Текст книги "Очерки по истории анархических идей"

Автор книги: Макс Неттлау

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

Всё это, таким образом, проверено в настоящее время и частью доступно в подлинных документах, подтвержденных свидетельством членов, из которых некоторые ещё живы.

Известно также, до какой степени все сохранялось в строгой тайне, и как Маркс, Энгельс, Утин, Лафарг и другие враги Бакунина бродили во тьме и писали лишь вздорные небылицы, приводили в своих произведениях 1872 и 1873 годов лишь самые туманные подробности об этом предмете и проч. Марксисты до сих пор считают эти произведения серьезными источниками информации. Как эта «информация» собиралась, можно теперь видеть из письма Лафарга к Энгельсу относительно Альянса в Испании, от 1872 года, напечатанного в моей книге «Неопубликованные документы об Интернационале и Альянсе в Испании» (Буэнос-Айрес, 1930, 210 стр.) а соответствующие действия Энгельса в Италии описаны в моей упомянутой итальянской книге на основании оставленных Энгельсом писем и т. п.

После нескольких лет такой деятельности Бакунин выступил публично, впервые в 1863 г. (Стокгольм), на Конгрессе в Женеве, где Лига Мира и Свободы была создана. Бакунин пытался проникнуть в среду членов Лиги для пропаганды своих федералистских идей, в которых антигосударственный федерализм сливался с анархизмом. Он пытался привить этим участникам демократических движений, по большей части выходцам из буржуазии, по крайней мере, дружественное отношение к целям социализма. Это ему не удалось, и тогда он и его друзья возымели желание работать с Интернационалом, к которому Бакунин лично уже принадлежал, вступив в него в составе особой организации – Интернационального Альянса. Когда им в этом было отказано, они стали действовать в качестве секции или, в других случаях, внутри секции Интернационала.

Все это происходило, начиная с осени 1868 года. Сотрудничество этих групп завершилось Базельским конгрессом в сентябре 1869 года. Позднее, Юрская Федерация отделилась от женевских политиков в апреле 1870 года. Испанская Федерация, основанная в июне 1870 г., итальянская федерация, основанная в августе 1872 г., и Славянская секция в Цюрихе (1872-1873) полностью поддерживали принципы, совершенно сходные с теми, которые выдвигал Бакунин.

Бакунин ушел от общественной жизни в сентябре 1873 года. От кружка своих ближайших друзей он отошел годом позднее.

В течение десяти лет, начиная с 1864 года, мы находим его активно работающим в рядах итальянского движения 1866-67 г. г., 1869 г., а с 1871 г. он вдохновляет местные движения во Флоренции, Неаполе, Милане, бросает вызов Мадзини и освобождает многих от его влияния. Наконец, в 1874 году, он готовится занять свое место в Болонье, в на ОДО ченном всеобщем восстании. Его ближайший итальянский товарищ Джузеппе нелли, по инициативе основанной группы, создает испанскую федерацию в Мадриде и Барселоне (1868-1869) на основе программы Альянса. Сам Бакунин с помощью личных связей с Р. Фаргой Пеллицером и Г. Сентинионом (лето и осень 1869 г.) подготовляет испанскую публику и тайные организации. Испанский Интернационал и Альянс остаются до 1873 года в связи с ним, примыкают к идеям, которые он отстаивал, и делают это дольше, чем какая бы то ни было другая часть Интернационала.

Бакунин был очень активен в Женеве в общественном движении, в широкой организационной работе, в секциях; Альянса и в газете «Эгалитэ» (последние месяцы 1868 г. и 1869 г. до августа месяца), а также в юрских секциях непрерывно, начиная с февраля 1869 года. Интернационалисты Лиона и Марселя были в тесной связи с ним, и он взял на себя инициативу революционной организации и повстанческих движений, главным образом, в Лионе в сентябре и октябре 1870 года. Он был на Юре во время Парижской коммуны, когда усилия революционеров направлены были к тому, чтобы подготовить диверсию с целью помочь коммуне. Он принял участие в попытках создать русское анархическое движение (газета «Народное Дело», сентябрь 1868 года, имела задачей поднять все слои русского общества на всеобщее движение) в нечаевский период 1869-1870, чтобы вести пропаганду революционных идей среди русских студентов в Цюрихе (1872 год) и подготовлять пропагандистов, готовых «идти в народ» поднять его на восстание и объединить крестьян для организации революционных бунтов (1872-1873). Сербские студенты также были под влиянием идей и личности Бакунина, в то время как среди поляков он всегда терпел неудачу, ибо никогда не соглашался, чтобы поляки управляли Малороссией и Белоруссией (1872 год.).

Такова приблизительно была область личного влияния Бакунина в те годы. Следует заметить, что в других районах, где анархические идеи также развивались в те годы, в Париже, в Бельгии, особенно в Голландии, его связи были слабы, и он был скорее далеким дружественным наблюдателем, чем активным сотрудником, хотя он и встречался с единомышленниками из этих мест на Конгрессах. Джеймс Гильом, так тесно связанный с Бакуниным, был также в тесной связи с Варленом в Париже и с де Папом в Брюсселе; тем не менее, они остались вне сферы влияния Бакунина.

По отношению к Парижу это было вполне естественно, ибо, помимо организационной и пропагандистской работы Интернационала, там происходили великие битвы труда, действовали местные синдикальные организации, искавшие случая свергнуть Наполеона III соединёнными общественными силами, путем вооруженного выступления, заговора или другим способом, и постоянно переходившие от удач к разочарованиям и обратно. Эта деятельность в трёх направлениях была в руках местных активистов – Варлена и некоторых других, имевших целью добиться наибольших революционных успехов своими собственными силами. Это объясняет, почему в те годы все социалистические движения оставались движениями общего характера, не становясь сектантскими или преследующими специальные цели: отсюда то относительное единство цели, которое сделало возможным однородность планов, выдвигавшихся зимою 1870-1871 годов, которое привело к Парижской Коммуне 1871.

Анархизм, понятый как не-авторитарный коллективизм, был приземлён для Варлена и дорог ему и его единомышленникам и, придя на смену их первоначальному прудонизму, стал их подлинным личным убеждением, но в водовороте разнообразной деятельности, описанной выше, у них было мало случаев для специальной пропаганды анархизма. Можно сказать, что населению эти взгляды остались неизвестными. Даже наиболее пламенные социальные революционеры, подобно Луизе Мишель, которая была хорошо осведомлена о Бакунине, не восприняли в то время бакунинских идей.

Луиза Мишель стала анархисткой на опыте Коммуны, когда она увидела, что даже самые лучшие социалисты, деятели Коммуны, в целом действовали не лучше, во многих случаях, чем другие правительства. Под этим впечатлением, отправляясь в ссылку в Новую Каледонию, она и сделалась анархисткой, как она рассказала об этом позднее.

В Бельгии, Женеве и Лондоне и в очень немногих других городах, где французским изгнанникам ещё можно было дышать в 50-х и 60-х годах, французские социалистические и анархистические идеи, от Консидерана до идей Прудона, встречали хороший прием в местных группах, состоявших из свободомыслящих, а часто и решительных революционеров, которые в больших городах старались завязывать связи с многочисленными промышленными рабочими – металлистами, текстильщиками, шахтёрами, а в провинции – с земледельческими рабочими. Таким образом, когда был основан Интернационал (в сентябре 1864 года), то Бельгийская Федерация, после всей подготовительной работы, стала цветущей организацией. К ней стало примыкать также значительное число интеллигентов-студентов и лиц свободных профессий, которые, в качестве свободомыслящих и политических радикалов, отошли от буржуазной и клерикальной среды и охотно встречались с наиболее передовыми мыслителями того времени, завязывали личные связи с Прудоном, ибо Прудон прожил несколько лет в качестве эмигранта в Брюсселе, куда позднее приехал Бланки также в поисках убежища.

Политический социализм в то время не был вопросом дня в Бельгии, ибо народ не голосовал, а всеобщие выборы не привлекали никого из передовых мыслителей, за исключением нескольких демократов, ибо наполеоновский плебисцит во Франции показал, что миллионы избирателей всегда становятся добычей власть и капитал имущих. Это объясняет, почему в шестидесятых годах в Бельгии почти все социалисты считали государство столь тесно связанным с капиталистическим строем, что оба они должны были пасть одновременно, и социализм по необходимости должен был бы создать новые политические формы. Это привело к объединению анархизма в духе Прудона с социализмом свободнейшего ассоциационного типа – как раз то, что Писаканэ и Бакунин имели в виду. Бельгийские социалистические газеты шестидесятых годов, Tribune du Peuple, Rive Gauche, Liberte и другие, вдумчивые произведения Цезаря де Папа (1841-1890), Евгения Гимса (1839-1923), Виктора Арну и многих других говорят о действительно блестящем развитии, возникшем из этого соединения лучших продуктов анархизма и социализма, стремившихся обосновать свободнейший из всех видов социализма, самый социальный из всех видов анархизма.

Когда Интернационал стал укрепляться, это молодые бельгийцы первые стали в оппозицию к авторитарному социализму, вносимому марксистами, и против бледного, почти антисоциалистического прудонизма французских эпигонов Прудона, Толена и других парижских рабочих. Молодые бельгийцы выдвинули на первый план идеи коллективистического анархизма, сначала очень умеренного, так как желательно было постепенно сделать эти идеи приемлемыми для широких масс. Лица, наиболее охотно примыкавшие к этим идеям, стали теми интернационалистами французской Швейцарии, которые изжили свои ранние увлечения местной швейцарской радикальной политикой и которые, попав в среду, проникнутую идеями федерализма и раннего социализма, были хорошо подготовлены для того, чтобы воспринять целиком коллективистический анархизм. Я говорю о группе интеллигентов и рабочих – Джеме Гильом, Шварцгеб-ель и другие – в городках Юры и Женеве. Находясь в тесной связи с бельгийцами, с некоторыми из парижских интернационалистов и с Бакуниным (с осени 1868 г.), они образовали одну из тех европейских групп, где это новое сочетание, распространявшееся, с одной стороны Бакуниным, а с другой – бельгийцами, встречалось с чувством большого удовлетворения, изучалось тщательно и разумно и пустило глубокие корни. Федерация, позднее названная Юрской Федерацией, была мала, но являлась опорой и очень значительным фактором в анархическом движении. Испанская и итальянская федерации на протяжении многих годов, а бельгийская федерация в течение более короткого периода (в начале 70-х годов) и юрская федерация были первыми опорными пунктами анархизма, начиная с конца 60-х и вплоть до 80-х годов. Какая перемена со времени унылой изоляции Кердеруа и Дежака, десять лет тому назад, в 50-х годах! Огромный шаг вперед сделан был, главным образом, благодаря блестящему взлету Прудона в его последние годы (1858-1864), не менее блестящему развертыванию деятельности Бакунина, начиная с 1863-1864 годов, небывалому расцвету молодых социалистических талантов в Бельгии в 60-х годах и преданности и отзывчивости, с какими встречались анархические идеи в разных частях Швейцарии, Италии и Испании, где такой прием был давно уже подготовлен, как показывает ближайшие рассмотрение вопроса. Так, например, Юра была районом местной автономии, где преобладали развитые и самостоятельно мыслившие рабочие (часовая промышленность в то время была совершенно децентрализована и свободна от машинного производства), итальянская Романия, Флоренция, Милан, Неаполь и т. д. были гнездами восстаний и заговоров на протяжении многих лет; эти восстания всегда были направлены против государственной власти, которую восставшие в этих местностях считали совершенно бесполезной, нелепой и ненавистной. Каталонские части Испании были проникнуты духом федерализма, а среди рабочих крупной текстильной промышленности было сильно ассоциационное движение. Андалузские провинции, под влиянием нищеты населения, созрели для социальных и аграрных восстаний и т. д. Здесь практика местной автономии, там – влияние учений федерализма (Писаконэ, Пи-и-Маргаль) еще задолго до того подготовили почву. Государство, церковь, буржуазия, земельные собственники и весь авторитарный механизм, на который они все опирались, были признаны врагами.

Таким образом, путем естественной игры сил и факторов притяжения и отталкивания, – подобно зернам, брошенным на ветер и частью попавшим на бесплодную почву, а частью давшим роскошные всходы на плодоносной почве, – анархические идеи в 60-х годах, когда Интернационал и другие силы (например, кооперация в Англии и Франции, лассальянское движение в Германии и т. д.) повсюду объединили секции, общества и союзы, наиболее подвижных и деятельных рабочих и социалистических друзей рабочих, анархические идеи пустили корни в большом масштабе и в самой плодоносной почве, как уже сказано выше. При этом, конечно, неизбежно было, что анархизм медленнее развивался на менее подготовленной почве (напр., во Франции) и почти вовсе не развивался в странах, где такие благоприятные условия совершенно отсутствовали. Таким представляется положение, – по крайней мере, на мой взгляд, если оглянуться на пройденный путь теперь, когда мы можем изучить и сравнить многие моменты движения, смысл которых был сокрыт от современников. С другой стороны, весь повседневный опыт деятелей того времени исчез вместе с ними, и мы не можем уже точно установить его.

Мы вынуждены допускать неточности и ошибки во многих наших годах, но это естественное местное распределение сил анархизма в 60-х и 70-х годах объясняет много других вопросов, напр., бесполезность столь многочисленных споров того времени и позднейших времен о необходимости сделать универсальную, одну единственную социалистическую доктрину: ни Маркс, добивавшийся этого, ни энтузиасты анархизма, которые этого жаждали и надеялись на это, не добились успеха. Не говоря уже о том, чтона это дело было убито много энергии, эти попытки дали повод также к широко распространенному недоверию, при наличии существовавших в то время расовых теорий, считавших латинскую и славянскую расы едва ли не прирожденными анархистами, а англо-саксонскую и тевтонскую расы – прирожденными сторонниками власти. Бакунин чрезвычайно занят был этими теориями, и через эту широкую дверь большинство его национальных идей 1846-1863 годов вновь вошли в его анархическое учение, как это неоспоримо доказывает его книга «Государственность и Анархия» (1873) и последовавшие за нею труды. Инициатива Прудона, выдвинувшего идею федерализма 1859-1863 года, была уже совершенно забыта, равно и все его предостережения.

Национальная гордость и вражда между народами были, таким образом, снова разожжены; между тем как если бы развитие общества пошло по пути настоящего анархизма, то, при условии правильной оценки положения, можно было бы, – по крайней мере, по моему мнению, – попытаться дать анархизму пустить корни в наиболее подготовленной федеративной и революционной среде внутри каждой нации, страны и расы. Такая среда, в качестве отправной точки существует повсюду – так же, как повсюду существуют реакционные центры, враждебные прогрессу.

Недостаток места не позволяет мне подвести итоги социальным идеям Бакунина, которые заслуживают того, чтобы ознакомиться с ними в подлиннике или в переводах, которые теперь бесконечно более доступны, чем в его время и много лет спустя после его смерти, когда лишь очень небольшая часть его произведений существовала в редких изданиях. Главная масса его произведений осталась в рукописях. Очень важные письма его, а также много рукописей были уничтожены или затеряны.

Серьезному исследователю я бы рекомендовал, по крайней мере, первое изложение его принципов, сделанное, как уже сказано, в 1866 году, проекты 1868 года, речи в Берне (сентябрь 1868), статьи в «Эгалите» (1869), русские статьи и воззвания (1868-1869), рукописи, где рассматривались положение во Франции в октябре 1870 года и предположение о превращении войны в социальную революцию и затем переход к обсуждению интеллектуальных условий человеческой свободы; отрывок, названный «Бог и Государство», с двумя трактатами о происхождении религии, «Антитеологизм» 1868 г. и рассуждение о «Божественном призраке» 1870, затем публичные доклады на Юре, очень сжатый отрывок «Принцип государства», отрывки о Парижской Коммуне и статьи против Мадзини, также циркулярное письмо его итальянским товарищам, помеченное 1871 годом, статьи относительно Маркса до и после Гаагского Конгресса 1872 года, «Государственность и Анархия» 1873 года (ныне доступные в русской перепечатке и в испанском переводе 1929 года), – все эти письма, а также письма, напечатанные в книге Корнилова, переписка Герцена и Огарева, письма о запутанных принципиальных вопросах, пропаганде, организации и тактике, посланные итальянским, французским, испанским и другим товарищам, также личные документы, от «Исповеди» (1851) до Шплигенского мемуара 1874 года (с 1929 г. также доступен в полном испанском переводе) и т. д.

В течение 45 лет, с начала 30-х годов до 1876 года, Бакунин вел чрезвычайно деятельную и разнообразную интеллектуальную жизнь, в которой единство цели сочетается с тесным соприкосновением с самыми различными представителями передовых групп в целом ряде стран. Несмотря на то, что так много его произведении было уничтожено или исчезло без следа, многое все же было разыскано. Ознакомиться с этим наследством хотя бы вкратце будет делом необходимым. Серьезное изучение этого наследства требует также знакомства со многими лицами, идеями, политическими и социальными положениями, дружественными и враждебными факторами, с которыми Бакунину пришлось сталкиваться. Я могу только рекомендовать издания его произведений, из которых французское вышло в 6 томах, 1895-1913, – немецкое в 3 томах, 1921-1924, – испанское в 5-ти томах, 1924-1929. Ни одно из этих изданий еще не закончено и лишь содержит часть произведений Бакунина. Русские перепечатки делают доступными все новые произведения Бакунина, а многие тексты существуют только в редких, первых изданиях и в неопубликованных рукописях.

Было бы поэтому совершенно нелепым создавать себе мнение о Бакунине, как это до сих пор делают некоторые, на основании очень ограниченного числа его произведений, или даже, как это случилось недавно с кое-кем во Франции, на основании не заслуживающих доверия и рассчитанных на сенсацию биографий Бакунина. Такова, например, биография, написанная г-жой Извольской (Париж, 1930), которая основывается на совершенно неверной марксистско-большевистской биографии, составленной Стекловым.

Я пытался изложить деятельность Бакунина на многих страницах немецкой книги «Анархизм от Прудона до Кропоткина» 1859-1880 (Берлин, 1927, 312 стр.), особенно в главах II, III, VII – XII, где я указал каждое теоретическое, тактическое или организационное выступление Бакунина в течение 1864-1874 годов. Сюда я отнес статьи, излагающие его взгляды и касающиеся современников Бакунина – анархистов, оппонентов Бакунина из числа марксистов, а также исторические события тех лет. Бельгийская анархическая литература 60-х годов, имеющая своим источником Прудона и независимая от Бакунина, описана в той же книге, главы 4, 8 и 9, а упадок этой литературы описан в главе 13. Подробный отчет о собрании, состоявшемся в Патигисе (Арденны) 26 декабря 1863 года (Цезарь де Пап) и длинный ряд документов, перечисленных выше, являются основой для изучения этой ветви анархизма, вместе с отчетами Конгрессов Интернационала, главным образом, за годы 1867, 1868, 1869. Очень тщательно выбранные из этих бельгийских документов статьи М. П. Сажина и Бакунина собраны в редкой русской книге «Историческое развитие Интернационала» (Цюрих, 1873 года, 275 стр.).

Бакунин при помощи итальянцев и русских (Н. Жуковский), юрцев и некоторых женевских социалистов, бельгийцев и некоторых французских социалистов, а также испанских интернационалистов, перезнакомился с целым рядом этих организаций и все они перезнакомились между собой и установили между собой подлинно дружеские отношения на основе солидарности. Эти отношения, частью открытые, частью же частного характера (называвшиеся тайными отношениями), продолжались много лет. В тайные отношения не входили только бельгийцы, питавшие отвращение к такого рода отношениям. Таким образом была сформирована антиавторитарная фаланга, которая противостояла авторитарному влиянию Маркса и политическим соблазнам, исходившим от развивавшейся социал-демократии. В этом последнем пункте бельгийцы составили исключение в середине 70-х годов. Историческое изложение того, как все это происходило, весьма интересно и поучительно. Такое изложение ни в коем случае не является «Древней Историей», ибо анархизм все еще имеет дело с теми же самыми врагами и препятствиями, которых он не смог уничтожить, ибо они объединились со всеобщей реакцией и всеобщим распространением централистических тенденций. Однако, анархизм крепко стоит в борьбе с этими врагами. Обо всем этом можно узнать из прекрасной книги – «Записки Юрской Федерации», напечатанной в 1873 году в Швейцарии. Документально всё это можно установить с точностью по книге Джемса Гильома «Интернационал», 1864-1878 (Париж 1905-1910, 4 больших тома). Дальнейшие подробности могут быть почерпнуты в серьезных изданиях, касающихся Бакунина тех лет, а также из произведений серьёзных противников, как полное издание переписки между Марксом и Энгельсом и т. д.

Здесь я могу коснуться только очень немногих подробностей, относящихся к общему развитию анархических идей в те годы.

Когда Бакунин повернулся спиной к воинствующему национализму (1863), то он сделал это потому, что близко узнал национализм, проникнутый государственными стремлениями и государственным строительством. Никто не был заинтересован в справедливом национальном федерализме, который был предложен Бакуниным в 1848 году («Основы новой славянской политики»). Национализм стремился только к размножению государств. Его идеал достигнут был в 1919 году, когда 25 европейских государств превратились в 36 государств. Бакунин стремился к ассоциации и федерации, признавал право на самоопределение и автономию и отрицал право завоевания (13 пунктов предложенных им Комитету «Лиги Мира и Свободы» в конце 1867 года, являются классическим изложением его взглядов. Это изложение напечатано во французском издании сочинений Бакунина, том I).

Это могло бы быть достигнуто только тогда, когда власть государства над личностью была бы сломана путем уничтожения организованного угнетения в интересах монополии и привилегии. Социальное недовольство могло быть рычагом для этой цели, но его нужно было бы возбудить, а если бы исторические события вызвали его, то его нужно было бы защитить от принесения его в жертву новым господам – новым политическим и социальным порабощениям силами авторитарной организации, механизмом государственных социалистов. Бакунин это предвидел, а большевизм осуществил его предвидения с точностью и оказался даже хуже того, что предвидел Бакунин.

В 60-х годах ежедневно ожидались события, которые могли бы создать новое положение, как, например, падение Наполеона II во Франции. Его исчезновение в то время могло бы привести к переменам такого же характера, как и падение Муссолини в наши дни. Мог бы установиться любой режим, от Орлеанской монархии до красной республики и коммуны. Бакунин хотел быть подготовленным к такому положению, которое могло бы повести к новому, социально-революционному, противогосударственному и социалистическому 1848 году. Во всяком случае, стоило попытаться. Бакунин стал собирать способных единомышленников-рабочих. Применяясь к тогдашним условиям, когда Мадзини, Бланки и другие вожди объединяли свои организации при помощи тайных связей, Бакунин основал тайное общество, позднее названное Международным Братством. Только после того, как это было сделано, Международное Товарищество Рабочих было основано в сентябре 1864 года, а несколькими неделями позднее Маркс, услышав о поездке Бакунина через Лондон, посетил его и хотел заинтересовать его в Интернационале, главным образом потому, что Бакунин мог бы противодействовать влиянию Мадзини на итальянских рабочих, так как Бакунин жил в то время во Флоренции. Они расстались в дружественных отношениях, как видно из писем, но, хотя Бакунин был в оппозиции также и к Мадзини, он не мог вести с ним борьбу в интересах Маркса, который был противником Бакунина в других вопросах. Бакунин предпочел прекратить сношения с Марксом и работать самостоятельно в Италии и в международном масштабе, и, наконец, в «Лиге Мира и Свободы» (1867-1868). Когда это стало совершенно невозможным, тогда его друзья из Братства (французские и итальянские члены) придумали создание отдельного общества, открытого «Альянса», который пожелал присоединиться к Интернационалу. Это было отвергнуто генеральным советом, и с этого момента Маркс и Энгельс стали питать жестокую вражду к Бакунину. Последний работал в Интернационале и вполне приспособился к открытой пропаганде – не анархизма, не революционных принципов, а к пропаганде только организации рабочих масс в большие общества на основе международной солидарности труда против капитала и надежды на полное освобождение труда путем солидарности и борьбы. Это был современный синдикализм с конечными социалистическими целями. Это было, далее, усилие освободить организованные массы от прямого влияния какой бы то ни было социалистической школы, вроде политического социализма, социал-демократии, бланкизма и т. д.

Рядом с этой открытой и не-сектантской организацией, Бакунин считал полезным и необходимым поддерживать индивидуальные формы борьбы, установить частные связи с активистами, исповедовавшими взгляды революционного анархизма, подобно ему самому. Он считал, что это могло бы обратить их способности на агитацию и пропаганду среди таких же элементов в открытых секциях и вообще могло бы защитить наиболее опытных членов таких организаций от авторитарного влияния умеренных и всяких иных социалистов.

Маркс пользовался другими средствами, а именно: его сторонники пытались внедрить свои партийные взгляды в открытые секции, а сам он пытался навязать эти идеи принудительно, при помощи неограниченной власти, врученной ему и его сторонникам в администрации общества.

Оба способа действия были ошибочны, но и организационный принцип всей группы также был ошибочный. Партийные идеи не должны навязываться открытым организациям. Большая организация не может успешно работать, если не может быть достигнуто идейное единство. Авторитарные и антиавторитарные идеи не могут сожительствовать в мире, если не принято мер в духе автономии и взаимной терпимости.

В сущности столкновение между открытой и подпольной пропагандой было неизбежно, проповедуемые идеи стали известны широкой публике. Что касается практической деятельности и личных отношений, то взаимное недоверие и вражда привели к тому, что все это стало тайным. Это положение привело от скрытой борьбы к открытой войне и расколу в 1871-1872 годах (между Лондонской Конференцией и Гаагским Конгрессом). Таким образом тщательно обдуманный план Бакунина – отделить массовую открытую, синдикальную организацию от маленькой, тесной анархической организации, Интернационал от Альянса, – был разрушен силою обстоятельств, разными путями и в разных местах. В общем там, где заранее была подготовлена почва для анархизма, открытые секции скоро стали анархическими, и Альянс стал основной группой, где происходило обсуждение тактических и других тайных или частных дел, тогда как в районах, где преобладало авторитарное влияние, в секциях получили преобладание авторитарные идеи. Альянс был бессилен в таких секциях, или лучше сказать, отсутствовал там, вовсе никогда не существовал там (все подробности об этих организациях вполне установлены в настоящее время).

Таким образом в упомянутых выше районах Интернационал с 1870 до 1873 года отождествился с анархическим движением, тогда как в авторитарных районах он слился с социал-демократическими и им подобными партиями, или вовсе был покинут для присоединения к этим партиям. Быстрый ход развития в течение нескольких лет и колоссальное событие – Парижская Коммуна 1871 года, в которой все участвовали и которая окончилась так трагически, – все это произошло раньше, чем наступил кризис в организации. Обе группы – и авторитарные социалисты, и анархисты – увидели в Коммуне подтверждение некоторых своих идей, и отсюда возникло среднее течение – коммунисты, сочетавшие свободу в теории и власть на практике.

Все это было немалым успехом для анархизма, столь резко встречавшегося в 5-х годах, а теперь, в начале 70-х, ставшего руководящим принципом Интернационала в организациях Юры, Италии, Испании, Бельгии и Голландии и нашедшего множество сторонников среди французов и русских.