Текст книги "Маршал Жуков"

Автор книги: Махмут Гареев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

Читая исторические материалы о прошлых войнах, классические труды по военному искусству и различную мемуарную литературу, я старался делать выводы о характере современной войны, современных операций и сражений. Особенно много мне дала личная разработка оперативно-тактических заданий на проведение дивизионных и корпусных командных игр, командно-штабных учений, учений с войсками и т.п.". Характерно, что Жуков, как и другие советские военачальники, и во время войны постоянно занимался совершенствованием своей подготовки. Он глубоко изучал опыт боевых действий, внимательно следил за развитием боевой техники как у нас, так и у противника, отрабатывал уставные положения на занятиях и учениях с войсками и штабами, настойчиво учился сам и учил подчиненных. Другая особенность войн состоит в том, что присущие им закономерности и объективные явления, будучи независимыми от воли и сознания людей действуют не с неотвратимой стихийностью законов природы, а проявляются, и в других общественных явлениях, через деятельность людей. Знание законов, принципов, способов ведения вооруженной борьбы облегчает практическую деятельность, дает возможность лучше предвидеть развитие событий, действовать осознанно. Но это знание не может дать ответа на вопрос, как действовать в той или иной конкретной обстановке. Поэтому положения военной науки не могут применяться во всех случаях, независимо от условий обстановки, с таким же постоянством и одинаковым исходом, как законы естественных наук. Требуются умение, военное искусство. Этой стороной военного дела Жуков владел особенно мастерски. Но в целом овладение военным искусством во время войны шло очень трудно, и поэтому Жукову, другим представителям Ставки, более опытному фронтовому и армейскому звену командования приходилось (особенно в первой половине войны) много работать по оказанию помощи тактическому звену командиров. Дело еще в том, что наши военные кадры, крайне ослабленные в результате сталинских репрессий, к началу войны не овладели в полной мере и теми достижениями военной науки, которые имелись к тому времени. Крайне слабы были не только теоретические знания, но и особенно практические навыки по их творческому применению. Оказалось, что для проявления высокого уровня военного искусства кроме глубоких знаний необходимо развивать оперативно-тактическое мышление, творческий подход к делу, умение быстро оценивать обстановку и анализировать ее, а также высокие организаторские и морально-боевые качества, такие, как мужество, смелость и решительность, инициатива и самостоятельность, твердость и настойчивость в достижении цели. Все эти качества не являются только врожденными или свойственными лишь особо одаренным людям. Они не появляются и в результате одного лишь изучения теоретических положений. Качества, необходимые для проявления военного искусства, вырабатываются в процессе боевой и оперативной подготовки, практической деятельности, всей военной службы в мирное и военное время. Но этим делом как раз до войны толком не занимались. Между усвоением теоретических знаний и овладением искусством их практического применения -немалая дистанция. Например, в начале войны, пожалуй, не было такого военачальника или командира, который бы не понимал теоретически и не знал из опыта прошлого о необходимости сосредоточения основных усилий на решающем направлении, создания ударных группировок, тщательной разведки и надежного огневого поражения противника. И все же прошло значительное время, потребовались немалые усилия и жертвы, прежде чем удалось овладеть искусством решения этих и других задач. Самые хорошие теоретические взгляды становятся материальной силой военного искусства, когда ими овладевают не отдельные военачальники и командиры, а основная масса офицерского состава. В этом отношении весьма характерен эпизод, подмеченный К. Симоновым под Тарнополем. "Полковник К. произвел на меня именно такое впечатление – очень обыкновенного человека, который не отличался, мне кажется, ни большим военным талантом, ни сверхъестественной, сокрушительной силой воли. И в то же время именно он штурмовал наиболее трудный участок обороны Тарнополя... А самое главное – в этом не было ничего удивительного, и мне с самого начала, как только я попал к нему, казалось, что так оно и должно быть. Именно на таких людях сказывается... общий средний уровень армии, в которой не все командиры высокоталантливы и непогрешимы, но которая все решительнее и спокойнее выигрывает войну". Наиболее распространенный в нашей исторической литературе изъян в этом вопросе состоит в том, что в ней обычно речь идет в основном о теоретических взглядах на различные способы ведения боя и операции до войны и во время войны. Сложный и мучительный процесс развития практической стороны военного искусства, овладения им военными кадрами не раскрывается в полной мере. Как сказал Г.К. Жуков в беседе с К.М. Симоновым, "надо оценить по достоинству немецкую армию... мы же не перед дураками отступали по тысяче километров, а перед сильнейшей армией мира. Надо ясно сказать, что немецкая армия к началу войны была лучше нашей армии подготовлена, выучена, вооружена, психологически более готова к войне, втянута в нее. Она имела опыт войны, и притом войны победоносной. Это играет огромную роль. Надо также признать, что немецкий генеральный штаб и вообще немецкие штабы тогда лучше работали, чем наш генеральный штаб и вообще наши штабы, немецкие командующие в тот период войны лучше и глубже думали, чем наши командующие. Мы учились в ходе войны и выучились, и стали бить немцев, но это был длительный процесс. И начался этот процесс с того, что на стороне немцев было преимущество во всех отношениях". Нередко говорят о том, что Советская Армия в начале войны имела многократное превосходство над фашистской армией в количестве танков, артиллерии и авиации. Если подходить формально, в целом наша армия к началу войны действительно имела большое количество этих видов боевой техники. Но по изложенным в предыдущих главах причинам в первые же дни войны вся эта техника, особенно авиация, была потеряна, и начальный период войны, все последующие операции 1941–1942 гг. пришлось вести совсем при другом соотношении сил и средств, когда германские войска имели существенное превосходство, особенно в танках и артиллерии. Это ничем не оправдывает наше командование, но это факт, без учета которого трудно понять то, что произошло в 1941–1942 гг. Советское военное искусство формировалось во время войны в ожесточенном противоборстве с очень сильным военным искусством Германии. В военной науке и военном искусстве Германии наиболее полно были разработаны весьма изощренные формы и способы дезинформации и достижения внезапности действий, упреждения противника в стратегическом развертывании, массированного применения ВВС для завоевания господства в воздухе и непрерывной поддержки действий сухопутных войск на главных направлениях. В операциях 1941–1942 гг. весьма эффективно строились наступательные операции с массированным применением танковых войск и широким маневрированием силами и средствами. С точки зрения военного искусства наиболее сильной стороной германского командования было умение постоянно маневрировать силами и средствами как в наступлении, так и в обороне, быстро переносить усилия с одних направлений на другие, хорошее взаимодействие между сухопутными войсками и авиацией. Как правило, немецкие командующие и командиры стремились обходить сильные узлы сопротивления наших войск, быстро переносили удары с одних направлений на другие и умело использовали образовавшиеся бреши в оперативном и боевом построении наших войск для свертывания обороны в сторону флангов и развития наступления в глубину. Объективности ради надо признать, что такие операции, как окружение и уничтожение наступающих советских войск под Харьковом весной 1942 г. или действия генерала Манштейна по разгрому наших войск в Крыму в 1942 г. и некоторые другие, были проведены с большим блеском и военным мастерством. Германские командующие и командиры более гибко действовали в обороне. Они, в отличие от нас, не всегда придерживались принципа жесткой обороны и, когда требовала обстановка, отводили войска на новые рубежи. Например, в ходе Белорусской наступательной операции наших войск, когда в оперативном построении немецко-фашистских войск образовалась брешь в 400 км, германское командование не стало растягивать оставшиеся силы, чтобы заткнуть эту брешь. Они собрали ударную группировку и нанесли по советским войскам встречный удар в центре этого пустого пространства. Тем самым они вынудили наши войска ввязаться в бой и приостановить наступление. Одновременно в тылу начали создавать новую линию обороны и благодаря этому неожиданному и смелому удару выиграли время для ее создания. Жуков считал такое решение смелым и умным. Как говорил Жуков, "у нас стесняются писать о неустойчивости наших войск в начальном периоде войны. А войска бывали неустойчивыми и не только отступали, но и бежали, и впадали в панику. В нежелании признать это сказывается тенденция: дескать, народ не виноват, виновато только начальство. В общей форме это верно. В итоге это действительно так. Но, говоря конкретно, в начале войны мы плохо воевали не только наверху, но и внизу. Не секрет, что у нас рядом воевали дивизии, из которых одна дралась хорошо, стойко, а соседняя с ней – бежала, испытав на себе такой же самый удар противника. Были разные командиры, разные дивизии разные меры стойкости. Обо всем этом следует говорить и писать, я бы сказал, что в этом есть даже педагогическая сторона: современный читатель, в том числе молодежь, не должен думать, что все зависит только от начальства. Нет, победа зависит от всех, от каждого человека, от его личной стойкости в бою. Потому что мы знаем, как в одинаковых условиях одни люди вели себя стойко, а другие нет. И этого нельзя замалчивать". "Говоря о том, как немцы проиграли войну, мы сейчас часто повторяем, что дело не в ошибках Гитлера, дело в ошибках немецкого генерального штаба. Но надо добавить, что Гитлер своими ошибками помогал ошибаться немецкому генеральному штабу, что он часто мешал принимать генштабу более продуманные, более верные решения. И когда в 1941 году, после разгрома немцев под Москвой, он снял Браухича, Бока, целый ряд других командующих и сам возглавил немецкие сухопутные силы, он, несомненно, оказал нам этим серьезную услугу. После этого и немецкий генеральный штаб, и немецкие командующие группами армий оказались связанными в гораздо большей мере, чем раньше. Их инициатива оказалась скованной. Шедшие теперь от Гитлера, как от главнокомандующего, сухопутным войскам директивы стали непререкаемыми в большей степени, чем это требовалось интересами дела". Во второй половине войны германское командование не смогло решить и проблему подготовки и ведения оборонительных операций, способных успешно противостоять мощным наступательным операциям советских войск. Начиная с осени 1942 г. действия германского командования не отличались уже и особой гибкостью и творческим характером. Слабым местом германской стратегии на протяжении всей войны была ее авантюристичность. У нас ведущую роль в разработке военно-теоретических вопросов и практическом управлении вооруженными силами играл Генштаб. В ходе войны сложился весьма компетентный и работоспособный коллектив Генштаба, который стал настоящим мозговым центром, хотя, конечно, нельзя признать оправданными частые выезды начальника Генштаба во фронты (А.М. Василевский из 34 месяцев пребывания в должности начальника Генштаба лишь 12 месяцев был непосредственно в Генштабе). Советское командование в период Великой Отечественной войны придавало большое значение своевременному обобщению и доведению до войск боевого опыта. Ставка Верховного Главнокомандования, Генеральный штаб, Наркомат Военно-Морского флота, командование и штабы видов Вооруженных Сил и родов войск, объединений и соединений были не только органами практического руководства войсками, но и основными центрами военно-теоретической мысли. Руководство войной было немыслимо без творческой работы по подготовке научно обоснованных решений, разработке уставов, инструкций и приказов, обобщающих все передовое в опыте ведения войны. Богатый боевой опыт Советской Армии находил отражение в разрабатываемых и обновляемых во время войны уставах, наставлениях и инструкциях. В разработке этих уставов активное участие принимал и Г.К. Жуков. Например, в 1944 г. были разработаны и переработаны Полевой и Боевой уставы пехоты, Руководство по форсированию рек, Руководство по действию войск в горах, Наставление по прорыву позиционной обороны и др. Всего за 1943–1944 гг. было переработано и разработано вновь 30 уставов, наставлений и инструкций, связанных с ведением боевых действий и подготовкой войск. Обращает на себя внимание конкретность и предметность наших военно-научных исследований, строгая подчиненность их интересам успешного ведения вооруженной борьбы на фронтах. Обобщение и теоретическое осмысление боевого опыта органически входило в практическую деятельность военачальников. Вместе с тем надо отметить, что армия фашистской Германии, несмотря на значительное несоответствие довоенных уставов опыту второй мировой войны, особенно после нападения на Советский Союз, не переработала в ходе военных действий почти ни одного устава, хотя и вела боевые действия в течение шести лет. По захваченным трофейным документам, показаниям пленных офицеров установлено, что анализ и обобщение боевого опыта в немецко-фашистской армии велись лишь путем издания отдельных памяток и директив. Многие фашистские генералы в своих мемуарах называют одной из причин поражения то, что они и на Востоке воевали по тем же уставным документам, как на Западе. В результате четырехлетнего противоборства двух стратегических линий и в целом военного искусства советское военное искусство показало превосходство и обеспечило достижение победы над немецко-фашистской армией. Таким образом, война еще раз подтвердила, что даже хорошо разработанная теория сама по себе мало что дает, если ею не овладевают кадры. Кроме того, требуется развитое оперативно-стратегическое мышление, целый ряд организаторских и волевых качеств, без которых нельзя проявить высокий уровень военного искусства. Еще при проведении военной игры в Генштабе в начале 1941 г. началось мысленное сражение с германским Генштабом, и битва стратегических умов, двух военных школ, советской и прусской, возглавляемых Жуковым и Кейтелем, продолжалась всю войну. Весьма показательно и символично, что в мае 1945 г. они встретились при подписании акта о безоговорочной капитуляции – один как победитель, второй -побежденный. 4. В чем секреты военного искусства, уникальность полководческого искусства Жукова? Для того чтобы ответить на этот вопрос, есть надобность задуматься над более фундаментальным вопросом. Как вообще в истории определяли величие и значимость наиболее видных полководцев: Александра Македонского, Ганнибала, Цезаря, Суворова, Наполеона? Прежде всего, конечно, их выдающимися победами, оригинальностью полководческого искусства и вкладом в развитие военного искусства. Но за счет чего достигались эти победы и достижения? В исторической литературе, военных энциклопедиях, в учебниках по истории военного искусства обычно упор делается на новые способы боевых действий или построения боевых порядков, которые они применяли. Например, считается, что Эпаминонд при Левктре в 371 г. до н.э. первым открыл великий тактический принцип – неравномерное распределение войск по фронту в целях сосредоточения сил для главного удара на решающем пункте, имевший определяющее значение для достижения успеха в сражениях на протяжении многих веков. Александр Македонский, в отличие от своих предшественников, увеличил плотность фаланги, повысив ее ударную силу, развил дальше принцип неравномерного распределения сил по фронту, превратил кавалерию в решающую маневренную и ударную силу армии, более детально разработал кавалерийскую тактику, способы взаимодействия пехоты и конницы и различных элементов боевого порядка. Ганнибала отличало умение вести разведку, и использовать противоречия в лагере противников, организовывать длительные переходы, постоянная забота об устройстве и охране своего тыла и коммуникаций, смелый маневр силами и стремление к полному разгрому врага, способность находить каждый раз внезапные и новые способы действий. Наибольшую славу ему принесло сражение при Каннах (в 216 г. до н.э.), где он осуществил оригинальное построение карфагенской армии с расчетом на полное уничтожение римской армии путем ее окружения с помощью усиленных флангов. Это был первый в военной истории пример окружения и уничтожения основных сил противника. Но слабым местом в полководческой деятельности Ганнибала было неумение закреплять достигнутые военные успехи. Он в многочисленных сражениях каждый раз разбивал римские войска, но ничего не мог сделать для политической реализации победы. И в результате всех своих блистательных побед потерпел окончательное поражение. Суворов вошел в историю военного искусства как противник "кордонной стратегии", рассчитанной на пассивные действия и вытеснение противника, он внедрил в практику войны принцип решительных сражений, как основной, наиболее верный способ достижения победы. Быстрота действий, стремление не ждать противника, а идти ему навстречу, решительно и внезапно атаковать, разгромить и неотступно преследовать – главная особенность полководческого искусства Суворова. Будучи великим новатором военного искусства, в зависимости от построения войск различных противников и условий местности он применял разнообразные способы стратегических, тактических действий и построения боевых порядков (дивизионные, батальоные и ротные каре, колонны, как для маневра на поле боя, так и для атаки противника, сочетая их с рассыпным строем в батальонах первой линии). Огромной силой суворовского войска была огромная вера солдат в своего полководца. Суворов, как и Наполеон, придавал большое значение морально-нравственной стороне боевой мощи армии. Наполеон, в отличие от Ганнибала, обладал искусством политически подготовить сражения, добиться благоприятной для себя расстановки военно-политических сил и на выгодных для себя условиях закрепить политически одержанную победу. Он довел до высокой степени совершенства стратегическое и тактическое применение огромных вооруженных масс, рожденных французской революцией. Наибольшее значение придавал сосредоточению превосходящих сил и массированному их использованию, особенно артиллерии, на направлении главного удара – стремительным внезапным действиям с целью разгрома противника по частям, обходу противника с выходом на его коммуникации, чтобы дать сражение в наиболее выгодных условиях, созданию и умелому использованию резервов (и не только общего, но и в дивизиях), тесному взаимодействию родов войск. В построении боевых порядков сочетал действия в колоннах и рассыпном строе. Как мы видим, известные полководцы применяли различные способы боевых действий и боевые порядки: построение войск в сомкнутые колонны, фаланги, деление легионов на манипулы, сочетание колонн и рассыпного строя, позже – рассыпной строй (цепи) с построением войск в несколько линий и эшелонов. Все это имело значение. Но не было главным среди факторов, определяющих победы и поражения. Некоторые полководцы, терпевшие поражения, тоже признавали необходимость внезапных, решительных, стремительных действий и других принципов, которых придерживались победившие полководцы. Например, Ганнибал не только не применил каких-то новых боевых порядков, но в ходе войны даже отказался от ранее применявшихся им и перенял у римлян способы построения боевых порядков. Были примерно одинаковыми формы построения боевых порядков у Суворова и Наполеона. Во время первой или второй мировых войн практически все полководцы применяли одни и те же формы построения боевых порядков. Однако результаты их полководческой деятельности были неодинаковыми. Многое зависело от личных качеств полководцев, их таланта, интеллектуальных, волевых и организаторских качеств. Военное искусство, как всякая творческая деятельность, несет на себе отпечаток личности полководца. Но всегда было и будет нечто общее, что определяет победы и поражения. В чем тогда "секрет" полководческого искусства, в чем состоит вообще основной закон военного искусства, определяющий победы и поражения на войне? В свое время считалось, что победы и поражения определяются характером политических целей, при этом имелось в виду, что сторона, ведущая справедливую прогрессивную войну, закономерно одерживает победы. Но этот закон, имеющий в целом важное значение, далеко не всегда "срабатывал". Т. Костюшко, ведя освободительную справедливую войну против реакционного царского самодержавия и имея войско в 100 тыс. человек, потерпел поражение в сражении против 25 тыс. войска Суворова. Армии таких буржуазно-демократических стран, как Франция и Англия, летом 1940 г. потерпели сокрушительное поражение в войне против фашистской Германии, которая вела самую несправедливую, агрессивную войну. Предлагалось считать основным законом войны зависимость от экономической мощи государств. И, действительно, экономически более мощное государство имеет больше шансов для победы. Но нередко экономически более слабые государства выходили победителями и наоборот. Та же фашистская Германия после завоевания всей Западной Европы имела значительные экономические преимущества перед Советским Союзом, но несмотря на это, тоже оказалась побежденной. Не всегда обеспечивало победу и чисто военное и военно-техническое превосходство в силах и средствах. Некоторые деятели и военные теоретики полагали, что основным законом военного искусства является правильный выбор направления главного удара или неравномерное распределение сил и средств, сосредоточение их на решающих направлениях. Исторический опыт свидетельствует, что все эти факторы, закономерности, из которых вытекают соответствующие принципы военного искусства, играют важную роль, правильный их учет во многом способствует успеху в вооруженной борьбе. Но если в ряде случаев вопреки им одерживаются победы или случаются поражения, они не могут считаться основным законом военного искусства. Ибо в основном законе должны переплетаться и находить отражение все причины и следствия, все процессы и явления, определяющие ход и исход вооруженной борьбы в любом масштабе. Степень и полнота их учета оказывают решающее воздействие на успех или неуспех военных действий. Изучение прошлого опыта, истоков и причин многих побед и поражений в Великой Отечественной войне и особенно полководческого искусства маршала Жукова позволяет сделать вывод, что основным законом военного искусства является максимальное соответствие решений командующих, командиров и действий войск (сил) конкретным условиям обстановки, обеспечивающее наиболее эффективное выполнение военных задач. Это предполагает: 1) наиболее полное выявление и учет всех сторон и конкретных условий, сложившейся обстановки, и прежде всего политических целей и экономических возможностей; 2) выработку вытекающих из особенностей обстановки решений и способов действий; 3) своевременное доведение задач до подчиненных, организацию их выполнения и всестороннее обеспечение военных действий с тем, чтобы использовать все выгодные и нейтрализовать отрицательные для своих войск моменты; 4) проведение в жизнь решений и поставленных задач, своевременное реагирование на изменения обстановки. Поскольку в современной вооруженной борьбе динамизм резких, быстрых и неожиданных изменений обстановки все больше возрастает, то управление войсками (силами) во многом сводится к тому, чтобы постоянно приводить свои решения и способы действий в соответствие с изменяющимися условиями ведения боя и операции. Причем речь не идет о реагировании на стихийно складывающую обстановку, а требуется постоянное влияние на нее в нужном направлении путем обмана, дезинформации противника, применения неожиданных для него действий, навязывания своей воли, сохранения за собой инициативы, а также стимулированием действий своих войск. Чем талантливее полководец, тем больше степень его влияния на обстановку – не только на свои войска, но и противника. Например, переход наших войск летом 1943 г. к стратегической обороне по настоянию Жукова позволил навязать противнику выгодный для советских войск и невыгодный для него способ действий. Каждый бой, операция, война уникальны и неповторимы по условиям обстановки и поэтому творческими, уникальными, неповторимыми должны быть и соответствующие сложившимся условиям решения и способы действий, как это, например, было у маршала Жукова во всех проведенных им операциях. Внимательное изучение не только явных, но и многих скрытых подспудных особенностей сложившейся обстановки с учетом тенденций ее развития, выявление всех ее позитивных и негативных элементов, наиболее полное раскрытие сильных и слабых сторон противника, возможностей своих войск, местности, умение максимально полно извлечь из всего этого выгоды для себя и обратить в ущерб для противника, нейтрализовать или найти способы преодоления негативных условий -все это является важнейшим критерием эффективности принимаемых решений и предпринимаемых способов действий. Но на войне обе стороны стремятся использовать благоприятные элементы обстановки для себя и поставить противника в невыгодное положение. В сражении при Каннах из двух римских консулов-полководцев, противостоявших Ганнибалу, Павел Эмилий был убит, а рекомендовавший ошибочное решение о наступлении и ответственный за поражение Теренций Варрон бежал с поля сражения. В связи с этим Шлиффен заметил, что "совершенное воплощение сражения при Каннах лишь очень редко встречается в военной истории, ибо для него необходимы, с одной стороны, Ганнибал, с другой Теренций Варрон, которые оба по-своему содействуют достижению великой цели". А. Свечин в труде "Стратегия" по этому поводу писал: "...каждый вождь, разумно руководящий операцией, может рассчитывать найти в лице своего партнера одного из идейных потомков Теренция Варрона. Племя горе-полководцев неистребимо". В 1942 г. Манштейн не смог бы так легко расправиться с советскими войсками в Крыму, если бы ему не "помогал" генерал Козлов и особенно такой "идейный потомок" Варрона, как Л.З. Мехлис. Но как только тот же Манштейн попадал против Р. Малиновского под Сталинградом, Г. Жукова, А. Василевского, Н. Ватутина и И. Конева под Курском или Корсунь-Шевченковым, он сам оказывался на положении Варрона. Когда обе стороны действуют сообразно сложившейся обстановке, может произойти то, что случилось под Бородиным или осенью 1944 г. на Варшавском направлении. Сейчас, когда мы имеем документы и более полные данные о положении, состоянии и намерениях противника и своих войск, в прошлых войнах можно разглядеть и возможности принятия несколько иных решений и способов действия в той или иной операции. Причем такой критический анализ прошлых боев и операций позволяет видеть неисчерпаемые возможности по более глубокой оценке обстановки и постижению всех ее нюансов. Но вместе с тем в военно-исторических исследованиях никогда не следует упускать из виду, что полководцы и командиры исходили из реальной действительности того времени. После войны на оперативно-тактических занятиях и учениях было принято говорить, что решение того или иного командира соответствует или не соответствует требованиям устава. Но решение по определенной задаче не может и не должно соответствовать уставам или тем или иным теоретическим положениям. Оно может быть жизненным только в том случае, если учитывает все оттенки сложившихся условий, соответствует конкретной обстановке и обеспечивает наиболее эффективное выполнение поставленной задачи. Не случайно при изучении военного искусства выдающихся полководцев нередко говорят, что Суворов, Наполеон, Фрунзе или Жуков в том или ином случае действовали вопреки тому или иному в принципе правильному положению устава или теоретическим установкам. В этом – одно из проявлений их творчества и новаторства. Например, вроде бы существует совершенно правильное положение, требующее максимально быстрого, стремительного развития наступления. Но почему Жуков в одном случае в ходе завершения Висло-Одерской операции настойчиво добивается согласия Сталина на продолжение наступления к реке Одер, а с выходом на этот рубеж, вопреки требованию Верховного, доказывает необходимость временной оперативной паузы с целью закрепления успеха, более надежного обеспечения своего правого фланга и подготовки Берлинской операции? В том и другом случае он исходит только из одного – своеобразия обстановки и вытекающей из нее оперативно-стратегической целесообразности. Самый страшный враг рационального военного искусства – это шаблон и догматизм. Сила военного искусства – в творчестве, новаторстве, оригинальности, а следовательно, в неожиданности решений и действий для противника. Жуков как никто другой понимал эту суть военного искусства и умел претворять ее в жизнь в каждый операции, которую ему доводилось готовить и проводить. Важным средством обмана противника, неожиданности действий, навязывания ему своей воли Жуков считал хитрость и дезинформацию. Некоторые военачальники после войны, справедливо придавая большое значение этим факторам, предлагали считать хитрость отдельным элементом решения командующего, командира и специально его формулировать. Но хитрость должна быть заложена в замысле решения в целом и органически входить во все его элементы: время начала операции, неожиданность для противника направления главного удара, оперативное построение и способы действий войск и др. Иногда извращенно толкуются слова Наполеона: главное ввязаться в сражение, а там видно будет. Смысл этого высказывания в том, что сразу с завязкой активных боевых действий обстановка начинает быстро меняться и надо свои действия сообразовывать не только с заранее намеченным планом, а прежде всего с учетом действий противника, своих войск и вообще реально складывающейся обстановки. Кстати, в 1815 г. под Ватерлоо Наполеон сам отошел от этого положения и, не учитывая в полной мере условий местности, состояния дорог после проливных дождей, рассчитывал на такие же темпы сосредоточения войск, подхода артиллерии и резервов, как в нормальных условиях. Наряду с другими, это явилось одной из причин его поражения. Изложенный выше подход, наиболее наглядно характеризующий особенности полководческого искусства Жукова, является и ключом к пониманию сути и соотношения военной науки и военного искусства, о чем всегда спорили в военной среде и продолжают спорить по сей день. Военное искусство начинается там, где, с одной стороны, глубокие теоретические знания и творческое их применение помогают командиру лучше видеть общую связь происходящих явлений и увереннее ориентироваться в обстановке, с другой стороны, командир, не сковывая себя общей теоретической схемой, стремится глубже проникать в суть реально сложившейся обстановки, уловить ее выгодные и невыгодные особенности и, исходя из их анализа, найти оригинальные решения и способы действий, в наибольшей степени соответствующие данным конкретным условиям обстановки и поставленной боевой задаче. Именно поэтому максимальная степень соответствия решений и действий командующих, командиров и войск конкретным условиям обстановки дает о себе знать на протяжении всей истории с такой устойчивой закономерностью, так как именно в этом выражается главная суть военного искусства, определяющая наиболее существенные и устойчивые связи, соотношение объективных и субъективных факторов, внутренние движущие силы и основные причины побед и поражений на войне. Жуков считал самым опасным в военном деле и в подготовке военных кадров, когда сложнейший процесс выработки решений подменяется поверхностным, отвлеченным приложением теории к практике, когда решения не вытекают из анализа конкретных условий обстановки, а извлекаются из теории. Б.М. Шапошников, выступая на разборе маневров РККА в 1929 г., подчеркивал: "Ту ступень общей тактической подготовки, которую мы теперь имеем, можно характеризовать как овладение общей, чисто внешней схемой решения, общей схемой отдачи распоряжений, управления войсками. Но настоящее творчество, настоящее искусство начинается там, где эта общая схема (без сомнения, необходимая) не заслоняет, не стушевывает особенности каждого частного случая, а помогает быстрее и увереннее эти особенности понимать, а для каждого частного случая давать нечто новое, оригинальное, обусловливаемое только особенностями данной обстановки решение. Вот этой высшей школы, которая граничит с настоящим искусством, у нас еще нет". Один из участников дискуссии о военном искусстве в 20-е гг. Е. Смысловский писал: "...Изучение какой-либо науки совершенно не гарантирует владения руководимым этой наукой искусством, и жизнь нам являет неоднократные примеры так называемых "ученых дураков", которые, владея в совершенстве широкими научными познаниями, оказываются совершенно несостоятельными в области соответствующего искусства. Одно дело знать, другое – уметь". В боевой обстановке военачальникам и командирам нередко приходится сталкиваться с такими явлениями, которые не предусмотрены никакими теоретическими положениями или противоречат им, поэтому возникает необходимость в поиске совершенно новых способов действий. Как правило, на войне более успешно действуют командиры, имеющие высокую теоретическую подготовку. Но известны случаи, когда военачальники, обладая большими теоретическими знаниями, оказывались малопригодными для практической деятельности, так как не владели искусством управления войсками в сложных условиях обстановки. Какие талантливые книги написал Г.С. Иссерсон. Как теоретик и военный писатель, он может быть имел и преимущества перед Жуковым. Он высказывал правильные мысли о том, что практическое значение вопроса "военная наука или военное искусство" заключается в том, что его разрешение дает возможность вырабатывать основные критерии для подготовки бойца и, главным образом, командира. Но при командовании дивизией даже в мирное время, на учениях, оказался просто беспомощным. На одном из учений в Белорусском военном округе в 30-е гг. при столкновении во встречном бое с дивизией, которой командовал Жуков, он был сокрушен. Просто овладение военным искусством не каждому дано. Вот этот главный смысл военного искусства некоторые офицеры не постигли даже после Великой Отечественной войны. Порою внешняя теоретическая схема, а не конкретная обстановка диктовала решения. На одном командно-штабном учении была создана обстановка, когда противник, совершив агрессию, вклинился на 150–200 км. Войска, ведя тяжелые оборонительные бои, отступали. Командующий объединением, увидя эту обстановку, еще не оценив ее, сразу же начал рисовать стрелы по окружению и уничтожению вклинившейся группировки противника. Трудно было понять, как без перегруппировки, ввода новых сил, войска, которые отступали, вдруг начали бы наступать только потому, что на карту нанесены стрелы, изображающие направления их наступления. Жуков, увидев это, был крайне расстроен и сказал, что такого командующего и близко нельзя допускать к войскам. Из военной истории мы знаем немало великих полководцев и выдающихся военных деятелей-администраторов. В той и другой области одновременно наиболее ярко проявили себя Петр I, Румянцев, Суворов, Кутузов, Наполеон. Однако не всегда качества, присущие полководцу на войне и военному администратору, удачно сочетались в одном лице. Потемкин или Милютин, например, были хорошими военными администраторами, но в полководческом искусстве им не пришлось себя проявить. И не у всех полководцев было достаточно призвания для военно-администраторской работы в мирное время. Так, Г.К. Жуков, будучи выдающимся полководцем, сам в одной из бесед заметил, что на любой должности во время войны он себя чувствовал увереннее, чем в послевоенные годы. Например, у М.В. Фрунзе качества полководца и военного администратора, военного реформатора очень хорошо дополняли друг друга, и на том и другом поприще он показал выдающиеся способности. Еще реже мы встречаемся в истории с примерами соединения в одном человеке качеств выдающегося полководца и теоретика, способного к крупным научным обобщениям военного опыта с глубоким проникновением в суть рассматриваемых вопросов. Великим примером в этом отношении может служить А.В. Суворов. Богатые по содержанию мысли оставил Наполеон. Но все же и Наполеон, блестяще проявивший себя в ряде сражений как полководец и имевший шесть лет свободного времени на острове Эльба, не поднялся до таких высот обобщения явлений войны, как Клаузевиц. После Великой Отечественной войны многие военные деятели оставили свои мемуары. Но наиболее богатыми и глубокими мыслями наполнены воспоминания Жукова. Известный психолог Б. М. Теплов в своей блестящей работе "Ум полководца" на основе военно-исторических материалов излагает опыт психологического исследования мышления полководца. При этом он задался целью исследовать "практическое мышление", справедливо утверждая, что для психологии оно имеет не меньшую важность и не меньший интерес, чем исследование "мышления теоретического". Анализируя особенности "практического ума", Б.М. Теплов отмечает, что от полководца требуется наличие двух качеств – выдающегося ума и сильной воли. Он ссылается на Наполеона, который дарование полководца сравнивал с квадратом: основание – воля, высота – ум. Крупным полководцем может быть только тот человек, у которого воля и ум равны. Если воля значительно превышает ум, полководец будет действовать решительно и мужественно, но малоразумно; в противном случае у него будут хорошие идеи и планы, но не хватит мужества и решительности осуществить их. Но поскольку такое полное равновесие в человеке встречается редко, Наполеон считал, что лучше иметь больше характера, чем ума, и у своих маршалов ценил прежде всего волевые качества. Исходя из этих же соображений, М.И. Драгомиров полагал возможным мириться с тем, что дарование полководца будет не квадратом, а прямоугольником, отдавая предпочтение воле. По его мнению, "из всех деяний человеческих война есть дело в значительной степени более волевое, чем умовое". Однако, как показывает психологический анализ деятельности полководцев, ум и волю полководца неправомерно рассматривать как две разные способности, более правильно исходить из единства ума и воли, на что обращал внимание и М.В. Фрунзе. "Когда говорят, – пишет Б.М. Теплов, – что какой-либо военачальник имеет выдающийся ум, но лишен таких волевых качеств, как решительность или "моральное мужество", то это значит, что и ум у него не тот, который нужен полководцу. Подлинный "ум полководца" не может быть у человека безвольного, робкого и слабохарактерного". Далее он подчеркивает, что не могут быть по-настоящему решительными люди, обладающие ограниченным умом. Необходимым условием решительности являются большой ум, проницательность и мужество. При рассмотрении под этим углом зрения дарования Г.К. Жукова мы видим удивительно полное сочетание незаурядного ума, характера и воли. Действительно, в голове у безвольного военачальника не могла бы родиться такая смелая идея, как окружение и уничтожение Ельнинской группировки противника, когда весь фронт вел тяжелые оборонительные бои; к тому же без огромной силы воли, настойчивости и энергии было и невозможно провести ее в жизнь. С другой стороны, развитое оперативно-стратегическое мышление, умение находить удачные и смелые решения укрепляют волю, прибавляют силу и энергию для их осуществления, позволяют смелее идти на риск и дерзания. Пропорциональное развитие умственных способностей, волевых и организаторских качеств Г.К. Жуков считал важнейшим условием обучения и воспитания командных кадров вообще. Своеобразие умственных способностей Г.К. Жукова проявлялось прежде всего в умении предвидеть развитие событий, мыслить не только за себя, но и за противника, видеть сразу целое и все детали, в соединении, выражаясь словами Б. М. Теплова, "синтетической силы ума с конкретностью мышления", в особом даре превращения сложного в простое, сохранении верности суждений, простоты и ясности мысли в сложнейших условиях боевой обстановки, а также при решении самых запутанных и трудных проблем военной теории и практики. Причем Г.К. Жуков, как и М.В. Фрунзе, особое значение придавал интуиции. Интуицию он рассматривал не как случайную, счастливую догадку, а как способность к глубокому научному предвидению, умение быстро принимать смелые решения, требующие предварительного накопления больших знаний, практического опыта и длительной умственной работы. Г.К. Жукова отличали гибкий ум и твердая воля. Для его полководческого искусства было характерно тщательное планирование предстоящих операций и твердое проведение в жизнь принятых решений и разработанных планов. Вместе с тем эта настойчивость не превращалась в неумное упорство, в упрямство, по словам Б.М. Теплова, разрушающее ту самую волю, которая на первый взгляд представляется его источником. Георгий Константинович проявлял необходимую гибкость, когда обстановка изменялась, и своевременно уточнял свои решения и действия, проявляя при этом суворовский "глазомер", быстроту ориентировки, соображения и реагирования на изменения обстановки. Жукову были свойственны и многие другие качества, характеризующие его как великого полководца. Роль и значение любой личности в истории, и тем более человека с высоким положением, определяются в конечном счете не только его способностями и потенциальными возможностями, а совершенными им делами, результатами, эффективностью его практической деятельности на том или ином участке работы, который был ему доверен. Или, как иногда говорят, "сухим остатком" прожитой жизни, то есть тем, что удалось сделать из того, что не удавалось на этом поприще предшественникам. Любой иной подход не позволяет судить объективно. К сожалению, в некоторых мемуарах и теоретических работах можно видеть иногда однобокий подход к оценке отдельных военных деятелей. Нередко при их характеристике все сводится к тому, что он был обаятельным и добрым человеком, внимательно и вежливо разговаривал со всеми и т. д. Но при этом умалчивается о том, какой "сухой остаток" он оставил после себя, почему на том участке, на котором он работал, скажем, перед войной и за который отвечал, выявилось так много совершенно недопустимых упущений, о которых в других местах этих же мемуаров тоже немало и очень убедительно сказано. Спору нет, высокая культура общения с людьми украшает любого руководителя. Но на военной службе она имеет смысл только в том случае, если сочетается с высокой и, если необходимо, суровой и беспощадной требовательностью к себе и подчиненным, когда, несмотря ни на какие трудности, препятствия, вопреки всякому сопротивлению и недопониманию, соответствующие интересам дела решения и мероприятия проводятся в жизнь. Такая позиция может иметь и тяжкие последствия для того или иного человека, но в конечном счете с точки зрения интересов дела – принципиальная линия есть единственно верная линия. Проявление гражданского мужества в мирное время иногда значительно сложнее, чем проявление мужества на поле боя. Клаузевиц в своей книге высказал следующие примечательные в этом отношении слова: "Чем выше мы поднимаемся по ступеням служебной иерархии, тем больше преобладания в деятельности получает мысль, рассудок и понимание; тем более отодвигается на второй план смелость, являющаяся свойством темперамента; поэтому мы так редко находим ее на высших постах, но зато тем более достойной восхищения является она тогда". Это мужество и, если хотите, отвагу Жуков проявлял всю войну даже перед таким диктатором как Сталин. Порою ссылаются, что сам по себе данный руководитель, военачальник был человеком деловым и способным, но ему не давали возможности как следует развернуться, ему мешали вышестоящие начальники или непутевые подчиненные. Например, до сих пор в военно-исторической литературе принято считать, что М.И. Кутузов вроде бы не несет никакой ответственности за поражение русско-австрийских войск в Аустерлицком сражении 1805 г. Все дело испортили вмешавшиеся в дела командующего русский и австрийский императоры. Кутузова за его ратные подвиги под Измаилом, Рущуком, в войне 1812 г. мы по-праву считаем одним из великих российских полководцев. Но никакие другие заслуги не могут снять с него ответственности за поражение под Аустерлицем. В этом сражении он являлся командующим союзными войсками и был обязан поставить себя действительным командующим или отказаться от командования. В этом состояла беда и Куропаткина в русско-японскую войну, которому мешали и великий князь, и японцы, но в основном – собственная бесхарактерность. В "Красной звезде" недавно опубликованы дневники генерала А.Е. Снесарева периода гражданской войны. Из его записей видно одно: он был внутренне враждебно настроен к армии, в которой служил. Он весьма красочно и с оттенками злорадства описывает страшные беспорядки и разложение, которые творились в войсках, которыми он командовал. Считая их, видимо, неизбежными в революционной армии, он практически ничего не предпринимает для пресечения беспорядков и падения дисциплины. Но в не менее сложных условиях во время той же гражданской войны совсем по-другому действовали М.В.Фрунзе во главе фронта, которого Жуков глубоко уважал, да и Жуков, воевавший в самом низовом звене. Например, Фрунзе сталкивался часто не только с неприязнью, но и со скрытым и даже с открытым противодействием, а порой и саботажем. Ему не раз приходилось решительно укрощать части, которые проявляли неповиновение и даже поднимали мятежи. Никогда не мирился с беспорядками и Жуков. Еще раз вспомним в какие сложные ситуации он попадал и на Халхин-Голе, и во время Великой Отечественной войны, кто только не пытался ему мешать. Но ничто не могло его поколебать. На войне постепенно вырабатывается привыкание к опасности, различного рода лишениям. Но, как заметил один писатель, такие качества как ответственность, принципиальность, решимость до конца выполнить поставленную задачу – должны каждый раз приходить к военачальнику как всегда новое и безмерно тяжкое испытание. Жуков не только не избегал ответственности, а во имя интересов дела шел ей навстречу, например, взявшись проводить Ельнинскую операцию 1941 г. В том-то и сила таких руководителей, как Фрунзе и Жуков, что они умеют в самых, казалось бы, безвыходных положениях превращать себя в сгусток энергии и, наперекор всему добиваться намеченной цели и успешного решения возложенных задач. Как в военное, так и в мирное время упущенных побед бывает порою больше, чем одержанных. Но именно последние в конечном счете определяют подлинное лицо и качества полководца. Как видно из изложенного, для проявления высокого уровня военного искусства требуется сочетание умственно-ителлектуальных и волевых организаторских качеств. Какие черты наиболее характерны для Жукова? Прежде всего глубокий, гибкий ум и проницательность. Умение не только проникнуть в замысел противника, но и как бы в живом виде воссоздать в сознании возможный ход развития событий за неприятеля и свои войска, что давало возможность предвидеть их и принимать заблаговременные меры. По словам Макиавелли: "Ничего не делает полководца более великим, как проникновение в замысел противника". Жуков в совершенстве владел этим искусством. К сожалению, это не всем во время войны удавалось. И может быть больше всего страдали наши войска на фронте из-за неумения некоторых командующих предвидеть возможные действия противника, из-за чего запаздывали ответные меры. Например, Жуков был справедливо возмущен, когда войска, одержавшие блестящую победу под Сталинградом, без особых на то причин допустили в марте 1943 г. сдачу противнику Харькова. Не в обычае Жукова поминать старое, но когда фронт стабилизировался, он иной раз крепко выражался в адрес "разгильдяев", допустивших такую нелепость. А бывший командующий Воронежским фронтом генерал Голиков сочинил для истории отчет о причинах неудач: "Необходимо признать, что на этом этапе я имел неправильную оценку намерений и возможностей противника. Ошибка в оценке противника заключалась в том, что мы рассматривали массовое движение мотомеханизированных сил противника на Полтаву как его отход. Между тем противник отводил главные силы своего танкового корпуса СС в район Полтавы для того, чтобы начать оттуда свой контрудар". Самокритика – дело, конечно, полезное. Но так рассуждает генерал, возглавлявший перед войной главное разведывательное управление! По словам Клаузевица, "... три четверти того, на чем строится действие на войне, лежит в тумане неизвестности". С тех пор, с одной стороны, факторов, порождающих неопределенность и неизвестность на войне, стало значительно больше, с другой стороны, неизмеримо возросли возможности разведки и средств связи, позволяющие добывать данные о противнике и получать сведения о своих войсках. На фронте командующий постоянно получает огромный поток самой разнообразной и часто противоречивой оперативной информации о положении дел по обе стороны фронта. Причем вся эта информация не всегда находится в готовом виде, ее надо добывать всеми видами разведки и всеми формами общения со своими войсками. Жуков умел все это охватить, переработать в своем сознании, уловить то, что является достоверным, и самую главную суть различных сведений о сложившейся обстановке. Как отмечал И.Х.Баграмян, Жуков был военачальник, для которого "самая запутанная и противоречивая обстановка – открытая книга; он бегло читает ее, и верные решения возникают как бы сами собой". А отличная, цепкая память помогала помнить и свободно оперировать тысячами различных данных о противнике, своих войсках и других условиях обстановки. Причем Жуков, обладая развитой оперативно-стратегической интуицией, чувствовал изменения обстановки еще по едва заметным малейшим признакам, которые на первый взгляд мало о чем говорят, и по ним улавливал назревающие крутые повороты в развитии событий, как это было, например, с оценкой неспособности дальнейшего наступления фашистских войск на Москву в конце ноября 1941 г. Он считал совершенно недопустимым, когда военачальник исходит не из реальной действительности, какой бы она неприглядной ни была, а желаемое выдает за действительное. Сталину в 1941 г. очень хотелось оттянуть войну, и он этому своему желанию подчинил все свое мышление, не посчитавшись с предложениями наркома обороны и начальника Генштаба. Так не раз было и в ходе войны. На войне испытываемое чувство опасности и нервного напряжения сковывает человека и поэтому даже военачальники, командиры с недюжинными умственными способностями не всегда могут в полной мере их проявить. Нередки случаи, когда люди просто теряются. Жуков был из числа военачальников, которые в моменты смертельной опасности и исключительной ответственности становились еще собранней, умели как бы сжать свою волю, и, превратив себя в сгусток энергии, начинали мыслить особенно просветленно, ясно и действовать еще энергичнее, чем в обычной обстановке. Его аналитический ум, способности к анализу и синтезу позволяли ему в минимально короткое время охватить одновременно как всю оперативно-стратегическую обстановку в целом, так и мельчайшие тактические детали. Это способствовало глубокой оценке обстановки, обоснованным выводам и нахождению неожиданных оригинальных решений, все новых и новых возможностей войск, которые никогда не смогут прийти в голову командующего, командира, формально выполняющих обязанности. "Хорошо помню, – писал Георгий Константинович, – эпизод в период сражения за Москву, когда немцами был захвачен Солнечногорск, когда дорога Солнечногорск -Москва осталась почти без прикрытия... Я тогда позвонил командующему ПВО страны генералу Громадину и сказал ему: "Солнечногорск сейчас захвачен танками противника, для прикрытия Москвы из района Серпухова со стороны Солнечногорска мною перебрасывается на машинах 7-я стрелковая дивизия, прибудет она туда не раньше как через 8–10 часов. Что Вы можете дать сейчас из числа зенитной артиллерии ПВО Москвы для противотанковой обороны путей на Москву со стороны Солнечногорска?". Генерал Громадин, век его за это не забуду, тут же ответил: "В районе Сходни у меня стоит 85-милиметровый артиллерийский зенитный дивизион. Я сейчас же выброшу его в район Солнечногорска и прикажу – умереть, но не пропустить танки врага до подхода 7-й дивизии". Через 30 минут я уже знал, что дивизион снялся и выступил навстречу противнику, с танками которого дивизион встретился где-то между деревнями Пешки и Дубинино. В коротком бою было подбито несколько танков противника, остальные отошли на Солнечногорск. Вскоре туда подошли на машинах передовые части 7-й дивизии. К сожалению, я не узнал, кто командовал этим геройским дивизионом". При формальном подходе, казалось бы, при чем здесь войска ПВО страны. У них свои задачи – бороться с воздушным противником, у войск Западного фронта свои. Но Жуков мыслил шире, на высоте оказался и генерал М.С. Громадин. Это и давало возможность находить все новые и новые силы для сопротивления врагу даже в условиях, где, казалось, их уже нет. Это говорит о том, что военачальник, хорошо зная возможности своих войск, сильные и слабые стороны противника, условия местности, способен нейтрализовать преимущества противника и повысить боевой потенциал своих войск. Волевые и организаторские качества Жукова особенно ярко проявлялись в его способности настойчиво проводить в жизнь принятые решения, добиваться выполнения боевых задач, несмотря ни на какие препятствия и трудности, активно бороться за инициативу, упреждать противника и навязывать ему свою волю. Этому способствовали и его целеустремленность, уверенность в своих решениях и действиях, высокая ответственность и самостоятельность в решении задач с неясным рискованным исходом, решительность и упорство в достижении цели. Бывают люди, обладающие очень проницательным умом и безусловным мужеством, но, по словам Клаузевица, "...их мужество и проницательность стоят порознь, не протягивая друг другу руки и потому не производят третьего свойства -решительности". Весьма определенно высказался по этому поводу и генерал Драгомиров: "Кто искусен и решителен, – писал он, – тому теория впрок; кто не искусен, но решителен – достигнет цели дорогою ценою, но достигнет: кто нерешителен, хотя бы и был теоретически осведомлен, – тот ничего не достигнет... Тот же, кто колеблется, всегда рискует быть побитым, потому что вследствие колебаний он ничего не в состоянии делать, между тем как противник действует. Неспособный решиться на что-нибудь похож на человека со связанными руками, с которым всякий может сделать что хочет. Поэтому-то в военном деле... самая опасная из всех решимостей – это ни на что не решаться: самое дерзкое, хуже – самое необдуманное, предприятие не представляет такого риску, как нерешительность". При рассмотрении проведенных под командованием Жукова сражений мы видим, с какой скрупулезной тщательностью он подходил к подготовке каждой операции боя с тем, чтобы войска выполнили задачи наверняка. С.С. Смирнов – писатель, посвятивший все свое творчество Великой Отечественной войне, по воспоминаниям многих фронтовиков записал, что Жуков не меньшее значение, чем знанию и изучению противника придавал знанию и пониманию нашими войсками своих целей и задач. Суворовское правило: "Каждый солдат должен понимать свой маневр" – было возведено им в незыблемый принцип подготовки к операциям. Многочисленные штабные занятия, командирские учения, подробный инструктаж были направлены на то, чтобы каждый командир в нужном для него масштабе понимал цель и план будущей операции и точно знал свою задачу в ней. Каждое очередное командно-штабное совещание, которое Жуков проводил перед началом операции, было нелегкой, но необычайно важной школой для всех его участников. Командующие армиями, командиры соединений. штабные работники знали, что на это совещание нельзя явиться с не до конца продуманным планом, с недостаточно мотивированным решением. Сосредоточенно-внимательный, Жуков не просто выслушивал доклады. Он до мельчайших деталей прослеживал по своей карте предполагаемые действия войск и тут же задавал вопросы, требуя мотивировок того или иного решения, высказывая свои соображения или сомнения. Ни одно слабое звено в докладе не ускользало от его внимания. Только основательные доказательства, веские аргументы могли убедить его, и лишь интересы дела, успеха будущей операции, а не соображения престижа и собственной власти диктовали ему окончательное решение. Сам предельно собранный, целеустремленный, он создавал на этих совещаниях атмосферу напряженно рабочую, четко деловую, заставляя каждого из присутствующих испытывать состояние полной внутренней мобилизованности и сознания важности и ответственности обсуждаемых вопросов. Этот напряженный труд порой продолжался по нескольку часов подряд, без перерыва, но, как вспоминают участники таких совещаний, они не чувствовали при этом сильной усталости – так интересно, плодотворно, с подлинно творческим подъемом проходила работа. А потом во фронтовом тылу начинались учения войск в условиях, максимально приближенных к той местности и обстановке, в которых им предстояло действовать. По опыту Курской, Белорусской, Висло-Одерской или Берлинской операции можно было видеть как специфика каждой из них накладывала свой отпечаток на особенности боевой подготовки войск. Маршал с обычной своей дотошностью следил, чтобы во время этих учений были учтены все возможные неожиданности, все "мелочи", которые могут сказаться на проведении будущей операции. Если при этом в практику вводилось нечто новое, требовал, чтобы оно было тщательно и всесторонне проверено, прежде чем применить его на поле боя. Жукову было также свойственно умение сжато, емко и четко излагать обстановку и свои решения, чего он требовал и от подчиненных. Донесения, представляемые в Ставку, исполнял лично. Он был весьма лаконичен и при постановке задач, организации взаимодействия и проведении занятий по обработке предполагаемого хода боевых действий в предстоящей операции. Это позволяло экономить время, спрессовать его до предела и выполнять колоссальный объем мыслительной и организаторской работы. Он был полностью поглощен делом, работал строго по плану, сосредоточивал усилия на главных, решающих вопросах, ничего не делал формально или для изображения напускной деятельности. Так, в июле 1939 г. в район Халхин-Гола прибыл маршал Кулик и потребовал от Жукова ехать с ним на плацдарм на восточном берегу этой реки, который удерживали наши войска. Комкор доложил, что по плану у него другие дела и послал с Куликом своего заместителя. Под Сталинградом Г.М. Маленков предложил Жукову совместно с ним послушать начальников политотделов соединений. Маршал ответил: заслушивайте, но у меня другие планы. И это не было проявлением какого-то неуважения к руководителям высокого ранга. Просто он знал, что всякое отвлечение от главной задачи приведет к тем или иным недоработкам и изъянам в подготовке операции. Некоторые командующие, боясь попасть в немилость, только и занимались тем, что сопровождали то одного, то другого высокого гостя, что самым пагубным образом сказывалось на подготовке операции. Сам Георгий Константинович, приезжая во фронты, армии, как правило, без особой надобности не задействовал при себе командующих, предоставлял им возможность работать по своему плану. Он считал нужным все делать прежде всего во имя интересов дела, а не в угоду даже самым влиятельным руководителям. Вообще работал он очень сосредоточенно, целеустремленно, всесторонне обдумывая на многие шаги вперед свои решения и действия. Известное суждение Наполеона о себе характерно и для других выдающихся, неординарных личностей, в том числе и для Жукова. "Если кажется, что у меня, -писал французский полководец, – на все имеется готовый ответ и ничто меня не захватывает врасплох, то это следствие того, что прежде, чем что бы то ни было предпринять, я долго обдумываю и предусматриваю все, что может произойти. Это не гений мне внезапно, по секрету подсказывает, что я должен сказать в обстоятельствах, которые для других являются неожиданностью; нет, это есть результат моего образования и моих размышлений. Я всегда работаю". Помощники нашего полководца отмечали: бывало, уже глубокая ночь, пора бы маршалу отдохнуть, а он стоит у огромной карты всего театра войны, стоит и час, и другой в глубокой задумчивости. Он читал ту, еще незримую оперативную обстановку, очертания которой еще только складывались. Жуков отличался большой организованностью в работе и пунктуальностью. Был строгим, требовательным и распорядительным военачальником, крайне нетерпимым к любым проявлениям неисполнительности и недисциплинированности. Как и Суворов, он терпеть не мог ссылки на трудности и разные "объективные" условия. Георгий Константинович обладал могучим здоровьем, большой работоспособностью, психологической и физической выносливостью. Без этого невозможно было бы выдержать ту колоссальную нагрузку, которую приходилось переносить на фронте, иногда по нескольку суток без сна или довольствуясь сном продолжительностью не более 2–3 часов в сутки. В завершающих оборонительных сражениях под Москвой, находясь в чрезвычайном нервном напряжении, он не спал 11 суток. И когда войска уже перешли в наступление, он уснул как убитый, его не могли разбудить даже по вызову Сталина к телефону. При подготовке операции и в ходе боевых действий ему, как и другим военачальникам, часто приходилось работать на пределе человеческих возможностей. В современной войне без такой физической и психологической выносливости полководец не может состояться. Уже говорилось о личном мужестве Жукова, его принципиальности и непреклонной решимости постоять за свои решения и предложения. Это очень важно на войне. Если сравнить, то ведь командующий Западным фронтом генерал Соколовский в осенне-зимней кампании 1943–1944 гг. понимал, что в том виде, как предусматривает Ставка, нецелесообразно проводить наступательные операции. Но не решился предложить другие решения и настойчиво постоять за них, и мы знаем, какие тяжелые последствия это имело. Жуков же, благодаря своей смелости и твердости, уберег наши войска от многих бедствий. Он мог оспаривать нецелесообразные решения, настойчиво отстаивать свою позицию. Но вместе с тем, когда решение уже принято, он, как хороший солдат, был и очень дисциплинированным и творческим исполнителем возложенных на него задач. Георгия Константиновича изображают иногда человеком высокомерным. Но это не так. Он был суровым, но очень справедливым, душевным человеком и особенно близок к низовому звену офицеров и к солдатам. И суровость его к подчиненным командирам проистекала из его отношения к делу, в том числе сбережения людей, недопустимости поверхностного и неряшливого отношения к организации боевых действий и управления войсками. Поэтому в суровой требовательности на войне больше гуманности, чем в ложном демократизме и попустительстве упущениям в управлении войсками. Почти во всех служебных характеристиках на Жукова отмечается его сильная воля и суровый характер. "Даже озаренный светом побед, неразрывно связанных с его именем, Жуков, – пишет С.С. Смирнов, – в представлении своих современников остается суровым человеком, и, видимо, только времени суждено будет сгладить резкие черты его исторического портрета. О суровости его на фронте ходили легенды. Сейчас трудно решить, что в них истинно и что вымышлено. Но и в то время легко было подметить одну характерную особенность фронтовых рассказов: Жуков изображался в них беспощадно строгим, суровым, жестким, но неизменно справедливым, что всегда свойственно солдатским анекдотам о любимых полководцах. История выдвигает на авансцену людей, чьи характеры отвечают характеру эпохи. Война – всегда суровое дело, но Великая Отечественная война, особенно в первые ее два года, отличалась суровостью исключительной, небывалой. Характер Жукова и соответствовал этому суровому времени и неизбежно испытывал на себе его воздействие. Кто возьмет на себя право определить необходимую и достаточную меру суровости в ту страшную осень сорок первого года?", если, конечно, не забывать, какой была обстановка, и чем могла бы кончиться война без принятия чрезвычайных мер в чрезвычайных условиях. Ни в одной отрасли деятельности не считается достойным плохо знать и делать свое дело. Но в боевой обстановке это граничит с преступлением, ибо деятельность командира, любого военного руководителя связана с ответственностью за многих других людей, судьбой которых он должен разумно распорядиться и вместе с тем при любых обстоятельствах выполнить поставленную задачу. Очень важно, чтобы люди верили своим командирам. Не секрет, какой подъем боевого настроения и уверенности вызывало только само появление на том или ином фронте таких полководцев, как Г.К. Жуков, К. К. Рокоссовский, И. Д. Черняховский. Подчеркнем еще раз, что Жуков к себе относился не менее строго и требовательно, чем к другим. "Я никогда не был, – говорит он, – самоуверенным человеком. Отсутствие самоуверенности не мешало мне быть решительным в деле. Когда делаешь дело, несешь за него ответственность, решаешь, тут не место сомнениям в себе или неуверенности. Ты всецело поглощен делом и тем, чтобы всего себя отдать этому делу и сделать все, на что ты способен. Но потом, когда дело закончено, когда размышляешь о сделанном, думаешь не только над прошлым, но и над будущим, обостряется чувство того, что тебе чего-то не хватает, того или иного недостает, что тебе следовало бы знать ряд вещей, которых ты не знаешь, и это снова вернувшееся чувство заставляет все заново передумывать и решать с самим собой: "А не мог бы ты сделать лучше то, что ты сделал, если бы ты обладал всем, чего тебе не хватает?" Мне многое приходилось осваивать практически, без достаточных, предварительно накопленных, широких и разносторонних знаний. Это имело и свою положительную сторону. Отвечая за дело, стремясь поступить наилучшим образом и чувствуя при этом те или иные пробелы в своей общей подготовке, я стремился решать встававшие передо мной вопросы как можно фундаментальнее, стремился докопаться до корня, не позволить себе принять первое попавшееся, поверхностное решение. Было повышенное чувство ответственности по отношению к порученному делу, ощущение необходимости до всего дойти своим умом, своим опытом, стремясь тут же, непосредственно пополнить свои знания всем тем, что было нужно для дела. При всей трудности положения иногда в этом была и своя положительная сторона. Кстати сказать, некоторые из наших высокообразованных, профессорского типа военных, профессоров, оказавшихся в положении командующих на тех или других фронтах войны, не проявили себя с положительной стороны. В их решениях мне случалось замечать как раз элементы поверхностности. Порой они предлагали поверхностные решения сложных проблем, не укладывавшихся в их профессорскую начитанность. В этом состояла оборотная сторона медали – им иногда казалось простым, само собой разумеющимся то, что на самом деле было трудным и что мне, например, казалось очень трудным для решения, да так оно и было в действительности". У Жукова было также хорошо развито чувство войскового товарищества и справедливости. Он не раз в самой напряженной обстановке в Ставке, когда многие боялись промолвить хотя бы слово, защищал С.К. Тимошенко. В начале октября 1941 г. спас от нависшей над ним расправы И.С. Конева. Взял к себе на фронт снятого с должности командующего войсками Западного фронта В.Д. Соколовского, своим мужеством и принципиальностью уберег от гнева и сталинско-бериевских расправ многих командующих и командиров. Когда на фронте случались неудачи, он никогда не сваливал на подчиненных и брал ответственность на себя. Так он поступил, например, когда в апреле 1945 г. затормозилось наступление у Зееловских высот. В докладе Сталину он говорил о недооценке обороны противника в этом районе, которую допустил он, и не высказал никаких упреков в адрес В.И. Чуйкова или других командиров. В том же 1945 г., после войны, в группу советских войск в Германии прибыл заместитель наркома внутренних дел Абакумов и начал арестовывать офицеров. Жуков в самой резкой форме потребовал освободить подчиненных офицеров и выпроводил из группы бериевского опричника. Мало кто из военачальников в те времена мог решиться на такой смелый и принципиальный шаг, если вспомнить, что такие, казалось бы, близкие к Сталину и всесильные партийные деятели как Молотов, Калинин, Поскребышев не смогли защитить даже своих жен. Георгий Константинович не мог не понимать, какие последствия может иметь (и имел!) его мужественный поступок. О культуре военачальников принято судить по их отношению к штабам и прежде всего Генштабу. Последний во время войны возглавлялся такими выдающимися военачальниками как Б.М. Шапошников, А.М. Василевский, А.Н. Антонов. Генштаб был, конечно, действительно мозгом армии, а не каким-то "рабочим органом" Ставки, как это изображали после войны. В Советской Армии, начиная еще с довоенного периода, организационное и оперативное становление штабов шло с большими потугами. Неправильным было отношение к Генеральному штабу, как основному органу оперативного управления вооруженными силами. Нередко слова "Генеральный штаб" вызывали недоверие, употреблялись в пренебрежительном смысле; одно время необходимость такого органа вообще ставилась под сомнение. А те, кто допускал возможность существования Генштаба, представляли его себе не в виде творческого ("мозга армии") и организующего органа, а как технический исполнительный орган или в виде "полевой канцелярии главнокомандования", которая не должна обладать директивными правами. Говорили, что директивные функции свойственны только буржуазному генштабу. Недооценивалась роль самого начальника генштаба. Б.М. Шапошников отмечал, что "смена начальника генерального штаба действительно являет собой эру в военной подготовке государства...", а у нас их меняли иногда через несколько месяцев. В 1935 г. из его ведения были изъяты вопросы технического оснащения и комплектования Вооруженных Сил. В ряде случаев примерно такое же отношение было вообще к штабам. Вопросы организации управления войсками имели принципиальное значение не только для Генерального штаба. Речь, по существу, шла о роли и месте штабов и системе управления войсками и силами флота: быть штабам основными органами управления, через которые главным образом осуществляется руководство войсками, или исполнительными органами канцелярского типа без директивных и полноценных контрольных функций. Два этих принципиально разных подхода долго еще давали о себе знать. Но суровая проверка войной показала, что первый из них был единственно верным подходом и нашел законодательное закрепление не только в наших Вооруженных Силах, но и во всех основных армиях мира. До сих пор ходят различные толки об отношении Жукова к штабам. Командир 7-й Самарской кавалерийской дивизии К.К. Рокоссовский в 1930 г. в аттестации на командира бригады Г.К. Жукова, давая высокую оценку его военной подготовке, деловым, командирским качествам, среди недостатков указывал на его упрямство, болезненное самолюбие и сделал вывод: "Может быть использован с пользой для дела по должности помкомдива или командира мехсоединения. На штабную и преподавательскую работу (назначен) быть не может – органически ее ненавидит". (Курсив мой – М.Г.). Последующая деятельность Георгия Константиновича не подтвердила такого его отношения к штабной работе. Просто он как к командирам, так и к штабам предъявлял чрезмерно повышенные требования, к чему они тогда были еще не готовы. А главное, ненавидел и терпеть не мог штабную суету, бюрократизм, оторванность штабов от жизни воинских частей. В действительности на протяжении всей своей службы Жуков высоко ценил работу штабов, дружно сотрудничал с коллективом Генерального штаба. Будучи в Москве или на фронтах, он постоянно поддерживал связь с Генштабом. Советовался с его основными сотрудниками. Поддерживал Генштаб при рассмотрении важнейших вопросов в Ставке ВГК. Как член Ставки и командующий войсками фронта он много уделял внимания подготовке и слаживанию штабов во всех звеньях. Он подчеркивал, что отношение к штабам, как основным органам управления, объективно вытекает из характера современной вооруженной борьбы. Управление войсками при подготовке и ведении операций и боевых действий стало исключительно сложным делом. Возросли количество и объем вопросов, которые при этом надо одновременно охватить, а времени на их решение отводится все меньше, стали более трудными сам процесс и условия деятельности по управлению войсками, особенно при резких и неожиданных изменениях обстановки. В таких условиях не только не уменьшается, а еще больше возрастает значение единоначалия, роль командующих и командиров в процессе управления войсками. Но именно в связи с возрастанием личной ответственности командующих и командиров, значения своевременного и качественного принятия решений, их организаторской деятельности по выполнению поставленных задач – необходимы штабы как творческие, полноценные органы управления, способные обеспечить четкое, оперативное управление войсками, а следовательно, и наиболее полное и эффективное проявление единоначалия. Жуков считал, что во взаимоотношениях со своим штабом полководцу следует соблюдать два простых правила: никогда не пытаться самому делать работу штаба и не позволять штабу становиться между ним и войсками. Каждый штаб бывает доволен, когда он получает ясные и определенные указания, детали которых он разрабатывает сам без дальнейших вмешательств. Подчиненные командиры и войска любят, когда военачальник поддерживает с ними постоянный контакт и не смотрит на все глазами штаба. Чем меньше времени военачальник будет сидеть в канцелярии и чем больше будет находиться среди войск, тем лучше. Нередко с приходом нового командующего начиналась замена и перетряска основных должностных лиц штаба. Приняв от Рокоссовского 1-й Белорусский фронт, Жуков не стал этого делать. Больше того, он оставил в основном прежними порядок и методы работы управления фронта, установленные прежним командующим и начальником штаба фронта М.С. Малининым. Во время Великой Отечественной войны суровая практика боевой деятельности заставила резко поднять роль штабов в общей системе управления Вооруженными Силами. Военная практика жестоко наказывала тех, кто игнорировал эту объективную закономерность, проявлявшуюся в процессах управления войсками. Не случайно к концу Великой Отечественной войны начальники штабов во всех инстанциях стали первыми заместителями командующих, командиров: только они были наделены правами отдавать от имени последних распоряжения войскам и лицам, непосредственно подчиненным командующим и командирам. Такое положение в системе управления войсками штабы и начальники штабов не только заслужили по праву, но и, можно сказать, выстрадали во время войны вместе со своими командующими и командирами. Обобщая все сказанное о характерных чертах полководческого искусства Жукова, можно было бы сослаться на А.М. Василевского: "Г.К. Жуков, отличавшийся довольно решительным и жестким характером, решал вопросы смело, брал на себя полностью ответственность за ведение боевых действий; разумеется, он держал связь со Ставкой и нередко подсказывал ей целесообразное решение. К разработке операций подходил творчески, оригинально определяя способы действий войск. Думаю, не ошибусь, если скажу, что Г.К. Жуков – одна из наиболее ярких фигур среди полководцев Великой Отечественной войны". "Из всех молниеносно выросших в предвоенные годы крупных военачальников, -писал И.Х. Баграмян, – Жуков был, безусловно самой яркой и одаренной личностью. Хорошо зная его способности, я не удивлялся его поразительной, даже для тех лет, военной карьере. Г.К. Жуков обладал не только военным дарованием, без которого в годы военных испытаний не может получиться полководца, но и жестким характером, беспощадностью к недобросовестным людям... И еще одна черта характера Жукова мне бросалась в глаза. Если он чего-нибудь добивался, то не любил идти к цели, как говорится "медленным шагом, робким зигзагом". В таких случаях он шел напрямую". Все эти авторитетные высказывания о Жукове (возможно иному читателю они покажутся слишком пространными) нахожу нужным привести потому, что это свидетельства очевидцев, видевших полководца в деле, которые были опубликованы 20–30 лет назад и мало известны новому поколению читателей. Из них можно видеть, как далеки от действительности всякого рода сплетни и слухи о Георгии Константиновиче, распространяемые в последние годы. Во время второй мировой войны Г.К. Жуков внимательно следил за деятельностью полководцев союзных армий. Особенно высоко он отзывался о крупнейшей в истории Нормандской десантной операции, проведенной под командованием генерала Д. Эйзенхауэра. В послевоенные годы он внимательно изучал опыт операций, проведенных англо-американскими войсками в Африке, в зоне Тихого океана и в Европе. Если сравнить с военачальниками союзных нам стран, то на Западе непревзойденным организатором строительства и стратегического применения вооруженных сил считался генерал Д.К. Маршалл, бывший во время второй мировой войны председателем объединенного комитета начальников штабов США. Генерал Д. Эйзенхауэр, не имевший по существу до войны почти никакого командного опыта, но имевший большой опыт штабной службы, оказался на месте во главе союзных войск и сыграл выдающуюся роль в завершающих операциях второй мировой войны. Не побывав в бою даже во главе взвода, в Нормандской операции в 1944 г. он сразу повел в сражение почти 3-х миллионную группировку войск, сил авиации и флота. Его полководческая деятельность – это замечательный пример сочетания в одном лице политика, дипломата и стратега. Он был большим мастером планирования стратегических операций, в том числе крупных комбинированных десантных операций. Его планы подкреплялись добротными, всесторонними расчетами. Эйзенхауэр был особенно находчивым в сложных условиях военно-политической обстановки. Важнейшая особенность полководческого искусства Эйзенхауэра – тщательная, всесторонняя и скрытная подготовка операций, их материально-техническое обеспечение; его методы планирования и подготовки войск были рассчитаны на проведение операций наверняка. Он предоставлял большую инициативу подчиненным. Умение, несмотря ни на что, проводить общесоюзническую и американскую стратегическую линию и добиться высадки союзных войск в Нормандии вопреки особой позиции Черчилля, строптивого Монтгомери, которых все время тянуло в Африку и на Балканы, совладать со своими не менее строптивыми генералами Паттоном или Брэдли – все это уже о многом говорит. В целом он показал себя выдающимся стратегом коалиционной войны. В современных условиях, когда основные офицеры штабов занимаются не только планированием, но и организаторской работой по подготовке операций, боевым обеспечением, управлением войсками, их служба охватывает ряд элементов командирской деятельности. И формально даже не будучи на командирских должностях (лучше, конечно, когда происходит сочетание командирской и штабной службы), они в определенной степени приобретают и командный опыт. Этим отчасти (наряду с личными способностями) объясняется уверенная и успешная полководческая деятельность Д. Эйзенхауэра, А. Василевского, Н. Ватутина и других военачальников, пришедших во время войны со штабной службы на большие командные должности. Большим мастером вождения войск был генерал Бернард Лоу Монтгомери. Его отличала не меньшая, чем у Жукова, стойкость перед политиками и удивительная способность добиваться наиболее полного учета военной стороны вопроса. Когда премьер-министр Черчилль предлагает ему немедленно вылететь в Африку, принять командование 8-й армией и начать операции против Роммеля, он твердо ответил, что примет решение только разобравшись с положением дел. В последующем премьер-министр забрасывает его телеграммами с требованием более решительных действий. Но Монтгомери не сдвинулся с места, пока не подготовил операцию наверняка. Он был также искуснейшим тактиком, перехитрил в ряде случаев генерала Роммеля, который считался непревзойденным в этом отношении. Ряд блестящих операций проведен в тихоокеанской зоне под руководством генерала Макартура, который среди всех полководцев второй мировой войны имеет наибольший опыт организации взаимодействия и проведения совместных операций военно-морскими, военно-воздушными силами и сухопутными войсками. Особо следует сказать о генерале де Голле, который сумел сплотить силы сопротивления Франции и вместе с союзными армиями привести их к победе. В составе Войска Польского вместе с советскими войсками воевали такие талантливые генералы как С.Г. Поплавский, З.Берлинг, К. Сверчевский, В. Корчиц и другие. Пройдя школу войны под их руководством, в послевоенные годы выросли такие выдающиеся военачальники, как генерал В. Ярузельский и многие другие. Чехословацкий корпус возглавлял легендарный и храбрейший генерал Л. Свобода. Освободительную борьбу югославского народа возглавлял маршал Тито. Героически сражался китайский народ. В борьбе против японских агрессоров его наиболее надежную вооруженную силу составляла народно-освободительная армия Китая, которую возглавляли такие выдающиеся полководцы как Чжу-Дэ, Лю-Бо Чень, Пэн Де Хуэй и др. В союзных армиях было немало и других способных военачальников, в том числе прошедших фронтовые дороги под руководством маршала Жукова. Все они в той или иной степени добивались максимального соответствия своих решений и способов действий конкретным условиям обстановки, и деятельность каждого из них проходила в своеобразных условиях своего времени. В чем своеобразие условий, в которых действовал Жуков, чем отличается он от своих выдающихся предшественников и соратников по второй мировой войне? Во-первых, ограниченностью возможностей по окончательному принятию стратегических решений. Петр I или Наполеон соединяли в одном лице высшую государственную и военную власть, что давало им возможность обеспечить наиболее полную согласованность политической и военно-стратегической линий. Этого были лишены Суворов и Жуков. Генералы Эйзенхауэр, Монтгомери или Макартур, будучи связанными определенными политическими решениями, не испытывали на себе произвола и довлеющего политического диктата. Даже немецкие генералы, находясь под прессом фашистского руководства, могли довольно часто подавать в отставку и, за редким исключением, без особых последствий. Им не требовалось оказывать чрезмерного давления на войска, ибо они ставились обычно в сравнительно выгодные условия и, как правило, не попадали в чрезвычайные условия, за исключением мая-июня 1940 г. или Арденнского сражения в декабре 1944 г. Имели свои преимущества по сравнению с западными союзниками и наши военачальники. Нашим политическим руководством были обеспечены мобилизация всех сил народа на отпор фашистской агрессии, оснащение вооруженных сил первоклассным вооружением, всенародная их поддержка. Несмотря на все перипетии, сложилась антигитлеровская коалиция СССР и западных стран, это имело огромное значение для исхода войны. Начиная с 1943 г., на должном уровне были военно-политическое и стратегическое руководство вооруженными силами и поэтому они могли действовать в более благоприятных условиях. С точки зрения военно-политической и стратегической, в наиболее выгодные условия были поставлены наши вооруженные силы в Маньчжурской операции. В этой операции они оказались примерно в таком же положении, как союзные армии на протяжении всей войны. Жуков и другие наши военачальники и командиры имели самоотверженного и отважного солдата, которого не было ни в одной армии мира. Если бы Жуков, Конев и Рокоссовский оказались во главе англо-американских войск, которые были бы поставлены в условия, сложившиеся в 1941–1942 гг., вряд ли они успешно завершили бы войну. Думаю, что и нашими войсками невозможно было бы управлять методами генерала Эйзенхауэра. Каждому свое... Но все же наша армия, и все полководцы, особенно в 1941–1942 гг., ставились в военно-политическом отношении в крайне невыгодное, а в ряде случаев в катастрофическое положение. И во второй половине войны военно-политическое руководство слишком жестко регламентировало деятельность Генштаба и командующих фронтов. Некомпетентное вмешательство в стратегические и оперативно-политические вопросы затрудняло проведение в жизнь наиболее целесообразных решений и способов действий, вынуждало наших военачальников тратить огромные усилия на преодоление искусственно создаваемых кризисных ситуаций и трудностей, затрудняло полную реализацию их полководческих способностей. За излишнюю настойчивость и стратегическую инициативу Жуков уже в июле 1941 г. и вовсе лишился должности начальника Генштаба. Поэтому, как справедливо пишет Уильям Спар, "... не всегда гениальные озарения Жукова востребовались политическим руководством". Во-вторых, из-за просчетов и произвола военно-политического руководства, особой непримиримости военно-политических целей и ожесточенности вооруженной борьбы, обстановка на советско-германском фронте диктовала весьма жесткие рамки, в условиях которых приходилось строить полководческую деятельность и осуществлять управление войсками. Никому из прежних полководцев и союзных армий не приходилось действовать в таких необычайно сложных, чрезвычайных условиях, как Жукову и другим нашим военачальникам. Например, в январе 1942 г. разгромленные японской армией на Малайском полуострове английские войска под командованием генерала Персивала отступили к Сингапуру через пролив Джохар, и взорвали дамбу. Но как только передовые японские части, восстановив дамбу, проникли вглубь острова и захватили водоемы, генерал Персивал, имея более 60 тыс. войск, решил капитулировать. А Брест, Одесса, Севастополь, Ленинград и другие наши города до последней возможности продолжали сражаться. И многие наши города оказывались у противника, но противник овладевал ими, как правило, после ожесточенных сражений и понеся существенные потери. У. Черчилль охарактеризовал капитуляцию британских войск на Сингапуре крупнейшим бедствием в истории Англии. Некоторые наши "гуманистически" настроенные соотечественники ставят англичан в пример, считая, что так надо было поступать и нам под Москвой, Сталинградом и в других местах. Тогда мол и потерь было бы меньше, но при этом "забывают" о том, какие бедствия и неизмеримо бу льшие потери ожидали наши народы в случае победы фашистов. Даже при самых эгоистичных соображениях британского гарнизона так воевать, как он "воевал" в Сингапуре можно лишь зная, что кроме английских солдат есть еще советские, они-то при любых условиях будут продолжать сражаться и победа будет одержана. Но если бы Жуков и наши солдаты под Москвой, Ленинградом во имя "гуманизма" при первой неудаче складывали оружие, то фашисты достигли бы своей цели и весь мир сегодня жил бы совсем другой жизнью. Исходя из всего этого, нетрудно предположить, что Жуков, видимо, действовал бы в подобной обстановке "несколько" иначе, чем генерал Персивал. Поэтому в широком историческом плане жуковский подход в конечном счете оказался более гуманным. В-третьих, решения и способы действий Жукова не только в наибольшей степени учитывали конкретные условия сложившейся обстановки, те необычно сложные своеобразные условия, о которых уже говорилось. Из самой бездны даже неблагоприятной обстановки он умел извлечь такие выгоды для себя, так повернуть сложившиеся обстоятельства во вред противнику, изыскать такие способы действий, с такой неукротимой волей и организаторской хваткой проводить свои решения в жизнь, которые позволяли наиболее эффективно решать стратегические, оперативно-тактические задачи и одерживать победы там, где другие военачальники терпели поражения или даже не пытались их решать. Наш выдающийся ученый-оборонщик С.П. Непобедимый в 1990 г. рассказал о том, что назвал "русской работой", и, рассуждая о судьбах отчизны, заметил: "Я немного отвлекусь в сторону военной истории. Один из ярчайших полководцев ХХ века -Георгий Константинович Жуков. Он не был утонченным интеллигентом с изысканными манерами – он был русским солдатом с маршальскими погонами на плечах, но превзошел всех немецких фельдмаршалов-аристократов с богатой рыцарской родословной, разбил их тевтонские армады. Когда в Г.К. Жукове пытаются выискивать какие-то недостатки и пытаются принизить его величие, я сразу вспоминаю чье-то меткое выражение: а попробовали бы его соперники повоевать под командованием Джугашвили! И как в конце концов обошлись с народным героем?.. Вспомнил я о маршале Жукове вот почему. Люди, добивающиеся выдающихся результатов в условиях наибольшего неблагоприятствования, несомненно, талантливее тех, кто работает в парниковых условиях, ни в чем не нуждаясь". Можно что-то из сказанного принимать или не принимать, но судить о Жукове или других наших полководцах без учета всего этого нельзя.