Текст книги "По родному краю"

Автор книги: Максим Зверев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Улары с разлету сунулись в камни россыпи и спрятались в них. Но одна птица отстала на несколько взмахов крыльев, и это оказалось для нее роковым.

Сокол ударил ее, пустив по ветерку облачко перьев своей жертвы. Улар перевернулся и начал падать на дно ущелья. Сокол развернулся, ударил вторично, схватил улара лапами и стал опускаться с ним вниз, скрывшись за поворотом горы.

Все это произошло за каких-нибудь два десятка секунд, но запомнилось на всю жизнь.

* * *

В стороне, по склону горы, чернеет среди альпийского луга полоска вспаханной земли. Кому же пришло в голову пахать на такой огромной высоте?

Это стадо диких кабанов выходило из ельников и в поисках корней разрыхлило почву среди зарослей герани.

Зиму кабаны проводят внизу, в ельниках, на склонах и солнцепеках. Летом заходят на альпийские луга, выше границ леса. Рытвища кабанов нередки летом и в арчовниках. Полосатые поросята появляются на свет среди скал и осыпей. Долго собирает самка сухую траву на солнцепеках и устраивает где-нибудь в расщелинах логово для своего потомства. Странно видеть этих жителей болотных и тростниковых зарослей среди скал, высоко в горах.

В альпийской зоне, на высоте двух тысяч метров сверкают синие высокогорные озера. Сюда редко залетают водяные птицы – тут нет рыбы.

На прибрежных камнях озера мелькнула мышка. С разбегу она вдруг сама бросилась в воду и, как камень, пошла ко дну… Не подумайте, что она покончила жизнь самоубийством! И это совсем не мышка – это водяная землеройка, или кутора.

Она прекрасно ныряет и плавает, ест водяных насекомых, лягушек, мелкую рыбешку, икру. На ее лапках жесткая шерстка образует длинные плавательные плоскости, которыми она гребет, как веслами.

Кугоры истребляют множество лягушек. Стремительно кидается кутора на свою жертву и впивается ей в затылок. В воде крупная, сильная лягушка тащит на себе «всадника», пока он ее не загрызет. На земле лягушка бежит от куторы с жалобным писком и стоном. Но едва кутора настигнет лягушку и только прикоснется к ней – с лягушкой делается столбняк: она мгновенно вытягивается, как мертвая, закрывает голову передними лапами и позволяет терзать себя, как угодно. Но если в этот миг что-либо отвлечет кутору и она на минуту оставит лягушку, та мигом вскакивает и удирает со всех ног.

Прожорливость маленькой куторы удивительна: за ночь она может съесть до семи лягушек.

Украшением высокогорных озер являются красные утки или атайки.

С первыми лучами солнца их крики несутся со скалистых уступов над тихой гладью воды. Это одна из красивейших уток. Медленное движение крыльев при полете и одинаковая окраска самца и самки приближают красных уток к гусям.

Но самое замечательное у этих уток – способность гнездиться высоко на скалах, далеко от воды. Раньше думали, что родители в клюве или в лапках перетаскивают отсюда на воду вылупившихся утят. Но, оказывается, утята сами отправляются в длинный и опасный путь. Прямо из гнезда пуховый птенец бросается вниз со скалы. Растопырив перепончатые лапы и отчаянно махая будущими крыльями, пуховым шариком птенец падает на камни. Он подпрыгивает подобно мячику и как ни в чем не бывало бежит дальше. Так он падает с уступа на уступ, бежит, снова падает и, наконец, добирается до воды. Ему ничего не делается от ударов о камни: так упруг его густой пух и легко тельце.

Интересно, что красные утки легче других уток привыкают к неволе и человеку.

* * *

На альпийских лугах и ниже, в ельниках, можно встретить самых крупных из наших оленей – маралов.

Старые самцы все лето проводят у самых снегов, спасаясь там от докучливых насекомых. Самки с телятами ходят тоже поодиночке и только изредка собираются по нескольку голов. Слабые, еще беспомощные телята весь день лежат где-нибудь в укрытии. Пятнистая шкурка хорошо скрывает их среди альпийских цветов и солнечных бликов. Здесь, высоко в горах, у маралов почти нет врагов.

За лето у самцов отрастают и костенеют ветвистые рога – их грозное оружие, впрочем, друг против друга. Громкий стук рогов далеко разносится по горам, когда два рогача яростно дерутся из-за скромных маралух.

Когда глубокие снега осенью, как белой шапкой, накроют вершины гор, маралы собираются табунами и пасутся по южным склонам гор, где нет снега. Ветви кустарников и сухая трава среди камней служат им кормом.

Ранним июльским утром, когда солнечные лучи еще только начали освещать вершины гор, тревожно закричали сурки. Они вскакивали на камни, вставали колышком и тревожно кричали, взмахивая хвостами. Из зарослей арчовника вышел медведь. Он шел вверх, в гору, мимо сурков, казалось, не замечая их.

Неистово крича, толстые зверьки с удивительным проворством ныряли в норы под камни. Но вот один сурок побежал по зеленой траве и скрылся в нору на середине лужайки. Поблизости не было ни одного камня.

Медведя как будто кто-то хлестнул бичом: он с места в карьер рванулся к этой норе, забавно подбрасывая куцый зад. Исподлобья, оказывается, он внимательно следил за сурками.

Воткнув по уши голову в нору, медведь долго нюхал и вдруг начал разрывать землю. Но делал он это не так, как собака, а по-своему, по-медвежьи. Зверь засунул переднюю лапу по самое плечо в нору и рванул вверх, выворотив сразу всю землю над норой и обнажив ее ход на целый метр. Понюхав, медведь снова засунул лапу и рванул вверх. Нора была не глубокая, но длинная (как потом оказалось, около двенадцати метров). Сурок нигде, видимо, не мог углубить свою нору, натыкаясь внизу на сплошные камни, – и это привело его к гибели. Метр за метром медведь разрывал нору, «вспахав» уже больше половины лужайки. Видно было, что нетерпение хищника нарастает. С каждым новым рывком он начинал глухо реветь. Рванет, понюхает – и ухнет басом. Опять рванет – и опять ухнет. Сурок теперь, конечно, уже где-то близко. Наконец, после очередного рывка правой лапой, медведь поспешно сунул в нору левую. Раздался захлебывающийся крик сурка – и все стихло. Медведь тут же на месте съел его и пошел к речке пить.

Небольшая горная речка с шумом стремительно неслась вниз по камням. На другом берегу ее росли елки. Что там заинтересовало медведя, сказать трудно: но он долго нюхал воздух, вытягивая шею и поводя круглыми ушами. Наконец, окончательно чем-то заинтересовавшись, медведь побрел на ту сторону, но опять по-своему, по-медвежьи, а не так, как это сделал бы любой другой зверь на его месте. Он встал на задние лапы и побрел через речку стоя, совсем как человек. Вода заклубилась белой пеной почти на уровне его «пояса», но стремительное течение оказалось бессильным сшибить зверя даже из очень неустойчивого положения. Он перебрел речку, опустился на четвереньки, встряхнулся и скрылся в ельнике.

Долго еще после этого тишина не нарушалась ни одним звуком. Наконец, на камне показался снова большой, толстый сурок. За ним еще и еще. Вскоре сурки высыпали из нор и начали пастись на лужайках, то и дело вставая «столбиками» на задние лапки и озираясь.

Откуда-то из россыпей прибежали горные куропатки-кеклики с ярко-красными клювами и черными полосами на боках. Они долго ловили кобылок.

На обломок скалы уселась черная альпийская галка с длинным красным клювом. Где-то невдалеке засвистели улары.

Жизнь высокогорных животных потекла по своему обычному руслу, мало изученная, интересная, во многом еще загадочная, вдалеке от людей. Только в середине лета на альпийские луга колхозные чабаны пригоняют скот.

СКАЛЫ И ВЕЧНЫЕ СНЕГА

Выше альпийских лугов кругом только скалы и каменистые осыпи. По северным склонам лежит снег. Лошадей приходится оставлять внизу. Дальше подъем возможен только пешком.

Здесь, на этих высотах, водятся горные козлы – таутеке. Они настоящие жители высот. Старые бородатые самцы с огромными рогами держатся на самых вершинах. Самки с козлятами живут ниже.

С удивительной легкостью и быстротой мчатся эти животные по каменистым россыпям и скалам. Там, где с трудом ползешь на четвереньках, рискуя каждый миг сорваться в пропасть, теки мчатся во весь дух, прыгая с камня на камень с изумительной точностью на то самое место, где только что ступило копытце переднего.

Малейшая опасность – и резкий свист сторожа поднимает все стадо. Напуганные теки исчезают с поразительной быстротой.

Теков очень много. Наравне с косулями и джейранами это наиболее многочисленные животные.

В конце апреля самки ищут уединения и ходят поодиночке, изредка парами или тройками. Они выбирают среди камней небольшой клочок земли, заросшей жесткими злаками. И здесь появляется на свет один или пара течат. Они тихо пищат. Но беспомощны они не больше часа, пока не обсохнут.

Попробуйте поймать этих новорожденных через несколько часов после появления их на свет! Для человека это непосильная задача. Кое-как проковыляв по полянке, запинаясь и даже падая, течата добираются до первых камней осыпи. И вдруг у этих крошечных козлят как будто вырастают крылья с камня на камень уверенно и быстро переносят их совсем еще слабые на земле ножки. Их копытца как будто прилипают к камням. С каждой минутой они все дальше от вас и, наконец, исчезают за поворотом скалы, там, где скрылась их мать.

Утренние лучи солнца осветили камни и осыпи на склоне горы.

Бинокль быстро обшаривает каждую полоску склона, освещенного солнцем.

Что-то пошевелилось в камнях. Самка тека кормит молоком двух козлят. Им не больше недели. С двух сторон течата жадно сосут мать, размахивая хвостиками. Наконец, завтрак окончен. Самка медленно двинулась в гору. Козлята весело побежали за ней.

Вдруг она бросилась в сторону огромными скачками, испуганно фыркая и стуча копытами по камням. Как птица, вспорхнула по склону и исчезла за перевалом.

Что могло так напугать ее? Почему она бросила детей? Ведь кругом все спокойно и тихо.

Маленькие течата тоже бросились было за матерью, но отстали при первых же прыжках и потеряли ее из виду.

Скрипуче пища, они вскочили оба на один камень, испуганно озираясь и вдруг исчезли.

Вот тут, на этом камне, они стояли несколько секунд назад. И как будто растаяли в воздухе.

В бинокль можно сколько угодно времени осматривать весь склон горы, но увидеть течат так и не удастся.

Вы можете разгадать эту загадку, но для этого вам придется спуститься в ущелье и, обливаясь потом, подняться на противоположный склон. Однако, удастся ли отыскать камень, на котором стояли течата? Дело это нелегкое.

Вот они – течата лежат рядом с камнем!

Их серые шкурки до того сливаются с цветом камня, что заметить течат почти невозможно, когда они не шевелятся. Весь день, до вечера, течата будут лежать совершенно неподвижно. В этом можно быть уверенным.

Старая самка никого не испугалась, когда бросилась бежать.

Наоборот, она хотела напугать своих малышей, чтобы заставить их лежать весь день без движения. Днем слишком много опасностей, чтобы таким крошкам бродить по скалам.

Каждое утро мать оставляет своих течат, пока они не подрастут настолько, чтобы поспевать за ней.

Если подождать до вечера, то можно увидеть, как она вернется к детям. Впрочем, иногда под вечер, когда солнце спускается за горы, течата встают, не дождавшись матери, начинают бродить по склону и объедать листочки на кустах. Они могут при этом забрести довольно далеко от того места, где их оставила мать, но она быстро находит их чутьем, по следам, не хуже хорошей охотничьей собаки.

Все лето самки с течатами и прошлогодними самочками и самцами ходят вместе, общими табунами. Они не поднимаются на вершины, а пасутся посередине гор. На вершинах живут одинокие старые теки. Они прогоняют от себя молодняк и самок на летнее время.

Днем теки лежат где-нибудь среди камней под нависшей скалой или уступом. Если место это хорошо защищает от ветра и солнца, то они приходят сюда все лето, и на этом месте образуется толстый слой помета.

Утром и вечером теки пасутся, спускаясь далеко вниз, в ущелья. Но не все теки пасутся одновременно: некоторые из них стоят на камнях и зорко сторожат стадо, пока оно пасется.

Даже молодые течата, находясь в неволе, удивляют своей цепкостью. Так, например, были случаи, когда взобравшись по забору на крышу дома, они легко перепрыгивали на вершину телеграфного столба и долго стояли там, поворачиваясь во все стороны. По отвесной кирпичной стене они взбираются совсем свободно. Мелкой рысцой тек отбегает в сторону и с разбегу наискось прыгает на едва заметный уступ кирпича. Задержавшись на нем не больше времени, чем проходит между двумя ударами вашего сердца, он перескакивает дальше, на другую неровность в стене, едва уловимую глазом. В три прыжка он взлетает на трехметровую стену. Со стороны кажется, что он бежит по отвесной стене.

Для поимки теков живыми в зоологические парки применяется мало кому известный, но интересный способ отлова.

Вверх на гору по скалистой щели поднимаются быки. Они тяжело навьючены длинными шестами и веревочными сетями. Подъем очень крут. Навстречу мчится бурный ручей. Кругом скалы, россыпи.

Иногда вылетают кеклики, оживляя своим криком глухое ущелье.

Подъем становится все круче. Тропа кончилась далеко внизу. Быки то и дело останавливаются, спотыкаются и покачиваются. Вот один из них не удержался и тяжело рухнул на бок.

Только подняли и перевьючили этого быка – второй перевернулся на спину и застрял в камнях, придавив вьюки.

Все чаще спотыкаются и падают быки. Наконец, педъем становится невозможным. Осталось уже недалеко до седловины между двумя вершинами, куда нужно поднять сети и шесты.

На себе, по частям затаскивают охотники веревочные сети и шесты на седловину. Пот льется градом, и становится тяжело дышать после первого подъема. А нужно опускаться и подниматься с тяжелой ношей не меньше пяти раз каждому.

Но вот весь груз поднят на седловину. Торные тропы и свежий помет теков говорят о том, что здесь ежедневно животные переходят с одной вершины на другую.

Под палящими лучами солнца люди ползают по склонам, ставят и обкладывают кучками камней шесты, чтобы они не падали. На концы шестов навешиваются сети. Работа длится до вечера.

Когда сети протянулись далеко вниз по обе стороны перевала, поперек седловины, можно отдохнуть.

Скоро пойдут теки. Загонщики уже давно ушли в обход горы. Далеко внизу, в ущельях, бегут речки. Они кажутся отсюда серебряными ниточками.

Томительное ожидание длится больше часа.

Где-то далеко покатились камешки. Вот опять. Это бегут теки. Но их еще не видно.

Ожидание становится все напряженнее.

Наконец, кто-то, кажется, показался среди камней на самой вершине. Два тека неподвижно стоят на утесе перед спуском в седловину. Насторожив уши, они смотрят вниз.

Неужели заметили сети? Тогда все пропало: вожаки бросятся в сторону и уведут за собой все стадо.

Но загонщики знают свое дело. Сбоку и сзади одновременно гремят два выстрела. Пули неожиданно ударяют то камням позади теков. Это действует, как удар кнута. Огромными скачками козлы бросаются вниз с камня на камень, не разбирая дороги, прямо к сетям.

Вот теки уже мчатся по седловине. Еще одна пуля щелкает у их задних ног. Это приводит их в панику. Миг – и оба тека уже в сетях. С шумом падают шесты, и теки катятся вниз по склонам, напутывая на себя веревочные петли.

Ловцы подбегают и быстро завязывают глаза пленников черными повязками. Теки сразу перестают биться и затихают. Теперь их можно осторожно выпутать из сетей. Полотенцами крепко связывают им ноги, потом привязывают на волокуши – это жерди, в передние концы которых запрягают коня или быка. Задними концами жерди волочатся по земле; на них сделан настил, на который и привязывают тека.

Только внизу, в долине, когда теки уже посажены в деревянные ящики-клетки, им развязывают глаза и ноги.

Всю ночь мчится автомашина с ящиками-клетками и к утру теки оказываются в Алма-Атинском зоопарке.

…Темный силуэт птицы плывет под облаками. Это самая крупная из наших горных птиц – бородач-ягнятник.

Размах его крыльев – до двух метров. Ягнятник один съедает молодого тека. Но, конечно, вздор, что он уносит в когтях детей. Мощный крючковатый клюв позволяет ягнятнику одним ударом вспороть живот у трупа косули или другой падали, которую он находит в горах. Но у него нет крючковатых когтей, как у орла. Поэтому он не может хватать и уносить живую добычу, а должен питаться падалью.

Правда, эту падаль ягнятник готовит иногда сам. С огромной высоты он выслеживает тека или косулю, спокойно идущую по узкому карнизу над пропастью. Сложив крылья, бородач падает вниз. Ветер шумит в его перьях на все ущелье. Вот он уже над жертвой. Косуля, увидев огромную птицу, испуганно бросается вперед. Но ягнятник, чуть не касаясь ее спины, взмывает вверх, страшно хлопает крыльями и обдает животное ветром и шумом. Косуля на всем скаку невольно шарахается в сторону. Миг – и, споткнувшись, она летит в пропасть. Почти рядом с жертвой, сложив крылья, несется вниз ягнятник. Косуля падает на скалы и разбивается насмерть, а птица в нескольких метрах от земли распускает крылья и плавно садится прямо на горячий труп.

…Там, где живут теки, водится и их заклятый враг – снежный барс. Часами он лежит среди камней, поджидая добычу. Пятнистая шкура страшного хищника почти не отличима от серых камней, покрытых лишайниками. Тенью мелькает барс среди камней. Одним могучим прыжком настигает и сбивает с ног тека…

Если зверь сыт, он рванет в нескольких местах мясо своей жертвы и оставит лежать труп. Отойдя недалеко, свернется клубком и задремлет, мурлыча себе под нос.

Еще выше, там, где у самых вершин гор клубятся облака, сверкает вечный снег. На этой огромной высоте уже нет никаких зверей и птиц. Только свистит ветер, да ледяная изморозь оседает на камни.

…Под самыми облаками, и даже выше их, сверкают вечные снега горных вершин Заилийского Ала-Тау. Они протянулись на двести километров и видны за сто километров с берегов реки Или. В узких щелях снега превращаются в огромные пласты льда. Это ледники. Они бывают до восьми километров длины. Из этих «замороженных рек» берут свое начало путные холодные ручьи. С грохотом падая вниз с камня на камень, они сливаются вместе и образуют реки, сбегающие в равнину с северных склонов Заилийского Ала-Тау.

Сверкающие вершины гор – залог роскошных урожаев внизу: сады, огороды и посевы все лето поливаются водой из горных речек. Их урожай не зависит от случайных дождей.

Чем жарче лето, тем сильнее тают снега на Горных вершинах и тем полноводнее делаются реки в дневные часы, спадая ночью. Их течение становится все стремительней, достигая двенадцати километров в час. Огромные камни с глухим грохотом катятся по дну. Холодным ветерком веет от воды, в брызгах и пене яростно прыгающей по камням.

Жизнь горных рек совсем другая, по сравнению со спокойными равнинными реками, которые бывают полноводными только весной.

Замечательная природа Заилийского Ала-Тау привлекает сюда множество туристов. Со всех концов Советского Союза едут сюда любители природы и альпинисты.

Зимой здесь загорают на горном солнце лыжники, катаясь по снегу в летних костюмах при температуре воздуха двадцать градусов тепла. Но при такой температуре снег не тает: зимнее горное солнце как будто нарочно греет только лыжников. А внизу в долинах в это время беснуются снежные метели или трещат январские морозы.

НА САМОМ ЮГЕ

Горячий степной ветер бьет в лицо и не освежает его даже на быстром ходу автомашины. То и дело взлетают жаворонки. Они немного оживляют картину бесконечных просторов среднеазиатских сухих степей, по которым едет экспедиция Михаила Сергеевича Серебренникова.

…Что это движется в степи? Кажется, что шевелится сама трава. Это молодая саранча – еще бескрылые личинки-саранчуки. Их сотни тысяч, миллионы! Они ползут по степи, а позади остается голая почва растительность съедается под самый корень.

Неподалеку прохладный арык дает жизнь богатому хлебному полю. Как остров, зеленеет пшеница среди безбрежной степи. Горячие лучи южного солнца и влага дают сказочный урожай зерна. Но урожай под угрозой опустошительного нашествия саранчи…

Далеко на горизонте заклубилась пыль. По ровной укатанной дороге мчатся грузовые автомашины. В них сидят колхозники. Они с тревогой смотрят вперед.

В передней полуторатонке рядом с шофером сидит председатель колхоза. Он нетерпеливо смотрит на спидометр.

– Газуй, Гриша, газуй! – кричит председатель шоферу.

Но тот и так до предела нажал педаль. Машина содрогается от бешеной скорости. Она несется как на пожар.

А пожар без огня уже близко к посевам. Саранча в один день может оставить колхоз без урожая…

И вот люди, обливаясь потом, лихорадочно работают уже в степи, разбрасывая отравленную приманку. Нужно во что бы то ни стало успеть преградить саранче путь к посевам.

– Скорей, скорей, товарищи! – кричит председатель, бегая без шапки вдоль цепи колхозников и с ненавистью оглядываясь назад, туда, где трава шевелится и раздается шорох миллионов прожорливых саранчуков.

На горизонте показалось подвижное темное облачко. Одно, за ним другое, а сзади плывет целая тучка.

– Летят, летят! – радостно кричат колхозники.

Это летят многотысячные стаи розовых скворцов. Они высматривают с воздуха саранчу. Вдруг, как по команде, скворцы с щебетом стали опускаться в траву огромными массами. Тысячи розовых хохлатых птичек бегут, кивая головками, и хватают саранчуков. Отстающие перелетают через передних, садятся и снова бегут. После такой чехарды, там, где трава только что шевелилась от множества саранчуков, степь совершенно очищается от вредителей.

Зоолог Серебреников поставил свою палатку на склоне горного хребта, где он резко обрывался в степь, и стал с нетерпением ждать массового прилета розовых скворцов. Они зимуют в Индии и через Афганистан летят весной на родину, в Среднюю Азию.

Небольшие стайки появились в начале апреля. Мы поймали несколько скворцов и знакомились с ними, посадив их в клетки. Аппетиту розового скворца можно позавидовать: пятьдесят-шестьдесят саранчуков за утро – это только завтрак! До двухсот вредителей в день – вот норма скворца в неволе, в клетке, при сидячем образе жизни, а в природе, где птица непрерывно находится в движении, она съедает еще больше. Пищеварение должно работать у скворцов со сказочной быстротой, чтобы за день пропускать столько пищи. И в самом деле: через два часа пища, проглоченная скворцом, полностью переваривается и усваивается.

После жирной саранчовой пищи скворцы летят к арыкам. Они пьют, выстроившись на десятки метров по обоим берегам арыка. Хохлатые головки поднимаются вверх и снова спускаются к воде. Кажется, будто по рядам птиц пробегают волны.

Тут же начинается отчаянное купанье. Скворцы делаются какими-то мокрыми, взлохмаченными созданиями, не похожими на птиц.

Отряхиваясь и прихорашиваясь, скворцы сушатся на солнце и непрерывно галдят.

Постоянный «волчий» аппетит влечет их снова и снова в степь на истребление саранчи.

Вторая половина апреля прошла в разъездах по степи, но массового прилета розовых скворцов все еще не было.

Настал май.

Однажды мы готовили обед на костре у палатки.

Далеко над степью появилось несколько подвижных облачков. Они походили на пыльные смерчи, но в бинокль было видно, что летят несметные стаи птиц.

Это, наконец, возвращались с зимовок розовые скворцы. Наступил их массовый прилет.

Едва пронеслась одна стая птиц, как на горизонте показалась новая.

Наблюдения за розовыми скворцами начались.

Через несколько дней после начала массового прилета розовых скворцов мы заметили их там, где горные отроги хребта длинным мысом вдаются далеко в степь. Это навело нас на мысль, что там скворцы устраиваются на гнездование.

Бросив недопитый чай, мы оседлали коней и через полчаса подняли из расщелин скал первых скворцов. Когда мы перевалили в следующее ущелье, то были совершенно ошеломлены невероятным шумом, щебетом и гамом, который наполнял воздух. Тысячи розовых скворцов покрывали оба склона ущелья и носились в воздухе. Кусты жимолости тоже были усыпаны скворцами. На каждом камне осыпи сидело по нескольку птиц. Ущелье напоминало знаменитый «птичий базар» далекого севера. Скворцы совсем не боялись людей. Едва уступив нам дорогу, они тут же садились на камни и продолжали заниматься своим делом охорашивались, щебетали, иногда дрались. Самцы ухаживали за самками, задорно приподнимая черные хохолки.

Мы объехали целый ряд ущелий, и всюду картина была одна и та же.

Каждая щель, в которую только мог пролезть скворец, оказалась занятой гнездом. Тут же под большими камнями и плитами находилось по нескольку прошлогодних гнезд. Даже под небольшими камешками, которые можно легко поднять рукой, было по одному, а иногда и по два гнезда.

Скворцы выбрали удачные места для гнездования: горный хребет длинным мысом врезался в степь, а в ней сколько угодно саранчи.

Часть скворцов не смогла разместиться в щелях горного мыса и улетела дальше к северу.

К вечеру мы перекочевали со своей палаткой к подножью хребта и расположились рядом с колонией розовых скворцов.

Однажды утром все были удивлены тем, что недалеко от нашей палатки в степи дымится костер и стоят две грузовые машины. Это ночью прибыл отряд по борьбе с саранчой и расположился у небольшого ключа.

К работе он не успел приступить. Многотысячная стая скворцов с шумом и гамом опустилась на саранчовые полчища и начала кормиться. На смену этой стае прилетело еще две, а когда к полудню прилетела новая огромная стая, то ей пришлось поедать только остатки.

Мы пришли в гости к нашим соседям. Они собирались ехать дальше, так как травить было некого.

Двое рабочих обратились к нам с просьбой разъяснить, почему столько трупов саранчи валяется в степи, где только что кормилась стая.

Оказалось, что этот вопрос давно интересует всех работников отряда, и около нас вырос кружок. Посыпались вопросы.

Пришлось прочесть краткую лекцию:

– Дело в том, товарищи, что скворцы – стадные птицы. Они не живут поодиночке или отдельными парами. Посмотрите внимательнее, как они кормятся. Опустившись в степи на саранчу, скворцы бегут в каком-нибудь одном направлении и клюют саранчуков. Обыкновенно передние ряды стайки спешат и бегут быстрее, чем задние. Последние взлетают и опускаются впереди, продолжая бежать, подгоняемые общим настроением охоты на саранчу. Так, взлетая и перекатываясь, как волны, стая двигается по степи в погоне за кормом. С утра, пока птицы голодны, они все заняты кормежкой. Вскоре впереди стаи оказываются птицы, которые уже не кормятся. Они насытились. На ходу, не отставая от других, они начинают чиститься и не прочь затеять ссору с соседями. Но драчливое настроение быстро проходит, и они бегут дальше вместе со всеми. В силу инстинкта стадности сытые птицы не покидают стаю, а бегут, хватая под общее настроение саранчуков. Не в силах проглатывать их, они тут же бросают убитую добычу и хватают новых. Вот почему, чем дольше кормится стая, тем больше оказывается брошенных убитых саранчуков.

В середине мая поведение скворцов изменилось. Не стало больше беззаботного щебета, бесцельных перепрыгиваний по кустам и камням скворчихи занялись устройством гнезд. С огромными пучками травы, листьев и веточек в клюве они со всех сторон летели к занятым ими щелям и отверстиям под камнями. Серые скромные скворчихи теперь все время имели озабоченный вид. Их хохолки были приподняты, как и у нарядных розовых кавалеров.

Самцы тоже сделались неузнаваемыми. У них стали возникать ссоры между собой, казалось, без всякой видимой причины. То здесь, то там ссоры переходили в драки. Наступило время, когда в любую минуту дня можно было видеть яростно дерущихся самцов. Такая внезапная драчливость была не без причины. У скворцов наступил брачный период, и они всячески старались снискать расположение своих скромных серых подруг. Скворцы вертелись перед ними, щебетали, задорно приподнимали хохолки и даже бросались собирать материал для гнезда. Самочки широко открывали клюв и гнали их. Тогда самцы пускали в ход еще одно средство: трепеща крыльями и приседая, они открывали клюв, пища при этом, как птенцы. Тогда самочки начинали волноваться, бегать кругом самцов, и вся эта сцена заканчивалась спариванием.

Через три дня началась кладка яиц и насиживание. Самцов теперь всюду гнали. Наконец, самцы собрались огромными стаями и покинули гнездовье. Они зажили жизнью холостяков, кочуя по степи. Даже ночевать не стали прилетать в ущелье. В течение дня скворчихи по нескольку часов кормились в степи, а камни, раскаленные солнцем, не давали остывать яйцам.

Часто приходилось наблюдать, как в полуденные часы то тут, то там выскакивали самки из своих гнезд с распущенными крыльями и раскрытым клювом. Они спешили улететь в степь. Самочки на гнезде были очень доверчивы, они подпускали к себе буквально на расстояние вытянутой руки, позволяя фотографировать их и зарисовывать сколько угодно. Но все же было видно, что они настороже. Стоило слишком близко приблизиться или сделать резкое движение, как доверие к вам кончалось, и скворчиха с тревожным щебетом взлетала с гнезда.

Самое большое препятствие перед человеком, когда он хочет вступить в добрые отношения с животными, состоит в недостатке терпения. Секрет людей, которым удается приручить диких животных, прост. Он заключается в том, что они обладают этим терпением.

Мы выбрали себе каждый по одному гнезду и занялись приручением скворчих. На второй день к вечеру скворчихи, сидя на гнезде, стали спокойно брать из наших рук саранчу и тут же расправлялись с ней. Через несколько дней птицы так привыкли к нам, что было хорошо заметно, как они при виде подходившего к гнезду человека с радостным оживлением смотрели ему на руки, ожидая очередного угощения.

Наблюдая за скворчихами, мы узнавали день за днем многое из их жизни. Так, например, мы были поражены остротой их зрения. Казалось бы, чем крупнее животное, тем оно дальше должно видеть. Если степная газель джейран видит двигающегося врага на несколько километров, то маленькая мышь, конечно, не может этого сделать. Однако к розовым скворцам это положение не применимо: не было ни одного случая, чтобы кто-нибудь из нас первый заметил в небе сарыча или летящую ворону. Всегда сначала скворчиха прижималась ниже в гнезде и косилась одним глазом из-под своего камня куда-то в сторону. Только тогда мы замечали в этом направлении летящую хищную птицу.

Скворчихи при виде птиц держали себя по-разному. Когда в небе парил орел, они только следили за ним; если пролетала ворона, скворчихи замирали без движения, распластавшись в гнезде и втянув шею. На журавлей скворчихи не обращали ни малейшего внимания. С интересом следили они за пролетающими ласточками, «развлекаясь», подобно детям, которые любят подолгу смотреть в окно на прохожих.