Текст книги "Судьба запасного гвардейца"

Автор книги: Макс Поляновский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

– Извините, Анна Тимофеевна, этак мы до утра можем толковать. Поехали, Васек!

Шофер невольно улыбнулся: сколько раз те же самые слова он слышал от зампотеха на фронте.

Всю дорогу, до самого дома Анны Тимофеевны, шофер и Гасилов вели разговор о неведомом для нее Павлике. Они обменялись адресами, телефонами, но, выйдя из машины, Гасилов посмотрел на свою спутницу вопросительно.

Кто знает, может быть, ее смутил рассказ о ребенке или его скрытность, и она не чает теперь, как прекратить ставшее ненужным знакомство?

Но Анна Тимофеевна потянула его за руку:

– А теперь я хочу вас о чем-то спросить.

Некоторое время Юрий Петрович и Анна Тимофеевна смотрели вслед машине. Потом, не уговариваясь, пошли вдоль тихой, пустынной улицы. Гасилова удивило выражение странной задумчивости на лице его спутницы. Она почувствовала его пытливый взгляд, мгновенно подняла глаза и взглянула на него, будто чего-то ожидая.

Он понимал, чего она ждала, и был благодарен, что она не обиделась, сумела понять его опасения, его тревогу.

И он стал рассказывать ей о Павлике, об этом бесконечно дорогом для него ребенке.

Долго бродили они в ту ночь по затихшим улицам. Не раз Анна Тимофеевна незаметно утирала платочком слезы.

Радостный и взволнованный возвратился Юрий Петрович домой.

Медленно и задумчиво поднималась по лестнице Анна Тимофеевна. Иногда она останавливалась, как бы прислушиваясь к тому, что происходит в ней, радуясь той удивительной полноте жизни, какую она вдруг именно сегодня ощутила. Гасилов нравился ей с самого начала, но был в чем-то непонятен, она угадывала: он избегает разговоров о своей жизни, не до конца откровенен, и это ее настораживало. Сегодня же он раскрылся так неожиданно, так хорошо! Она снова заплакала от волнения, от нежности к этим двоим людям, отцу и сыну...

* * *

Детский сад, куда ходил Павлик, перебрался на дачу, в Подмосковье.

В один из воскресных дней к воротам подъехала машина, за рулем которой сидел шофер Васьков. Он привез на свидание к Павлику Юрия Петровича и... Анну Тимофеевну.

Все трое трепетно ожидали встречи с "запасным гвардейцем".

Машина остановилась. Условились, что сначала Гасилов пойдет к Павлику один, побудет с ним недолго, скажет все, что нужно, и вернется сюда, к Анне Тимофеевне и Васькову.

На Гасилова жалко было смотреть. Он сделал шаг, остановился, оглянулся беспомощно на своих друзей. Потом решительно махнул рукой и отправился искать мальчика.

Когда Гасилов скрылся из виду, Анна Тимофеевна и Васьков, выйдя из машины, сели на траву. Васьков видел волнение женщины и, стараясь не смотреть на нее, вновь стал рассказывать во всех подробностях, как был найден малютка и как после он жил вместе с ними во фронтовой землянке.

Васьков догадывался, что Анна Тимофеевна была, пожалуй, единственным в Москве человеком, которому Гасилов сам поведал эту историю. К тому же догадливый Васьков уже понимал, чем кончится знакомство Гасилова с доктором Марсовой...

Павлик встретил отца, как всегда, радостными воплями. Бросился к нему, обвил его руками за шею, прижался щекой к щеке. Но уже через несколько минут он почувствовал, что Юрий Петрович необычно серьезен.

– Почему ты такой скучный, папа?

– Что ты, сынок! Я совсем не скучный, я очень рад. И знаешь, почему? Нет? Так слушай: наша мама приехала!

Павлик стоял не шелохнувшись.

Как долго ждал он этой счастливой минуты, а сейчас, когда она наступила, он испугался, не поверил, боялся поверить.

– Что же ты молчишь, маленький? Или не понял? Наша мама приехала.

Павлик заговорил не сразу. Потупился, спросил неуверенно:

– И у меня теперь всегда будет мама?

– Конечно, сынок. Всегда, каждый день у тебя будет мама.

И Юрий Петрович повел сынишку туда, где на траве, ни жива ни мертва, сидела Анна Тимофеевна, а с ней рядом Васьков, беспрерывно тараторивший от смущения.

Увидев Гасилова с ребенком, они оба поднялись. Анна Тимофеевна шагнула вперед, протянула руки:

– Иди ко мне, мой мальчик!

Гасилов чуточку подтолкнул Павлика вперед:

– Вот и дождался ты, сынок... Обними же маму.

Еще мгновение – и малыш бросился на шею Анне Тимофеевне. Она прижала его к себе.

– Мама, а почему ты плачешь? – Это был первый вопрос, который задал своей матери Павлик.

– Ничего, сынок... Это я от радости. Просто я давно тебя не видела.

– А теперь ты никуда не уедешь? Ты правда каждый день будешь моей мамой? – допытывался мальчик.

– Каждый день, каждый час. Всегда-всегда, маленький ты мой. А теперь, сынок, познакомься с дядей Васей. Он и твой папа вместе были на фронте, он помнит тебя маленьким-маленьким. Вот таким!

Когда Васьков порывисто и неловко поцеловал мальчика, Павлик почувствовал на лице своем что-то вроде легкого ожога. Он так и не понял, что это было такое, и уж никак не поверил бы, что фронтовики-гвардейцы могут плакать!

ВЕСТОЧКА С УЛИЦЫ МИРА

В январе 1951 года журнал "Огонек" во втором номере опубликовал мой небольшой очерк о судьбе Павлика Гасилова.

Вскоре в редакцию стали приходить письма. История "запасного гвардейца" взволновала и заинтересовала многих читателей.

Эти письма пересылали из редакции мне для ответа.

Однажды среди таких откликов оказалось письмо из Сталинграда. На листке бумаги сверху типографским шрифтом было набрано:

ЗАСЛУЖЕННЫЙ ВРАЧ РСФСР,

ДОКТОР МЕДИЦИНСКИХ НАУК, ПРОФЕССОР

В. А. С У Р А Т

Ниже следовало несколько строк, написанных чернилами.

"В Вашем очерке, – писал мне профессор, – упомянуто мое имя. Мне очень бы хотелось повидать мальчика, я его очень хорошо помню. Если товарищ, выведенный Вами под фамилией Гасилова, не будет возражать и Вы также найдете это возможным, сообщите мне, пожалуйста, их адрес. Вскоре мне придется побывать в Москве на медицинской сессии и, с разрешения, конечно, товарища Гасилова, я с удовольствием возобновил бы знакомство с "Павликом" и его родителями.

Само собой разумеется, если наша встреча состоится, сохранение тайны я гарантирую.

С товарищеским приветом профессор В. Сурат".

...Встреча состоялась ранней весной у меня на квартире. Первыми пришли Гасиловы с Павликом. Мальчик и прежде бывал у меня и всякий раз, приходя, интересовался новыми детскими книгами.

Пока они с Анной Тимофеевной сидели в моем кабинете, разглядывая рисунки в книгах, между мной и Гасиловым завязался разговор в другой комнате. Я поинтересовался, как сложились отношения между Анной Тимофеевной и Павликом.

– Друг мой, – улыбнулся Гасилов. – Мне кажется, Павлик даже не помнит того времени, когда мы жили без нее. Мы вместе уже пятый год и любим друг друга все больше. Минувшей осенью мы повели Павлика в школу...

Раздался звонок. Это пришел профессор Сурат.

Павлик не видел, как радостно встретил профессора Юрий Петрович, не слышал их разговора. Разглядывая рисунки, он не заметил, как отец познакомил профессора с Анной Тимофеевной. Она же благодарила Сурата с такой проникновенной материнской любовью, что просто не верилось: неужели в ту пору она даже не подозревала о существовании мальчика и его приемного отца?

Профессор Сурат, стараясь говорить возможно тише, обменивался с Гасиловым воспоминаниями о "той" зиме в Саратове. Посмеялся, припомнив свою отчаянную борьбу с холодом в нетопленой квартире. Наконец, оглядев нас всех, спросил взволнованно:

– Где же мой пациент?

Гасилов понял беспокойство профессора.

– Вы, Вениамин Александрович, должно быть, решили, что мы из осторожности оставили его дома? Нет, он здесь, ваш пациент.

Юрий Петрович позвал из другой комнаты сына, положил ему на голову крупную свою руку и сказал:

– Поздоровайся, сынок, с доктором. Он помнит тебя совсем крохотным...

Младший Гасилов доверчиво протянул руку профессору.

Спустя несколько минут Павлик лежал на моем диване. Профессор сидел рядом, выслушивал, выстукивал давнишнего своего пациента и ласково приговаривал.

– Дыши, голубчик, глубже. Не напрягайся. Вот так, умница, умница.

Затем профессор говорил Гасилову и его жене, ожидавшим не без тревоги окончательного заключения:

– Пациентом своим я на этот раз вполне доволен. Он у вас растет крепышом, вроде бы и не был никогда хилым ребенком. Паренек в отличной форме!

– А все козье молоко, уважаемый профессор! – пошутил Гасилов.

Но профессор будто и не слышал шутки.

Уже вечерело, и Анна Тимофеевна напомнила, что мальчику нужно вовремя лечь спать. Не опоздать бы наутро в школу.

Мои гости ушли.

– Непременно навестите меня, если будете в наших краях, – прощаясь, сказал мне профессор Сурат.

Дверь захлопнулась, а я все еще стоял в коридоре, прислушиваясь к звуку шагов на лестнице. Потом вернулся в комнату и подошел к окну.

Они шли парами. Впереди профессор с мальчиком, понятия не имевшим о том, что когда-то его называли "запасным гвардейцем", позади – Анна Тимофеевна и Юрий Петрович. Профессор о чем-то увлеченно рассказывал Павке, и тот слушал, вытянув шею, весь внимание.

Зажглись фонари. Продолговатые отблески огня, набегая друг на друга, ложились на мостовую, и от этого дорога казалась широкой и бесконечно долгой.

ПИСЬМО ТОМУ,

КОГО Я НАЗВАЛ В ЭТОЙ ПОВЕСТИ

ПАВЛИКОМ ГАСИЛОВЫМ

Ну, вот я и ответил этой большой повестью на вопрос Ваш об отце и матери, о Вашей судьбе. С огромным волнением перечитывал я пожелтевшие газетные вырезки, свои записи в старых блокнотах.

Не удивляюсь, что Вы узнали себя – наверно, многие приметы в напечатанных мною заметках были слишком явными, да еще вдобавок отец Ваш познакомил нас когда-то.

Имел ли я право приподнимать завесу, раскрывать в какой-то мере тайну Вашего усыновления офицером, названным в этой невыдуманной повести Юрием Петровичем Гасиловым?

Мне думается, имел. Быть может, найденный в письменном столе отца пакет с газетными вырезками был оставлен не без умысла, а для того, чтобы человек, которому теперь уже за тридцать, узнал себя, правду о себе. Но если бы его что-то больно ранило в эти минуты, у него были все возможности не проявлять излишней пытливости и прочитать газетные вырезки, как нечто, не имеющее к нему никакого отношения. Разве я не прав?

Вы сами написали мне, что память об отце и матери для Вас священна. Так оно и должно быть. Гасилов не только нашел Вас и спас от верной гибели, пронес сквозь фронт и заботился, как о родном сыне: он нашел Вам прекрасную мать и с нею вместе создал Вам солнечное детство, вырастил, дал образование и специальность. Это ему, воину-освободителю, защитнику детства, поставлен памятник на холме Трептов-парка в Берлине. Одной рукой воин прижимает к груди спасенного ребенка, в другой держит рукоятку обнаженного меча.

Таков был Ваш отец, Юрий Петрович Гасилов.

Скажу по совести: получи я на это Ваше разрешение, я обнародовал бы подлинные имя и фамилию Вашего отца, одного из самых благородных и удивительных людей, каких я знал.

Моя повесть – это не раскрытие тайны усыновления из простого любопытства или желания растревожить сердца читателей. Это и ответ на Вашу просьбу, стремление раскрыть Вам волнующие подробности, о которых Вы, вне сомнения, не знали, и попытка поведать многим людям о великой человечности одного из скромных советских воинов, принесших великую победу своей стране. Мне хотелось рассказать и об отце Вашем, Юрии Петровиче Гасилове, и обо всех тех родных душах, которые щедро дарили Вам свое тепло, чтобы и для Вас война завершилась победой...