Текст книги "Цветы, которые не умирают"

Автор книги: Максим Мейстер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Максим Мейстер
Цветы, которые не умирают

Я снова еду на вокзал, зная, что только постою у кассы. Постою в длинной очереди за билетами на море, где так много зеленых долин, где всегда светит солнце, а на берегу, в лесах и на полянах много прекрасных цветов.

И я знаю, что как только окажусь перед самым окошком, и кассир спросит: «Куда?…», я молча отойду, выйду с вокзала и поеду на кладбище…

Так странно. Я прекрасно знаю – у тех людей, что стояли вместе со мной в очереди, тоже есть свои кладбища. Но почему же они покупают билет и едут на море за новыми цветами, а я не могу, снова и снова возвращаясь к свои двум, давно умершим…

Почему же я не могу купить билет, чтобы снова найти прекрасный цветок?

Так я думаю и спрашиваю себя, пока еду на кладбище. Спрашиваю, не ожидая ответа. Потому что давно его знаю. Но все равно спрашиваю, потому что больше нечем заняться, когда едешь на кладбище погибших цветов. Вот и оно…

На самом деле мое кладбище не похоже на другие. Оно очень красивое и напоминает оранжерею… Нет, все-таки, пожалуй, не оранжерею, а большую теплицу. Ее стекла сверкают так, что видны издалека. А крепкая стальная арматура радует глаз свежей краской. Да, я часто обновляю свою теплицу. Меняю стекла надежд, не жалею серебряной краски воспоминаний…

А внутри кладбища-теплицы – два погибших цветка…

Одна была розой. Когда-то я встретил ее в ухоженном саду. Вокруг было много других цветов. И красивее, и ароматнее, но я почувствовал, что эта скромная, еще не распустившаяся роза – мой цветок. А свой цветок не выбирают. Его просто находят. А когда находят, то сразу чувствуют – вот он, мой цветок…

Она была немного колючей, как и положено розам. Совсем немного колючей, не так, как сейчас…

А тогда… Я улыбнулся моему цветку, и мы обняли друг друга, радуясь встрече. Я поцеловал ее в нежные благоухающие лепестки и сказал, что теперь мы всегда будем вместе, а роза согласно закивала.

А потом она умерла и превратилась в кактус.

Да, когда любовь умирает, то превращается в кактус. Или в алоэ, как второй мой цветок…

Он была ландышем. Тогда, после смерти розы, я поехал на вокзал, чтобы отправиться к морю и найти другой цветок. Потому что все так делают. Но я не смог, и вернулся. И построил теплицу для погибшей розы, которая стала кактусом, чтобы она могла там жить, не зная, что умерла.

И я долго строил теплицу, а потом снова поехал на вокзал. Но стоило мне встать в очередь за билетами, как я забывал, что роза умерла. Я забывал, что там, в теплице уже давно лишь колючий безобразный кактус, а не прекрасный цветок с нежными лепестками. И я снова мчался с вокзала к своей теплице…

А потом шел в лес и плакал, ощущая соленую кровь на исколотых губах.

И однажды встретил ее. Мой ландыш, что прятался среди деревьев нашего леса. Оказалось, чтобы встретить свой цветок, не надо ехать к далеким полянам и лесам…

Да, она была ландышем. Простым лесным цветком. Я услышал звон ее колокольчиков и сразу понял – вот он, мой цветок! И присел рядом и сказал: «Ты мой цветок!» И ландыш радостно засмеялся: «Правда?» И мы долго сидели друг напротив друга и смеялись. Радостно, как дети. И я гладил ее лепестки, а она звенела колокольчиками…

А потом она умерла. И превратилась в алоэ. Ведь любовь после смерти всегда становится или кактусом, или алоэ.

Я взял погибший ландыш и посадил в свою теплицу, а потом снова поехал на вокзал. Ведь нельзя жить без любви.

А на вокзале всегда длинная очередь за билетами. Очередь из мужчин и женщин. И у каждого есть свое кладбище цветов. У кого-то большое, а у кого-то еще совсем маленькое. А кто-то еще надеется приехать с моря с цветком, который никогда не умрет.

И я снова остаюсь в очереди за билетами, пока не увижу лицо кассира. А потом, не дожидаясь вопроса, отбегаю от кассы, выхожу с вокзала и еду на кладбище.

А потом возвращаюсь домой, чтобы на следующий день снова отправиться на вокзал, зная, что все равно окажусь на кла…

В последнее время мой путь короче. Теперь я сворачиваю к теплице, не доезжая до вокзала.

И медленно бреду, глядя на сверкающие стекла и ярко накрашенную арматуру.

Почему же я больше не покупаю билеты к полям и лесам далекого моря, где так много прекрасных цветов?…

Я вхожу в свою теплицу и иду к кактусу, который когда-то был розой. Я и сейчас вижу ее сквозь мясистые зеленые наросты и длинные иголки. Хотя знаю, что это лишь воображение. Но все равно подхожу и говорю: «Привет, моя прекрасная роза!», и целую воображаемые лепестки, чувствуя как длинные иголки впиваются в губы, в лицо… Но я закрываю глаза. И не только для того, чтобы уберечь их. А чтобы не видеть зеленого кактуса. И когда я закрываю глаза, то на мгновение в уме мелькает образ той прекрасной розы, что давно умерла.

И в сердце появляется что-то теплое и горячее. А потом боль становится нестерпимой, и я плачу, вытирая кровь.

И иду в другую часть теплицы, где растет алоэ. Умерший ландыш почти не колючий. Да, его длинные стебли усыпаны выростами, похожими на колючки, но они мягкие и почти не колют. Алоэ не колючее, оно – ядовитое…

«Привет, мой любимый ландыш!» – говорю я и сразу закрываю глаза, чтобы увидеть белые смеющиеся цветы-колокольчики. И целую алоэ. И слышу давно забытый звон.

И в сердце появляется что-то теплое и горячее. А потом боль от жгучего сока алоэ становится нестерпимой. Да, говорят, этот сок полезный. Но мне не нужна польза, я хочу слышать звон моего ландыша!… И я плачу, уходя из теплицы…

Возвращаюсь домой и сажусь напротив зеркала.

Я делаю так, когда хочу узнать что-то важное. Сам по себе я очень наивен и доверчив. Или глуп, как говорят про меня остальные люди, когда мы стоим в одной очереди за билетами. Может быть, они и правы. Просто они не знают, что дома я могу стать зеркалом…

Вот и сейчас. Я сел перед зеркалом, и в нем тут же появился я. Другой я, у которого нет чувств и сердца, а только холодный разум, который безупречно работает, отражаясь от серебряной подложки. Он очень мудрый, потому что беспристрастный.

– Я снова ездил на кладбище, – сказал я.

– Знаю, – ответил я из зеркала.

– Так я никогда не найду нового цветка…

– Да, чтобы найти новый цветок, надо забыть об умерших. Ты должен купить билет и уехать.

– Я не могу.

– Почему?

– Потому что знаю, что любой цветок умрет и станет кактусом или алоэ. И мое кладбище будет расти…

– У всех так. Просто другие не строят оранжерей!

– У меня не оранжерея, всего лишь теплица…

– Все равно. Остальные не превращают свои кладбища в теплицы. Остальные оставляют на кладбищах цветы, ставшие кактусами, и больше никогда туда не возвращаются. Просто отправляются на вокзал, чтобы купить билет и найти новый цветок.

– Но не у всех есть деньги на все новые и новые билеты. Как же поступают они? Неужели живут без цветка?

– Многие привозят свой цветок, а когда тот становится кактусом или алоэ, делают вид, что ничего не произошло.

– То есть живут с мертвым цветком?!

– Да, почему бы и нет? Ведь ты сам сказал – не у всех есть деньги на все новые и новые билеты. Но главная причина не в этом. Просто рано или поздно кладбища у большинства становятся такими большими, что там не остается места для новых кактусов, и приходится заставлять ими свой собственный дом.

– И после этого ты удивляешься, почему я не хочу ехать за новым цветком?! Ведь он все равно умрет. Все цветы умирают… И мне останется либо вести его на кладбище, либо делать вид, что ничего не произошло. Но я хочу быть рядом с живым цветком!…

– Тогда ты должен сделать так, чтобы он не умирал.

– Да, но как? Мы все заботимся о своих цветах. Укрываем листьями, удобряем навозом… Почему же они все равно умирают, превращаясь в серо-зеленых и колючих? Почему исчезают яркие чистые краски? Почему нежные лепестки становятся иголками?…

– Наверное, навоза и листвы недостаточно.

– Но что еще нужно?!

– Быть может, воды?…

И я застыл, а на моих губах застыл следующий вопрос. В нем больше не было необходимости, потому что я вдруг понял!

Да, цветок умирает без воды!

Я отошел от зеркала и сел в глубине комнаты.

– Что же это за вода?

Я хотел вернуться к зеркалу, чтобы спросить, но тут же понял сам. Теплое и горячее, что иногда появляется в сердце, – это и есть вода, которой не хватает цветам.

Я привычно вынул сердце из груди и заглянул внутрь. На донышке блестели несколько капель, что всегда оставались после возвращения из теплицы.

– Этого мало, – сказал я себе. – Для того чтобы питать цветок, сердце должно быть полным.

И я стал вспоминать о розе и ландыше. А потом о кактусе и алоэ. Иногда я смеялся, и часть смеха уносилась прочь легким ветерком, а часть превращалась в капли. Иногда я плакал. И часть слез высыхали на ветру, а часть падала в сердце. И вскоре там плескалось маленькое озеро. Прозрачное и чистое.

Радость и печаль, грусть и счастье, надежда и верность, сладость и преданность… Вскоре сердце было полно, и я с удивлением и восторгом смотрел на переливающуюся, словно новый алмаз, воду.

– Да, теперь все будет по-другому! – сказал я и осторожно поместил сердце обратно в грудь. Потом собрался. Набил карманы листвой, заполнил чемоданы навозом и поехал на вокзал.

Нетерпеливо отстоял длинную очередь. Вот и стекло. Кассир видит меня, но ничего не спрашивает. Ждет, что я уйду. Но я стою и смотрю.

– Вам билет? – наконец спросила она.

– Да.

– Куда? – Кассирша удивилась лишь на мгновение, а потом повернулась к клавиатуре, готовая отщелкать все, что попросят.

– К морю, где всегда светит солнце, где глубокие небеса и бескрайние поляны с прекрасными цветами… – Я протянул немного зеленой листвы и получил билет.

Вскоре я сидел в вагоне и смотрел, как убегают назад деревья родного леса.

В поезде были такие же, как я. Все они ехали за цветами. Кто-то вез большие чемоданы, а кто-то небольшие рюкзаки. У кого-то карманы оттопыривались от листвы, а кто-то считал каждый листик… Но все надеялись найти свой цветок, который никогда не умрет.

– Привет! – сказал я спутникам по купе. – Я еду на море, чтобы найти свой цветок.

– Мы тоже!

– Как хорошо, что нам по пути…

– Конечно, ведь мы в одном поезде…

– А вы везете с собой воду? – решил спросить я.

– Что? – не поняли спутники. – У нас есть листва и навоз… Что еще?

– Ну, чтобы цветок не умер, его надо не только удобрять и укрывать, но и поливать, – сказал я.

– Глупости, – откликнулся спутник с верхней полки. – Каких только теорий на этот счет не выдумано, а цветы все равно умирают…

– Да, но… – я хотел было возразить, но вдруг почувствовал что-то внутри. Я замолчал и погрузился в себя. Да, что-то происходило в сердце. Надо было разобраться, но мне не хотелось вынимать его при посторонних. И я долго сидел, надеясь, что все пройдет. Но потом не выдержал и вышел в коридор, плотно закрыв за собой дверь купе. Посмотрел направо, потом налево. Светлый чистый коридор. Под ногами ковровая дорожка, а за окном деревья и поля… Хорошо и красиво.

– Что ж тебе неймется? – с досадой спросил я внутрь и еще раз огляделся, убеждаясь, что в коридоре никого нет. Пассажиры сидели по своим купе и мечтали о цветах. Тогда я осторожно вынул сердце и заглянул…

Оно наполовину высохло…

Вот в чем дело! Да, сердце всегда начинает болеть, когда сохнет. Только вот почему вода уходит?…

Я смотрел на озеро, которое с каждой минутой мелело все быстрее. Чем дальше уносил поезд от родного дома, тем меньше в сердце оставалось влаги. «Почему так?» – подумал я, с тоской наблюдая, как сердце почти опустело.

Я вернулся в купе и спросил:

– Как остановить поезд?

– Зачем? – хором удивились мои спутники.

– У меня больше нет воды для цветка, поэтому я хочу вернуться домой.

– Что за ерунда! – закричали они. – У тебя, мы видим, полные карманы зелени, у тебя полные чемоданы самого лучшего навоза! Все цветы будут твоими!…

– Мне не нужны чьи-то цветы. Мне нужен мой цветок, – сказал я.

– И ты найдешь его! – уверенно сказал молодой спутник с нижней полки.

– Мне не нужен цветок, который умрет, – сказал я. – Как остановить поезд?

– Послушай… – сказал пожилой спутник с верхней полки. Он так разволновался, что даже спустился вниз. – Все цветы умирают. Это закон. Поверь моему опыту…

– У вас, наверное, большое кладбище? – спросил я.

– Не то слово! – почему-то с гордостью усмехнулся он, не заметив моего сарказма. – Так что я знаю, о чем говорю! Так вот, послушай. Все цветы умирают, и с этим надо смириться. Я понимаю, тяжело. Особенно, пока мы молоды. Но теперь я знаю, как это сделать без особой боли. Думаю, я последний раз еду за цветком, потому что благодаря опыту и мудрости, что скопились за все эти годы, я кое-что понял. И я готов поделиться своим открытием с тобой…

Я сел, потому что всегда готов слушать других. Ведь я наивен и доверчив. Или, как говорят, глуп. И хотя с каждой минутой поезд все дальше уносил меня от дома, я приготовился слушать мудрость пожилого спутника.

– Когда-то я тоже надеялся найти цветок, который не умрет, – начал он. – Но потом понял. Смерть цветка – это закон. Неизбежный и непреодолимый. И тогда я взглянул на проблему с другой стороны… Знаешь с какой? Я подумал примерно следующее: «А ведь это здорово, что цветы, умирая, не исчезают, а превращаются в кактусы, алоэ, фикусы, грибы, плесень, лианы или лишайники!» Это значит, что на самом деле наша с вами задача найти не цветок-который-не-умирает, а найти тот цветок, который превратится во что-нибудь не слишком обременительное. Например, я не переношу кактусы, потому что они слишком колются. А вот с алоэ или плесенью вполне можно жить. Даже полезно, говорят. Поэтому сейчас, открыв этот секрет, я еду за своим последним цветком. Надеюсь, опыт мне поможет выбрать правильный и хороший, то есть тот, который, умерев, превратится во что-то сносное…

– А я думал, что цветы, умерев, превращаются только в кактусы или алоэ… – тихонько сказал я.

– Ну ты даешь! – удивился пожилой спутник. – У тебя сколько цветов-то было? Неужели они все превращались только в кактусы и алоэ?!

– У меня было два цветка. Один умер и стал кактусом, а второй – алоэ.

– Два цветка?! – уточнил спутник, а остальные тоже удивленно закачали головами. – В твоем возрасте у меня их было столько, что можно было бы собрать несколько букетов! Жаль только не делают букетов из кактусов! – Он засмеялся, довольный своей шуткой. – А цветы, умирая, превращаются не только в кактусы или алоэ. Бывает, они становятся лианами, которые будут высасывать из тебя соки, пока ты либо не выкинешь их на кладбище, либо не отправишься туда сам. Какие-то цветы становятся безобидными грибами, а какие-то – плесенью… Много вариантов. Но мы об этом поговорим завтра, если хочешь. Я могу тебе рассказать обо всех вариантах смерти цветка. Но сейчас меня интересует, понял ли ты то, о чем я говорил?…

– То, что наша задача не найти вечно живой цветок, а постараться выбрать тот, который умирая, превратится во что-то сносное? – уточнил я.

– Да, можно и так сказать, – кивнул пожилой спутник. – Вижу, ты понял.

– Наверное, потому что все, что вы говорили, звучит очень разумно…

– Значит, ты едешь с нами?

Я задумался, а потом заглянул внутрь себя. В сердце не осталось ни капли. Оно болело и говорило «нет».

– Нет, – повторил я вслед за ним, а потом вышел из купе и дернул стоп-кран. Поезд визгливо затормозил. Во всех купе тоже визжали. Мужские и женские голоса. Пассажиры были не довольны, что их задерживают на пути к далеким полям и садам, где растет так много прекрасных цветов. Я слышал, как бывшие соседи ругали меня. Ведь они единственные знали, почему поезд остановился. Но потом они замолчали, заметив, что я оставил чемоданы с навозом…

Я выпрыгнул из поезда и побежал домой. Поезд увез меня далеко, и только к вечеру я добрался до родных лесов и полей. И только поздней ночью оказался в своей комнате.

Всю ночь я вспоминал розу и ландыш, пока в сердце вновь не плескалось чистое озеро. А утром я снова поехал на вокзал. На этот раз не стал собирать чемоданы. «Моему цветку, если он есть, достаточно будет воды… – подумал я. – А если нет, то навоза всегда можно накопать…»

Я снова ехал в поезде, но теперь в плацкарте, чтобы сэкономить деньги. Ведь кто знает, может и в этот раз я не смогу довести воду. Я больше не разговаривал со спутниками, а внимательно следил за сердцем.

И все повторилось. Чем дальше уносил меня поезд, тем меньше теплой влаги оставалось внутри. И я снова рвал стоп-кран и возвращался домой.

Так повторялось много раз, пока я не понял: мне не довести воды до далеких полей и лесов. Тогда я сел перед зеркалом и спросил:

– Почему?

– Ну, это просто, – ответил зеркальный я. – Попробуй наполнить сердце…

Я отвернулся от зеркала и стал думать о розе и ландыше, пока внутри снова не стало тепло и горячо.

– Вот. – Я снова повернулся к зеркалу. – И что?

– А ты сам не понял? Как можно вести новому цветку воду, которая…

– Ой, и правда! – я грустно рассмеялся. – Ведь она появляется благодаря цветам, которые давно умерли.

– Да, эту воду нельзя увести далеко, потому что она принадлежит им. Поэтому ты должен сначала забыть о погибших цветах, а потом ехать.

– С сухим сердцем? Но ведь тогда все повторится. И новый цветок без воды умрет, превратившись…

– Теперь ты знаешь, что цветам нужна вода. Поэтому, встретив новый цветок, ты не будешь, как раньше, заботиться только о листьях и навозе. В твоем сердце появится вода, предназначенная для этого нового цветка. И он никогда не умрет.

– Думаешь? – спросил я.

– Да, – ответило зеркало.

Я отвернулся и заглянул в себя.

– Правильно? – спросил я у сердца.

– Нет, – сказало оно.

– Почему? А как правильно?… – начал спрашивать я, забыв, что сердце не отвечает на такие вопросы. Только зеркало. Сердце же ничего не объясняет.

И я вынул его и посмотрел в озеро. Ведь зеркало может быть и в сердце. Только оно другое. Настоящее. И оно появляется, только когда в сердце плещется теплое прозрачное озеро…

– Я правильно понял тебя? – спросил я у отражения в сердце.

– Да.

И тогда я пошел на кладбище, которое у меня было похоже на парник. В руках я держал сердце, полное живой воды…

– А ты уверен, что твои цветы оживут?! – крикнул другой я из зеркала в прихожей. – Ведь вполне возможно, что иголки кактуса проткнут сердце, а сок алоэ отравит его!

– Может быть, – сказал я и ускорил шаг. – Может быть…

А потом, уже на улице, тихо, но четко и в ритм, словно убеждая самого себя, договорил:

– Может быть… Но я все равно попробую, потому что не хочу превратиться в пассажира, который вечно покупает билет и едет в никуда. Потому что на самом деле нет никакого моря и далеких прекрасных полей и лесов. Есть только кладбища, которые мы создаем сами. А прекрасный мир не где-то далеко. Он внутри и вокруг нас. Просто не виден из-за кладбища. Прекрасный мир откроется, как только пустоту сердца заполнит живая вода, и мы оживим ей всех, кого убили. И тогда пустыня станет прекрасным садом, в котором больше не будет колючих кактусов и жгучих алоэ, а только цветы. Прекрасные цветы, которые не умирают…

Стать Ветром

Эта полянка пользовалась дурной славой. Жители Леса обходили ее стороной. Потому что на поляне росли только ядовитые нарциссы, а над ними летали жирные трутни, больше похожие на синих навозных мух.

Нарциссы очень гордились своей красотой и своей полянкой, на которой, кроме них, никого не росло. И у каждого нарцисса был свой трутень, очень хорошо умевший жужжать о любви, при этом думая только о том, как залезть в цветок и поесть пыльцы. Ведь больше на поляне нечем было поживиться, так что трутни приспособились наслаждаться тем, что было: гордой красотой нарциссов, их тычинками-пестиками. Для этого надо было всего лишь немного пожужжать, и любой нарцисс раскрывался, веря во все, о чем жужжали трутни. Ведь ни один нарцисс на поляне не сомневался, что именно он самый прекрасный, самый удивительный и неповторимый. И каждый трутень очень хорошо научился говорить то, что от него хотели слышать, чтобы получить свое. Ведь жужжать о любви очень просто. Намного проще, чем любить…

Но однажды на полянке проклюнулся странный росток. Сначала все нарциссы вокруг подумали, что это родился один из них, и с нетерпением ждали, когда появится цветок, чтобы рассказать ему о себе, о своей удивительной красоте. Каждый нарцисс на поляне только и делал, что без устали говорил о своей красоте и удивительных качествах, и всегда искал тех, кто еще не знал об этом. Но когда новый цветок наконец раскрылся, нарциссы вокруг ахнули.

– Кто это? – почти хором спросили они. А потом так же хором воскликнули:

– Какой уродливый цветок! Он совсем не похож на нас!

Такое единодушие среди нарциссов случалось редко, но тут они вместе неодобрительно загалдели:

– Посмотрите на этот цветок! У него нет ни одного гладкого лепестка! А цвет?! Нет, вы посмотрите! Какой вульгарный цвет! Нет даже белого пятнышка!

– Он совсем не такой, как мы… – повторяли нарциссы. И это был приговор. Они отвернулись от только что появившегося на свет цветка. – Он чужой! Ему не место на нашей поляне! И пусть не рассчитывает, что мы примем его в свой круг только потому, что он появился здесь! Таким, как он, не место среди нарциссов!…

Когда Одуванчик раскрыл свою мохнатую желтую головку, то первым делом увидел огромный яркий цветок высоко-высоко в небе.

– Привет! – сказал ему Одуванчик и счастливо улыбнулся. Солнце улыбнулось Одуванчику в ответ, и он спросил: – Я родился! Кто я?…

Одуванчик с восторгом огляделся и увидел, что окружен красивыми цветами, которые смотрели на него.

Одуванчик хотел и им сказать «Привет!», но не успел, потому что цветы дружно загалдели. Сначала Одуванчик не понимал их, а когда наконец понял, то ему стало очень грустно. «Он урод! Он не такой, как мы! Чужак! Зачем он появился на нашей поляне?! Мы никогда не примем в свой круг такой цветок! Посмотрите, как он отличается?! Разве можно жить таким уродом?!»

– Очень грустно родиться и узнать, что ты урод… – прошептал Одуванчик. Но потом подумал и вдруг снова улыбнулся: – Но зато вы все такие красивые! Особенно вон тот большой цветок на небе!

Нарциссы на секунду умолкли, а потом загалдели с новой силой:

– Нет, вы только посмотрите! Он не только уродлив, но еще и глуп!

– Да! Сравнить нас с этим дурацким желтым шаром!…

– Который только и годен на то, чтобы греть нас!

– Да что мы обращаем внимание на слова чужака? Он даже не знает, что такое солнце!

– Уродлив и глуп! – хором сказали нарциссы и окончательно отвернулись.

– Простите… – сказал Одуванчик. Ему было неловко, что он обидел такие красивые цветы. – Наверное, я и в правду глуп и уродлив…

Он еще немножко погрустил, а потом не выдержал молчания и вежливо спросил:

– Дорогие прекрасные цветы, скажите, пожалуйста, где я?

Но ему никто не ответил. Нарциссы говорили друг с другом о своей красоте, слыша только себя.

– Где я?! – громко повторил Одуванчик. Но никто не хотел разговаривать с чужаком. Одуванчик потупился, уже не рассчитывая получить ответ, но тут один из нарциссов гордо ответил:

– Ты на нашей поляне!

– Да? – обрадовался Одуванчик. – А кто вы?

– Мы нарциссы, и мы… Особенно я! Очень прекрасны! Впрочем, ты и сам это видишь!…

– Да, – согласился Одуванчик. – А почему ты отвечаешь мне? Ведь все остальные отвернулись…

– Я говорю с тобой, чтобы все видели мое благородство. Я готов тратить свое драгоценное время на таких, как ты, потому что на этой поляне нет никого возвышенней и благородней меня!

– Наверное, это так! – согласился Одуванчик. – Спасибо! Может, ты тогда ответишь еще на один вопрос?

– Да, – важно согласился добрый нарцисс.

– Кто я? – спросил Одуванчик. – И зачем я родился на этой поляне?

– Вообще-то, это два вопроса… – рассмеялся нарцисс. – Похоже, ты на самом деле непроходимо глуп. Впрочем, чего еще ожидать от такого уродливого цветка?! Кто ты? Не знаю. Могу точно сказать только одно: ты не нарцисс!

– А может, я просто очень-очень некрасивый нарцисс? – с надеждой спросил Одуванчик.

– Нет, ты однозначно не один из нас! – презрительно закачал головкой нарцисс. – Но я должен признать… Хотя, мои коллеги, думаю, со мной не согласятся… Но так как я беспристрастный ученый, я должен признать, что ты – это цветок. Все-таки цветок! Разумеется, уродливый и совсем не похожий на нас, но цветок!

– Здорово! – обрадовался Одуванчик. – А зачем я родился на этой поляне?

– Раз ты цветок, то, по моему мнению, ты и родился для того, для чего рождаются все цветы! Хотя, еще раз повторю, все мои рассуждения базируются на предположении, что ты все-таки цветок!

– Так вы не уверены, что я цветок? – расстроился Одуванчик.

– Уверен. И готов отстаивать свое мнение перед другими учеными нарциссами… Ведь это мое мнение! У тебя есть все признаки цветка, так что я уверен – ты цветок! Такова моя теория, а она не может быть не верной!

– Потому что она ваша? – уточнил Одуванчик. Он потихоньку учился логике, принятой на полянке нарциссов.

– Да, – согласился нарцисс.

– Я очень рад, что познакомился с таким удивительным нарциссом, как вы! – воскликнул Одуванчик.

– Возможно, ты не так и глуп, как показалось вначале… – снисходительно произнес нарцисс. – Поэтому я отвечу тебе на второй, куда более сложный вопрос…

– Да, пожалуйста! – воскликнул Одуванчик. – Зачем цветы рождаются? Зачем цветы живут?

– Цветы живут для любви, – важно ответил нарцисс. – На нашей поляне обитают не только цветы, но и летающие насекомые. Когда насекомое прилетает к тебе и говорит, что ты самый прекрасный нарцисс на поляне, а потом садится и трется о твои тычинки, то это называется любовью!

– Должно быть, это удивительно… – прошептал Одуванчик.

– О да! На нашей поляне нет ничего прекрасней этого. Каждый нарцисс мечтает встретить самого толстого трутня, который лучше всех умеет жужжать!

– Но раз я цветок, как вы сказали… – задумался Одуванчик вслух. – А цветы живут для любви, то ко мне тоже скоро прилетит трутень, чтобы жужжать о любви?

– Какой же трутень посмотрит на такой уродливый цветок?! – рассмеялся нарцисс наивности Одуванчика. – Я потому и удивился твоему появлению на нашей полянке: какой смысл в цветке, на который не сядет ни одно уважающее себя насекомое?! Ведь ты окружен такими прекрасными цветами, как мы! И разве хоть один уважающий себя трутень будет жужжать о любви какому-то уроду, когда вокруг – прекрасные нарциссы?!

– Наверное, вы правы… – печально понурил головку Одуванчик. – А можно тогда я сам буду любить? Любить полянку, солнце, вас и всех насекомых, что летают над поляной?

– Да пожалуйста! Только какой в этом смысл? – пожал листочками нарцисс. – Любовь – это когда любят тебя самого. За то, что ты самый красивый, за то, что самый умный или благородный, за то, что ты лучше всех пахнешь… Но за что любить тебя? Ты уродлив и глуп. Ты чужак. Мне кажется, лучше тебе было не рождаться на этой поляне…

– Не рождаться? – переспросил Одуванчик. – Но…

– Я уже довольно времени потратил на тебя! – вдруг раздраженно сказал благородный нарцисс. – Ко мне летит мой трутень, и я не могу больше болтать с чужаками. Он может неправильно это понять…

– Извините, – испуганно зашелестел Одуванчик. Ему очень не хотелось мешать такому доброму и благородному нарциссу, который один из всех снизошел до разговора с ним, уродливым и глупым Одуванчиком.

* * *

Ветер жил в Лесу. Он был везде. Как воздух, он пронизывал всё вокруг. Но как летучий Ветер, он появлялся то здесь, то там. Ветер любил носиться над лесными озерами, играя водной рябью и качая кувшинки. Он любил дуть среди деревьев, раскачивая ветки и проносясь сквозь листву… Но, как и все жители Леса, Ветер не любил появляться над полянкой нарциссов. Ветру не нравился их ядовитый аромат. Очень-очень редко воздух над полянкой самовлюбленных нарциссов превращался в Ветер, да и то только для порядку. Ветер быстро проносился над этой нелюбимой частью своих владений и скрывался в Лесу.

Но однажды Ветер появился над полянкой и привычно понесся прочь, чтобы побыстрее скрыться среди деревьев, как вдруг, на самой границе поляны и Леса, он увидел необычный цветок…

* * *

Одуванчик жил на поляне нарциссов и мечтал о любви. Ведь он был цветком, а значит, рожден для любви. Но добрый разговорчивый нарцисс оказался прав, и ни один трутень не смотрел в сторону Одуванчика. Они, как и нарциссы вокруг, только смеялись над уродливым цветком, над чужаком, посмевшим родиться на поляне нарциссов.

А Одуванчик очень хотел любить. Он знал, что цветок обязательно должен любить кого-то летающего. И Одуванчик уже давно был согласен полюбить любого, кто спустится к нему. Даже самую последнюю муху! Но и мухи не обращали внимания на бедный Одуванчик. И это несмотря на то, что редкий нарцисс соглашался слушать жужжание мух. Ведь все нарциссы мечтали о любви толстых трутней, успешных во всех отношениях.

Одуванчику было одиноко среди нарциссов. Он мечтал о любви, но ни одно насекомое поляны так и не посмотрело в сторону чужака.

Одуванчик смирился со своей судьбой, он понял, что уродлив, глуп, а самое главное – родился на чужой поляне, где для него нет места. И когда он понял это, то вдруг ощутил, что вокруг кто-то летает!

Одуванчик удивленно огляделся, но никого не обнаружил.

«Как странно… – подумал Одуванчик. – Наверное, я так хочу любви, что мне уже скоро станут являться невидимые насекомые!»

Но тут Одуванчик снова почувствовал, что вокруг кто-то летает. Несомненно летает! Это было так ясно, что Одуванчик не выдержал и громко спросил:

– Кто здесь? Кто ты?!

– Я – Ветер!

– Ты насекомое, да? – удивился и обрадовался Одуванчик. Ведь он думал, что летать умеют только насекомые. Так ему говорили нарциссы.

– Нет, я не насекомое, я – Ветер! – сказал Ветер и тихонько подул вокруг Одуванчика. – А кто ты? Я никогда не видел таких цветов на полянке нарциссов…

– Я – Одуванчик, – грустно представился Одуванчик. – Я тоже цветок, как и нарциссы. Только очень уродливый и глупый…

– Хм?! Кто тебе это сказал? – удивился Ветер.

– Нарциссы. Ведь я и правда совсем не похож на них. А они так прекрасны!

– А мне ты нравишься гораздо больше, чем они! – вдруг сказал Ветер.

– Правда?! – вспыхнул Одуванчик. Он не сразу понял слова Ветра, а когда понял, то не мог поверить тому, что услышал.

– Да, я даже не жалею, что залетел сегодня на эту полянку! – ответил Ветер. – Ну, мне пора…

– Ты прилетишь еще? – вдруг спросил Одуванчик. И сам удивился тому, что смог это сказать и остановить уже уносящийся Ветер.

– Если ты хочешь… – ответил Ветер, легонько пролетев прямо над Одуванчиком, качнув его головку.

– Очень хочу… – прошептал Одуванчик.

– Тогда обязательно прилечу! – Ветер дунул сильнее, а потом исчез среди деревьев Леса.