Текст книги "Советы одиного курильщика.Тринадцать рассказов про Татарникова."

Автор книги: Максим Кантор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Полагаю, – с достоинством сказал Гена Чухонцев, – для того чтобы составить обо мне верное представление, путать факты не следует. В моей биографии есть определенная последовательность. Например, если кто-то будет считать, что я сначала получил чин майора, а уже потом пошел в школу…

– Принципиальной ошибки данное допущение не содержит, – заметил Татарников. – Полагаю, вашу личность неверно было бы характеризовать именно фактом образования. Не всякий факт интересен – и в вашем случае это особенно очевидно. Причинно-следственная связь существует, но она далеко не линейная. История тем интересна, что факты перемешивает не по правилам математики. Вот у нас в благословенном Отечестве лет двадцать назад нашлись деятели – решили переделать историю Государства Российского за пятьсот дней. Будь это математическая задача – отчего же не переделать? Но это не математика, голубчик! У истории собственные законы.

– Не понимаю, – сказал Гена.

– А потому не понимаете, что в школе ни черта не учились, голубчик! Вы, полагаю, в носу ковыряли все десять классов. Судя по фактам биографии, образование у вас есть, а исторически сложилось так, что вы крайне невежественный тип, милый мой. И ерунду всякую бессистемно читаете, каких тут еще результатов ждать. У вас, простите, винегрет в голове, голубчик, даром что погоны майорские. Не точная наука история! В ней общий смысл должен быть, идея движения, понимаете! Такая идея, которая все ваши факты объясняет, расставляет по местам. А если этой идеи нет, то и истории нет – ни ложной, ни правильной – вообще никакой. И есть одна хроника, а фальшивая она или правильная – никому не интересно.

Гена молчал, подавленный. Струйка пота стекала по его прыщавой щеке.

– Кто владеет прошлым, владеет будущим. Верно сказал Оруэлл. Но задумайтесь на секунду, голубчик, что происходит с прошлым в период капитализации общества, в период грабительского накопительства. Задумайтесь, что с ним происходит в те поганые годы, когда общество сызнова делится на богатых правителей и нищий народ.

– Что же?

– В соответствии с общей программой капитализации социума, – Татарников помолчал, – происходит приватизация истории. Безразмерная, общая история так же неудобна в употреблении, как общественная нефть и народный алюминий. Сказать, что где-то жили неподотчетные нашей системе ценностей греки – как же это неудобно! Не было греков, все мы придумали! Мы сами этих греков создали, своими силами! Вся история – у нас в кармане! И сэр Исаак Ньютон пришел к подобным выводам именно в ту эпоху, когда Англии надо было весь мир объяснить с точки зрения Британской империи. А мир больше, чем любая империя!

Гена Чухонцев молча давил прыщи.

– Приватизировать историю как нефтяное месторождение! Что за чудная цель! Нет у нас больше ничейных территорий – и там «Роснефть», и здесь «Газпром»! И греки под контролем! Что с того, что эти новые хронисты не состоят на государственной службе, – они чуют дух времени! Сузить мир, и в историю билеты входные продавать!

– А вы думаете, Сергей Ильич… – Бедный Гена наконец заговорил присущим ему писклявым голоском, а резкий тон утратил.

– Мир больше, чем вещи, его наполняющие! История – больше, чем набор фактов! В ней вранья много. В ней, может быть, одно вранье и есть! Но даже вранье компонуется в неопровержимое уравнение – в этом разница с математикой. Все числа фальшивые – а ответ верен. Затем и нужен историк, чтобы отсеивать ложные факты, сидеть над документами, верить или не верить. Историк – он следователь, понимаете, гражданин майор? А следователю, кроме фактов, еще и мозги нужны.

– Так что же, не было параллельных газет? Нет второй реальности? А с Хорьковым что случилось?

– А просто все случилось с Хорьковым. Он именно и относится к тем людям, что хотят владеть будущим, и для этого корежит прошлое. Он ведь поэт и социальный мыслитель, не так ли? Ему потребовалось дать указания редакторам газет на смену курса – вот он и прибег к такому, я бы сказал, поэтическому, образному способу. Напечатал несколько листков с проектами нужных законов, сфотографировался с ними. Уверяю вас, главные редактора все поняли – и инструкции выполнят аккуратно. Думаю, пока мы тут выпивали, у них работа кипела.

– А выкуп? – совсем растерянно спросил Гена. – Выкуп собирать надо?

– Выкуп своим чередом. Собирайте, конечно. Это уж совсем понятно: деньги Хорькову нужны – так что выкуп надо готовить.

Мы молча допили водку, Гена молча съел свой бутерброд с колбасой, тишина наступила на кухне. Татарников вскоре отправился спать, а я вышел проводить Чухонцева до метро – через полчаса должны были пойти первые поезда.

На темной утренней улице светились только звезды и ранние газетные киоски. «Девальвация рубля», «Обострение отношений с Украиной», «Отсутствие Стабилизационного фонда» – прочел я утренние заголовки.

– Так я пойду? – спросил понурый Гена Чухонцев.

– Иди, Гена, поспи чуток. Мне-то уж не поспать, мне в газету пора.

– Ответственная у тебя работа, – с завистью сказал Гена, – все первыми узнаете! До меня пока дойдет! А вам все сразу понятно. Одно слово, четвертая власть!

Про первые три я так и не узнал.

Штрафной удар

Профессор Татарников был сугубо неспортивным человеком, точнее сказать, он был нездоровым человеком и спортом заниматься не смог бы, даже если бы и пожелал. Но дело в том, что он упорно не признавал в спорте пользы, пестовал свой вредный домашний режим, усугублял дурные привычки. Мало того, что не занимался физическими упражнениями, он к тому же вел сидячий образ жизни, курил беспрестанно и злоупотреблял алкоголем. Тысячи раз говорил я ему – обычно эти здравые мысли посещали меня с похмелья, после того как засиживались мы за рюмкой, – что следует радикально изменить распорядок дня, бросить курить и начать утренние пробежки.

Сергей Ильич реагировал иронически. В своем жизненном укладе он ничего менять не собирался и считал, что его образ жизни – самый безопасный из представленных в нашем обществе. Он предрекал, что на пути спортсменов и ревнителей здоровья таится куда больше опасностей. «Так вот побегут, сами не зная куда, – а на дороге яма», – говорил Сергей Ильич, качая лысой головой.

Случай на стадионе в провинциальном городе Н. подтвердил его прогнозы – беда пришла именно с той стороны, с какой и ждать не приходилось: со стороны спорта и здорового образа жизни.

Опишу все подробно, дело приключилось неординарное.

Футбольный матч между городской командой и столичным «Спартаком» проходил на недавно отстроенном стадионе. Возвел этот стадион местный богач Верзилов, он же был владельцем городской футбольной команды и сибирской нефтяной компании. Поговаривали, что нефтяную компанию скоро передадут государству, но с футболом дела обстояли неплохо. Магнат прикупил игроков в Бразилии и Аргентине, и теперь по полю провинциального городка бегали такие звезды спорта, что смотреть на их игру приезжали знатоки из Кремля. Где и найти знатока футбола, как не в кремлевской администрации?

В последнее десятилетие футбол потеснил все прочие виды человеческой деятельности – и дело не в том, что народ полюбил эту игру, простой народ любил футбол всегда. Сегодня страсть к футболу охватила людей далеко не простых. И выражалась она не в наблюдении за игрой, а в покупке футболистов. Все богачи обзавелись собственными футбольными командами. Казалось бы, зачем русскому купцу собственная футбольная команда? Однако набрали себе футболистов, как в былые времена цепных медведей, – и хвастали приобретениями. В высших эшелонах власти обладание футбольной командой сделалось прямо-таки вопросом этикета. Если ты чего-то стоишь, футбольную команду иметь обязан, а то неловко получается. К обеду галстук надеваешь, если идешь в приличный ресторан? Вот изволь и футбольную команду иметь, если вхож в определенные круги. Прежде, рассказывали мне, вожди увлекались театром – Сталин, к примеру, раз десять хаживал на понравившиеся спектакли. Позже, в застойные годы, полюбило партийное руководство балет, их даже хоронили под звуки «Лебединого озера». Когда социализм разрушили, руководство пристрастилось к теннису: выбегал наш тогдашний президент на корт, махал ракеткой, скакал как зайчик, и его окружение тоже подпрыгивало и махало руками: видите, какие мы мобильные, как бодро наша страна скачет за прогрессом! Однако время больших приобретений, масштабных свершений, грандиозных цифр – это новое время потребовало спорта более внушительного и зрелищного. Как-то несолидно для владельца алмазных копей и нефтяных залежей прыгать по корту за непослушным мячиком. Теперь размах спортивный соответствовал размаху финансовому – и вкусы стали совсем иными: не за элегантной теннисной формой охотились нынче, а за популярным футбольным клубом. И размеры трат впечатляли. Ну сколько можно истратить на теннис? А на футбол – во много раз больше.

Вот и местный делец, даром что не миллиардер, а скромный труженик на ниве спекуляций: всего миллионов семьсот-восемьсот надыбал, не больше, – и тот поднатужился да и приобрел себе команду футболистов, построил стадион, оборудовал ложи.

В городок Н. стали наезжать значительные люди. Гости прибывали со свитой, оставляли большие деньги в ресторанах и гостиницах – короче говоря, расцвел город. Вот и на этот злосчастный матч приехал губернатор края, расположился понаблюдать за игрой. Особое приобретение совершил владелец команды, прикупил центрфорварда бразильской сборной – есть на что посмотреть: черный как сажа, ноги как у слона, рост как у жирафа.

Впрочем, говорили люди осведомленные, приехал губернатор не только из-за бразильского форварда – имелись и другие надобности. Требовалось, причем давно уже требовалось, вывести на чистую воду вороватого мэра города – вот и нагрянул губернатор с охраной. Примчалась кавалькада на бронированных джипах с мигалками и милиционерами на мотоциклах. Якобы полюбоваться на матч прибыли гости, а на самом деле – на расправу. Нет сомнений, что мэр города знал о надвигающейся каре: на стадион не явился, заперся в своем особняке, шторы на окнах задвинул.

Гости отметили свое пребывание в городе Н. шумно: кортеж с ревом пронесся по главной улице, на завтрак в гостинице пригласили цыган со скрипками, и когда пришла пора смотреть футбол, губернатор уже находился в том блаженном состоянии, в каком правителю требуются зрелища и прохладительные напитки – а решения и экзекуции отложены до утра. На стадионе почетного гостя проводили в так называемую VIP-ложу; первым делом гость подошел к балкону, помахал публике, и публика ответила одобрительным гулом: вот он, отец родной, среди нас, футбол смотреть прибыл! Губернатор раскинулся в кресле, закурил сигару. Губернатор был одет, что называется, casual, то есть не парадно, а удобно – в кремовых брюках и норвежском свитере с орнаментом. Описания его гардероба я потом многократно читал в протоколе, составленном в морге, куда доставили тело. Протокол подчеркивал демократичный выбор одежды – губернатор был расположен отдохнуть в неформальной обстановке, расслабиться, выпить. Вот ведь до чего зыбкими оказываются наши расчеты – соберешься отдохнуть, а свезут тебя в морг, окоченевшего и немого, свалят в жестяной ящик, и высокий губернаторский чин тебе не поможет. Впрочем, до трагической гибели оставалось еще минут тридцать, а пока – еще вполне живой, упитанный и веселый – губернатор сидел в ложе и интересовался, нет ли в местном буфете какой-нибудь закуски. Как не быть! нашлась – немедленно подали шампанское, икру, омаров. Не то чтобы омары водились непосредственно в городских водоемах, однако к нужному часу нашлись в городе омары, подали их в губернаторскую ложу, накрыли стол.

– В сущности, что еще надо? – благосклонно сказал губернатор, обозревая футбольное поле, личный состав команды, накрытый стол, розовые клешни членистоногих. – Я люблю самые простые вещи. Футбол, шампанское, омары – мне достаточно.

Пожалуй, можно было возразить, что имеются вещи попроще, чем розовое шампанское с омарами в господской ложе, но в окружении губернатора людей с подобным мнением не оказалось.

Губернатор разорвал омара на части, приступил к трапезе, а тем временем и матч начался, забегали резвые пареньки по полю. Угловой, оффсайт, желтая карточка – воздух наполнился привычными криками. Погода радовала, трибуны шумели, шампанское было хорошей марки – не ударил город Н. в грязь лицом перед губернатором! Богач Верзилов, владелец стадиона и команды, вытанцовывал сложный танец подле гостя. Он, хитрец Верзилов, метил в мэры, ждал, что вороватого Яковлева (так звали мэра города) отвезут в столицу в кандалах, а ключи от его кабинета передадут человечку верному – то есть ему, Верзилову. И вот выплясывал Верзилов подле губернатора, смеялся шуткам, разгрызал зубами твердые клешни омара, выхватывал у официанта бутылки розового шампанского, дабы наполнить бокал гостя самолично. «Вы, – говорил Верзилов, застенчиво улыбаясь, – берите мэра сразу, не давайте опомниться. А то он в Лондон сбежит. Вы лучше ему ноги железным ломом поломайте, чтобы не бегал». Охрана смеялась, губернатор прихлебывал шампанское и улыбался. Губернатор на Верзилова смотрел благосклонно – так, во всяком случае, передает охрана.

Губернатор был человеком выдающимся. Рассказывали про него разное – но я свидетелем не был, свечку не держал, могу излагать только факты. Начинал как банкир, банк обанкротился – и подался молодой человек в политику. Розовая беспечальная физиономия сослужила ему отличную службу – даже если и крал, делал это столь искренне, что люди только умилялись. Он стал личным советником президента, потом – премьер-министром, правда ненадолго. Экономика страны в очередной раз приказала долго жить, и премьер-министр торжественно ушел в отставку – и не куда-нибудь, а в ряды борцов за демократию. Судьба привела его в оппозицию к правительству, он стал бороться за правду, сделался лидером оппозиционной партии. Прошло еще три года, и он получил назначение послом в Англию; еще два – и возглавил Министерство энергетики. Авария на гидроэлектростанции заставила его сменить место работы. Неуемный, активный, ищущий человек! Последняя должность – губернатор края, размерами превышающего Европу. Можно сказать, все попробовал: и в оппозиции отметился, и деньги считать научился, и украл порядочно, и законность защитил. Губернатор и в футболе хорошо разбирался – так, по воспоминаниям охранников, он отметил игру нескольких игроков, высказал мнение о тренерской работе, скептически отозвался о вратаре.

– До первого штрафного продержится. – Так сказал губернатор незадолго до своей кончины.

Вот и штрафной удар назначили, сейчас, того гляди, счет размочат. Судья свистит, вратарь нервничает, нет, не хуже матч получился, чем на столичном стадионе! Губернатор отложил недоеденного омара, отставил тонкий бокал, привстал в кресле, чтобы лучше видеть. Эх, лучше бы он остался сидеть, глядишь, и уцелел бы!

Штрафной удар, в сущности, дело заурядное, случается в игре частенько. Но этот штрафной зрителям запомнился. От игрока ждали чегонибудь особенного. Посмотрим, говорили зрители друг другу, на что он способен, этот бразильский форвард! Игрок за номером тринадцать – роковое число, как потом отметили в местной прессе, – отошел на приличное от мяча расстояние, разбежался и так стукнул, что мяч полетел с силой пушечного ядра. От такого мощного удара воротам противника было не спастись, никакой вратарь не удержал бы мяч, летящий с бешеной скоростью. Но мяч попал не в ворота. Форвард нанес удар по ложе почетных гостей, и, просвистев меж охранников (те даже шелохнуться не успели), мяч угодил прямо в лоб губернатору края.

Потом было много разговоров: можно ли убить футбольным мячом? Некоторые криминалисты выдвигали версию, будто в мяч был залит свинец для придания ему необходимой тяжести. Как может лететь по воздуху мяч со свинцом внутри – об этом они не подумали. Один энтузиаст выдал гипотезу об отравленном мяче, дескать, поверхность была пропитана цианистым калием, – и эту чушь следователи жевали в течение двух дней. Но дело было много проще – ни цианида, ни свинца не потребовалось. Подумайте: боксер вполне может убить ударом кулака – так неужели футболист не может убить ударом ноги? Губернатора буквально выбросило из кресла, тело его несло по воздуху около четырех метров, затем оно врезалось в перила ложи, перила раскололись, и губернатор рухнул на нижний ярус. В себя он практически уже не приходил – только в больнице, после поспешных уколов сознание на пять минут вернулось к несчастному и тут же угасло навсегда. Характерно, что в короткий период просветления губернатор путал все социальные роли, кои ему случилось в жизни играть. Он звал на баррикады и тут же отдавал приказы о подавления восстания. Он звал на борьбу с кровавым режимом и приказывал запретить инакомыслие. Врачи, склонившись над телом, с тревогой наблюдали последнюю схватку между разными ипостасями чиновного сознания. «Даешь открытое общество!» – хрипел губернатор и тут же требовал с неизвестного партнера «откат» за предоставленные бюджетные деньги. «Все на борьбу с коррупцией», – с трудом выговаривал умирающий. И сразу за тем кричал, обрывая дыхательную трубку: «Отстегни бабла, мы тебе счетчик включили!». То были его последние слова – лицо губернатора резко посинело, тело вытянулось, глаза закатились. Вскрытие показало обильное кровоизлияние в мозг, удар мяча оказался роковым. Убийство, господа, натуральное политическое убийство!

Следствие пошло тремя путями. Первая версия: заказное убийство. Наняли футболиста-киллера, парня с пушечным ударом. Показали ему цель, заплатили, он и рад стараться. Своеобразный характер киллера диктовался своеобразными вкусами начальства – на охоте в губернатора стреляли бы, а на футболе убили штрафным ударом. Кто заказчик? Логично было бы предположить, что опальный мэр. Но владелец команды – Верзилов, он и платит футболистам деньги. Подняли отчетность, зарплаты, премиальные. Так и есть: новому форварду перечислили тридцать миллионов долларов, а за что, спрашивается, он еще ничем себя не проявил! Не иначе как аванс за мокрое дело получил заезжий киллер.

Владелец команды, господин Верзилов, оправдывался шумно – и потому не очень убедительно.

– Да зачем же мне губернатора валить?! – кричал он. – Что я, рехнулся, по-вашему? На кой черт мне с Москвой связываться? Мне мэра надо было убрать, мэра, понимаете?

– Это вы так говорите, – возражал следователь Гена Чухонцев, постукивая пальцем по столу. Усвоил он эту следовательскую привычку, очень раздражавшую подозреваемых. К тому же новенькие майорские погоны придавали Гене уверенности и, я бы сказал, беспощадности. – Это вы так говорите! А факты говорят нам совсем другое. Вы лишь делали вид, что враждуете с мэром, а на деле метили в губернаторское кресло, а мэр вас покрывал. Кто оформлял вам фальшивые накладные на цемент в ходе строительства стадиона? Тут у нас много чего про вас есть, гражданин Верзилов. Вы находились в преступной связи с мэром вашего города и готовили покушение на губернатора.

– При чем тут цемент? – цепенел Верзилов и стремительно покрывался струйками пота. – Ни при чем тут цемент! А губернатора не я завалил, клянусь, мужики!

С Верзилова взяли подписку о невыезде и отпустили. Правда у выхода из отделения милиции Верзилов рухнул на пол да так и остался лежать – инсульт у него приключился, правую сторону парализовало.

– Ничего, поправится, тут мы его и прихлопнем! – отреагировал на это Чухонцев и стал разрабатывать другую версию.

По другой версии киллера нанял мэр города. Взялись было за мэра – но того и след простыл. Бросились искать беглеца – куда там! Давно уже в Лондоне, просит политического убежища. Это, разумеется, только укрепило Чухонцева в подозрении: видимо, мэр и нанял киллера, через Верзилова пригласил бразильца, подготовил преступление, а потом скрылся. Сам на матч, между прочим, не явился – но, вероятно, отдал необходимые распоряжения тренеру. Недурно было бы снять показания с тренера – но и это оказалось невозможным: слег в больницу тренер с острым инфарктом, лежит в блоке интенсивной терапии.

– Что они, сговорились, что ли! – в сердцах воскликнул следователь. – Давайте, что ли, вашего бразильца пока расспросим.

Действительно, нелишним было допросить и самого убийцу, бразильского форварда под номером тринадцать. В конце концов, с этого и надо было начинать. Существовала и третья версия преступления – самая дикая, но и самая привлекательная для следствия. Бразилец мог совершить преступление по собственной инициативе. Спятил парень в снежной стране, впал в нервное состояние и решил мстить русским. Могло такое быть в принципе? А почему бы и нет? Пригласили в милицию футболиста – и с помощью переводчика установили, что бразилец в игре участия не принимал.

– Как это так?

– А вот так, – сказал бразилец по-португальски. – Только я собрался на поле выходить, вижу – там уже бегает игрок в моей майке с номером тринадцать. Я – к тренеру, спросил, в чем дело. А тренер только руками замахал: дескать, молчи и уходи. У меня контракт, я говорю, я в суд подам! А тренер мне велел помалкивать. – И печальный бразилец развел черными мускулистыми руками.

Ситуация осложнилась предельно. Если бразилец ни при чем, кто же тогда таинственный футбольный снайпер? Неужели выписали еще одного футболиста, еще более меткого и знаменитого? Но таких мастеров в мире наперечет. Стали узнавать, где в означенное время суток находились Рональдо и Арпишкин, Зидан и Ринальдиньо. Оказывается, у всех имеется алиби. Кто в Штатах, кто в Италии, кто на чемпионате Объединенного королевства, – но все где-то замечены. Если не они, то кто? Не мог, не мог никому не известный футболист произвести такой в буквальном смысле слова головоломный удар. Тут надо обладать мастерством международного класса, чтобы с центра поля залепить мячом точно в губернатора края.

Прокрутили пленку с записью матча. Яснее не стало: бежит игрок, нагнув голову, лица не видно. Вроде бы белый, а может, и нет – в тени трибун бежит, ничего не разберешь.

– Африканец это, – сказал Чухонцев. И сказал он это так страстно, что люди, приверженные принципам интернационализма, от него отодвинулись. – Кишками чувствую: черный! И преступление это типично африканское! Варварское преступление. Думаю, дело было так: Верзилов с мэром Яковлевым создали преступное сообщество; но внутри этого сообщества возникли трения. Мэр хотел убить губернатора, а Верзилов в последний момент пошел на попятный. Думаю, именно поэтому он и появился в ложе губернатора: чтобы дать знак своему футболисту – сюда бить не надо, здесь свои! Но разве ты дикарю объяснишь! Разве ему в башку вколотишь! Парню уже было заплачено, он увидел улыбающегося Верзилова и понял, что бить надо как можно сильнее; разогнался – и вдарил что есть мочи. Короче говоря, перед нами типичный случай конфликта культур! Цивилизованный киллер оценил бы ситуацию и пробил по воротам, отказался бы от опасного предприятия. Дикарь был глух к сигналам, перехватил инициативу, нанес удар, и спасенья, как сказал Лермонтов в известных стихах, нет. Нет спасенья, господа! Его убийца хладнокровно прицелился, размахнулся правой ногой – и бац! Прямо в лоб! Пустое сердце бьется ровно, если хотите знать!

– Позвольте, – возражали Чухонцеву местные опера, – ведь бразилец даже не выходил на поле. Кто-то другой нанес удар.

Думаете, это Гену останавливало в суждениях? Не надейтесь даже.

– Ну, выходил бразилец на поле или не выходил, это меня не касается. Я вам излагаю концепцию преступления, а рабочие детали сами разрабатывайте. – Гена набрался столичной спеси и говорил с провинциальными милиционерами, не поворачивая в их сторону головы. – Подкину вам, например, такую версию. – Прежде у Гены идей вовсе не появлялось, но майорские звездочки провоцируют некое брожение в мозгах, – подкину вам версию, так и быть, – говорил он снисходительно. – У всякого дикаря имеется большая семья. Плодятся они в Африке как кролики, есть у них и братья, и племянники, и внуки, каждая негритянка рожает в среднем по девять человек. Полагаю, наш так называемый форвард выписал себе из своей Зимбабвы кучу родни и приучил, например, племянника пулять мяч в девятку. Тренировал мальчика. Вот он племянника на мокрое дело и выпустил: и сам чистенький, и негритенку развлечение.

– Не из Зимбабве он, из Бразилии! – подал голос один из ментов.

– Попрошу не перебивать! – Чухонцев обожал покрикивать на подчиненных. – Сам из Бразилии, а родня живет в Зимбабве. Неужели не ясно? Все надо разжевать!

Некий опер из местных, дитя демократии и воспитанник прогрессивных течений, заикнулся было о расистском подходе к вопросу – но Гена Чухонцев только посмотрел на него строго. И скис провинциальный правозащитник, спрятался в задних рядах.

– Работать, – кричал Гена, – работать! Искать, не спать! Запросы в посольство! Факсы в консульства! А ну – за работу!

Смелое предположение Чухонцева не только облетело местные газеты, но и вызвало переполох в посольстве Зимбабве, в родстве с народом которого бразильский центрфорвард не состоял. Возможные морганатические связи последнего были исследованы досконально. Так, было обнаружено, что у футболиста имеется внебрачная дочь в Анголе. Но приглашена в Россию она не была, и остается сомнительным, что ее квалификации хватило бы на этот роковой удар: девочке исполнилось семь лет, и она страдала врожденной близорукостью. Версия Гены Чухонцева рассыпалась в пыль, мэр города Н. господин Яковлев проявил исключительную активность в городе Лондоне, призвал людей доброй воли сплотиться вокруг него для защиты от произвола. Демонстрации поддержки гонимого мэра, узника совести, прокатились по британской столице. Гену Чухонцева вызвали куда надо, пригрозили снятием с должности. Дескать, что у вас творится? Подозреваемый интервью дает зарубежной прессе, вовсю ругает Кремль, а вы гуляете вокруг стадиона и ни одной улики еще не нашли. Вы что, отдыхать в город Н. приехали? А может, вам нравится, когда Кремль критикуют? Гена кинулся искать улики с удвоенной энергией – но тщетно. Зацепиться не за что. Господин Верзилов надежд на выздоровление не подавал, лежал как бревно; а тренер городской команды, не произнеся ни слова, отошел в лучший мир. Стали опять трясти бразильца, но тот потребовал присутствия своего консула, консул заявил протест, международный конфликт был практически неизбежен. Таким образом следствие зашло – как это обычно и бывает с невезучим Геной Чухонцевым – в совершенный и непроходимый тупик. – Уже совсем близко подобрался! – кричал Гена и искательно заглядывал мне в глаза. – Подбросишь идейку?

– Какую тебе идейку? Заговор бразильских масонов?

– Не надо шутить.

– К Татарникову? – только и спросил я Гену.

– Как вариант… – тихо сказал следователь Чухонцев, и мы поехали.

Сергей Ильич Татарников успел привыкнуть к визитам следователя – провел нас сразу на кухню, где висело облако плотного табачного дыма.

– Вы бы проветрили, – предложил я Татарникову.

– Вот еще! Так и простуду схватить недолго. Я лучше в тепле посижу.

– Накурено у вас, Сергей Ильич.

– Полагаете? Я не заметил. Накурено, говорите? Домашние не жалуются.

Каюсь, я никогда не задумывался, как жена Сергея Ильича относится к нашим ночным визитам, как переносит она образ жизни своего супруга. Мы обычно раскланивались с ней в передней, супруга Татарникова тут же уходила к себе в комнату, плотно закрыв дверь. Почему она никогда с нами не посидела? Впрочем, мое ли это дело, вдаваться в подробности семейной жизни?

– Дыма много, Сергей Ильич, – сказал я, – нездоровая здесь атмосфера.

Вот к чему приводит общение со спортсменами. «Нездоровая атмосфера» – когда это я такие слова говорил?

– Нездоровая? – Сергей Ильич растерялся. – А что же делать? Не курить? Не понимаю.

– Вы футболом увлекаетесь? – Гена Чухонцев перешел к делу.

– Час от часу нелегче! Атмосфера нездоровая, футболом увлекаюсь… Помилуйте, как вам такое в голову пришло? Терпеть я эту мерзость не могу.

– Мы вам, Сергей Ильич, сейчас расскажем про футбол.

– Вы уверены, что это необходимо?

– Государственное дело, Сергей Ильич.

Историк закурил новую сигарету и слушал наши футбольные рассказы, затягиваясь желтым дымом.

– Бразилец в России, – Татарников внимательно выслушал последнюю, скандальную версию Гены. – Значит, вы склоняетесь к концепции Хантингтона? Столкновение цивилизаций, правильно понимаю?

Прыщавый следователь значительно кивнул. Сомневаюсь я, чтобы Гена слышал про концепцию Хантингтона, однако в данном случае он решил ее поддержать.

– Склоняюсь, – утвердил Гена Чухонцев.

– А я вот скептически отношусь к Хантингтону, – заметил Сергей Ильич и зажег еще одну сигарету. – И в данном случае столкновения цивилизаций не усматриваю. Какие же столкновения вы сегодня наблюдаете? Скорее напротив, полное взаимопонимание.

– Вы что имеете в виду? – спросил я.

– И бразильский форвард, и русский следователь, и богач Верзилов, и бедняк зритель, а также все без исключения читатели газет озабочены одной и той же проблемой: почему убили губернатора на футбольном поле. Но никто не спросит: почему стоимость футбольного матча и расходы на этот вид человеческой деятельности превышают бюджет города? Только такой вопрос показал бы конфликт цивилизаций.

– К чему вы клоните? – поинтересовался следователь.

– Видите ли, участие правящих классов в публичных играх, приобретение футбольных команд и все то, что вы здесь описали, – это свидетельствует об абсолютном расцвете цивилизации. Если помните, именно так и происходило в Древнем Риме – покупали команды гладиаторов. Например, Тиберий тратил по сотне тысяч сестерциев на одного гладиатора. Общество либерального капитализма достигло акме своего развития. Акме, – деликатно объяснил Татарников Гене, – это высшая точка.

– Футбол правительство всегда любило.

– Правительство всегда искало такие вещи, которые организуют и занимают толпу. Ленин рекомендовал, например, кино. Хороши такие фильмы, которые пробуждают сознание масс. Сегодня таких фильмов нет – и о чем бы их стали снимать, скажите? Понятно, что массы можно воодушевить идеей равенства и справедливого раздела имущества. Но идеей неравенства воодушевить трудно. О чем наши сегодняшние фильмы? О формах нетрудового накопления, не так ли? Однако трудно народу брать за образец поведения биографии удачливых воров и банкиров. Сегодня кино коллективным организатором уже не выступает.