Текст книги "Страдающий бог в религиях древнего мира"

Автор книги: М. Брикнер

М. Брикнер
СТРАДАЮЩИЙ БОГ В РЕЛИГИЯХ ДРЕВНЕГО МИРА

Предисловие

За последнее время в России появился небывалый спрос на литературу антирелигиозную вообще, в частности– на литературу по истории религий. Притом спрос этот идет с низов, из самой толщи пролетарских и крестьянских масс. Наряду с тем, что в России сохранились глухие углы, где возможны еще убийства на почве изуверства, как это было недавно в Московской губернии с убийством крестьянского писателя Семенова, наряду с все еще огромным влиянием раввинов, попов, мулл, ксендзов и других шаманов, можно наблюдать массовый отход от церкви, массовый интерес к безбожникам.

Это не случайный факт, это серьезный исторический сдвиг, связанный с наступившей эпохой пролетарской революции. Религия является серьезнейшим препятствием на пути к раскрепощению трудящихся, на пути к коммунизму. Лучше всего ее подтачивают успехи науки и техники, если и то и другое всецело находится в руках государства, если это государство последние выводы и завоевания науки и техники могло бы сделать достоянием всех.

Одним из выводов исторической науки, поскольку речь идет об истории религий, является разоблачение христианских мифов. Оно идет с разных сторон. И даже сама христианская церковь, в своем стремлении приспособиться к критическому отношению масс, вынуждена была, в лице наиболее либеральных ее представителей, пересмотреть евангельские легенды и признать их несамостоятельность, заимствование из других религий. Выяснилось, что существовали задолго до легенд о Христе легенды о других богах, ничем почти не отличающиеся от позднейших сказаний о Христе.

Тем самым и все учение христианства приобретает иной характер в глазах масс. Для тех, кто усвоил этот взгляд, христианство есть не что иное, как приспособление религий так называемых язычников к психологии нового времени, к изменившимся хозяйственным и политическим условиям жизни. Этот вывод не так уж нов вообще, но для массы но нов, и для массы он является революционным толчком к пересмотру всего своего отношения к религии.

Вот почему мы считаем полезным переиздание книжки М. Брикнера: «Страдающий бог в религиях древнего мира». Книжка эта впервые была переведена на русский язык в 1909 г. и появилась в серии «Религия и церковь в свете научной и свободной критики».

Правда, у Брикнера, как и у многих либеральных критиков христианства, не хватает решимости довести свои выводы до конца. Потративши все свои способности на доказательство того, что Христос дохристианский вполне заключает элементы христианского Иисуса, Брикнер останавливается на полдороге и полагает. что образ дохристианского Мессии был только перенесен на живую личность Христа. Насколько робеет перед окончательным выводом Брикнер, показывают его слова в конце книги: «Бесчисленные следы ведут нас от христианства в историю религии, они доказывают тесную связь христианства с историей религии. Но они не настолько близко сходятся, чтобы мы из них могли вывести все последние следствия».

Мы же полагаем, что история религии с полной очевидностью доказала, что христианское учение, как и весь миф о Христе, есть не больше, как приспособление к изменившимся условиям жизни. Пролетариат, в его решительном стремлении перестроить все человеческие отношения, конечно, не остановится на полдороге в своих выводах относительно враждебной ему религии.

Ем. Ярославский

Умирающий и воскресающий божественный спаситель в восточные религиях

Возникновение и развитие веры в смерть и воскресение божества было почти везде одинаково или, по крайней мере, весьма сходно и, вероятно, может быть сведено к общему корню. Поэтому, для упрощения и для лучшего понимания последующих глав, изображающих верования отдельных религий, весьма полезно предпослать им несколько слов о происхождении и значении этой веры вообще.

Боги, о которых здесь идет речь, являются первоначально божествами астральными[1]1
  Звездными.


[Закрыть] или растительными. В ежедневном и ежегодном движении солнца, в прибавлении и ущербе луны, в созвездии, временно исчезающем с горизонта и потом снова появляющемся на нем, во всем этом люди видели богов, уходящих и возвращающихся, умирающих и воскресающих. Так, Митра был солнечный бог, рождение которого приходилось на 25 декабря, на день зимнего солнцестояния, когда впоследствии праздновалось и Рождество Христово. Если Озирис живет и властвует на земле 28 лет (по числу дней лунного месяца), если его враждебный брат Сет находит его труп в полнолуние и разрезает его на 14 частей (по числу дней, в течение которых происходит ущерб луны), – то это указывает, что Озирис, хотя и не первоначально, но все-таки был и лунным божеством. 20 июля, когда всходил Сириус, звезда Изиды, начинался египетский священный год: богиня прибывала, чтобы оплакивать своего покойного супруга и воскресить его из мертвых.

Однако, в настоящее время все более и более склоняются к тому, чтобы рассматривать все эти божества с точки зрения их первоначального происхождения, в качестве растительных богов. Смерть и воскресение соответствуют умиранию и оживанию природы. Насколько тесно то и другое было связано, показывает древний рассказ о сошествии Иштар в ад. Как только Иштар сошла в преисподнюю, на земле прекратилась всякая жизнь, всякое размножение среди животных и людей, и угрожала опасность всеобщей гибели. Таким же образом печаль богини Деметры о своей дочери, Персефоне, уведенной Плутоном в преисподнюю, приостановила всякое произрастание на земле, и всем угрожала опасность умереть с голода.

Позднее многих из этих богов, соответственно духу времени, стали почитать также в качестве солнечных божеств, и часто трудно решить, каково было их первоначальное значение. Ведь жизнь на земле самым тесным образом связана с солнцем, как продукт его воздействия, и даже еще теперь прибыли и ущербу луны приписывается влияние на весь органический мир. Можно сказать в общем, что в солнечных божествах всегда находит себе выражение могучая, властная, победоносная природа: само солнце в своем годичном движении никогда собственно не умирает, а всегда победоносно преодолевает свое мнимое поражение зимой. Так, солнечный бог Митра носит обычно прозвище «непобедимого». Для растительности же, наоборот, после кратковременного расцвета весной наступает увядание в летнюю жару и смерть зимой. Поэтому, в природе этих богов выступает первоначально на первый план элегически (задушевно) мягкая черта: они умирают и исчезают в цветущем, юношеском возрасте. Но можно указать также вполне определенные черты, которые – каждая в отдельности или все вместе – ясно доказывают, что по своей первоначальной сущности они были растительными божествами.

Сюда, прежде всего, относится их связь с великой богиней-матерью, сыновьями или возлюбленными которой они являются: мать-земля производит весеннюю растительность, как своего сына, или соединяется с ним, как с возлюбленным, для кратковременной жизни и любви. Такова Кибела, «великая мать-земля», которая оплакивала своего возлюбленного Аттиса, исчезнувшую растительность. Аналогичны отношения между Иштар и Таммузом, Бельти-Афродитой и Адонисом, Изидой и Озирисом. Отношения между двумя божествами таковы, что не бог любит богиню, а, наоборот, богиня любит прекрасного бога; она оплакивает умершего и ищет исчезнувшего. Поэтому святилища посвящаются не богу, а стоящей над ним богине. Лишь постепенно, благодаря тому значению, которое получают смерть и воскресение бога, он получает более высокое, самостоятельное достоинство и является иногда представителем вышнего божества вообще, как Аттис и Серапис. Растительное божество становится божеством солнечным.

Посвящение богу тельца может служить другим признаком первоначального характера такого бога, как божества растительного. Телец является символом животворных сил природы. С другой стороны, однако, указывалось, что приблизительно до 2100 года до Р. Хр. солнце проходило в начале весны через созвездие Тельца, и лишь с этого времени (вследствие процессии равноденствия) оно вступило в созвездие Овна. Поэтому, такие боги, как Дионис, которому посвящены телец и овн, являются по своему первоначальному происхождению солнечными божествами.

Точнее определяется первоначальный характер этих богов на основании празднеств, которые устраивались в их честь. Если траурное празднество по поводу смерти бога приходится на позднее лето или осень– это верный признак того, что по своему первоначальному характеру он был растительным божеством, ибо в это время солнце находится как раз в зените своей творческой силы. То же самое можно утверждать, хотя и не с такой определенностью, если праздник воскресения приходится на весну: весной празднует свое возрождение растительность, а не солнце.

Однако, в культе таких богов имели главное значение не их происхождение и не ходившие о них мифы и сказания, которые могли быть различными для различных божеств, но в то же время в известных отношениях могли быть сходны для всех богов. Напротив, наиболее важным моментом в культе этих богов явились их смерть и воскресение. И то и другое праздновалось в культе, который состоял из драматического изображения прежде всего их смерти, но также их воскресения или обретения. В культе растительных богов, как, например, Таммуза, первоначально на первом плане было траурное торжество по поводу их смерти, тем более, что в культе смерть можно было изобразить легче и рельефнее. Наоборот, в культе солнечных богов, как, например, Мардука, празднество состояло из радостного торжества по случаю их победы. Большей же частью, как, например, в культе Аттиса, Озириса и Адониса, оба торжества были связаны друг с другом; они праздновались весной или осенью, при чем сначала оплакивалась смерть бога, а затем радостно приветствовалось его воскресение. Если же празднество, как в культе Мелькарта и других богов, заключалось в сожжении изображения божества, тогда оба акта совпадали в одном. Земные, преходящие части бога подвергались уничтожению; сам же он, очищенный огнем, возносился на небо для новой жизни.

Христианские писатели, как, например, Минуций Феликс, немало издевались над этими культами. «Они не перестают ежегодно терять то, что обрели, и вновь обретать то, что теряют; разве не смешно оплакивать то, что ты почитаешь, и чтить то, что ты оплакиваешь?» Но разве христиане не оплакивают ежегодно смерть своего спасителя, разве они не совершают на Пасхе радостный праздник его воскресения? И в глазах язычника изображение бога не было самим богом, которого он чтил. Невидимое влияние своего бога он умел распознать в небесных тучах и в земной глубине, в ветре и дожде, в поле и на лугу. Весной бог жил могучей жизнью; осенью, после сбора плодов он казался мертвым. Тогда почитатели его ели его от разрушенного тела в виде хлеба и пили от его пролитой крови в виде вина[2]2
  Попытка М. Брикнера таким образом объяснить возникновение «таинства» причастия крайне неудачна. Теперь вполне доказано, что происхождение этого «таинства» ведет нас к кровавым жертвоприношениям, к человеческим жертвоприношениям. Очень популярно изложены факты, относящиеся к этому в прекрасной брошюре т. И. И. Степанова: «О таинстве святого причащения» Изд. «Красная Новь», Главполитпросвет. Москва. 1923 г. – Примеч. Ем. Ярославского.


[Закрыть].

Но свое выдающееся религиозное значение эти боги получили лишь тогда, когда люди стали связывать с ними надежду на загробную жизнь, представителями и порукой которой являлись эти боги. Такие надежды мы встречаем в самые древние времена в египетском культе Озириса и фракийском культе Диониса, в фригийском культе Аттиса и малоазийских культах вообще. По существу ведь тот же самый процесс, благодаря которому замерзает поток и становится холодной земля, действует и внутри нас самих; та связь, которую устанавливает Павел в I послании к Коринфянам, гл. 15, между зерном, вложенным в землю и ожившим из нее в новом теле, и погребенным в земле человеческим телом, встречается задолго до нее в древних религиозных мистериях. Единение с божеством достигалось посредством таинственных обрядов, омовений и жертвоприношений, крещения кровью и священных трапез. Участник мистерии, привлекши к себе бога, омывшись в его крови и соединившись с ним посредством священной трапезы, возрождался к вечной жизни. В изданном А. Дитерихом тексте, составляющем, как полагают, часть литургии в честь Митры, молящийся в конце ее просит: «Боже! возрожденный, я ухожу; вознесенный и благодаря вознесению моему, я умираю; рожденный рождением, производящим жизнь, я спасаюсь в смерти и следую по пути, который ты указал, который возведен тобою в закон, в таинство»[3]3
  Сравните эту молитву с молитвою «Христос воскресе из мертвых», и вы увидите, что уже в этом гимне Митре заключается канва и материал для молитвы «Христос воскресе». – Примеч. Ем. Ярославского.


[Закрыть]. Эту молитву можно было с таким же правом вложить в уста любого почитателя Аттиса или Сераписа или некоторых других богов. В этих древних культах люди научались умирать с надеждой на лучшее будущее, как говорил Цицерон. Эти учения находили отклик и широкое распространение всюду среди таких людей, которые в ту эпоху, вследствие сильно развитого страха смерти, чувствовали себя всю жизнь рабами неумолимой судьбы. То, чего не могли дать отдельной личности старые государственные религии, суррогат (подделку) чего предлагала лишь немногим избранным философия, – это дали римскому государству восточные религии. Это было их древнее и прочное приобретение. Они достигали этого при помощи культа, который необыкновенно сильно действовал на чувства своими торжественными процессиями, драматическими церемониями и таинственными обрядами. В то же время этот культ влиял и на разум своими астрологическими (о звездах) учениями, и на волю – своими покаяниями, жертвоприношениями и заповедями. Но центральным пунктом всех этих культов было драматическое празднество в честь смерти и воскресения божественного спасителя, в мистическом (таинственном) общении с которым можно было преодолеть даже смерть и получить в вечный удел вечную жизнь.

Это явление станет еще более ясным для нас, когда мы познакомимся с отдельными религиями, в которых господствовали подобные верования.

Вавилон

Мы начинаем с вавилонской религии, так как она оказала сильнейшее влияние на религии других народов, в частности на иудейскую[4]4
  Можно считать точно установленным, что большинство книг ветхого завета написано после так называемого вавилонского пленения. Евреи заимствовали у вавилонян предания о сотворении мира и другие, много слов, нравов и обычаев. (См. Сендерленд. Библия и ее происхождение). – Примеч. Ем. Ярославского.


[Закрыть]. До ^нас дошло относительно немного известий об этой древнейшей религии. Но они достаточно ясно показывают наличность в ней веры в смерть и воскресение богов.

Яснее всего эта вера выступает по отношению к богу Таммузу, молодому возлюбленному вавилонской богини – матери Иштар, изображаемому также в виде пастуха. Он сын Эа, бога водной глубины: имя ему Таммуз также обозначает: «истинный сын водной глубины». Эа, вместе с Ану, богом неба, и Белом, богом земли, были божественной троицей у древних вавилонян, «богами всего, что находится на небе, на земле и под землей». Таммуз был, поэтому, также богом преисподней, но, главным образом, богом весенней растительности, умирающей в летнюю жару. Согласно рассказу о схождении Иштар в ад, она сходит в преисподнюю, в страну, откуда никто не возвращается, чтобы достать там живой воды для своего мертвого возлюбленного. В аду ее задерживает Эрешкигал. Но так как на земле всему живому начинает угрожать смерть, то Ану отправляет в ад посла, по приказу которого Иштар получает живую воду и свободу. По возвращении она омывает Таммуза живой водой, помазывает его лучшим маслом и одевает в красное платье: раздаются звуки флейты. Поэтический рассказ, по-видимому, заканчивался описанием траурного торжества в честь покойного бога и его воскресения. В мифе об Адапе Таммуз также исчезает и возносится к вратам Ану, т. е. на высшее небо.

Траурное торжество в честь Таммуза восходит в седую древность, как это доказывает упоминание о нем в мифе об Адапе и в эпосе (собрание сказаний) о Гильгамеше[5]5
  Гильгамеш (или Гилгамиш) – герой древнего вавилонского сказания о потопе. В Лондоне, в Британском музее, имеется четыре экземпляра этого сказания, записанного клинописью на камне и черепках. Гильгамеш в этом сказании выступает в образе царя и вместе с тем в роли судьи в преисподней. См. проф. К. Бецельд. Ассирия и Вавилония, стр. 99, 104, 105. – Примеч. Ем. Ярославского.


[Закрыть]. В последнем мы читаем, что Иштар установила ежегодное оплакивание своего возлюбленного Таммуза. Это ежегодное траурное торжество в память бога происходило в месяце Там музе (июль, август), названном по его имени, поздним летом. Оно было, несомненно, широко распространено и нашло себе также доступ в Иудею. По Иезек. 8, 14 бог показал пророку в видении, как женщины иерусалимские оплакивали Таммуза у северных ворот храма. Таким образом, этот языческий культ проник до самого порога официального святилища в Иерусалиме! Как глубоко он укоренился, видно из того, что еще в 987 году после Р. X. сабии праздновали в месяце Таммузе праздник плача женщин (el bucat) в память бога Та-уза. Нам ничего неизвестно о каком-либо празднестве в честь воскресения Таммуза, да и вряд ли таковое происходило. В память бога происходил элегический погребальный праздник, сопровождавшийся тоскливым пением женщин и игрой на флейте.

Блестящее празднество воскресения с великолепными процессиями устраивалось в честь бога Мардука, древнего бога города Вавилона. С тех пор как Вавилон сделался властителем мира, Мардук стал властвовать над остальными вавилонскими богами. Первоначально он, может быть, был растительным богом, так как празднество его приходится на весну, а посвящен ему был телец. Но уже с древних времен он был светлым богом весенней и утренней зари. Как и Таммуз, он – сын Эа. Но как победитель чудовища хаоса, Тиамат, он получает гораздо большее значение, чем Таммуз, слывет создателем мира и богом-избавителем от всяких несчастий. Он любит воскрешать мертвых. Он – владыка владык и царь царей.

Мардук умирает зимой и воскресает весной. В определенные дни происходит траурный плач по нем, почему он называется также bel nubatti, богом погребального плача. Древние знали также его гробницу, гробницу Бела.

Когда Мардук весной воскресал, происходило главное празднество в честь его, называющееся Замгук и упоминаемое также в II Маккав., 15, 36. Одновременно оно являлось и празднеством в честь его бракосочетания. Оно происходило в начале месяца Нисана, соответствующего нашему марту, и было новогодним празднеством вавилонян. Может быть, оно находится в связи с римскими сатурналиями и с персидским праздником Jakaen. Оно во всяком случае оказало сильнейшее влияние на иудейский праздник Пурим, об установлении которого говорит книга Есфирь. Имена Есфири (Иштар) и Мардохая (Мардук) уже достаточно доказывают вавилонское происхождение рассказа кн. Есфирь.

О смерти и воскресении других богов вавилонского Пантеона (собрания богов) передавались такие же сказания, как и относительно Таммуза и Мардука. Так, Нергал спускался 18 таммуза в преисподнюю и снова появлялся на земле 28 кислева.

К этому же кругу явлений относится схождение Иштар в ад. Из других божеств интересны еще Шамаш[6]6
  Шамаш – бог солнца, могущественный, всеведущий бог. В одном древнем обращении к нему говорится: «Направятся ли царь Урарту, или жители Гимира к бою с оружием в руках, к войне, и в битву, дабы умерщвлять, грабить и сделать набег в страну Шупрою?.. Двинутся ли они на город Пуму… чтобы все перерезать, разграбить все, что можно разграбить, захватить все в добычу… отнять и присвоить себе, сколько удастся? Ты, о великое божество, знаешь об этом! Повелел ли ты, приказал ли ты это своими божественными устами, о великий бог, о Шамаш?..» (проф. К. Бецольд. Ассирия и Вавилония стр. 64). Как это похоже на многие еврейские воинственные псалмы. – Примеч. Ем. Ярославского.


[Закрыть] (Солнце) и Син (Луна). Но мы знаем о них лишь очень немного. Таммуз же и Мардук получили величайшее значение благодаря своему культу: один – благодаря элегическому (грустному) погребальному празднику в честь смерти, другой – благодаря блестящему весеннему празднеству своего воскресения.

Финикия

Тождественным или, по крайней мере, наиболее часто отождествлявшимся с вавилонским Таммузом является финикийский Адонис[7]7
  После окончания этой брошюры я получил кратко и ясно написанную статью Грессмана (Gressmann) об Адонисе во II выпуске словаря: «Die Religion in. Geschichte und Gegenwart» (Религия в исторические времена и в настоящее время). При помощи этого словаря читатель может всего лучше и быстрее ориентироваться (разобраться) и относительно остальных лиц, предметов и понятий религиозной истории, которые мы здесь затрагиваем.


[Закрыть], культ которого имел, однако, свое особое развитие и значение.

Центром культа Адониса был Библос на сирийском берегу, «Иерусалим или Мекка финикийцев». Здесь находилось знаменитое святилище финикийской Афродиты, великой Баалат-Гебал, супруги Адониса. Высокий обелиск, воздвигнутый в храме, был священным изображением богини. Другое ее святилище находилось в Либаноне, у истоков названной по имени Адониса реки, впадающей в море при городе Библосе и носящей теперь имя Нар-Ибрагим. Здесь, в лесистом горном ущелье, одном из прекраснейших во всем мире, судя по словам Ренана и других путешественников, было самое подходящее место для совершения празднования траурного торжества в память умершего молодого бога с надлежащим настроением. Пролитая кровь трагически убитого бога виднелась здесь и в расцветавшей красной анемоне, розе Адониса (которую и теперь еще арабы называют цветком паат, «возлюбленного»), и в горной речке, окрашенной в красноватый цвет землею, смытой и попавшей в реку во время таяния снега. Уже эти признаки ясно показывают, что празднество происходило весной, хотя определенных сведений о его времени мы не имеем, а в других местах, как, например, в Афинах, адонии (празднества в честь Адониса) приходились на лето.

Миф рассказывает, что Адонис вырос из мирты или был рожден своей матерью Миррой, превратившейся в дерево. Прекрасный юноша и охотник, он становится возлюбленным Афродиты (Астарты). Его имя обозначает «господин», и наряду с именами Бела или Ваала (тоже означают «господин») и Мелькарта (означает «царь»), является, в сущности говоря, нарицательным именем, которое в форме adon (i) употребляется в ветхом завете при обращениях к богу и во многих других случаях. Далее, миф говорит, что в смерти Адониса был виновен ревнивый Арес, пославший против него дикого вепря или сам превратившийся в такового. До сих пор еще не выяснено, что означает вепрь в этом мифе.

Центральное место в празднестве в честь Адониса, как и Таммуза, занимало траурное торжество. Но впоследствии, может быть, даже только после слияния культа Адониса с египетским культом Озириса[8]8
  Об Озирисе будет подробно рассказано в главе о Египте.


[Закрыть], оно стало соединяться также с торжеством воскресения бога. Очевидец, римский писатель Лукиан описывает это празднество следующим образом: «в Библосе находится великое святилище Афродиты, в котором они устраивают тайные торжества и в честь Адониса. Я был очевидцем этого культа. Они рассказывают при этом, что история с вепрем случилась в их местности. И в память о страданиях бога они ежегодно бичуют себя, оплакивают бога и устраивают тайное празднество. Велика тогда печаль в этой местности. Насытившись самобичеванием и плачем, они приносят Адонису жертву, подобающую мертвецу. На другой же день они называют его живым и думают, что он возносится на небо».

В следующей главе автор рассказывает о другом замечательном явлении: ежегодно из Египта приплывает в Библос голова, гонимая ветром, совершающая свой путь в семь дней. Рассказ этот, вероятно, основан на том, что морские течения приносили нильский ил к финикийскому берегу. Еще Кирилл Александрийский знает, что египетские женщины ежегодно посылали в осмоленной кружке письмо женщинам города Библоса. В определенный день письмо это прибывало в Библос и приносило известие об обретении Адониса. Как только прибывало известие, раздавались радостные крики: «мы нашли его, мы радуемся». В Александрии праздник Адониса был известен с III века до Р. X. Здесь погребальному плачу предшествовало празднество бракосочетания Адониса с Афродитой, во время которого изображения обоих божеств выставлялись на носилках в комнате, украшенной гирляндами, венками и корзинами со зрелыми плодами. На следующий день праздновалась смерть бога; изображение его с громким плачем относили к морю и ввергали его в волны:

 
Киприда, наслаждайся сегодня со своим супругом.
Завтра женщины отнесут его
По утренней росе к морю,
Где волны бьются об утесы.
Печаль распустит их волосы,
Платья их раскроются и спадут,
Из обнаженных грудей раздастся плач.
 

Из Феокрита, XV Идиллия, ст. 131 сл.

«Но плачь их не безнадежен, они поют о том, что погибший снова вернется».

Наряду с Библосом, финикийские колонии Амаф и в особенности Пафос на южном берегу Кипра были также центрами культа Адониса. Здесь этот культ был так сходен с культом Озириса, что часто смешивался с ним. В царских гробницах в Микенах[9]9
  Микены – древнегреческий город, разрушенный за 463 года до Р. X.


[Закрыть] найдена была золотая модель святилища в Пафосе, изготовленная, по крайней мере, за 1200 лет до Р. X.

Значение этого святилища видно также из того, что Катон Старший предлагал Птоломею Авлету, изгнанному своим народом в 57 году до Р. X. из Египта, управление храмом в Пафосе, как достаточное возмещение в смысле денег и почестей. Еще и теперь женщины в Куклии, прежнего Пафоса, натирают свое тело маслом в честь вифлеемской девы, заменившей в их глазах старую богиню-мать.

Из Кипра культ Адониса перешел также к грекам. Уже Сапфо[10]10
  Сапфо или Сафо – знаменитая греческая поэтесса. Жила в Митиленах на острове Лесбосе за 600 лет до Р. X.


[Закрыть] в 600 году до Р. X. воспевает его, а Платону известны сады Адониса. Это наполненные землей горшки или черепки, в которых засеивали быстро прораставшие семена[11]11
  Не отсюда ли обычай на пасху засевать овес, ячмень, кресс-салат и другие быстровсхожие и зеленеющие растения?


[Закрыть]. В летнюю жару они быстро расцветали и также быстро увядали: символ растительности, распускающейся весной и вскоре погибающей, и ее божества. Подобно тому как в других местах поступали с изображением самого бога, эти черепки бросались затем в воду. Первоначально это делалось для сохранения силы природы, находящейся в воде, как мужского начала, в противоположность силе природы, заключенной в воде, как женского начала.

В отраженном изображении греческого мифа Адонис является милым мальчиком, которого Афродита передает в ящике на сохранение Прозерпине, богине преисподней. Но Прозерпина не хочет возвратить прекрасного мальчика, и Зевс разрешает спор: 1/3 года мальчик должен проводить на земле, 2/3 – в преисподней. Треть года означает продолжительность весны. В конце концов прекрасный юноша лишается жизни на охоте за диким вепрем, и Афродита горько плачет о погибшем. Художественное изображение плачущей богини с мертвым возлюбленным на руках явилось прототипом для знаменитого творения Микель-Анжело: «Pieta».

В Аттике праздник Адониса приходился на позднее лето. Когда Алкивиад летом 411 года до Р. X. собирался отправиться в свой известный поход на Сицилию, в Афинах как раз праздновали адонии. Это обстоятельство сочли за дурное предзнаменование; следовательно, в Афинах праздник состоял только из траурного торжества по поводу смерти бога. То же самое приходится сказать и о празднике Адониса в Антиохии, который происходил как раз при первом въезде императора Юлиана в этот город. Весь город тогда оглашался плачем по умершем боге. Павзаний сообщает, что в Аргосе женщины оплакивали Адониса, но мы не знаем, когда происходил там этот праздник.

Иудеям культ Адониса был уже известен с VIII-го века до Р. X., как это показывает упоминание о садах Адониса у Исаии 17, 10 и сл. Многие другие места также толковались в смысле такого знакомства с культом Адониса, например, плач о «единственном сыне» у Амоса, 8, 10, сравни также у Иеремии 6, 22; 22, 18; 34. 15. У Захарии 12, 10; псал. 35, 14: 1 Цар. 13, 11 по LXX. Важнее всего однако то место в книге Даниила 11, 37, где «радость жен» означает бога, соответствующего только Адонису или Таммузу: его почитают в особенности женщины, он был возлюбленным богини. Несомненно, что описанный у Иеремии (44, 17–19) культ «богини неба» относится к одной из матерей-богинь, к Иштар или Бельти-Афродите. Не только отдельные места, но и целые рассказы, как, например, жертвоприношение Исаака, история Иосифа и в особенности сказание об Ионе, ставились в связь с мифами о Таммузе-Адонисе. Рассказ о пребывании Ионы в чреве рыбы возник из первоначального рассказа о пребывании бога в преисподней; это ясно доказывается применением тех же понятий к пребыванию Христа в недрах земли у Матфея 12, 40. Описание траурного празднества в Ниневии ясно напоминает праздник Адониса в Антиохии. Наконец, чудесный куст, так быстро расцветающий и снова увядающий, должен быть, по-видимому, также поставлен в связь с садами Адониса.

Особого внимания заслуживает также рассказ отца церкви Иеронима. По его словам, Вифлеем, традиционное место рождения Иисуса, был окружен рощей Адониса (Таммуза), и на том самом месте, где некогда плакал Христос дитя, оплакивался возлюбленный Венеры. Невероятно, чтобы этот культ возник в Вифлееме лишь в послехристианское время, как это думает отец церкви[12]12
  Достоверно установлено, что он существовал задолго до христианства. – Примеч. Ем. Ярославского.


[Закрыть]. Может быть, великий плач Рахили, т. е. женщин вифлеемских, у Матфея 2, 18, старше, чем рассказ об избиении детей Иродом? И не находилась ли светлая звезда, указавшая путь в Вифлеем восточным волхвам, в связи с более древним культом какого-нибудь бога, господствовавшим в этой местности? В Антиохии восход светлой звезды, по всей вероятности, священной утренней звезды Астарты, играл также большую роль в культе Адониса: он указывал начало праздника.

В более позднее время Адонис изображается большей частью в виде зерна, вложенного в землю и умирающего в ней: сравнение, которое, как известно, применяет к себе и Христос четвертого евангелия (Иоанн, 12, 24) Но такое представление об Адонисе, как и почитание его в виде солнечного бога не являются первоначальными. Как охотник или пастух, он скорее бог полей и символизирует своей ранней смертью бренность природы. Может быть, его культ первоначально восходит даже к поклонению какому-либо отдельному дереву. Тем не менее достойно внимания, что впоследствии с траурным празднеством в честь его смерти стало также соединяться радостное торжество в честь его воскресения. Основания для этого мы можем найти лишь в тех надеждах, которые связывались для верующих почитателей этого бога с его культом.

Как Адонис соответствует Таммузу, так и тирский Мелькарт соответствует вавилонскому Мардуку. Греки отождествляли этого бога, как и некоторых других, с Геркулесом, сыном Зевса и Астерии (Астарты), который согласно мифу сжег сам себя в Тире и поднялся из огня на небо в туче, при ударах грома. Праздник смерти и воскресения этого бога происходил в месяце Пейритие (февраль – март); II Макк. IV, 18–20 упоминает, что этот праздник бывает раз в четыре года. К этому празднику карфагеняне присылали в свою метрополию, Тир, особые посольства. Даже в Гадесе, теперешнем Кадиксе, на атлантическом берегу Испании, тирский Мелькарт-Геркулес имел знаменитое святилище, к которому совершали паломничество многие известные римляне; его посетил также Ганнибал перед своим переходом через Альпы. В храме не было никаких изображений, только на алтаре поддерживался вечный огонь. Богу в этом храме служили жрецы, одетые в белые одежды с остриженными волосами и с голыми ногами, принесшие обет вечного целомудрия. С ежегодным сожжением Мелькарта связывалось представление о том, что сам бог, очищенный от всякой грязи, возносится на небо для новой жизни.

Аналогичен был культ Сандана, Ваала города Тарса, места рождения апостола Павла. Он изображается стоящим в средине алтаря, а над ним парит орел с распростертыми крыльями. Как известно, орла выпускали также из костров, на которых сжигались умершие императоры; орел изображал апофеоз покойника.

Аналогичные празднества мы встречаем и в культах Ибраеза в Каппадокии и других Ваалов малоазиатских народностей. На основании сохранившихся на памятниках гиероглифов (фигурных надписей) эти боги признаются отчасти хеттитскими. Хеттиты были арийского, а не семитического происхождения; некоторое время в древности они властвовали над всей серединой Малой Азии.

Наконец, здесь же следует упомянуть в нескольких словах о Тилоне, лидийском герое, сыне Зевса: его смертельно ранила змея, но он снова ожил и удостоился божественного достоинства.

К сожалению, обо всех этих культах до нас дошло слишком мало известий. Лишь относительного одного финикийского бога мы имеем рассказы, хотя довольно поздние, о его смерти и воскресении. Мы говорим о Эсмуне Сидонском. Прекрасный юноша, сын финикийского Садика, Эсмун подвергается преследованиям влюбленной в него богини Астроноэ, в отчаянии сам отрубает у себя детородный член и умирает от раны. Но богиня воскрешает его при помощи тепла, производящего жизнь, и превращает его в бога.