Текст книги "КОСТИ"

Автор книги: М. Осипова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

«Первые годы по новому летоисчислению ознаменовали конец многолетнего кровопролитного противостояния окончательной капитуляцией Дориана, установлением вассального режима под Перинеем и воцарением династии Монтесс. Итог этой войны оказался противоположен ожидаемой победе Дориана, имевшего преимущество по численности и оснащенности армии, благодаря полководцу Максимилиану Монтесс, стремительно захватывавшему участок за участком поля битвы, прокладывая путь к столице. В скором времени с окраинных земель до Розаллеи стали доходить слухи, что армия, собранная полководцем – мертвее мёртвого, боли не чувствует, не устает, не ест, никогда не спит, никого не щадит, оставляя за собой пеплы пожаров. Страхи расползлись по всему государству как тараканы, в армии начались дезертирства. Церковь и правящий царь Анатолий Правда тщетно пытались остановить панику призывами к здравомыслию и дварианской вере, основанной на догме о царстве божьем для душ всех умерших. И когда на пороге столицы появилась армия мёртвых, конница развернулась и бежала в рассыпную, их примеру последовали мечники, штурмовавшие свои же стены, лучники, получившие приказ стрелять по дезертирам, также покинули свои позиции, и город был сдан без единого выстрела. Большинство горожан сбежало в тот же день, мёртвые вошли и остались в практически опустевших стенах, лишь царь встретил захватчика, не вставая со своего трона, с победным выражением лица. За такую дерзость Анатолий Правда был публично казнён, а Максимилиан Монтесс, получил от перинейского князя Нилла Виларонесс (с этих пор именуемого Великим князем) в качестве награды за военные успехи титул князя и наместника покорённого Дориана. Могущественную армию, ставшую причиной окончания войны, Великий князь приказал оставить подле наместника, как гарант повиновения. При этом семьи воинов, желавшие воссоединиться, могли переселиться в Дорианское княжество, для чего им должна была оказываться всякая поддержка государя, но о возврате мёртвой армии на территорию Перинея и речи быть не могло.

Сам Максимилиан Монтесс, получивший прозвище «король падали», оказался самым что ни есть живым и плодовитым, и в первый же год своего правления заставил дварианского епископа связать себя священными узами брака с дочерью казнённого им царя – Марией Правдой, которая вскоре родила ему законного наследника – Рерика Монтесс. Но первым сыном Максимилиана он не был. В тот же год родилось ещё как минимум четыре известных ребёнка от изнасилованных им знатных особ. К моменту скоропостижной смерти Марии, у него насчитывалось шестнадцать детей, но только один законнорождённый.

По дварианскому вероисповеданию мёртвых хоронили под землей до истечения семи дней после смерти, поэтому прошло достаточно времени, прежде чем появились случайные пробуждения среди дорианского населения. Такие случаи дварианская церковь нарекла принесённой из Перинея демонической заразной болезнью. «Заразившиеся» отлучались от церкви, и «судьба их вечно бродить изгоями по земле и никогда не войти им во врата Божьи». Даже по просьбам отказывались хоронить их по канонам, максимум, на что соглашались для них священники – это изгнать демонов испепеляющим божественным огнём. Остальных же «чистых» подданных княжества продолжали хоронить глубоко под землей до истечения семи дней со смерти.

Максимилиан правил захваченным государством сорок девять лет, но личность его и причины бессмертия его армии долгое время оставались загадкой. Родился он в 37 году до эры воскрешения в Перинее, но происхождения был смешанного, более чем неблагородного и достоверно неизвестного. По его собственным заявлениям, мать его – честную перинейскую подданную изнасиловал дорианский наместник в период ига. Такое сомнительное происхождение, вероятно, не позволило ему в своё время жениться на убитой во время войны Перинейской княжне Элизе Виларонесс, в полку которой он изначально служил, и с которой, по свидетельствам, состоял в тайной любовной связи.

Мёртвым и их семьям в период правления Максимилиана оказывались всевозможные почести. Среди своих командиров он распределил высшие государственные посты, приказы они в основном отдавали письменные, так как большинство из них уже не могли говорить. Им также полагалось право изъять из собственности коренного населения любые дома и земли для своих нужд.

Рерик Монтесс, рано оставшийся без матери и воспитанный авторитарным отцом, вырос кротким и добрым безвольным юношей, во всём беспрекословно послушным и не имеющим личных амбиций. С детства он был приучен уважать своих незаконнорожденных братьев и сестёр и относится к ним как к равным. Нередко даже поддавался влиянию своего старшего брата, если оно не шло в разрез с велениями их отца.

В 27 году, в возрасте двадцати пяти лет, по настоянию отца, Рерик женился на младшей дочери Великого князя, названной в честь его погибшей сестры – Элизабет. В тот момент девочке только исполнилось двенадцать лет, и она стала любимым «ребёнком» свёкра. Но сколько не баловали её и не окружали любовью и заботой, холодный замок Монтесс и мёртвый город Роззалея изнеженной перинейской принцессе были ненавистны. С годами она передала своё отношение мужу, узревшему в ней новый идол поклонения на фоне спадающего влияния всё более стареющего отца. Пренебрежение к мёртвым вошло в свою предельную стадию, когда чума, случившаяся в 50-ом году, унесла жизнь их первенца.

Максимилиан также не пережил чуму, оставив завещание, которое дварианская церковь и Великий князь сочли безумным. Собственное тело он завещал кремировать, а княжество Дорианское должно по наследству перейти к первому родившемуся после его смерти мальчику. Завещание это было воспринято с шумом и двояко: Рерик и Элизабет, ставшие регентами, поддерживаемые церковью и Великим князем, заявили, что в завещании речь идёт только о законнорожденных детях. Но второму и единственно выжившему после эпидемии законнорожденному внуку Максимилиана исполнилось тогда всего два года, а последние роды Элизабет были крайне тяжёлыми и по настоянию лекаря детей они больше иметь не должны. Мёртвое войско, считавшееся разносчиком болезни, регенты не жаловали, всех ставленников Максимилиана отстранили от своих постов, знатным дорианским семьям были возвращены отобранные земли и дома. Свою власть Рерик и Элизабет решили посеять на хороших отношениях со знатью и церковью, возвращении столице прежнего облика и кровных правах Рерика на Дорианский престол. Из переписки Элизабет с отцом можно также узнать, что дварианская церковь предлагала помазать Рерика на престол, если тот примет фамилию по матери, на что Нилл также давал своё согласие. Но видимо ещё опасаясь гнева армии мёртвых от вопиющего нарушения завещания «короля падали» решили отказаться. В свет же всем мёртвым дорога стала заказана, и, претерпевая временные трудности и затаившись на подмостках столицы, они ожидали рождения своего нового истинного короля. Во избежание двоякого смысла завещания, по сговору с новой дворцовой стражей и наёмниками, в течение первых четырех месяцев правления регентов были тайно убиты все незаконнорождённые дети и внуки Максимилиана, а также женщины, имевшие с ним связь когда-либо. Трудно правильно вычислить точную цифру жертв этой кровавой расправы, но по разным источникам приводятся цифры от 75 до 260 человек.

В целом регентство Рерика (а фактически Элизабет) положительно сказалось на Дориане и его столице. Экономика пошла в рост, военному делу с позволения сюзерена стали снова обучать мальчиков, а отношения двух враждующих когда-то государств стали делами семейными.

В 70-м году подросший Роберт Монтесс сочетался браком на кроткой деве перинейского дворянского рода, но, когда по истечении шести лет у них так и не было детей, брак был расторгнут. Второй и последней женой его стала дорианка Юлиана Лаврентия, буквально околдовавшая княжича красотой своих души и тела, о которых слагали легенды. От этого брака родился Роберт младший – истинный наследник по завещанию и князь Дорианский. Рождению малыша радовались все: регенты вздохнули с облегчением, что власть их теперь окончательно закреплена; отстранённая армия, претерпевавшая тогда не лучшие времена и обращение, наконец, дождавшись рождения своего нового истинного короля, предвкушала возвращение старых порядков и почестей.

Но вопреки восторженным ожиданиям, во время отлучки Роберта старшего и Элизабет в Периней, в замке Монтесс случился страшный пожар, унесший жизнь мальчика и матери. Во многих источниках говорится, что поджог устроила сама Юлиана, преисполненная патриотическими чувствами и желанием отомстить и прекратить династию короля падали и сюзеренитет Перинейского Великого князя. Тут же ей приписывается сумасшествие, ведь в здравом уме ни одна мать не убьёт своего сына из каких бы то ни было патриотических побуждений. Но автор сего трактата, как и многие историки-современники, склонен не согласиться с этой гипотезой, так как не нашлось ни одного документа, свидетельствовавшего о том, чтобы Юлиана обладала каким-либо расстройством психики. Более того, отношения её со своим мужем Робертом славились как хорошие и полюбовные.

Рерик и Элизабет ещё полагали, что им удастся удержать власть в ожидании следующего наследника. Но после гибели маленького истинного короля в пожаре, мёртвая армия покинула свою обитель, рассыпавшись по всей стране, Рерик был предсмертно стар, а новый епископ отказался помазать его или Роберта на царство. Оплота, гарантировавшего власть Перинейского Великого князя, не стало, и вскоре дварианская церковь тайно призвала к власти потомка прежней царской династии по мужской линии. Помазавшись, Иоанн Правда, обладавший недюжинной поддержкой уставшего пресмыкаться перед мёртвыми захватчиками населения, направил Великому князю письмо о более неповиновении воли Перинея и независимости государства Дориан. Он собрал армию, готовую противостоять перинейской угрозе как внутри, так и снаружи. Эта армия больше не боялась мёртвых. Они слишком долго наблюдали их рядом. Они знали, как их можно окончательно убить и пытали к ним врождённые ненависть и гнев. Под авторитетным командованием Иоанна она могла бы противостоят всему Перинейскому княжеству, если бы осмелился «Великий князь» вторгнуться. Бывшие регенты, оставшись совсем без поддержки, присягнули на верность новому царю, опасаясь его мощи и влияния. Великого князя же к этому времени слишком заботили собственные проблемы, к тому же Периней никогда не стремился поработить Дориан, скорее их целью изначально было освободиться от ига последнего, так что на письмо нового царя не последовало никаких реакций.

Следующим своим шагом на троне Иоанн подписал указ о священной инквизиции. Во имя освобождения от заразной демонической болезни, принесённой из Перинея, все восставшие мёртвые подлежали преследованию и сожжению. Разграничений между коренными Доринами или переселенцами с Перинея не проводилось. Собранная новая армия обрела цель – искоренение зла внутри государства.»

Сердце читательницы предательски забилось быстрее, то ли от слов на бумаге, то ли от открывшейся двери.

– Вы можете забрать её себе. Я помню её почти наизусть, – раздался гортанный голос за спиной девушки, и вздрогнув, она обернулась. Перед ней стоял высокий статный мужчина лет сорока пяти на вид, с короткой бородой и хищными глазами.

– Нет, спасибо, я тоже знаю её наизусть, хоть и не читала ни разу, – ответила девушка, убирая книгу на журнальный столик и протягивая руку для пожатия. – Антония Вега, президент и научный руководитель сети клиник «ВегаЛайв».

– Рекаро Ли Коми, оплот демократии, – улыбнулся мужчина, пожимая протянутую руку. – Рад наконец-то познакомиться с вами лично. Вы ещё прекраснее, чем вас описывали. Приношу извинение за обыск, но протокол безопасности советника обязывает.

– Я понимаю, не стоит беспокоиться. Приступим к делу. – Она достала из дипломата толстый договор и протянула Рекаро. – У вас остались какие-то вопросы по договору?

– По договору – нет, мои юристы дали по нему однозначное заключение, что я сошёл с ума. Так что вам придётся ещё раз лично прорекламировать мне услуги, оказываемые вашей клиникой. Я хотел бы точнее понять, что я получу в результате, если всё пройдёт успешно.

Вега отклонилась на спинку кресла, сладострастно изучая волевое лицо собеседника.

– У вас стоят синтетические импланты, – заявила она. – Скорее всего – везде.

– Верно.

– Я могла бы напомнить вам о вкусе большого куска жирного ангейского мяса средней прожарки, но не уверена, пробовали ли вы его когда-нибудь.

– Не пробовал.

– Да, к еде вы равнодушны, хотя незаслуженно. Но я хотела спросить о другом. – Она сделала паузу, слегка поджав под зубы нижнюю губу. – Как давно вы занимались сексом? Настоящим сексом, доставлявшим вам удовольствие?

Рекаро съежился от такого вопроса, вызывающе произнесённого, сексуальной женщиной с оголёнными ногами. Она достаточно точно угадала страсть его души. Он всегда был охотником за красивыми дамами и продолжал им оставаться и после изменения, бесконечно меняя подруг – исключительно первичных, получая только эстетическое и моральное наслаждение их телами и стонами.

– Вот что вы получите в результате, – снова заговорила Вега, увидев, что попала в яблочко. – Более того, бонусом, если вам захочется, вы можете поиметь меня. Только после операции – я не трахаюсь с синтетиками.

– Я тоже, – ответил опешивший Коми.

– Мне бы сейчас отметить, как мы похожи для успеха продажи, но не могу. Мы – не похожи. Вы просто синтетик, который замещает свои чувства чужими, я же – воссозданный первичный человек и бесчувственные синтетики, а тем более пластинированные трупы мне откровенно противны.

– Можно нескромный вопрос, раз мы так откровенны? Сколько вам лет? Нет, я знаю, что вам что-то около двух тысяч, но, сколько вам было, когда вы изменились?

Антония опустила глаза, изобразив свой самый нежный невинный образ.

– Тринадцать, – медленно проговорила она. – У вас отпало желание трахнуть меня?

– Скорее, появилось.

– Тогда нам осталось только определиться с источником материала, – резко перешла на деловой тон Вега. – Это может быть донорское тело, или мы можем взять образец ДНК из ваших костей и воссоздать тело из неё. На это уйдёт больше времени, и могут возникнуть пробелы в цепочке, которые придётся добивать из других источников, но зато точно не возникнет проблем с совместимостью.

– А откуда берутся доноры?

– Мы предлагаем различные программы добровольцам. Банк пока невеликий, но мы над этим работаем.

– Скажите, Антония, получается, я и детей иметь смогу?

– Тут есть сложности. Хоть мы и научились воссоздавать человеческий мозг, но он по-прежнему остается для нас загадкой. Большинство теорий сводится к тому, что он является только переходником от духа к физическому воплощению, но вот является ли это воплощение проекцией духа или дух проекция физического тела в другом измерении – остаётся вопросом. Если предположить, что духовная проекция вторична, то достаточно клонировать все биологические элементы физического тела для воспроизводства. Мне понадобилось тысяча лет, чтобы к этому прийти, но мы это делаем. Но, несмотря на физическую полноценность и выработку необходимых гормонов – дети пока в наших экспериментах не рождались. Кто знает, может, вы станете первым.

– А если будут пробелы и соответственно проблемы с совместимостью, чем это грозит?

– Проблемами в ощущениях. Неподконтрольными физическими реакциями. Если совсем откажет какой-то орган, то в течение гарантийного срока мы произведём пересадку или, при необходимости, даже заменим всё тело. Поймите, вы не первый наш опыт и у нас достаточно положительной практики, чтобы предлагать такую услугу. Но то, что мы делаем, не обычная имплантация и ещё находится в экспериментальном статусе, поэтому всегда нужно быть готовым к любому исходу. Но в самом крайнем случае вы просто получите неэффективное тело, которое с лёгкостью можете заменить на привычное вам синтетическое. По сути, вы ничем не рискуете.

– Кроме одного миллиона руинов, который плачу за этот эксперимент.

– Согласитесь, не самая высокая цена за возможность снова стать живым?

– Согласен. Особенно учитывая, что это единственный шанс трахнуть тринадцатилетнюю девочку с двухтысячелетним разумом. Кажется, у меня нет выбора, – усмехнулся советник. – Последний вопрос: а вы могли бы встроить в воссозданное тело что-то дополнительное, к примеру, иммунитет к какому-то новому вирусу?

– Мы делаем из мёртвого живого и молимся Неприкаянному, чтобы всё прошло гладко, а вы хотите ещё встроить сторонний иммунитет? Я так понимаю, речь идёт об иммунитете к вирусу против человека, который разработало правительство?

– Не понимаю, о чём вы.

– Очень жаль. Если бы у меня были образцы этого вируса, я думаю, что смогла бы привить иммунитет своим моделям. Учитывая обстоятельства, очевидно, что система содружества рухнет, и против первичных будет применено это оружие. Это лишь вопрос времени. Жаль, если вместе с ними будут отравлены тела наших почётных граждан стоимостью миллион руинов.

– То, что вы говорите ужасно. Хорошо, что у нас не ведётся разработок никакого вируса, по крайней мере, не с одобрения Совета.

Закончив обсуждение деталей, они подписали соглашение. Ли Коми выбрал длинный путь из собственного ДНК. Извлечения материала обговорили произвести через день, а после изготовления пробных органов Рекаро следовало выбрать время, чтобы лечь в клинику для обследования на совместимость. Он лично проводил Антонию до автомобиля, где она закурила очередную сигарету.

Через четыре часа Антония Вега спала на широкой постели, стоящей по центру просторных апартаментов. Одна. Её духовная проекция бродила по нейронам физического мозга перебирая сны, как ребёнок леденцы разного цвета. А на следующей неделе в центральный офис «ВегаЛайв» на её имя был доставлен контейнер с образцом какого-то вируса от неизвестного Роналдо Лорефилда.

2. Восстание

Линде очень шёл новый «бронзовый загар» – подарок работодателя, не из щедрости, конечно, а ради презентабельного вида своих сотрудников. Да и в целом на новую работу было грех жаловаться: обязанности не сложные, местоположение удобное – несколько линий подземки рядом, а благодаря выданному авансу, Рут удалось устроить в детский садик. Окна с приёмной выходили прямо на центральную площадь и парламентский двор. Только смотреть в них сейчас с удовольствием не получалось. Со вчерашнего дня площадь заполонила всё прибывающая толпа митингующих. Их решимость за ночь не ослабла и только прибавила сторонников. Многие из них рискуют остаться без работы, стоя напротив Дворца Совета, о чём они только думают и чего добиваются, недоумевала Линда.

На телеэкране, висевшем напротив диванчика для ожидающих клиентов, крутили утреннее шоу «Интервью с экспертом». Животрепещущую тему кельгенского закона сегодня разбирали с доктором юридических наук – профессором АГН Рубеном Правитагитсюном.

– Рубен, – обращался диктор к гостю, – насколько мне известно, вы запросили из осстовского суда документы перед этим выпуском. Успели ли вы получить ответ и оправдал ли он надежды ваши и наших телезрителей?

– Всё зависит от того какие надежды были у ваших телезрителей, Говард, – отвечал профессор. – Документы я получил. И как я и предполагал, по делу не проходит ни одного доказательства, что совершённое убийство хоть как-то связано с принятым законом. Безусловно, это кошмарное преступление – хладнокровное убийство отцом собственного сына, но не менее кошмарным представляется мне паразитировать на нём, провоцируя граждан, чем по каким-то только им известным причинным, занялись многие СМИ.

– Это всё от желания быть в тренде, Рубен, я их понимаю. К счастью, ни одна серьезная газета не перепечатала эту «новость», взорвавшую мирсеть, как непросветную истину на своих полосах. Это оставляет мне надежду на честность и здравомыслие моих коллег. Так, что вы нашли в материалах дела, Рубен? Мне, и я думаю, всем телезрителям не терпится узнать, каковы же истинные причины кровавого сыноубийства в Осстое.

– Видите ли, Говард, дело ещё не закрыто, и я не могу в подробностях разглашать полученную информацию и тем более выносить вердикт. Скажу лишь то, в чём каждый страждущий при желании может убедиться из открытых источников информации. Отношения между отцом и сыном оставляли желать лучшего. Жили они вдвоем в однокомнатной квартире, оба были любители спиртного и имели приводы в полицию. Такие убийства на бытовой почве совершались, совершаются и будут совершаться, и уникальность этого случая в том, что неочевидность мотива позволила спекулировать дозированной информацией и разжечь провокацию вокруг кельгенского закона.

– Хорошо, с трагедией в Осстое разобрались. В конце концов, она только катализатор, а люди всё прибывают на улицы с лозунгами об отмене кельгенского закона. Я знаю, что ваша академия, предварительно одобрила его, но не находите ли вы его противоречащим декларации прав народов и бесчеловечным по отношению к первичным, ведь когда вы и я умирали, никто не мог лишить нас права пробудиться?

– Отнюдь. Все так всполошились из-за этой утки из Осстои, но закон, в сущности, не принёс ничего нового. И до этого у семьи была возможность кремировать родственников, неспособных себя содержать. При оформлении тела в морг, договор заключается минимум на две недели, но вы не обязаны вносить всю сумму сразу, а можете платить ежедневно за фактически проведённое умершим время. И если платежи прекращаются до пробуждения, и ни у заказчика, ни у клиента нет средств на счетах, с которых можно снять оплату, заказчику направляется уведомление о необходимости забрать тело клиента. Если в течение суток тело никто не забирает, то оно подлежит кремации досрочно. Насколько мне известно, бедные семьи пользовались этой лазейкой законодательства, потому что знали, чем грозит жизнь с умершим родственником, который не в состоянии позаботиться о себе. Сейчас же у малоимущих семей появилась возможность, даже при наличии средств на счетах, сразу сдавать умершего родственника в крематорий, при этом право такое получили не все, а только первичные члена семьи усопшего и при условии отказа других родственников от покрытия расходов на изменение. Эта мера не ущемляет права, а облегчает жизнь и без того не богатых первичных, не вынуждая их больше платить из своего кармана за других и терпеть их паразитирующее существование. Многие считают, что кельгенский закон принят в целях сокращения населения, но в реальности он призван побудить граждан подходить ответственно к своему изменению. Никто по-прежнему не может лишить жизни человека, оставившего завещательное обеспечение на своё изменение. Посмотрите сколько смрада породила людская безответственность – улицы Нимиссау переполнены попрошайками с разложившимися телами, в некоторых районах невозможно пройти без противогаза! С преступностью в таких местах не справляется полиция – у большинства подозреваемых нет опознавательных отличий. А на юге?! Вы знаете, что на юге страны распространилось движение «Детей Солнца», которые отрицают все блага цивилизации? Они не хотят работать, не хотят выглядеть как люди, им ничего не нужно от этого мира, и они считают, что они ничего ему не должны. Целыми днями лежать голыми костями на песке в гармонии с природой – их выбор. Некоторые пляжи в Син-Эсмери стали исключительно «солнечными» и нормальные люди туда не суются. И ведь они занимают всё большие и большие территории, ничего не создают, ни к чему не стремятся, выгнать их с улиц не представляется возможным – они даже не попрошайничают. Наша страна всегда была идеалом рыночной экономики и цивилизации, но сейчас мне за неё страшно. И дело не в набившем оскомину перенаселении, наша проблема в качестве нынешнего населения.

– Что ж, это очень занятное мнение, но если безответственные граждане так опасны для общества, может, стоило сделать их «вне закона» вместо ухищрений с кремацией, которая всё равно зависит от воли первичных родственников? – спросил диктор, уставший от столь долгого монолога эксперта.

– А вот тогда мы нарушим великую декларацию прав народов! Ведь до смерти гражданин – первичный, а после пробуждения – изменённый, и только в период между этими понятиями мы может юридически чисто затронуть закрёплённые ей права граждан…

Из внутренних помещений вышла медсестра и обратилась к Линде:

– Что, никого не было?

– Никого. Наверное, митинг на площади отпугивает, – предположила Линда.

– Да, верно он. В 14-00 по записи процедурка должна быть, может, хоть он придёт. Кельгенский закон, что ли, обсуждают? – спросила медсестра, указывая на телеэкран.

– Ага. Я вот к своему сожалению узнала, что не могу кремировать мужа, – без намёка на улыбку пошутила Линда.

– Можешь! Ты же законный представитель дочки! Кто знает, вдруг он уже затрясся от страха и пришёл на эту площадь? Их стало больше… – заметила медсестра, подойдя к окну.

Площадь была вся усеяна редкой россыпью. Плакаты «ДОЛОЙ КЕЛЬГЕНСКИЙ ЗАКОН», уставшие держать люди, повесили уже на импровизированные стенды. Те, что остались со вчерашнего дня, устроили что-то вроде лежаков и обедали из консервных банок. Вид у них был жалкий, как у бездомных. По периметру площади стояло несколько нарядов полиции. Митинг проходил тихо, мирно.

По записи никто не пришёл и к обеду почти весь коллектив Центра бездельничал в приёмной, листая каналы в телеэкране и посматривая в окно. Люди теперь плотно заполонили площадь, хором скандировали лозунги, требовали провести экстренное собрание Совета и немедленно отменить закон. Полицейские старались держать их в границах, не подпуская к парламентскому дворцу. На требование разойтись и угрозы применения оружия никто не реагировал. Напротив, народ всё прибывал, словно площадь стала резиновой, у некоторых вновь прибывших в руках были кувалды и биты. Полицейские пытались реквизировать предметы, но столкнулись с единым сопротивлением толпы. Людей были тысячи.

Под удар кувалд попала статуя председателя первого Совета АНК. Зачинщики погрома находились в самом центре площади, окружённые плотным муравейником. Попытка полицейских прорваться не увенчалась успехом, и они, не вмешиваясь, оцепляли периметр, докладывая по рации.

– Не будет у нас сегодня работы, лучше по домам разойтись от греха подальше, – заметила медсестра.

– Уйдёте домой – тогда у вас точно работы больше не будет, – возразила ей заведующая отделением.

Через полчаса подъехали военные машины. Боевая техника произвела должное впечатление, заставив людей прекратить агрессию. Но площадь никто не покинул, а через час, видимо уверовав в свою неприкосновенность, люди штурмом пошли на Дворец. Правоохранительные структуры натиск удержали и отбросили протестующих дальше. В ход пошёл слезоточивый газ. Плотным оцеплением толпу стали выдавливать с площади в переулки. Действие переносилось всё ближе к наблюдающим сотрудникам «ВегаЛайв».

Было видно, как несколько военных одновременно достали коммуникаторы. С минуту ничего не происходило. Затем раздалась стрельба. Звуки разрывных снарядов и тяжёлой дроби. Такие патроны использовались против изменённых. Вскоре стало очевидным, что стреляли не в толпу.

За считанные минуты хаос охватил площадь. Военные стреляли друг в друга, к ним присоединилась полиция. Как факелы загорались люди с офицерскими погонами, становясь мишенью для подавляющего большинства. Митинговавшая толпа с криками «Революция!» принялась громить всё подряд.

Опомнившись от увиденного, коллектив «ВегаЛайв» устремился к выходу. Но в дверях они встретили группу революционеров, вооруженных ножами и арматурами.

– Стойте, – крикнул кто-то из группы, – «врачи» из центра изменения! Позор профессии! Они хоть знают, чем должны заниматься настоящие врачи?

– И куда же вы? – сказал другой мерзким голосом. – А мы как раз к вам! Ваше время на этой земле вышло.

Заведующая отделением достала спрятанный под халатом маленький пистолет и пустила одну пулю в воздух.

– С дороги! – сказала она, направив ствол на мерзкого типа. – Не то сейчас ваше время выйдет.

Мужчины недовольно начали пятиться, как вдруг танковый снаряд влетел в центр изменения. Часть стены рухнула, подняв столб пыли. Послышались женские крики и два выстрела.

Линда вбежала обратно в коридор и добралась до холодильного отделения, предварительно включив нулевое значение кислорода. Но через пять минут свет в холодильнике погас, температура стала повышаться и, скорее всего, кислород тоже. Линда забилась в угол, задвинувшись кушетками, с которых спустила в пол простыни. Дверь отворилась, и кто-то вошел. По выверенным шагам можно было узнать походку военного. Линца услышала, как опрокинулась пластиковая канистра, и жидкость полилась на пол. Формалин, – догадалась она, – они здесь всё подожгут!

– Пожалуйста, – Линда вышла с поднятыми руками, солдат моментально наставил на неё дробовик. – Я не против умереть, но у меня маленькая дочь. Ей ещё трёх нет, и никто кроме меня о ней не позаботится. Вы же сами знаете, нашей системе не нужны дети.

– Системе конец, – ответил молодой рядовой, стараясь прикрыть нос воротом кителя, не опуская оружия. Жидкость продолжала литься на пол.

– Пусть так. Но вы возьмёте на себя заботу о моём ребёнке? Пообещайте мне это, если собираетесь меня убить.

Молодой человек кивнул на выход. Линда быстро зашагала к двери.

– Эй, мать! – окрикнул он её. Линда обернулась. – Военным не попадайся.

Линда кивнула и вышла. Она прошла по опустевшему коридору, переступая через расчленённые тела своих коллег. Под ноги то и дело попадались раздробленные частицы костей. Наконец, она пробралась к выходу из помещения и вышла в дверной проём с выбитой дверью.

Оказавшись на улице, она побежала в сторону подземки. Снаружи ещё шумели выстрелы, доносившиеся как со стороны площади, так и откуда-то издалека. Прямой проход к станции был заблокирован кордоном. Она свернула в переулок и сразу из-за угла встретила массивную фигуру в форме. Два выстрела в грудную клетку. Что-то горячее растеклось по всему телу. Зрение потеряло фокусировку, странное ощущение, похожее на ожоговую боль, в костях. Она сделала пару шагов к своему убийце и упала на колени.

– Формальдегидная… тварь, – сказал он, доставая мачете.

* * *

Старпом ступил в отсек центрального поста. Капитан не обернулся, загородив своей мощной спиной вид на панель управления. Он был одет по уставу, хоть это не было очень удобным в условиях подлодки. Справа к армейскому ремню крепилась пистолетная кобура, довольно внушительного размера, а с левой стороны прицеплялись длинные ножны. Каждый офицер флота награждался контарой – прочным и острым мечом, с прямой полутораручной рукоятью и заточенным с двух сторон лезвием из особого сплава. Матросам ношение подобного холодного оружия не полагалось.