Текст книги "Кроссворд для негодяев"
Автор книги: Максим Шахов
Жанр:
Боевики
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)
Глава 25
В пять минут десятого – с небольшим опозданием – в палате Виктора состоялся консилиум. Медицинские светила Ипатьевска долго и вдумчиво осматривали его задницу и переговаривались между собой на каком-то особом языке, отдаленно напоминающем латынь. Из всех слов Виктор понял только два – «анус» и «прогнозус».
Удалились члены консилиума так же неожиданно, как и появились, и какое-то время Виктор пребывал в некотором замешательстве. Потом плюнул, осторожно натянул трусы и как раз собрался перекурить у приоткрытого окна, когда в палату заглянула рыжая докторша. Она уже переоделась во все цивильное и даже подвела губки.
– Зашла попрощаться, – сообщила она. – Консилиум постановил, что послеоперационный процесс протекает нормально. Так что жить будете. Выздоравливайте. Я пошла отсыпаться. Теперь у вас будет лечащий врач – мужчина, как вы и хотели.
– Спасибо, – сказал Логинов. – С меня причитается. Мужу – персональный привет.
– Хорошо, передам. Курить – лучше в туалете. В палате не положено.
– Ага, – кивнул Виктор, дождался, пока докторша прикроет за собой дверь, и, прикурив сигарету, высунулся в окно.
После спертого воздуха палаты влажный и прохладный утренний воздух Логинов вдыхал с не меньшим наслаждением, чем дым сигареты. Подставляя лицо под бодрящие порывы ветра, он так увлекся, что не заметил, как в палату кто-то вошел.
Это была пожилая уборщица. Незлобливо выругав Виктора за сигарету и припугнув заведующим отделением, она принялась мыть пол и протирать пыль. Виктор тем временем по стенке добрел до туалета, заодно пообщался там с каким-то мужиком с грыжей, которому было скучно, и все так же по стенке вернулся.
Уборщица еще немного погремела оконными рамами и гордо удалилась. Виктор поднялся, прикрыл за ней дверь, вернулся к окну и наконец-то сделал то, о чем думал уже давно, – позвонил дочке. Из-за атмосферных условий или благодаря географическому месторасположению корпуса, но связь была вполне сносной – намного лучше, чем из гостиницы.
Трубку по закону подлости, конечно же, взяла теща. Иногда Виктору казалось, что она телепатическим способом предугадывает его звонки и потом прется через всю Москву только для того, чтобы ехидно сказать:
– Асенька, внученька, подойди, пожалуйста, к телефону, твой отец объявился. Бедная девочка...
– Агриппина Павловна! – как всегда не удержался Логинов. – Я же вас просил не называть Асю «бедной девочкой»!
Он понимал, что это глупо, но нарочитое сюсюканье бывшей тещи и фальшивые интонации действовали на него, словно красная тряпка на быка, и он неизменно ввязывался в ненужный и бесполезный спор.
– Извините, Виктор Павлович, но я сама – мать. В одиночку, без посторонней помощи вырастившая свою дочь и – заметьте! – вырастившая ее для вас, не могу без содрогания и боли смотреть на малюток, покинутых...
– О господи! – прошептал Виктор, тупо уставившись в окно. На темы детства и материнства, в особенности о несчастных малютках, покинутых своими родителями, Агриппина Павловна могла распространяться не то что часами, а сутками. Иногда Виктору казалось, что она специально пишет эти гневно-обличительные речи по ночам, а потом старательно заучивает их наизусть лишь с одной целью – отравить ему и так не очень частые моменты общения с дочкой.
– Подожди, бабушка! – послышался приглушенный, но все равно звонкий, словно колокольчик, голосок Аси. – Дай я поговорю с папой!
– Анастасия? – прервавшись, ледяным тоном произнесла бабушка. – Когда старшие разговаривают, дети не вмешиваются!
– Да мне-то все равно, только там по ТВ-6 передают информацию для вкладчиков «СБС-агро». Что-то насчет компенсаций...
– Не смей врать, дрянная девчонка! Ты же знаешь, что я и так перенесла страшный удар...
– Зачем мне врать? Там какие-то заявления нужно писать...
– Да?.. – недоверчиво переспросила теща.
– Бабушка, мне все равно. Можешь верить, можешь не верить... – В трубке послышался шорох, следом – затихающие шаги Агриппины Павловны и, наконец, голос Аси: – Привет!
– Привет. Как дела?
– Не очень. Во дворе ко мне пристали пацаны из восьмого подъезда, хотели забрать журнал. Ну, знаешь. «Кул гел», всякие там клевые фотки и все такое...
– Забрали?
– Не-а... Только глаз подбили. А я одному прокусила руку, а второго бахнула по башке – как ты учил. В общем, наложили ему пять швов, он об урну ударился, скандалище был жуткий. Сижу теперь, пялюсь в телевизор.
– Что? Не пускают гулять?
– Да и не пускают, и с такой рожей не очень-то погуляешь – ты бы видел!
– Понятно. Досталось тебе?
– Да-а, не сильно. А что делать, папа, смотреть на них?
– Да нет. Все правильно. Ты молодец.
– Ага, молодец. Мама меня как увидела, выпила бутылку валерьянки и сказала, что я вся в тебя и когда-нибудь сведу ее в гроб. – В трубке послышался голос тещи, кричавшей что-то из другой комнаты. – Бабушка, не знаю! По ТВ-6, я же тебе сказала!.. Так, сейчас еще одна будет умирать...
– Ты что – ей наврала?
– А что делать, папа? Слушать, как она тут мелет ерунду?
– Анастасия, Анастасия...
– Кстати, ты помнишь, что у твоей любимой и единственной дочечки в субботу день рождения?
– Да, конечно.
– Ты будешь?
– Гм-м... Ася, я постараюсь, но...
– Ты же обещал!
– Ася, пойми...
– Я так и знала. Я чувствовала. Даже специально ездила с Ксюхой на метро через полгорода... Только не говори маме, а то она меня прибьет. Ты что, нашел себе другую женщину с ребенком, и она тебя не отпускает?
– Какую женщину? – растерялся Логинов. – Никого я не находил... Куда ты ездила на метро?
– А-а, загадывать желание. Только оно все равно не сбудется...
– Как загадывать? Какое желание?
– Да... Люди иногда не очень умные попадаются. Если хочешь, чтобы что-то сбылось, надо загадать желание на черном «Роллс-Ройсе» и потом трижды сдуть на очкарика.
– Понятно, – вздохнул Логинов. – На одного и того же очкарика или на разных?
– На разных.
– И что же ты загадала?
– Папа, ты меня удивляешь. Неужели не понятно? Чтобы ты был на моем дне рождения, а потом купил мне большого мягкого бегемота. Я даже знаю, где его продают, мы с Ксюхой ездили смотреть. Он такой бузя! Зовут – Гиппо.
– Будет тебе твой Гиппо, – пообещал Логинов. – Как только вернусь в Москву, сразу поедем...
– А когда ты вернешься?
– Не знаю, Ася, – сказал Логинов.
За дверью послышались торопливые шаги, и в палату заглянула дежурная медсестра – тоже молоденькая, но худая, как щепка, словно специально для контраста со своей сменщицей.
– Вас срочно к телефону! Москва! Какой-то генерал – Максимов, что ли!
– Иду! – бросил через плечо Логинов. – Ася, все, мне нужно идти. Будь умной девочкой и веди себя прилично, ладно?
– Ладно. Ты тоже веди себя прилично.
– Постараюсь. А твоего Гиппо мы обязательно купим. Как только я вернусь. Поняла?
– Да. Буду ждать. Пока.
– Пока, – попрощался Логинов.
Сунув телефон в карман, он вздохнул и двинулся из палаты. Как всегда после общения с дочкой Виктор испытывал острое чувство неловкости. Он был виноват перед Асей и болезненно это переживал, пытаясь каждый раз найти выход из сложившейся ситуации, хотя прекрасно понимал, что его нет.
Подходя к столу дежурной медсестры в коридоре, Виктор усилием воли заставил себя собраться и взял трубку:
– Слушаю, Логинов...
– Здравствуй, – донесся сквозь какие-то шорохи голос генерала Максимова. Параллельно, только чуть-чуть потише, диктор «Радио России» рассказывала о последних новостях. Связь в Ипатьевске, конечно, была обалденная. – Ты что? Потерял свой телефон? Я к тебе уже полчаса не могу дозвониться.
– Здравия желаю. Не потерял. Дочке звонил.
– Понятно. Как у тебя вообще дела?
– Нормально. Осколок вытащили. Только что провели консилиум. Все в порядке.
– Мне нужно с тобой поговорить.
– Подъехать в управление?
– Нет. Ты можешь мне перезвонить по сотовому?
– Да.
– Жду.
– Спасибо, – положив трубку, сказал Виктор медсестре, которая с сосредоточенным видом листала журнал назначений.
– Вам нужно сделать укол и принять таблетки.
– Ага, – сказал Виктор. – Сейчас, только схожу в туалет.
Мужик с грыжей только что закончил свои дела и непременно хотел продемонстрировать Логинову, сколько из него вылилось крови. Чтобы поскорее от него отделаться, Виктор заглянул в унитаз, пару раз ахнул и выпроводил его, сказав, что пациента с грыжей ищет какой-то посетитель. Остальные кабинки были свободны. Виктор прошел к окну, прикурил сигарету и позвонил Максимову.
– Логинов.
– Ты откуда звонишь?
– Из туалета.
– Понятно. Ты вообще-то в курсе, как продвигается расследование?
– Вообще-то – да. Ко мне недавно заезжали ребята.
– Ну и что они рассказывали?
– Рассказывали, что удалось установить – про машину, рацию, отпечатки, взрывное устройство и все остальное. Про суглинок и о том, как благодаря этому удалось локализовать район поиска их убежища... Извините, может, я чего-то недопонимаю, но... Первый зам что, не передает в Москву никакой информации? Или...
– Передает, – вздохнул Максимов. – Все, все передают, но... В общем, тут в Москве с этим делом разрастается грандиозный скандал. Все словно взбесились – и СМИ, и политики. Сам знаешь, какие обычно перед выборами разгораются страсти и сколько находится желающих набрать на этом лишние очки. В общем, во что все это может вылиться, даже трудно сейчас представить. В ряде средств массовой информации муссируются слухи о том, что Уткина направили в Ипатьевск специально, чтобы он развалил это дело. Другие СМИ не исключают, что все это – тщательно спланированная провокация, направленная на срыв предвыборной кампании Лугового в регионах. Об этом же сегодня говорил на радио «Эхо Москвы» Буров. Он заявил, что Луговой ни на какие провокации не поддастся и своих поездок отменять не будет. Дума уже собирается создавать свою комиссию. Совет Федерации – свою. По каналам информационных агентств только что распространено какое-то «Заявление ста здравомыслящих политиков России»...
В общем, это какое-то умоповреждение. Я только что от директора. Он очень обеспокоен создавшейся ситуацией и поставил перед всеми управлениями следующую задачу. Не втягиваясь во все эти политические игрища, сделать все возможное и невозможное для обеспечения безопасности визита. В противном случае не исключена дестабилизация обстановки по всей стране, и определенные силы заинтересованы в этом именно сейчас.
– Я все понимаю и готов сделать все от меня зависящее, но возможности у меня крайне ограничены. Я хочу сказать, что все нити расследования сосредоточены сейчас в руках спецкомиссии. То есть первый зам полностью контролирует ситуацию и может намного эффективнее на нее влиять...
– Ты знаешь, чем занимался первый зам до того, как прийти к нам?
– Нет, ну, специалист он, конечно, не ахти, но насчет политики...
– Вот именно. Только нам в Ипатьевске сейчас нужен не политик, а специалист. Понимаешь? Профессионал, способный отслеживать и трезво оценивать ситуацию и не зависящий в своих оценках от комиссии. Если Уткин или кто-нибудь другой что-то затеет или даже только подумает об этом – директор должен получить соответствующую информацию сразу же! Ты понял?
– Да. Но...
– Подожди. В сложившейся ситуации ни о каких официальных полномочиях речи, естественно, быть не может. Однако уже в ближайшее время руководители всех подразделений ФСБ, задействованных в проведении оперативно-розыскных и охранных мероприятий, получат неофициальные инструкции об оказании тебе всяческого содействия. Под личную ответственность руководителей. Далее, если возникнут какие-либо коллизии с комиссией или представителями других ведомств, мотивируй свою деятельность отработкой версии о причастности ипатьевских террористов к взрыву на Лубянке. В случае необходимости мы незамедлительно это подтвердим. Ясно?
– Ясно. А первый зам будет в курсе?
– Нет, – вздохнул Максимов. – Директор считает, что это нецелесообразно. У первого зама своя задача, у тебя – своя. В курсе будет только три человека – ты, я и директор. Он очень рассчитывает на тебя. Очень. Ситуация действительно накаляется с каждой минутой, и в орбиту вовлекаются все новые и новые силы. Личность погибшего террориста установить пока не удалось. Отпечатки его пальцев по учету нигде не проходят. Однако – это вопрос времени. Дело в том, что, опираясь на связи Наумова-Кочергина, мы посадили людей просматривать оперативные видеозаписи.
– Ну и что?
– Его идентифицировали как одного из участников марша баркашовцев в Москве, который они предприняли в ответ на запрет городских властей съезда РНЕ. Запись датирована декабрем девяносто восьмого года, изображение не очень четкое, но специалисты настроены категорично. Пока неустановленный участник марша и погибший в Ипатьевске террорист – одно и то же лицо.
Виктор даже присвистнул.
– Да, – сказал Максимов. – Представь, что будет, когда информация об этом просочится в прессу. И это еще не все. Сейчас мы добиваемся доставки всех вещдоков в Москву, но наши эксперты и так уверены, что взрывное устройство, обнаруженное в машине, произведено за рубежом – в Штатах или Израиле. В других странах подобных технологий просто не существует. Они являются ноу-хау, при этом баснословно дороги и используются только несколькими ведущими спецслужбами мира.
То есть у РНЕ нет таких средств и возможностей, чтобы заполучить подобную игрушку. Это все равно, как если бы сопливый пацан вдруг подложил в детском саду в песочницу старшей группы атомную бомбу в отместку за пару пинков. В этом случае счет идет на миллионы долларов. То есть уже сейчас не вызывает сомнений, что баркашовцы – это только пушечное мясо, ширма, можно называть их как угодно. Тот же, кто стоит за всем этим, имеет несравненно большие возможности и преследует несравненно более серьезные цели.
Это тебе, так сказать, информация к размышлению. Чтобы представлял, о чем идет речь и что поставлено на карту в этой игре.
– Представляю, – заверил Виктор.
– Тогда – до связи. Директор будет ждать твоей информации. В случае экстренной необходимости – выходи прямо на него.
– До связи, – сказал Виктор, глядя за окно.
Тучи над Ипатьевском сгущались.
Глава 26
Стоя у окна, Логинов выкурил подряд еще две сигареты. Вернувшись в палату, он молча выпил какие-то таблетки и подождал, пока сестра сделает укол. Как только она вышла, Виктор позвонил Захарову. Совещание, назначенное на девять, уже закончилось, и капитан оказался на месте.
– Как дела?
– Пишу отчет.
– Убежище Матросова нашли?
– Пока нет.
– Что Уткин?
– Разорялся на совещании – труба! С одного милицейского полковника из области прямо в зале снял погоны!.. Тот не обеспечил автобусы для переброски людей к дачам. Уткин сказал, что так будет с каждым, что это дело политическое и что он не потерпит... В общем, как в прежние времена. Круто взялся!
– Понятно. Никаких неувязок?
– Да какие неувязки? Все землю носом роют. К обеду должны начать переброску внутренних войск. Я слышал краем уха, что разрабатывается несколько маршрутов движения кортежа, и, по какому поедет Луговой, определят в самый последний момент. Говорят, что Уткин каждые полчаса связывается с Москвой, так что я не удивлюсь, если к вечеру на Черном озере всплывет пара атомных подлодок, а в небе начнут барражировать перехватчики... Я такие маневры вижу первый раз в жизни.
– Ясно, – сказал Логинов. – Пиши.
– Ага.
В ожидании неофициальных инструкций из Москвы, Виктор попытался связаться с Беляевым. В конце концов ему удалось выловить его в прорабском вагончике на стройке. Ничего подозрительного и там не происходило, и Беляев даже удивился подобному вопросу. Наоборот – в распоряжение полковника выделили, по указанию комиссии, спецназ УВД. И теперь новый дом на Московской окружало двойное кольцо.
Почувствовав себя дурак дураком, Виктор попрощался, прилег и уставился в потолок. Следовало признать, что на данном этапе комиссией делалось абсолютно все для обеспечения безопасности визита высокого гостя. Даже с перехлестом. Его можно было отнести на счет излишней амбициозности Уткина и желания этого чиновника проявить себя во всей красе.
Причин для беспокойства не было никаких. Однако информация, полученная Виктором от Максимова, не давала ему покоя. Немного полежав, он встал и заходил от двери к окну. Потом снова прилег, но выдержал не больше минуты. Причин для беспокойства не было, но полученные из Москвы сведения заставили Виктора оценивать ситуацию немного по-другому. В какой-то момент он вдруг понял, что просто ждать в этой ситуации нельзя. Подполковник тут же позвонил в управление и попросил, чтобы с ним срочно связался Кравец. Судя по тому, что генерал вышел на связь через три минуты, неофициальные инструкции из Москвы уже дошли. Кравец шумно сопел в трубку, а его голос сел окончательно.
– Как обстановка? – спросил Логинов.
– Люди работают на пределе. Я получил гм-гм... сообщение из Москвы.
– Ясно. Что с розыском?
– Проверку дач почти закончили. Перерыли все вверх дном, но пока ничего. У двух садово-огородных обществ вчера видели красные «семерки», но номеров никто не запомнил. К тому же таких машин там много. Посторонние тоже появлялись, но общества большие, дачи продают и покупают, так что это еще ни о чем не говорит. Во всяком случае, по фотографиям ни Матросова, ни убитого никто не опознал. В общем, в настоящий момент не исключается, что они могли скрываться и в другом месте. Поэтому на розыск брошены все силы по всему городу и окрестностям, но упор по-прежнему делается на район дачных поселков.
– Хорошо. Я понял, – сказал Виктор и вдруг замолчал, задумавшись. – Мне нужно, – продолжил он через некоторое время, – хотя бы три оперативно-розыскные группы по два человека с машинами и в придачу к ним – четыре-пять спецназовцев на случай непредвиденных обстоятельств...
– Виктор Павлович! Я прошу понять меня правильно, но это абсолютно невозможно! Мы действительно держим предельный режим, и каждый человек у нас на учете! Тем более – машина!
– Вы получили инструкции из Москвы? – перебил его Виктор.
– Да. Но...
– Жду людей. Сколько сможете. Только самых опытных сотрудников. Все.
Следующие сорок минут Виктор по-прежнему не находил себе места, анализируя внезапно возникшую во время разговора с Кравцом догадку. Он все больше склонялся к тому, что при осведомленности Матросова в части специфики работы силовых ведомств эта догадка – очень правдоподобна.
Он дважды ходил в туалет курить, и оба раза натыкался там на мужика с грыжей, который пытался завязать с ним беседу. Но Виктор не обращал на него внимания. Ему не терпелось проверить возникшую версию, и он с удовольствием занялся бы этим лично. Однако в таком состоянии это было бы весьма опрометчиво, а во-вторых, в Москве от него ждали совсем другого. Подобная самодеятельность шла бы вразрез с установкой Максимова и Директора.
Когда в приоткрытую дверь палаты, наконец, постучали, Виктор уже собирался снова звонить в управление и ругаться с Кравцом. Медсестра заглянула, сказала, что к нему посетитель, и отступила в сторону, пропуская майора Лазорина. После бессонной ночи майор выглядел неважно, но Логинов откровенно обрадовался, что работать вновь придется именно с ним.
Недавнее раздражение сразу ушло, Виктор поздоровался с майором за руку, усадил его на стул и тут же перешел к делу.
– Сколько людей прибыло?
– Четверо. На двух машинах. Кравец просил передать, что со спецназом ничего не выйдет. Комиссия сейчас инспектирует Московскую.
Логинов поморщился и сказал:
– Ладно. Потом разберемся. У всех при себе фотографии Матросова и убитого террориста?
Лазорин кивнул.
– Вот и хорошо. Ваша задача, майор, следующая. Сейчас мы попробуем зайти с другой стороны. В южном направлении до границы соседней губернии всего шестьдесят километров. Я немного общался с Матросовым и думаю, что следы суглинка на машине – это неспроста. Только дело тут не в дачах, а в том, что скрывались они скорее всего на территории соседней области. Расстояние – мизерное, а выгоды – сами понимаете. Любая команда должна пройти через Москву, а пока она пройдет, можно триста раз уйти. Я думаю, Матросов по работе с такими вещами сталкивался неоднократно. Поэтому вы в пожарном порядке пересекаете границу области и проверяете все населенные пункты вдоль дороги с той стороны. Я думаю, результат будет.
– На какой глубине?
– Километров двадцать – до Волочаевской... – сказал Виктор и вдруг замолчал. Потянувшись к пачке, он сунул в рот сигарету, прикурил ее и глубоко затянулся. – Так! – произнес он. –Одна машина пусть работает в поселках прямо от границы, а вы лично сразу же направляйтесь в Волочаевскую – на железнодорожную станцию! С фотографиями опросите там всех, кого можно. Дежурных, милицию, бабок, которые торгуют на привокзальной площади, частников, бомжей – всех! Ясно?
– Так точно.
– Все. Жду сообщений.
Когда Лазорин вышел, Виктор сделал несколько нервных затяжек и потянулся к лежавшему на подоконнике телефону. Но в последний момент, глянув на часы, он вдруг передумал и звонить не стал. Следующие полчаса Виктор нервно расхаживал по палате и курил сигарету за сигаретой.
Заглянувшая позвать его на обед сестра пришла в ужас от стоявшего столбом в палате дыма. Виктор удивленно посмотрел на ее испуганное лицо, оглянулся вокруг и, поняв, в чем дело, открыл окно. На обед он так и не пошел... Послонялся в коридоре и покурил в туалете, пока проветривалась палата, а потом вернулся, получил укол и не глядя выпил пригоршню таблеток. Уходя, медсестра просила его больше не курить, и какое-то время Виктор держался.
Сперва он перезвонил Захарову, вконец обалдевшему от написания многостраничного отчета, потом снова переговорил с Кравцом. Генерал заметно нервничал. Поиски логова террористов на дачах успеха пока не принесли. При этом непроверенные участки можно было пересчитать по пальцам.
Уткин же, которому не терпелось побыстрее направить в Москву победную реляцию, метал громы и молнии. Он снова кого-то отстранил от должности, и эта нервозность передалась всем участникам поиска. Ситуация еще больше обострилась, когда пришло сообщение о том, что в посадке у трассы, в пяти километрах в сторону областного центра, обнаружена сгоревшая машина. На место были немедленно направлены несколько оперативных групп, и Кравцу с трудом удалось скрыть отсутствие двух машин с лучшими людьми.
Беляева подполковник так и не нашел. После отъезда комиссии он со специалистами проводил повторное обследование подземных инженерных сетей. Отложив телефон, Виктор снова закурил и решил, что из больницы пора сматываться. Проверив пистолет, он нарочито медленно переоделся и, поглядывая на телефон, собрал вещи. Лазорин позвонил ровно в половине второго.
Виктор бросился к телефону:
– Слушаю, Логинов!
– Майор Лазорин. Есть, товарищ подполковник! Красную «семерку» видели в переулке возле станции поздно вечером во вторник! Продавщица ларька, работавшая в ту ночь, опознала Матросова. Сейчас опять ее смена. Она сразу указала на его обычную фотографию, я имею в виду – без бороды.
– Так. Вторник – это десятое, день убийства Наумова-Кочергина. Ясно. В котором часу это было, он что – встречал какой-то поезд?
– В том-то и дело. Продавщица видела его около двадцати трех, а в двадцать три ноль пять по расписанию из Москвы прибывает и стоит три минуты омский поезд!
– Хорошо. Я понял. Майор, нужно во что бы то ни стало установить, кто из дежурного персонала станции работал в ту ночь, и обязательно их опросить. Нас интересуют все пассажиры, которые прибыли на этом поезде. Ясно?
– Да. Только я это уже установил.
– Как?
– У частников. На стоянке такси. У них все организовано, и они тоже работают по сменам. В ту ночь дежурили три машины. С владельцем одной из них я уже поговорил. Он ходил на перрон встречать поезд и уверен, что сошедших пассажиров было всего пятеро. Четверо из них волочаевские, он их знает. Женщина с ребенком, студент и пенсионер...
– Он опознал пятого пассажира?
– Нет.
– Как – нет? Может, он его не рассмотрел?
– В том-то и дело, что рассмотрел. Он подходил к этому человеку у входа в вокзал предложить свои услуги. Ну, знаете, как это обычно бывает...
– Знаю. Ну и что?
– Этот человек сказал, что такси ему не нужно. Водитель, естественно, вернулся к стоянке и видел, как тот человек немного постоял у скверика на привокзальной площади, потом к нему кто-то подошел, они закурили, перекинулись парой слов и двинулись к переулку!
– Он что, вообще никого не опознал по фотографиям?
– Да. Человека, который подошел к приехавшему, он видел только издали. Освещение привокзальной площади – как везде, так что Матросова он и не мог опознать. Это естественно.
– А приехавшего? Может, он ошибся?
– Нет. Он рассмотрел его очень хорошо. Помнит в деталях. Человек был выше среднего роста, с грубыми чертами лица. Кожа – с прожилками, под глазами мешки. В то же время – гладко выбрит, держится прямо, живот не выступает, хотя возраст – за сорок пять. Стрижка – короткая. Руки не как у работяги...
– Подожди, ты хочешь сказать...
– Да, он очень смахивает на отставника. Водитель так и сказал – вылитый наш комбат. При этом по всем описаниям прибывший никак не соотносится с погибшим террористом...
– Что еще? – нетерпеливо бросил Виктор.
– При себе имел кожаную сумку через плечо – наподобие дорожной – и вроде рулон обоев.
– Рулон чего?
– Обоев.
– Каких обоев?
– Обычных. Водитель сильно не присматривался, но впечатление у него такое, что это был обычный рулон обоев, завернутый в газету.
– Так, – сказал Логинов. – Майор, необходимо срочно составить подробный словесный портрет этого человека и передать в управление! После продолжите отработку Волочаевской и других населенных пунктов по ту сторону, как мы условились. Только будьте максимально осторожны – этот человек очень опасен. Я переговорю с начальством и займусь поездом.
– Товарищ подполковник! Насчет поезда – я узнал у дежурного по станции. Полчаса назад он проследовал на Москву. Отстает от расписания на две минуты, но в Михайловской – это сто пятьдесят километров северо-западнее – у него получасовая стоянка – пропускает два скорых поезда из Москвы. В общем, можно попытаться перехватить его из Ипатьевска...
– Чего же ты раньше молчал, майор, черт тебя возьми! – возмутился Логинов и тут же извинился. – Ладно... Извини. Работай.
Сразу же Виктор перезвонил Кравцу.
– Апп-пчхи! – раздалось в трубке. – Логинов. Срочно направьте ко мне джип с местным водителем, хорошо знающим проселочные дороги, и экспертом. Срочно!
– Виктор Павлович! – кое-как высморкавшись, взмолился Кравец. – Уткин с меня погоны снимет, ей-богу!
– Я быстрее сниму! – рыкнул Логинов. – У эксперта должно быть все необходимое, чтобы зафиксировать и снять большое количество отпечатков! Вы поняли? Это – срочно!
– Но...
– Все, генерал. На разговоры нет времени. Где-то разгуливает еще один террорист, ясно? Если мы его не обезвредим, с нас всех снимут не погоны, а головы! С Уткиным я свяжусь сам. Жду.
Генерал Максимов долго не брал трубку, и Виктор уже решил, что придется звонить напрямую директору, когда Валерий Иванович все же ответил:
– Максимов. Слушаю.
– Логинов!..
– Что-то случилось? – сразу насторожился генерал.
– Пока – нет. Я послал людей на железнодорожную станцию в восьмидесяти километрах от Ипатьевска...
– Кого ты послал? Зачем? Тебе же...
– Извините, но сейчас нет времени. Они установили, что десятого, во вторник, Матросов на станции Волочаевская встретил с омского поезда неизвестного. По виду пассажир очень похож на отставного военного. При себе у него была большая дорожная сумка и что-то вроде рулона обоев.
– Чего?
– Обоев.
– Это не тот человек, который погиб?
– Нет. Это исключено. По стабильным признакам словесного портрета он никак не соотносится с убитым.
– Комиссии об этом уже известно?
– Пока нет. Люди, которых я послал, – оперативники областного управления. Сейчас они уточняют детали словесного портрета у очевидцев на станции. Потом передадут в Ипатьевск. Я вызвал машину с экспертом и попробую перехватить поезд на станции Михайловской.
– Какой поезд?
– Омский. С которого сошел неизвестный. Он возвращается обратно в Москву и полчаса назад проследовал через Волочаевскую.
– Ты хочешь попробовать найти его отпечатки?
– Да. И опросить проводников.
– Понятно. Ладно, действуй. Если что-то обнаружится, немедленно свяжешься со мной. Все, я иду с докладом к директору.
– Мне Уткину звонить?
– Что?
– Мне звонить Уткину или как?
– А-а... Не знаю, как решит директор.
– Пока он решит, я буду под Михайловской.
– Ладно, никуда не звони. Директор с ним свяжется сам.
– Понял. Если что – я по-прежнему работаю по взрыву на Лубянке?
– Да. Легенда прежняя.
Достав из-под подушки и сунув в наплечную кобуру пистолет, Виктор распихал по карманам сигареты, зажигалку и телефон, подхватил пакет и в последний раз окинул взглядом свою номенклатурную палату. Никакого сожаления он не испытывал, просто проверял, не забыл ли чего, чтобы, не дай бог, не пришлось возвращаться. Убедившись, что забрал все, Виктор покинул палату и поковылял по коридору к выходу из отделения, сопровождаемый взглядом пришедшей в ужас медсестры.