полосе, постепенно превращался в ничто.

В брошенных домах исчезали окна и двери, пропадало железо с крыш, выламывались балки и половые доски. Казалось, строения просто тают сами по себе.

Очень по-разному могут уходить в небытие жилища человеческие. Где-то прожорливая растительность, змеиным клубком вползая в каждую щель, рвет на части и жадно поглощает все созданное людьми. А на иных широтах снега и дожди ополчаются против возведенного человеком: тяжелый запах гнили поднимается из темных, сырых углов, чуть слышно хрустят жуки, копошатся мокрицы, плетет паутину паук, въедливая плесень подтачивает опоры, делает слабыми балки – и становится мусорной кучей покинутый семейный очаг. А бывает и так, что разгул стихий, буйство ветра, сошедшие с гор лавины и грязевые оползни, ужасные наводнения или потоки вулканической лавы не оставляют камня на камне от домашнего крова.

Здешняя степь, тихая степь государственных окраин, действует по-иному. На этой пустынной земле ничто, кажется, не посягает на плоды людского труда, нехитрые творения колхозного зодчества. Пускай себе вечно стоят под безоблачным небом. Пусть не потревожит их легкая череда ночей и дней. Что может быть нового под солнцем? Налетает ветер. Шуршит пыль. А брошенные человеком постройки словно растворяются в синеве. Эта синева льется в дом сначала через выбитые окна, затем – через прорехи в крыше, а затем – через проломы в стене, где вынуты кирпичи. Эти кирпичи, они такие хрупкие, такие эфемерные в этих краях, они тают в синеве, как куски сахара в стакане горячего чая.

Прошло совсем немного лет. Где дом твой, человече? Ответь мне! – Разве я сторож дому моему? Его поглотила степь, его развеял по склонам ближайших сопок ветер, его растворило в себе синее степное небо. А что это за пятно на земле? Следы кочевья? Покинутая стоянка, над которой плачет одинокий путник? Это все, что осталось от жилища отцов.

– Все преходяще, – говорит степь.

И смеется в ответ небесная синева.

Конечно, пустующие жилища в Кыхме разбирали на топливо и пригодные стройматериалы, но разве это отменяет поэзию?

И все же в пустоте теплилась какая-то неучтенная жизнь. Мертвый поселок был покинут не всеми. Ибо, как ни бескрайни просторы отечества, а всегда находятся те, кому некуда податься на этих просторах. «Широка страна, а места в ней не найти», – как будто вздыхают горемыки, забытые в брошенном доме. Почему? Один в силу преклонного возраста и немощи не надеется перебраться в чужие края. Другой тихо спивается и, кое-как выживая дома, не имеет сил собрать пожитки и покинуть родные пенаты. Третий, как тяжелый, лежачий камень, под который не течет никакая вода, врос в илистое дно так, что не сдвинет его с насиженного места и самый бурный поток. По-разному бывает.

Так покинутый поселок не исчезал до конца, в нем продолжала копошиться маленькая жизнь, которая, впрочем, должна была замереть и сойти на нет через некоторое время.

Но было тут и еще кое-что. Была дорога. Земляная дорога, которая проходила недалеко от поселка, за ближайшей сопкой, и там раздваивалась. Можно пойти направо, а можно – налево. И если пойдешь направо, то километрах в тридцати увидишь высокий бетонный забор с тремя рядами колючей проволоки. Похоже на военную часть. Только это лагерь строгого режима. Говорят, здесь залегала медная жила, и, чтобы обеспечить количество рабочих рук, необходимое для добычи ценного металла, было принято решение создать лагерь и ускоренно заполнить его заключенными. Только все это ерунда. Никакой меди здесь сейчас нет, а лагерь есть. Значит, он представляет ценность сам по себе, существует ради себя самого. Можно обойтись без меди, а без лагеря обойтись никак нельзя. А если пойдешь налево, то опять же километрах в тридцати увидишь высокий бетонный забор и колючую проволоку в три ряда. Снова похоже на военную часть.

И снова это не военная часть. Тут – диспансер, как ни дико звучит в степи это слово. Особый диспансер, сюда помещают тех, кто повредился умом, совсем спятил, окончательно рехнулся, полностью обезумел. Зачем диспансер располагается в столь глухих местах, какую жилу здесь разрабатывают умалишенные в серых смирительных рубашках, сказать трудно.

Ходили слухи, что проделывали там что-то, что нужно скрыть от посторонних глаз. Разное говорили, но все это тоже ерунда. Некрепки разумом обитатели степных окраин, сбивчив и отравлен бескрайней пустотой их рассудок, и надо же тех, кто утратил последнюю его малость, куда-то девать.

Так вот. Кто размещается у дороги, ведущей направо, отбыв назначенные правосудием сроки, отправляется, как водится, восвояси, стремясь добраться до постоянного места жительства. Но бывают и такие, кому некуда ехать. А кто нашел приют у дороги, ведущей налево, – тому срок мотать не нужно. Просто иногда медицинское учреждение переполняется, пациентов размещать негде, и тогда способных к самостоятельному существованию объявляют исцелившимися и выписывают. Покинув огороженную территорию, психи тоже, как могут, стремятся к местам постоянной прописки.

Однако и среди них находятся те, кто лишен óтчего дома или кого совсем там не ждут.

Неисповедимыми путями некоторые из освободившихся справа и слева попадают в несуществующий поселок и оседают в нем. Конечно, не всякий из забредших сюда может здесь выжить. Для этого мало научиться добывать средства к существованию, что само по себе непросто, – нужно еще найти правильное, подходящее место в небольшой людской стае, пестрой и разнородной, но умеющей быстро объединяться в нелюбви и жестокости – в нелюбви к чужому, к слабому, к тому, у кого сейчас есть больше, чем у других.

Особенно трудно пережить зиму. Хотя сильные морозы в этих степях редкость и ртуть термометра почти никогда не опускается ниже двадцатиградусной отметки, здешние зимы все же пугают не холодом, их злость сосредоточена в ветре.

Этот ветер может дуть целыми днями, равномерно и равнодушно, не усиливаясь и не ослабевая, словно где-то включили маховик гигантской воздушной турбины. Он никому не дает пощады – через полчаса и крепкий сибиряк, добрый молодец, привыкший к самым лютым морозам, и маленький коренастый якут, закаленный бесконечностью снежных равнин, будут дрожать и ежиться, как два мокрых щенка.

Местность здесь холмистая – сопки вздымаются застывшими волнами бескрайнего моря. На их вершинах земля камениста и бесплодна. В низинах порой заметна зелень, но трава быстро жухнет и желтеет. В середине короткого лета она торчит колючими клочьями. Видимо, вместе с колхозом здесь закончилась и сама природа. Осталась сухая ненужная земля. Она не способна быть почвой, она – залежи пыли, море безводного праха, которого не унести даже самому сильному ветру. Кое-где эта земля зло слоится серыми пластинами колотого камня с неровными, острыми краями – она рада уколоть, поранить, изрезать, а местами собирается в тяжелые, черные валуны – темные сгустки векового бесплодия.

Старуха стихла, она перестала выть, заползла в свою нору, задев по пути свисавший с потолка провод. Он долго, тоскливо покачивался в середине пустой комнаты.

Ночью из комнаты тихо выходит пустота, она осматривается вокруг и неслышно спускается с разбитого крыльца, чтобы полностью завладеть поселком. Среди развалин нет светящихся окон, не слышно голосов, не видно никакого движения. Пугливое время тихо крадется, как осторожная кошка, бесшумно пробирающаяся по темному, безлюдному пустырю.

* * *

Никто не считает дней. Только однажды под утро слышится отдаленный рокот. Два мотоцикла один за другим медленно двигаются по петляющей в степи дороге. Хозяин возвращается с ночной работы. Светает. Пустота прячется в свое логово. Здесь и там просыпается слабая жизнь. Кто-то семенит к старой водокачке. Откуда-то тянет запахом дыма.

А в большой землянке, серым холмом горбящейся напротив бывшего общежития, готовится маленький праздник.

Деревянный стол, грубо выкрашенный белой краской, служит постаментом для странного натюрморта. В экспозиции представлены: унты новые – одна пара, коньяк армянский, три звездочки – одна бутылка, тушенка говяжья – шесть банок, лак для волос – один флакон, телевизор маленький, плоский, производства Белоруссии – одна штука.

Борис Парус, тот самый Борька Парус, которого прошлым вечером винила бесформенная старуха и всей душой ненавидели Беда и Капитан, хлопочет, бегает, суетится по всей комнате, как трепетная хозяйка перед приходом важных гостей. Он несколько раз передвигает стулья, проверяя, хорошо ли они стоят. Стулья стоят как стулья. Удостоверившись в этом, хлопотун бросается к ведру с золой и задвигает его в дальний угол. Убирает за печку кочергу и совок. Поднимает с пола телогрейку – ее он подкладывал под голову, когда спал на голом полу, – и кладет на деревянный ящик у стены. Затем перекладывает на одну из кроватей – в большой землянке есть место для трех металлических коек. Затем снова хватает и вешает на гвоздь поверх старой полосатой робы.

Землянка просторная и светлая. Два небольших окна под потолком расположены по обе стороны.

Как вкусно поблескивает бутылка на столе! То и дело Парус скашивает глаза, украдкой бросая влюбленные взгляды на натюрморт. Но смотреть прямо – немного боязно, и он вновь бросается что-то поправлять и переставлять в комнате.

Вот как может повернуться жизнь. Уже неделю человек спит на полу (кровати заняты другими), подкладывая под голову рваную телогрейку, у которой из рукава торчат желтые клочья свалявшейся, вонючей ваты. Еще этот человек служит на побегушках, получает в награду тычки и затрещины, боится быть в землянке, боится выйти из землянки… И что он при этом о себе думает?

Борис Парус мечтательно засмотрелся на безжизненный экран телевизора, который стоит теперь на столе, свесив на пол шнур, словно длинный хвост спящего зверя. В Кыхме давно нет электричества: ночную добычу энергии толкнут на станции быстро, не торгуясь – уж сколько дадут, столько дадут. Все так. Но пока… Жизнь в степи, где государство исчерпалось и закончилось, а цивилизация с ее благами истончилась так, что стала почти неразличимой, научила Паруса довольствоваться немногим. Теперь он мог смотреть и выключенный телевизор.

Стоило Борису внимательно вглядеться в матовый омут, как по черной поверхности скользнула легкая рябь, побежали смутные тени, туманные образы всплыли, затем обрели контуры, цвет и голос.

– Наши сотрудники не справляются, они не успевают записывать ваши вопросы. Вал вопросов буквально захлестнул студию. Телезрители, как всегда, проявляют огромный интерес, россияне прильнули к голубым экранам, забыв про чемпионат по футболу и любимый сериал. В чем же дело? Что стряслось? Не волнуйтесь. Просто в эфире самого первого в мире канала очередной выпуск передачи «Великие люди России». И сегодня у нас очень интересный гость. Его зовут Борис Парус. Здравствуйте, Борис. Спасибо, что нашли для нас время в вашем плотном деловом графике. И начну я с вопроса, который волнует буквально всех. Телезрители очень хотят узнать, а кто такой Борис Парус?

– Прежде всего, я бы отметил, что Борис Парус – это я.

Борис Парус, то есть я, мог бы достичь совершенно замечательных достижений в совершенно разных сферах. Лично я считаю Бориса Паруса совершенно великим человеком, непризнанным гением, первооткрывателем, первопроходцем, перводвигателем, провидцем, пророком, прорицателем, шаманом, вождем заблудших и утешителем страждущих.

– Думаю, с этим согласятся все. Достижения, которых мог бы достичь Борис Парус, действительно, никого не оставят равнодушным. Они производят потрясающее, незабываемое впечатление. Однако наш телезритель Игорь, заслуженный сомелье из Улан-Удэ, спрашивает, что делает Борис в землянке? Вызывает недоумение, – замечает Игорь, – тот факт, что великий человек оказался в заброшенном поселке со странным названием – то ли Пыхма, то ли Мыхма, – который на самом деле даже не существует. Что мы ответим Игорю?

– Игорь, отвечая на ваш вопрос, я должен констатировать, что дело тут в обычной человеческой зависти. Окружающие не могут простить выдающемуся человеку его совершенно выдающихся качеств. У нас ведь традиционно не любят тех, кто явно стоит выше среднего уровня. Что уж говорить о человеке, который с трудом различает малюсеньких современников – этих назойливых муравьишек, суетящихся у его ног? Как говорится, дернул же меня Бог с умом и талантом родиться черт знает где. В справедливости этих слов мы лишний раз убеждаемся, глядя на непростой жизненный путь Бориса Паруса, то есть на мой жизненный путь.

– В связи с этим Ольга, старейшая шпалоукладчица из Санкт-Петербурга, просит рассказать, каким образом бездарные современники всеми силами старались отравить жизнь великого человека.

– Ну, прежде всего, Ольга, я бы выделил клеветнические обвинения. В чем только эти горе-современники не обвиняли великого человека! Можно сказать, вся его биография соткана из домыслов, наветов и бессовестной лжи. Всем этим так называемым современникам пора положить конец!

– Именно этого давно ждут все наши телезрители. Современники свое получат! А пока пришел вопрос от Аркадия, передового бизнес-тренера из Читы. А что же семья? – спрашивает Аркадий. Неужели у Бориса Паруса были родители? Конечно, они гордятся столь выдающимся сыном.

– Отнюдь. Удивительно, как союз двух столь посредственных, ограниченных, совершенно никчемных людей мог стать причиной рождения такого неординарного гения. Да это просто в голове не укладывается. Это совершенно неправдоподобно и невозможно. Я склонен думать, что Борис Парус появился на свет самостоятельно, а так называемые родители только примазались к этому делу ради мелких, своекорыстных интересов.

– Удивительная история. А что скажут наши эксперты? Мы попросим первого эксперта уточнить – мог ли великий человек самостоятельно, без чьей-либо помощи обусловить свое рождение?

– Как ученый с многолетним стажем работы в сфере политологии я с интересом следил за вашей дискуссией. И должен отметить, что баланс сил в современном мире характеризуется чрезвычайной сложностью. При этом не прекращаются попытки вмешаться во внутренние дела нашей страны. Однако будьте уверены, мы сумеем дать достойный ответ этим господам по обе стороны границы! Появление на свет гражданина нашей великой страны должно быть обусловлено не какими-то сомнительными родителями, а государственными интересами, связанными с нацпроектами, повышением обороноспособности, суверенности, импортозамещения и других форм духовного возрастания родины.

– Вот так! Мы дадим асимметричный ответ! За нами, как говорится, не заржавеет! Это было мнение эксперта. Однако что главное в передачах самого первого канала? Главное – объективность и беспристрастность. Поэтому мы попросим кратко охарактеризовать так называемых родителей великого человека.

– Ну, если говорить кратко, они представляли собой человеческий тип в чем-то страшный, а в чем-то комический.

В этих местечковых персонажах преобладали глупость, граничащая с кретинизмом, хроническая неспособность признать очевидное превосходство другого, постоянные попытки навязать свое мнение тому, кто заведомо их умнее, а также полное отсутствие чувства родительского долга. К этому следует добавить прискорбное отсутствие чувства юмора и, как следствие, дурацкую обидчивость по поводу тонкой и вполне оправданной иронии, объектом которой они нередко становились. Да, и еще, конечно, не стоит забывать про патологическую жадность.

– Я не думал, что дела обстояли настолько плохо. Конечно, встать вровень с великим человеком для простых смертных практически невозможно, но нужно хотя бы преклоняться перед его непостижимым величием. Боюсь, даже сам Борис Парус был не в силах перевоспитать подобных людей.

Я чувствую, у всех в студии возник вопрос: неужели великий гений вынужден был провести свои отроческие годы в столь недостойном обществе?

– Увы, это так. Ну, разумеется, его жизнь в подобной семье не могла не превратиться в череду конфликтов и скандалов, неизменно провоцируемых усилиями двух крайне ограниченных людей. Скажу больше, именно их глупые поучения и постоянные истерики помешали великому человеку добиться действительно великих достижений еще в раннем возрасте.

– Так вот в чем дело! Теперь все объяснилось.

– Конечно. Так называемые родители не останавливались ни перед чем. Именно с их легкой руки выдающийся человек впервые столкнулся с клеветническими обвинениями в свой адрес. Он ничего не брал! Такого не было! Они каждый раз сначала сами все потратят, а потом на другого валят. Козлы! Суки! Мрази!

– И это еще мягко сказано. А я передаю микрофон нашему второму эксперту. Хотелось бы услышать, что думает психолог о ситуации, сложившейся в семье великого человека?

– Не случайно говорят – природа на родителях отдыхает.

Да, родители часто бывают неблагодарны, они не ценят всего того, что мы для них делаем. Конечно, придет время, они все поймут, но будет уже слишком поздно. Увы, мы часто сталкиваемся с тем, что родители, которым не уделяют должного внимания, подпадают под влияние улицы, работы, различных друзей и даже родственников. Уговоры здесь действуют далеко не всегда, зачастую необходимы формы общественного контроля и принуждения. Как эксперт я рекомендую шире применять такую меру, как лишение родительских прав.

– Это было мнение нашего эксперта-психолога. А гость нашей студии сегодня – народная артистка России, лауреат государственной премии, член совета по культуре Виктория.

Викторию представлять не нужно, мы все знаем ее по замечательным актерским работам в отечественном кинематографе.

– Мне, короче, тоже приходится сталкиваться с различными проявлениями человеческой тупости. Понять и оценить мое творчество способны далеко не все. Чтобы понять настоящее, серьезное произведение искусства, зритель должен постараться подняться до моего уровня. Сечете?

– Конечно. Не каждый способен оценить великих людей – такое мнение высказала в нашей студии народная артистка России, лауреат государственной премии, член совета по культуре Виктория, которая, повторяем, не нуждается в представлении, поскольку известна по замечательным актерским работам в отечественном кинематографе. А вот Сергей, потомственный ландшафтный дизайнер из Воркуты, тоже решил поделиться с нами своим мнением. Сергей утверждает, что Борис Парус был счастлив покинуть дом и начать самостоятельную жизнь.