Текст книги "Мертвый Город"

Автор книги: Максим Резниченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

А второе, что мучает меня…. Я и сам не могу понять, в чем дело. Что именно не так. Что-то важное, жизненно важное ускользает от меня. Лихорадочно перерываю все доступные мне воспоминания, все виденное здесь, в этом городе, но так и не могу понять, что конкретно так сильно меня беспокоит. И времени, я чувствую, остается катастрофически, смертельно мало.

Секретарша, представившаяся нам Натальей, стоит на прежнем месте, посреди помещении, и смотрит на Клауса. Она совершенно спокойна. Ничего не выражающий взгляд зеленых глаз, словно смотрит в пустоту – таким он кажется отрешенным. И мне это спокойствие не нравится. Нормальный человек вряд ли бы вел себя так невозмутимо под дулами автоматов. Я снова, в который уже раз пытаюсь «созерцать», но результат остается неизменным, то есть никаким. Как будто почувствовав мои старания, Наталья переводит глаза на меня, и, я готов поклясться, в ее взгляде что-то мелькает.

За те мгновения, что я посвящаю напряженным размышлениям, спор между ребятами достиг критической точки. Клаус что-то зло кричит Соне и Рыжему, вплотную подошедшим к зеленой двери. Катя стоит на прежнем месте, она не участвует в споре и как-то растеряно глядит то на Клауса, то на Семена.

– Чего же ты такой упертый?! – орет Рыжий. – Почему нельзя просто посмотреть, что за дверью?!

– Идиот! – Клаус покраснел от злости. – Сколько раз повторять, что эту дверь нельзя даже открывать?!

– Откуда ты знаешь?! – не менее эмоционально выкрикивает Соня.

– Не знаю! – кипит парень, но все равно не сводит глаз с девушки в темно-сером костюме.

– Максим.

Я ищу взглядом, кто меня зовет.

– Максим!

Меня зовет Катя. Она смотрит на меня как-то беспомощно и сердито.

– Максим! – снова зовет меня она.

Спорящие умолкают, и все, кроме Клауса, оборачиваются к Кате.

– Максим, что нам делать? – тихо, но так, что все слышат, спрашивает Катя.

А что нам делать?

– Клаус, объясни, почему нельзя трогать дверь? – спрашиваю.

– Я не знаю! – бросает он. – Просто чувствую, что нельзя ее открывать, иначе – смерть.

– Но она выглядит точь-в-точь, как и должна выглядеть точка выхода! – снова заводится Соня.

– Тихо! – приходится повысить голос. – Всем спокойно!

– Да знаю я, как она должна выглядеть, – огрызается Клаус, – но все здесь не так. Это не точка выхода.

Семен, зло прищурившись, смотрит на него.

– Послушай, Коленька… – начинает он.

Проклятье! Зачем он так?!

Лицо Клауса, словно судорогой сводит, и он неуловимым движением разворачивается к Рыжему, отворачиваясь от Натальи. И наводит ствол своего автомата на Семена.

– Как ты меня назвал? – его слова медленно и тягуче, словно яд, стекают во вдруг наступившей тишине. – Повтори, если не боишься.

Он стоит сейчас спиной ко мне, забыв о секретарше, и целиться в Рыжего. Семен почти одновременно с Клаусом вскинул свое оружие, наведя на того. Мой автомат смотрит в лицо Наталье, и в ее глазах больше нет пустого безразличия. Они внимательно и выжидающе следят за мной.

– Всем спокойно! – в отчаянной злости кричу я. – Вы что творите?!

Все также периферийным зрением замечаю, как и Соня поднимает свой автомат и наставляет его на Клауса.

– Опусти оружие! – зло бросает она ему.

– Вот значит как? – слышу в ответ. Клаус стоит, широко расставив ноги, готовый в любой миг уйти с линии огня.

– Опустить оружие! – ору я и от собственного бессилия что-либо сделать скрежещу зубами. – Всем успокоиться!

Я не свожу глаз с Натальи, а она продолжает смотреть на меня с уже откровенным интересом. Застрелить ее? А если она и вправду от Учительницы?

– Кто ты? – выплевываю я. – Кто ты такая? Отвечай!

И глазом не моргнула. Уверена, что не выстрелю.

Боковым зрением замечаю движение. Это Катя. Он отходит от стены, где все время стояла, и подходит к Соне и Семену, обходит их и оказывается сбоку от Клауса, совсем рядом. Медленно, словно нехотя, она вытаскивает из набедренной кобуры пистолет и приставляет его к голове парня.

– Опусти оружие, – устало произносит она.

В наступившей тишине неестественно громко звучит взводимый курок.

– Опусти оружие. Я больше повторять не буду. Опусти, или я стреляю.

В какой-то миг мне кажется, что Клаус сейчас начнет действовать: резко уйдет вбок и, закрываясь Катей…

– Я устала, – роняет она, – и я хочу домой.

Он медленно опускает автомат.

– Стреляй, – едва слышно шепчет он.

– Я не хочу никого убивать, но тебе я не верю. И я хочу домой, – она делает ударение на последнее слово. – И ты мне не помешаешь.

– Делай, как хочешь, – негромко отвечает Клаус. – Хочешь умереть – вперед. Мешать не стану.

Катя ничего не отвечает, только кивает каким-то своим мыслям. Потом прячет пистолет и, придерживая перевязанную руку, направляется к зеленой двери.

– Зря, – тихо роняет ей в спину Клаус.

Я не свожу глаз с секретарши, поэтому вижу, как ее губы едва заметно кривятся в усмешке.

– Стой! – кричу я. – Катя! Стой!

Но она уже у двери. Берется за ручку и, не обращая ни на что внимания, проворачивает ее. Щелкает замок, а потом за окном, где-то совсем рядом, сверкает молния. Ее мощная вспышка, рисуя причудливые тени, высвечивает все вокруг в мельчайших деталях. Белые мраморные стены вокруг отражают ее свет, усиливая его. Почти ослепленный, я не смотрю на них. Мой взгляд устремлен только на девушку передо мной, и в момент вспышки он невольно опускается вниз, к полу. В его черном мраморе я вижу отражение того, что стоит сейчас в нескольких метрах от меня. Я не успеваю толком разглядеть, что именно отражается в полу. Мне хватает того, что вместо Натальи, девушки в темно-сером строгом костюме, я вижу что-то угловатое на нескольких лапах, тварь. Не медля больше ни секунды, я открываю огонь, целясь монстру в корпус. Удивленный страх мелькает в ее глазах в самый последний момент. Негромкие хлопки выстрелов звучат глухо. Лязгает затвор, выплевывая одну за другой дымящиеся гильзы. Существо в человеческом облике буквально складывается пополам, и его отбрасывает назад на несколько метров. Сломанной куклой оно валится на пол и спустя несколько секунд исчезает, но я этого уже не вижу, потому что оборачиваюсь к Кате. Девушка все-таки открывает злосчастную дверь. Я вижу только, как вспыхивает ярким белым светом прямоугольник дверного проема.

– Стой! – ору я не своим голосом и бросаюсь к ней, отчаянно понимая, что никак не успеваю. – Стой!

В последний миг девушка оборачивается, и улыбка трогает ее губы. Она даже не заметила, как я убил тварь под человеческим обликом. Усталый взгляд карих глаз на секунду, на какое-то мгновенье вспыхивает сомнением, но потом сияние, исходящее из двери, охватывает ее, обволакивает и как будто утягивает в себя. Рыжий и Соня стоят от нее всего в нескольких метрах, но с места так и не двигаются, наблюдая за разыгрывающейся сценой в немом молчании. Или мне просто так кажется? Клаус, находящийся к Кате ближе меня, так же, как я, срывается с места, когда я уже миную его. Но все равно не успевает. Все происходит слишком быстро. И очень медленно, потому что секунды неимоверно растягиваются, тягуче и нехотя перетекая одна в другую.

Если бы только она стояла на метр ближе… Если бы только она не стала сразу заходить в дверь…

Сияние, что обволакивает девушку, слепит глаза, заставляя их слезиться, но я все равно успеваю увидеть, как из этого проклятого света выметаются длинные щупальца и в мгновенье ока обхватывают ее. Изумление, страх, а потом и просто ужас стремительно мелькают на лице Кати за какие-то доли секунды. А потом ее, успевшую лишь коротко вскрикнуть, сильным рывком утягивает в свет.

«Вытащу! Я успею!» – бьется в голове. До дверного проема остается совсем немного. Я задерживаю дыхание, будто готовый к прыжку в воду пловец. И почему-то вдруг лечу на пол, сбитый в спину сильным ударом чего-то тяжелого.

– Куда ты лезешь?! Сдохнуть хочешь?! – орет мне в лицо Клаус.

Я отчаянно вырываюсь, пытаясь встать, но парень наваливается на меня всем весом, не давая толком пошевельнуться.

– Дверь! Закройте эту чертову дверь! – надрывается он в крике.

Соня и Рыжий стоят, словно в оцепенении. Проклятые истуканы! Нужно помочь Кате! Еще можно успеть!

Наконец мне удается освободиться. Болевым приемом перехватываю руку Клауса и скидываю его с себя. Поднимаюсь тяжело, но, к сожалению, не могу быстрее – уж больно гад сильно меня приложил. Хрип вырывается из моего внезапно пересохшего горла, когда я пытаюсь крикнуть что-то.

– Да стой же ты, болван! – Клаус никак не успокоится.

Соня и Семен наконец оживают и шагают к двери. Я уже почти достиг ее. Остается совсем немного. Я не бегу, а еле иду, ковыляя, как инвалид. Краем сознания отмечаю, что Клаус просто висит на мне, сковывая движения. Остается сделать последний шаг. Тот, что пытается удержать меня, орет в ухо совсем уж что-то неразборчивое и злое. Я вижу, как Соня и Рыжий вдруг останавливаются, практически достигнув раскрытой двери.

В этот миг я даже не думаю о щупальцах, что утянули Катю, о том, что они совсем не похожи на те, которые в свое время были нами приняты за самостоятельных монстров. Моя мысль застывает только на том, чтобы успеть, вытащить, спасти.

Усилившееся сияние будто вытекает из двери, протягивая свои лучи ко мне. Инстинкт, мой собственный инстинкт самосохранения предает меня, заставляя вдруг остановиться, а потом и вовсе отпрыгнуть назад и в сторону. Точнее попытаться это сделать, потому что Клаус так и висит на мне. Мы оба неуклюже падаем, но тем самым избегаем атаки. Молниеносно выметнувшееся из света щупальце не дотягивается до меня совсем немного. Спустя миг оно снова исчезает в слепящем свете, но почти сразу появляется, уже не спеша выползая из двери, как гигантская змея полуметровой толщины. Лихорадочно перебирая ногами и руками, мне удается подняться достаточно быстро, а из света появляется еще несколько щупалец. Клаус вскакивает на ноги почти одновременно со мной.

Вижу, как Семен вскидывает свой автомат, целясь в проклятые отростки, и как Соня повторяет его действия. Они стоят впереди справа от нас, сбоку от дверного проема, прикрытые от твари раскрытой дверью.

Мне кажется, или мои руки действительно с радостной охотой перехватывают поудобнее Вал, крепко прижимая его приклад к плечу? Мы с Клаусом открываем огонь на секунду позже Семена и Сони. Странную тишину вспарывает стрекот наших автоматов, будто заработала большая швейная машинка. Шквальный огонь на миг останавливает движение щупалец. В стороны летят брызги чего-то фиолетового, наверное, крови твари.

Это похоже на овсяную кашу, которая кипит в кастрюле на сильном огне и всё лезет и лезет из-под крышки, тягучими струями вываливаясь наружу. Щупальца заполняют собой весь дверной проем, затмевая свет, исходящий из него.

– Перезарядка! – кричит Семен, выпуская из рук автомат с опустевшим магазином, и замирает неподвижно, сосредотачиваясь, чтобы «достать» новое оружие.

Пули наносят значительный урон монстру, но щупалец не становится меньше. Разлохмаченные бесчисленными попаданиями, они, тем не менее, продолжают двигаться и шарить вокруг в поисках жертв.

– Нужно уходить! – кричит рядом Клаус.

Да, нужно уходить. Умом я понимаю, что другого выхода нет, и что Катю уже не спасти. Не могла она уцелеть в этом диком клубке. Умом я понимаю, но дикая ярость душит меня, не давая дышать. Сердце сжимается в груди в какой-то ледяной ком и отказывается верить в то, что случилось. Это я виноват. Как же больно…

Магазин моего Вала пустеет, и я выпускаю оружие из рук. Спустя несколько секунд я уже сжимаю ЮСАС-12, дробовик, внешне напоминающий мутированную М-16. В его барабане двадцать патронов двенадцатого калибра со стальной картечью. Передергиваю затвор, досылая патрон в ствол, и жму на спусковой крючок.

– Бам! Бам! Бам! – грохот выстрелов заглушает наши злые крики.

Дробовик в это ситуации гораздо эффективнее, чем автомат. Стальные шарики шрапнели буквально мочалят серую плоть щупалец. Чувствую, как на меня летят брызги из разрываемых прямыми попаданиями конечностей твари.

– Бам! Бам! Бам! – яростно торжествует в моих руках оружие.

Замечаю, как Клаус, отстреляв магазин, тоже меняет автомат на дробовик. Что он там «достал»? Похоже на восьмизарядный Бенелли или Беретту.

– Бам! – Бам! Бам! – Бам! Бам! – Бам! – наши дробовики почти слитно выплевывают снопы огня и дыма. Языки пламени из оружейных стволов яростно кусают плоть монстра, взрывая ее и превращая в ошметки. Фиолетовые брызги летят во все стороны, нелепым цветом уродуя белоснежные стены и потолок.

Рыжий и Соня стоят сбоку от двери на прежних позициях. Они ведут беглый огонь по монстру из одинаковых дробовиков. Это классические самозарядные Браунинги А-5 на пять патронов двенадцатого калибра. Ребята вносят посильный вклад в противостояние с чудовищем, отстреливая щупальца со своей стороны и не давая им пробраться дальше в помещение. Семен слишком быстро использует свой боекомплект, выпускает из рук ружье и замирает неподвижно, «доставая» новое.

Свет больше не падает из двери – весь проем сейчас загородила собой гигантская туша выползающего то ли осьминога, то ли кальмара, толком не видно. Зато видно черные яблоки глаз чудовища. А потом тварь начинает кричать. Ее клокочущий крик-вой звучит все громче и громче. Я кричу тоже. Кричу дико и безумно. Вот она тварь, показалась! Спешно, словно боясь куда-то опоздать, отбрасываю в сторону дробовик с опустевшим барабаном и за несколько секунд «достаю» новый. Стреляю в эти ненавистные черные, как огромные яблоки, глазищи. От прямого попадания одно сразу взрывается, а второе поразить я не успеваю – монстр умудряется отпрянуть, и стальная картечь рвет его плоть в другом месте.

Он уже не кричит и не воет. Звук, который издает гигантский моллюск, переходит в визг и бьет по ушам, заставляя кривиться, как от зубной боли. Монстр визжит все сильнее. Возникает желание просто заткнуть уши и бежать отсюда, бежать как можно дальше, спасаясь от этого свербящего звука. Еще через несколько секунд безумный визг набирает такую силу, что кажется, будто внутренности завязываются в узел.

– Бам! Бам! Бам! – я стараюсь заткнуть чудовище.

Вижу, как Соня роняет свой Браунинг и безвольно оседает на пол. Семен еще держится на ногах. Отстреляв боекомплект, он замирает с пустым дробовиком в руках, но продолжает держать его, будто не зная, что делать. Потом парень падает на колени и зажимает уши руками.

Мы с Клаусом, делая небольшие шаги, продолжаем продвигаться к проклятой двери. Щупальца уже не показываются из нее, но источник ужасного звука остается все также недосягаемым.

– Бам! – Бам! Бам! – Бам! Бам! – Бам! – мы все долбим и долбим эту мерзкую стену из плоти, заполнившей собой весь дверной проем. Краем затуманенного сознания я, впрочем, замечаю, что тварь медленно отступает вглубь помещения за дверью. От порохового дыма и вони, исходящей от монстра, тяжело дышать, но я не обращаю внимания на подобные мелочи.

– Бам! – Бам! Бам! – Бам! Бам… Бам…! – наши с Клаусом выстрелы больше не звучат слаженно. Я скашиваю глаза, чтобы увидеть, как он сломанной куклой валится на пол.

Кажется, я кричу, да я, наверно, и не переставал орать. Какое-то кровавое безумие охватывает меня. Визг твари сводит с ума. Невыносимая боль терзает сознание, заставляя бросить все и бежать отсюда, как можно дальше.

Что-то теплое касается моей шеи. Я дергаюсь, но никого рядом со мной нет. Это кровь бежит у меня из ушей и теплой струйкой стекает вниз по шее. Я уже ничего не слышу и почти ничего не вижу – глаза заливает пот. Или это кровь? Плевать! Главное – уничтожить тварь, порвать ее на тысячи кусков!

Я достреливаю барабан, стоя уже практически в дверях. В каком-то безумном приступе отбрасываю в сторону уже ненужное оружие и «достаю» широкий изогнутый клинок почти метровой длины. Бросаюсь на монстра, в сумасшедшем остервенении рубя и кромсая мерзкую плоть. И я понимаю, что схожу с ума. И сейчас я умру.

Словно со стороны наблюдаю за собой, как «достаю» два металлических цилиндра с яркими полосами на них и, выдернув чеку у одной и второй гранаты, почти бережно укладываю их в страшные раны. И стою. Оказывается, слух все еще служит мне, потому что слышу, как визг чудовища меняет тональность, становясь будто бы глуше. Я уже целую секунду стою перед тварью, с яростным предвкушением ожидая, когда же взорвутся мои термические гранаты. А потом мое тело, живя отдельной от бестолкового мозга жизнью, начинает действовать самостоятельно и выталкивает себя за дверь. Шаг назад, и шаг вправо. Успеваю упасть на пол рядом с Клаусом, прикрывая его собой. Кажется, я успеваю потерять сознание, но моментально прихожу в себя. Пол уходит из-под меня и больно бьет в грудь, когда где-то сзади дважды громыхает. Нестерпимый жар опаляет спину, но я продолжаю лежать, не двигаясь.

Не с первого раза, но мне удается приподняться на локте. Клаус лежит рядом. Он жив? Не знаю и проверять не хочу. Нет, вроде бы жив – его грудь равномерно вздымается и опадает в такт дыханию. Оглядываюсь. Из дверного проема валит густой дым, а сама дверь висит раскрытая на одной петле. Мне не видно, что там внутри, но в нос бьет вонь и смрад, словно от горелой резины.

С огромным трудом поднимаюсь и встаю на ноги. Шатаясь, как пьяный, пытаюсь не то идти, не то брести, и мне это отчасти удается. Странный звон в шах. Ах да, так громко может звенеть только тишина. Или я контужен? Какая разница.

«Достаю» на ходу ЮСАС, и едва не выпускаю его из дрогнувших рук. Страшная слабость мешает и начинает раздражать. Несчастные несколько метров до двери я преодолеваю, наверное, за целую минуту. Однако с каждым шагом силы возвращаются ко мне. С внезапным грохотом с потолка падает и разбивается об пол кусок бетона. Я вздрагиваю от неожиданности. Ага, значит слух все еще при мне. Соня и Семен лежат на полу неподвижно, но, думаю, с ними все в порядке. Как и Клаус, они просто без сознания.

Жду какое-то время, пока густой дым хоть немного развеется и, надев на лицо респиратор, шагаю в помещение. Вонь стоит страшная. Как будто кто-то жег не просто резину, а резину, вымазанную в дерьме. Снова что-то падает с потока, но я уже не обращаю на это внимания.

Дым рассеивается уже достаточно, чтобы я мог видеть огромную тушу передо мной. В помещении темно и толком ничего не видно, поэтому мне приходится включить фонарик на шлеме. Даже сквозь одежду я ощущаю сильный жар от продолжающего работать термита, заживо сжигающего плоть чудовища. А потом тварь шевелится. Я едва не открываю огонь, но сразу понимаю, что это всего лишь судороги. Брезгливо морщась и осторожно ступая, чтобы не споткнуться, обхожу развороченные взрывом останки монстра. Еще одна волна судороги сводит исполинскую тушу. Ну и живучая же мразь! До сих пор не сдохла – раз все еще не исчезла.

Делая небольшие шаги и часто останавливаясь, чтобы передохнуть, я прохожу, наверное, метров двадцать, обходя по широкому кругу останки монстра, когда нахожу то, что совсем не ожидал здесь увидеть. Катя, а точнее то, что от нее осталось, лежит на полу. Я опускаюсь на колени перед ней. Единственное, что уцелело – это лицо. Вдруг широко распахнутые глаза смотрят на меня с таким ужасом, что я вздрагиваю. Не могу поверить, что она жива. Как? Почему? Это просто невозможно. Растеряно оглядываюсь, не зная, что делать. А потом как-то вдруг успокаиваюсь и смотрю на девушку в ответ, стараясь взглядом, мыслью, поглаживанием по остаткам уцелевших волос на голове успокоить.

– Я пришел, – хочу сказать, но вместо слов из горла вырывается какой-то хрип. – Прости…

Ее глаза закрываются, и Катя умирает.

Что это на моем лице? Слезы? Нет… Не знаю…. Мгновенья тянутся медленно и вяло, заставляя мысли застыть, завязнуть в некоей прострации.

Не знаю, сколько проходит времени, но когда я снова гляжу вниз, Кати уже нет. Она исчезла. Как и Угрюмый. Не хочется думать о том, что и она не та, за которую себя выдавала, но вдруг заупрямившиеся мысли всё лезут и лезут, настойчиво ломясь в голову, заставляя думать, анализировать…

Какой-то звук отвлекает меня, и я, очнувшись, прихожу в себя. Оглядываюсь. Луч фонаря высвечивает тушу монстра. Судороги продолжают сотрясать его. Встаю с колен и начинаю искать то, зачем пришел сюда. Есть, нашел! Луч света выхватывает из дымной тьмы черный, размером с крупное яблоко, глаз без зрачков, радужной оболочки и белка. Тот самый, что я не смог поразить. Делаю шаг, подходя настолько близко, насколько это возможно. Снова судорога. Или это тварь дергается, пытаясь пошевелиться? Она, что, пытается убежать от меня? Я вешаю дробовик на ремень через плечо, и спустя секунду моя ладонь тяжелеет под весом широкого и тяжелого длинного ножа. С каким-то садистским удовольствием подношу клинок к самому глазу монстра. Тот начинает бешено вращаться, словно пытаясь спрятаться. Мой рот под маской кривится в злом оскале.

– Что, мразь, не нравится?

Из-за респиратора на лице мои слова звучат глухо и невнятно. Я срываю его с лица и наклоняюсь к самому оку, уставившись на него в упор. Мне почему-то важно, чтобы тварь меня услышала. И тут она начинает стонать. Ни намека на прежний сводящий с ума визг. Это стон смертельно раненного зверя. Я запинаюсь на миг, но через секунду перед моим мысленным взором появляется Катя. Вот она устало улыбается и берется за ручку зеленой двери. Яркий свет… Резкий рывок… Безжизненное лицо и живые еще глаза… Я резко выпрямляюсь. Перехватываю тесак поудобней и вонзаю его в тварь. Тугая струя бьет меня в лицо. Вверх-вниз, вверх-вниз. Движения мои скупы. Все. Я закончил. Стон не прекращается. Он становится каким-то всхлипывающим. Не обращая на него внимания, я начинаю обратный путь. Делаю два шага и останавливаюсь. Возвращаюсь обратно. Поднимаю дробовик и подношу его к башке монстра, или где там у него глаза растут. Всхлипывающий стон умолкает, и только судорога прошивает тело чудовища.

– Раз ты так просишь, – мои слова падают сухо, как прошлогодние листья. А потом одной очередью, не снимая пальца со спускового крючка, расстреливаю в упор весь барабан, все двадцать патронов. Звон в ушах и звезды в глазах от ярких в темноте дульных вспышек. Тварь больше не шевелится. Мертвое тело исчезает, когда я уже практически дохожу до выхода из помещения. Проклятые нематериальные твари несут самую настоящую смерть.

Глава 2

В фонарике уже нет необходимости. Света достаточно, и я выключаю его. Звук передергиваемого затвора застает меня в дверном проеме, а резкий электрический свет слепит, не давая толком рассмотреть, что происходит.

– Стоять! – резкий крик.

Кто это еще? Ах да, со мной же был еще кто-то, и кричит, похоже, Клаус. Поднимаю руку, закрываясь от света, который после темного помещения кажется просто ослепляющим.

– Макс, ты?! – снова обращаются ко мне, но уже другим голосом.

Свет меркнет и больше не слепит глаза. С каким-то вялым интересом осматриваюсь вокруг, ищу глазами тех, кто называет меня по имени.

Пустота внутри. Мысли, словно заторможенные, не спеша шевелятся в голове. Пустота в сердце. Я ничего не чувствую. Я устал.

– Опусти ствол, – снова говорит молодой парень с зелеными глазами. Это Семен. Он обращается к Клаусу. Значит выжил. Я рад, но радости не ощущаю.

На полу рядом с ним лежит девушка. Это Соня. Она без чувств. Надеюсь, с ней все в порядке, но у меня нет желания проверять ее состояние. Мне все равно.

Прямо передо мной, в нескольких метрах, широко расставив ноги, стоит Клаус. Он не спеша опускает ствол своего дробовика. Как-то на автомате фиксирую, что это все же Бенелли. Ну и видок и парня. Грязное, в разводах, лицо. Белки глаз сверкают на почти черном лице. Он внимательно оглядывает меня. Пусть смотрит. Мне все равно.

Рыжий выглядит почище, но все равно чумазый, как шахтер. Он уже не смотрит на меня. Вообще отворачивается, сильно ссутулившись. Что с ним? Не знаю. Мне все равно.

Клаус что-то говорит мне, но смысл его слов ускользает от меня. Он опять обращается ко мне и, видя, что я никак не реагирую, подходит. Берет меня за плечи и начинает трясти. Зачем так грубо?

– Да очнись ты наконец! – доносятся до меня его слова, и я, словно, водолаз, выныриваю на поверхность собственного сознания. Нехотя, через силу, осмысленность возвращается ко мне. Мысли начинают шевелиться, оживать.

Клаус все еще трясет меня, держа за плечи, и я, наконец, отвечаю:

– Хватит, – мой голос звучит мертво и глухо.

Он сразу отпускает меня и, всматриваясь в лицо, спрашивает:

– Ты цел?

– Да, – отвечаю все тем же незнакомым бесцветным и глухим голосом.

Он как-то странно смотрит на меня, а потом говорит:

– Мне очень жаль…

Что ему жаль, я не понимаю. О чем он вообще?

– Катя, – еле слышно роняет он, опуская голову.

Катя… Катя! Мои мысли, мое сознание замирают на миг, а потом взрываются яркими образами и картинками, запечатленными будто на фотопленке. Катя…

Хриплый стон вырывается у меня из горла, и я окончательно прихожу в себя. В бессилии сжимаю кулаки. Мы потеряли ее. Теперь, когда мой мозг снова заработал после кратковременной отключки, я вспомнил. Но почему Клаус…?

Я резко хватаю его за грудки.

– Ты знал? – рычу ему в лицо. – Ты знал?! Отвечай!

Трясу его так, как он тряс меня еще минуту назад. Он не сопротивляется и не пытается вырваться. Я что-то ору ему прямо в лицо. Злость. Злость и обида душат меня.

– Отвечай!

– Нет! – наконец произносит он. – Нет! Я не знал!

Я перестаю его дергать, но продолжаю держать, не отпуская.

– Тогда почему? Объясни мне, почему ты так громко кричал, что нельзя входить в эту проклятую дверь?! Откуда ты знал это?! Откуда ты знал, что там нас ждет?!

Клаус вытирает лицо от капелек моей слюны, но все также не делает попыток освободиться.

– Я не могу объяснить. Я просто чувствовал… – произносит он тихо.

Гляжу на него. Шлема на нем нет, видимо, успел снять. Его серо-стальные волосы всклокочены и покрыты слоем пыли и грязи. Его глаза не смотрят на меня, но все равно я вижу, какие они усталые, и как они налиты кровью от полопавшихся кровяных сосудов.

– Не верю тебе. Ты врешь.

Отпускаю его одежду, потом резко вскидываю руку, хватая его за горло, толкаю и одновременно делаю подсечку. Клаус падает, будто подкошенный. Я сразу же наваливаюсь сверху, вытягивая из кобуры пистолет. Взвожу курок и упираю ствол ему в горло под самый подбородок. Руки у Клауса свободны, но он не шевелится, сперва испуганно, а после зло, глядя на меня.

– Говори! – приказываю я.

– Что тебе говорить?

– Не играй со мной словами, Клаус. Я сейчас серьезен, как никогда, и если ты мне не расскажешь все, что я хочу знать, я убью тебя.

Он молчит и смотрит на меня. Ни тени его вечной усмешки в глазах. Но и ни тени страха.

– Ты уверен? – спрашивает он.

– Говори, – отвечаю, – откуда ты знал, что нельзя входить в зеленую дверь.

Клаус не спешит отвечать и тянет время.

– Эй, вы что устроили? – слышу голос Рыжего за спиной, но не оборачиваюсь. – Парни! Успокойтесь!

Я молчу, как молчит и Клаус. Мы глядим в глаза друг другу.

– Да, – наконец произносит он негромко, – я знал, что дверь – это ловушка.

– Откуда? – быстро спрашиваю я.

– Я не могу сказать, – совсем тихо отвечает он.

– Ты не оставляешь мне выбора, – не уверен, готов ли убить Клауса, да и вообще я вдруг нахожу, что веду себя чересчур неадекватно, что ли. Тем не менее, я делаю вид, что собираюсь выстрелить. Отстраняюсь от Клауса и раскрываю ладонью вторую руку, чтобы меня не забрызгало кровью.

– Подожди! – вскрикивает Клаус.

– Макс! Ты спятил?! – надрывается за моей спиной Рыжий. – Убери пушку!

– Давай договоримся…

– Ты не в том положении, чтобы торговаться со мной, – обрываю я зло.

– Тем не менее, – настаивает Клаус, – давай все же договоримся, что когда мы найдем точку выхода, я расскажу тебе все, что ты хочешь знать из того, что знаю я сам, – он делает короткую паузу и добавляет, – а ты расскажешь мне то, что обещал еще там, у фонтана. Но одно ты должен знать – я сделаю все, чтобы мы смогли без потерь добраться до цели. Я сам этого очень хочу. А насчет Кати… Мне действительно очень жаль. Я старался удержать ее и остальных от опрометчивых действий. Я предупреждал, но меня не слушали. Даже ты.

Мне нечего возразить на последние слова. Да, он предупреждал. Мало того, едва стрельбу не устроил. А Катя… Я прекрасно помню, как она держала пистолет у его головы, и как она требовала не мешать ей, и как сильно она хотела поскорее выбраться отсюда.

Глупо. И обидно. И винить некого, потому что сама виновная погибла. А вина Клауса…

– Кто такая Наталья?

– Откуда мне знать? – у него получается в таком положении пожать плечами.

– Ты знал, что она тварь?

– Практически был уверен в этом, но проверить не мог. Все мои попытки «созерцать» проваливались.

Ярость вдруг пропадает, исчезает и злоба, оставляя после себя горькое послевкусие и усталое разочарование.

– Так как, мы договорились? – очень серьезно спрашивает Клаус.

Прячу пистолет в кобуру и встаю на ноги.

– Договорились, – киваю, – но с одним условием. – Если кто-нибудь из нас пострадает по твоей вине, тебе не сдобровать.

– Но я же сказал, что…

– Клаус, – перебиваю его на полуслове, – ты можешь говорить, что угодно, но запомни то, что сказал я.

– Ты настолько мне не доверяешь? – он поднимается и начинает оттряхиваться.

– Настолько, – отвечаю холодно.

– Почему?

«Потому что ты уже пятнадцать лет, как мертв», – едва не вырывается у меня, и его вопрос остается без ответа. Все, больше не хочу с ним разговаривать.

Способность ясно мыслить окончательно возвращается ко мне. Способность рассуждать трезво не отстает, и теперь собственная вспышка ярости, направленная на Клауса, кажется мне чересчур эмоциональной. Однако, должен признать, его реакция на мою агрессию оказалась более чем спокойной. Почему? О чем он не может рассказать? Что он может знать? Новые вопросы, и ни одного ответа. Лишь догадки, полные предположений и гипотез. Надеюсь только, что Клаус искренне хочет выбраться из этого мира, как и все мы. Все мы… Нас осталось уже четверо…

Семен помогает Соне подняться с пола. Она уже пришла в себя и, держась за парня, встает на ноги. Оглядывается вокруг беспокойным взглядом, спрашивает негромко о чем-то Рыжего. Тот, опустив голову, качает ею из стороны в сторону, и лицо девушки сводит гримасой скорби. Ее большие синие глаза наливаются влагой, и слезы, прочерчивая светлые дорожки, катятся по грязному лицу. Она опускается на колени, придерживаемая Семеном, и закрывает лицо руками, содрогаемая беззвучным плачем. Шлем ее где-то потерялся, и сейчас бывшие некогда светлыми длинные волосы лохматыми прядями скрывают ее лик.