Текст книги "Фидель Кастро"

Автор книги: Максим Макарычев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 48 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]

«<…> Команданте было самым скромным званием в традиционной армии, и у него было то преимущество, что действительно к нему можно было прибавить „эн хэфэ“. С тех пор ни в одном революционном движении уже никогда не использовали звание генерала» [207]207
  Там же. С. 576.


[Закрыть].

Однажды Эутимио Герра попросил у Фиделя разрешения проведать свою якобы больную мать. Кастро его отпустил. На следующее утро, 30 января 1957 года, бойцы услышали гул самолетов, а вскоре началась бомбардировка. В тот момент ничего не предвещало такого развития событий. Отряд достаточно отдалился от преследовавших их военных и, петляя в лесу, выбрал для ночлега одно из самых безопасных мест в горах. Как уже потом узнали повстанцы, Эутимио Герра лично находился на борту одного легкого самолета и показывал пилотам точное местонахождение отряда. К счастью, из–под этой бомбежки удалось выйти без людских потерь. Бойцы успели отбежать от лагеря на 200—300 метров.

Правда, прямым попаданием была уничтожена полевая кухня. Гораздо хуже было то, что в ходе бомбардировки сгорели несколько домов крестьян, которые симпатизировали повстанцам и снабжали их продуктами и медикаментами. Вскоре в отряд, как ни в чем не бывало, вернулся Эутимио Герра. С этого дня он стал выступать буквально в роли прорицателя, с точностью предсказывая время и место будущих налетов вражеской авиации.

Поведение крестьянина, постоянно отпрашивавшегося к больной матери, а затем предугадывавшего налеты, показалось бойцам подозрительным. В одну из холодных февральских ночей, перед тем как раскрылось предательство, Эути–мио сказал, что у него нет одеяла и он сильно замерз. Фидель предложил Герре ночевать в его палатке. Эта была одна из самых драматических ночей в жизни Кастро. Команданте быстро уснул, ничего не подозревая. А рядом с ним лежал предатель, который в любой момент мог выстрелить в него из пистолета, который он держал за пазухой. Проходили часы, а Эутимио Герра никак не мог решиться нажать на курок. Даже спустя много лет Фидель часто вспоминал об этом случае, когда в который раз его жизнь висела на волоске: «У него были две гранаты и пистолет, и он спал бок о бок со мной!»

Но с началом боевых действий бойцы стали выставлять по ночам пост у палатки. Поэтому Герра и не рискнул выстрелить.

9 февраля повстанцы, беседуя с крестьянином по имени Лабрада, выяснили, что недавно Эутимио Герра «по–дружески» предупредил его о скором налете авиации и посоветовал уйти из хижины. Дальше медлить было нельзя. «Прорицательство» Герры переходило все мыслимые пределы. Начались поиски предателя, который к тому времени, почувствовав неладное, покинул расположение отряда.

Их пришлось отложить на некоторое время. На 16 февраля была назначена встреча на ферме Эпифанио Диаса с городскими лидерами «Движения 26 июля» во главе с Франком Паисом.

Помимо важного политического аспекта, а речь шла о фактическом объединении бойцов Фиделя и городских повстанцев, эта встреча оказалась судьбоносной в личной жизни братьев Кастро. Фидель встретился с боевой подругой всей его жизни Селией Санчес, имя которой на Кубе окружено «ореолом революционной святости» и которую Че Ге–вара называл «нашим самым дорогим товарищем».

Рауль познакомился со своей будущей женой, героиней революционного движения, впоследствии председателем Федерации кубинских женщин Вильмой Эспин, с которой он прожил около пятидесяти лет, до ее смерти летом 2007 года. Вильма Эспин, наполовину француженка, была девушкой из обеспеченной семьи. Ее отец занимал важный административный пост на заводе, выпускавшем ром «Баккарди». Ее мать была дочерью сотрудника французского консула в Сантьяго–де–Куба. Как и братья Кастро, она училась в Гаванском университете, только на химическом факультете. Однако учеба для девушки отошла на второй план. Вместо того чтобы поехать продолжать обучение в США, где она успела закончить два курса в Массачусетском технологическом институте, Вильма Эспин присоединилась к группе Франка Паиса и вскоре стала его ближайшей помощницей. Участвовала в подготовке восстания 30 ноября 1956 года в Сантьяго, а затем ушла воевать в горы, где вместе с Селией Санчес и участницей штурма Монкады Айде Сантамария вошла в руководство так называемого женского партизанского отделения.

Но его формирование было еще впереди. А пока и Виль–ма Эспин, и Селия Санчес вместе с товарищами прибыли в горы для знакомства с Фиделем и определения дальнейшей тактики повстанцев. На этом совещании Франк Паис и Ай–де Сантамария, которую бойцы любовно называли Ейе, настойчиво советовали Фиделю покинуть горы и уехать в какую–нибудь латиноамериканскую страну. Там, по их предположениям, он мог без риска для жизни руководить движением и искать средства для продолжения борьбы. Фидель повел себя так, как он неоднократно делал, когда ему не нравились какой–то совет или предложение. Он просто пропустил эти слова мимо ушей. А когда они замолкли, сказал, что ему в настоящий момент нужны только боеприпасы и толковые помощники.

Обе стороны сразу же перешли к конкретным вопросам и договорились о том, что в ближайшее время отряд Фиделя Кастро получит подкрепление из числа «городских». На бойцов Фиделя неизгладимое впечатление произвел сам двадцатидвухлетний Франк Паис. «В его взгляде чувствовалась непоколебимая вера в правоту своего дела. Это был незаурядный человек, – напишет Че после революции в своей книге, когда Франка Паиса уже не будет в живых. – И хотя я видел его только один раз, он запомнился мне на всю жизнь. Франк был одним из многих наших товарищей, погибших во цвете лет. Такова часть той большой цены, которую народ заплатил за свою свободу.

Молча почистив наши грязные винтовки, пересчитав и разложив патроны, он преподнес нам хороший урок того, как нужно поддерживать порядок и дисциплину. С того дня я дал себе слово лучше ухаживать за своим оружием и сдержал его, хотя и не могу сказать, что был образцом в этом» [208]208
  Че Гевара Э. Эпизоды революционной войны. С. 48—49.


[Закрыть].

Тем временем в расположении отряда неожиданно появился Эутимио Герра, против которого уже были собраны уличающие его в предательстве факты. Фидель Кастро вызвал его для беседы. И тут предатель, при обыске которого был найден пистолет из тех, которыми пользовались батис–товцы, что называется, «поплыл». Он рассказал, как и когда его завербовали. Признался, что должен был убить Фиделя, но в последний момент передумал это делать. Упав на колени перед Фиделем Кастро, он заплакал, просил о пощаде. А когда понял, что его как предателя все–таки казнят по законам военного времени, попросил Кастро позаботиться о его семье. Отряд единогласно высказался за казнь, и участь Эутимио Герры была предрешена.

А перед самой казнью произошла памятная сцена, которую описал Че Гевара: «Этот человек сразу как–то постарел, на висках стала заметна седина, которой раньше не было видно. Эта сцена была чрезвычайно напряженной. Фидель гневно осудил его предательство. Эутимио признавал свою вину и просил лишь скорейшей смерти. Всем нам, кто присутствовал при этом, запомнился момент, когда Сиро Фри–ас, бывший друг Эутимио, стал говорить с ним. Фриас напомнил ему обо всем, что сделал для него и его семьи. Но Эутимио отплатил неблагодарностью и выдал батистовцам его брата. Длинным и взволнованным был этот монолог, который Эутимио слушал с опущенной головой» [209]209
  Там же. С. 466.


[Закрыть].

Революционеры сдержали данное Герре обещание. По–людски похоронили его, а после революции Фидель Кастро велел найти семью этого крестьянина и позаботиться о ней. Дети Герры получили хорошее образование и работали на престижных государственных предприятиях. А его вдова получила в 1977 году медаль по случаю XX годовщины Вооруженных революционных сил как признание помощи, оказанной ею Повстанческой армии во время партизанской войны.

В те дни, когда в отряде гостили Франк Паис и его товарищи, произошло еще одно примечательное событие. В конце января Фидель Кастро отправил в Гавану одного из своих самых преданных соратников Фаустино Переса найти охочего до сенсации, пользующегося авторитетом журналиста какой–нибудь североамериканской газеты. Фаустино Перес обратился к Руби Харт Филипс, собственному корреспонденту «Нью–Йорк таймс». Она немедленно телеграфировала в США, что на контакт с ней вышли представители Фиделя Кастро, о котором все слышали, но которого мало кто видел. Руководство газеты тотчас командировало в Гавану своего военного обозревателя – Герберта Мэтьюза. Доставка Мэтьюза в горы напоминала сюжет шпионского фильма. Его сначала повозили по стране в компании с женой, а затем под видом состоятельного американца привезли в город Мансанильо, откуда он должен был отправиться в предгорья Сьерра–Маэстра, чтобы, по легенде, присмотреть себе для покупки одну из рисовых плантаций. Там повстанцы пять часов ночью водили журналиста по горным тропам, а на самом деле «наматывали круги» в одном районе, чтобы создать у того представление о многочисленности и солидности «армии Фиделя». И каждый раз на пути проводников и американца возникали «часовые», которых изображали бойцы отряда. На самом деле повстанцы умело разыгрывали сценку с переодеванием, передавая друг другу единственную на тот момент в отряде не потрепанную гимнастерку. Мэтьюз купился на этот трюк, подумав, что у Кастро большая, боеспособная, а главное, вышколенная армия. Уставшие путники наконец–то дошли до большой палатки, где их ждал Фидель. Бойцы вытянулись по струнке, а команданте заявил опешившему от массы впечатлений журналисту, что это его штаб.

Это сегодня политический пиар изучают в вузах и об этом написаны целые пособия. Но разве можно оценить срежиссированную и несколько «театральную доставку» в лагерь повстанцев журналиста влиятельной североамериканской газеты иначе, чем образцовую рекламную акцию? Пораженный увиденным, Мэтьюз раструбил на весь мир о «грозном отряде Фиделя», в котором, на самом деле, не было достаточного количества обмундирования и вооружения. В этом проявилась еще одна черта Фиделя Кастро – умение выжать из минимума максимум выгоды, обратив обстоятельства в свою пользу.

Фидель в деталях рассказал журналисту о том, что происходило с его отрядом два последних месяца, с тех пор как бойцы в начале декабря высадились с «Гранмы». Мэтьюз, приехавший на встречу с маленьким фотоаппаратом и сделавший несколько снимков, записал в своем блокноте: «Мне кажется, что он непобедим». Рассказал Кастро и о том, что батистовская армия разоряет и сжигает дома крестьян, о том, что повстанцы отпускают пленных, оказав медицинскую помощь тем, кто ранен. Фиделю понравилось то, что американец не задает лишних и провокационных вопросов и, похоже, действительно симпатизирует повстанцам. Чуть более трех часов продолжалась беседа команданте с журналистом. Расстались они по–дружески, и вскоре Герберт Мэтьюз благополучно вернулся в Гавану, а затем в США.

Репортажи из лагеря ^повстанцев, публиковавшиеся с 24 по 26 февраля в «Нью–Йорк таймс», произвели оглушительный эффект. Когда на Кубе появились экземпляры «Нью–Йорк таймс» с первой статьей Мэтьюза под заголовком «В гостях у кубинского повстанца», подручные Батисты не придумали ничего лучшего, чем дать распоряжение… вырезать статью из номера ножницами, перед тем как газета поступит читателям. Этот глупый запрет, как всегда бывает в подобных случаях, вызвал еще больший интерес на Кубе к Фиделю. Батиста добился противоположного эффекта.

Две следующие статьи дошли до кубинских читателей уже в полном объеме. Диктатор потерпел сокрушительное моральное поражение. В статье американца Батиста представал в крайне неблагоприятном свете. «Судя по всему, у генерала Батисты нет оснований надеяться подавить восстание Кастро. Он может рассчитывать только на то, что одна из колонн солдат невзначай набредет на юного вождя и его штаб и уничтожит их, но это вряд ли случится…» – писал Герберт Мэтьюз.

Но даже не мысль о бесплодности усилий армии Батисты вселяла уверенность в людей, симпатизировавших Фиделю. Кубинцам было достаточно убедиться, что он полон сил и энергии для продолжения борьбы. А главное – жив.

Третий материал, который был проиллюстрирован фотографией, на которой журналист стоял рядом с Фиделем, а также факсимиле Кастро, окончательно убедил читателей в том, что публикация беседы с Фиделем Кастро не фальшивка, как пытались представить ее некоторые члены батистов–ского правительства. (Позже, после победы революции на Кубе Герберт Мэтьюз пострадал за «правду о Фиделе». Его затаскали в ФБР, в различные комиссии сената, пытаясь выявить связь с повстанцами.)

Люди, которые знали Фиделя Кастро, увидев его партизанскую фотографию, заметили, как возмужал этот молодой человек. Фидель, не брившийся, как и его товарищи, с момента высадки с «Гранмы», успел отрастить бороду. Она «скрыла» сильно молодивший его узкий подбородок. Теперь Кастро выглядел как настоящий воин, высокий, могучий, уверенный в своих силах «барбудо».

Существует версия, что бойцы фиделевского отряда, все как один начавшие отращивать бороду, сделали ее чем–то вроде отличительного знака, чтобы узнавать друг друга в бою с неприятелем. Тем более что батистовцы часто нападали на крестьян, выдавая себя за отряд Фиделя. А вот что сам он говорил, с присущей ему иронией, по поводу своей легендарной бороды:

«История бороды очень простая: она росла сама по себе в тех сложных условиях, в которых мы жили в течение всей партизанской войны. У нас не было бритв, чтобы бриться. Когда мы жили в горах, у всех повырастали бороды и усы, и в итоге это превратилось в какой–то способ идентификации. Для крестьян, для всех и для журналистов мы были „барбудос“ – „бородачами“. В то же время в этом была и позитивная сторона: чтобы подготовить шпиона, им надо было его не брить как минимум шесть месяцев, иначе его легко было бы расшифровать. Борода служила символом идентификации и защиты, даже потом трансформировалась в символ партизанских войн. Позже, после победы революции, мы сохранили бороду как свой символ».

У Фиделя есть даже свое философское обоснование полезности и практичности бороды: «К тому же превосходство бороды было в том, что мне не надо было бриться каждый день. Если вы тратите 15 минут на бритье каждый день, у вас уходит на это 5500 минут в год, получается примерно 10 дней. Это означает, что если не бриться, то эти 10 дней можно потратить на что–то более нужное, например, на работу, на лекции, на спорт или на что хотите.

Это не говоря о том, что расход идет на бритву, мыло, лосьон, горячую воду. Иметь бороду не только практично, но еще и экономно. Единственно плохо то, что в бороде раньше всего появляются седые волосы. Поэтому некоторые из тех, кто решил отращивать бороду, сбривают ее, как только появляется седина» [210]210
  Cien horas con Fidel, Conversaciones con Ignacio Ramonet, p. 221—222.


[Закрыть].

Подкрепление в составе 50 человек, вскоре прибывшее из Сантьяго в отряд Фиделя, заметно отличалось от проверенных бойцов. «Городские» не умели быстро передвигаться по горной местности, не имели опыта партизанской борьбы. Во время маневров и перемещений этот отряд, во главе с Хорхе Сотусом, поначалу плелся в хвосте партизанской колонны. Че вспоминал: «Наши товарищи были дисциплинированными, спаянными, закаленными в боях. Новички пока еще болели детскими болезнями – не привыкли есть один раз в день, а если еда была невкусной, отказывались от нее. В вещмешках у новичков было много ненужных вещей. Когда же вещмешок натирал ему плечи, то он предпочитал выбросить из него банку сгущенного молока, чем расстаться с полотенцем. В условиях партизанской жизни это было преступлением» [211]211
  Че Гевара Э. Эпизоды революционной войны. С. 466.


[Закрыть].

Хорхе Сотус, который после революции был осужден на 20 лет тюрьмы за контрреволюционную деятельность, а вскоре бежал из тюрьмы и уехал в США, обладал властным характером и не умел ладить с людьми. Когда Фидель, отсутствовавший в отряде несколько дней, узнал, что Сотус не соблюдает военную дисциплину, он строго предупредил его. Вернувшись на базу, Фидель произвел перегруппировку внутри отряда, разбив его на три взвода, командование которыми поручил Раулю Кастро, Хуану Альмейда и Хорхе Сотусу. Камило Сьенфуэгос был назначен командующим головным дозором, а Че стал врачом при штабе Фиделя.

В эти дни Че Геваре, подхватившему малярию, приходилось хуже всех. Обострились приступы астмы. Ее первые признаки появились еще 22 февраля. На беду Че в отряде не оказалось лекарств, и он задыхался от удушья. В этот момент отряд оказался в районе, буквально кишевшем солдатами Батисты. Нужно было срочно уходить, но бойцы потеряли много времени, отстав от намеченного графика как раз из–за приступа астмы Че. Фидель задумал подняться по крутому склону, скрытому лесом, и сверху атаковать колонну батистовцев из 300 человек. «Мы должны были стрелять в них сверху. Так мы шли, практически таща за собой Че, пытаясь успеть занять высоту раньше, чем враг, – вспоминал Фидель Кастро. – Было уже поздно и смеркалось. Мы пришли на место буквально за несколько минут до появления врага примерно в 600 и 700 метрах от нас. Жажда заставила нас продолжить путь на другую сторону горы, где находились две крестьянские семьи, уже почти ночью. Они располагались примерно в 100 метрах друг от друга. У них была холодная проточная вода. Че уже не мог даже двигаться» [212]212
  Cien horas con Fidel, Conversaciones con Ignacio Ramonet, p. 212.


[Закрыть].

Фидель обратился к одному из хозяев этих домов Хосе Исааку с просьбой найти лекарство от астмы для их товарища. Крестьянин ушел в город, а Че оставили на ферме со своей винтовкой и еще одним бойцом. Че сильно переживал из–за того, что доставляет такие проблемы отряду и лично Фиделю Кастро. Он чувствовал себя виноватым. Впоследствии, «если у Че начинался приступ, – вспоминал участник боев в Сьерра–Маэстре, Жоэль Иглесиас, – это никак не отражалось на движении колонны. Самое большее, что он допускал, это чтобы кто–то нес его рюкзак. Он считал, что отряд не должен задерживаться из–за того, что он болен. Это было общее для всех правило. Отряд не задерживался из–за больных. Если не можешь идти – оставайся, лечись. Если можешь терпеть – иди. Это правило он никогда не нарушал» [213]213
  Лаврецкий Л. Эрнесто Че Гевара. С. 59.


[Закрыть].

Крестьянин Хосе Исаак принес лекарство, и Че десять дней спустя присоединился к колонне.

Еще в конце февраля, на восьмидесятый день военной кампании, Фидель написал свое знаменитое «Обращение к народу Кубы», которое напечатали в подпольных типографиях, а распространили городские члены «Движения 26 июля». Фидель обрушился в этом документе на тиранию Батисты, который, будучи не способным справиться с отрядом повстанцев силой оружия, прибегает к «самой трусливой лжи, объявляя об уничтожении революционного отряда и меня самого». «Кого действительно они могут уничтожить – это крестьянские семьи путем беспрерывной бомбардировки домов и поселков, сжигания сотен жилищ, убийства десятков крестьян, подозреваемых в помощи революционерам, и массового выселения местных жителей <…> – писал Фидель. – Кампания в Сьерра–Маэстра показала, что диктатура, пославшая на театр военных действий свои лучшие войска и самое современное оружие, не способна подавить революцию. Она бессильная, а у нас в руках с каждым днем становится все больше оружия, все больше людей присоединяется к нам, растет военный опыт, расширяется поле наших действий, мы все лучше осваиваем местность, крестьяне все увереннее поддерживают нас. Солдатам надоела утомительная, трудная, бесполезная кампания» [214]214
  Героическая эпопея: От Монкады до Плайя–Хирон. С. 159.


[Закрыть].

В своем манифесте Фидель Кастро призывал население поджигать плантации тростника, чтобы «лишить тиранию доходов», создавать очаги гражданского сопротивления во всех кубинских городах, а в перспективе перейти к всеобщей революционной забастовке «как высшей и конечной точке борьбы». Именно в этом документе Фидель впервые заговорил о необходимости применения высшей меры наказания «к наемникам, которые пытают и убивают революционеров».

Это обращение было опубликовано примерно в то же время, что и цикл репортажей Герберта Мэтьюза в «Нью–Йорк таймс». Фидель, конечно, рассчитывал на мощный «пропагандистский залп» по Батисте, но эффект превзошел его ожидания. И на самой Кубе, и за ее пределами резко активизировали свою деятельность противники диктатора. Кубинские эмигранты активно собирали деньги для отряда, покупали и тайно переправляли в горы Сьерра–Маэстра медикаменты и оружие. «Весточки от Фиделя» так вдохновили членов Федерации университетских студентов Кубы, что они решились на отчаянный поступок, который поразил не только кубинские спецслужбы, но и повстанцев в горах.

Руководство созданного в начале 1957 года в Гаване «Революционного студенческого директората» вознамерилось своими силами расправиться с Фульхенсио Батистой. Небольшой отряд возглавлял генеральный секретарь директората Хосе Антонио Эчеверрия, тот самый, с которым Фидель Кастро подписал в конце августа 1956 года «Мексиканскую декларацию» о координации действий «Движения 26 июля» со студенческими лидерами.

13 марта 1957 года Фульхенсио Батиста пребывал в особенно приподнятом настроении, так как получил в знак благодарности за подписанный им указ о повышении телефонных тарифов на Кубе взятку от крупной телефонной корпорации «ITT» – уже упоминавшийся аппарат для связи, инкрустированный золотом и драгоценными камнями. В этот день пятьдесят студентов атаковали президентский дворец, разоружили охрану, взяли первый этаж, второй. Впереди был третий этаж, где находился кабинет Батисты.

Но охрана диктатора сумела перегруппироваться и вызвать подмогу из крепости Колумбия. Сам Фульхенсио Батиста, выйдя через потайную дверь в кабинете, поднялся наверх в изолированное помещение, доступ в которое был блокирован через специальный лифт его охранниками. Он ускользнул буквально из–под носа студентов, которым не хватило около пяти минут, чтобы расправиться с диктатором. В ходе боев внутри здания была убита половина штурмовавших дворец студентов. Остальных добивали на улице во время облав. Группа Хосе Антонио Эчеверрия захватила гаванскую радиостанцию и успела передать призыв к кубинцам начать восстание. Но в ходе боев с войсками, прибывшими к зданию радиостанции, Эчеверрия был убит. После этих событий организация стала называться «Революционным директоратом 13 марта» («РД–13–3»).

Непродуманные, импульсивные действия студенческого отряда и гибель яркого молодежного лидера еще больше убедили Кастро в необходимости координации и объединения всех сил, противостоящих Батисте. Вскоре было получено еще одно подтверждение того, что против диктатора бесполезно проводить так называемые «разовые акции». На следующий день ушел из дома и не вернулся один из лидеров ортодоксальной партии Пелайо Куэрво Наварро, критиковавший Батисту, но не имевший отношения к студенческому выступлению. Его истерзанное тело было подброшено к дверям закрытого элитного гаванского клуба.

Между тем связи отряда повстанцев с группами противников Батисты в городах нельзя было назвать прочными. Острая борьба развернулась внутри самого «Движения 26 июля». Городские организации претендовали на лидерство в нем, не признавая Фиделя Кастро вождем революционной борьбы. «Именно в это время формируются два разных подхода к тактике, которой нужно было следовать, что отвечало двум разным стратегическим концепциям, названным тогда: концепция „Сьерры“ и концепция „Равнины“, – писал Че Гевара. – Наши дискуссии и внутренние столкновения происходили довольно остро. При всем при том главной нашей заботой на данном этапе было продержаться и постепенно создавать партизанскую базу» [215]215
  Че Гевара Э. Эпизоды революционной войны. С. 163.


[Закрыть].

Устойчивый контакт был налажен лишь с группой Франка Паиса и подпольными подразделениями в городе Сантьяго–де–Куба. Селия Санчес, к тому моменту сблизившаяся с Фиделем и за короткий срок завоевавшая большое доверие у команданте, стала начальником канцелярии штаба повстанцев. Участник партизанской борьбы Луис Креспо вспоминал: «Среди самых храбрых хочется отметить нашего замечательного стрелка – девушку по имени Селия Санчес. Заняв удобную позицию на самом высоком месте, она вела оттуда меткий огонь по противнику» [216]216
  Алексеев В. А. Скромный кондотьер: Феномен Че Гевары.


[Закрыть].

Селия Санчес была на шесть лет старше Фиделя. Она неотлучно находилась при команданте. В горах у них с Кастро была одна на двоих кровать в палатке главнокомандующего. Эта женщина отличалась не столько внешними данными, сколько умом и расчетливостью. Ли Локвуд, бывший репортер американского журнала «Лайф», который много писал о кубинских революционерах, вспоминал: «Она была привлекательная в жесткой, строгой манере – не с точки зрения чувственности или сексуальности, но как очень яркая личность» [217]217
  75 лет одиночества // Онлайн–журнал «Супермен.ру». 2003. 7 августа.


[Закрыть].

«Селия была самой важной. Остальные – так, развлечение. К тому времени, когда Кастро вышел из тюрьмы, Нати Ревуэльта его уже не волновала. Когда Фидель был в тюрьме, Нати была ему полезна – потому что обеспечивала его книгами, была красивой и могла служить игрушкой в тот момент. А после он ушел в дела революции, и Селия была из мира, известного ему. Она не принесла с собой никаких проблем и груза вроде детей и разводов, как Нати. С точки зрения Селии, Нати была дамой из клубного общества, которой случилось переспать с Кастро; она рисковала жизнью, а Нати меняла наряды» [218]218
  Там же.


[Закрыть], – писала биограф семьи Ревуэльта Уэнди Джимбел.

К тому времени Натидад Ревуэльта уже воспитывала дочку Алину, которой, когда она повзрослела, передался весь бунтарский дух отца – Фиделя Кастро. В 1993 году Алина бежала в Испанию, сказав: «Это – не мой банкет». Там она выпустила скабрезную книгу «Воспоминания мятежной дочери Фиделя Кастро». При Фиделе имя Алины произносить не рекомендуется – он начинает нервничать.

В марте и апреле 1957 года отряд пополнился добровольцами, причем не только кубинцами. Забавный эпизод произошел с тремя юными американцами, воодушевленными статьями в «Нью–Йорк таймс». Они ушли из дома с американской базы в Гуантанамо, оставив своим родителям записки, что «направляются сражаться в отряд Фиделя». Эти ребята через несколько недель пути выглядели совершенно измотанными и исхудавшими, но, по выражению Че, сделали повстанцам «неплохую рекламу в США». Как только Фидель узнал о том, что на поиски юношей брошены морские патрули и силы кубинской армии, было решено «спустить» искателей приключений в равнину.

Американцы, поняв, что отряд Фиделя превращается в грозную военную и, более того, политическую силу с четко обозначенными целями борьбы, стали искать контакты с ним. В конце апреля 1957 года по пути Герберта Мэтьюза проследовали телерепортеры из Северной Америки. Поплутав по горным тропам, в расположение отряда прибыл журналист Боб Табер с оператором. Они сняли фильм о повстанцах. Фотография повстанцев, поднявших вверх оружие на самой вершине горного хребта Сьерра–Маэстра – пике Туркин, стала своеобразным символом партизанской борьбы и, перепечанная в газетах, хранилась в домах многих кубинцев в те годы.

Американские спецслужбы пытались внедрить под видом журналистов своих сотрудников. Они хотели знать, что представляет из себя Фидель Кастро и можно ли с ним иметь дело. Но Фидель по характеру вопросов, задаваемых ему, быстро понимал, кто перед ним: настоящий журналист или сотрудник ЦРУ.

Тем временем руководство отряда решило поменять тактику партизанской борьбы. Стремительные налеты на противника в ночное время суток, засады, безусловно, приносили ощущение преимущества. Но это были локальные стычки, больше похожие на контратаки. Становилось понятно, что партизанскую войну без атак на хорошо укрепленные редуты противника – не выиграть. Для того чтобы побеждать, было необходимо расширять и развивать фронт действий, чтобы выдавить батистовцев с занимаемых ими территорий и начать продвижение вглубь страны.

В эти дни Фидель часто вспоминал своих погибших товарищей, с которыми прибыл на Кубу на «Гранме». Много времени было упущено из–за того, что новых бойцов было необходимо как следует обучить. «Если бы мы высадились там, где было запланировано, с 82 бойцами, война длилась бы только семь месяцев. Почему? Из–за опыта. С той группой, с 55 винтовками с оптическим прицелом, с замечательными стрелками и с нашим опытом война, в конце концов, не длилась бы и семи месяцев» [219]219
  Cien horas con Fidel, Conversaciones con Ignacio Ramonet, p. 211.


[Закрыть], – до сих пор убежден Фидель Кастро.

Когда новое пополнение завершало курс обучения огневой подготовке и основам партизанской борьбы, Че Гевара предложил Фиделю «обкатать» новобранцев – напасть на первый попавшийся блокпост или захватить грузовик с оружием противника. Фидель сказал другу, что если рисковать, то «по–крупному». Он убедил Че попытаться взять штурмом один из гарнизонов, расположенных у подножия Сьерра– Маэстра. По замыслу Фиделя эта операция должна была отвлечь военных от судна «Коринтия», которое в скором времени должно было доставить из Майами группу добровольцев во главе с Каликсто Санчесом.

Для проведения акции повстанцев была выбрана казарма, расположенная в селении Уверо, в пятнадцати километрах от Сантьяго. Она имела определенное стратегическое значение, так как преграждала путь повстанческому отряду с гор Сьерра–Маэстра в равнину, в провинцию Ориенте. С военной точки зрения эта операция была рискованной, так как повстанцы решили атаковать хорошо укрепленный гарнизон, находившийся на побережье у самого подножия горного хребта.

Впоследствии повстанцы оценивали этот бой как самый кровопролитный за всю войну, принимая во внимание его продолжительность и число жертв в пересчете на количество участников. Совершив ночной шестнадцатикилометровый марш–бросок со своей базы в горах в Уверо, бойцы окружили казарму с трех сторон. Нападение было совершено в самый разгар дня. Бойцы получили строгий приказ Фиделя не открывать огня по жилым строениям, где находились дети и жены военных.

Повстанцы учли горький опыт некоторых предыдущих операций (штурм Монкады, неудавшийся захват президентского дворца «Революционным директоратом»), когда военные успевали сигнализировать о вторжении и запрашивали поддержку. Бойцы Фиделя разрушили сеть коммуникаций в первые минуты атаки. По этой причине в районе боя не появилось ни военных кораблей, ни самолетов.

А сигналом к бою послужил выстрел Фиделя из оптической винтовки. Еще много раз залп из ружья Фиделя будет служить сигналом к началу боевых операций Повстанческой армии. Фидель оставил несколько человек в резерве, а сам переместился на небольшую высоту, чтобы видеть, как солдаты в крепости отреагировали на нападение. Местность вокруг крепости была лесистая. Возле ворот казармы были сложены спиленные деревья, которые солдаты готовили к отправке в Сантьяго. Толстые стволы послужили укрытием для обороняющихся.

В этом бою отличились командиры отделений: Гильермо Гарсиа, Хуан Альмейда и Че Гевара. После трех часов изнурительного боя военные дрогнули и сдались. Повстанцы потеряли убитыми и ранеными 15 человек. Потери противника были серьезнее – 19 человек ранеными и 14 убитыми. Повстанцы захватили 45 винтовок, из них 24 полуавтоматические типа «гаранд», 20 винтовок «спрингфилд», один автомат; почти 6 тысяч патронов, пистолеты, униформы, ботинки, сумки, каски, штыки.