Текст книги "Мы те, которых нет"
Автор книги: Максим Шахов
Жанр:
Боевики
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
– Где тебя носит? – раздраженно спросил Роб.
– А чего? Пожар? Наводнение? – Прапорщик хлюпнул носом.
– «Чего, чего». Мне железо нужно. Вот тебе и чего.
– Сколько, какое?
– Пять «АК-74», СВД – две штуки. «Макарычей» десяток. И винторез.
– О последнем забудь.
– Ты же делал пару раз.
– Забудь. Времена те прошли. Остальное через неделю будет. Только на СВД цены на четверть выросли.
– Опух? Ты весь мой навар сожрешь!
– Какие разговоры. Не бери.
– Витек, не наглей. Я твой главный клиент. С чем останешься?
– Ладно, на пятнадцать процентов. Не от меня зависит. У меня тоже поставщики, у них проблемы. Цены растут.
– Черт с тобой… Ящик Ф-1.
– Войну начинаете? Кого вооружаешь?
– Братву. Хочешь знать, какую именно? – улыбнулся многообещающе Роб.
– На фига козе баян? Только твоих секретов не хватало! – Прапорщик изменился в лице.
– И вот еще. С прошлой партии за мной должок остался – готов отдать.
Послышался звук автомобильного сигнала. В сторонке стоял «КамАЗ», рядом с ним скучали высокий, статный, эталонный вояка с майорскими погонами и квадратный низкий лейтенант.
– В гудок себе дунь – сигналит он, – заворчал прапорщик и крикнул: – Иду!
– Тоже покупатели?
– Ты за кого меня держишь? – возмутился прапорщик. – Вообще-то я служу. Отгружаю груз для танковой бригады. Подожди десять минут, я печать им поставлю… Вон, под грибочком поскучай.
Роб уселся на скамейку под фанерным грибочком, с неодобрением ткнул носком ботинка валявшийся окурок. Окурков было немало. Вся душа бывшего лейтенанта спецназа, а до того командира взвода ВДВ, служаки и педанта, восставала против подобного бардака. Сгноил бы солдат за такое!
Закурив, Роб наблюдал, как прапорщик Хляпин подбежал к майору, взял у него бумаги и направился в сторону штаба.
Майор неторопливо обошел свой тентованный «КамАЗ», уцепился за кузов, приподнялся, заглянул туда. Лениво перекинулся парой слов со своим подчиненным. И подставил загорелое лицо солнцу, которое сегодня жгло немилосердно.
Роб присмотрелся к нему. Что-то его смущало в майоре. Но что?
И тут Роба как током ударило. Он присмотрелся внимательнее. И понял, что не ошибся.
Черт возьми!..
Роб взял мобилу с мощной фотокамерой. Демонстративно начал нащелкивать номер на телефоне – мол, отдыхаю, звоню, никого не трогаю. И в это время сумел сделать несколько снимков.
Хляпин появился минут через пятнадцать, ругаясь во весь голос:
– Одного нет, другого нет! Расслабились, салабоны!
Он вручил документ майору. «КамАЗ» укатил к контрольно-пропускному пункту.
– Бравые ребята, – сказал Роб подошедшему прапорщику.
– У майора взгляд змеи. Смотрит так, будто высматривает, куда тебе ядовитым зубом впиться. Наверняка бешеный по службе. Тяжело его подчиненным.
– Из какой части? Из девяносто восемь ноль пять?
– Из девяноста три сто пятнадцать. В Щурово расположение полка. На хрена им столько оружия с нашего склада? Своего, что ли, не хватает? И тротил с детонаторами.
– Для учений.
– Ох, не знаю… Не мое дело. Приехали, я отгрузил. Они увезли… Так чего там насчет денег?
– В старой камере хранения получишь. Код записывай.
– Сейчас, – прапорщик вытащил блокнот и записал продиктованный код.
– А этого майора не Карачаевым кличут? – спросил Роб. – Был у меня такой знакомец.
– Нет. Фамилия водоплавающая – Рыбак.
– Не тот… Ну и ладно… Ты о заказе позаботься.
– Сделаю в лучшем виде… Эх, Миша, сколько мы уже вместе работаем?
– Третий год.
– Считай уже одна семья.
– Семья Адамсов, – хмыкнул Роб.
– Кого?
– Мультик такой был. Про семью упырей.
– Ты, может, и упырь, а я бизнесмен, – обиделся прапорщик. – Люди хотят купить – я продаю. У меня призвание такое – людям помогать.
– Тут мы с тобой похожи, Витя… Ладно, пошел я. Деньги получишь – СМС скинь: мол, спасибо, любимый, было хорошо.
– Ну пошляк, да.
– Бывай.
Роб добрался до своего дома в Подмосковье уже затемно. Жара отступила самую малость, от пруда тянуло благостной прохладой.
Дома у него, как у делового человека, были компьютер, сканер, хороший лазерный принтер. Выкачав из телефона фотографии, Роб выбрал наиболее удачную. Увеличил. И распечатал на листе А-4.
Просидел некоторое время, рассматривая фигуру и лицо. Майор как раз был анфас.
Хряпнув вишневой настойки собственного приготовления, Роб распечатал еще пару фотографий. Положил на стол перед собой. Разглядывал пару минут. Зажмурил глаза, пытаясь восстановить картинку в движении.
Ну что, тот ли это человек, на которого он подумал? Или нет?
Роба глодали сомнения. Но постепенно они осыпались, как шелуха, обнажая твердую сердцевину уверенности.
Это он!
Роб пододвинул к себе смартфон и скинул командиру вызов на срочную встречу.
*
Помню, мы должны были зачистить очередную группу, промышлявшую в приграничье террором, рэкетом и обеспечением переброски через ниточку волшебного порошка. Работа предстояла жаркая, стволами одной моей ГСН не обойдешься. И мне придали группу Лешего.
Леший, он же майор Луценко, прибыл на двести пятую базу за три месяца до этого, но успел обжиться и провести пару удачных вылазок.
Руководителем операции поставили меня, как знатока местных реалий. Лешему не улыбалось подчиняться младшему по званию, но приказы не обсуждаются.
Был он широкоплеч, высок – прямо-таки просился на плакат «Слава Российской армии!». Мне предстояло узнать, каков он в бою.
Операция была отыграна как по нотам. Банда из восемнадцати моджахедов угомонилась в забытом Аллахом ущелье. Это был тир. Технология войны. Привычная работа безо всяких неожиданностей.
– Надо пулеметчика было выставить правее, на том холме, – недовольно произнес Леший, когда бой только закончился и еще подергивались продырявленные тела врагов, из которых уходила жизнь.
– Тогда бы оголили правый фланг. – Сердце мое бешено колотилось.
– Там и так никого не было.
– Могли быть…
– А, – махнул рукой Леший, мол, что с капитаном разговаривать.
Я обратил внимание на то, что он нереально спокоен. Его эмоции были просто выключены. После боя, когда положили столько народу – у людей неизменно наступает реакция. Кто-то треплется без умолку. Кто-то хохочет. Кто-то погружается в тяжелую тоску. Сколько бы ты ни воевал, все равно реакция будет. Слишком много адреналина пережжено в крови. Но майор Луценко был совершенно невозмутим. По-моему, вообще единственное чувство, которое ему было знакомо, – это тщеславие.
Сколько потом с ним сталкивался – и на учениях, и на совещаниях, его «Я» всегда было на первом месте. «Я сказал… Я думаю… Со мной не спорят»… Такой тип людей никаких добрых чувств у меня никогда не вызывал.
Через полгода эта самонадеянность довела его до беды. Без должного обеспечения он влез со своей группой на территорию, контролируемую полевым командиром Нугали. В результате ГСН вышла не туда, куда планировали, ей на след упали отборные моджахеды. Группа была заперта в горах и методично уничтожалась.
Разблокировать и спасать парней пришлось нам. К тому времени, как мы зашли моджахедам с тыла, из десяти человек ГСН потеряла троих, еще двое были ранены.
– Какого черта вас сюда занесло? – возмутился я, когда мы, расчистив путь отхода, сошлись на горном склоне.
– У тебя забыл спросить, капитан. Так, мужики, отходим, – начал бодро командовать Леший.
В общем, как-то не складывалось у меня с ним. Зато с начальством у него срасталось все очень неплохо. В то время когда я не мог выбить необходимое снаряжение и приходилось покупать за свой счет нормальную альпинистскую экипировку, Леший снабжался по высшему разряду. Когда мне лепили выговоры за упущения в ведении документации, майору Луценко вручили орден Мужества за ту самую операцию, из которой мы его вызволяли.
Хотя специалистом он был неплохим. Свою группу натаскивал как надо. А ко мне испытывал какое-то ревностное чувство. Он знал – мои ребята лучше. Да еще на спарринге в спортзале я его уделал.
Однажды я получил информацию, что горную кошару с обитателями, в том числе женщинами и детьми, зачистили не моджахеды из враждебного клана, а европейцы – шурави. Думал долго над этим. По всему получалось, что это могла быть только группа Лешего. Тогда я отмел эту версию. А потом забыл и самого Лешего…
С Робом мы встретились на конспиративной квартире. Лейтенант разложил передо мной на столе распечатанные на принтере фотографии с мобильника:
– Это киллер, заваливший генерала ГРУ!
– Вот этот майор?
– Да. Походка его… Но это не все. Такая же походка была у Лешего.
– Майор Луценко?
– Был Луценко. Сейчас Константин Рыбак, в/ч 93115.
– Что за часть? Спецура?
– Танковый полк.
А что, может, и прав Роб. Недаром мне еще при первом просмотре в движениях киллера что-то показалось знакомым.
– Рыло не похоже.
– Что такое рыло? – небрежно махнул рукой Роб. – Себя самого в зеркало видел? Ты похож на капитана Гончаренко? Для лица пластика существует. А походку изменить сложнее.
– А что, может, ты и прав.
– Надо в этом направлении копать, Серега. Если мы не ошибаемся – это крупная рыба. А где рыба – там и рыбный косяк.
Роб отчалил, оставив меня в раздумьях. А через час появился Куратор, похожий на заморенную жарой собаку – дышал тяжело, потный, только язык не вывалил наружу. Тут я его и огорошил сенсацией.
– Получается, офицер ГРУ подрабатывает наемными убийствами, – кивнул он. Почему-то новость его не слишком удивила.
– Получается.
– Кем он был на двести пятой базе по званию?
– Майор.
– Сейчас, наверное, подполковник. Или полковник. Ладно. – Он сгреб в портфель распечатанные фотографии. – Проверим.
На этом разошлись.
Весь следующий день меня никто не тревожил. А потом вытащил на «кукушку» Куратор. Он был воодушевлен – таким он обычно бывает, если взял след.
– Есть новости, Сергей. Груз в в/ч 93115 со складов длительного хранения не поступал. Никто его не заказывал. Триста кило тротила, стрелковое оружие, противопехотные мины ушли в неизвестном направлении.
– И что военные? Спохватились, начали расследование, пустили по следу служебных собак, подняли вертолеты?
– Держи карман шире, – усмехнулся Куратор. – По документам у них все сходится.
– Это что, можно вот так приватизировать взрывчатку?
– Можно все, если есть ресурс и прикрытие.
– Кто в силах прикрыть такую операцию?!
– А дьявол его знает. Как понимаешь, с расспросами я не могу приставать. И эти сведения добыть было нелегко… Дальше еще интереснее. Майор ГРУ Луценко, позывной Леший, числится пропавшим без вести.
– Что?!
– Официально погиб в горах при выполнении задания командования. Вместе с группой. Восемь бойцов. Никто не вернулся.
– Когда?
– Через год после вашего отхода.
– Твою ж мать!
*
Прапорщик Хляпин возвращался домой поздним вечером.
Душа его пела. Сегодня он получил очередной платеж. Наметились еще две сделки. По мелочам, но копеечка рубль бережет.
Прапорщик боготворил времена наступившей на Руси вольницы. Он не представлял, как бы жил в другой стране или в другие времена – от зарплаты до зарплаты. А теперь? Теперь…
Деньги он любил с детства. В этой беззаветной любви было что-то возвышенное и даже бескорыстное. Ведь он любил не столько блага, которые приносит богатство, не машины и квартиры, а сами денежные знаки. Не бумажки с лицами американских президентов, а восхитительное ощущение обладания ими. И еще более восхитительное чувство их преумножения.
Теперь с деньгами у него был полный порядок, счета росли, так что Хляпин считал, что жизнь состоялась.
Повезло ему с местом работы. А ведь начинал с выдачи портянок и простыней. Давно это было, еще при СССР. Тогда еще актуален был анекдот. Командир спрашивает прапорщика:
– Продовольственный склад потянешь?
– Потяну, товарищ подполковник.
– А вещевой?
– Потяну, товарищ подполковник.
– А оружейный.
– Не, не потяну.
– Почему?
– А там тянуть нечего.
Советский анекдот. Ретро. Нынче главные деньги именно на оружейных складах. Никакой тушенкой и носками их не перекроешь.
Сегодня он задержался на службе. Леха Терехов из командировки в Махачкалу привез с коньячного завода две канистры дагестанского коньяка. И проставился.
– Прапорщик – звучит гордо, – прошептал Хляпин, покачиваясь и пристально рассматривая фонарный столб.
Похлопал холодный металл и двинул дальше.
Завтра он сбагрит партию пистолетов Макарова и получит с этого гешефт. Да, жизнь хороша!
Главное, быть хитрым, досконально знать документацию. И делиться! Последний пункт угнетал, потому что из-за него волшебный мешочек, где находились его накопления, мог быть гораздо увесистее… Но тут экономить нельзя. Делиться Господь завещал. Витя знал, что если бы не делился, то давно был бы в тюрьме или в гробу. Это большое искусство – кому и сколько занести.
Городок давно потерял статус военного, его заселили гражданскими штафирками. Но все равно он родной, тут каждый булыжник, каждый поворот знаком. Прохожие попадались редко – порядочные люди давно смотрят телевизор или спят. И он сейчас будет спать. А завтра выходной. Завтра надо опохмелиться.
– Ой, цветет малина, – пропел прапорщик.
Или калина?.. Нет, все ж таки малина. И вся жизнь малина.
Вот и родная кирпичная пятиэтажка – логово рядом с работой. Для жизни у него коттедж и двухкомнатная в Москве.
Так, достать ключ, не уронить. Это очень важно – не уронить. Потому что, если уронишь, придется подбирать, и тогда возникнет проблема – удержать равновесие.
Так, вот оно – гнездо для магнитного ключа. Щелк – дверь можно открывать. Тяжелая, железная, надо оттянуть ее всем телом… Открыта.
Теперь ступеньки в парадном. По ним надо подняться и не рухнуть.
Дом хороший, не хрущоба. Тут и лифт есть. Нажать на кнопку. И ждать…
Он оперся о стену, ожидая, пока подъедет лифт.
Сверху кто-то спускался. Хляпин скосил глаза и увидел парня в просторной рубашке и бейсболке. Ну, спускается и спускается. Не свой. Не сосед. Судя по всему, от Светки с третьего этажа. К ней все ходят.
– Извините, время не подскажете? – спросил парень.
– Время московское, – прапорщик посмотрел на часы. – Полпервого.
И мир брызнул искрами.
Профессиональный удар кастетом пришелся в висок. Второй – контрольный, с размаху по черепу.
Парень нагнулся над телом. Обшарил карманы жертвы, вытащил портмоне, выгреб деньги, документы бросил на пол. И быстрым шагом вышел из подъезда.
Пройдя квартал, уселся в невзрачную «Ладу Приора», которая резко стартанула.
Вскоре машина вырулила из бывшего военного городка на шоссе и разогналась на всех парах.
Убийца вытащил из кармана деньги, которые забрал у прапорщика, инсценируя ограбление. Там было тысяч двадцать рублями и пять сотен долларов.
Он смял деньги, опустил окно и вытянул руку. Развел пальцы. Поток воздуха подхватил купюры и разметал по шоссе.
– А вот это зачем делать? – с досадой произнес водитель.
– Это деньги мертвеца, – сказал убийца.
– Ну и что?
– Пусть мертвые пользуются своим. Мы живые.
– Вот сложный ты человек. Со странностями. Тебе это говорили? Столько бабок на ветер.
– А ты очень простой, Проня. Как шпала. – Убийца откинулся на сиденье и прикрыл глаза.
*
– Держи. – Конан с кряканьем поднял деревянный ящик, мы с Глицерином перехватили его и поставили на траву рядом с фургоном.
– Много там еще? – обиженно завопил Глицерин, для которого самая легкая физическая работа приравнивалась к изощренной пытке.
– Тебе хватит, чтобы сдохнуть, доходяга! – воскликнул бодро Конан.
Три ящика мы уже выгрузили и занесли в дом. Оставалось несколько коробок.
Наконец с разгрузкой было покончено. Груз перенесли в просторную комнату.
– Ну как? – с затаенной гордостью осведомился Афон.
– Внушает, – кивнул я. – И все новяк.
Было на что посмотреть. В ящиках – тротил, детонаторы, гранаты, боеприпасы, пистолеты Макарова и пистолеты-пулеметы «Клин ПП 9».
Я взял похожий на игрушку «Клин», разобрал. Осмотрел бойки, ударно-спусковой механизм. Перещелкнул затвор, нажал на спуск:
– В порядке машинка. Должна работать.
– Можем создавать партизанский отряд, – удовлетворенно произнесла Зена.
Она, как валькирия, держала в каждой руке по автомату, и по ее воодушевленному лицу было видно, как ей хочется ими воспользоваться.
– Положи стволы, Зена, – сказал Афон.
– Сразу положи…
– Нечего хватать, чего ни попадя. – Он чуть ли не силой забрал у нее автоматы. И обернулся ко мне: – Опробуем в лесу?
– Если патроны не жалко.
– Не жалко. Поехали, стрелки лесные.
Я, Афон, Зена, Глицерин залезли в фургон. И через четверть часа по жуткому бездорожью добрались до карьера.
Внизу навсегда застыл скелет какой-то копательной машины, проржавевшей еще до торжества в России демократии. И ни души. Место идеальное для отстрела оружия.
Я провел инструктаж по пользованию оружием. Расставил стеклянные и пластиковые бутылки.
– На сколько метров бьем? – деловито осведомилась Зена.
– С двадцати для начала, – сказал я.
– Фи, – презрительно поджала губки Зена.
– Ты с двадцати попади.
Конан повертел пистолет-пулемет с видимым неудовольствием. Машинка в его медвежьих лапах выглядела игрушечной. Прикусив язык, он прицелился в бутылки. Прижмурился. Длинная очередь. Ноль эффекта.
– Дай мне, стрелец, – хмыкнул Глицерин.
Он дал короткую очередь – кто-то, видимо, учил его, что не нужно пулять весь магазин… Еще одна очередь закончилась ликующим воплем:
– Й-а-а-а!!!
Бутылка подпрыгнула и разлетелась.
– Дай, сморчок. – Зена забрала у него автомат. Вставила новую обойму.
Хищно улыбнувшись, она высадила половину магазина. Никакого толка.
– Да, боеспособность подразделения находится на точке замерзания, – оценил я.
– Покажи класс, – вызывающе произнесла Зена.
Я взял ПП, переустановил на одиночные выстрелы. И высадил один за другим остаток магазина, снеся все бутылки. Ни одна пуля не прошла мимо.
– Снайпер, однако, – с уважением произнес Глицерин.
– В армии надо было служить, а не стены размалевывать лозунгами, – хмыкнул я и приступил к краткому курсу молодого бойца. Объяснял подробно – что такое пистолет-пулемет, как его держать, как наводить на цель, как спускать курок.
Через час Зена сбила свою первую бутылку. Глицерин старался от нее не отставать. И тоже стал попадать. А вот у Конана получалось неважно.
– Дайте-ка, – сказал до того не участвовавший в наших играх Афон.
Взяв автомат, он уверенно щелкнул затвором.
Стрелял он вполне себе ничего. Сшиб несколько пластиковых бутылок – стеклянные уже были уничтожены.
– В моих уроках не нуждаешься, – оценил я.
– Двинули отсюда, орлы, – махнул рукой Афон. – А то еще народ сбежится.
– Тут все и останутся, – хохотнула Зена.
– Ты собираешься теперь стрелять в каждого встречного? – полюбопытствовал я.
– Думаешь, кого-то пожалею, – очаровательно улыбнулась она.
Мы вернулись на базу усталые, но довольные.
Я еще раз внимательно осмотрел приобретения перед тем, как спрятать их в тайник в подполе.
– Серьезный арсенал, – оценил я, когда мы уединились с Афоном на скамейке перед хатой, прихватив трехлитровую банку с квасом. – Кто подогнал?
– Друзья.
– Начинаю верить, что у нас хорошие друзья. Перспективные.
– О чем я тебе и твержу уже давно.
– Раньше вы больше хлопушками забавлялись, – хмыкнул я. – Которые Глиц делал.
– Все меняется.
– И под какие игры эти игрушки?
– Все скажут в свое время. Пока нужно освоить машинки.
– Афон, скажи честно – с кем мы собрались воевать?
– Считай, со всем светом. Заждался хорошего дела?
– Плевал я на хорошие дела. Это для детей. А мне нужен авторитет. Нужны деньги. А мы лежачий камень, под который не течет ничего.
– Чак, у нас вопросы не задают. Самодеятельностью не балуются. Будет приказ…
– А нас не разменяют, Афон? У революционеров это принято.
– Не разменяют. Я им нужен. И ты будешь нужным. Потому что таких, как мы, мало.
– А они, – я кивнул в сторону хаты, где расположились остальные члены ячейки.
– А с ними посмотрим. Как масть ляжет.
В тот же вечер мы отправились в Москву. Я сбросил информацию Куратору. И следующим вечером встретился на «кукушке».
– Похоже, железо из той партии, что в войсковой части взяли. Ну, та история с Лешим, – сообщил он с ходу, только присев в кресло и осушив заблаговременно подготовленную мной холодную минералку. – Но там украли гораздо больше.
– А где остальное? – поинтересовался я. – Раскидали по другим группам?
– Скорее всего… Это не первое хищение с военных складов. Спрут запустил щупальца гораздо глубже, чем мы полагали. Сейчас пытаемся выяснить, насколько, но напролом не полезешь.
– Опасные ребята.
– Очень. Прапорщика, который отпускал оружие твоему Лешему, грохнули.
– Зачем?
– Возможно, когда мы начали наводить справки по тому грузу, наши противники узнали об этом. И зачистили концы.
– Уходя, гасите всех, – кивнул я. – Вы мне узнали адрес, что я просил?
– Узнал. И адрес. И телефон. И много чего еще. Он живет в Электроуглях. – Куратор вытащил из портфеля пачку листков с распечатками. – Ты знаешь, насколько это опасно? Хорошо подумал?
– Где наша не пропадала. В этом вопросе нужна ясность. – Я пробежал глазами по распечатке. Завтра мне предстоит загородная поездка.
*
Люблю электрички. Что-то есть притягательное в железной дороге, уносящей тебя вдаль. Стук колес и стальные рельсы, тесно стягивающие земной шарик, – эти образы приятны с детства…
Народу в электричке полно. Столица как насос, утром втягивает людей, а вечером выдувает их обратно. И весь этот круговорот кажется вечным. Но я, как никто другой, знаю, что все это эфемерно. Нет такой вечности, в которую не может плюнуть человек.
Вспомнились ящики с тротилом, при моей помощи спрятанные в погребе. Пара тротиловых шашек – и эта электричка со всеми людьми будет под откосом.
Еще несколько шашек в нужном месте – обвалится подъезд вон того девятиэтажного дома, похоронив жильцов.
Машина с тротилом – можно взорвать плотину и затопить город.
И все это выполнимо.
И есть те, кто продумывает эти сценарии.
Но мы не должны этого допустить. А я все не могу понять всей схемы. Головоломка очень уж заковыристая.
Я шел по электричке, отошедшей с Курского вокзала, выбирая вагон получше. Вот и драма – в тамбуре два пьяных гопника, на вид годков по двадцать пять – тридцать, с матюгами и брызганьем слюной пытались мять бока гражданину в галстуке и с дипломатом. Непорядок. Походя я саданул одному гопарю кулаком под ребра, схватил нос второго пальцами со словами:
– Не шуметь!
Ударил его башкой об стену, прошел в вагон. Потом в следующий, где нашел свободное местечко у окна…
– Платформа сорок третий километр… Двери закрываются. Следующая станция Электроугли.
Моя. Пора.
Двери открылись, и я вышел на перрон. За мной из того же тамбура вывалился гопник, нос его красный и распухший – я постарался.
– Эй ты, гондон!
Это он мне? Его приятель попытался втянуть его обратно в вагон. Носатый вырвался и попробовал ухватить меня за локоть.
– А ну стоять!
– Как скажешь. – Я ткнул ему кулаком в живот и толкнул в тамбур.
Двери закрылись, электричка тронулась, увозя харкающего на полу гопника.
На площади я нашел стоянку нужного автобуса. Прождал минут двадцать и воткнулся в салон, ощутив еще более крепкую общность с народом – такую, что локтем не двинешь. Автобусы ходят плохо, забиты плотно. Терпи, если машины нет.
Через пятнадцать минут езды народу стало поменьше, я смог перевести дыхание. Потом пришлось пробираться к выходу. Меня вынесло с толпой.
Оглядевшись, я припомнил схему местности. Вон заросший деревьями, с детской площадкой, заставленный ракушками и трансформаторными будками просторный двор. А вон там, на пятнадцатом этаже проживает Ростислав Анатольевич Губарев.
Изучив материалы, которые мне привез Куратор, я теперь примерно представлял, как обстоит дело.
Бывший подполковник Вооруженных сил России, бывший офицер разведотдела двести пятой военной базы работал теперь в невзрачной коммерческой конторке заместителем по общим вопросам, не стремясь ни к деньгам, ни к победам.
Этого полноватого, немного с виду вялого мужчину, болезненно любящего порядок, учет и контроль, сейчас принимали за канцелярскую крысу, человека без фантазии и стремлений. Ведь никто не видел его в другой жизни, когда мы десантировались на перехват басмаческой банды, и он шел вперед с автоматом, отдавая четкие, емкие команды, его глаза искрились азартом боя и абсолютным бесстрашием.
Губарев – единственный, кому я мог доверять безоговорочно по моему старому месту службы. Это человек чести.
Если раньше он был педант до мозга костей, то сейчас порядок возвел в религию. В одно и то же время уходит на работу, в одно и то же время возвращается на своем «Субару Легаси» 2007 года. Живет замкнуто, ведет трезвую жизнь. Сейчас семья у него на отдыхе.
Устроившись на скамейке рядом с детской песочницей, я вытащил из портфеля банку с потеплевшей газировкой, отхлебнул. Открыл книжку, положил на колени вместе с букетом цветов. В результате терактов всеобщая истерия поднялась такая, что одинокий мужчина на скамеечке – уже основание для вызова полиции. А полиция мне ни к чему, хоть и документы в порядке, и полицейская ксива прикрытия есть. Не нужно мне постороннее внимание. А так я типа жду даму сердца. Невинная овечка.
В девятнадцать пятнадцать, как по расписанию, темно-синий «Субару Легаси» зарулил на свое место на стоянке.
Я оставил на скамейке букет и направился к Губареву. Действительно, располнел, обмяк.
– Ростислав Анатольевич? – произнес я.
Он обернулся ко мне:
– Мы знакомы?
– Не узнаете?
– Не припоминаю, – вялый взгляд Губарева на миг приобрел былую остроту – как у снайпера.
– Мы служили вместе. Двести пятая база.
– Как вас величать? – спросил Губарев настороженно. Он не ждал от встречи с прошлым ничего хорошего.
– Капитан Сергей Гончаренко, командир ГСН.
Он откровенно враждебно и испытующе окинул меня взором. Расслабленность как ветром сдуло.
– Гончаренко? Не лепи горбатого!
– Позывной Земляк. Хуннгар. Вертолет, старенькая «восьмерка». Вы шагнули с вертолета первым со словами «Добьем их, мужики». Я шел следом. За мной – Мамонт и Шатун.
Он напрягся. Лицо его перекосила гримаса ярости, будто маску сдернули. Я думал, что он сейчас бросится на меня. Но он обуздал себя.
– Нам не о чем говорить!
– Как раз есть о чем. Могу многое рассказать.
– Меня не интересуют дезертиры, сделавшие пластическую операцию.
– И все-таки я скажу… Ростислав Анатольевич, наша группа пять лет назад ликвидировала крота. Нас заказали наркодилеры, мы чудом ушли. И я снова в деле.
– В деле? Что, наркотой приторговываешь? – хмыкнул зло Губарев.
– За Родину воюю. Дадите полчаса, и я все объясню.
– Зачем?
– Нужна ваша помощь. Нашу страну рвут на куски. Вы же видите, что творится.
– Пошли, – кивнул он, мельком осмотрев меня – нет ли где ствола.
– Не бойтесь. Если б хотел убить – в традициях нашей службы использовал бы снайперку или бомбу. Или отравил бы чебуреком.
– Сынок, я никого и ничего не боюсь уже давно.
– Я знаю. Вы просто спрятались. Надеюсь, до поры до времени.
Мы поднялись на пятнадцатый этаж. Губарев пропустил меня в квартиру со словами, произнесенными примирительным тоном:
– Выпить не предложу – я не любитель.
– Я тоже.
– А вот кофе угощу. Тут я специалист.
Перемена в его настроении от агрессии к сдержанной доброжелательности вовсе не означала, что он преисполнился доверия ко мне. Просто взял верх профессионализм – не демонстрировать эмоции, а если нужно, то с такой же милой улыбкой нанести смертельный удар.
– Одна из немногих оставшихся у меня слабостей, – разлил кофе по чашечкам, уселся напротив меня на тесной кухоньке.
Порядок идеальный, тут мы с ним схожи. Только здесь в интерьере ощущалась женская рука. И была детская комната.
– Детей от греха подальше из Москвы отправили? – спросил я.
– Тебе-то это зачем?
– А ведь вы чувствуете – впереди кровавые события. И детям лучше быть подальше от Москвы… Небось затоварились оружием.
– Охотничьим… Лучше объясни, почему я должен так мирно разговаривать с дезертиром?
– Потому что я не дезертир. Наша вина – мы не дали себя убить.
– Это уже интереснее, – криво улыбнулся Губарев.
– Ростислав Анатольевич, вы умный человек. Разведчик. Вы наверняка тогда понимали, что на базе творится неладное.
Он не ответил.
– Под крылышком нашего командования свили гнездо профессиональные наркоторговцы и еще бог знает кто. Не удивлюсь, если они наводили мосты с мировым террористическим сообществом. И вы знаете этих лиц.
– Даже так?
– Главным был генерал Проклов.
Мускул не дрогнул на лице подполковника. Он смотрел на меня, ожидая продолжения.
И я выдал ему все как на духу.
Выслушав рассказ, Губарев кивнул:
– Логика есть… Чем подтвердишь?
– А что вас убедит? Миллион долларов, которые мы взяли у генерала Проклова, – их к словам не приложишь. Но вы-то сами знаете, что я прав.
Губарев встал и вышел из кухни. Вернулся с плоской бутылкой «Хеннесси». Плеснул себе и мне в кофе:
– Понимаешь, капитан, я перегорел. Когда вы ушли, я уже ясно понимал, что вокруг творится предательство. И я не мог сделать ничего. Ушел в отставку.
– А мы легли на дно. Но теперь снова в обойме. Работаем на государство.
Вот так я выболтал походя государственную тайну самого высокого уровня секретности. И нисколько не жалел об этом.
– А знаешь, я тебе всегда верил, – произнес он задумчиво. – Видел тебя в деле. Помнишь, на Хуннгаре душман из-за скалы целил мне в черепушку, ты спас мою шкуру, сам подставляясь под пули.
– Вот такой я герой.
– Ладно. Считаем, твои объяснения приняты. Теперь спрашивай.
– Как майор Луценко и его команда оказались без вести пропавшими?
– Леший?.. Вышли на обычное задание. Единственная трудность – работали за ниткой. Но они там как дома расхаживали… И исчезли.
– Так и исчезли?
– Так и исчезли… Только все это ерунда. Я же не дурак. Там какая-то афера закручивалась. Я сам Луценко в последний поиск провожал. У него вид был какой-то насмешливый, даже глумливый. И мне показалось, что он прощался.
– То есть Леший и его братва – это вовсе не боевые потери.
– Точно. Это эвакуация. Такие волки на вес золота. Их перекрасили и спрятали до судных времен. И, насколько я понимаю, эти времена наступили.
– Но у кого такие ресурсы, чтобы вывести из игры и законсервировать ГСН таким вот образом?
– В Москву ниточки тянутся. Я же тоже разведчик, капитан. Я все видел… Давай еще по одной. За спецназ.
– За спецназ.
Хлопнули по рюмке. Губарев произнес устало:
– Вот что, капитан. Я попытаюсь тебе помочь. Подниму кое-какие контакты. Дашь номер для связи?
Я замялся только на миг. А, была не была. И передал номер контактного телефона, вверив свою судьбу в руки этого человека.
– Не бойся, капитан, не продам, – произнес он, уловив мои сомнения.
– Верю, – искренне произнес я.
*
В Дагестане на пути следования кортежа заместителя министра внутренних дел России сработал замаскированный мощный фугас. Бронированную машину снесло с дороги и разорвало на части. Генерал-полковник был убит. Погибли еще пятеро офицеров.
