Текст книги "Пять баксов для доктора Брауна. Книга 3"

Автор книги: М. Р. Маллоу

В квартире профессора

Квартира профессора располагалась под самой крышей четырехэтажного дома по Грисволд-стрит – самого низенького здания на улице, занятую почти исключительно офисами. Такого низенького, что оно казалось карликом по сравнению со своими высокими соседями. Дом был, вероятно, самым старым: серого кирпича с красными вставками на арках окон и башенками на крыше. В одной из этих башенок располагалась лаборатория.

Миссис Найтли отодвинула свою тарелку. Жена профессора оказалась очень молодой, худенькой девушкой в простом платье – курносенькой, застенчивой и в очках. Обычная студентка. Разве что ростом мала.

– Вы столько говорите о Форде… – сказала она.

– Интересуемся, – подтвердил Д.Э. Саммерс.

– Чем именно?

– Ну, – Джейк пожал плечами, – всем. Как там, на “Форд Мотор”. Что пишут. Что говорят.

– Чего о нем только не говорят! – засмеялась миссис Найтли. – Будто бы все служащие “Форд Мотор” должны учиться деревенским танцам и потом танцевать их на вечерах компании. Будто Форд поощряет доносы. Будто к любому, кто работает у него, может в любой момент нагрянуть социологическая комиссия и устроить настоящий обыск.

Она взяла со стола газету и потрясла ею в воздухе, как бы подкрепляя свои слова.

Двое джентльменов посмотрели друг на друга. Затем Д.Э. протянул руку к газете. М.Р. пристроился за его плечом. Повисло молчание.

Джонни О Коннор купил автомобиль,

Захватил подружку и повез кататься… – тихонько пропела миссис Найтли.

– Воскресные шмотки он нацепил, – не отрываясь от газеты, продолжил Джейк. – Девчонка прижалась к нему…

Песня, которую Д.Э. Саммерс и миссис Найтли исполнили дуэтом:

 
Джонни О'Коннор купил автомобиль
И взял свою девчонку прокатиться.
Воскресные шмотки он нацепил —
Девчонка прижалась к нему.
Съехать с дороги наш Джонни решил —
Все идет прекрасно, без сомненья!
Но что вдруг, что за черт?
Джонни открыл капот —
Все вокруг в черном дыму!
Туда и обратно, туда и обратно,
И снова под авто,
Свою девчонку он любил, ей-ей,
Но каждый раз как он
Тянулся он к ней
Все повторялось опять.
Туда и обратно, туда и обратно —
Вот Джонни вновь за рулем.
Пятнадцать раз он мог ее поцеловать,
Но только стоило ему начать —
Туда и обратно, туда и обратно,
Чинил он свой автомобиль!
 

(Леди и джентльмены, эта песня станет лейтмотивом нашей истории. Как только речь зайдет об автомобилях, вспоминайте ее, хорошо?)

– О! – воскликнула маленькая профессорша, и никаких дальнейших комментариев не потребовалось.

– Перед вами, мадам, – похвастался Дюк, как если бы Д.Э. Саммерс был его собственностью, – сын священника. Еще бы ему не петь!

– Священника? – девушка ахнула.

– Баптистского пресвитера, – уточнил тот, глядя на компаньона страшными глазами.

– Баптистского пресвитера? – еще больше удивилась маленькая профессорша. – Как это удивительно…

– Что же тут удивительного?

– Вы так непохожи…

– Очень на это надеюсь.

– Вы хотите сказать, что ваши родные…

– Не имею понятия.

– А вы сами….?

– Ни в бога, ни в черта. Я давно уже никого из них не видел и был бы счастлив не видеть никогда.

– Ох, – маленькая профессорша всплеснула руками. – Мистер Саммерс, хотите, я почитаю вам Шопенгауэра?

– Что именно?

И она вытащила из кармана юбки книжку:

– Вот это место: “Если произошло какое-либо несчастье, которого уже нельзя поправить, то отнюдь не следует допускать мысли о том, что всё могло бы быть иначе, а тем паче о том, как можно было бы его предотвратить: такие думы делают наши страдания невыносимыми, а нас – самоистязателями.” Ну, как? Что скажете?

М.Р. Маллоу светски улыбнулся. А Д.Э. Саммерс произнес:

– Скажу, что если уж произошло такое несчастье, то не следует подпускать к себе господ вроде Шопенгаэура. Только благоглупостей недоставало.

– А если, – М.Р. прочистил горло, – если счастье? Счастье, а?

– Тогда тем более, – снисходительно ответил Д.Э. – Зачем нам тогда Шопенгауэр?

– Но господин Шопенгауэр вообще не предполагает возможности достичь счастья, – заметила маленькая профессорша. – Он считает его недостижимым, заблуждением.

– Тогда я считаю заблуждением его самого.

Сказав эти слова, Д.Э. Саммерс широко улыбнулся. Этот последний маневр он предпринял потому, что компаньон больно пнул его под столом.

– Счастье, миссис Найтли, вполне достижимая вещь. Передайте вашему Шопенгауэру, что он зануда и неудачник.

Миссис Найтли дрожащей рукой сняла очки и стала протирать их платочком.

– У меня, очевидно, не получится выполнить вашу просьбу, – сказала она, розовея щеками. – Герр Шопенгауэр уже умер.

– Да? Какая трагедия. Впрочем, полагаю, теперь-то он доволен.

– Да, но он умер полвека назад! Неужели вы этого не знали?

– Вы знаете, как-то пропустил. Так вот, мэм, быть счастливым очень просто. Для этого нужно только одно: заниматься делом, которое вы любите.

М.Р. опять пнул компаньона под столом и получил сдачи.

– Профессор, – спросил он, стараясь отдавить Д.Э. ногу, – а вы, наверное, где-нибудь преподаете?

– Преподавал, мой молодой друг, преподавал. Курс общей химии в Бостонском университете.

– И что же? – поинтересовался Джейк.

Миссис Найтли посмотрела на мужа. Тот развел руками.

– Люси выгнали с курса, – сообщил он. – А у меня отобрали кафедру. Нам пришлось уехать.

– Но почему? – удивился Дюк.

– Извольте, – отозвался профессор. – Аморальное поведение.

– Точно, – подвердила миссис Найтли. – Теперь я не могу показаться на глаза родителям. Вернее, мама написала, чтобы я не вздумала появляться дома. И на учебе поставлен крест.

– Неужели ты сожалеешь? – возмутился профессор.

– Я? – его жена возмущенно поправила дужку очков. – О, я сожалею, и еще как. Я сожалею страшным сожаленьем, что ты болтаешься по подозрительным барам!

– Но дорогая, я же должен где-то промочить горло после того, как весь день прочесывал опиекурильни, лавки старьевщиков и изображал пациента у шарлатанов, выдающих себя за китайских целителей!

– Но почему же обязательно нужно во всеуслышание говорить гадости? Неужели нельзя было сказать эту твою правду владельцу с глазу на глаз?

Найтли отложил вилку и поднес к губам салфетку.

– Ну, – торжественно заявил он, – кажется, настал самый подходящий момент посмотреть мою лабораторию.

К лаборатории вела узкая винтовая лестница. Шаги по чугунным ступенькам отдавались гулким эхом. Прежде, чем ступить на них, М.Р. Маллоу присел на корточки и высунул голову в маленькое окно с прогнившей рамой. За окном оказался двор-колодец. Здесь стояли покосившиеся сараи, валялись куски угля и дрались коты.

– Признайтесь, профессор, – голос Д.Э. звучал гнусаво, потому что нос он зажал пальцами, – вы там разводите редкие сорта роз?

Профессор отпер висячий замок и пропустил гостей в тесное, лишенное углов, помещение с лесами вместо потолка.

– Это мои последние эксперименты в области полимеров, – похвастался он. – А пахнет бакелитовая смола. Реакция производится при помощи кислот, или, как в данном случае, щелочи.

– По запаху больше похоже на общественную уборную, – сострил Дюк.

– Правильно, дорогой мой, это и есть аммиак.

– Полимеры? – обернулся Джейк. – Фордит?

– Нет, фордитом занимался не я, – отозвался профессор, – но меня тоже интересуют заменители кожи. Не знал, что вы понимаете в химических технологиях. Приятно, знаете ли.

– Только слышал, – задумчиво отозвался Джейк. – Говорят, на “Форд Мотор”научились изготовлять резину даже из соломы. У них ничего не пропадает.

– Точно, даже отходы идут в дело, – подхватил Дюк.

– Я бы даже сказал, в основном отходы, – прибавил профессор. – И как идут! На «Форд Мотор» даже опилки не выбрасывают. Опилки, стружки, коксовая пыль – все идет в котельную. Превосходно экономит расходы на топливо.

– Опилки! – засмеялся Дюк. – Я думал, их только выбрасывать можно.

– А зачем их выбрасывать? – изумился профессор. – Опилки – превосходный материал! Из них можно приготовить очень хороший кофе.

– Кофе? – поразились двое джентльменов.

– Кофе, – кивнул профессор, прикладываясь к своей чашке. – Опилки, желуди, немножко ароматических веществ, с ванилином, жареный и молотый, в станиолевой упаковке, упакован горячим, сохраняет аромат, остерегайтесь подделок. Если же к опилкам добавить репы, сахара и покрасить анилиновым розовым – вы, господа, сможете намазать на тост малиновый джем.

– Это не так сложно как кажется, – жена профессора поправила очки на своем маленьком носу. – Я могу объяснить. Смотрите: у исходного вещества, представляющего, по сути, неплохое сырье, недостает молекулярной массы. Необходимо нечто, что могло бы ее увеличить. Вспомогательное вещество. То есть, в нашем случае речь тоже идет о веществах-полимерах. В свою очередь, слишком большая молекулярная масса бакелита…

– Лопни моя селезенка! – пробормотал М.Р.

Д.Э. не сказал ничего.

– Простите, увлеклась, – покаялась Люси. – Я хочу сказать, растворение полимера происходит через стадию набухания. А вообще говоря, у меня в сумочке есть конфеты. Может, выпьем кофе?

– Конечно, – откликнулся Найтли. – Чай, кофе, коньяк – все, что пожелаете!

– Из опилок? – поинтересовался Джейк.

– Нет, – порозовел профессор и налил себе еще кофе, – употреблять я предпочитаю все-таки натуральные продукты.

После кофе оказалось, что уже почти полночь. Оперу отложили.

– …и какие все скучные люди! – горячо говорила миссис Найтли

– Да! – восклицал Д.Э. Саммерс.

– Все интересное называют пустыми фантазиями!

– Да!

– А ведь жизнь ничуть не изменилась! Даже киоскер может быть в душе покорителем морей! И только попробуйте со мной поспорить!

Джейк аж поперхнулся.

– Миссис Найтли, – сказал он, – да я в жизни ни с кем не был так согласен!

Дюк покосился на профессора, опустил взгляд в пустую рюмку от коньяка, которую профессор немедленно наполнил, и запустил пальцы в кудри.

Тем временем Д.Э. разливался соловьем.

– …а Жюль Верн предсказал многие технические открытия.

– Например, аэроплан! – воскликнула жена профессора.

Пауза затягивалась. “ – Волнуется, – понял Дюк. – У меня у самого в таких случаях память отшибает. Ведь вместе “Скрибнерс” читали, еще в Сан-Франциско!”

– Подводную лодку, – помог он. – А также Эйфелеву башню.

– Электрический стул, – продолжил Джейк. – И…

– И я уверен, что нам предстоит еще увидеть воочию аккумулирование летнего тепла, – продолжал вместо него М.Р.

Джейк под столом пнул компаньона.

– Использование токов земной коры…

– …поиски затонувших городов, управление погодой, и…

– …множество других вещей, которые сегодня представляются не более чем праздной выдумкой, – закончил тираду Джейк.

И, не удержавшись, прибавил:

– Праздной выдумкой изнеженного ума.

Детройт Опера

Шла “Кармен”. Д.Э. Саммерс завороженно уставился в одну точку. Дюк проследил эту точку – и покачал кудрями: ой-ой. Но миссис Найтли смотрела прямо на сцену. Джейк наклонился к компаньону.

– Я сейчас! – прошептал он ему на ухо, встал, и, не обращая внимания на возмущенные взгляды, стал пробираться к выходу.

* * *

– Где вы шлялись? – спросил недовольный голос, едва Д.Э., приоткрыл дверь на первом этаже.

Дверь эту указал вахтер. За ней находился просторный класс с рядами стульев, расставленных друг над другом ступенями, как в лектории. Внизу, у рояля раздраженно перебирал ноты какой-то человек.

– Простите, – пробормотал Джейк. – Я… я не мог раньше.

– Ну так хоть сейчас имейте совесть, поторопитесь!

Никакого часа назначено не было – его явно с кем-то спутали. К тому же, какой-то балбес умудрился сделать ступени неудобно широкими – ни два, ни полтора – прыгай им тут, как козел.

Тот, у рояля, повернулся на крутящемся табурете и оказался темноусым человеком среднего роста, с очень прямой спиной и глазами школьного учителя.

– Ну, – скучно спросил он, – что будете петь?

Джейк запнулся всего на секунду.

– "Веселая вдова". Ария графа Данило.

Распорядитель хора ударил по клавишам.

 
– Пойду к «Максиму» я,
Там ждут меня друзья,
Там девушки беспечны,
Зато чистосердечны.
Аннет, Лизетт, Рашель…
 

Д.Э. Саммерс понял, что проиграл и умолк. Распорядитель хора полистал бумаги.

– Вас, скорее всего возьмут в Консерваторию, – голос распорядителя был равнодушным. – Если будете учиться как следует, возможно, что-нибудь да выйдет. Или идите в Оперетту.

Он сложил бумаги в аккуратную стопку и отложил в сторону.

– Но это в лучшем случае. Тут, через улицу, есть бар. Я бы на вашем месте попробовал.

– Возьмут? – осторожно спросил молодой человек.

Смотритель хора пожал плечами.

– Ступайте.

Гулкие коридоры Оперы с бесчисленными дверями путались, путались, пока окончательно не превратились в дурацкий лабиринт, выхода из которого не было. Со всех стороны раздавались крики рабочих, звуки роялей, голоса распевающихся артистов и разыгрывающихся инструментов. Вот жалобно заплакало. Ухнуло барабаном. Запело трубой.

– Моя любовь, моя Ка-а-армэ-э-эн! – страстно простонал по-французски тенор за соседней дверью.

Когда Д.Э. уже потерял всякую надежду, обнаружился конец коридора. За ним обнаружилась дверь – пыльная и скрипучая. Эта дверь вела на лестницу.

Тут и рожок, и труба, и скрипка запели вместе под решительное уханье барабана. Плечи искателя приключений расправились, походка стала решительной. Небрежным шагом, с суровым лицом двигался он по ступеням. Навстречу спешил какой-то пузатый в испанском мундире, явный дон. Д.Э. Саммерс и не подумал сбавить фасон, дон тоже, и они столкнулись.

– Смотри, куда прешь!

– Сам смотри! – огрызнулся Джейк.

Постоял, глядя вслед пузатому, и пошел за ним.

Но пузатый дон направлялся совсем не на сцену, а в буфет: пить коньяк и кушать бутерброды. От вида и запахов театрального буфета Джейк забыл, зачем пришел, но буфетчик поднял вопросительно-снисходительный взгляд, и он ретировался.

Отовсюду тянуло сквозняками. Пробегали, переругиваясь, полураздетые актрисы, обдавая его ароматами пудры, духов и пота. Были они толстые, с болтающимся мясом предплечий и почти все старые: не меньше тридцати лет.

– Тьфу, – сказал Джейк.

Погуляв еще по коридорам, там спустившись, здесь поднявшись, сям пробежав по дощатому разболтанному трапу, он споткнулся об один из пожарных шлангов, которые то и дело попадались под ногами, и упал на одно колено, больно ушибившись о цементный пол.

Сверху послышался отдаленный рев, Джейк вздрогнул и понял: аплодисменты. Он находился под сценой.

Низкий женский голос запел, что, мол, у любви, как у пташки, крылья.

Джейк выругался себе под нос, фыркая от пыли и потирая ушибленное место.

Наконец, он выбрался в огромный театральный двор: сарай, конюшня… Тут же заскрипели ворота, застучало по доскам и рабочие повели, одну за другой, четырех лошадей. Джейк спрятался за распахнутой дверью, затем, крадучись, последовал за упитанным крупом крайней кобылы. Грязный белый хвост мотался туда-сюда. Крутой зад мелко вздрагивал. Копыта с неторопливым стуком перебирали по доскам.

На сей раз расчет оказался верным: лошади шли на сцену.

За кулисами дуло. Стройный Тореадор играл на бочке в покер с двумя усатыми пожарными. Джейка бесцеремонно отпихнули в сторону, ни о чем не спрашивая, не удостоив взглядом.

– Ну где ты, трах тебя? – заорал блондин со спитой рожей. – Выходить надо!

Тореадор встал, повернулся, оказавшись помятым накрашенным мужиком, и, почесавши красный тореадорский пояс, которым была обмотана его толстая талия, неохотно пошел на сцену. Скоро оттуда послышалось:

"Тореадор, смелее в бой…"

Джейк выглянул из-за кулисы – ложа, где сидели Найтли и Маллоу, находилась на противоположной стороне, почти вплотную к сцене. В зал нельзя. Но и назад было нельзя: прогуливаться опять по театру черт знает сколько времени – увольте! Кроме того, следовало вернуться до конца представления.

Зато каждую кулису пересекали деревянные лестницы, расположенные параллельно друг другу. Джейк влез на одну из них – пока было, за что зацепиться, высота была не страшна, – и вскоре оказался с обратной стороны чернильного неба с мутной луной. Что-то попало в нос, он провел по лицу ладонью: ладонь мерцала искорками.

С потолка, изображая снег, сыпались блестки.

Отсюда, сверху, мерцали и блестели украшения в дамских прическах. Белели в темноте пластроны, поблескивали лысины мужчин. Под ногами находилась балка, удерживавшая сценическую машинерию, прикрытая снаружи карнизом, соединявшим обе половины занавеса.

"Тореадор, смелее в бой…"

Музыка умолкла.

– Точно, – пробормотал Джейк. – Именно так и нужно сделать.

Он остановился. Он находился теперь посередине карниза, прямо над сценой. От высоты и запаха газовых светильников захватывало дух, спина и ладони взмокли. Ну, еще немного.

– Пусти!

– Не пущу!

– Пусти!

– Не пущу!

Кармен, дородная тетка с красными щеками и маком на макушке, яростно вырывалась из рук дона Хосе. Скрипки заплакали вполголоса: приближался критический момент. Сверкнул нож убийцы. На сцену брякнулось тело.

Зал ахнул.

– Врача, кто-нибудь!

– Позовите врача!

Скандал

– Вы же могли убиться, молодой человек! – возмущался профессор, когда выяснилось, что Д.Э. почти не пострадал: от слов “врача!” он почти мгновенно вскочил на ноги. Ничего удивительного: его падение смягчили сначала статисты, затем – Кармен. Она так испугалась, что кто-то разбился, свалившись с лесов над сценой, что могла теперь только нервно икать и махать руками, прячась на груди своего убийцы. Убийца дружески похлопывал ее по толстой спине и говорил слова утешения.

Короче говоря, вышел скандал и компании пришлось покинуть Оперу.

– Вообще говоря, ничего страшного, – пробормотал Найтли в бороду, – но, видите ли, получается не очень удобно. Я, вероятно, смогу опять посещать спектакли – через некоторое время, разумеется, но вот вы, боюсь…

– Ну и не беда, – сказала его жена и поправила очки, держась за локоть мужа, – оперу можно слушать и у нас дома. Как ты думаешь?

– У меня превосходная коллекция пластинок, – немножко растерянно подтвердил профессор, – но Джейк, как же вас угораздило?

– А на него всегда так спиртное действует, – мрачно буркнул Дюк. – Если уж опьянеет – пиши пропало, на подвиги тянет. Радость моя, как ты наверху-то оказался?

Профессор Найтли окинул внимательным взглядом всего Джейка.

– Спиртное? – удивился он. – Но ведь мы выпили только немного коньяку. Две, нет, три рюмочки, кажется?

– А он… – начал было Дюк.

И осекся.

Как бы ни располагал профессор, сказать правду: “Он, то есть, мы ничего не ели со вчерашнего дня” было невозможно.

– Это музыка, – тихим от смущения голосом сказал, наконец, Джейк.

– Простите? – не понял Найтли.

– Музыка, – повторил Джейк. – Тореадор.

На него молча смотрели.

– Ну, просто, – Д.Э. страшно покраснел, – она так действует, что кажется… кажется, что все может получиться. Надо только…

И, путаясь от смущения, рассказал, как, ощутив удивительный прилив уверенности, решил проверить, возьмут ли его в театр – просто так, для интереса, а потом, возвращаясь в ложу и услышав арию Тореадора, внезапно обнаружил, что уже не боится высоты, и намерен идти к цели кратчайшим путем.

– Н-да, – пробормотал профессор, лохматя бороду. – Не хотите, кстати, воспользоваться советом хормейстера?

– Не хочу.

– Я бы на вашем месте… артистическая натура… Видите ли, такие вещи очень сильны в нас. Вам придется что-нибудь с этим делать.

– Да, – сказал на это Д.Э., – да, непременно. Только другое. Не такое вегетарианское.

– А именно?

– Бизнес.

* * *

– Но ведь это она? Скажи, она? – допытывался Дюк, когда двое джентльменов вернулись к себе на Роузберри-стрит.

– Кто? – удивился Джейк.

– Ну кто, миссис Найтли. Из-за нее ты выделывался.

Д.Э. смотрел так, как будто свалился с луны.

– Бросьте, сэр, – сказал на это М.Р. Маллоу, – я все видел. Она тебе нравится.

Однако, молодой головорез не проявлял никаких признаков смущения, которое обычно бывает в таких случаях, не отшучивался, как всегда делал, когда ему задавали вопросы такого рода, и вообще было похоже на то, что и в самом деле “ну и что”.

– Но как же? – поразился Дюк. – Я же видел: она тебе нравится. И ты ей тоже.

Д.Э. Саммерс помолчал.

– Ну, во-первых, миссис Найтли по уши влюблена в своего мужа, – заметил он. – Это даже слепому видно. А во-вторых…

Он умолк.

– А во-вторых? – поторопил заинтригованный М.Р.

– А во-вторых, – повторил Джейк (он думал), – да, собственно, и хватит. Ну, нравлюсь… наверное. Она мне, в общем, тоже. Ну и что?

М.Р. Маллоу долго смотрел на компаньона.

– Сэр, – сказал он, – почему вы всегда делаете из таких вещей черт знает, какую тайну? Мне-то вы можете сказать!

– Ох, – с мукой в голосе произнес Джейк, – никогда не понимал всего этого шума. Ну, нравится она мне, нравится, ты доволен? Но не настолько, чтобы испортить дело. Женщины вообще не должны… да черт с ними. Профессор важнее.

М.Р. склонил голову в знак согласия.

– Да, но… ну, смотрите, сэр, чтобы хуже не вышло. Знаем мы, как это бывает.

– Не знаю, как это бывает, мне вообще как-то…

Джейк повертел пальцами.

– Так, знаешь..

– Ну, как?

Д.Э. Саммерс тоскливо вздохнул.

– Ох, самому бы знать. Чувствую себя, как…

– Что, ржавый якорь в корме? – помог компаньон.

– Да.

– Вы бы лучше вместо якоря себе там секстан завели, – ядовито сказал Дюк. – Чтобы направление показывал. А то носит нас с вами во все стороны – вон, уже штормит. Как бы опять чего не вышло.

– Направление, – молвил Саммерс, – я и без всякого секстана знаю. “Форд Мотор”. Но вот что там делать, да как, и, главное, с чем…