Текст книги "Все прелести Технократии"

Автор книги: Максим Волосатый

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Глава 11

Он не сразу понял, где находится. Темнота и зеленые разводы перед глазами были настолько похожи на полумрак, и так органично вписывались в ожидания небытия, что Барок поверил. Поверил, что вернулся обратно и почти расслабился, приветствуя очередной кусок нежизни.

Посреди «нежизни» вдруг раздался резкий щелчок. Что-то посыпалось, струйкой песка стекло на пол. Барок моргнул. Что это? В прошлые разы полумрак себе такого не позволял. Зеленые разводы закружились, смазались, и превратились в просто грязный, чем-то испачканный потолок. Точно такой же, как и внизу. Барок нахмурился: это фирменный стиль что ли? Этого, как его…? Ру…. Ру…. Рудольфа, точно. И тут он очнулся.

Потолок и вправду был. Барок лежал на спине в темной комнате второго этажа, смотрел на еле видимый в слабых отсветах снизу потолок, а вокруг был все тот же мир. Старый? Новый? Или все же уже старый? Да кто их разберет.

– Оо-ох, – с натужным скрипом в спине Барок попытался сесть. Получилось. А встать? Вроде, тоже. Оп-па, он покачнулся, но успел опереться на верстак, где стояла конструкция Рудольфа. А вот и не стояла…. Вернее, больше уже не стоит. Нет конструкции. Поверхность верстака покрылась обугленными и оплавленными кусками, некогда бывшими замысловатой конструкцией, кропотливо созданной Рудольфом. Кстати, а сам он где? Барок повернул голову налево, направо, и поймал себя на мысли, что глупость делает. Какое «лево-право»? Где он тут собрался искать «соседа»?

– Рудольф, – позвал Барок.

Голос вышел хриплым и слабым. Ну, уж извините, какой есть. Если так по голове давать, то это счастье, что он вообще выжил. Ну, где там этот «изобретатель», так его …?

– Рудольф.

И тут он вдруг заплакал. Из глаз потекли самые настоящие слезы. Барок с изумлением чувствовал мокрые дорожки на своих щеках: никакого расстройства он не чувствовал и близко. С чего рыдания? И вдруг поймал на грани слышимости еле уловимое поскуливание. Что? Эй, сосед, ты чего? Что случилось?

За опавшей, сдувшейся, пошедшей складками серой пеленой в голове Барока горько плакал невысокий мужчина с повисшими, нетренированными плечами, тряпками вместо мышц, и объемными картинками вместо настоящих женщин. Плакал о безвозвратно ушедшем деле его жизни. Деле, к которому он шел долгие годы. Плакал он несбывшемся, о недостижимом, о потерянном….

– Эй, ты чего? – Барок забыл обо всех своих страданиях и повернулся внутрь себя, раздвигая серую пелену (что уж тут делить-то).

– Ничего, – Рудольф попытался отвернуться, но будучи бестелесным призраком в чужом сознании это сделать несколько проблематично. Барок все равно посмотрел ему в лицо.

– Ты чего? Ты это, не убивайся так. Ничего страшного-то не произошло. Подумаешь, железки. Да брось ты…. Ну же, Руди, – Барок даже растерялся. Как быть с яростно прущим на тебя врагом, он знал. Что отвечать на оскорбления – тоже. Спорить умел, без вопросов. Ломать чужую волю, заставляя живое существо подчиняться – сколько угодно. А вот что делать, когда надо успокаивать плачущих навзрыд взрослых мужиков, он не имел ни малейшего понятия.

– Ничего страшного? – Рудольф попытался повысить голос, но предательские слезы не дали, сорвав возмущение и превратив его в очередной всхлип. – Железки? Да что ты понимаешь?

Он попытался саркастично расхохотаться. Вышло до боли жалко.

– Это, – Рудольф махнул рукой куда-то в сторону, – год непрерывного труда, который венчал десятилетия поиска. Куча идей, попыток, экспериментов. Отчаяние и победы. Потери и находки. Счастье….

Голос Рудольфа сорвался.

– Я был там счастлив, – почти прошептал он и все-таки смог отвернуться. – Я там победил.

Барок деликатно замолчал. Просто из уважения к чужой победе. Которую он разломал.

– Да что это хоть было? – спросил Барок только для того, чтобы не молчать.

– Что? – горько и язвительно переспросил Рудольф. – Да ничего особенного. Так, безделушка со смешным названием. «Индикт», преобразователь напряжения полей.

– Каких полей? – для Барока это точно было безделушкой. Зачем нужно преобразовывать участки земли, на которых растет трава, он представлял плохо.

В молчании Рудольфа было слишком много издевки, чтобы Барок мог ее игнорировать. Но раз уж решил жалеть, то терпи.

– Электромагнитных, – Рудольф тоже что-то понял про собеседника и не стал развивать умствования. – Если примитивно, то мой прибор улавливает любое электромагнитное поле, существующее у каждого использующего энергию объекта, и преобразовывает ее в энергию для собственного движения. Также он может транслировать эту энергию на любой указанный накопитель.

– В смысле «транслировать»? – не понял Барок.

– Забирать ее из одного источника и наполнять другой, – пояснил Рудольф. Когда разговор коснулся дела, он все же перестал убиваться. – Грубо говоря, если подвесить его возле работающего на улице бота и правильно указать точку передачи, то у тебя дома будет гореть лампа, запитанная энергией, которую ей передаст мой прибор.

– Здорово, – Барок, наконец, что называется «въехал». «Въехал» и обрадовался. – Так это можно всю жизнь за энергию не платить. А еще вешаешь его перед вражескими преобразователями (я правильно понял структуру вашей армии?), и напрочь лишаешь всех противников энергии. Класс, вот ты умница!

Теперь Барок совершенно другими глазами смотрел на «задохлика» Рудольфа. Надо же, иногда и слизни бывают полезными.

– Вот почему-то именно это и приходит всем на ум в первую очередь, – горько вздохнул Рудольф, давя подступающие слезы. – А никто не задумался, что в галактике неимоверное количество различных движущихся тел? Огромных скоплений? Она вся пронизана электромагнитными волнами. А всем уже привычная энергия звезд? Зачем строить огромные орбитальные преобразователи, вешать на них дикое количество приборов только для того, чтобы изменить даруемую нам энергию в нечто приемлемое для существующих каналов передачи? А сами каналы? – он посмотрел на Барока, если к двум беседующим частям одного сознания применимо слово «посмотрел». – Ты себе представляешь оборудование для приема и передачи транслируемой с орбиты энергии? Это же потенциальные бомбы, взрыв каждой из которых способен уничтожить с десяток городов размером с нашу Либрацию, например.

– О, да, – хищно осклабился Барок.

– Вам бы все только воевать, – обвиняющее насупился Рудольф. – А я говорю о принципиально новом способе передачи энергии в пространстве. Мой «Индикт» способен делать все то же самое, только со значительно меньшими затратами.

– То есть ты всего лишь усовершенствовал существующую технологию…? – попробовал уточнить Барок, и тут же был буквально опрокинут напором Рудольфа.

– Да как вы все не можете понять?! Что ж вы все не можете посмотреть дальше своего носа?! – Барок несколько опешил, принимая на себя удар за неведомых «всех». Тише, приятель, он-то тут ни при чем совершенно. Но Рудольф не успокаивался. – При чем тут существующие технологии? Это только капля в море. «Индикт» способен использовать поля любых, слышите, ЛЮБЫХ, явлений и объектов. Природных, существующих без участия человека в том числе. Это ясно?

– Ясно, – автоматически кивнул Барок и тут же поправился. – То есть нет.

– Кретины, – хлюпнул носом Рудольф. – Ну сколько раз еще объяснять? Это даровая энергия. Вывешиваешь «Индикт» где хочешь, хоть в лесу, – и у тебя есть источник энергии. Сам он не требует ничего, кроме настроек разниц потенциалов. Просто в лесу ты получишь энергии только для батарейки в фонаре, а на хвосте кометы, – он криво усмехнулся, – или возле преобразователя с «бесплатной» энергией, тебе хватит не на одну планету. Что теперь неясного?

– А если просто вывеситься возле звезды? – Барок предпочитал делать сразу максимальные ставки. – Ничего другого и не надо?

Рудольф вздохнул.

– Пока нельзя. Существуют ограничения на интенсивность поля. Другими словами сгорит он, – «сосед», как будто извиняясь, несмело пожал плечами, но тут же воспрял. – Но это единственное ограничение. Ему и без небесных тел есть где развернуться. Он может работать возле любого источника.

– Угу, – Барок задумался. И хмыкнул после паузы. – Хорошо говоришь. Прямо сказка.

– Это и есть сказка, – если бы Рудольф так отстаивал свои интересы в быту, его жизнь протекала бы гораздо легче. – Сказка, пришедшая в нашу жизнь. Это … это…, – ему не хватало слов. – Это ….

– Это называется «новый мировой порядок», – жестко осклабился Барок. – А ты, сосед, если говоришь правду, после всего этого либо властелин вселенной, либо труп. Второе вернее. И, что самое обидное, я – тоже.

– Почему? – опешил Рудольф.

– Потому, – Барок вздохнул, горько сожалея о стремительно уходящих спокойных временах. Угораздило же его попасть именно в это тело. Все, отдых кончился, теперь придется бороться за существование. Но как же не хочется …. – Ты представляешь, как твое открытие может изменить мир?

– Конечно…, – тут же воодушевился, было, Рудольф.

– Значит, не представляешь, – обреченно вздохнул Барок, не давая ему вновь завести свою песню про покорение просторов вселенной и расширение горизонтов научной мысли человечества. – Существующие госкорпорации по производству энергии. Линии галактической связи, которые используют вполне определенные стандарты. Производители оборудования для каналов передачи. Военные. Полиция. Демографическая проблема человечества, не дающая заселить все обнаруженные миры. И, как следствие из нее, – политика. Огромные деньги, текущие в строго определенных направлениях. Улавливаешь?

Он посмотрел на сникшего Рудольфа.

– И это только те сферы жизни, которые я почерпнул из твоего собственного сознания. То, о чем ты знал, но о чем не задумывался, повода не было. А сколько еще тут подводных камней? Да только за одно нарушение существующей практики государственной монополии на производство энергии тебя голышом на солнце отправят. Завтра же.

Повисла изумленная пауза. Рудольф открывал для себя неизведанную грань привычного мира.

– И что мне теперь делать? – тихо и осторожно поинтересовался он через некоторое время.

– Думать, – отрезал Барок. – И, ты меня извини, но думать придется мне, а не тебе. А то ты нас точно в могилу сведешь. А я туда не хочу. Я только жить начал. Да и ты, по-моему – тоже.

Он подмигнул Рудольфу, нимало не заботясь о том, увидит ли его ментальную гримасу собеседник.

– Нам с тобой еще только Сильвию надо хотя бы пару раз опылить.

И пока борющийся с приличиями Рудольф придумывал ответ, добавил.

– Так что твоя задача сейчас – восстановить свой прибор.

– Как я его восстановлю?! – Рудольф мгновенно забыл про Сильвию. Барок нехорошо ухмыльнулся про себя: ага, как работа пошла, любовь по боку? Хотя, все правильно, кому он нужен без своих мозгов и изобретений?

– Как? – в голос Рудольфа вернулись отчаяние и обреченность. – Здесь же все сгорело. Ты пропустил через себя такое количество энергии….

– Очень просто, – безжалостно перевал его Барок. – Что, ты забыл технологию?

Рудольф посмотрел на него, как на умалишенного.

– Я не могу ее забыть.

– Ну, так и все в порядке, – успокоился Барок.

– О-бо-ру-до-ва-ни-е и ма-те-ри-а-лы, – по слогам произнес Рудольф, пытающийся донести до тупого «соседа по палате» вопиющий драматизм ситуации. – Где я их возьму? Деньги на приобретение мне выдали грантом правительства Алидады. Противников проекта было столько, что второй раз мне ни копейки не дадут. Меньше, чем через месяц, я должен за них отчитаться. А у меня ничего нет….

Голос Рудольфа упал до шепота.

– Они в меня поверили. Одни единственные …. А я…. Что я им скажу?

– Ничего им не надо говорить, – Бароку надоели эти трагедии и страдания. Он начал понимать Сильвию. Действительно, если милейший Руди в нормальной жизни всегда был таким, то контраст в поведении у них разительный. Надо бы учесть на будущее, кстати, когда придется разговаривать со старыми знакомыми. – Ты придешь и покажешь им продукт, – он остановил начинающего злиться Рудольфа. – Но только с функциями, которые я тебе скажу. Ясно? А про материалы можешь не беспокоиться.

Он ухмыльнулся и пояснил:

– Как ты думаешь, зачем я уродовался там, в магазине, перегружая туда-сюда весь твой продублированный последний заказ. Три грузовые тележки как-никак, а? Забыл?

От торжествующего вопля Рудольфа его ухмылка стала только шире.

– Ну, что, вперед?

Глава 12

– Не нравится, – упрямо нахмурился Степа. – Вот не нравится, и все. И не надо меня уговаривать.

– Да никто тебя не уговаривает, – пожал плечами Декстер. – Эля, скажи ему.

– Это всего лишь продолжение разговора перед «Светлячком», – Элечка, оторвалась от созерцания висящей на стене картины. – Каждый имеет право любить все, что ему нравится. И наоборот, соответственно.

Она повернулась обратно и нежно, как родственникам, улыбнулась четырем полотнам, расположившимся на стенах кабинета Степы и Шойса.

– Мне лично очень хорошо в их присутствии. Мягко и уютно. Они как будто уносят меня. Туда, где тепло, тихо, красиво.

– Меня – тоже, – тут же присоединился к мнению Элечки Декстер.

Степа фыркнул про себя: ну еще бы он не присоединился…. Р-р-р, да когда уже Селена приедет? Чтобы он так же мог вальяжно «присоединяться» к «авторитетному» женскому мнению. Донкат вздохнул. До Селены еще три недели, как минимум. Придется отбиваться в одиночку.

– Красиво? Уютно? – он перевел взгляд на картину, на которой завихрялся небольшой кирпично-оранжевый смерч на фоне желтого неба и пожал плечами. – У нас с вами разное представление об уюте.

– Точно, – гулко бухнул сакс. – Я всегда говорил, что ты странный. Представляешь, – Шойс посмотрел на Элечку, – ему даже в убээсе неудобно.

– Не представляю, – улыбнулась Элечка, не отрываясь от картин. – Я вообще себе с трудом представляю человека, которому будет неудобно в этой глухой душной железной коробке, в которую норовит выстрелить любой, кто ее увидит.

Степа показал язык потешающемуся Декстеру.

– Один – один.

– Восемнадцать – ноль, – не согласился с ним сакс. – Картины здесь, аукцион прошел – лучше некуда. Мы и денег заработали и картины получили, и ни одно из твоих страшных подозрений не подтвердилось даже близко. А нравится тебе, или не нравится конкретное произведение – это дело вкуса.

Подавив вздох, Степа был вынужден с ним согласиться. Действительно, в кои-то веки все прошло так, как и задумывал Декстер. Нет, к публичной стороне вопросов не было, да и быть не могло, тут Шойса контролировать и не было никакой необходимости. Более того, надо отдать ему должное: соорудить такой ажиотаж за небольшой промежуток времени, это надо уметь. Но, что самое странное, и переговоры с представителями загадочного Лю Хо Юнга ничего не принесли. В смысле, ничего, сверх оговоренного. Поверьте, Степа оченьстарался найти нестыковки или ловушки в предложенном контракте. Но не смог. Неулыбчивый, скупой на слова мужчина, почему-то европеоид, хотя Донкат не без основания предполагал пообщаться с китайцем, продемонстрировал ему уже подписанное (Шойс, паразит!) соглашение. «Лукас Трансгалактик», одна из старейших в галактике компаний, специализирующаяся на продаже предметов искусства. Вот авторские права, вот контракт, вот страховка. Всё. Никаких дополнительных соглашений и ограничений. Чисто. И честно. Именно так, как и рассказал Декстер. Мы вам картины неимоверной стоимости на реализацию, вы нам деньги по итогам торгов. Ровно столько, сколько договорились. Будет больше – ваше счастье. Отказаться можно почти на любом этапе, и никаких штрафных санкций. Нет соответствия правилам – торги прекращаются, картины не продаются и увозятся. Есть – все хорошо. И в итоге более чем успешного аукциона им досталось не три, а четыре полотна. Декстер, очарованный картинами, решил четвертое тоже оставить себе.

Авторское право подтверждено всем, чем можно и нельзя. Тут тоже все чисто. А на любой вопрос о личности мастера Степу ждало сухое: «без комментариев». Непроницаемый взгляд и вежливая улыбка. Все, стенка. Представителя «Лукас Трансгалактик», казалось, не волновало ничего. Ни придирки, ни лесть, ни сомнения в надежности и честности. И Степе пришлось отступиться, оставив при себе все свои сомнения и страхи. А их было одновременно и много и мало. Много, потому что поведенческих нестыковок во всем предстоящем действии было не сосчитать. Начиная от жесточайшей позиции при продаже картин никому не известного художника, и заканчивая неимоверно лояльными условиями для посредников, которых представители транс-галактической корпорации видели первый раз в жизни.

А мало – потому что все Степины претензии укладывались в одно-единственное слово: «неуютно». Именно так. Все приглашенные Декстером гости в один голос упивались восхищением. Любые информационные каналы, которые Донкат наскоро просмотрел, захлебывались восторгом, описывая новую восходящую звезду галактики. Но сам Степа, хоть убейте, каждый раз при взгляде на эти картины, чувствовал сосущий холод, как будто примеривающий на себя его душу. Ни больше ни меньше. Завораживающие пейзажи, абстрактные переплетения нереальных линий, уносящиеся вдаль геометрические узоры: в творчестве китайца нашлось место всему. Он был разнообразен, всеобъемлющ и непредсказуем. Действительно, мастер.

Но Степа в упор не мог почувствовать, где здесь, воодушевление, радость, энергетика и душевный подъем, о которых в один голос твердили все, кто хоть раз видел картины Лю Хо Юнга. Донкат, хоть убейся, видел внутри только некую сущность, которая скорее высасывает из него эти самые чувства, нежели придает.

Но подозрения подозрениями, а против общественности не попрешь. Если все вокруг твердят: «шедевр», очень трудно высказывать свои страхи. Точно дураком выйдешь. Пришлось заткнуться и постараться примириться с существующей реальностью.

– Ладно, – Донкат вздохнул. – Сказать мне нечего, поэтому все останется так, как есть. Единственное, о чем я тебя попрошу, это убрать сие благолепие из кабинета.

– Степа, – возмутился Декстер. – Я для чего это все устраивал? Только, чтобы клуб облагородить? Да за возможность между бокалами пива любоваться Лю Хо Юнгом надо столько денег брать….

– Только не говори, что мы не возьмем, – хихикнул Степа. – Еще не весь Изюбр в курсе, что они у нас в залах будут висеть?

– К сожалению, нет. Только половина. Мое упущение, – сокрушенно покаялся Декстер. И тут же воспрял духом. – Но через пару-тройку дней исправим.

– Вот именно, – кивнул Донкат.

– И что, я не могу повесить в своем кабинете хотя бы одну дорогущую картину? Степа, мы выйдем полными дураками. Нас люди не поймут.

Донкат подавил раздражение. Сакс прав. Сказал «а», говори и «б». Действительно, глупо покупать картины за безумные деньги, чтобы повесить их в туалете. Эксцентричность тоже имеет свои границы. Он обвел взглядом четыре полотна, безглазо всматривающихся в него через прицелы рам. Какое вызывает наименьшее раздражение? Вроде это.

На полотне крайней картины красовалась геометрически правильная решетка, занимающая практически весь холст. Только по краям змеилась притягивающая внимание лента, испещренная странными узорами. Буквы, не буквы. Иероглифы, не иероглифы. Не поймешь. Из-за этой ленты создавалось странное ощущение, что ты одновременно находишься и перед решеткой и – за. Степа поежился. Шизофрения в цвету. Но, хотя бы, она не создавала ощущения леденящего сквозняка, который вымывает тебя всего, унося, куда…? Напряжение, но не больше. Ладно, попробуем потерпеть.

– Вот эту, – Степа показал рукой на решетку. – Только повесь ее так, чтобы я ее не мог со своего кресла видеть.

– Тебе за спину, разве что, – сообщил Декстер.

– Нет уж, – содрогнулся Донкат. – За спину не пойдет. Придумай еще что-нибудь.

Сакс смилостивился.

– Ладно. Придумаем. А сейчас, – он потряс в руке запыленной бутылкой какого-то вина, – празднуем. Ну, не молодцы ли мы?

– Молодцы, – хором подтвердили Элечка со Степой. А Донкат осторожно добавил:

– Шойс, я, конечно, не сомневаюсь, что вино более чем хорошее, но ты уверен, что нам на троих этого хватит?

Декстер распахнул глаза, потом состроил озадаченную морду, сведя весь пирсинг на лице в одну точку, наклонился, вытащил из-под стола ящик, полный таких же бутылок, и задумчиво покачал его на руках.

– Ты думаешь мало? Действительно, как-то я опять не сообразил. Что-то начал плохо планировать. Старею, наверное. Не находишь?

Ответом ему был дружный смех. Вечеринка начиналась. Старый добрый сценарий: стартуем в кабинете, и – в залы. Потом обратно, и все сначала. Декстер называл это «зебра».

Хрен с ними, с картинами. Пой-ехали….

А вот спал Степа плохо. Всю ночь ему снилась странная решетка, которая одновременно находилась и перед ним, и – за. Или это среди шести бутылок вина попалась одна несвежая? А, ладно, потом разберемся. Селена приедет, может, она скажет, что-то умное? Не хочется одному дураком-то оставаться. Всего-то три недели осталось подождать. При воспоминании о Селене на лицо Степы вернулась блаженная улыбка, и сон продолжился.

А во многих километрах космоса от его дома, в их с Шойсом кабинете как будто тихо шевельнулся узор, обрамляющий странную решетку….

Как встречать любимую женщину, приезжающую издалека? На этот вопрос рецептов нет. Каждый спасается, как может. И как умеет.

Степа подозревал, что умеет он плохо, поэтому имел неосторожность обратиться за советом к Декстеру. Ей-богу, план высадки штурм-бригады на поверхность захваченной противником планеты (Степа однажды ознакомился с подачи того же Декстера) казался гораздо проще исполнимым, нежели список дел, выданный ему этой парочкой (Донкат сильно подозревал, что к составлению плана Декстер ничтоже сумняшеся подключил еще и Элечку). Но что сделано, то сделано, обратно не отыграешь.

Так, чистый пол, это понятно. Не хочется, но чего для любимой не сделаешь. Сменить постельное белье? Хм. Спасибо, без вас он никогда догадался бы. Наверное…. А вот зачем, скажите, нужно писать, чтобы он навел порядок в гардеробе? Постирать рубашки? Погладить? Вы что, издеваетесь? Вы меня когда-нибудь в грязной, неглаженой рубашке видели? Степа задумался. Этот вредительский пункт точно от Элечки. Шойсу-то все равно, а вот Эльвира Семеновна, кстати, и могла пару раз его наблюдать «не в кондиции», когда они обретались в одном офисе. Но тогда нужно предположить, что он специально за ним наблюдала. Нет, это, скорее всего, просто так, для страховки, вдруг забудет. Не надейтесь.

Что значит: «убраться на кухне»? Степа просто из интереса дошел до кухни, сопровождаемый внимательными комментариями «Домосферы», включенной в режим «Предварительная уборка». Вот. И чего здесь убирать? Э-э….

Количество недопитых бутылок и корзин с закусками, оставленных на черный день (вкусно было, жалко выбрасывать, авось пригодится) несколько превышало установленную норму. В смысле, в несколько… раз. Так, ладно, надо бы повнимательнее прочитать «инструкцию». Может, там не все бред?

Угу, что еще? «Проверить холодильник»? Спасибо еще раз, не стоило беспокоиться. Холодильник интегрирован в «Домосферу» и обо всех неполадках оповещает сервисные службы автоматически. А-а-а…. Да… собственно. Целиком читать надо. «Проверить холодильник на предмет наличия протухших продуктов». И-и … что у нас тут? Ой.

– Домосфера, – жалобно позвал Степа. – Уберись тут, а?

Так, считаем, проверили. А он точно до конца дочитал? Нет, к сожалению. «Проверить холодильник на предмет наличия протухших продуктов и отсутствия штатного набора питательных веществ, необходимых для осуществления жизнедеятельности». И свинский пятачок пририсован. Благодарю тебя, космический пехотинец Шойс Декстер, по кличке «Кабан». Только ты мог завернуть столь зубодробительную фразу. Свинья ты толстая. Степа вздохнул. Но эта свинья была права. Жрать дома было нечего.

Донкат в очередной раз вздохнул и добавил в график покупок еду. Не забыть заказать сейчас, чтобы к обеду привезли. Вечером будет не до того. Степа блаженно улыбнулся и запулил ненавистный список подальше. Нечего себе портить настроение перед встречей.

Он глянул на часы и подпрыгнул. Ох ты, пыль космическая, за всеми этими «уборками» он совсем из графика выбился. Ему же вниз надо, на планету. Так, КосмоБог с ней, с «правильной» подготовкой, пусть Элечка для Декстера старается, и наоборот. У него своя жизнь и своя любовь. Ему надо срочно вниз.

Добавив все же в программы уборки и закупок несколько пунктов в соответствии с пожеланиями этой сладкой парочки галактических террористов, Степа наскоро оделся, впрыгнул в ботинки и громко сообщил «Домосфере».

– Внимание, режимы «Активная уборка» и «Обновление закупочного листа». Время пошло.

– Принято, Степан Афанасьевич, – бархатным голосом опытной прислуги отозвалась «Домосфера».

И уже закрывая дверь, Степа удовлетворенно улыбнулся: дом наполнился стуком, жужжанием, скрипами и шипением: умные автоматы приняли к исполнению отданный приказ.

Цветы пахли изумительно. Дурманящий запах заполнил все пространство кабины бота. Эту часть плана Степа твердо решил сделать без участия автоматики, и не пожалел. В оранжерее его встретили с пониманием. Тем более что, к его удивлению, он тут был не один такой. Еще несколько мужчин бродили по просторному залу, придирчиво выбирая цветы, для составляемых тут же букетов. Донкат решил конфигурацией не заморачиваться, а сделать ставку на объем. И вот теперь сидел в заваленной цветами кабине и предвкушал грядущую встречу. Не забыть бы еще в ванной пару букетов поставить.

Справа темное пространство перечеркнула длинная огненная линия. Степа тут же повернулся в ту сторону. Гала-порт. Принимает очередной лайнер. Через несколько часов сюда прибудет гала-люкс «Аналемма». Ушли времена, когда на Изюбр прибывал всего один гала-люкс раз в неделю. Теперь счет транзитных люксов шел на десятки: новые территории требовали все больше дорогих управленцев и высококлассных специалистов. И Селена Коваль, премьер-специалист Федерального Агентства по исследованию проблем Фотосферы, естественно, на пассажирском транспортнике не полетит. Да и сама ФАФ ее не отправит на простом корабле, где уровень безопасности на несколько порядков ниже. На транспортниках людей нет, одни автоматы, а взять на дистанционный контроль внутренние системы обычного грузовика, кроме жизненно важных, никакой проблемы для всяких там хулиганов-террористов не составляет. Так что секретность стоит тут на первом месте. А вот то, что проблемы секретности ФАФ заботят весьма и весьма, знал очень ограниченный круг людей. Степа, благодаря Сергею Петровичу Соловью, знал. И тот же Соловей категорически рекомендовал, кстати, этим знанием и ограничиться. ФАФ работало на тонком стыке науки и стратегических интересов государства, поэтому все, что касалось неизвестных современной науке фактов, иных соседей по галактике и прочих не совсем понятных пока людям явлений, секретилось просто по определению. При первом знакомстве Селена пыталась его аккуратно предупредить об этой сфере ее жизни, но влюбленному Степе было море по колено. Если честно, то и сейчас примерно так же.

– Ручное управление, – как и положено, за пять минут до дома, прошелестел голос автомата, предлагая взяться за штурвал.

– Есть ручное управление, – отозвался Степа, выныривая из воспоминаний. Бот плавно ускорился, следуя руке Донката.

Так, теперь проверить, что там натворила в его отсутствие «Домосфера», расставить цветы (Степа покосился на благоухающую гору в салоне) и – в гала-порт.

В просторном новеньком пассажирском модуле, не так давно смонтированном в орбитальном гала-порте Изюбра, было на удивление много народа. Степа неодобрительно покосился на заполнившую зал толпу, дежурно готовящуюся радоваться. Ладно он, к нему Селена приезжает, им-то всем, что здесь нужно? Толпа в ответ так же неодобрительно косилась на него. Может, это из-за огромного букета, который Степа рьяно оберегал от любого контакта с окружающими? Надо отметить, что в переполненном зале делать это становилось все труднее и труднее.

При вхождении в систему ближайших планетных транспортных каналов на всех кораблях автоматически блокируются любые ком-устройства: нечего засорять и без того перегруженное пространство лишними сигналами, это попросту опасно. Поэтому Степе оставалось только тихо млеть и вожделеть в ожидании, не имея возможности связаться с Селеной. Если верить часам, ждать ему осталось несколько минут.

Одна, другая, третья…. Да когда же они кончатся?

– Внимание, – металлический, слышный во всех углах гала-порта голос, раздавшийся из-под потолка, заставил Донката подпрыгнуть. Букет заколыхался, как будто тоже обрадовавшись. – Рейс гала-люкса «Аналемма» успешно пристыковался к внутреннему кольцу.

Пыль космическая, это же в другом углу. Степа неуклюже затоптался на месте, пытаясь развернуться с огромным букетом. Заработал пару шипений от каких-то расфуфыренных теток (не надо завидовать, сударыни), дежурно осклабился в извинении, вызвав очередную порцию шипения (право же, совсем становится неприлично, у вас что, своих мужиков нет, им мозги пилите), но все же сумел нацелиться на указанные выходы. Зал потихоньку начал наполняться радостным гулом: пошли первые пассажиры.

Народ вокруг устремился вперед. Степа, попытавшись дернуться тоже, быстро понял, что дело это безнадежное: от букета останутся одни пеньки. Пришлось остаться на месте, надеясь, что Селена его и так найдет. Потекло бесконечное напряженное ожидание. А вдруг она не прилетела? А вдруг не увидит, букет-то огромный? А вдруг…?

Яркое пламя цветов раздалось в стороны, и Степа неожиданно понял, что это он для себя букет покупал: настолько прекрасно было видение родного лица в обрамлении полураскрывшихся бутонов.

– Степа, милый, я так по тебе соскучилась, – блестящие каштановые кудряшки упругим облаком окутали его лицо, и Донкат почувствовал на своих губах поцелуй.

Ура-а-а-а!!! Приехала! Не потерялась! Изо всех сил ответив на поцелуй, Степа внутри подпрыгнул от радости. Есть! Она приехала! Месяц счастья начался!