Текст книги "Гуталин"

Автор книги: Маккуро Катанака

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

  Быть может, были не готовы свершить сей чудный акт некрофилии, но ведь тогда, всё было напрасно?  И страдания Осириса, и радость Исиды; моя активность Нергала и Ваша пассивность Эрешкигаль? У меня ком в горле от того, что Ваш взгляд на эстетику не допустил ещё мысли об этом; что Вы забылись о цели, и забылись в действе, ликуя там, где только начинается прелюдия. Отходя в сторону, вечно возвращаетесь назад мной моей рукой, но не понимаете вновь; и забываетесь по-новой, но ведь нельзя. Божественные законы не должны нарушаться, и как Хокма без Далет сможет соединиться с Биной? И следует ли мне взять на себя ту роль, которая должна была быть исполнена уже давно? И если Вы умрёте, я буду оплакивать Вас, как Исида оплакивает Осириса в бесконечном цикле перерождения; и я буду любить Вас так, как любит Шиву Кали, пожирающая его, ликуя.  И я не могу более смотреть на Вас так, как раньше, и когда я иду, а перед глазами – Вы, то Вы уже не такая, и образ Ваш уже как бы более тёмный и далёкий, но менее хрупкий, и я смотрю на Вас уже не как на тёплую и живую, но как на мёртвую и холодную; и мне кажется, что этот образ скрасит Вас ещё больше; и это становится фетишем моим – как браслет;  как шорты; как кроссовки; как Вы сама, но не Ваша душа. Я радуюсь, когда смотрю на Вас и на Ваше тело; на Вашу мимику и улыбку; просто радуюсь, и счастлив; червь признаёт что он червь, но не может иначе, кроме как следовать своей Воле; кем бы он ни был, и если Воля такова, значит так – надо.  Но я не радуюсь, когда вижу очертания Вашей души; она – вечный ком в горле; язва и опухоль; и я благодарю её за то, что дала мне; хоть и ненавидя то, чем она является по натуре. И пусть, значит такова моя Воля, которую я не постигну в полной мере, пока не отдамся ей полностью; и я отдался; и меня захлестнуло это страшное желание, и я был счастлив в моих жестоких мыслях, представляя, как рука моя плавно ведёт нож по Вашей коже; как молекулы ножа разрывают молекулы Вашего тонкого природного савана, тонкого настолько, что я могу разглядеть милые тонкие вены на Вашей щеке; настолько, что, кажется, одно прикосновение к ней может оставить шрам.

Как сталось так, что Ваше очарование довело меня до такого? Эта идея кажется тем реальней и резонней, чем безумней и невыполнимей. И сейчас, когда ловлю себя на мысли, что мне, может, и не хватит духу разрушить священный союз молекул смуглой кожи Вашей, используя нож, которым сам когда-то резал руку свою во время моих первых ритуалов, я считаю себя трусом, ведь идея моя кажется мне абсолютно правильной; и не обвиняю себя в желании своём – но обвиняю в робости перед фактом этим.

И так хочу, чтобы Вы знали, что я люблю Вас. Так, как никогда никого не любил за всю свою жизнь, и может быть, этим обусловлено состояние нынешнее моё.

И с того момента, знаете, я не мог выйти из дома без старого своего перочинного ножа. Я дал обещание, что он всегда будет со мной, и носил его в правом кармане всё время, и тяжесть стальная его стала чем-то, к чему я привязался настолько, что как-то раз, когда оставил дома его, меня охватила паника. Как если бы охватила паника человека, который прибыл в аэропорт, осознав, что забыл дома билет на самолёт; и я не мог представить, как раньше мог существовать без этого; и в зимние морозы лишь тепло, которое отдавала мне рукоятка ножа, грело меня.

  Вы знаете, я не был одержим ненавистью. Как не был одержим никогда любовью; но Вами, и какой бы мерзкой или страшной мне не казалась Воля моя, я принимал её с радостью и спокойствием, если знал, что эта Воля обусловлена Вами; и Вы одним лишь взглядом благословляли каждое действие моё, может быть, даже и не замечая этого сами; и Вы благословляли саму мою жизнь, которая теперь тонет столь стремительно и безвозвратно.

六

«О, дети мёртвых!

Как сталось так, что вы живее всех живых?»

                                      Библия Тиамат, Книга слёз

  Каждый вечер мой иду теперь на свидание с городом и Луной; и опуская ногу на асфальт, шагая с пандуса во тьму, я ныряю в гуталин; и он поглощает меня, он делает мои мысли ещё темнее, а желания – ещё греховнее. Шаг за шагом в темноту – но на всех уровнях гуталин одинаково чёрен. Такая же чёрная луна с ухмылкой курит опиум на небесах, и как бы шепчет мне что-то; мне все шепчут что-то, и я знаю это точно; это не шизофрения, это мой собственный голос находит отражение в невидимых стенах вокруг. Ещё одна одинокая ночь, и я надеюсь увидеть Вас; и я выхожу с одной лишь целью; и я беру нож с собой с одной лишь целью; и я иду к Вашему дому; а я знаю, где он, и я надеюсь, Вы помните, так было когда-то, что я провожал Вас тем вечером, когда ещё улиткой томился в лодке, плывущей по Стиксу в бесконечном аквариуме; и нам Луна светила на небе тогда ярко, и я надеюсь, Вы помните это, и помните эти приятные времена, когда я мог любить чисто и открыто; когда я не ходил за Вами тенью, потому что мне это не было нужно, но я шёл рядом с Вами, и мы смотрели на Луну, а я мысленно благодарил её за то, что я сейчас с Вами, а Вы – со мной. И мне не нужно было благодарить смерть за то, что я созерцаю красоту; и я не мечтал вырывать сердца других, потому что сам отдал Вам сердце, позволив  оставить на нём неизлечимые ожоги, сейчас бережно храня и извиняясь перед ним; и я был счастлив от того, что пресмыкаюсь, подобно червю, что борюсь за то, что хочу, хоть и непроизвольно дёрнувшийся мускул может раздавить меня; и я видел, что Вы жили, и я был рад; и тогда, когда Вы заболевали вдруг, проводил ночи в медитации и молитвах, взывая к своим тёмным Богиням, чтобы они вылечили Вас; и я был счастлив, когда пытался проникнуть в Ваш сон хотя бы на мгновение, сидя тогда в углу, когда Вы спали; и был счастлив, представляя, что Вы живы, и что Вы здоровы; и это были времена, когда я не тонул в гуталине; и как бы я хотел вернуться туда сейчас. Когда я был счастлив в живой любви, и мне так хочется этого, что я пытаюсь даже убедить себя в этом, но вынужден принять себя таким, каким я стал. Я не могу убежать от Вас, так какие же у меня шансы сбежать от самого себя! Воистину, сие есть цена за любовь, и крест я этот несу с гордостью.

  Со Смертью за руку гуляя по ночному Кобе, я молюсь про себя, чтобы это были Вы.

  А Смерть говорит мне как бы: «ты будешь с ней вместе вновь, и ты будешь счастлив, и ты должен помнить, зачем ты берёшь с собой нож каждый вечер; и ты должен исполнить эту Волю, и тогда ты будешь с ней, и я обещаю это тебе. Вы будете вместе вечно.»

И я иду к Вашему дому; я помню Ваш подъезд, но не знаю окна; и я сижу напротив подъезда в тени, надеясь, что дверь откроется, и выйдете Вы; и я брожу сквозь домов в бесцветной ночи, ожидая, что встречу знакомый силуэт за углом; с закрытыми глазами я могу пройти от своего дома до того так же быстро, как сделал бы это с открытыми.

  Сидя вот так пред Вашим домом, я понял, что это будет Местом Силы отныне. И когда мне плохо,  когда кошмары мучают меня, когда сомнения закрадываются ко мне в душу, представляю это место; и представляю Ваш дом; и вспоминаю, как провожаю до него, и Луна на небе светит ярко, и мы, живые, а я счастлив и не так страшен самому себе, как сейчас; как я не считал себя таким отвратительным, и только лишь потому, что Вы были тогда рядом.

16.02.**

«Сегодня я видел сон, и там были Вы, покинутое совершенство форм, стояли спиной ко мне, а потом сказали, что совершите самоубийство.

Я окликнул Вас по имени, и Вы обернулись со снисходительной улыбкой.

Я же улыбаюсь кратко и говорю: «До свидания»

И с этими словами весь мой мир завибрировал от боли, будто это был звук Иерихонской трубы.

Потупились ли чувства мои от переизбытка ликования, или была это фрустрация...

Но потом я вижу Вас, спящую спокойно; и не собираетесь больше совершать печальную Волю свою.

Я в бешенстве проклинаю.

Не помню, было ли у сна продолжение.»

А, я помню ещё отца её; мне приходилось видеть его как-то раз. Жуткий, некрасивый, и я подумал тогда ещё, как великолепна её мать, должно быть; я отца этого ненавидел где-то на подсознательном уровне, кажется, потому что говорила мне про него что-то; но мать её – обожал, хоть и видел раз всего, и даже не запомнил хорошо внешность, хоть и хранил в себе образ призрачный

И я молился ей, благодаря, что дала жизнь, которую с таким очаровательным рвением стремлюсь превратить лишь в память; хотел увидеть слёзы её, стоящей у гроба Вашего, гадающей, кто мог поступить так с дочерью её; и чем заслужила она это; но гадать она будет, не зная не деле, как отвратительна её дочь; не зная, что, проникнув в суть эту лицемерную, сама поступила бы так же, и поступила бы более даже жестоко; а я бы стоял рядом, как стоял тогда с Вами, когда утонула подруга Ваша,  утешая; и она бы уткнулась и плакала бы в плечо моё; и скорбела так, а я бы скорбел вместе с ней; она бы искала утешения во мне, и находила; а я бы показывал, что разделяю грусть её, и это было бы чистейшей правдой; а Вы бы смотрели на нас из-под земли, плывя по Стиксу в Аиде, и что бы чувствовали тогда? Я хочу знать только это, потому что бросил все остальные попытки узнать и понять мысли и чувства этого гордого нелогичного существа.

Пффф, кому нужна логика в этом мире, где тропа Ангелов ведёт через Преисподнюю прямиком к червю, который возносится над Господом, извиваясь в зверином канкане со своим вторым концом в свете сломанных прожекторов.

  Аплодисменты.

  Со своих мест поднимаются те, кого нет. Они хлопают и ликуют, и просят неслышимым голосом невидимый бис. Червяк загордился столько, что в свете сломанных прожекторов этих расплавится вскоре;

И этот отец, мне кажется, смотрел на меня как-то раз, когда я проходил вот так вот, измазанный гуталином очередной ночи, из окна Вашего дома; и мне стало так страшно, и я пошёл скорее подальше от этого места; и я боялся, что это был и вправду он, и до сих пор надеюсь, что мне лишь показалось.

О, образ, доставшийся такой мерзости! Небеса, я взываю к вам! И я взываю к тебе, Господь! Как сталось так, что образ этот мог достаться ей, той дряни, которая затащила меня в этот колодец; и я восхищён; и не понимаю, как Вам так умело удаётся этим образом управлять!

Как Вы это делаете? Я не знаю; как не знаю, как вожделение переросло в безразличие, а после – в эту восхитительную ненависть; как не знаю ничего в твоей душе; и ничего в этом мире, ибо весь мой предыдущий мир оказался ложью. И я могу смотреть лишь в то, что за гранью его.

  И пусть улыбка, достойная поклонов и восхищений, и взгляд, достойный Хатхор, умрет для Вас и вместе с Вами, навсегда оставшись жить в моей памяти и страницах, которых коснулось моё перо.

七

Когда в самой моей природе

С влеченьем к телу твоему

Граничит ненависть к тебе,

Как поступать иначе я могу?

                                                       Навйя Нвар, 1986

И так одним вечером я увидел перед собой идеал. Мой идеал прост и примитивен, стоял через дорогу прямо; и это были не Вы и не та мёртвая девушка; но она стояла, поглядывая косо, а я подумал тогда, что мне ничего не стоит более завладеть этим чудесным телом; что  перешёл уже все допустимые границы; и я был счастлив вновь; от того, что могу получить теперь красоту истинную, избавившись от скверны духовной.

Но вспоминаю сразу, что моя цель сейчас – Вы, и стало страшно, и простёр к небу руки вдруг:

  «Господь! Ты смотришь на меня? Видишь ли Ты меня? Смотри, чем я стал! Смотри, что я делаю после всего того, что Ты сделал со мной! Доволен ли Ты теперь? Если нет, но помоги мне вернуться назад, а если Ты счастлив, и если я выполняю сейчас Твою Волю, то помоги!»

  И я упал на колени и плакал. Я скрёб сырой асфальт ногтями, и мне хотелось закопаться в него, и я поломал все ногти свои, и из-под них пошла кровь.

А из тех приятных времён вдруг:

«Ты виноват во всём! И ты сам виноват то, что происходит в твоей жизни сейчас, оттолкнув от себя всё, что было, а у тебя было достаточно, и вы были счастливы; а сейчас ты счастлив со смертью и дышишь воздухом мёртвых.»

  Воистину! Я разочаровался в красоте жизни, которая в конечном итоге привела меня к своему очищенному образу, в котором нету души и нету тепла; и это единственный, казалось мне, образ, который я смогу подчинить.

Письма никому и слова никому, которые никогда не были сказаны и никогда не были написаны; я храню это всё, и буду хранить, захлёбываясь гуталином; и буду хранить, когда все скажут мне отвернуться от этого; и всегда буду стремиться к тому, как было раньше, даже зная, что это невозможно. И тогда шёл Дорогой Ангелов, и видел вещи; и чувствовал вещи; те, которые не видел до того момента. И я запомнил все эти вещи; и я помню их с тех времён, и буду помнить после; и когда я умру, я буду хранить их, а тени этих воспоминаний будут преследовать Вас на том свете, и Вы вдруг вспомните тоже, как смеялись, и Вам станет грустно. И когда я говорю вдруг: «Посмотри в глаза», тогда это не потому, что мне приятны они – это потому, что я хочу увидеть, отражается ли в них то море крови и расчленённых мечт, что окружают Вас.

  И я восхваляю свою новую богиню Смерть, которая дала мне шанс получить красоту прямо в руки – протяни и возьми!

Я не смог наткнуться на Вас на этих улицах, ни вечером, ни днём; и был столь прямолинеен, что не смог составить даже расписание действий Ваших; и кажется, даже и не выходили Вы из дома куда-либо, кроме как на учёбу.

Но пришло время, и эта возможность пропала. И тот, кто не был в ситуации моей, никогда не сможет понять разницы между бессмысленными романтическими мечтаниями об убийстве и истинном намерении. Ходили ли в самые тёмные ночи у дома любимой, шепча имя её, сжимая нож в руке, держа в кармане,  готовясь в любой момент выхватить его, чтобы открыть дверь в ничего не подозревающее тело? И представляли ли, как входите в тело обмякшее уже, наслаждаясь спокойствием, наконец постигнувшем его? Воистину, убийство это прекрасно! И если избегаете родителей её, чтобы потом на похоронах не вызвать подозрений в ложной скорби, тогда, воистину, и вы постигли очарование сие!

Вот подошёл уже выпуск; и теперь Вы где-то в столице, а я остался здесь, но я хочу, чтобы знали, что моя тень всегда будет преследовать Вас. Знайте, что когда Вы идёте, за Вами тень; когда Вы стоите, за Вами тень. И когда все отвернутся от Вас, и Вы останетесь в одиночестве среди мёртвых звуков, думая, что у Вас более нет никого, и Вам будет казаться, что никого и не было даже; знайте, что за Вами ещё одна тень, помимо Вашей, знайте, что Вы не одиноки. И когда Вы спите, из угла, как в ту ночь, за Вами наблюдает тень, и она будет всегда там, и если она не будет стонать, то она будет медленно забирать Вашу жизнь, и это уже не в моей власти – просто так она привыкла, и такова природа её.

  У меня было время подумать, когда я устроился работать в этот скромный морг. И я думал о том, что понял, пока тонул в гуталине, и я думал о нас и о других, и много думал о мёртвых, и мне открылась священная истина, что Природа сама распределила так, что мужчина может овладеть женщиной любой; и мужчине дозволено иметь мёртвую любовницу, как живую, и каждый волен сам делать свой выбор в соответствии с природой своей.

И я сделал его, когда привезли третье по счёту тело. И это был идеал, мой примитивный, но идеал. И пока я был с ним, тень была с Вами, и она до сих пор позади.

                                                                         1997

перевод: https://vk.com/dekadansu

https://vk.com/fraterra